Текст книги "В рай с пересадкой"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ну, вот, кажется и приехали, – сказал Селезнёв, глянув в открытую дверь. – Собирайтесь.

– Чего собирать-то? Всё при нас.

– Да я так, к слову.

– Иваныч? – спросил Колька. – А что будем делать в первую очередь, когда свой поезд найдём?

– Сначала найди…

– Надо бы где-то в душе помыться, – сказал Рожков.

– Молодец, Никанорыч. Я об этом и речь веду. Только не в душе, а обязательно в бане. Согласен, Иваныч?

– Согласен, согласен. Дай только до своего места добраться.

– Доберёмся, – уверенно сказал Колька. – А ещё я предлагаю при этом небольшой мальчишечник.

– В честь благополучного прибытия? – спросил Рожков.

– Да.

– Насчёт этого договаривайся с Иванычем.

– Хватит тебе, – сказал Селезнёв. – И так хорош.

– Ну маленький же, Иваныч. Ну вот такусенъкий. Ладно?

– Ладно, ладно… Погляди-ка где вокзал-то.

Колька подошёл к полуоткрытой двери.

– С этой стороны, кажись… Братцы, а вон и поезд наш стоит! – вдруг закричал Колька.

– Где? – встал рядом с Колькой Рожков.

– Вон родной-то наш, на запасном пути. Читай надпись-то.

– Мало ли тут может быть туристических поездов.

– Ну уж нет. Поверь мне, это наш.

– Ладно, ладно, – согласился подошедший к самой перекладине Селезнёв. – Открой, Коля, дверь-то пошире.

Колька отодвинул дверь. Поезд в это время совсем замедлил ход и остановился.

– Ну, прощайте, девочки, – крикнул тёлкам Колька. – Спасибо за компанию.

Он повернулся и хотел было выпрыгнуть из вагона, нагнувшись под перекладиной, но, изумлённый остановился, так же, как и Селезнёв с Рожковым: внизу на земле стояли четыре милиционера во главе с лейтенантом.

Все некоторое время молча смотрели друг на друга.

– Здравствуйте, товарищи, – только и смог сказать, наконец-то Селезнёв.

– Здравствуйте, здравствуйте, – ответил лейтенант, усмехнувшись. – Как доехали?

– Спасибо… хорошо.

Среди милиционеров Колька узнал того сержанта, который не так давно гнался за ним на последней стоянке поезда.

– Который? – спросил сержанта лейтенант.

– Вон тот в кителе, без брюк! – показал на Кольку сержант.

– Ясно… Чего ждём? Вылезайте.

Друзья спрыгнули на землю.

– Куда едем? – спросил лейтенант.

– В Тбилиси, – ответил Рожков, стоявший всех ближе к лейтенанту.

– Зачем?

– Видите ли…

– Видим… Мы всё видим.

– Мы отстали от поезда.

– От какого?

– Вон от этого, – показал Колька.

– Туристического?

– Да…

– Ясно. Вы пошли погулять, а поезд ушёл.

– Да, почти так.

– Где же это вы в таком виде гуляли?

– Мы в море купались.

– В Чёрном?

– Нет, в Каспийском.

– В Дербенте, – опять добавил Колька.

– А-а, в Дербенте. Так, так…

Из соседнего вагона выглянул Иван. Увидев милиционеров, он тоже спрыгнул на землю и подбежал к ним.

– Товарищ начальник! Товарищ начальник!

– Ещё один? Кто такой?

– Эти ребята со мной ехали.

– Документы.

– А?

– Ваши документы.

– А, вот, пожалуйста. – Иван достал и протянул лейтенанту паспорт и какую-то бумагу. – Сопровождаю ценный груз.

– Откуда они с тобой едут?

– С Махачкалы… то есть от Дербента.

– Уже с Махачкалы…

– В Махачкале у меня напарник заболел, в Дербенте его сняли в больницу. А их попросили довезти до Тбилиси.

– Кто просил?

– Дежурный по станции. Они от поезда отстали.

Лейтенант возвратил Ивану документы.

– Ладно, разберёмся. Пошли.

– Куда? – спросил Колька.

– В отделение. Для выяснения. Здесь не место для разговора.

– Да чего выяснять-то? Вон поезд наш. Позовите любого и вам подтвердят.

– Нам любой не нужен.

– Вы что, нам не верите?

– Может и верю, но выяснить должен. Такая служба.

– Иваныч, чего молчишь-то? – обернулся Колька к Селезнёву.

– Чего зря глотки рвать… Поезд наш стоит? Стоит. Мы его догнали. Это главное. А разобраться с нами недолго. Ведите побыстрее, товарищ лейтенант.

– Вот молодец, слушай! – сказал довольный лейтенант. – Если бы в милицию всегда сами шли… Веди, Кулашвили.

– Есть! – козырнул второй сержант. – Идите за мной!

– Ну, прощайте, мужики. Счастливо вам, – крикнул Иван.

– Пока, Иван. Спасибо тебе.

– Не на чём.

– А ты к нам сегодня все-таки заходи. Сейчас всё выяснится, и мы в поезд пойдём, вон тот: девятый вагон, – сказал Колька.

– Ладно, приду. Не прощаюсь тогда…

В сопровождении милиционеров Рожков, Селезнёв и Колька шли по путям к вокзалу. Не доходя до него обогнули какое-то здание и неожиданно увидели бегущего милиционера.

– Куда бежишь, Гиви? – крикнул лейтенант.

– А вы что, не знаете?

– О чём? Что надо знать?

– Наш Турманидзе на машине разбился.

– Как!?

– Девочка на дорогу выбежала. Он вывернул, девочка цела, а сам в столб…

– Жив?

– Жив. Пока. Крови много потерял. Нужно срочное переливание.

– А где это случилось?

– А вон там, у автобусной остановки. Бегу за ребятами, будем кровь давать.

– Кулашвили, – сказал лейтенант сержанту, – веди задержанных, а я туда…

– Есть!

– Зачем вести, лейтенант? Мы тоже с вами, раз такое дело.

– Зачем со мной?

– Так ведь кровь человеку нужна, – Селезнёв протянул руку. – Вот, бери мою.

Колька и Рожков встали рядов с Иванычем.

– И мою.

– Мою тоже.

– Но вы не знаете группу своей крови?

– Знаем, – сказал Селезнёв. – Да сейчас это определяют прямо в машине скорой помощи. А она уже там.

– Хорошо, – махнул рукой лейтенант. – Все за мной.

До дежурной комнаты милиции всё же добрались. Когда вошли, лейтенант пригласил посидеть.

– Присаживайтесь, граждане. Сейчас всё выясним, запишем…

– Неужели вы нам и теперь не верите? – удивился Колька.

– Почему не верю, дорогой? Очень даже верю. Я бы вас лично наградил каждого.

– Так в чём же дело?

– Порядок есть порядок, а я на службе, товарищи – поймите меня правильно. Одних бумаг, вот, видите сколько. Поэтому я сейчас… – телефонный звонок прервал речь лейтенанта и он снял трубку. – Дежурный лейтенант Самсония… Слушаю, товарищ полковник. Да, я… Да, трое… Так точно, товарищ полковник, здесь. Есть!.. Ну, вот. Даже сам начальник вами интересуется.

– Зачем это мы ему нужны? – спросил Селезнёв.

– Вы помогли спасти жизнь человеку, нашему работнику. Вот полковник и хочет вас видеть.

– А эти ваши бумаги имеют к нам отношение? – спросил и Рожков.

– Не все, но имеют. Вот эта, например… Отстали от поезда три туриста, – начал читать лейтенант. – Селезнёв Сергей Иванович… Рожков Александр Никанорович… Смирнов Николай Васильевич. Приметы…

– Сходятся? – не выдержал Колька.

– Примерно сходятся.

– Почему примерно? Это мы и есть!

– Верю, дорогой.

– Так и отпусти нас в вагон-то!

– Пока не могу, друг.

– Но почему?

Лейтенант взял ещё одну бумагу.

– Потому что отстали от поезда ещё три туриста. Соколов Иван Матвеевич, Серёгин Василий Ильич и Тихомиров Леонид Сергеевич… Приметы… почти сходятся.

– Но мы есть мы, – настаивал Колька, – и другими никогда не будем.

– Эх, какой молодой и нетерпеливый, – покачал головой лейтенант. – Ты всё ещё не понял. Ну, куда ты в таком виде пойдёшь? Ещё час назад вас так вести можно было, а сейчас нельзя. Мы и не знаем, где стоит ваш поезд, да и здесь ли он.

– А где же он может быть?

– Мои ребята ищут. Найдём, дорогой! Тогда придут ваши люди, принесут ваши документы, вещи…

Тут отворились двери и в комнату вошёл милицейский полковник.

– Здравствуйте, то… – начал было он и на мгновение вдруг замер, глянув на Селезнёва. – Серго… Серёжка, дорогой! Ты ли!

– Гурам! Гурамушка, браток! – воскликнул Сергей Иваныч.

Полковник и Селезнёв обнялись и долго тискали друг друга под недоуменные взгляды остальных.

– Эти ребята с тобой? – спросил полковник Селезнёва.

– Со мной, Гурам.

– Так это, значит, вы помогали спасать нашего товарища?

– Это вот у Никанорыча кровь подошла, а мы дали так, из солидарности.

– Спасибо, друзья мои, спасибо, – пожал полковник руки Рожкова и Кольки. – Я и приехал, чтобы вас поблагодарить… Ты в своих бумагах всё записал, Самсония? – спросил он лейтенанта.

– Записал, товарищ полковник. Сейчас всё выясним…

– А я уже выяснил. Теперь они мои пленники. Я их взял к себе домой.

– Есть!

– А вы, друзья мои, все быстро в мою машину. Пошли, – пригласил полковник и первым вышел из комнаты.

В стоявшую у входа чёрную «Волгу» полковник сел последним. Хлопнула дверца и в то же мгновение машина сорвалась с места и понеслась по улице, влившись в поток других машин.

– Прямо, Георгий, – сказал полковник шофёру и добавил что-то по-грузински.

Тот кивнул, а полковник повернулся к своим пассажирам.

– Как я рад, Серёжа, что ты наконец-то приехал ко мне, – улыбаясь, заговорил он и опять обнял друга.

– Я тоже, Гурам, рад тебя видеть. Но никак не ожидал встретить именно здесь. Ведь ты жил в Кутаиси.

– Перевели сюда на службу, Серёжа. Так что мы, брат, ещё нужны, работаем. А ты?

– Я тоже работаю, Гурам.

– А ты почему в прошлом году не приехал на нашу встречу в Москву? Ребята тебя ждали. Отвечай.

– Не смог я тогда, понимаешь. Дела…

– Делами не оправдаешься. Они у всех есть.

– Не мог я…

– А сколько лет ты ко мне едешь?

– Много, Гурам, много. Каждый раз всё откладывал до лучших времён.

– Ну, тогда рассказывай.

– О чём?

– Как ты решился приехать, наконец.

– Да вот с оказией. Туристский поезд подвернулся. Ребята уговорили. Вот и путешествуем по твоему Кавказу.

– А этот маскарад?

– Не говори… Отстали от поезда в Дербенте.

– Догадываюсь… Вы плавали в море, а поезд ушёл.

– Угадал.

– Представляю эту весёлую картину.

– Это, вон, ребятам купаться захотелось, – кивнул Селезнёв на друзей.

– Иваныч, давай не будем, – сказал Колька.

– А твои друзья, Сергей, что-то приуныли, а. По-моему, всё идет хорошо. Что грустим, а? – кивнул полковник Кольке.

– Да я всё ещё ничего, честно говоря, не понимаю, товарищ полковник…

– Меня зовут Гурам… Гурам Александрович. А вас?

– Николай…

– Вот как!? А у меня фамилия Николадзе. Так что мы почти тёзки. Будем знакомы, – Гурам Александрович протянул руку Кольке и Рожкову. – Ну, так что вам не понятно? – спросил он.

– Почему вы нас взяли у милиционеров? А может, мы какое-нибудь преступление совершили.

– Да разве я мог так подумать! Скажи ты, Сергей.

– Потом как-нибудь.

– Ну, хорошо… Я сам… Вот этот человек, – кивнул Николадзе на Сергея Иваныча, – мой фронтовой друг. Даже больше: он мой брат. Мы воевали вместе. Два года. Нас даже ранило одной миной. И в госпитале лежали вместе. В одной палате. Понимаешь?…Всё было. Я знаю его вот уже больше сорока лет. Да затуманится мой мозг, если я подумаю плохо о моём друге и брате! Так, Серго?

– Так, Гурам, так, брат.

– Вот, поэтому, когда я его увидел, то удивился только тому, что вижу его здесь. Я подумал о том, что Сергей попал в какую-то глупую историю… Вот и всё, мой молодой друг. Я объяснил?

– Всё ясно…

– Ну, а следующий твой вопрос я уже знаю.

– Какой? – усмехнулся Колька.

– Ты хочешь спросить о том, почему мы едем от вокзала. Ведь ваши вещи в поезде.

– Верно… Угадали.

– Я угадал не только твой вопрос, но и ваше общее желание…

– Какое?

– Не буду вас томить. Я везу вас в баню. Вы ведь этого хотите?

– Ещё бы! Только недавно об этом мечтали.

– Ну, вот и хорошо. А мы, кстати, уже приехали.

Машина, свернув в какой-то переулок, остановилась у красивого кирпичного здания с навесами над входными дверями.

Гурам Александрович обернулся к друзьям.

– Сейчас пойдёте за мной вот в эти двери. А ты, Георгий, едешь назад к Самсония, находите их поезд, вагон…

– Девятый, – подсказал Рожков.

– Девятый вагон, – продолжал Николадзе. – Забираешь все их вещи и возвращаешься сюда.

– Ясно, Гурам Александрович.

– Можешь не спешить. Мы здесь торопиться тоже не будем.

– Понимаю, Гурам Александрович.

– Надо бы о нас старшей группы сказать. Девушка там такая. Мариной зовут, – попросил Селезнёв. – Она в нашем вагоне.

– Найду, – кивнул Георгий. – Какое у вас купе?

– Четвёртое. Там должен Робот сидеть, увидишь.

– Какой робот? – не понял Георгий.

– Да это сосед наш, – пояснил Колька, – Робертом зовут. Хороший парень. Немного странный, правда, но вы внимания не обращайте.

– Понятно. Не волнуйтесь, все сделаю.

– Ну, пошли, – сказал Гурам Александрович и первым вышел из машины.

«Волга» развернулась и поехала в обратный путь.

Друзья во главе с полковником Николадзе пошли к дверям бани.

Вдоль вагонов туристического поезда идёт Георгий. Рядом с ним шагает милицейский лейтенант, снявший недавно наших ребят с поезда.

Подойдя к девятому вагону, оба забрались в него по высоким ступеням, Георгий отодвинул двери четвёртого купе. У окна за столом сидел Роберт и читал книгу.

– Здравствуйте, – сказал Георгий.

– Здравствуйте, – не отрываясь от книги, протянул руку Роберт.

– Послушайте, уважаемый, вы Ро… Роберт?

– Да, а что? – оторвался наконец Роберт от книжки и внимательно глянул на вошедших. – А-а, я думал, что это мужики наши пришли.

– Они пока не придут.

– А чего? Их в милицию забрали?

– В милицию, в милицию.

– Я так и знал.

– Чего знал.

– Что их в милицию заберут.

– Почему?

– Пить не надо.

– Чего не надо пить?

– Вино, конечно.

– Ты что говоришь, уважаемый? – Да… – покачал головой Георгий и пристально поглядел на Роберта. – Правильно о тебе говорили.

– Что говорили?

– Послушай, уважаемый… Помоги собрать вещи твоих соседей. Мы их унесём.

– Пожалуйста, забирайте. Скоро их освободите?

– Скоро. Сегодня.

Георгий вместе с Робертом собрали вещи в одну большую сумку, затем, забрав её и чемоданы ребят, Георгий с милиционером вышли из купе.

В коридоре их увидела Марина.

– Ой! – воскликнула она испуганно. Что-нибудь случилось? Где наши мужчины?

– Ничего не случилось, девушка. Просто им надо одеться.

– Так они живы?

– Живы, живы и здоровы.

– Ой! – так и подпрыгнула Марина. – Нашлись! Живы! Как хорошо! Спасибо!

Она неожиданно бросилась к Георгию, обняла его и расцеловала.

– За что спасибо, девушка?

– Как за что? Я же вся извелась! Не знаю, на что и подумать. Ведь пропали мои туристы-то. Я ночами не спала.

– Не пропали.

– Где они?

– Здесь… У своего друга.

– Ой? Я хочу с вами, к ним.

– К ним нельзя.

– Почему?

– Они в бане.

– В бане? А зачем?… Ах, да… Когда придут?

– Сегодня… завтра… не знаю.

– Передайте им, что мы послезавтра уезжаем. Ровно в два часа дня. Хорошо?

– Хорошо, конечно.

– Ой, спасибо.

– Когда встретимся, слушай? – вдруг спросил Георгий.

– Кто?

– Я и ты, слушай.

– Не знаю.

– Я знаю: сегодня вечером. Да?

– Зачем?

– Как зачем, слушай? Вот приеду и отвечу на твой вопрос. Хорошо?

– Хорошо.

– Э-э, совсем забыл, слушай. Как тебя зовут?

– Марина.

– А меня Георгий. Значит, до вечера. Да!

– До вечера.

Георгий и милицейский лейтенант вышли из вагона. Марина проводила их до дверей.

Завернутые в простыни наши друзья во главе с Гурамом Александровичем сидели в одной из комнат бани. Перед ними на маленьком столике громоздилась еда и стоял кувшин.

Все, кроме Рожкова, держали стаканы.

– А ты помнишь, Сергей, нашу партизанскую баню.

– А как же. Ведь это я её делал.

– Разве? А мне всегда казалось, что я.

– Ну… идею подал ты, а воплотить в жизнь мне пришлось.

– Да, это ты нашёл ту огромную деревянную бочку в каком-то сарае.

– Я её вычистил, выпарил, вымыл и пожалуйте, братцы, в баню. Воду в котле грели. Хорошая была банька.

– Ребята довольны были, как сейчас помню.

– А помнишь…

– Погоди, Серёжа… Мы всё про своё говорим, а Сандро и Никола вроде бы загрустили. А, Сандро?

– Нет, всё нормально. Мне очень хорошо. Отдыхаю телом и душой, – ответил Рожков.

– Но ты не выпил свой стакан вина. Не нравится?

– Спасибо, я не пью.

– Понимаю, заболел.

– Нет, Гурам, – сказал Селезнёв. – Он слово дал.

– Кому? Вам?

– Себе.

– И долго держит?

– Уже полгода.

– Я верю тебе, Сандро, и понимаю тебя. А у тебя, Никола, как настроение? О чём задумался?

– Спасибо, всё хорошо, Гурам Александрович. А думаю о том, что мир прекрасен, хотя и тесен. Так прекрасно, что и поверить до сих пор не могу. Расскажи кому – не поверят. Ведь ещё совсем недавно мы ехали в вагоне для крупного рогатого скота, а сейчас в бане сидим. Да ещё где? В самом городе Тбилиси! А банька… ох и хороша!

– Верно, Коля, – поддержал Селезнёв. – Лучше, чем здесь вряд ли бывает.

– Вообще-то бывает, – ухмыльнулся Колька.

– Где?

– В бане.

– Где-где?

– В бане… с бабой.

– Ещё чего захотел! – захохотал вместе со всеми Николадзе.

Дверь отворилась и там показался Георгий.

– Порядок, Гурам Александрович.

– Спасибо, Георгий. Мы скоро, жди.

– Есть.

– Ну, а теперь, друзья мои, я хочу задать вам один вопрос.

– Давай, Гурам, – кивнул Селезнёв.

– Чтобы каждый из вас хотел у нас в Грузии увидеть? Начнём с Николая. Каково твое желание?

– Песни грузинские послушать. Только не по радио.

– Ясно. Нравится? Чем?

– Многоголосьем.

– Ты прав. Так многоголосно нигде в мире не поют. Только у нас. Хорошо… Сандро?

– Тбилиси хочу увидеть. Много слышал, читал, в кино видел. Своими глазами охота поглядеть.

– Хорошо, Саша. А ты, Серго? Твое желание.

– А я, Гурамушка, друг мой любезный, желал бы в твоей деревне побывать. Ты много о ней рассказывал. Да вот времени только маловато у нас.

– Как мало? Время с нами, а завтра выходной. Съездим.

– Но ведь нам в поезд надо.

– В поезд я вас сегодня не отпущу. Вы мои гости.

– Тогда надо узнать, когда поезд обратно пойдёт. Не промазать бы.

– Узнаем, всё узнаем. Без вас не уйдёт.

– Тогда мы твои, Гурам, и слушаемся только тебя!

– Согласны! – поддержали Селезнёва Колька и Никанорыч.

– Прекрасно! За вас, друзья! – встал с места Гурам Александрович. – Да исполнятся ваши желания!

Выйдя из бани, и, положив вещи в багажник, все забрались в машину.

– Ну что, Георгий, покажем нашим гостям Тбилиси? – сказал Николадзе.

– Конечно, Гурам Александрович. С чего начнём?

– Давай к фуникулёру. Сперва Мтацминда.

– Есть.

Машина двинулась по улице.

– Как там наш сосед? – спросил Колька Георгия. – Книгу читает?

– Сидит, читает.

– Ну и как он тебе показался?

– Странный человек, слушай.

– Я же тебе говорил. Робот да и только.

– Бывает, Георгий, – вмешался в разговор Николадзе. – Всё бывает.

– А куда мы сейчас, Гурам Александрович? – спросил Колька.

– Сейчас я хочу вас прокатить на фуникулёре.

– А это что за зверь?

– Это канатно-рельсовая дорога вон на ту гору, видишь? – пояснил Николадзе.

– Вижу.

– Гора называется Мтацминда. Там на плато наш знаменитый парк. Туда и ведёт эта дорога – фуникулёр.

– Высоко.

– Полкилометра.

– Ого!

– Это не высоко, – засмеялся Николадзе. – Но почти весь город видно. Каждый, кто приезжает в Тбилиси, обязательно туда ездит. Так заведено давно: дорогу построили ещё до революции, в девятьсот шестом году. – Надеюсь, что и вам будет интересно.

У здания нижней станции фуникулёра машина остановилась и все пошли за Гурамом Александровичем.

Внутри станции зашли в вагон фуникулёра и он, почти сразу же тронулся вверх по горе.

Стоя в вагоне у широких окон и держась за поручни, друзья с интересом глядели во все стороны. Внизу они увидели вдруг крыши домов, а чем выше вагон поднимался, тем шире и величественнее открывалась перед ними панорама Тбилиси, с горами, окружающими город, с кварталами домов, огромным амфитеатром, поднимающимся по обеим берегам Куры.

В просторном, отделанном мрамором зале первого этажа верхней станции пассажиры вышли из вагона. Через двери попали прямо в парк на широкую аллею, по которой, однако, не пошли: Гурам Александрович повёл друзей на одну из площадок обозрения перед самим зданием станции с высокой и светлой колоннадой.

Остановившись у ограды, опять залюбовались открывшимся внизу изумительным видом города.

– Вот, друзья мои, наш город с высоты птичьего полёта.

– Здорово! – восхитился Рожков.

– Нравится? – спросил Николадзе.

– Первый раз такое вижу.

– Я тоже первый раз на такой высоте, – сказал Колька.

– Давно стоит Тбилиси? – спросил Селезнёв.

– С пятого века.

– Стало быть полторы тысячи лет.

– Вот это возраст!

– Я, может быть плохой экскурсовод, – начал Гурам Александрович, – но, попробую… Так вот, начало города связано с именем нашего национального героя, грузинского царя Вахтанга Горгасали. Как рассказывает легенда, однажды он охотился в этих местах. Царский сокол настиг фазана и оба исчезли в ущелье. Вон в той стороне. Когда царь со свитой спустился туда, то увидел бьющие из-под земли горячие ключи, а в воде сварившихся птиц. Он повелел здесь заложить город и назвал его по тем тёплым водам. «Тбили» в переводе значит «тёплый».

– А до этого где он жил? – спросил Колька.

– В Мцхете, недалеко отсюда. Это была тогда столица Восточной Грузии. А памятник царю Вахтангу у Метехского замка на самом берегу Куры.

– Мы у него побываем?

– Обязательно. Это в старой части города.

– А твой дом где, Гурам? – спросил Селезнёв.

– Вон там, – показал Николадзе, – в левой, новой части города. Только отсюда не видно.

– Да, красота необыкновенная.

– Я люблю осенний Тбилиси.

– Почему?

– Тогда не жарко. Тихо, спокойно. А ещё потому, что осенью у нас бывает Тбилисоба. Не слыхали об этом?

– Нет.

– Это праздник нашего Тбилиси в последнее воскресенье октября. В этот день приезжают в город люди со всех концов Грузии и улицы Тбилиси становятся местом настоящего народного праздника. Заходи в любой дом – везде будешь желанным гостем. Приезжайте к нам в этот день и сами всё увидите.

– Спасибо.

– Ну, а теперь погуляем немного и обратно поедем. Нам ещё во многих местах побывать надо.

Все пошли по аллее. Народу в парке было много, Колька то и дело глядел по сторонам. На скамейке, мимо которой они проходили, он увидел девушку. Что-то в ней Кольке показалось знакомым и он, уже несколько шагов пройдя, оглянулся и узнал в девушке проводницу Любу.

– Люба!? Точно! Здравствуй, Люба.

– Привет.

– А ты что тут делаешь?

– То же, что и вы – отдыхаю.

– Одна?

– Пока одна.

– Ну, а чего одна-то? Пойдём с нами.

– Спасибо. Сегодня некогда.

– А вечером? А, Люба?

Люба ответить не успела. Неожиданно подошли два грузинских парня. Она встала им навстречу. Один из подошедших преподнёс ей букетик цветов.

– Всё в порядке, пошли, – сказал он.

– Послушай, Люба, – заговорил было снова Колька.

– Извини, дорогой, – остановил его парень, беря под руку девушку. – Любе некогда, понимаешь?

– Пока, – сказала Люба и помахала Кольке рукой, удаляясь по аллее с парнями.

– Архандер хиндер дергауз, – только и смог сказать удивлённый Колька, смотря им вслед, а потом побежал догонять своих.

Путешествие друзей по Тбилиси продолжалось. На обратном пути с горы Мтацминда посетили за оградой храма на её склоне пантеон писателей Грузии, где похоронен и Грибоедов. Прошлись по узким улочкам Старого Тбилиси. Побывали там же в древней городской цитадели и у Метехского замка на берегу Куры. Да мало ли что ещё показывал своим друзьям в родном городе Гурам Александрович Николадзе. К его дому подъехали только под вечер. Там их уже ждала хозяйка – Тамара Луарсабовна.

Празднично был накрыт стол в доме Гурама Александровича. Тамара Луарсабовна хлопотала у стола и потчевала гостей, а хозяин возглашал тост за здоровье друзей, за верность в дружбе и любовь.

– Дорогие мои друзья! – говорил он. – У меня сегодня счастливый день. Судьба подарила мне нечаянную радость. Ну разве мог я ещё вчера или сегодня утром подумать, что встречу здесь моего друга Серго, Серёжку Селезнёва. Так выпьем за то, чтобы такие, счастливые дни были у каждого из вас! За счастье ваше и ваших родных, друзья!

– Спасибо, Гурам, – сказал Сергей Иваныч. – У меня тоже сегодня счастливый день. Я в доме моего друга и брата… Жалко, что ехал сюда так долго… Прости, меня, Гурам… Но всё же я здесь! И поэтому счастлив. Здоровья вам Гурам и Тамара и детям вашим!… Это ведь они здесь? – заметил Селезнёв на стене фотографию.

– Да, Серёжа. Это наши Верико и Зураб.

– Они не с вами?

– Что ты! Дочка с мужем в Ленинграде живут, а Зураб здесь недалеко в Рустави, инженер-металлург. У нас с Тамрико уже пять внуков. Сын приезжает иногда в выходные. А Верико только в отпуск. Так что мы с женой здесь одни. А у тебя как?

– Так же. Три дочки и ни одной дома нет. Все разлетелись по сторонам. Только в отпуск и приезжают. Правда, летом у нас весело: внуки отдыхают. А так тоже одни живём.

– Да, Серёжа. Се ля ви, как говорил наш друг Жан. Помнишь его?

– Ну как же! Разве можно забыть этого марсельца.

– Подожди, – Гурам Александрович поднялся из-за стола.

Он пошёл ненадолго в другую комнату, а, вернувшись оттуда, протянул Селезнёву ещё одну фотографию.

– Узнаёшь?

– А как же? – воскликнул Сергей Иванович. – У меня тоже такая есть.

И они стали рассматривать фотографию. Рожков и Колька подсели поближе. На снимке была группа молодых людей в полувоенной одежде, в каких-то странных фуражках с косыми ленточками на околышах.

– Вот мы с тобой сидим, Гурам.

– Да, Серёжа. А какие молодые!

– Это, по-моему, Паша Родионов.

– Он… А вот Вася Нестеренко. А это ведь Ваня Сухарев! Вот кого я сто лет не видел! Надо бы к нему в Рязань съездить.

– Поздно, Серёжа… Нет Вани. Ещё в прошлом году скончался.

– Да? А я и не знал.

– Я тоже от ребят узнал. Что поделаешь… Уходят ребята. Всё меньше и меньше нас остается. Потому и встречаться надо чаще, пока живём. Тогда живы и те, кто ушёл.

– Ты прав, Гурам, – после недолгого молчания произнёс Сергей Иваныч и вновь обратился к фотографии. – Вот этого парня не могу вспомнить.

– Так это же чех, Яном звали, штабник. А вот этот, в берете, Жан и есть.

– Отчаянный и весёлый был француз. Из Марселя. Всё время пел. Особенно свою любимую песню земляков.

– Он даже многих научил её петь по-французски. И нас тоже. Ты помнишь её, Гурам.

– Помню и хоть сейчас могу спеть.

– Так вот почему ты, Иваныч, по-французски-то знаешь. Понятно, – сказал Колька.

– Ты говоришь по-французски? – спросил Гурам Александрович.

– Так же, как и по-китайски. Просто однажды я ребятам прочитал «Марсельезу» на память.

– А ты им про это рассказывал?

– А чего рассказывать-то? Воевали и всё, обычное дело.

– А это где? – кивнул Колька на фотографию.

– В Чехословакии. В конце войны нас с Гурамом забросили к чехословацким партизанам. Для помощи им в деле связи с нашими войсками.

– Там было целое соединение партизанских отрядов, – подсказал Гурам Александрович.

– Да. А сфотографировались мы на память уже после окончания войны, где-то в середине мая. Город Оломоуц. Так кажется его название.

– Да, да.

– А ты ещё говорил, что по-японски знаешь, – напомнил Селезнёву Рожков.

– Всё очень просто. В июне сорок пятого нашу часть через всю страну на Дальний Восток перевезли. И мы с Гурамом ещё и там повоевали. Вот так, брат.

– Здорово.

– Но, боже мой! – воскликнул Николадзе. – Неужели сорок лет прошло!

– Да быстро времечко бежит.

– Эх, Серёжа, – обнял друга Гурам Александрович. – Это мы бежим, а не время. Ну, да ладно. Давайте-ка лучше споём. Это ты, Николай, хотел, кажется, послушать наши грузинские песни.

– С удовольствием, Гурам Александрович.

– Тамрико, принеси гитару… Только вот что вам спеть, друзья мои. Песен так много. Например «Оровела» – песня, которую поют в поле, «Урмули» – песня дороги, ну и так далее.

– Любую, Гурам Александрович.

– Хорошо. Тамара мне поможет. А начнём мы с песни о любви. Я думаю, что она будет понятна и без перевода. Помогай, Тамрико.

Гурам Александрович взял гитару, немного её подстроил и полилась в комнате красивая мелодия, не похожая ни на какую другую…

Ранним утром следующего дня Николадзе вывел из гаража свою «Волгу» и друзья, положив в багажник вещи, забрались в машину.

– А Тамара? – спросил Селезнёв.

– Она же врач. Сегодня дежурит и ехать с нами не может. Да мы там довольно часто бываем.

– Далеко?

– За час доберёмся, с небольшим.

Машина понеслась по утренним улицам Тбилиси. И всю дорогу, особенно когда выехали из города, друзья не отрывали глаз от мелькавших за окном машины горных пейзажей. А через час или два Гурам Александрович показывал друзьям родную деревню и её окрестности, знакомил со своей многочисленной роднёй: младшими братьями и сёстрами, с племянниками и племянницами, с главой всего рода белобородым, старым, но ещё крепким Сандро Николадзе…

Под вечер собралась в доме вся многочисленная родня Гурама Александровича. Из гостей, приехавших с ним, не было только Кольки. Ещё утром, узнав о том, что в местной колхозной бригаде не хватает механизаторов на закладке силоса, Николай решил помочь коллегам. И вот день кончался, а Кольки всё не было.

Сергей Иванович вышел со двора на сельскую улицу.

– Не волнуйся, Серёжа, – заметил беспокойство друга Гурам Александрович. – Ничего не случится с нашим добровольцем. Они там с Георгием.

– Вечер наступает.

– А я послал уже за ними… Да вон, легки на помине. Привет труженикам колхозных полей! Как работалось?

– А всё путём. Как учили, – ответил Колька.

– Николай, Гурам Александрович, классный механизатор и хороший, добрый человек. Он и на тракторе, и на косилке, и на самосвале – на всех машинах работать может. И так весь день сегодня, – сказал Георгий.

– А чего тут такого-то. Машины-то одни. Дело привычное.

– He скромничай, Никола. Ты сегодня сделал доброе дело.

– Так пусть же, дорогой друг, все твои добрые дела возвращаются тебе и твоим близким, умноженные во сто крат и больше!

– Спасибо, Гурам Александрович. Только я правду говорю – дело обычное.

– Сегодня ребята в честь Николы даже песню спели.

– О! Такое бывает не часто. Да ты сам, Коля, хотел послушать грузинские песни.

– Повезло, Гурам Александрович.

– Ещё услышишь. А теперь идём за стол, други мои. Там уже заждались…

Праздничный стол в честь приезда Гурама и его друзей был накрыт во дворе под деревьями. За столом шумно и весело.

Рожков, так и не выпивавший, что-то рассказывал своему соседу справа. Тот качал головой. Никанорыч достал из кармана брелок и стал опять объяснять, жестикулируя. Сосед снова покачал головой, видимо не соглашаясь и передал разговор уже своему соседу. Тот другому и так слова Никанорыча дошли до тамады, полного, с пышными усами человека. Начальник стола и сам заметил, что гость не выпивает и давно хотел узнать причину такого его поведения.

– Дорогой Гурам, – обратился тамада к Николадзе, – твой друг болен, что ли?

– Нет, что ты, Котэ. Он просто завязал.

– Надо развязать.

– Попробуй, попробуй, Котэ.

Сидевший рядом с тамадой Николадзе-старший, услышав разговор, догадался о чём идет речь и вдруг заговорил сам.

– Я хочу рассказать твоему молодому другу, Гурам, нашу древнюю грузинскую легенду.

– Пожалуйста, отец. Конечно, расскажи.

– Мне ещё дед мой рассказывал, как посадили однажды виноградную лозу у дома, а осенью выжали сок. Сладкий был сок и всем понравился. Народ приходил и дивился: «Ну и сок у такой сухой лозы». Но вот прилетел соловей: «Да здравствует вино! – воскликнул он. – Кто станет его пить, запоёт по-соловьиному». Потом пришёл молодой петух: «Кто выпьет, тот будет любить ссоры и станет, как и я, забиякой». Прибежала лиса: «Кто станет пить, то в него заберется вино воровски, по-лисьи». Наконец пришёл один жирный боров и сказал: «Да здравствует вино! Кто много выпьет, подобно мне станет валяться в грязи на дороге». Вот так по-разному и действует вино на человека, сынок. Так будь же ты всегда соловьем!