Текст книги "В рай с пересадкой"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– А что? На тебе, смотри, костюм гэдээровский, рубаха болгарская, ботинки чехословацкие, шляпа румынская…

– Носки английские, – вставил Селезнёв чуть ли не с гордостью.

– Тем более… У меня то же самое, а этот вообще человек с Дикого Запада, праправнук лондонского денди.

– Попрошу без оскорблений.

– Шучу, Коля, шучу… Минуточку… Дайте-ка я вам форсу прибавлю.

И Рожков надел Кольке тёмные очки, а шляпу Селезнёва сделал наподобие ковбойской с загнутыми вверх полями.

– Итак, соберитесь с мыслями, – наставлял друзей Рожков, расслабтесь в движениях. Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы приехали… ну, скажем, из Франции. Вспомните иностранные слова. Говорите, не стесняйтесь. Я ваш переводчик.

– А я все слова по-немецки уже забыл, – признался Колька.

– Говори, что в голову взбредёт. Чем непонятнее, тем правдоподобнее.

– Архандер хиндер дергауз.

– Чего-чего?

– Сам не знаю.

– Молодец! Очень похоже не знаю на что. Ну – вперёд.

Друзья вошли в вестибюль. У самых дверей рядом с огромной декоративной пальмой стоял на задних лапах медведь.

– Не слышу восторгов, – сказал Рожков.

– А чему восторгаться-то? – не понял Селезнёв.

– Как это чему? Вы что, там у себя, во Франции, каждый день медведей видите?

Колька понял и подлетел к чучелу.

– О! – восторженно воскликнул он, всплеснув руками.

– О, ля, ля! – зацокал языком Селезнёв. – О, ля, ля!

– Да, да, господа, – подошел к ним Рожков. – Это есть хозяин наших лесов – медведь… Миша. Помните: Олимпиада… Москва… Миша…

– Миша, Ми-ша, – по складам выговаривал Селезнёв.

– Ми-ша… О-лим-пиа-да… Олим-пи-ада Михайловна, – тихо произнёс Колька и погладил чучело.

– А кто это? – не понял Рожков.

– Тёща моя…

На шум и голоса вышла женщина-администратор. У неё было строгое лицо.

– Товарищи, сюда нельзя. Разве вы не видели объявления. У нас сегодня спецобслуживание. Попрошу…

– Извините, – перебил её Рожков. – Эти господа как раз из той группы. Только немного не рассчитали и пришли раньше. Выступали перед студентами пединститута.

– О’ревуар^[1], мадам, – с улыбкой сказал Селезнёв и церемонно поцеловал руку женщины.

– Архандер хиндер дергауз… – не совсем уверенно произнёс Колька.

– Он говорит, чтобы вы извинили их, и что они могут здесь подождать остальных.

Лицо администратора расплылось в любезной улыбке.

– Ой, ну что вы, что вы, пожалуйста. Раз такое дело, то пусть господа проходят. У нас всё готово.

– Их можно называть просто товарищами. Они оба из общества «Франция-СССР». Я у них работаю переводчиком. Они наш язык знают, но очень плохо.

– Мы очень рады приветствовать дорогих гостей. Милости просим.

В сияющем чистотой зале все остановились.

– Выбирайте любой столик, – предложила администратор.

– Вон там, подальше у окна, можно?

– Пожалуйста, располагайтесь. Будьте как дома, – администратор подала меню. – Выбирайте, что будет угодно. Скоро к вам подойдут.

– Спасибо.

Друзья стали изучать меню, а администратор подошла к стоящим небольшой кучкой официанткам. С заговорщическим видом зашептала одной из них:

– Валюша, эти из общества Франция-СССР. Может, из самого Парижа. Я посадила их за твой столик. Смотри, Валя, не подкачай. Чтобы на уровне. Главное – быстрота и качество. И улыбка, Валюша, улыбка. Пусть видят, что у нас тоже не хуже… Спиной сюда – переводчик.

– Поняла, Лидия Фёдоровна.

Поправив причёску, сияя улыбкой, официантка Валя, как золотая рыбка, поплыла к столику гостей.

– Добрый день, здравствуйте.

– Здравствуйте, – ответил за всех Рожков.

– Что будем кушать?

– Простите, а как ваше имя? – спросил Рожков.

– Валя.

– Прекрасное имя. Очень приятно. А я – Саша. Это наши друзья из Франции. Мосье Серж и Николя.

– Очень приятно, – счастливо улыбнулась Валя. – Слушаю вас.

– Ну, а заказ наш будет таков… Я хотел бы угостить наших друзей водочкой. Она у вас есть, конечно?

– Есть. Но, может быть, коньяк или шампанское?

– Коньяк? Шампанское? – переспросил Рожков и глянул на Селезнёва.

Тот сказал какие-то непонятные слова.

– Он говорит, что это им надоело дома, во Франции.

– Архандер хиндер дергауз, – уверенно произнёс Колька.

– Мосье Николя считает, что во всём мире лучше русской водки напитка нет.

– Понятно, – улыбнулась Валя. – Водка так водка. Сколько?

– Думаю, что графинчик граммов на триста будет как раз. Дело в том, что мы долго не задержимся. У нас сейчас ещё одна встреча.

Колька после этих слов Никанорыча заёрзал на стуле и видно было, что хотел что-то сказать, но сдержался.

– Под водочку? – спросила официантка.

– Вот тут у вас рыбка…. – кивнул на меню Рыжков.

– Есть осетрина холодная, икра.

– И то, и другое на троих. Первого не надо.

– Второе что будем?

– А что вы нам предложили бы сами, Валюша?

– Так сегодня специально для вас готовили телятину с грибами в горшочках.

– Прекрасно, Валюша, пойдёт.

– У нас в большом выборе соки, напитки, минералка, чай, кофе, сусло…

– Во! – перебил официантку Рожков. – Сусло. Я уже сто лет его не пил, а они и подавно.

– Хорошо.

Когда официантка ушла, Колька набросился на Рожкова.

– Ты что, Никанорыч, обалдел?

– А в чём дело?

– Триста граммов, я думаю, – передразнил Колька. – А почему не пятьсот?

– Хватит, Коля, нам на двоих-то. Мало будет – добавим. А Никанорыч не пьёт ведь, завязал, – вмешался Селезнев.

– Давно ли?

– С января.

– Да Коля, уже полгода, как не выпил ни капельки. – Рожков достал из кармана брелок. – Вот смотри: как месяц пройдёт, так я и зарубку делаю. Пока она со мной, я не выпью, а она со мной всегда. Уловил?

– Во люди, а? Чем только не занимаются. И надолго ты себя испытать решил?

– Думаю, что надолго.

– Ну, гляди, Никанорыч, тебе жить…

К столику вновь подошла официантка Валя с графинчиком и закуской на подносе, а когда она удалилась, Колька занялся графином.

– Куда ты льёшь-то, Николя? – остановил его Рожков. – Эти фужеры под минералку.

– А куда же?

– Вот в эти стопки?

– Я думал, они под коньяк. Как-то непривычно водку такими напёрстками глушить.

– Терпи. Это тебе не Париж…

– За что поднимаем бокалы? – спросил Колька.

– А пусть Сергей Иваныч скажет, – предложил Рожков. – Хотя бы два слова.

– Зачем это? – заотказывался Селезнёв.

– Так положено. Для порядка.

– Давай, давай, мосье Серж, не ломайся. Тем более, что на тебя народ смотрит, – кивнул Колька на официанток.

Сергей Иваныч встал, прокашлялся, поправил галстук и, обращаясь к друзьям, вдруг заговорил по-французски. Да так ловко и складно, что Колька от удивления и рот раскрыл. Не менее его, видно, был поражён происходящим и Рожков.

Селезнёв говорил довольно долго.

– Во чешет. Как настоящий, – шепнул Рожкову Колька.

– Погоди, не мешай. Дай человеку высказаться.

Но Селезнёв уже закончил свою речь и протянул друзьям руку со стопкой.

– Ну, Иваныч, ты даёшь, – восхищённо сказал Колька. – Где это ты так по-иностранному насобачился-то?

– Поживёшь с моё, Коля, так ещё и не этому научишься.

– А ведь он, Никанорыч, ещё и не выпил. Что будет, если он сейчас врежет ещё пару стопарей?

– Пусть говорит. Всё равно по-французски никто не поймёт.

– А я ещё по-испански знаю, по-польски, по-чешски, – сказал Селезнёв.

– Скажи ещё, что по-японски знаешь, – засмеялся Колька.

– Знаю и по-японски, только несколько слов. Но это уже из другой оперы.

– Ну, ты даёшь, Иваныч, – удивился Колька. – Настоящий феномен.

– Полиглот, – подтвердил Рожков.

– Вот ведь сразу и обзовут.

– Я тебя не обзывал. Полиглот – человек, знающий много языков.

– Ну, тогда ещё ничего.

– А как всё-таки в жизни интересно получается, Никанорыч, – размышлял Колька. – Живёшь рядом с человеком долгие годы, ведь дядя родной, можно сказать, а совсем ничего о нём не знаешь. Расскажи-ка нам, Сергей Иваныч, что-нибудь из жизни своей.

– Не сейчас, мужики. Давайте-ка лучше заканчивать побыстрее, а то мы, гляжу, уже далеко зашли. Сейчас сюда настоящие иностранцы явятся. А нас в музее свои люди ждут. Прикинь-ка там, Александр Никанорыч, сколько мы должны будем, чтобы долго не задерживаться.

– Мы же здесь зарубежные гости. Может и платить ничего не надо, – сказал Колька.

– Ну уж нет, – запротестовал Селезнёв. – Я за счёт иностранцев жить не желаю.

– Тогда пусть Никанорыч и рассчитывается. Да вы зря погнали лошадей-то. Только ведь ещё начали. Сейчас Валюшка горшочки принесёт.

– Почему – Валюшка. Ты что – знаешь её?

– Еще бы не знать. Мы с ней в сельхозтехникуме вместе учились.

– Так ведь она тебя узнать может.

– Ну да. При таком камуфляже и родная мать не узнает. Да и много лет прошло.

– Так вот почему ты очки свои не снимаешь…

– А всё путем, – сказал довольный Колька. – Так что, мусьё Сергей Иваныч, давай и на вторую ногу.

– Давай-то давай, да с запахом неудобно в музей будет идти.

– Ха, мы же не дома. Кому тут нюхать-то? Всё равно лучше моей Клавки никто не учует. Вот недавно было. Звоню ей на работу – она чего-то задержалась. Спрашиваю, когда, мол, домой-то придёшь. А она: ты чего, уже выпил что ли? Ну, говорю, стопочку после бани принял. Нет, говорит, тут я чую, не стопочкой пахнет. Понял – нет? По проводам запах различает.

За столом конец трапезы. Ещё один графинчик в окружении горшочков. Подошла официантка Валя и Рожков стал с ней рассчитываться.

– Спасибо, Валюша. Было очень вкусно. Наши друзья остались довольны.

– Бонжур, – улыбнулся Селезнёв. – Шерше ля фам^[2].

– Мсье Серж благодарит вас и желает быть всегда такой же цветущей.

– Архандер хиндер дергауз, – тоже улыбаясь, кивал головой Колька.

– На здоровье, – отвечала Валя. – Приходите ещё. Мы вам всегда будем рады.

– Непременно зайдём, – заверил Никанорыч и они с Селезнёвым пошли к выходу.

Колька задержался, допивая минералку.

– А что вы сегодня делаете вечером, Валюша? – спросил он вдруг и взял официантку за руку. Та изумленно на него глянула.

– Я сегодня… работаю до вечера. Ой, как хорошо вы говорите по-русски! Прямо как наш.

– А я и есть наш, – снял очки Колька. – Ты что, Валь, своих не узнаёшь.

Официантка резко отдернула руку и, закричав, села на стул.

Колька побежал к выходу.

– Лида! Лида! Обманули наглецы! Где Лидия Фёдоровна?! – кричала Валя.

К ней сбежались другие официантки и администратор. Все обеспокоенно окружили её.

– Что случилось, Валь? – Где они? – Надо догнать!

– Милицию позвать?

– Не надо. Они за всё заплатили. Вот…

– Тогда чего кричишь-то? В чём дело?

– Они не иностранцы.

– А кто же?

– Мужики местные.

– Вот наглецы… Это надо же.

Одна из девушек что-то увидела, глянув в окно.

– Лидия Фёдоровна, кажется, автобус с интуристами подошёл!

К ресторану подкатил и остановился большой автобус с надписью «Интурист». Из него стали выходить пассажиры.

– Ой, девочки, иностранцы приехали!

– Настоящие!

– Наши!

…А наши «иностранцы» спешили в музей, где заканчивалась экскурсия и неутомимый экскурсовод рассказывал туристам в зале, заполненном образцами продукции, выпускаемой предприятиями города и области, об успехах трудящихся в последней пятилетке.

Рожков, Селезнев и Колька незаметно присоединились к своей группе.

– …На многие миллионы рублей. Это в десятки, сотни раз больше, чем в тысяча девятьсот тринадцатом году. Основными промышленными предприятиями являются станкозавод, завод автооборудования, трикотажная фабрика и льнокомбинат. Образцы продукции, выпускаемой предприятиями нашего города представлены в этом зале. Обратите внимание на эту витрину.

Экскурсовод включила свет и в зале будто мгновенно расцвёл огромный букет цветов.

– Здесь вы видите, – продолжала экскурсовод, – новые образцы тканей, выпускаемых нашим знаменитым на всю страну льнокомбинатом.

Женщины заахали.

– Многим из них даны поэтические названия: «Ленок», «Снежинка», «Звездная ночь». Особенно красивы ситцы. Посмотрите, они играют всеми цветами радуги.

Ткани были собраны в витрине на крутящейся подставке и, медленно вращаясь, передавали все богатое многоцветье своих красок. Женщины столпились у витрины.

– Какая прелесть!

– Господи, красота-то какая!

– Смотрите, белый горошек по синему полю.

– Васильки…

– Ромашки…

– Умеют же делать…

– Все эти ткани, – говорила экскурсовод, – освоены нашим льнокомбинатом и миллионы метров их уже отправлены потребителям.

– А здесь в универмаге их можно купить?

– Что вы, что вы, товарищи. Продукция льнокомбината отправляется в пятьдесят стран мира и по всей нашей стране. Вот, посмотрите на карту. Так что эти ткани в нашем универмаге купить практически невозможно. Вы куда едете дальше?

– В Грузию.

– Считайте, что вам повезло. Там вы можете встретить эти ткани. Желаю вам удачи. И на этом разрешите закончить экскурсию. Всего вам доброго.

– Спасибо.

Благодаря экскурсовода, туристы повалили из музея. На улице у входа их встречает Марина. Колька выходит одним из первых.

– Ну, как прошла экскурсия, товарищи?

– Прекрасно, – говорит Колька. – Очень интересно, а главное познавательно.

– Я очень рада, что вам понравилось.

– Куда нас теперь?

– Обедать.

– В ресторан?

– В кафе у вокзала. А что вас это так беспокоит?

– Да я ничего… Это я просто так.

– Вы останетесь довольны… В автобус все быстренько, товарищи, в автобус!

Под вечер поезд отошёл от станции и в широких вагонных окнах с белоснежными занавесками неслись мимо поля и перелески, луговины и деревушки, да мелькали телеграфные столбы.

В коридоре спального вагона открыты двери всех купе, в которых едут счастливые люди, оставившие свои заботы дома, а, может, просто на время забывшие о них…

Из служебного купе показалась молоденькая проводница с пачкой газет и журналов, а за нею вышла Марина с блокнотом и карандашом в руках. По всему видно было, что занимаются они делом для них обычным и чувствуют себя хозяйками этого дома на колесах среди своих гостей, всех таких разных, но в чём-то неуловимо похожих.

Проводница предлагала гостям газеты и журналы, а Марина задавала всем одни и те же вопросы.

– Ну, как, товарищи, устроились? Нормально? Все на месте?

На каждый её вопрос отвечали разноголосым, но дружным хором. Дошла очередь и до четвёртого купе, в котором Роберт всё так же читал у окна книгу, а Селезнёв, Рожков и Колька, расстелив на столе газету, готовились ужинать…

Первой в дверях купе показалась проводница.

– Газеты, журналы, пожалуйста. Просвещайтесь.

– О, почта пришла.

– А как зовут почтальона.

– Люба.

– Люба-Любовь, а меня Коля-Николай.

– Очень приятно.

– И мне приятно. Прошу в наш это… шалаш.

– Ой, что вы, мне некогда. Я на работе.

– Ну и что. Зато познакомимся поближе, – не отставал Колька. – Я как раз одинокий, холостой.

– Знаю, слышала, – засмеялась Люба. – Все вы холостые.

– А чо ты, Люба, правда ведь. Я даже на днях объявление в газету дал: молодой человек двадцати пяти лет хотел бы найти добрую, уступчивую, любящую путешествия подругу. Сам я спокойный, решительный, скромный…

– Сразу видно… Ой, да ну вас, – смеясь, махнула рукой Люба и пошла дальше.

– Без вредных привычек, Люба, – вслед проводнице прокричал Колька, выглянув из купе.

– Техникум окончил, – подсказал Рожков.

– Болтун и пустомеля, – уточнил Сергей Иваныч.

– Да что вы, пошутить нельзя?

– Так ведь мы тоже шутим…

– Ну как, товарищи устроились, – раздался бодрый голос Марины. Она стояла в дверях. – Нормально?

– Неплохо, вроде.

– Никто не отстал?

– У нас все на месте.

– Ну и отлично, – что-то отметила в блокноте Марина.

– Садитесь с нами, Марина, – пригласил Колька. – Поужинаем за компанию.

– Что вы, что вы, товарищи. Ужин вечером в ресторане.

– Это само собой.

– Нет-нет, спасибо. Мне ещё много надо сделать сегодня.

Марина прикрыла дверь.

– Ну так что, братья, – хлопнул в ладоши Колька и принялся наполнять стаканы вином. – За наш счастливый путь. Держи, Иваныч.

– Сначала Роберту за знакомство – предложил Селезнёв.

– И то верно. Извини.

– Спасибо, я не пью, – на мгновение оторвался от книги Роберт.

– Ну да!? Совсем? Даже сухого винца не принимаешь?

– Нет.

– Вот тебе и раз. Ещё, Иваныч, один трезвенник на нашу голову.

– Не вижу в этом ничего необыкновенного, – сказал Роберт.

– Смотри, Никанорыч – твой брат по несчастью.

– Почему это? Как раз наоборот.

– Ну, что, Иваныч, придётся нам и за них. Давай-ка, пока мы с тобой ещё в силе.

– Чудак ты, – бросил Роберт Кольке.

– Это почему же?

– Ты думаешь, что пьют только сильные люди?

– Да. А как же.

– Ошибаешься. Пьют только слабаки. Именно слабаки.

– Ну, ты даёшь. Да знаешь сколько я…

– Выпить может любой, а вот найти в себе силы и не выпить сможет не каждый, а только очень сильный человек. Он и только он достоин уважения в обществе.

– И даже вот такого купейного, нашего.

– Я говорю не об этом. Я говорю вообще о моём отношении к этой проблеме.

– Ты говоришь вообще, а я конкретно и в частности стакан в руке держу. Как же мне быть-то? Может, всё это за окно выплеснуть?

– Никто так вопрос не ставит.

– Ты-то как думаешь, Иваныч?

Иваныч некоторое время молчит, глядя в окно.

– Он, Коля, прав. Пьют только слабые люди.

– Ну!?

– Но мы то ведь не из таких слабаков.

– Ну!?

– Значит, просто выпивают вино, как мы сейчас, сильные люди, которые хотят расслабиться.

– Уф… – облегчённо выдохнул Колька. – Ну и голова у тебя, Иваныч. Сразу как-то легче стало.

– Ещё ни один человек вино не победил, – подал голое Рожков.

– Послушай, уважаемый, – стал пристально вглядываться в лицо Роберта Колька, – а ты случайно не из бывших.

– Из каких это бывших?

– Ну этих… алкашей, которые часто в газетах да по телевизору выступают против вина, да своим опытом делятся.

– Нигде я не выступаю. Я так думаю.

– Чего пристал к человеку, – вмешивается в разговор Рожков. – Делай своё дело.

– Да я ничего. Я просто так… А ты, Никанорыч, может всё-таки примешь? Чего ты ломаешься, как певец на эстраде.

– Нет, брат, не уговоришь. Я полностью солидарен с Робертом. – Рожков достал брелок с ключами и повертел перед лицом Кольки. – Скоро седьмую зарубку сделаю.

– Ну, смотрите, вам жить…

В коридор из вагонных купе доносились песни, громкие разговоры, смех. Двое молодых людей с гитарой, дергаясь и размахивая руками, пели что-то модное двум, курящим сигареты девицам, в которых нашли, очевидно, благодарных слушателей.

В дверях показалась Марина. За нею следовал, наигрывая какую-то мелодию, баянист – полный, начинающий лысеть мужчина. Они остановились у первого купе. Марина открыла двери.

– Вот, дорогие товарищи, привела вам музыку. Желаете?

– Давайте, желаем!

– Заходите!

– Прошу любить и жаловать: наш баянист Володя – представила музыканта Марина. – Проходи, Володя, повесели товарищей.

Баянист вошёл в купе. Ему уступили место и он растянул меха баяна. Громко полилась песня.

А в четвёртом купе Колька что-то доказывал Роберту.

– Вот ты говоришь, что ужесточить надо. Хорошо. Ладно, правильно.

– Да, правильно. Конечно, всё надо с умом делать.

– А если ума нет? Зачем в крайности-то бросаться?

Отодвинулась дверь, и в купе вместе с музыкой ворвался голос Марины.

– Товарищи, музыку желаете?

– Просим, просим.

– Вот, познакомьтесь: наш баянист Володя. Проходи, Володя. Повесели товарищей, – пригласила Марина баяниста, а сама куда-то исчезла.

– Садись, брат, – Колька подвинулся.

– Чего сыграть? – спросил баянист.

– Погоди маленько, – остановил его Колька. – Для начала прими немного.

– Ну что вы, – замялся Володя. – Нельзя, я на работе. Да, честно говоря, я уже принял.

– Ничего. Веселей пальцы ходить будут.

– Немножко-то не повредит, – поддержал Селезнёв.

– Ну разве что немножко, – сдался Володя. – Спасибо.

– Скажите пожалуйста, – неожиданно подал голос Роберт. – А вы «Полёт шмеля» композитора Римского-Корсакова сыграть можете?

Колька и Селезнёв с удивлением глянули на Роберта.

– Конечно, могу, – просто сказал Володя и, чуть подумав, заиграл.

– Здорово, – восхищённо произнёс Колька, когда баянист закончил.

– Да, нормально, – поглядел на часы Роберт. – Меньше минуты.

– Давно играешь, Володя? – спросил Колька.

– С детства.

– А под частушки сыграешь?

– Пожалуйста, – растянул меха баянист.

– Иваныч, помогай, – пригласил Колька.

– Я погожу.

Колька пропел первую частушку:

Меня девушки не любят,

Говорят, что маловат.

Задушевные подруги,

Чем же я то виноват.

Потом он пропел вторую, третью и вдруг остановил баяниста.

– А давай-ка, Володя, русского!

Володя тут же заиграл под пляску, а Колька пошёл плясать и петь частушки, но места было мало и он, отодвинув дверь, выскочил в коридор. Баянист вышел за ним, и пляска возобновилась с новой силой. На музыку собрался народ. Колька пригласил какую-то женщину и пошёл перед нею в присядку, потом пригласил ещё одну, но самого его хватило уже ненадолго и он, тяжело дыша, нырнул в своё купе.

– Ну что, отвёл душеньку? – спросил Рожков.

– Эх, отвёл! Гулять так гулять! Места бы побольше. Развернуться негде. Да ты выходи, не стесняйся, – и Колька вытолкнул Рожкова в коридор, где было шумно и весело, а сам опять вышел за ним.

Женщины плясали, пели частушки, потом все вместе затянули какую-то общую песню. Но всё это, однако, продолжалось недолго. Володю-баяниста уволокли в соседнее от наших ребят купе.

Веселье также неожиданно кончилось, как и возникло. В коридоре вагона снова стало тихо. Колька и Никанорыч пошли к себе. Сергей Иваныч уже лежал под одеялом. Роберт читал книгу.

– Ложитесь-ка лучше спать, гуляки, – предложил Селезнёв. – Впереди много дней – напляшетесь.

– И то верно. Надо отдохнуть от трудов праведных, – согласился Рожков и стал разбирать постель.

Колька выглянул в коридор. Баяниста Володю переводили в следующее купе.

Колька молча забрался на свою полку. Один Роберт, включив настольную лампу, продолжал читать толстую книгу.

Кольке не спалось. Он лежал и смотрел в окно, за которым уже темнело. Мелькали мимо редкие фонари на столбах у дороги, да светились вдали огоньки незнакомых деревень и посёлков.

Колька глянул на Рожкова, потом на Иваныча и тихонько стал слезать с полки.

– Ты чего, Коля, на промысел что ли? – спросил не спавший ещё Селезнёв.

– Да не, я просто так. Покурю пойду.

– А, ну-ну, сходи.

Колька вышел в коридор, встал у окна и достал сигарету.

Спали далеко не во всех купе. То и дело слышался смех, громкие голоса. Вот с шумом отодвинулась дверь дальнего от Кольки купе рядом с проводницей и оттуда вышла Марина. За ней появился один из тех молодых людей, которые раньше были с гитарой. В руках у парня баян Володи-музыканта.

– Я так и знала, – сокрушённо говорила Марина. – Господи, каждый раз одно и то же. И зачем вы его угостили?

– Как зачем? Коллеги, все-таки… Да мы немного, а он сразу и рухнул.

– Сразу… – покачала головой Марина.

– Да ему теперь легче. А вот где я-то буду спать.

– Не волнуйтесь. Будете спать на его полке.

– А, ну тогда…

Марина и парень с баяном ушли в другой вагон. Колька заметил, что проводница Люба, выглянув из своего служебного помещения, проводила их заинтересованным взглядом, а потом глянула и на Кольку, чему-то усмехнувшись.

Колька, сунув так и не прикуренную сигарету в карман, пошёл к служебному купе напевая:

– А у этой проводницы шелковистые ресницы. Ты мне часто будешь сниться, проводница, ах, проводница…

Дверь была полуоткрыта и Колька просунул туда голову.

– Как дела, Любаша? – спросил он.

Проводница что-то ему ответила и Колька вошёл в купе, задвинув за собой дверь.

Некоторое время всё было тихо. Но вдруг дверь с грохотом отодвинулась. Из купе выскочил Колька, по спине которого гуляли цветные флажки проводницы Любы…

В коридоре вагона вновь появилась Марина.

– Ну, что, Марина, всех уложила? – спросил Колька.

– Ой, не говорите, всех. Теперь и самой пора отдохнуть.

– О, да вы рядом с нами живёте, – заговорил Колька, следуя за Мариной, которая отодвинула одну из дверей.

На пороге возник здоровенный детина. Он пропустил Марину, но загородил дорогу Кольке.

– Вам кого? – спросил он.

– Да нет, никого. Я просто так.

– Ну, тогда проходи. Гостем будешь.

– Да нет, спасибо. Я, говорю, прикурить бы где найти.

Мужчина обернулся к своим друзьям.

– Иван, брось-ка спички. Я тут одному товарищу дам прикурить… Держи.

Колька прикурил и отошёл к окну. Потом положил сигарету в пепельницу и направился в своё купе. Здесь было тихо и уютно.

Тишину нарушал лишь перестук колёс. Рожков и Селезнёв, как видно, уже спали. Только Роберт всё ещё продолжал при свете ночника читать книгу.

Колька разделся и забрался на свою полку.

Утром Колька проснулся от солнечного света, и, открыв глаза, некоторое время лежал неподвижно. Потом повернулся на бок и осмотрел купе.

Рожков и Сергей Иваныч всё ещё спали. Лишь Роберт, на которого Колька поглядел изумлённо и очень внимательно, читал книгу.

– Ты что, Роберт, так и не ложился?

– Почему же? Просто я давно встал.

– Ну, ты даёшь, феномен. Где едем? – спросил Колька и глянул в окно.

– Да всё по России.

– Сам вижу, что не по Америке. И всё же?

– Кажется уже по Ростовской земле. Степь…

– Так, видно, оно и есть. Пейзаж-то совсем другой.

За окном поезда простиралась, казалось, бескрайняя степь. Кое-где темнели редкие рощи деревьев, да вдоль дороги мелькали искусственные посадки кустарников.

Резко щёлкнуло в динамике под потолком и бодрый женский голос проговорил:

– Доброе утро, дорогие товарищи туристы! Мы продолжаем наше путешествие. Прослушайте объявление. Через двадцать минут поезд подойдёт к станции, на которой мы все организованно выйдем из вагона и примем участие в наших культмассовых мероприятиях. Это будет для вас своеобразной утренней зарядкой перед завтраком, который как всегда по распорядку после остановки. Желаем вам, дорогие товарищи туристы, отличного настроения… Следующее объявление после завтрака… Вася, включай музыку… Ой, да хватит тебе… У меня и так всё болит…

В динамике ещё раз щёлкнуло и оттуда хлынула не менее бодрая музыка.

Проснулись Селезнёв и Рожков.

– Где мы? – спросил Сергей Иваныч, глянув в окно.

– Не бойся не в вытрезвителе, – ответил Колька.

– Чего мне бояться. Я там не бывал. Бойся ты. Где едем?

– Степь да степь кругом.

– Вижу. Совсем другая сторона.

– То ли ещё будет. И горы, и море. Эх, скорей бы.

– Ты чего? Уже домой захотел? – удивился Селезнев.

– А если бы поезд развернулся – уехал бы.

– Ну это ты зря, Колюха.

– Всё идёт прекрасно, по-моему, – подтвердил Рожков.

– Тогда вставайте, одевайтесь, умывайтесь – и на физзарядку.

– Куда? – не понял Сергей Иваныч.

– По радио передали, что физзарядка будет.

Колька взял полотенце, достал из чемодана мыльницу и вышел из купе.

В коридоре вагона сновали туристы с такими же, как у Кольки полотенцами. В конце коридора была небольшая очередь желающих умыться. Оттуда показалась Марина.

– Доброе утро, товарищи! – громко сказала она. – Как настроение? Объявление все слышали? Побыстрее, побыстрее, товарищи. Скоро остановка.

Марина заглядывала в каждое купе и всех призывала на остановке выйти из вагона…

Поезд остановился на одном из путей станции. Множество туристов вышло из вагонов. Из девятого одним из последних выходил Колька. На площадке перед вагоном уже собралась толпа. Каких-то два незнакомых и уже немолодых человека громко о чём-то вещали собравшимся вокруг них туристам. Баянист Володя, стоя рядом, легонько подыгрывал им на своём баяне. Он был чисто выбрит и, казалось, благоухал.

Колька подошёл к нему поближе.

– А ты, Володя, как огурчик сегодня прямо с утра? – кивнул Колька баянисту.

– Привычка, – ухмыльнулся Володя, не прекращая играть.

Колька прислушался к затейникам. Один из них вышел чуть вперёд и заговорил напевно и торжественно:

Здравствуйте, товарищи!

Здравствуйте, друзья!

Без нас на этом празднике

Вам обойтись нельзя

Без нас вам спать захочется,

А спать сегодня – грех,

Без нас вы все встревожитесь

И скажете: где смех…

Второй затейник подошёл к первому:

А вот и я! Привет друзья!

Люблю, когда потеха

Идёт и день и ночь

Катаюсь я от смеха

Гоню усталость прочь

Могу плясать, резвиться

И петь как соловей

Давайте веселиться

Чтоб жилось веселей.

Умею бросить шутку

Смешить люблю я всех

И каждую минутку

Живу лишь для потех.

И вышел к вам сюда я

Чтобы от смеха животы

Надорвал и ты, и ты.

Пусть все сегодня веселятся

И за здоровье не боятся…

Шутники были явные халтурщики. Вот один из них развернул широкий и длинный лист бумаги, похожий на старый свиток. На листе был написан большими буквами текст какой-то песни.

– А сейчас, для начала дорогие друзья, мы все разом споём с вами песню, – объявил затейник и обратился к баянисту: – Маэстро, прошу вас.

Володя заиграл знакомую мелодию, затейники запели куплет, а когда Колька уже отходил от них, хор туристов весело и оптимистично грянул:

«То ли ещё будет!

То ли ещё будет!

То ли ещё будет, о-ё-ёй!…»

А у другого края вагона туристы играли в «третьего лишнего», руководила игрой и подбадривала участников этого действа Марина.

– Так, так, товарищи, проворней, проворней. Вот так, молодцы! Лови его, лови!

Сложив руки на груди, в сторонке от широкого круга играющих стоял Сергей Иванович. Неожиданно к нему подскочила Марина.

– А вы почему не играете? – спросила она.

– Да так как-то… – неуверенно произнёс Селезнёв.

– А где ваша улыбка? Где весёлое настроение? Вы о чём задумались?

– Да так…

– Забудьте и дом, и работу, и производственный план.

– Да как забыть-то?

– А вот так. – Марина решительно взяла Селезнёва за руку. – Немедленно вставайте в круг. Вспомните молодость. И – улыбка, улыбка прежде всего.

Марина поставила Иваныча позади какой-то женщины. Колька видел всё это, но подойти не решился. Он заметил вдруг, как к соседнему вагону подошёл мужчина, в руках которого Колька увидел бутылки с пивом. Колька подбежал к нему.

– Где брал?

– А вон там, в ларьке, – махнул рукой турист, – у третьего вагона.

Колька быстро вернулся и остановился рядом с Селезнёвым.

– Иваныч, – заговорщически тихо произнёс Колька, – там пиво дают.

И он быстро пошёл вдоль вагонов.

В этот момент один из играющих подбежал и встал впереди женщины, за которой стоял Селезнёв, и Сергей Иваныч оказался «третьим лишним».

Он тут же побежал, но не по кругу, а бросился за Колькой. Игра остановилась.

– Товарищ! Эй, товарищ! Куда вы?! – закричали играющие.

Но «товарищ» их уже не слышал. Он не по возрасту резво кинулся догонять Кольку.

…Когда поезд двинулся дальше, друзья сидели в своеё купе. Рожков молча смотрел в окно. Колька и Сергей Иваныч пили долгожданное пиво, а Роберт читал книгу. Всё было так же, как и вчера: и днём, и вечером, и ночью. Правда вновь за окнами поезда сменился пейзаж. Слева по ходу поезда всё так же простиралась степь, но справа стали видны горы. Поезд шёл по предгорью Кавказа. Посадки акаций и пирамидальных тополей мелькали вместе с белыми домиками станций.

А однажды утром друзья, в который уже раз были поражены новыми видами из окна: поезд шёл меж горами и морем. И на привычный вопрос Сергея Иваныча как всегда читающий книгу Роберт ответил: