Текст книги "Алая завеса (СИ)"

Автор книги: Александр Студницын

Улыбка Анны отразилась на лице женщины, но призрачные черты лишь дрогнули, невольно рассеявшись. Показалось, будто дети снова смеются на чердаке.

– Но вернёмся, Павел, к твоей легенде. Признаюсь, на лестнице днём я не была слишком откровенна, всё-таки вы посторонний. И потому скрыла, дабы не выглядеть дурой, некоторые свои домыслы относительно истории, рассказанной мне детьми. На самом деле я считаю, что легенду, хоть её и придумали, вероятно, местные чердачные искатели приключений, способен сочинить любой в силу своего таланта примерно одинаково. Не думаю, что продуктивно будет рассуждать, выдумала ли Анна сама похожую легенду или имеет связь с кем-либо, чью судьбу формировал старый дом. В поисках девушки подобное не поможет. Другого места, похожего на это, на Лесной улице просто нет. Наверное, фантомы коснулись вас магией, Паша. Сам сюжет имеет глубочайшие корни в веках. Неизвестно из какой страны примчалась в Россию эта иностранка, но подозреваю, что она архетипическая «неместная» повсюду на земле, она, метафорически выражаясь, отвергнутая демоница, женский злой дух или богиня какого-либо языческого пантеона. Понимаете, в каждой культуре существует некий образ искусителя и разрушителя от слабого пола… хотелось бы для нашей беседы объединить все общие черты дьяволиц из разных народных традиций под одним именем, но трудно выбрать подходящее.

– Можно остановиться на первой жене Адама, Лилит. Ей даже титул небожительницы неплохо бы присвоить, как думаете? – задумчиво откликнулся на знакомые слова Леденеев, и сравнение Анны пришлось по вкусу Людмиле.

– Отличная аналогия, Павел! И само имя прекрасно в своей зловещей сути. Вижу, наши сознания настроены на одну волну. Безусловно, это поможет выбраться из дьявольского лабиринта нитей и совпадений. Сновидение наяву опутало свою жертву-Диониса иллюзиями, но я верю в вашу историю, не сомневайтесь. Это сказано не к тому, что по кому-то плачет психушка. В определённом смыслы произошедшее было правдой. Когда мы с мужем только переехали, в данной местности подозревали аномальную зону, слишком часто именно на здешнем отрезке квартала шли дожди, особенно над нашей крышей. Быть может, виной тому, подземная река, протекающая под мостовыми, не знаю. У некоторых жильцов появилось устойчивое выражение относительно моего многолетнего приюта, они называли эти стены Промокшим домом.

Так что, Паш, не вы один здесь сталкивались с тоской и безнадёжностью. Не стоит удивляться странностям подобной земли. Мне самой не принесло много счастья это убежище от мира, построенное будто бы вблизи от края света, хотя как никому другому я обязана ему своими знаниями и верой…

Женщина замолчала, а меня обуревали странные, невозможные воспоминания. Словно никому не доверенный сон набрал силу и воплотился в реальности.

– Промокший дом… какое опьяняюще завораживающее название… Моя мама пела мне колыбельную, очень и очень давно… очень тихо, и слова плохо отразились в детской памяти, но что-то сейчас приходит на ум, хочется воспроизвести:

 
Холодный мокрый вздох,
занозой в больной мозг
прокрался блёклый сон
в пустой промокший дом,
 
 
и серые цветы
на раме у картин
осыпят лепестки…
 

Дальше не могу осознать или передать… Река забвения стёрла строки. Но ещё мама шептала:

 
Пустой промокший дом,
твой голос не спешит…
под рёв и гул машин
неслышно тормошит
 
 
секреты «тех эпох»,
и «строчки между строк»
ложатся на постель,
прокравшись в тишине…
 
 
– Томящий звук шагов,
но это только наш
вчерашний разговор,
где сумрачная мгла,
как туманная плита,
пришла с серых болот,
ложась на этот год —
всё заполонив
между серых плит.
 

На том воспоминания затираются, ничего не могу высветлить…

Я всегда считал, что эту колыбельную сочинила сама мама. Никогда бы не подумал, что доведётся самому побывать внутри чужой песни…

Моё красноречие выдохлось, и навалилось чувство неловкости.

Людмила смотрела на меня с печалью и лёгкой улыбкой. Мы несколько минут смущённо смотрели по сторонам и слушали ритмичные постукивания ливни. Словно поневоле опять сблизились судьбой, помимо желания.

11

– Красива мелодия в этих аритмичных стихах, – промолвила собеседница. – И настроение под стать здешнему. Ваша мать никогда не видела этих стен, ведь так?

– Конечно. Мы жили в другом районе.

Ещё немного помолчав, ощущая шум и сырость за стёклами, женщина продолжила своё повествование:

– Позже я попробую тебе сыграть на фортепиано ту музыку, которую навевают твои слова. Инструмент находится через коридор, в холле гостиной. Именно эту квартиру мой муж снимает для моих занятий с детьми. Но сейчас я закончу повествование об архетипе Лилит, что управляет тобой, поскольку для тебя это жизненно важно.

Её личность в подсознании отпечатана миллиардами душ, и поразительно точно. Подобно богине луны она управляет водой, руководит нашими тайными желаниями, страхами, подсознанием, мечтами, надеждами и фантазиями, а главное – то, что в её царстве, а её удел – земли абсолютной смерти и исчезновения, считается ярким и наполненным бодростью, в реальности – отживает, выветривается, умирает. Будучи своего рода черновиком для Евы, демонесса словно высасывает кровь у молодого и полного сил, дабы завладеть им после его трагической гибели.

Замечал ли ты, Павел, когда-нибудь? Листья желтеют и осыпаются, приходит осень, возлюбленные прошлого ушли безвозвратно, и так сладко о них вспоминать, друзья детства пропадают. Постепенно окружающее становится другим, но так как боги создали мир из одних и тех же элементов, ты натыкаешься на сходные дома, машины, постройки, явления. Те же люди проходят вокруг тебя, скрывая в себе одинаковые узлы биографий и предрасположенности к сюжетам из вечности. Это вызывает в сердце меланхолию, ностальгию. Лилит, если придать ей языческий титул кумира, богиня подлинной поэзии. Создавая лиризм в чувствительных натурах, она уводит в туннели бессознательного. Желания становятся неясны, слова невнятны, объяснения путаны. Ты уже стремишься что-то вернуть, за что-то мстить, летишь на верную смерть, ради чего-то, но в душе неизъяснимая живёт одна любовь. Это укус вампира, Паша, жало Лилит. У тебя после твоей госпитализации не произошло странных перемен в настроении, необычных навязчивых состояний, дум, помимо даже тех, что мешают спать? Иногда могут проявляться изменения вкуса, пугающие желания, жажда…

Наблюдая движения красного шёлка по идеальным длинным пальцам и нежным запястьям рассказчицы, мне захотелось промолчать и даже бежать прочь под несмолкаемый ночной ливень. Гибкая изысканная фигура передо мной овевалась алыми завесами, но то, что было утаено от Людмилы в моей недавней исповеди, должно было остаться секретом.

К счастью, дама поняла моё смущения, и по её взгляду становилась ясно, что она не настаивает на ответе. Стены не выпускали, обнимая мою биографию временным уютом.

– Я часто хочу некоего возвращения в мир «нормальный». Окружающий мне кажется перевёрнутым. Нет радости от возможности стать языческим богом, и нет счастья в том, что мне доводилось воплощаться на земле несчётное количество раз. Душа просит некой картины вселенной, где у каждого есть свои индивидуальности, свои неповторимые пути, своя уникальная жизнь. И те идеи, Людмила, что ты прочитала в гениальных и талантливых книгах, – уже давно зрели и в моём уме, вот только понимая, что за ними правда, логикой, я не принимаю её искренне. Память цепляется за старое, пусть отжившее, но родное.

– А представь, что будет, если всё человечество, как ты, начнёт цепляться за давно отслужившее свой срок? У нас и без того развитие идёт не полным ходом. Я солгала, когда упомянула, что не верю в апокриф детской легенды об иностранке. В ту сказку, где тысячи последовательниц и служительниц «богини» воспроизводили уничтоженный портрет. Если честно, на свете именно это и происходит и сейчас, и в прошлом. Только повторяют в своём искусстве изображение вековечной ведьмы не какие-то лунные девы, а художники всех мастей и направлений. От писателей до кинорежиссёров. Сколько образов породила Лилит? Когда человек любит что-то, парализуемый страстью к потерянному и искушающему, – это и есть портрет Иностранки. Лолита Набокова – великолепный и гениальный пример. Женщина из фильма Альфреда Хичкока «Головокружение» – тоже, хотя здесь раскрываются иные грани её сущности. Ещё есть Девица Кристина Мирчи Элиаде, некоторые героини романов Ремарка… Роковые женщины или девочки, порой наряженные в образ нежити, прочно засели в подкорку мужчин и не позволяют им смириться с повседневным и наполнить светом новое. Иначе говоря, русалка и демон из подсознания не даёт им жить в полную силу и совершать великое. В доисторическую эпоху существовали обряды посвящения, отгонявшие навеки призрака, но сейчас даже отдалённо нет ничего похожего.

Лунные дети светлеющей комнаты нарушали наш разговор скрипами и стонами. Дух дождя иногда робко постукивал в окно, будто тростью усталый странник. Потоки воды смеялись и шипели, но решение увидеть Анну только крепло, не подчиняясь упрёкам и красоте слов, пущенных роем ангелов спасительницей из лабиринта. Если только музыка способна оставлять привидения в людских жилищах, не хуже умершей невесты или кровавого графа, то я явственно слышал шаги необычного существа, сплетённого из уходящих и обесцвеченных нот и неуловимых мелодий. Глаза Людмилы излучали доброе понимание и свет, но во всей позе застыла отрешённость и преданность той энергии против коей она выступала. Тогда так думалось.

– Если Анна настолько вредная и опасная прелестница, то мне кажется странным её незаменимость и власть. Неужели вы ненавидите лирику, красоту потерянного безвозвратно? Иной раз сожаление ценнее счастья обретения.

– Нет, Паша, против милой цветочницы из невозможного соседнего подъезда я ничего не имею. Но следует понимать, что вас затягивает в сети материализовавшегося сюжета из коллективного бессознательного, путы которого никого не выпустят, пока не научишься играть по их правилам, понимать тайное и деликатное и не идти напролом. В первый раз ты прозябал во власти низшего служения грёзам и мечтам, потом, наверняка, какой-нибудь случай сильно аккумулировал их, например, пропавший без вести друг неожиданно объявился, и далее тебя настигли завистливые мужчины или оскорблённые женщины из моей городской легенды. Недавно произошло чудо, и твоё служение поднялось на ступень выше, но, не справившись с иными впечатлениями и мистикой, тебя занесло в повторённый сюжет. Причём высота поэзии, на которую поднялся измождённый дух, преобразовала обстоятельства твоей последней трагедии, и случившееся стало более походить на лирическую новеллу. Бойся если подобное повторится снова! Ты ошибаешься насчёт моей неприязни к тонкостям романтики идеала. Лирика, напротив, близка моему сердцу. С юности увлекалась поэзией, особенно стихами Бродского, который до сих пор остаётся любимым в вечности автором, но у тонких струн совершенства есть необычное свойство. Они не выносят тех, кто им послушно служит верой и правдой. А адептов у Лилит никогда не оказывалось мало. Знакомы ли тебе, Паша, роптания на Бога из уст повидавших многое стареющих господ? Разговоры о том, что он помогает только плохим людям, а хороших подставляет и убивает жестоко и беспощадно?

– Конечно, доводилось слышать. Примеры из подобных речей выглядят убедительно.

– То-то и оно, потому что это правда. Кто, по мнению миллионов, самый плохой человек? Иуда Искариот, потому что ради смирения предал небесное. Но не скрыт ли тут ещё один смысл? Народ в основной своей массе, достигая определённого возраста, перестаёт взрослеть, перестаёт развиваться и двигаться вперёд. Его судьба – томление и надежды на старое, похороненное и отринутое. Не находя новых источников энергии бодрой и смелой, которая придаёт вкус жизни, они ищут спасение в служении культу запредельного, далекого и недостижимого, пусть бессознательно. Доброта идеала иссушает их. Лилит выпивает естество монахов, опустошает в награду за служение. Ведь на самом деле каждому кажется, что то, что было упущено, лучше выбранного в конечном счёте. Но общемировой трагедии в этом нет, как это ни жестоко, просто к потустороннему и сакральному нужно относиться хоть и с полным уважением, избегая любого святотатства, но и не забывая соблюдать священные, продиктованные вечностью правила. А их можно узнать, обращаясь к легендам и сказкам. Вот вспоминай сюжет легенды об иностранке. Она полюбила того, кто её впоследствии отверг. Конечно, копировать жуткую концовку истории нельзя, но важен нюанс, что ведьма не могла найти себе нового любовника лишь потому, что он не лебезил перед ней и спокойно предал её, не испытывая угрызений совести. Есть масса подобных историй, что ветвятся от архетипической, где в конце никто не ослеплялся ничем и не гиб, хотя финал со спасением героя редок. Тем не менее выход существует. Служа какой-либо идее поверхностно, адепт сторожит портреты жены Адама из черновикового сказания его биографии. Современные религии сплошь и рядом заполнены идолопоклонниками, чей фетиш – атмосфера невозвратимо уходящего и надежды на чудо. Но если, возлюбив всем сердцем красоту несбыточного, отвергнуть её ради более яркой – новые силы вырвут тебя из западни.

– Допустим, Я понимаю, что поцелуй Иуды коснётся Анны, но разве можно предать, просто забыв. Девушку нужно отыскать, даже если она призрак. И мне непонятно, что вообще может быть прелестней лирики.

– Совершенно верно. Потеряв память, ничего не изменишь, только запрёшь за собой клетку с демонами и выбросишь ключ. Но вот насчёт твоей любви убедить тебя будет непросто, однако неужели в атмосфере лирики нет никаких изъянов, неужели ты бы никак её не улучшил?

– Недостатки и препятствия кроются повсюду, и я не останусь и в раю, если святые там не трудятся и не проходят испытаний, пусть смертным их тревоги и представляются блаженствами. Счастье невозможно без боли, и радостью не прельстить моей мечты. Задаваясь вопросом, что же не устраивает меня в нынешнем положении, можно предвидеть лишь один ответ – недостижимость. Анна спрятана от глаз завесой неизвестности. Бесконечное отчуждение, в котором я же и виноват, человек боящийся смерти, ведь цветочница верно бесплотна. Сама основа надрыва и ностальгии в невозможности свидания, знаю, но это и утомляет более всего. А ещё больше томит страх, вдруг после трагедии ты на небесах сольёшься радостно и весело с потерянной возлюбленной, поцелуешься с друзьями и родственниками, и наступит мещанское, пошлое низкое довольство, свергающее дождём слёз на грешную землю. Если это так, я бы выбрал полное уничтожение и святость протеста против всего возможного во всех мирах, против повсеместной дряни и корысти, против общей ограниченности!

Лицо Людмилы сияло, призрачные дождливые блики мёртвыми детьми неслышно толпились за спиной, и эхо спора, умноженное ливнями, проявляла мелодию несуществующей музыки. Теперь её звуки как бы продолжали собой уют дома, словно незримые и прекрасные руки бежали по клавишам в соседней комнате. И прошлое оживало и вторило говорящим. Один из голосов принадлежал хозяйке и был великолепно звучен и нежен.

– Павел, вот видите! Вся проблема не в том, что лирика и царство иллюзий самое прекрасное на свете, а в том, что вы, впрочем, как почти поголовно вся наша цивилизация, ничего лучше не знали. Но человек существо невольное. Он только формируется в земной юдоли, а не испытав всего, нельзя воздвигнуть бессмертную душу. Поэтому противостоять тому, что на самом деле не понимаешь. Конечно, предавать самое любимое и святое тоже нельзя, но именно оно само и подсказывает тебе, Паша, как нужно действовать дальше. Забрав из реальности лучшее, ты понял, что постоянно отделён от полного погружения в неземном и нездешнем просторе. Кроме смерти, выхода незаметно, хотя он перед тобой. Сотвори, ведь ты писал рассказы, совокупности прекрасного в собственную легенду, а потом ищи подобные краски в мире для нового творчества. Рано или поздно ты почувствуешь любовь, исходящую из каждого предмета. Счастье и горе, истинную сущность, таящуюся в привычных вещах. Будет думаться, словно совсем иные души, иные уникальности и индивидуальности пространства надели маски того, что ты уже знал и похоронил. Город изменится, источников красоты станет не найти, но потерявшись в стране без названия, где лирика будет господствовать и всякий прохожий утаивать символ, – нечего станет искать. Удел Лилит – святость мимолётная, первовспыхнувшая, изначальная ступень на земле спасения от пошлости. Но дабы узнать вторую, следует распрощаться с пройденной навсегда. Твоя встреча с призраком вчера отправлялась небом лишь, чтобы вселить в сердце чувство, которое в дальнейшем станет твоим ориентиром, но будет воспитываться и расти год за годом, даже после твоей смерти. За миром страсти, имя которой жажда красоты и победы, запрятано то же самое, но там ты сам станешь частью таинства и будешь единым целым с возлюбленным чудом. Поэт внутри чьего-то непостижимого творения. Однако в новой вселенной родятся новые муки и страсти, и они будут сбивать с пути. Не одолев нынешних страстей, бессмысленно двигаться выше.

Чудо коснулось твоей биографии, Павел. Теперь под его личиной вампир. Убей его и жди нового чуда. Но сначала разыщи. И не столько следы Анны. Вам нужна та любовь, которую она разожгла в сердце. В ней и заключался истинный смысл вчерашней ночной мистерии. Продемонстрировать образец дороги к свету.

Глядя на вдохновлённое лицо доброжелательной наставницы, мне пришло на ум, что и ей нужна помощь. По крайней мере, помнилось, что о чём-то она меня собиралась спросить.

– Людмила, а где фотография, на которую я, по вашим словам, так похож.

Наполнив глаза благодарным пламенем и вытащив из стола какие-то бумаги, немного покопавшись, она протянула чёрно-белый снимок. Высокая женщина с египетским взглядом и живой, будто прикрытой на полуслове улыбкой чинно стояла рядом с мужчиной с неопределёнными чертами лица, над которым клубилась чёрная тень, что при фантазии могла быть принята за образ широкополой шляпы. На снимке незнакомец походил на давно умершего человека, а дама навевала думы о вампирах.

Но дальнейшие слова Людмилы, сказанные не об изображении, вдруг подчеркнули моё сходство с Денисом, о котором раньше изредка доводилось слышать.

– Если честно, в коридоре сегодня вечером я не успела вас хорошо рассмотреть, сейчас фото перед вами может и не казаться таким уж похожим, но ведь что-то есть… согласитесь, – собеседница просила повиноваться, – после того как теперь мне довелось оглядеть своего гостя тщательно, хочется упомянуть о сходстве с лидером одного известного террориста времён Гражданской войны… Правда, оно немного надуманное, но один хороший человек вроде вас обладал таким же подобием в чертах с ним. Он тоже имел не идеальное с ним сходство, но верил в него, потому что какая-то его дальняя знакомая так считала и нередко говорила о его двойнике. Парню, полагаю, было приятно нравиться ей.

Моё сердце ёкнуло, помнится, Анна сравнила с той же исторической фигурой брата своего тогдашнего собеседника, хотя о двойничестве с моим участием не шло и речи. Но ведь когда-то я напоминал Дениса. Так многие считали в пору нашего совместного детства, добавляя, что брат несколько, если перефразировать, астеничнее Павла. Хотя сейчас, в связи с моей временной худобой, общие черты, наверняка, стали заметнее, пусть цветочница о подобном и умолчала. Впрочем, как говорилось в одной книге Набокова: «Разные люди усматривают разные сходства и одинаковые отличия».

Людмила снова обратила внимание на снимок.

– Это один известный герой Второй мировой войны и родственник моей матери, увлечённой генеалогией. Совсем непохожий на вас по темпераменту человек. Его снимков с женой практически не осталось. Но данный был сделан перед нападением Германии, в результате которого ваш полудвойник погиб. Ходили слухи, что он выжил и потерялся где-то в России, ещё поговаривали, что он предал родину и умер за идеалы, ранее презираемые. Из всех снимков, хранящихся у моих родителей, существует более качественная фотография без женщины, заинтересовавшая кое-какого очень серьёзного иностранного исследователя чужой страны и инородной культуры. Учёный заказал копии с этого портрета, и большинство из них так и хранятся у нас, а одна вообще лежит неподалёку от спальни мужа наверху. Не помню, кто на каком-то празднике демонстрировал героя с супругой, снимок, что сейчас перед вами, но в результате часть фотографий лучшего фотопортрета внезапно пропала. Потом, когда я уже давно стала взрослой, и мы с мужем только поселились в Промокшем доме, малоизвестный художник-портретист случайно где-то увидел прошедшее не через одни руки изображение и принял его за образец для своих полотен.

Теперь это лицо принадлежит чему-то ненастоящему. Но воскресение советского солдата лишь сделало первые шаги в той истории. Несколько человек, увидевших работы художника, считали своё сходство с картиной значительным и потрясающим и попросили автора написать ещё. Кое-кого из этих двойников я впоследствии узнала, и очень хорошо. Помню, портретист изумлялся множеством внешне родственных людей и обожал знакомить заказчиков между собой. Как любитель курьёзов, он и на подлинных родственников героя вышел, то есть на меня.

Вам никогда не попадались попутчики с лицом как на данной копии?

– Увы, я и об этом историческом персонаже не знал, к сожалению… Но его одежду совсем недавно мне доводилось на ком-то встречать… или не одежду, скорее всего, а просто фигуру у кого-то похожую заметить, родственную манеру тела носить брюки, куртку, знаете, это ведь тоже у всех индивидуально… Мне встретилась подобная схожесть корпуса в человеке невозможном и непонятно, знакомом ли. Дело в том, что парня мои глаза видели также смутно, как сейчас данный портрет, особенно голову, там какой-то дефект съёмки в форме гриба или шляпы… кстати, быть может странно, но случай произошёл близ этого дома. Про лицо следует сказать, что некоторые его как раз сравнивали со снимками одного участника русской Гражданской войны.

Над женщиной, словно кто-то включил свет. Она выступила из мрака вся в сиянии радости, лишь тревога и стыд наскоро скомкали тьму передо мной. Интонации стали сладостными, возразить им или разочаровать их – не доставало сил.

– Значит, он дошёл и был здесь… Надежда не умерла, – светились слова Людмилы. – Спасибо за информацию. Посторонний, конечно же, не поймёт, но, видимо, какие-то легенды одушевляются с непередаваемым лиризмом. Прошу, не рассказывайте больше.

На глазах женщины стояли слёзы. Ничего не понимая, ощущая себя лишним, я не смел покидать квартиры. Хозяйка некоторое время сидела неподвижно, но, придя в чувство, повторила один свой давний вопрос:

– Так зачем вы так хотите увидеть своего брата?

По-прежнему неготовый к ответу, неожиданно в моём сознании найдя нечто на него похожее, я удивился, но в порыве игрока, действующего наугад, произнёс:

– Наверное, мне нужен не столько мой давно пропавший друг, сколько та сила и молодость жизни, которые сопутствовали нам, пока мы были вместе в пору юности. Энергия, заставляющая не обращать внимания на мнение других. Будто бы жалеющих меня после выписки. Думается, это вернётся. Если поэтически выражаться, я ищу не брата, а самого себя. Ведь как раньше дружбы и в мечтах не наладить.

– Это честный ответ, Павел. Когда вы описывали свой порыв, приведший к драке и трагедии, трудно было поверить, что чары стремления к гибели можно будет остановить. Пробуждение скоро настигнет алчущего. А брат сам окажется с вами, когда придёт время. Поверьте, он тоже желает встретить вас.

Чтобы сгладить некоторую неловкость, вызванную слезами, и выполняя недавно данное обещание, женщина ушла в соседнюю комнату и села за фортепиано.

Пообещав послушать, я остался в прежнем помещении.

– Пока я буду играть, вспомните прошлое и отпустите, сочините о нём историю, но длинную и серьёзную, не рассказ. Не завершая, никому не показывайте. Я буду рада, если что-то родиться. Только пока сделайте набросок мысленно, чтобы не тревожить больную руку. Через несколько месяцев можно уже приняться за работу.

Женщина ушла, и с окончанием дождя мне предстояло покинуть дом из своих детских снов. Это решение родилось само ещё в ходе разговора и теперь окрепло. Но предчувствие подсказывало, что это произойдёт только утром. Нельзя обременять добрых часовщиков затянувшимся нелепым визитом.

Разделяя шаги водных капель, шёпоты и скрипы несуществующих детей, Людмила, став чем-то таким же эфемерным, исчезла за углом коридора.

Эхо и призраки когда-то отзвучавших мелодий соединились в один хор оживающего и первоначально робкого звучания. Пальцы пробовали приноровиться к ритму, ещё неизученному и свежему. Пианистка сбивалась. Но скоро мелодия стала нарастать, затрепетала и ожила, взмахнув невесомыми крыльями. Ливни омывали стекло, делая музыку единым целым с квартирой и со всем зданием. Сотни шумов, стуков и скрипов вплеталось органично в щемящую сонату моего прошлого. Смех невидимых детей превращался в хор ангелов, словно подпевающих что-то на языке, ни одного слога которого не повторить смертному.

Страдания от ранений не ощущались остро, а температура то ли отступила, то ли организм свыкся с ней. Наступила лёгкость, оживлённая сознанием того, что раскисать нельзя и нужно скорее приходить в норму, чтобы добраться до больницы.

Угрозы в отношении руки сердце восприняло как вызов, и гость Промокшего дома сел за стол. Неудачные движения сковали тело болью. Лишь через несколько минут удалось найти приемлемое положение. Очень неприятным было ощущать себя неповоротливым… несвободным и беспомощным. Это подстёгивало к деятельности, хотя и слабость простуженного человека пыталась помешать. Но прекратить попытки – означало неуважение к словам Людмилы… смирение с неспособностью увековечить чужую доброту.

Пытаясь начать описывать события прошлого, я перескочил на настоящее, а затем вообще задумался. Больная рука, хоть и не была потревожена плавными попытками активной деятельности своей сестры, всё же начала болеть, разбуженная периодической рефлекторной кооперацией с первой. Пришлось остановиться.

Тоска и память томили меня. Усталость одолевала веки, перед глазами мелькали образы матери, а потом Анны. К сочинению романа мои стремления и пальцы возвращались впоследствии ещё несколько дней, и так постепенно зарождалось данное повествование. Недавно минувшие главы появились чуть меньше чем через неделю от описываемых событий, но под аккомпанемент мистической музыки дома – на ум приходили другие творческие соблазны.

Ведомый дерзкой мыслью, я решил увековечить таинственную мелодию, источаемую домом и водами подземной реки из этих мест. Но как передать музыку словами?

С помощью стихов. Когда-то я пробовал их писать, в университетские годы. Такое творчество не почиталось мной за серьёзное и не казалось изменой по отношению к своим помыслам времён окончания школы. Но сейчас хотелось написать невозможно хорошо. Казалось, что сама неповоротливость раненой руки помогает тщательней обдумывать слова…

В результате сны одолели меня, полные мечтами пустоты и отсутствия. К утру мне удалось продумать начало своей истории, которую сейчас читает мой читатель, и, прощаясь с хозяйкой дома, я пожаловался на то, что музыка никогда более не повторится, а гостю хотелось, но не удалось изобразить её.

Людмила была шокирована попытками больного приступить к творчеству немедленно и отчаянно принялась упрашивать скорее идти в травмпункт. На вопросы, зачем меня так тянуло к деятельности в столь неудачное время, я ответил, что хотел чем-то знаковым для себя увековечить эту ночь. Женщина вздохнула и отвела глаза, а потом снова напомнила о необходимости спешить в больницу…

Собственно, именно этим аспирант Леденеев и собирался заняться в первую очередь.

Внезапно перед самой сценой прощания хозяйка квартиры приняла какое-то новое неожиданное решение.

Ничем больше не способная помочь, смущённая и с долей недоверия Людмила что-то нашла в комнатах. Листок со старым стихотворением, по словам часовщицы, из дней её юности.

– Если честно, какую бы мелодию я ни играла, всегда в конце концов получается эта. Может, в том причина многих моих неудач, одно время даже приходилось её ненавидеть, но она была сильнее меня и проступала сквозь покровы каждого сыгранного мотива. Стихотворение на этом листке довольно точно рисует эту мелодию, если она вам понравилась, как моему мужу, то и в словесной форме будет к душе. Только, пожалуйста, прочтите, когда уже уйдёте. Лучше потом честно поделитесь впечатлением.

Аккуратно и нарочито медленно засовывая обрывок бумаги в карман, я нашёл старую прокламацию со вчерашнего вечера лежащую там, ни выбрасывать, ни читать её не хотелось.

Покидая пасмурным утром малознакомый квартал, я вспоминал комнаты съёмной квартиры и думал, как скромно она убрана. На стенах ни картин, ни фотографий. И в этом отсутствии ощущалась горечь. Веками какой-то призрак должен был воскреснуть на неизвестных полотнах, но не воскрес. Не о нём ли звучал вопрос часовщицы, когда я видел фотографию?

Предчувствуя проблемы в университете, не хотелось туда возвращаться после травмпункта. Тем более на больную голову. Пальцы развернули недавно полученную страницу из тетрадки, точнее блокнота, судя по сбоку оставленным круглым дырочкам.

 
Окна
К служителям бессонниц, привычным к свету зданий,
В толпу неузнанной входила пустота
Напрасных обещаний, с оконными крестами
Она останется в их сердце навсегда,
Как роспись незнакомки на возвращённых письмах,
Ни адреса, ни дат, лишь где-то поезда
Меж проводов и башен, в умах рождая мысли,
Хранят чужую жизнь, и каждая верста
Дробится в пассажирах мгновением надежды.
Для них повсюду ночь, а в ярких окнах та,
Что стала ориентиром и смотрит безмятежно
Из пустоты зеркал, так новая звезда
Сгорает именами в лучах далёкой встречи.
Возможно, с далью где-то весь город был отмечен
Подобной красотой, и время никогда
Не сможет слиться с теми, кого потоком речи
Влекут иные цели, сжимая «никуда»
До микрокосма строчек, но превращая почерк
Оконного креста в безмолвие из точек.
 

В уме, пока глаза пробегали по буквам, действительно повторялась музыка, и красивые пальцы на бело-черных клавишах, и невидимые дети, и смех, и фотографии, которых нет, а в сердце надолго воцарились спокойствие и чувство всепоглощающего нежного утомления.