Текст книги "Алая завеса (СИ)"

Автор книги: Александр Студницын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Вопреки ожиданию увидеть слёзы и страх я застал хозяйку квартиры скорее в приподнятом настроении. По крайней мере, в настолько приподнятом, насколько позволяла ситуация. Невольно вспомнилось, что девушка немного пьяна, однако недавнее потрясение с двумя ломящимися в дверь людьми должно было напугать кого угодно. Получилось же так, будто происшествие лишь насторожило незнакомку. Причём объектом скрытого недоверия и подозрения вечно выступал ночной гость. Постоянные попытки выспросить всё обо мне и скрыть правду о себе бросались в глаза.

– Ты чуть всё не испортил. Их очень насторожил телефонный звонок. Удивительно, что они ушли. Но, возможно, вернутся. Ещё ничего не ясно. Все думают, я уже отсюда уехала. По крайней мере, думали.

Не дав мне прокомментировать свои слова, Анна предложила кофе, прося заодно подробно рассказать, что именно случилось внизу, у подъезда.

Квартира, находящаяся в невысоком старинном домике, представляла собой две комнаты с коридором, кухней и санузлами. В фантастическом количестве на подоконниках стояли растения, но цветов не было. Не похоже, чтобы кто-то собирался вообще отсюда съезжать. Хотя, с другой стороны – взгляд несколько раз зацепился за какие-то тюки и пакеты, чем-то плотно набитые. Мебель же явно собирались оставить. Старая, неплохо убранная, но всё же пыльная, она сама представляла собой часть пыли. Или, что даже вернее, часть дома, уставшего от бесконечного своего века. Отсюда не уезжают, это дом вечности. Тем не менее (не знаю, вопреки ли?) на кухне царила уютная чистота. Откуда-то дуло, и слышимость происходящего на улице была значительной. Где-то далеко шумел прилив неизвестных потоков машин с автострады и выли сирены скорой помощи, а поблизости, наверное в этом же районе, чей-то смех превращался эхом в подобия привидения.

– Ты одна живёшь? – спрашивая, я невольно смутился от того, что не мог вспомнить, когда мы выбросили из речи местоимение «вы».

– Последний месяц да. Хотя, может быть, это странно, при моей боязни людей. Но ведь в случае отъезда удобно иметь меньше удерживающего, не правда ли?

– У тебя очень красивый дом. Много лет вижу подобные строения в центре и всегда с интересом воображал, кто же в них живёт? Почему-то приходят смешные мысли о провалах во времени, призраках, феноменах проклятых мест… но я это не к тому, что он странный. Просто я действительно люблю старинные здания.

Моя собеседница задумчиво молчала. Чашка явно не остыла, однако хозяйка держала её плотно, и внимание не могли не привлечь изящные пальцы. Одно неловкое движение и едкий напиток сожжёт их нежность!

– Скажите мне, Павел, кого вы увидели у подъезда, когда позвонили сюда?

– Можно просто Паша, всё равно перешли на ты. Да и так гораздо лучше. Из дверей вышли, даже выбежали двое. Парень и девушка. И что совсем невероятно, мне показалось, юношу я узнал, как и он своего случайного встречного.

– Кто это был, по-твоему?

– Друг из моего детства, точнее сводный брат. На добрую половину наши биографии должны состоять из одних и тех же воспоминаний. Мы дружили не разлей вода ещё с тех пор, когда я ребёнком жил в провинции. Дома стояли рядом. Наши родители дружили, позже поженились, воспитывали нас как братьев. В принципе, и до брака меня с братом окружали, по сути, одни и те же люди. Члены семьи, и его и моей, смешались и стали единой в детской памяти. Но когда лет семь назад мы приехали в Москву, друг, к которому больше подходит слово «брат», исчез. Обе семьи искали его, правда, боюсь, я принял недостаточное участие. Никогда не забуду депрессию родителей и переполох. Полиция нечего не нашла, однако заявила, что парень скрылся по доброй воле, иначе остались бы хоть какие-то следы. Естественно, никто с такой точкой зрения не согласился. Тем не менее самостоятельное расследование тоже зашло в тупик. Толком и его новых друзей, которые на тот момент уже появились, не смогли найти. Словно их и не существовало. А ходили слухи, будто он якшался с какой-то новой организацией типа секты, нечто околорелигиозное. Уже несколько лет расследованием пропажи юноши даже его семья интересовалась, уже теряя веру… иными словами, без должной бодрости и внимательности. А ведь кто знает, может быть, парень где-нибудь успел оставить след в последние годы?

Собеседница пила кофе, и её шея беззащитно подрагивала. Красные волосы давали повод открыть двери каким-то тёмным ассоциациям в моей голове. Завеса из красного шёлка плавно опускалась на глаза, лишь нить беседы развевала её.

– Короче говоря, на данный момент с мёртвой точки поиски не сдвинулись… – подытожила Анна и меланхолично добавила: – Где замешана вера и религия, всегда так. Помнишь недавнюю историю об этом районе? Ходили слухи, что здесь действует какая-то секта. Они избили нескольких человек неподалёку и сняли процесс на видео. Подобное являлась у них своего рода фетишем, и они наслаждались разными проявлениями жестокости. У этих психов странный способ атаковать. Всегда кто-то входит в доверие к жертвам, выманивает, а потом его с ними и бьют. Не понятно только зачем такая система? Один раз кто-то уцелел после драки с серьёзными травмами, но тронулся умом. Полиция ничего не смогла понять, и я тут подумала… если подключить фантазию и продолжить мысль о секте, точнее мысль о её желании разнообразной жестокости… выходит, что многие преступления в принципе способна совершать одна неформальная группа, вместо фирменного почерка балующаяся разнообразием. Что если схем нападения куда больше, чем упоминалось в новостях? А полиция в сговоре и ничего не понимает, как и в твоём деле, верно?

– Да, но не стоит верить СМИ. Что бы они ни твердили – это не заслуживающая внимания ложь. Мне видится лишь один элемент сходства. Буквально несколько месяцев назад произошёл странный случай, и если бы не дальнейшая чёрная полоса в моей судьбе, я бы, безусловно, пристально изучил его.

– Появилась зацепка?

– Пришло письмо, явно от брата. Это даже не столько по обращению понятно, сколько по тексту. Никто другой не мог так написать. С манерой строить фразы мои глаза не ошиблись. Они слишком хорошо в своё время запомнили, как Денис вёл беседу на бумаге и в интернете. К сожалению, сейчас мне не найти письма. Месяц назад я попал в больницу, и кто-то из полиции повредил мне электронную почту. Не хочется вдаваться в подробности этой истории с моей госпитализацией.

Пролетел ангел благого молчания. Краем глаза посмотрев за окна и увидев город, мы с Анной оба задумались на минуту. Воображение рисовало занимательные картины на улице. Мне пришло на ум взглянуть на место своего пребывания глазами постороннего. Случайный прохожий, одетый в макинтош и шляпу, останавливается, вдохновлённый сумраками осенней лирической ночи, и видит дом, архитектуры веков минувших. За окнами в большинстве своём темно, но в одном горит свет. Что увидит он там? События какой эпохи? Интуиция подсказывает: здесь запросто заблудиться во времени.

Стук чашки о стол прервал тихие мысли.

– Сожалею, что у тебя всё так сложилось, – глаза Анны снова смотрели на меня пусто и заколдованно, как во время нашей первой встречи в кафе, казалось, она готова проявить некую эмоцию, коей не дано названия в земном языке, но одновременно не верилось, что подобные глаза способны что-то выражать. Леденящий душу взгляд.

Девушка спросила:

– Ты помнишь, из чего состояло письмо?

– Достаточно хорошо. В нём мой друг просил о срочной встрече и не знал, где меня найти. Кому, кстати, как не ему мечтать о пересечении с таким неизвестным и бедным парнем, как я? Помню, как сердце забилось, когда взгляд впервые коснулся этого письма с непонятным электронным адресом… но получить разъяснение я так и не успел. Удалось лишь явиться на место назначенного свидания и никого там не отыскать. Зато потом, почти что на следующий день, на меня напали и избили. Точнее трагедия случилась не днём… Пора стояла сумрачная, вечерняя. Со мной присутствовала девушка той ранней псевдоночью. Она умерла. Полиция была уверена, что письмо моего друга детства представляло собой приманку, на которую я купился, за что и пострадал. Мне, собственно, и не поверили, что письмо составил Денис.

Следствие решило – нападавшие через интернет назначали встречу, узнавали точную внешность адресатов своих посланий, а потом грабили жертв. Но у меня ничего не взяли, представляешь? Подозрительно, хоть с собой в кошельке особо денег и не имелось. А главное, по версии полиции выходило, что чуть ли не на мне лежит прямая вина за трагедию, но я хорошо знаю, что не из-за моей попытки связаться с братом случилась беда. Её и так не удалось бы избежать, вероятно… пусть с письмами брата ситуация до сих пор терзает моё воображение…

– Прости, ты, кажется, не хотел рассказывать.

– Да ладно. Раз уж начал. Кстати, я об этом впервые сам говорю с кем-то, кроме следователя. Мы сильно отвлеклись историями о моём прошлом. Наверное, это даже утомительно.

Прохожий за окнами мог бы увидеть два едва колеблемых силуэта, если бы хотел. Встав на бордюр своими начищенными сапогами на толстой подошве и держась за дерево, он утонул бы в океане спокойных и пугающих глаз Анны. Или вся эта комната наполнилась бы при соприкосновении взглядов его и девушки пустотой? Он потерял бы волю к жизни и все ориентиры. Пошёл бы одинокий и обескровленный, как жертва вампира.

– Нет, твоё прошлое для меня имеет значение. По правде говоря, я тебя пригласила из очень корыстных соображений. Прости, но не хочу скрывать… мне нужна защита, буквально до предрассветного часа.

Те двое, что тебе попались у подъезда приходили не с добром. Они мои враги. К счастью, не состоялась с ними полноценная встреча. Но больше никто не явится до моего отъезда отсюда. Ты не заметил в гостях ничего странного?

– У Дениса или того, кто был страшно на него похож, на ногах сапоги, а на плечах одежда, навевающая мысли об иностранной военной форме. Похожая и у девушки, хотя её слабо коснулось моё внимание.

– Скажи, ты бы мог уверенно сказать, что перед тобой не проскользнуло видение, не явился призрак, демон, ангел и т. п.? Понимаешь, о чём я?

– Понимаю, ты к тому, в своём ли я уме.

Анна смотрела будто в самые мои глаза, в самую душу, но в то же время так, словно в комнате находилась одна. Прохожий не увидел бы за окном меня. Даже мебель ужималась в стены и таяла в атмосфере комнаты. Дом стоял в стальном единстве. За шторами из красного шёлка.

Я закашлялся, словно в лёгкие набилась пыль, и глотнул из чашки.

Продолжая смотреть очень серьёзно и выжидательно, девушка говорила:

– Как бы ты отреагировал, если бы тебе рассказали подобную историю. Я вчера вечером по книге, найденной в этом доме и давно приготовленной для ритуала, совершила тайный обряд вызова духов под руководством своего духовного учителя. Но ритуал провалился. Мертвец, вызванный нами, не явился в назначенное место, а воплотился где-то сам по себе, отдельно от нашей воли. Видимо, сыграли роль непредвиденные оккультные факторы, связанные с топологией местности. Но не суть. Сегодня в полночь призванный должен был явиться, согласно заклятью, и по-другому никак случиться не могло. Мне, превозмогая страх, нужно было его встретить со всеми почестями и проводить, дабы завершить обряд во что бы то ни стало, но вместо мертвеца явился ты. Я хорошо знаю своих соседей. Они спят довольно чутко, но когда в дверь начали ломиться – никто и ухом не повёл. Отсюда можно сделать вывод, что звук только казался громким. Его слышали посвящённые, беспокойные и сумасшедшие. В итоге покойного встретил ты, а не я. Он рассерженный ушёл. А ведь ни в коем случае нельзя допускать подобного в общении с потусторонним миром! Причём, судя по твоим словам, дух явился с товарищем, а значит, в ритуале пошло не так что-то ещё. Когда обряд совершается с ошибкой и призванный выходит из зоны творящего чары, мертвец обычно приносит в жертву людей ради того, чтобы найти дорогу в свои пределы. Если б не телефонный звонок, гости ворвались бы в квартиру, возможно, затем последовала бы смерть. Особая смерть в зоне призыва, где не может пострадать невинный. Сразу мне не пришло на ум доверить такое тебе, но сейчас готова.

– К чему ты говоришь так странно? Это игра? Флирт?

Выдвигая данные предположения вслух, губами рассказчика данной повести, про себя разум вспоминал, что во время первого диалога с незнакомкой в кафе от моего взгляда не укрылась, что девушка немного пьяна. Для излишнего и бестактного кокетства – самое оно.

– А вдруг ты мертвец? Как бы тогда на подобное отреагировал? Да, игра. Игра в звуковое молчание.

– Я бы с радостью подивился, что на земле ещё не перевились ни чудеса, ни ведьмы, ни заветные дома, ни совпадения. Но ещё предложил бы вторую историю, независимо от того, кем бы ни был в твоих грёзах.

К тебе приходила какая-то враждебно настроенная девушка, привела своего парня в качестве устрашения. А ты притворилась, что давно уехала, о чём сразу мне и сказала. Возможно, за тобой числятся грехи в виде не отданных долгов или распущенных сплетен? Или твоя подруга, с коей вы поссорились в кафе перед нашей встречей, тут замешана?

Моя собеседница наконец потеряла извечную стальную серьёзность во всех своих жестах. Беседовать стало легче и свободнее. Встав из-за стола, она прислонилась к кухонной плите и смотрела свысока и чуть печально на пролетавшие на задворках оконного пейзажа машины.

Вся фигура девушки при видимой скульптурной идеальности будто шептала о незаконченности и подверженности любым разрушениям. Её хотелось защитить. Хотелось, если бы не тот странный симптом, что стал проявляться не сразу после моей выписки. Повернувшись к окнам, я мысленно вообразил незнакомца за ними, но красные занавески жгли сердце, спасал один нескончаемый разговор.

– Твоя гипотеза прелюбопытна, – между тем, чуть глуше, чем прежде, говорила Анна. – Но нельзя сказать, что она так уж противоречит моей. Есть же разные пласты одной и той же реальности. Сейчас мы тихо говорим и пьём кофе, а в другом месте, быть может, я лежу мёртвая, и убийцу преследует мой взгляд по ночам.

Те двое приходили, чтобы отомстить. Вернее женщина. Юноша, коего ты принял за своего друга, когда-то обещал на мне жениться, но всё как-то оказывалось некстати и не вовремя. В итоге парень попутался с одной моей знакомой – Инной. Она испортила его. За измену я отомстила. Дважды, но о второй мести никто пока не знает. Зато первая и послужила причиной для визита недавних настойчивых гостей.

– В чём же состояла месть?

– Я убила их. Но не физически, как ты сам мог убедиться. А духовно. Зато убила до основания. Видишь ли, у меня есть приятель, художник. Мы с ним вместе учимся, и он крайне занимательно рассказывает о России Серебряного века. Твой Денис, кстати, если всё ещё не пропало желание, могу вас познакомить? Так вот – твой друг был его моделью. Они познакомились с ним в трамвае. Для человека, увлекающегося русской историей двадцатого века, просто невозможно пройти мимо рядом сидящего пассажира с внешностью одного из лидеров гражданской войны 1917 года, бывшего далёкого от большевиков террориста. Лицо неизвестного двойника одухотворялось музыкой и весной, когда летящий свет струился нестандартно, ввиду необычных черт лица. Мой знакомый художник обожал проводить исторические аналогии. В ритмично гремящем вагоне завязалась беседа. Живописец увлекался созданием исторических образов, хотя в основном писал на заказ и, по сути, являлся простым портретистом. Денис завёл с ним знакомство, но потом рассорился. Как раз в тот же период твой почти родственник нашёл себе новую даму сердца. Из числа моих же знакомых.

Первые недели меня мучила страшная тоска, постепенно перерождавшаяся в злобу, но однажды утром всё прошло. Прочитав кое-каких книг, я пошла к художнику. Шесть недель ушло на создание картины, но они того стоили. Мне пришлось кое-что продать за воплощение своей задумки. Но в конце концов родилась картина, на которой изображена влюблённая пара в виде, намекающем на свадьбу, последующую впоследствии. В роли пары Инна и Денис. Зная родителей Дениса, я отправили произведение своего приятеля прямиком отцу его девушки.

3

Анна резко прервала рассказ и вытащила стоящий в углу пакет. Внутри оказалось умершее растение из числа тех, что во множестве стояло на подоконниках.

– Давно собиралась избавиться, этот куст умер как раз в дни депрессии, о коей уже упоминалось. Не дойдёшь до мусоропровода? Никак не могу отделаться от одной неприятной мысли. Если ты благополучно вернёшься, то она ошибочна, но коли решишь покинуть меня, то я отпускаю тебя. Возможно, никакой существенной опасности для жизни и нет.

– Странная просьба, понятно же, что я не уйду. Налей хотя бы ещё кофе.

Отодвинув скрипучий стул, приходилось двигаться к выходу. Мебель снова выползала из углов, отделяясь от дома. Пыль щекотала ноздри. Лестница встречала посетителя затишьем, не став удерживать от скорого возвращения.

С момента моего ухода с кухни ничего не переменилось. Но по дороге обдумывая всё поведение хозяйки, мои мысли крутились вокруг гипотезы о том, что она, вероятно, хотела кому-то тайно позвонить, и нужно было выпроводить гостя на лестницу.

Смотря очарованно в очи, излучавшие пустоту, я снова слушал продолжение истории, в которую ни на йоту не верил. Но это утешало.

Моя жизнь состояла из бесконечного множества повседневных уродливых слов и предметов. Диссертация, студенты, семинары, научный руководитель. Так много вещей и душ, овеществлённых и чужих, неузнаваемых и безличных от которых подкатывала тошнота. В конечном счёте только трафареты мёртвого взгляда казались мне родными в ту ночь. Только великое ничто. Там отдыхало моё естество, сущность которого разуму не удавалось нащупать больше месяца.

Анин рассказ продолжился о том, что случилось после попадания необычного портрета к семье соперницы.

– Вышел скандал, – говорила голубоглазая цветочница. – Инна поверила, будто картину тайно заказал тот, кто раньше дружил с каким-то художником. А на портрете, с виду страшно реалистичном и похожем на оригинал, присутствовала странность. Героиня казалась больше похожей на меня, чем на Инну. Мы, впрочем, одного типажа. И это выделялась так заметно, что игнорировать стало невозможно. Самое смешное, что Денис, как я и предполагала, не замечал разницы. Ему нравилась картина. Аналогично воспринимали ту живопись все мужчины. Ты слушаешь, Павел?

На меня всё сильнее накатывала истома, а от неё в голову шли неотвязные навязчивые видения. Особенно раздражала занавеска. Красный шёлк наливал кровью веки и сердце. Горячил понапрасну.

– Мне почему-то кажется, что ты не хочешь откровенно рассказать, в чём дело? Кокетничаешь или, может, даже в кофе подсыпала что-то. По крайней мере, так можно было бы подумать, если бы речь о защите не шла. Я вижу завесу из красного шёлка. Она поглощает вокруг все предметы.

– Ты желаешь услышать сказку про то, как я отбила у кого-то парня, а потом он вернулся к своей бывшей, а сегодня явился отомстить?

– В принципе, именно такую историю диктует моё воображение, но думаю, Денису показалось бы приятным стать лишь свидетелем драки. Пусть он не отдавал себе в подобном отчёта. При встрече у подъезда его глаза излучали пассивную тоску. Злости совсем не ощущалось. Будь перед ним завеса, сам её он трогать не решился бы.

Внезапно раздался крик. Конечно, и до того с улицы доносилось некоторое эхо, но с таким ором ничто не могло сравниться. В нём слилась в один возглас истерика сразу нескольких человек. Мои одурманенные чем-то слова поначалу заглушали его. Первично вопли и звучали будто фальшиво, но вот – ничего не осталось, кроме них.

– Что такое красная завеса, Паш?

Ответить Анне про свой второй симптом, оставшийся от госпитализации, ещё пару секунд назад, удалось бы с лёгкостью. Но крик отрезвил сознание. Даже смолкший он повторялся в уме неистово. Похоже, я просто засыпал, а зерновой напиток совершенно не бодрил. Теперь говорить о Красной завесе стало невозможно и неприлично. Не хотелось ни самому пугаться, ни тем более пугать собеседницу. Внезапно накатило смущение… Слишком много откровенной и ненужной болтовни между едва знакомыми людьми пронеслось над этой кухней за несколько часов. Прохожий за окнами, услышь он такое, постучался б к нам на огонёк.

– Понимаю, что у тебя все основания не доверять мне. Наверное, нам даже пора расстаться. Просто красная завеса не ассоциируется ни с какими понятиями, а мой осенний шарф как раз подходит под описание. Но я не прошу тебя рассказать.

Скоро всё равно уеду отсюда, как и обещала. Тем не менее по искрам в глазах и интонации, с которой ты говорил о своём шёлке, мне вспомнилась «Оранжерея».

– Я заметил, у тебя в доме нет цветов.

– Конечно, а ты думал найти в моей квартире отголоски увлечений хозяйки? На работе общение с миром флоры исчерпывается, едва хватает времени на домашние растения. Они не цветут, поэтому кажутся мне покалеченными или сломанными, как куклы. Знаешь, такие страшные и испорченные подобия детей? Часто фигурируют в фильмах ужасов. Вот такое же у меня отношение к этим серым неприхотливым растениям, я их боюсь, но втайне мечтаю о том, как они пытаются отомстить за свою участь. В такие моменты чувствуешь себя прекрасной розой, смятой, истерзанной и поломанной. До сих пор не решила, бросить ли зелень подоконников здесь умирать или забрать с собой.

– К чему разводить живое, если его ненавидишь?

– Ради зависимости. Люди обожают цветы, но цветы похожи на солдат, которые нравятся девушкам. Никто не любит войну и тот факт, что растения обречены гибнуть, лишённые корня. Но ничто так не завораживает сознание, как вид обречённых на смерть. Особенно если умирает тот, кто многое наобещал. Красота ведь, по сути, обещание несуществующего смысла. Есть она – есть смысл жить. Но человеческий язык не может о нём поведать. Разве что в стихах ни о чём, знаешь, эдаких футуристических, где есть форма, а содержание убито на корню?

Так вот, люди более всего на свете жаждут самого страшного преступления, но не хотят стать убийцами. Им нужна роль жертвы, которой можно сочувствовать, и роль наблюдателя, а тираном пусть будет кто угодно. В случае с цветами – это выражается лишь в равнодушии по отношению к растениям. Лично я обожаю орхидеи и розы, и вообще, когда мужчины их дарят. И они боготворят меня. Преподнося свою нежность, они исчезают с лица земли ради услады женского дыхания, а если речь о букетах на могилу – ради символа. Приходя на работу, я вижу сотни окровавленных смертников, а когда мне дарят какой-нибудь их батальон, то приятнее всего воображать, как дома они займут своё место в пустой комнате и облетят от одиночества. Впрочем, кто бы ни купил букет в «Оранжерее», большинство цветов хоть лишь часы, но существовали ради продавца. Жаль, орхидеи у нас не продают… зато много искусственных букетиков по соседству.

– Некоторые мужчины считают, что женщины сами похожи на цветы.

– О, да! Мы хотим таковыми казаться. Постоянно наблюдая смерть как в театре, хочется самому побыть актёром. Слабый пол яснее сильного усвоил, что любви без жертвенности и вампиризма нет. Потому с радостью рискует собой ради кого-то, кто оценит… хотя часто лишь для себя.

Анна задумалась, опустила глаза и прошептала:

– Я исчезну ради растений-уродов, которым не нужна. Кроме них, никто не пожалеет. Для них оранжерея – моё тело.

В дверь кто-то постучал.

Прохожий? По инерции открыв дверь раньше хозяйки, глаза её слушателя наткнулись на встревоженное и злое лицо старухи. Неизвестная напоминала состарившуюся медсестру. О профессии, связанной с медициной, твердили неуловимые флюиды.

– Слышали крик? – несколько презрительно бросился вопрос в комнаты.

– Где-то на улице кто-то орал, да. Это слышали.

– Только сначала на улице, – глаза гостьи налились слезами. – У нас под боком, в соседнем подъезде. Кровь по всем стенам. Убили мальчика, рот тряпкой заткнули, всего искромсали.

Женщина вздохнула укоризненно и попросила воды.

– Милицию вызвали? – спросила Анна.

– Конечно.

Пока мы говорили о цветах и насилии, человека резали за парой стен на лестничной клетке. У ещё минуту назад жестокой продавщицы на лице вырисовывалась тревога. Поразительная перемена, которую я не ожидал найти. Провожая ночную гостью, девушка казалась усталой.

Закрыв за вестницей железную дверь, Анна посмотрела в сторону привычно, ничего не выражая, и произнесла:

– Мертвецы убили его. Я виновата. Выпустила духа, не отблагодарив и не удержав. Учитель говорил, именно так и происходит это. И незнакомец всегда рядом.

– Женщина из соседнего подъезда к тебе часто заходит?

– Да почти никогда.

Прохожий, который мог наблюдать за нами, медленно удалялся к двери, аналогичной входу на нашу лестничную клетку. Лирика лирикой, но кровь всех возбуждает сильнее. В толпе опьянённых горем, прошедшим мимо их семей, мужчины курили, а женщины суетились и лгали. Разговоры нависли над телом как тучи.

– Парня растерзали.

– Судя по всему, изначально убить хотели.

– Если убить решат, ничто не спасёт. Правда, недавно в газетах писали про то, как парня прикончили, а он сам встал, дошёл до дома, позвонил соседке, практически мёртвый. Но не знаю, может, преувеличивали. Удивительная воля к жизни.

– И что потом с ним?

– А ничего, с ума сошёл, говорят. Хотя из комы вышел. Но не живётся больше.

Прохожий, который мог наблюдать за нами, медленно удалялся, оставляя за собой смятение. Выходя на свежий воздух, буквально столкнулся с женщиной, от которой пахло больницей. Подозрительный взгляд кольнул незнакомца. Но душа убитого смогла покинуть здание незамеченной. Кто-то даже пытался дать ей закурить.

* * *

Через полчаса Анна показывала мне растения-уроды, ничем не примечательные кусты, кактусы, неизвестные карликовые деревца. Нет, девушка не была пьяна, теперь я знал – она городская сумасшедшая, и сознание подобного смешивалось с восхищением. Встреча с ней трезвой ничего бы не поменяла.

– Наверное, ты их всё-таки любишь. От них ощущается уход и тепло. Они влюблены в свою владелицу, – повторяли мои уста, пока глазам представали всё новые неподвижные формы жизни, обречённые вечно смотреть в окна.

– Любовь – это материал, из которого сотканы души каждого из нас. Без неё ничто не обходится, но она не движет миром. Процессы идут в заведённом порядке, не обращая на нежности никакого внимания. Вот и я умру среди тех, кто меня как бы любит, но на самом деле принося жертву.

– У тебя в глазах спрятана пустота. Когда смотришься в них, думаешь об огромных ледяных озёрах. В них тишина и покой, подобные гибели, о которой не стоит жалеть.

Может, я просто устал и хочу схожего безмолвия… Кругом всяким типам непременно нужно знать про то, как моё самочувствие и остальное, пересекающееся с темой трагедии, случившейся со мной месяц назад. Если бы только попасть в другое общество? Встретиться снова с Денисом – мечта для меня. Это бы казалось возвращением в прошлое, где не случалось событий последнего года. Твои глаза заменяют, однако, и воспоминания о брате.

– Большинство людей боятся моих взглядов. В них есть изъян, покалеченность. Наверное, твои симпатии основываются во многом на отречении от большинства. Старые дома, я, друг, который, вероятно, преступник… Интересно, что за естество дремлет за твоим лицом? Только не пойми меня неправильно. Откровенно говоря, мы все одинаковые. А наш мир – фикция, пусть и настойчивая. Но ведь есть и реальность?

Поправляя алые шторы, я отвечал:

– Как, по-твоему, он устроен?

– Не знаю. Может, у тебя есть мнение?

– Довольно глупо устроен… Если бы сюда вошёл неизвестный и доказал способность изменять мир, я бы попросил его изменить лишь одну деталь в массовом сознании. Убить дьявольскую всеобщую убеждённость в наличии у себя индивидуальности. Складывается впечатление, будто только мой ум не способен осознать, чем он отличается от окружающих. Люди верят в своё эго с несокрушимой убеждённостью. Но если бы нашёлся человек, подвергший сомнению их иллюзии, началась бы революция и освобождение. Когда всякий жаждет души, но не обретает, истина начинает проникать в сознание. Кстати, о нём… не исключаю, что оно бессмертно, но ничего уникального и мистического в себе не содержит. Предполагаю, что когда люди начинают понимать подобное, жизнь раскрашивается в яркие краски, и объявляется война, вернее соревнование всех против всех за право обладать личностью. Ты спрашиваешь, что за естество есть за моим лицом? А я не помню, действительно не помню. Это первый симптом после моей выписки, не дающий спокойно спать.

– Зато его помнят другие. А кое-кто знает.

Мы присели на диван. Я смотрел в глаза Анне и засыпал. Слова, доносящиеся с берегов ледяных озёр, соединялись с пульсацией крови. Алые губы двигались и произносили, казалось, заклинания. Одновременно мне думалось, что растения с подоконников образовали лес, с озером посередине. В хорошую погоду здесь, наверное, удивительно светлая комната.

– Поколения меняются, лица корректируются, движутся годы, но никто никогда не понимал своего подлинного естества. Но невежество правило умами не всегда. В самые древние, однако, и в самые длительные эпохи правда торжествовала. Индивидуальность людей определяется их вкусами. Иными словами, любовью разной силы. И всё бы хорошо, но мы любим одно и то же. Конечно, есть различия, но они делятся на подгруппы. Существует несколько основных вкусов. Согласно с ними можно выделить типажи человеческих душ. За типологией не стоит ходить далеко. Язычники прекрасно это знают. В любом родноверии сохранились боги, личности которых так ярки, что образуют свою чёткую эстетику. Людские души – суть мелкие скрещения сходных любимых атмосфер и качеств.

Ты, например, мрачен как бог подземного мира и утончён как Дионис, но не являешься ни тем, ни другим. И тем не менее во всех культурах идентичный образ напоминает тебя. Дионис постоянно умирал разными способами, а потом воскресал, имелось даже несколько рождений виноградаря. По эпикурейцу Филодему – три, но важно скорее то, что их было много, важен принцип. У Гераклита упоминалось, что бог юности, страсти и виноделия – другая грань бога смерти. Возможно, это лишь философское изыскание, но ведь и религия, и мифы – тоже философские изыскания, так что к этому утверждению стоит отнестись серьёзно. Как бы то ни было, если задуматься, большинство кумиров в разных культурах, связанных со страстью и молодостью, часто воплощали загадочность и безрассудность, даже безумие, которое ведёт к смерти. Наверное, люди древности хорошо знали то, я тебе рассказывала о цветах… красоту и молодость приятно уничтожать. Это будто питает чужой энергией. Часто случается так, что в некоторых космогониях бог времени и бог смерти един. Конечно, подобное вряд ли что-то значит, но… что если и силы природы ломают счастье молодости ради жизненной силы. Именно в этом роде Дионис связан с животным началом в человеке – страсть убивать, быть убитым и воскресать. Мне кажется, в твоём теле жизненной силы предостаточно, как в теле Вакха.