Текст книги "Моя служба на Тихоокеанском флоте"

Автор книги: Александр Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Записки врача подводной лодки      

Мое более подробное знакомство с советским военно-морским флотом началось на 1 курсе Хабаровского медицинского института в 1965 году. Наш институт в отличие от других институтов этого профиля имел не просто военную кафедру, где готовили врачей для сухопутных войск, а военно-морскую кафедру. Таких кафедр на территории СССР было всего 3 – в Хабаровске, Томске и Горьком. И была еще военно-медицинская академия в Ленинграде, в которой наряду с подготовкой сухопутных врачей готовили и морских. Я, в школе занимаясь в судомодельном кружке, неплохо знал об устройство кораблей – всякие там шпангоуты, набор корпуса, водоизмещение, скорость в узлах и т.п. Кроме этого, я прочитал несколько художественных книг о советских военных моряках, и даже в средних классах школы мечтал стать военным моряком, но потом это желание пропало под влиянием спортивных увлечений.

Так что, начав подготовку на военной кафедре, я отличался в лучшую сторону от других студентов пониманием устройства кораблей, тем более что на 1 курсе на военной кафедре мы только этим и занимались. Сдав на «пять с плюсом» экзамен, я был даже отмечен в газете института «За медицинские кадры» как хорошо зарекомендовавший себя студент. Правда, при изучении уже специальных предметов военно-морских врачей, я не блистал какими-то особыми успехами. Но, тем не менее, при распределении выпускников института в марте 1971 года я услышал от ректора Сергеева С.И. примерно такую фразу: «А тебя, парень, распределяем на КТОФ». Я тогда не знал, что «К» – это краснознаменный, поэтому задал вопрос про эту самую «К», на что и получил исчерпывающий ответ.

Так я стал морально готовиться к службе военно-морского врача. Нас в тот год отправили служить во флот 43 человека, из них 4 – на Северный флот, 8 – на Черное море, остальных – на КТОФ. Скажу сразу, из направленных служить на СФ все уволились через 3 года, на ЧФ 4 человек остались служить, а из КТОФ примерно половина продолжила службу как кадровые врачи.

Объясню, почему так много выпускников гражданского медицинского института оказалось на военной службе. Во времена правления Хрущева Н.С. произошло резкое сокращение Советских Вооруженных Сил, в том числе и Военно-Морского Флота. И не только сокращение действующих офицеров и мичманов, но и была сокращена их подготовка в военных училищах и академиях. Хрущев считал, что ракетные войска защитят СССР. Но он рассуждал как дилетант, и с его отставкой начался рост Вооруженных Сил. Особенно с началом новой фазы «холодной войны». А кадров офицеров некоторых видов и родов войск не хватало. Катастрофически не хватало штурманов, механиков и врачей на кораблях ВМФ. Поэтому большое количество этих специалистов, которые готовили гражданские училища и институты, призывались во флот на 3 года.

Моя служба началась с 1 июля 1971 года. Мне был предоставлен отпуск на 30 суток. Так как я не планировал куда-либо выезжать в отпуске, мне было предписано Хабаровским краевым военкоматом 1 августа прибыть во Владивосток в управление кадров флота. Моим напарником в этом путешествии был Борис Шевцов, мой друг и напарник по игре в волейбол. Мы купили заранее билеты на поезд и вечером 31 июля пришли к поезду вместе с сопровождающими лицами – я с женой и родителями, Боря с матерью. Но оказалось, что поезд опаздывает часов на 8 и мы уехали домой. А когда уже вдвоем с Борей подошли к поезду, оказалось, что купейный вагон, в который у нас были билеты, прицепили к другому поезду и он благополучно отбыл из Хабаровска. После выяснения отношений и небольшого скандала нас разместили в вагоне, но уже не в купейном, а в плацкартном. Вот так, с небольшого приключения началась наша служба. Но это было не единственной накладкой.

Прибыв в управление кадров флота, и представ перед его начальником, мы получили приказ для начала пойти в парикмахерскую и привести прически в соответствии с Уставом, т.е. укоротить наши длинные волосы. Потом мы получили направление на склад имущества флота, где выдали форму военно-морского офицера с погонами лейтенантов медицинской службы. Правда, не все имущество получили, например, не было кителей нашего размера. Да и стандартные размеры не очень сидели на нас. Например, если тужурка (на гражданском языке пиджак) была как раз, то брюки от тужурки были широки в поясе. Хорошо, у Бори были знакомые во Владивостоке, а я имел навыки ушивать брюки, и мы у них смогли привести форму в приемлемое состояние, чтобы она не висела на нас как на вешалке.

Получили так же в управлении кадров направление в военно-морскую гостиницу. На вопрос дежурной, откуда мы, и узнав, что из Хабаровска, нас поселили. На следующий день уже в форме лейтенантов прибыли в управление кадров. Узнав, что я хороший спортсмен, начальник управления предложил мне выбор для службы – на подводной лодке или на надводном корабле. Я выбрал лодку. Во-первых, я был наслышан о героических подвигах советских подводников в войну, в то время как моряки надводного флота ничего подобного не совершили. Во-вторых, я знал, что подводники, придя из похода, все сходили на берег, а надводные корабли неделями могли болтаться на рейде и экипажи берег видели лишь в бинокль.

Так я получил направление в 4-ю бригаду подводных лодок, которая базировалась рядом с управлением кадров, в районе остановки «Авангард» на нынешней Светлановской улице. А Боря получил направление на эсминец, который базировался на Камчатке и должен был туда уезжать на теплоходе через пару дней. Поэтому я не поспешил на свое место службы, а составил Борису компанию в эти дни его пребывания во Владивостоке. Вечером в гостинице к нам в номер пришел какой-то капитан-лейтенант и стал нас обзывать самозванцами, которые заняли не свои места в гостинице. Выяснилось, что он прибыл из Хабаровска на соревнования с командой, и при размещении двум членам не досталось места в гостинице. Получалось, что они были предоставлены нам ошибочно. Но это уже не наши проблемы, выселить нас из гостиницы не могли. Потом у нас с капитан-лейтенантом нашлись общие знакомые спортсмены в Хабаровске, и инцидент был разрешен.

На следующий день после отплытия Бориса на Камчатку я пришел к командиру 4-й бригады 6-й эскадры подводных лодок Краснознаменного Тихоокеанского Флота и был направлен для прохождения службы на дизельную подводную лодку Б-63.

Шестая эскадра подводных лодок состояла из 2-х бригад – четвертой, которая базировалась в бухте Золотой Рог на территории судоремонтного «Дальзавода» и на акватории бухты Диомид, а также девятнадцатой, которая базировалась в бухте Малый Улисс под Владивостоком. Если в 4-й бригаде в основном числились лодки, пришедшие на ремонт (в основном дизельные ракетные), то в 19-й бригаде были действующие подводные лодки противолодочной обороны (лодки ПЛО), или как их тогда называли, торпедные лодки.

В 4-й бригаде были как торпедные, так и ракетные дизельные лодки следующих проектов:

Проект 613 или по классификации НАТО «Виски». Лодка имела полное водоизмещение 1360 тонн, была вооружена 4 носовыми и 2 кормовыми торпедными аппаратами калибра 533 мм. Имелась одна лодка такого же проекта, модернизированная под стрельбу крылатыми ракетами, расположенными по бокам рубки лодки, что придавало ей вид лягушки.

Проект 611 («Зулус») Полное водоизмещение 2350 тонн, вооружение 6 носовых и 4 кормовых торпедных аппарата 533 мм. Более подробно об этом проекте, на котором я служил, чуть позже.

Проект 641 – несколько усовершенствованный проект лодки 611 проекта, имеющий то же водоизмещение и вооружение.

Проект 629 («Гольф») Первая советская чисто ракетная подводная лодка для стрельбы баллистическими ракетами. Ракеты были размещены в средней части корпуса и помимо этого, занимали и часть боевой рубки. Полное водоизмещение 2700 тонн, вооружение – 3 ракеты СКАД (усовершенствованная ФАУ-2), 6 носовых и 4 кормовых торпедных аппарата 533 мм.

Проект 651 («Джулиэтт»). Первая советская подводная лодка для стрельбы крылатыми ракетами. Каждая ракета размещалась в контейнере по бортами корпуса в носовой и кормовой части лодки. При стрельбе (только из надводного положения) контейнер поднимался и производился запуск ракеты. Кроме этого, имелось еще 6 носовых торпедных аппарата 533 мм. Лодка по форме корпуса напоминала утюг, была не очень маневренная.

Дизельные ракетные лодки проектов 629 и 651 относились к кораблям 1-го ранга, и на них поднимался не только военно-морской флаг, но и гюйс – флаг с большой звездой на красном фоне. Их командирами были капитаны 1 ранга. На атомных ракетных лодках стояли в тот первый период развития советского атомного флота те же ракеты, что и на дизельных ракетных лодках, только в большем количестве.

19-я бригада подводных лодок была укомплектована подводными лодками проектов 611 и 641. Все они относились к большим дизельным торпедным лодкам и составляли ядро противолодочных сил. Нужно сказать, что в это время в заливе Петра Великого довольно часто обнаруживались американские многоцелевые атомные подводные лодки. Они старались узнать военные секреты противника. Впрочем, и наши подводные лодки занимались тем же, патрулируя в районе базы американцев на острове Гуам. Пользуясь тем, что дизельные лодки в подводном положении практически были недоступны гидрологическим службам, они регистрировали маршруты передвижения американских лодок с баллистическими ракетами, составляли графики их нахождения на позициях для стрельбы по СССР. Дело в том, что тогда баллистические ракеты имели небольшую дальность полета, и чтобы достать до объектов на территории Советского Союза, они должны были плавать недалеко от морского побережья нашей страны. Вот там их должны были караулить наши силы ПЛО. Задача не из простых, учитывая площадь Тихого океана и нашей прибрежной зоны.

В 19-й бригаде была подводная лодка Б-66. От других лодок проекта 611 она отличалась очень большой рубкой. Она в свое время модернизировалась под ракетную с установкой двух ракетных шахт. Потом шахты убрали, а рубка осталась. В 1968 году эта подводная лодка почти 9 месяцев находилась в походе в Индийском океане вместе с танкером и теплоходом «Мария Ульянова». На теплоходе находился второй экипаж, смена экипажа происходила каждые два месяца. В тот период наш флот хотел закрепиться в Индийском океане и искал базы базирования. Одну из них сделали в Бангладеш, очень бедной стране около Индии. Вторую базу планировалось создать в Сомали, в столице этой страны Могадишо. В 1972 году туда направлялась плавучая база подводных лодок и танкер. Мне предложили должность начальника медицинской службы этой базы. Пребывание там должно быть не менее года. Если больше, должна была приехать семья.

Поразмыслив, я отказался от этой командировки. Длительное нахождение в тропической стране, да еще очень бедной, не очень-то манило. Хотя мои сослуживцы меня уговаривали поехать, так как это сулило более быстрое продвижение по службе. Да и в Сомали был климат лучше, чем в Бангладешт. Но я все же отказался. Я не планировал оставаться на службе в ВМФ и карьера меня не очень прельщала. Через много лет, отдыхая под Владивостоком, я встретил в санатории того офицера, который пошел в командировку в Сомали вместо меня. К тому времени он был подполковником медицинской службы и заведовал инфекционным отделением в главном госпитале флота. О командировке он рассказал, что была она тяжелая из-за высокой заболеваемости личного состава кораблей, непривычно жаркого климата и тропических болезней.

Оказалось, что моя подводная лодка Б-63 находилась в ремонте Я пришел в казарму, где размещался офицерский и личный состав экипажа ПЛ Б-63. Представившись командиру лодки капитану 2 ранга Сергиенко В.К., рассказал о себе, и получил направление на проживание в общежитии офицерского состава береговой базы, где в тот же день мне была выделена койка в комнате на 8 человек. Я перевез из гостиницы вещи на склад общежития и таким образом зарезервировал себе место для проживания на ближайшие годы. После того, как проводил Бориса Шевцова на Камчатку, я остался один, так как никто из моих сокурсников не получил направление на службу в подводный флот. Я оказался последним выпускником гражданского медицинского ВУЗа на подводной лодке. Моим предшественником в должности начальника медицинской службы в/ч 99400 (так была зашифрована наша ПЛ Б-63) был выпускник Хабаровского медицинского института Муратов. Потом, уже после окончания службы, я встречался с ним в Хабаровской краевой больнице. Он стал врачом-травматологом.

Подводная лодка Б-63 была третьей в серии из 26 лодок проекта 611. Была построена на судостроительном заводе в Ленинграде и вступила в строй в 1953 году. Начала проектироваться еще в период войны, но после знакомства союзников с немецкими подводными лодками ХХI серии в проект были внесены существенные исправления. Лодка относилась к большим океанским лодкам, по классификации НАТО называлась ZULU. Имела надводное водоизмещение 1831т, подводное водоизмещение 2350 т. Длина лодки 90,5 м, осадка по ватерлинии 5 м. Рабочая глубина погружения 170 м, предельная – 200 м. Скорость лодка надводная составляла 17 узлов, подводная – 16 узлов. Автономность плавания 75 суток. Силовая установка включала 3 дизеля по 2000 л.с., 1 электродвигатель 2700 л.с., два бортовых по 1350 л.с., которые работали на 3 гребных винта. Вооружение составляли 6 носовых и 4 кормовых торпедных аппаратов калибра 533 мм. Экипаж составлял 65 человек. Для начала 50-х годов это была очень современная лодка. Недаром именно подводные лодки этого проекта первыми модернизировались под запуски ракет морского базирования. Именно с лодки Б-67 в 17 часов 22 минуты 16 сентября 1955 года впервые в мире был осуществлен запуск баллистической ракеты. Лодка в это время находилась в надводном положении. Первый успешный запуск ракеты с этой же подводной лодки из-под воды был осуществлен 10 сентября 1960 года.

Позже я познакомился с историей своей подводной лодки. После постройки она летом 1954 года по внутренним речным путям в плавучем доке перешла из Ленинграда на Северный флот. После соответствующей подготовки в составе конвоя в июле-августе 1955 года совершила межфлотский переход Северным морским путем до бухты Провидения, а потом в бухту Крашенникова на Камчатке. В 1956 году впервые в истории ВМФ совершила 75-суточное автономное плавание, во время которого тоже впервые была сделана операция по удаления аппендицита капитаном м/с Сирадзе на глубине во время шторма. В 1967 году подводная лодка была переведена в 19 бригаду 6 эскадры подводных лодок в бухту Малый Улисс и вскоре была поставлена на ремонт и модернизацию. В 4-й бригаде она оказалась на период капитального ремонта. Именно в это время началась моя служба на этой подводной лодке.

Для того, чтобы вступить в должность, я должен был сдать экзамен на самостоятельное управление медицинской службой. Для этого давался месяц. Кроме меня, к нам на лодку были направлены еще 4 выпускника военно-морских училищ (штурман, 2 торпедиста, механик). Все они должны были так же сдавать экзамены. Для этого мне надо было знать свои функциональные обязанности, действия медицинской службы во время стоянки в базе и во время похода, оказание медицинской помощи при баротравмах и других осложнениях во время погружений под воду. Флагманским специалистам по профилю должен был рассказать устройство подводной лодки в разрезе каждого отсека, наставления по борьбе за живучесть, корабельный Устав, и еще много всяких разных наставлений и приказов. Учить все эти документы в августе, когда стоит прекрасная погода, не очень-то хотелось, но пришлось. Правда, мне помещали некоторые обстоятельства. Во-первых, в конце августа ко мне во Владивосток приехала моя жена. К сожалению, у нас было очень мало времени для общения, только после 18 часов, когда заканчивалась служба. Но мы успели погулять по городу, в котором оба были впервые, даже вместе сфотографировались. Еще такие молодые, оба черноволосые.

Второе обстоятельство было знаковое для КТОФ. Это были учения «Восток» всего флота, которые продолжались дней 10. Годом раньше были учения «Океан», в котором принимали участие все флоты СССР. А тут все проверяющие из Главного штаба ВМФ навалились на один Тихоокеанский флот. Вот командование флота и постаралось привлечь все силы для демонстрации мощи флота. Даже те, которые не часто выходили в море. Одним из таких судов была подводная лодка радиологического надзора. Это была лодка 613 проекта, среднего водоизмещения. В свое время она повредила прочный корпус и не могла погружаться. На ней сделали очень большую рубку, на которую установили такую же огромную антенну. Естественно, эта лодка, круглой формы в разрезе, имела очень большую парусность за счет огромных рубки и антенны, плохо держала бортовую качку. Вот на эту лодку я и был направлен на время учений. Так как я еще не сдал в то время экзамен на самостоятельное управление медицинской службой, мне

в качестве помощника дали курсанта военно-медицинской академии имени Кирова последнего курса. Он, до этого окончил какое-то военное училище, уже имел звание старшего лейтенанта, но подчинялся мне как старшему по должности. Вообще это обстоятельство в армии играет ключевую роль. Очень часто более старший по званию подчиняется более младшему, потому что тот занимает более высокую должность. Вот и в данном случае старший лейтенант подчинялся мне, лейтенанту.

К моему сожалению, подчиняться мне ему не пришлось. Дело в том, что почти сразу после нашего выхода из базы начался шторм и нашу лодку очень бросало. Она шла под дизелями, для работы которых требовался воздух. Поэтому верхнерубочный люк не задраивался, через него в лодку постоянно поступала вода. Насосы её еле успевали откачивать. Мой помощник очень плохо переносил качку, его постоянно рвало, он все время лежал в кают-компании, вставая только на время приема пищи офицерами. Так что все, что требовалось делать начальнику медицинской службы, я делал самостоятельно, да еще под пристальным оком проверяющих. С другой стороны, это помогло мне быстрее освоиться с обстановкой и потом успешно сдать экзамен на самостоятельное управление службой. Первому из всех офицеров бригады, пришедших на флот после училищ. А моего помощника позже моряки вытаскивали из лодки на талях, отрабатывая эвакуацию пострадавшего из подводной лодки. У него выбраться из лодки не было сил.

Среди врачей 6-й эскадры подводных лодок был довольно большой недокомплект. Поэтому после получения разрешения на самостоятельное управление боевой службой, а именно так называлось медицинская служба, я стал довольно часто выходить на выходы в море на других лодках эскадры. Часть лодок базировалась в бухте «Золотой Рог», где были цеха судоремонтных заводов «Дальзавод» и № 179. Если на «Дальзаводе» вместе с военными кораблями ремонтировались и гражданские, то в 179 заводе только военные, как надводные корабли, так и подводные лодки. Но о выходах в море на борту других лодок я расскажу чуть позже, пока завершу рассказ о завершении ремонта нашей подводной лодки.

В середине сентября лодку поставили в плавучий док для проведения ремонтных работ подводной части. Постановка в док – довольно сложная процедура. Док притапливается и суда входят в него в определенном порядке. Вместе с нами в док становились еще 3 судна. Точно встать над подставленными под каждым судном опорами сложно, и если какое-то судно немного ошиблось, процедуру приходилось повторять. Это значит, что в док опять принимают воду и его притапливают, суда вновь становятся по своим местам, воду выкачивают из дока и смотрят, как встали корабли над опорами. Не допускались никакие крены. Постановка в док началась утром и завершилась только вечером. Три раза пришлось повторять процедуру постановки в док, чтобы все 4 судна встали точно на свои опоры. Все это время экипаж находился в состоянии боевой готовности. Хорошо, что командир разрешил мне находиться на мостике, и я мог наблюдать за всеми действиями. Рядом с нами в доке оказался траулер. Под таким видом ходили по всем морям суда разведки. Они были хорошо оснащены всякого рода оборудованием – радиолокационными и гидрологическими приборами, мощными радиостанциями, радарами и другими современными для того времени разведывательными и регистрирующими приборами. К своему удивлению, я увидел на борту этого траулера своего однокурсника Славу Домнина, которого также призвали служить на КТОФ. Так нам удалось переговорить о жизни и начале службы.

Потом мы еще неоднократно встречались с ним, т.к. ремонт в доке продолжался почти месяц. В нашей лодке вырезали большие куски обшивки и заменяли новыми листами металла. В это время моряки – а они были самыми активными участниками ремонта, чистили шарошками внутренние поверхности цистерн подводной лодки для размещения в них в будущем топлива, пресной и забортной воды. В это же время завершались другие работы по замене выработавших свой ресурс механизмов. Точно сказать, что менялось, не могу. Я активно знакомился с внутренними механизмами подводной лодки, которые в период ремонта были все на виду. Мне вообще было все интересно на лодке. Но все это время приходилось отвлекаться – меня часто направляли в море на других лодках. Я был самым активным в этой части. Так как я к тому времени не имел подготовки по хирургии, в автономное плавание меня не могли послать, а вот в акваторию залива Петра Великого Японского моря – запросто.

Я выходил в море на лодках всех проектов – средних торпедных 613, больших океанских торпедных 641, крейсерских ракетных 629 и 651. Каждая лодка имела некоторые отличия в расположении внутренних помещений, и я старался все запомнить, чтобы максимально быстро добраться до каждого боевого поста. Самое неудобное место для врача было на средних лодках. Врач оказывал медицинскую помощь и спал в офицерской кают-компании, у него не было своей койки. Отдохнуть в дневные часы было негде. На больших лодках было уже место в офицерской каюте. А вот на крейсерских лодках была своя каюта, второе верхнее место в ней предназначалось для изоляции заразного больного.

Вообще дизельные подводные лодки правильно называть ныряющими, так как часть времени они должны находиться на поверхности. В это время работают дизели и заряжаются аккумуляторные батареи. Лодка усиленно вентилируется в это время, т.к. при зарядке аккумуляторов в большом количестве выделяется водород и есть опасность взрыва. А так как обычно зарядка батарей происходит в ночное время и на поверхности моря, то огромное влияние оказывают метеоусловия и время года. Если зима, то в лодке становится очень холодно, как на улице. Если шторм, то качка болтает экипаж, что не уснешь, так как можно запросто упасть с койки.

На своей родной лодке у меня была койка на втором ярусе. Койка узкая, как и все на дизельных лодках. Чтобы не упасть с неё во время бортовой качки, я сгибал ноги в коленях и пропускал между ними вентиляционную трубу. А левым плечом упирался в машинку клапана вентиляции, которая нависала над койкой. Так вот и спал. Если это можно было назвать сном. Чаще я по полночи проводил в ограждении рубки рядом с рулевым, наблюдая, как волны накатываются на нос лодки, потом пробегают по корпусу, разбиваясь о рубку и осыпают брызгами. Но в теплой с кожаным верхом куртке-реглане (альпаке) было тепло и сухо. Вот тогда-то у меня и начались перебои со сном, которые потом усилились во время ночных дежурств в травмпункте. В боевых условиях зарядка батарей проходит при плавании на перископной глубине – 7-8 метров от поверхности. На поверхности торчит выдвижная труба РДП (работа двигателя под водой).По-немецки это устройство называется «шнорхель», они его и придумали во время Второй мировой войны. Плавать под РДП вообще очень сложно, а в шторм очень опасно. Но многие экипажи советских подводных лодок успешно освоили этот маневр.

Подводные лодки являются очень сложными в инженерном отношении объектами. Если сравнить современный самолет и атомную подводную лодку по сложности, то я бы отдал пальму первенства лодке. И такое мнение большинства инженеров и конструкторов. Необходимость придания корпусу большой прочности, обтекаемости, малошумности всех механизмов очень сложная задача, которая успешно решается. А еще должна быть сверхнадежность всех механизмов. Как спасти лодку и экипаж в 100 человек под тощей льда Северного ледовитого океана? Конечно, непросто. Летчик катапультируется, и спасен. А экипаж большой лодки? Создавались в Советском Союзе атомные лодки 705 проекта, очень автоматизированные, с небольшим числом экипажа. Они получились во всех отношениях очень хорошие – и скорость высокая, и маневренность, и вооружение. Но очень дорогие в эксплуатации и не очень долговечные.

Морская вода довольно агрессивная среда, многие детали лодок нуждались в замене через определенные промежутки времени. Если в самолете можно снять без проблем деталь фюзеляжа, то как залезть в прочный корпус субмарины? Там даже отверстия для выхода валов винтов имеют очень сложную конструкцию и многократно проверяются на надежность. Проследить за работоспособностью всех без исключения механизмов, клапанов в автоматическом режиме очень сложно. Поэтому на подводных лодках большой экипаж, особенно в американских. США пошли по пути создания больших серий однотипных лодок, постепенно усовершенствуя конструкцию и улучшая качество и надежность всех деталей и механизмов. А у нас были лодки разных серий для выполнения одних и тех же задач.

По боевому расписанию я являлся командиром второго отсека подводной лодки. В нем находится офицерская кают-компания, где разворачивается операционная. Там же стоит набор медикаментов и инструментов для оказания медицинской помощи. Во втором отсеке также каюты командира, старпома, замполита и офицеров-командиров боевых частей. В трюме стоят аккумуляторные батареи. По боевому расписанию со мной в отсеке находятся санинструктор, электрик и шифровальщик (в наше время их называли СПС – специально подготовленный специалист). СПСовцы были самые ленивые матросы. Шифровки приходили очень редко, так что в основном они били баклуши. Поэтому мы их привлекали к выполнению в общем-то несвойственных им действий. Именно таким составом мы тренировались каждое утро, когда проводилось «проворачивание оружия и технических средств». Именно в это время каждая движущаяся деталь всех механизмов подводной лодки, закрепленная за тем или иным матросом, старшиной команды, должна быть проверена на работоспособность. Я, как командир отсека, получал из центрального отсека по громкоговорящей связи команды, передавал их своим подчиненным, а потом, получив от них ответ об исполнении приказа, передавал это в центральный пост. Так продолжалось около часа. И так каждый день, кроме выходных и праздников. Поэтому советские лодки, несмотря на несовершенство конструкции и подчас разгильдяйство экипажей, успешно плавали и выполняли задачи, которые им ставило командование. Конечно, в основном это касалось механической части. А вот что касалось какой-нибудь электроники, то там у нас были проблемы. И в основном из-за несовершенства и низкого качества сборки приборов и аппаратов.

Вообще-то служба у начальника медицинской службы подводной лодки была не очень обременительна. Матросы болели редко, ведь в подплав призывают самых крепких и здоровых. Небольшие травмы, ссадины и болезнь всех подводников – запоры и геморрой – вот и все, с чем мне приходилось сталкиваться. Естественно, ежедневные обходы отсеков, выявление жалоб на здоровье, проверка санитарного состояния, проверка камбуза, закладки продуктов и снятие проб обеда и ужина, так же входили в мои обязанности. На нашей подводной лодке за пополнение продуктами, так же как еще некоторым имуществом, по штатному расписанию отвечал помощник командира. Но у нас эту должность занимал проштрафившийся бывший командир другой подводной лодки. Его лодка попала в сети японского траулера и чуть ли не утопила того. Утопить не утопила, но были жертвы. Был международный скандал. Командира с должности сняли и пока пристроили на нашу лодку, чтобы он мог получать какие-то деньги. Вот он и отвечал за обеспечение продуктами, но фактически этого не делал. Пока лодка была в ремонте, это было некритично, команда питалась на камбузе береговой базы. А вот когда после завершения ремонта начались ходовые испытания в море, нам пришлось питаться на лодке. И встал вопрос, кому поручить снабжение.

Командир попросил меня взять на себя эту довольно хлопотную обязанность. Сверив в продовольственной части числящиеся за экипажем остатки, я узнал, что за лодкой числится чуть ли не 3 тонны металлических мисок, тарелок, котлов, вилок, ножей. Все это выдавалось на лодку за долгие годы службы. Фактически же не было ничего! Что делать? Мне посоветовали все это списать как металлолом, вместо трех тонн металла дать мичману на складе металлолома пару бутылок спирта и пару банок тараньки (черноморской воблы). Получив от командира спирт и воблу, я отправился на склад металлолома и проблему решил. Получил новую посуду и загрузил на лодку. Нам дали новый холодильник «Минск» для кают-компании. Тогда это был очень престижный холодильник. Но загрузить его через отверстие в прочном корпусе, которое предназначено для загрузки аккумуляторных батарей, было невозможно. Но 2 бутылки спирта и умельцы завода чуть уменьшили глубину холодильника и он вошел в нашу кают-компанию. А ведь найти таких умельцев не так-то просто. Но я сумел это сделать. Потом в течение целого дня завозили продукты на полную автономность плавания для всего экипажа. Узнал от знающих людей, что моряки при погрузке стараются утащить по своим рундукам в основном сгущенку, шоколад, галеты, банки с компотами, и препятствовать этому невозможно. Ведь не поставишь же на всем пути от автомашины на пирсе до продовольственного склада в трюме одного из отсеков контролеров. А кто носить будет? Выход был давно найден. Перед строем на вечерней проверке объявлялось, что экипажем украдено столько-то и столько того и другого, и поэтому в течение нескольких дней экипаж не будет получать выше переименованное. А так матросы воруют в одиночку, и учета уворованного нет, все слова берут на веру и никаких возмущений со стороны матросов не бывает. Вообще вести учет всего погруженного невозможно. В то время за хороший обед в столовой из трех блюд надо было заплатить копеек 60-80. А стоимость 1 автономного пайка подводника составляла 4,5 рубля в день. Чего там только не было. Вино для офицеров, соки для матросов, сырокопченые колбасы, различные компоты (черешня, вишня и т.д.), сосиски. Я уж не говорю про сгущенку, галеты, воблу. Кстати, моряки часто путали маркировку сгущенки и тушенки, банки-то были без наклеек.