Текст книги "Архивные записки (СИ)"

Автор книги: Александр Грязев

Вологодские кружева и кружевницы стали в то время известны и в России и за границей. С именами вологодских узорниц связано открытие в Петербурге летом 1883 года Мариинской практической школы кружевниц, в которой мастерицы обучались разрабатывать новые рисунки, составлять по ним сколки. Сначала в школу были приглашены две вологжанки, одна из них была С. П. Брянцева – известная в Вологде мастерица. Через год они вернулись в Вологду, а на их место уехали в школу еще шесть кружевниц. Пять из них после окончания школы остались в Петербурге преподавать кружевное дело.

А в самой Вологодской губернии с 900 годам работало уже около 20000 кружевниц. По земской статистике в 1910 году число мастериц было уже 35181 да 245 мастеров – мужчин, а в 1912 году – 39000.

Можно говорить, что кружева вошли в быт и жизнь почти каждой семьи вологжан. Старики рассказывают о бытовавшем в деревнях под Вологдой обычае убирать к свадьбе или другому какому празднику горницу широкими полотенцами, а для невест, женихов и дружек готовить убрусы, концы которых зашивались ярким узором и обязательно отделывались кружевом.

Это от той далекой поры дошли до нас поэтические названия вологодских кружевных узоров: «морозы», «бараньи рожки», «сердечки», «вороний глазок», «елочка», «меленка», «снежинка».

Социальные потрясения в России не обошли стороной и кружевное дело на Вологодской земле. После революции ремесло кружевоплетения находилось в тяжелом положении из-за упадка спроса на него. И чтобы спасти древний промысел, необходима была кооперация кружевниц. Это дело взял на себя Северосоюз и Кредитный союз. С их помощью с октября 1918 года вологодские кружевницы стали организовываться в артели, которые работали самостоятельно или при потребительских обществах. В них принимались кружевницы не моложе 16 лет. Им выдавались необходимые для плетения кружев материалы, а от них принимались готовые изделия.

Но это была только половина дела. Ведь ко времени кооперирования очень низко упало качество кружевных изделий, почти, исчезли самобытность и оригинальность кружев, то, что давало ему право называться «вологодским». Всей этой стороной возрождения ремесла и занялась созданная в ноябре 1919 года кустарно-промысловая секция Северосоюза с кружевным подотделом при ней.

Тогда же решено было создать в Вологде центральную художественную рисовальную школу со специальным кружевным отделением, где мастерицы учились сами составлять рисунки оригинальных кружев, делать сколки и плести по ним кружева. При районных союзах кооперации были созданы учебно-показательные кружевные мастерские, открыты курсы инструкторов кружевного дела. Только на первых курсах в Вологде с 8 октября 1919 года по 15 мая 1920-го обучалось 96 мастериц из 14 артелей и трех районных союзов. Все они несли на места умение создавать новые рисунки и плести кружева более технично.

Все это несомненно способствовало подъему кружевного дела в Вологде и дало возможность к столетнему юбилею кружевного промысла, отмечавшегося в 1921 году, устроить в Москве юбилейную выставку вологодских кружев.

Забота о возрождении кружевного промысла не замедлила сказаться на его состоянии. Число кооперированных кружевниц росло с каждым годом. А чтобы повысить художественную сторону промысла, в Вологде, в 1928 году, была создана кружевная школа, которая стала готовить квалифицированных специалистов кружевного дела для артелей всей области.

С созданием же в августе 1930 года Вологодского кружевного Союза куда вошло 50 артелей была проведена полная реорганизация промысла, суть которого сводилась к укрупнению кооперации кружевниц, установлению твердых цен на кружевные изделия и повышению заработка кружевниц.

Тогда же идет и внедрение в традиционное вологодское ремесло новой тематики, создаются новые образцы кружев. Всем этим занимается лаборатория, созданная при кружевном Союзе в 1936 году.

Изделия вологодских кружевниц в те годы завоевали признание и у нас в стране и за рубежом. Этому способствовали многочисленные выставки, на которых кружевные изделия из Вологды всегда отмечались в числе лучших. В экспозиции Вологодского областного краеведческого музея, посвященной кружеву можно увидеть высшую награду Всемирной выставки в Париже 1937 года – Диплом «Гранд При», где только кружевная школа была представлена пятнадцатью экспонатами. Большой успех имели вологодские кружева на выставке в Нью-Йорке и на Всесоюзной текстильной в Москве.

Только война ненадолго помешала работе вологодских кружевных артелей: необходимо было работать вещи для фронтовых нужд. Кружевная школа и лаборатория были закрыты. Но все же и в это тяжелое время государство не оставило без внимания кружевной промысел: во второй половине 1942 года, едва ли не самый тяжкий период Отечественной войны было решено возобновить кружевное дело в Вологде.

С тех пор прошли десятилетия. В кружевном деле было множество и радостных и горьких страниц. Но несмотря ни на что традиции кружевоплетения не прерывались никогда. Ведь даже в годы войны в самой Вологде и вокруг ее занимались своим ремеслом кружевницы. Это их стараниями и заботой жило народное искусство во все времена.

Вологодское кружево давно приобрело мировую известность, представляясь своими изделиями на международных выставках и ярмарках в Шанхае, Дели, Загребе, Генуе, Вене, Буэнос-Айресе, Монреале, Брюсселе… Да и не перечислить все города и страны, где побывали работы вологодских художниц – кружевниц.

В истории вологодского кружева минувших десятилетий много ярких страниц, которые написали своим творчеством В. Д. Веселова, К. В. Исакова, Э. Я. Хумала, В. Н. Ельфина, М. Н. Груничева, В. В. Сибирцева.

А что же ныне, в самом начале последнего десятилетия двадцатого века? Как живет сейчас древнее ремесло?

Если вы зайдете в здание кружевного объединения «Снежинка», то, как и много лет назад, вас очарует переливчатый звон коклюшек. Так же, как и пятнадцать лет назад в штате «Снежинки» шесть тысяч кружевниц-надомниц пенсионного возраста. Так что же, время у кружевниц остановилось?

Сказать так нельзя. В «Снежинке» трудиться новое поколение художниц: Г. Н. Мамровская, А. Н. Ракчеева, Н. Д. Веселова, М. Ю. Пальникова. Они сейчас и определяют творческое начало вологодского кружевоплетения. Работает при «Снежинке» и кружевная школа, каждый год выпуская молодых мастериц.

И все же шести тысяч кружевниц-надомниц для полнокровной жизни древнего ремесла мало. Вспомним, что по данным земской статистики в первые десятилетия нынешнего века в Вологодской губернии плело кружево почти сорок тысяч кружевниц.

Искусство кружевоплетения, как и всякое народное искусство, тем дольше будет жить и здравствовать, чем больше народа будет этим искусством заниматься.

Вспомним также, что в давние времена в вологодских семьях девочек приучали плести кружева с малолетства. Времена изменились и традиции нарушились. Но их можно возродить в школах и даже в детских садах. И примеры тому в Вологде уже есть.

Ничего прекрасное не рождается легко. Нелегок, утомителен труд кружевниц. А мы до обидного мало знаем о них. Жаль, что они остаются безвестны, выплетая какое-нибудь выставочное панно или скатерть, которая никогда ни покроет праздничный стол, а зритель в Москве или Париже, Токио или Ныо-Йорке так и не узнает имен кружевниц. А ведь это плетеное чудо рождается мыслью художника и золотыми руками мастериц.

И это о них написана песня на стихи русской поэтессы Ларисы Васильевой, словами которой я начал свой рассказ. Ими я и закончу:

 
«Душу чуткую растревожили
Взгляды нежные и слова.
Не запутать бы нитки снежные
Вологодские кружева…»
 

Автографы дяди Гиляя

Вряд ли возможно описать то чувство, какое испытываешь, когда среди старых архивных бумаг вдруг находишь что-то необыкновенное. Такую радость открытия испытал я, работая однажды в архивных фондах Вологодского областного музея, когда в моих руках оказалась папка с выцветшей надписью на обложке: «Вл. Гиляровский». А в ней среди газетных вырезок, книжек, фотографий и разных бумаг я обнаружил два подлинных письма земляка вологжан, известного русского писателя и журналиста Владимира Алексеевича Гиляровского. Оба письма были адресованы литератору Александру Никаноровичу Зуеву, другу В. А. Гиляровского, находившемуся тогда, как видно из текста письма от 15 июня 1934 года, в Шенкурске, Архангельской области.

Второе письмо написано карандашом и не датировано. Лишь в левом верхнем углу первой страницы помечено, очевидно, рукою А. Н. Зуева: «Последнее письмо». Второго октября 1935 года Владимира Алексеевича не стало.

Читая Гиляровского, я обратил внимание на то, что в его творчестве не так уж много страниц посвящено Северу и родным вологодским местам. Лишь глава «Детство» в «Моих скитаниях», несколько рассказов и стихотворений навеяны воспоминаниями вологодской юности. Слишком рано, еще не закончив учебу в гимназии, убежал он из родного дома скитаться по Руси.

И все же, как видно из последних писем Владимира Алексеевича, он и на закате дней не забывал про свою вологодскую родину. Эти его письма – признание в любви к ней.

«Юный мой друг Александр Никанорович, – пишет Гиляровский в первом письме. – Сижу один за столом, все давно спят, а мне не спится: голова болит, очень переутомился за зиму и 18-го я с Марьей Ивановной еду на все лето в свое прекрасное Картинно… Буду отдыхать в первый раз в жизни целое лето без работы, в первый раз, после 60 лет непрерывной работы. И уже сейчас, на этом первом письме тебе, которое само пишется, я отдыхаю. Мне грезится мое детство беззаботное среди северных вологодских лесов, радостно вспоминаются наши лыжные зимы и ягодные, жаркие и короткие лета… Судьба меня бросила на Волгу, в степи задонские табунные, на Дунай, на Балканы, на Кавказ. И с той поры я больше не видел прекрасного, то тихого, то грозно-морозного Севера – и вот сейчас только, в этом письме, предвкушая грядущее лето отдыха, полного отдыха, уже заранее охваченный поэзией, я вдохновляюсь воскресающими передо мной кусочками красочного детства и первых дней юности»…

Конечно, Гиляровский не мог забыть город своего детства и юности. Вологда была для этого незаурядного человека не просто местом жительства, а началом всех его творческих дел.

Именно здесь Володя Гиляровский в 1865 году пошел в первый класс гимназии. В гимназии же он начал писать и первые свои стихи, одобряемый в этом своем творческом увлечении учителем русского языка Прохницким. Позже, в 1873 году этот учитель выпустит книжку в Вологде и напечатает там стихотворение своего ученика Владимира Гиляровского «Листок». Так что и первая публикация будущего писателя появилась в Вологде.

В 1865 году вологодский гимназист Гиляровский впервые посещает местный драматический театр, который с этого дня становится его любовью на всю жизнь.

В Вологде же впервые Гиляровский попал и в цирк. В долгой и бурной своей жизни был он и актером, и циркачом, и основателем «Русского гимнастического общества». А начиналось все в Вологде, еще в детские годы. Вот почему Владимир Алексеевич с любовью вспоминает родные места:

 
Там детство я провел,
Там родина моя…
Сияние северное…
Волчий вой… Метели…
Корявые березки,
Купольные ели,
И снежной тишины
Суровые края
Я как-то бросил,
Отдал юность я
С моим характером
Тревожным, беспокойным
И приключениями, и войнам.
До старости мотался
По концам земли
От родины вдали.
И вот теперь уж
На закате дней
Я вспоминаю
С детской радостью о ней.
Земляники – поляники
Ароматные долины,
Воздух свежий,
След медвежий
В диких зарослях малины…
 

Эти стихотворные строки Гиляровского тоже из его письма А. Н. Зуеву.

«Когда я начинал первую строчку, – пишет далее Владимир Алексеевич, – я, как всегда, не знал, что будет дальше – и, как видишь, начинаю мое предполагаемое летнее увлечение, благодаря тебе, с моего детства. И как рад, что я в первый раз вспомнил за этим письмом все дорогое, давно забытое – и будто вот сейчас передо мной еще задолго до земляники желтеют луга – ты, наверное, их застанешь еще, эти „золотые бубенчики, дикие розы холодного Севера“. Я забыл, как их называли в детстве, а, по-моему, это желтые розы Севера! Вот только сию минуту, на этой строчке я вспомнил, что у нас в деревнях называли земляница, поляница, брусница, голубица (гонобобель)… И так с детства я начинаю мои „Записки поэта“…

…Тороплюсь послать письмо, чтобы оно застало тебя. Береги его и каждую пятилетку читай, чтобы не забыть нашу прекрасную родину, где зимой первое дело катаники! А я вот позабыл в теплых странах катаники, а письма такого, как это, мне никто не написал – и я забыл поэзию детства»…

Так несколько страничек, написанных рукою Владимира Гиляровского, высветили для меня по-новому одну из сторон его личности: постоянную и незатухающую до глубокой старости любовь к родной земле и возвращение к ней хотя бы мысленно в письмах к своему другу.

Адресату Гиляровского, журналисту и писателю Александру Зуеву было в то время около сорока лет. Впоследствии он стал известен как автор нескольких книг повестей и рассказов; возглавлял в свое время отдел прозы журнала «Дружба народов». От него-то в 1948 году и поступили в Вологодский краеведческий музей письма В. А. Гиляровского.

В архивной папке лежали и две книги писателя, изданные в Москве в 1926 году. На одной из них «Москва и москвичи. Воспоминания», издания Всероссийского союза поэтов рукою Гиляровского написана простым карандашом дарственная надпись: «Ив. В. Федышину на память о Москве, когда я знал его учеником училища живописи. Вл. Гиляровский».

На другой – «От Английского клуба к Музею революции» – красными чернилами написан еще один автограф: «Тов. Федышину Ив. Вас. на память о старой Москве и авторе. Влад. Гиляровский. 1926 г. окт. 28».

Рядом с книгами в той же папке – почтовая открытка, на которой рукой писателя выведено: «В Чистополь, Якову Ивановичу» и совсем короткое письмо: «Привет из Москвы. Дядя Гиляй». Столь краткое послание объясняется, очевидно тем, что на лицевой стороне почтовой открытки, выпушенной в первые дни Отечественной войны 1914 года напечатано было патриотическое стихотворение Владимира Гиляровского «Война и мир»:

 
На небе яркие зарницы,
Предвестник гроз, рокочет гром
И от деревни до столицы
Русь встала в вихре боевом.
Переродилась, отрезвела,
Вздрогнула мощная стена,
Рука огнем борьбы полна.
И вижу я полет орлиный,
Все имена, народ и Царь
Сплотились крепко в дух единый,
Несут все жертвы на алтарь.
Слились сермяга и порфира
В стенах незыблемых Кремля,
И добывает мир для мира
Железом русская земля.
И силен, правдой вдохновенный,
В борьбе с коварством исполин —
Кто победит? Тевтон надменный
Иль благородный славянин?
Двоим нам тесно! Не искали
И не хотели мы войны,
Мы для спасенья братьев встали,
Пошли за честь родной страны.
И грозно на защиту права
Волной поднялся весь народ —
Кто встал за правду – честь и слава,
А меч поднявший – да падет!
 

Влад. Гиляровский

г. Москва. 4 августа 1914 г.

Тому же адресату послана была Гиляровским и небольшая записка, которая теперь лежала в архивной папке. Написанная в семнадцатом году, она показалась мне на удивление современной.

Милый Яков Иванович!

Будь здоров и весел! Черкни и мне словечко. Мы в Москве живем, слава Богу, хотя и впроголодь, но это уже вошло в привычку!

Больше болтаем языком.

Я еще месяц назад, сказал:

«Комитеты! С вашим вечем

Скоро с… нам будет нечем!»

. . . . . . . . . . . . .

Твой Гиляй

1917 г. Авг. 27.

Я закрыл архивную папку с желанием узнать что-нибудь о тех людях, с кем связаны эти автографы Гиляровского. Фамилия Жидкова мне ни о чем не говорила, а вот Федышиных в Вологде хорошо знают. Знавал и я по работе в музее известного реставратора и собирателя древних икон Николая Ивановича Федышина. Предположив, что Иван Васильевич, которому посвящены автографы В. А. Гиляровского его отец, я и отправился к старому знакомцу.

Оказалось, что книги с автографами сдал в музей сам Николай Иванович. Поведал он и об истории знакомства его отца со знаменитым писателем.

Имея с детства художественное дарование, Иван Федышин захотел его развить в первопрестольном граде Москве, в знаменитом тогда Училище живописи, ваяния и зодчества. Для чего и приехал вологодский паренек в начале 900-х годов в Москву, где жил его родной дядя Яков Иванович Жидков, служивший в правлении общества Московско-Казанской железной дороги.

А Яков Иванович был в добрых отношениях с известным всей Москве литератором и «королем репортеров» Владимиром Гиляровским или дядей Гиляем, как все его звали. Да к тому же был дядя Гиляй земляком вологжан. Так что лучшего покровителя для молодого художника и желать было нельзя.

Владимир Алексеевич Гиляровский дружил со многими великими русскими живописцами, знал и как мог помогал десяткам молодых и только еще начинающих свой путь художников из Училища живописи. Об этом дядей Гиляем в книге «Москва и москвичи» написан очерк «Начинающие художники».

А о взаимоотношениях Гиляровского с художниками написана целая книга внучкой писателя Е. Киселевой, которая так и называется «Гиляровский и художники». В ней, кстати, есть упоминание о знакомстве юного вологодского художника с дядей Гиляем, когда Ваня Федышин принес знаменитому земляку свои работы.

Так в круг друзей и добрых знакомых дяди Гиляя, куда входили А. Чехов и Л. Толстой, А. Куприн и Ф. Шаляпин, И. Репин и А. Саврасов, И. Бунин и братья В. и А. Васнецовы вошел и юный художник из родных Гиляровскому вологодских мест.

В 1920 году, будучи преподавателем рисования, И. В. Федышин писал: «Учитель жизни моей, Владимир Алексеевич! Памятую Ваш завет любить человека. Двадцать лет назад я пришел к Вам в Москву из Соловков мальчуганом, а теперь учу Вашим заветам своих учеников».

– Есть у меня и книга, подаренная Гиляровским Якову Ивановичу Жидкову, – сказал Николай Иванович, когда мы вновь заговорили об автографах и подал мне небольшой томик сборника «Шипка прежде и теперь», изданного в 1902 году, и я прочитал на обложке дарственную надпись: «Моему другу Якову Ивановичу Жидкову от автора».

А Николай Иванович Федышин, у которого оказался богатый личный архив совсем уж неожиданно достает из шкафа большой бумажный лист, на котором я вижу строчки, написанные размашистым почерком дяди Гиляя. Целое стихотворение! Вот оно:

Султанову

 
Кругом настроил разных будок
Таков царей должно быть рок
И смело говорит рассудок,
Что то не памятник – судок!
Любуйся, древняя столица,
Чего ты не видала встарь:
Здесь уксус, перец и горчица,
А посередке государь!
Способен инженер Султанов —
От всей душ я говорю:
Гаремы строить для султанов,
Ну, а не памятник царю!
 

В. Гиляровский.

В этом стихотворении дядя Гиляй высмеивает некого автора памятника, поставленного в Московском Кремле и вызвавшего насмешки многих москвичей.

Дядя Гиляй был известен как автор многочисленных экспромтов на разные случаи жизни. Вспомним хотя бы его знаменитый экспромт на выход пьесы Л. Толстого «Власть тьмы»:

 
«В России две напасти:
Внизу – власть тьмы,
А наверху – тьма власти».
 

Вот и на листе из федышинского архива рядом со стихом «Султанову» Гиляровский пишет едкий экспромт:

 
«Восьмое чудо на земле
У нас явилося в Кремле.
Царь-колокол,
Царь-пушка,
И рядом Царь-избушка
 

27 авг. 28 г.»

– А свою первую книгу Гиляровский подарил моему отцу еще в 1905 году, когда тот учился в Училище живописи, – говорит Николай Иванович. – Ее нет в той архивной папке. Она выставлена в экспозиции.

Мы идем в музейный зал и там я читаю еще один автограф дяди Гиляя на обложке его книги стихов «Забытая тетрадь»: «Молодому художнику Ив. Вас. Федышину от старого писателя на добрую память. В. Гиляровский. 15 июня 1905 г.»

И тут же на обложке стихотворные строчки, посвященные его молодому другу:

 
«Пройдут года, откроешь ты
Тетрадь случайно пред собою,
И пусть кипучею волною
Воскреснут с прелестью былою
Далекой юности мечты
 

Вл. Гиляровский».

Иван Федышин на всю жизнь запомнил мудрые советы дяди Гиляя и с благодарностью следовал им.

В 1909 году он закончил Училище живописи, ваяния и зодчества и до 1912 года жил в Ростове-на-Дону. Потом переехал в Вологду, преподавал рисование в учительском институте, а в январе 1924 года стал заведовать художественным отделом Вологодского музея.

В те трагические для России годы особенно потери несла Русская Православная Церковь. Закрывались и разрушались монастыри и храмы, уничтожались иконы и церковная утварь. Иван Федышин почти постоянно находился в поездках по Вологодчине, спасая национальное достояние. В эти годы он и положил начало знаменитому и поныне иконному собранию Вологодского музея. Иконы нужны было не только сохранить, но и возвратить к жизни. Для этого в 1926 году он вновь едет в Москву, где заканчивает курсы в Центральных реставрационных мастерских, а в Вологде создает собственную реставрационную мастерскую при музее. В этот год он вновь встречается с дядей Гиляем, о чем свидетельствуют автографы старого писателя.

В 30-е годы в иконном собрании Вологодского музея благодаря стараниям Ивана Федышина насчитывается уже пять тысяч спасенных от гибели икон.

В Вологду зачастили «спецы» из Москвы, для оценки собрания и отбора некоторых икон для выставок, в том числе и зарубежных. По сути же отбирали для продажи. Иван Васильевич противился этому грабежу: подсовывал плохие иконы, замазывал и прятал особенно ценные. А однажды, когда очередная комиссия пришла снимать с колокольни Софийского собора старинные колокола, он встал в дверях на пути комиссаров и сумел победить.

Такой строптивец не мог нравиться тогдашним властям, и зимой 1937 года по ложному доносу Иван Федышин был арестован и без суда и следствия отправлен этапом в концлагерь под Белозерск, в бывший там Новоезерский монастырь. Всего два года провел он в том лагере, но здоровье свое подорвал и еще через два года, 5 мая 1941 года, умер в самом творческом возрасте, 56 лет от роду.

Для его сына Николая Ивановича Федышина Вологодский музей – дом родной. Здесь он родился и жил до пятидесяти лет. Здесь Николай Иванович продолжил дело своего отца, став художником-реставратором еще в 1954 году. Так же, как и отец, Николай Федышин по вологодским градам и весям в разрушенных храмах, на чердаках заброшенных домов искал и находил старые иконы. Он пополнил поредевшее иконное собрание отца и всю свою жизнь посвятил реставрации древнерусской живописи, став реставратором высшего класса, Заслуженным работником культуры России.

Но, по словам Николая Ивановича, жизни его не хватит, чтобы восстановить все собранные иконы. Потому-то рядом уже многие годы работают его сыновья Иван и Николай – внуки Ивана Федышина – третье поколение семьи художников-реставраторов и хранителей прошлого. Так в старину и было на Руси.

И еще об одном вологодском автографе дяди Гиляя здесь стоит сказать. Он давно известен вологжанам, так как находится в областной библиотеке на книге «Негативы» и доступен каждому читателю.

Сборник «Негативы» вышел в Москву в 1900 году и многие из его рассказов навеяны вологодскими впечатлениями автора. Недаром дядя Гиляй книгу эту подарил вологжанину, написав: «Дорогому земляку Сергею Васильевичу Рухлову[1]1
  Рухлов Сергей Васильевич, вологжанин, земляк Гиляровского. С 1909 г. по 1915 г. – Министр путей сообщения России.


[Закрыть] от всей души. 5 января 1902 г.» А рядом четыре стихотворных строки:

 
«Здесь все: тревоги и мечтанья
Порывы прежних бурных дней,
Народа горькие страданья
И беды юности моей!
 

В. Гиляровский».