Текст книги "Архивные записки (СИ)"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Ум без разума – беда

Недруги России с давних лет носятся по миру с мифом о «пьяной Руси». Будто бы русский народ всегда жил в пьянстве, а сама наша земля чуть ли не родина этой пагубы человеческой. Даже наклейку на бутылку придумали – «Русская водка». А между тем она, водка, никогда не была изобретением русских людей. Ее к нам завезли из Европы в четырнадцатом веке, а туда еще ранее из «полуденных» стран.

Но обратимся к истории… Известный знаток русской народной жизни А. Терещенко еще в 1848 году писал в своей монографии «Быт русского народа» о том, что «некто Раймонд Луллий, находясь на острове Мальорке, бывшем тогда в руках аравитян, узнал там от одного ученого мужа способ приготовления водки, именовавшейся жизненною водою и привез ее в Европу». Это случилось в 1290 году.

Сначала водку употребляли как лекарство и принимали каплями, а продавали в аптеках. Потом о способе приготовления зелья узнали генуэзские купцы и стали продавать склянки с нею везде, куда заносили их торговые дела. Через Крым, где у генуэзцев были свои порты и города, водка попала и на русскую землю.

«Правдоподобнее полагать можно, что водка появилась у нас не ранее 1398 года, – пишет А. Терещенко. – Тогда уже генуэзцы доставляли водку в Литву и ознакомили нас с пагубным напитком». Так что Европа уже пила водку целых сто лет, прежде чем она попала на Русь!

Случилось это в правление сына Дмитрия Донского Василия Первого. В то же самое время распространение опасного зелья получило отпор со стороны православных духовных пастырей, увидевших в водке причину разорения и бедности многих людей и опасность для их нравственного и телесного здоровья.

Один из таких пастырей, Кирилл Белозерский, за советом к которому по делам правления и жизни не раз обращались великие московские князья, в грамоте, посланной другому сыну Донского Андрею Дмитриевичу Можайскому, владевшему в то время Белозерьем, советовал не открывать на этой земле корчмы и не продавать крепких напитков.

«…И ты, господине, внимай себе, – пишет Кирилл Белозерский, – чтобы корчмы в твоей вотчине не было; занеже, господине, то велика пагуба душам, крестьяне ся, господине, пропивают, а души гибнут»…

Далее Кирилл не советует князю учреждать и винные откупа, ибо деньги, заработанные таким способом, являются, по его словам, «неправедными». Заметим, что слова эти написаны в самые первые годы распространения водки по русской земле.

Внук Василия Дмитриевича Иван III Васильевич запретил совсем изготовлять водку. Употреблять ее позволялось только по большим праздникам.

Его же внук Иван Грозный в 1656 году в Москве на Балчуге открыл первый кабак, где позволил пить только своим опричникам. А остальные москвичи могли себе позволить такое только в праздник Рождества, в Дмитриевскую субботу и на Святой неделе. За питье водки в другие дни года строго наказывали и даже бросали в темницу.

Сын Ивана Грозного, последний из Рюриковичей царь Федор тот кабак приказал снести с лица земли, а Борис Годунов отстроил его вновь и впервые тогда же изготовление и продажа крепких напитков были отданы на откуп, ибо государственной казне дело это приносило большой доход. Кабаки и кружечные дворы стали открываться во всех городах.

Первый царь из династии Романовых Михаил Федорович, принявший в свое управление до крайности разоренную в Смутное время страну, закрыл кабаки по всей русской земле, а его сын Алексей Михайлович учредил их вновь, отдав на откуп.

Естественно, что государственная политика на поощрение и расширение продажи водки не приносила ничего хорошего для народа. Люди переставали работать, нищали, по-рабски завися от тех, кто изготовлял и продавал водку. Пьянство в народе было не в чести. Недаром говорили: «Вина напиться – бесу предаться», «Кабак – яма, стой прямо! Кабак прόпасть, там и пропа́сть» и «Счастлив тот, кто вина не пьет».

И боролись с отравой на Руси всегда. Особенно те здравомыслящие люди, которые понимали пагубность водки для здоровья человека, нравов и всего уклада народной жизни.

Отголоски той борьбы, к примеру, в Вологодском крае дошли до наших дней в старых грамотах. Об одном документе здесь уже упоминалось. Историкам известна и челобитная Вологодского архиепископа Маркелла, жившего в Вологде в середине семнадцатого века, царю Алексею Михайловичу.

В тридцати верстах от Соли-Вычегодской находилось село Никольское с деревнями – вотчина вологодского Софийского собора. Беспокойство архиепископа было вызвано чрезмерным потреблением крестьянами хмельного питья и всеми, связанными с этим явлением, бедами.

«И от Соли, государь, Вычегодской таможенный кабацкой голова Михайло Сидоров с товарищи, – жалуется царю Маркелл, – посылают в Софийскую домовую вотчину в сельцо Никольское целовальников с продажным питьем, с вином и с пивом: да они же, государь, Михайло с товарищи велят кабацким целовальникам в Никольское сельцо приезжать с продажным же питьем с Ильинского кабака, а тот государь Ильинский кабак от Софийской вотчины пятнадцать верст. И твои, государь, черных волостей, крестьяне и софийские домовые крестьянишка то кабацкое привозное питье покупая, пьют и бражничают, зернью играют и напився дерутца и от того, государь, твоим государевым крестьянам и софийским, государь, домовым вотчинным крестьянишкам бобылям чинятца налоги и убытки великие и оттого питья твои государевы крестьяне и софийские бобыли оскудели и стоят на правеже и твоих государевых податей и моих, богомольца твоего оброков, платить нечем и разбрелись в Сибирские городы и Софийская, государь, домовая вотчина, запустела»…

Вологодский архиепископ просит царя вмешаться в это дело и запретить Михайле Сидорову ездить в село Никольское с кабацким питьем. Для чего Маркелл умоляет государя прислать о том сольвычегодскому воеводе грамоту, «чтоб и последним софийским крестьянишкам от того кабацкого привозного питья в конец не погибнуть».

Мы не знаем, что ответил на челобитную архиепископа царь Алексей Михайлович. Нам известна лишь грамота Маркелла от 30 августа 1660 года, посланная им в село Ивановское «посельскому старцу Макарию».

«Как к тебе ся память придет, – говорится в грамоте, – и тебе б по нашему указу села Ивановского всем крестьянам заказать, чтоб оне к празднику Иоанна Богослова пив без нашего указу не варили, а заказать бы всем крестьянам села Ивановского с деревнями, чтоб ни к коим праздникам пив не варили без нашего указу»…

Обе грамоты полностью были опубликованы в «Вологодских епархиальных ведомостях» за 1898 год и, как видим, свидетельствуют о борьбе против пьянства в то далекое время. Ибо эта пагубная страсть всегда вела к разорению крестьянских семейств и разрушению личности человека.

Заметим также, что народ сам себя никогда не спаивал. Во все времена делало это само государство, имея монополию на водку. А боролся с дурманом только здравый смысл. К сожалению, не всегда он одерживал верх.

«Ум без разума – беда», – говорили наши предки. Как хочется верить, что разум когда-нибудь да победит и навсегда развеет миф о пьяной Руси.

Череповецкие американцы

Среди интересных, а порой уникальных экспонатов Череповецкого краеведческого музея хранится редкая реликвия – старый американский флаг.

Когда и каким образом попал он в Череповец? Какова его история?

Поиски ответа на эти вопросы привели меня вначале к книге Ф. И. Кадобнова «Краткий очерк возникновения города Череповца Новгородской губернии», изданной в Калуге в 1910 году и также хранящейся в музее. Там, среди прочих известий, есть и упоминания об американском флаге, а, точнее, о том, как в августе 1866 года в Череповце стало известно, что в Россию с дружественным визитом прибывает американская эскадра с делегацией членов Конгресса, возглавляемой заместителем военно-морского министра Густавом Фоксом.

«Недолго думая, черепане (они вообще в то время не задумывались, а шли натиском, грудью вперед), – пишет Кадобнов, – решили отправиться в Кронштадт приветствовать американцев. Живо составилась делегация из И. Г. Озерцова, П. М. Тарасова, В. М. Волкова во главе с В. А. Милютиным».

В те годы большинство работного люда на речных судах проходившего мимо Череповца Мариинского водного пути состояло из черепан. Они носили домотканые «понитники» и «посконники», и на всем водном пути до самого Петербурга их называли «белохребтными».

«Но не таковы были черепане по натуре, – замечает Ф. Кадобнов. – Они стремились снять с себя „понитники“ и из „белохребтных“ превратиться в европейцев».

Этим он и объясняет решение депутации граждан Череповца ехать в Петербург и приветствовать прибывших в Россию американцев.

Но кто же эти американцы и что это за эскадра пришла через океан к берегам России и бросила якорь на кронштадтском рейде?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно возвратиться несколько назад по времени и обратиться к другим источникам.

В 1861 году в Соединенных Штатах Америки началась Гражданская война между рабовладельческим Югом и штатами Севера, где господствовал свободный фермерский труд. Эта война вела к расколу страны, чего очень желали европейские державы Англия и Франция. Их симпатии были на стороне южан, и через дипломатические каналы они предлагали России вмешаться вместе с ними в междоусобицу.

Но Россия ответила на их предложение об интервенции отказом. Она дорожила дружественными отношениями с Соединенными Штатами и через своего посланника в Вашингтоне барона Э. А. Стекля не раз подтверждала, что желает в сложившейся ситуации только одного: скорейшего мира между Севером и Югом и недопущения раскола США.

Летом 1863 года, в самый разгар гражданской войны, император Александр II и российское правительство решают направить к берегам Америки две военно-морские эскадры с одной и лишь единственной целью: не допустить вмешательства Англии и Франции в американские дела.

А реальная опасность этого была, и возможность военных действий с самого начала морского похода не исключалась. Командование эскадр имело твердое указание: в случае открытия Англией и Францией боевых действий на стороне конфедерации южных штатов предоставить русские корабли в распоряжение федерации Севера.

Во второй половине июля 1863 года одна эскадра под командованием контр-адмирала С. С. Лисовского вышла из Кронштадта и, перейдя через Атлантический океан, 1 октября прибыла в Нью-Йорк. Другая эскадра контр-адмирала А. А. Попова направилась к берегам Америки через Тихий океан и пришла в Сан-Франциско тоже в октябре.

Визит русских военных кораблей был с благодарностью и даже восторгом воспринят федеральным правительством. Более восьми месяцев находились русские моряки в водах США и городах далекой страны, и задачу свою с честью выполнили.

Российский канцлер и министр иностранных дел князь А. М. Горчаков говорил посланнику США в России Б. Тайлору: «Только Россия с самого начала поддерживала вас и впредь будет поддерживать. В России очень желают, чтобы любыми средствами, любым путем было предотвращено разделение, ибо за одним отделением последует другое и США распадется на части».

А тогдашний президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн, еще только узнав о решении России не вмешиваться в конфликт, сказал русскому посланнику в Вашингтоне: «Будьте добры передать императору нашу глубокую признательность и заверить его величество, что вся нация оценит этот новый знак дружбы».

Следует заметить, что со стороны русских это был действительно «знак дружбы», ибо Россия ничего не просила и не требовала взамен.

Вот в благодарность за эту бескорыстную помощь в трудное для страны время и отправил конгресс США к берегам России с дружеским визитом свою эскадру с чрезвычайным посольством. Кроме того, Конгресс «с глубоким прискорбием узнал о покушении на жизнь императора России», которое совершил террорист Каракозов 4 апреля 1866 года, и посольство, в знак избавления государя от беды, везло приветственное послание «его императорскому величеству и русскому народу».

Возглавил чрезвычайное посольство капитан Густав Ваза Фокс, а в состав эскадры вошли монитор «Миантономо» и корабли «Аугуста» и «Асулот». И если два последних были обычными кораблями, то «Миатономо» представлял собой нечто необыкновенное, а именно броненосец – детище американского инженера Эриксона. Он был так тяжел, что его корпус возвышался над водой всего лишь на аршин, и потому считалось, что переплыть океан на мониторе невозможно.

Однако решение конгресса США было принято, и капитан Густав Ваза Фокс в начале июня 1866 года повел «Миантономо» из Бостона сначала в город Сент-Джонс на Нью-Фаундленде, а 5 июня из порта этого города американская эскадра вышла в открытый океан.

Через десять суток эскадра прибыла в Ирландию, а затем в Лондон, где Фокс со своими спутниками провел несколько дней и был принят в Букингемском дворце королевой Викторией, так же как затем императором Франции Наполеоном III и королем Дании Христианом IX, когда эскадра следовала мимо берегов этих государств в Балтику, куда вошла в начале августа и третьего числа бросила якорь в гавани Гельсингфорса, чтобы через два дня выйти в Кронштадт.

…Казалось, что все население этой русской крепости у морских ворот Петербурга вышло приветствовать гостей из-за океана: причалы и берега были усеяны кронштадцами, когда, встреченная в море русским отрядом военных кораблей, американская эскадра под праздничный салют бросила якорь на рейде Кронштадта.

В тот же день на пароходе «Нева» Густав Фокс прибыл в Петергоф, где в императорском дворце вручил Александру Второму благодарственное письмо Конгресса Соединенных Штатов Америки, на что российский государь ответил так:

«Радуюсь тому, что между Россиею и Соединенными Штатами существуют столь дружественные отношения и весьма доволен, что отношения эти хорошо оценены в Америке. Я убежден, что эта национальная дружба будет вечной, и я с своей стороны употреблю все усилия, чтобы ее поддержать и укрепить. Весьма тронут этими доказательствами личной ко мне симпатии и любви американского народа, нашедшими свое выражение в резолюции конгресса, и за них весьма признателен. Желаю поблагодарить тех, кто прошел столь огромное расстояние, дабы принести мне эти доказательства и уверяю, что они являются желанными гостями на русской земле. Сердечный прием, какой оказан был моей эскадре в Соединенных Штатах три года тому назад, никогда не изгладится из моей памяти».

Об этой встрече с императором России и вручении ему послания Конгресса Густав Фокс в тот же день сообщил телеграфом в Новый Свет. Следует заметить, что к этому времени по дну Атлантического океана был проложен подводный кабель, и телеграмма Фокса была первой телеграфной депешей, посланной из России в Америку.

Слова Александра Второго о том, что американцы есть и будут «желанными гостями на русской земле» начали подтверждаться с первого же дня пребывания их в России.

Сам император на яхте «Александрия» прибыл в Кронштадт и посетил монитор «Миантономо», который с интересом осмотрел, затем пригласил гостей наблюдать практические стрельбы на русских броненосцах «Перун» и «Не тронь меня», а на обеде в честь американской делегации сказал тост:

– «Я пью за благополучие вашей страны и за то, чтобы братские чувства, какие ныне существуют между нами, остались незыблемыми навеки».

С этого дня и началась у Густава Фокса и его делегации целая полоса встреч, банкетов и приемов в столице: у городского головы, в морском клубе, купеческом обществе, у императрицы в Петергофе, в Благородном собрании. Американский посланник был избран почетным гражданином Санкт-Петербурга, а по подводному атлантическому телеграфу в Америку пошла вторая телеграмма президенту Соединенных Штатов Э. Джонсону: «Члены санкт-петербургского Благородного собрания на приеме в честь г. Фокса, чрезвычайного посланника американского Конгресса пьют здоровье вашего превосходительства и за счастье американского народа. Дружба между Америкой и Россией да утвердится навсегда».

В то время в Кронштадте служило много русских офицеров, которые в 1863 году участвовали в походе через океан к американским берегам, и почти на каждой встрече американским офицерам выражалась благодарность за прием, оказанный русским кораблям в Бостоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско.

Только в конце августа американские посланники смогли выехать из Петербурга. В двух вагонах, украшенных американскими флагами, и прицепленных к почтовому поезду, они отправились по железной дороге в первопрестольную Москву, где встречи и приемы были не менее горячими, чем в Питере.

Американцы обозревали Москву с колокольни Ивана Великого, съездили в Троице-Сергиевскую Лавру, где их принял митрополит Филарет, побывали в Большом театре на опере М. И. Глинки «Жизнь за царя» и во многих знаменитых местах древней столицы.

Особенно же поразило Густава Фокса посещение подмосковного имения князей Гагариных села Кузьминского, где депутация крестьян преподнесла ему на серебряном блюде хлеб-соль. В ответ Фокс подарил крестьянам американский флаг, сказав при этом: «Это флаг моей страны, примите его. Пусть русский крестьянин видит в нем знак дружественного народа, который сочувствует вам в благородных усилиях ваших».

Из гостеприимной и хлебосольной Москвы американские гости по железной дороге отбыли в Нижний Новгород. Там в те дни шумела знаменитая российская ярмарка и гости также были встречены с почетом и ликованием. Лишь 1-го сентября на пароходе «Сарапул» американцы, провожаемые музыкой и криками «ура», отбыли из Нижнего в Кострому.

В родном городе царствующей династии Романовых американцы побывали у памятника Ивану Сусанину и в Ипатьевском монастыре. Костромичи устроили для них в зале Дворянского собрания парадный обед и вечерний бал. Только в полночь американская делегация на пароходе «Депеша» отплыла из Костромы вверх по течению и, минуя Ярославль, Рыбинск, Углич, Кимры, 5 сентября прибыла в Тверь, а оттуда на другой день возвратилась в Петербург.

Следует заметить, что на коротких остановках во всех городах американское посольство в любое время суток встречалось толпами народа, музыкой и выражением дружеских чувств.

Еще несколько дней делегация американского Конгресса пробыла в Петербурге и Кронштадте, нанесла в Царском Селе прощальный визит императору, а 15 сентября в Кронштадте, перед самым отплытием американских посланников домой в Новый Свет, на борту яхты «Рюрик» состоялся и прощальный завтрак.

Густав Ваза Фокс был так потрясен приемом, оказанным его делегации в России, что, произнося тост, еле сдерживал волнение.

– До этого момента, – сказал Фокс, – я думал, что мое сердце так же твердо, как тот лед, который зимой покрывает воды Невы и подобно этому последнему отражает ту теплоту, которая на него ниспадает. Однако сейчас, в эти последние минуты, восторженное ко мне уважение моих русских друзей преодолело меня. Язык прилипает к гортани. Сердечность, которая окружает меня, растворяет мое сердце. За Россию и наших русских друзей! Прощайте!

Одна из газет отметила, что «из уважения к тому глубокому волнению, какое в эту минуту овладело посланником американского конгресса, предлагаемый им тост был выпит в совершенном молчании».

А что же черепане, отправившиеся целой делегацией в Кронштадт для встречи с американцами? Им суждено было поставить последнюю точку в душевном потрясении Густава Фокса. В тот самый момент, когда он произнес свой прощальный тост, и все присутствовавшие на завтраке молча его поддержали, к борту яхты «Рюрик» пристал небольшой бот, в котором и была депутация города Череповца Новгородской губернии.

Поднявшись на борт яхты, черепане преподнесли американскому посланнику на расписном деревянном блюде свой хлеб-соль, а глава депутации В. А. Милютин сказал при этом несколько слов о том, что «Череповец, небольшой город великой России, благодарит его за те слова сочувствия и уважения, какие преподнес он государю благодетелю России от имени великой республики по ту сторону океана».

Густав Фокс в ответ произнес: «Господа! Подобно тому, как океан составился из собрания капель, так и эта могучая империя сложилась из объединения отдельных общин, крестьянские представители одной из которых сейчас находятся передо мной. Как солнце, находясь в центре вселенной, является источником света и теплоты и сосредоточением силы, так и царственный благодетель России является зиждительной силой для тех миллионов, которых поднял он из унижения рабства на высоту человеческого достоинства».

«Поднося посланнику хлеб ситный, испеченный в Череповце, – сообщает о том же Ф. Кадобнов, – депутация объяснила ту его особенность, что он всегда поднимается, как бы сильно не сжимали его». На что г. Фокс отвечал: «…Этот хлеб похож на Россию и Америку. Обе эти страны также поднимаются, как бы сильно ни сжали их извне». Затем осушил бокал за благоденствие города Череповца.

Этот бокал вместе с национальным американским флагом и собственноручной подписью на нем и своею фотографическою карточкой г. Фокс вручил депутации на память городу Череповцу. Бокал, фотокарточки г. Фокса и депутатов Череповца, оправленные в серебро на особом постаменте, и национальный флаг Америки находятся в зале городской думы. Вот с этого момента черепане уже стали называться «американцами», а не «белохребтными».

Остается лишь добавить, что в материалах фонда городской думы Череповецкого филиала областного архива хранится опись имущества этого учреждения, где имеется запись об американском флаге. Отсюда, после упразднения городских дум в июне 1918 года, он, очевидно, и попал в краеведческий музей, став одним из многих свидетелей прошлого.

1973 г.