Текст книги "Ехиднаэдрон - решето джамблей (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 11. Лекция эксперта ESA о кризисах адекватности

У Платона в знаменитом диалоге «Тимей» приводится фраза, произнесенная жрецами древнеегипетского храма в Саисе: «вы храните память об одном потопе, а ведь их было много до того». Мы знаем, что в 5-м веке Новой эры рухнула античная цивилизация, и наступили Темные века. И мы знаем, что примерно в 13-м веке до Новой эры рухнули древние цивилизации Средиземноморья. Есть данные о двух древнейших катастрофах. Климатические скачки 8-го – 5-го тысячелетий до Новой эры разрушили первые аграрные цивилизации, что отразилось в мифах о Всемирном потопе. Наиболее ранняя историческая катастрофа это резкое кометное оледенение 11-го тысячелетия до Новой эры, в котором исчезла часть кроманьонской цивилизации. Рисунки падения кометы сохранились в некоторых наскальных пещерных росписях.

Важно, что и после двух древнейших природных катастроф, и после разрушения древних цивилизаций Средиземноморья ренессанс начался, как только обстановка более-менее стабилизировалась. Но после античности было более тысячелетия упадка, и лишь затем начался ренессанс. В отличие от охотников палеолита или аграриев неолита, античные жители зависели от своей социальной инфраструктуры, и чтобы начать ренессанс, им требовалось заново освоить до-инфраструктурное хозяйство. Это значило откат далеко в прошлое. Лишь откатившись назад, они начали восстанавливать хозяйство, а сделав это, немедленно занялись строительство новой инфраструктуры.

Современное общество во многом напоминает кризисный Римский мир 4-го века. Но у современных людей неизмеримо выше зависимость от инфраструктуры. Причем сама инфраструктура стала:

– монополной во всех аспектах,

– бюрократичной и неспособной к развитию,

– глобальной по разделению труда и потребления.

– избыточно интегрированной, застывшей и хрупкой.

На охрупчивании цивилизации надо остановиться особо.

Развитие технологии требует разделения труда, а значит, согласования и контроля ряда процессов. Но нет прагматического смысла превращать это согласование и контроль во всемирную производственно-экономическую матрицу до уровня каждого предприятия, каждого домохозяйства и каждого индивида. Глобальная стандартизация, глобальные многопараметрические оценки каждого индивида в системе из нескольких миллиардов индивидов, глобальный контроль над индивидуальной жизнью – это очевидная ошибка.

При количестве индивидов порядка десяти тысяч этот контроль не нужен, поскольку действуют естественные механизмы самосогласования. К этому мы еще вернемся.

При количестве индивидов порядка ста тысяч и выше этот контроль невозможен, что доказывается в комбинаторной теории многошаговых игр.

Тем не менее, бюрократия упорно стремится совершить невозможное.

Ресурсы общества перераспределяются из сферы материального производства в сферу иллюзорного контроля. Несмотря на очередное усложнение контроля, он оказывается неэффективным, и бюрократия требует новых ресурсов для усложнения и дополнения. Более того, бюрократия требует ограничить жизнедеятельность индивидов – рамками контрольных форм. Контроль оказывается в приоритете по сравнению с практически важными жизненными процессами, для которых этот контроль предназначен.

Смысл общественных отношений переворачивается.

Все меньше ресурсов вовлекается в жизнь, и все больше тратится на контроль.

Экономическая монополия лишь снижала общественную эффективность.

Бюрократическая монополия сводит общественную эффективность к нулю.

Глобальная бюрократическая монополия убивает всю цивилизацию.

Ничто новое не может родиться, ничто старое не может исчезнуть.

Ведь при глобальной всепроникающей бюрократии любое качественное изменение в практической жизни требует такого же качественного изменения системы контроля, а система контроля слишком сложна, громоздка, переплетена и запутана.

Механизм общества становится всеобъемлющим, жестким и хрупким, как фарфор.

Например, наводнение во Вьетнаме может нарушить производство пуговиц, которые потребляются швейной фабрикой в Турции, использующей текстиль из Бангладеш для выпуска в Бразилии огромных партий штанов для США, Канады, Англии и Франции.

Итого:

– В четырех странах персонал без работы и денег.

– В других четырех странах потребители с деньгами, но без штанов.

Схема универсальна, в нее можно подставить вместо штанов любой товар.

Кризисный Римский мир 4-го века был похож, но там возможности бюрократической монополии ограничивались медленным транспортом, медленной почтовой связью и медленными канцелярскими технологиями. Кроме того, Римский мир был ограничен географически. За римскими границами находились соседние страны сопоставимого экономического уровня. Когда Римская империя стала трескаться от хрупкости, они переключили материальные потоки на себя, а затем заняли по сути бесхозные земли.

Современный глобальный мир экипирован скоростным транспортом и компьютерами высокой канцелярской производительности, связанными по интернету. Современный глобальный мир граничит лишь с мировым океаном, экваториальными джунглями и полярными льдами. Хрупкость глобального миропорядка это хрупкость современной человеческой цивилизации. Хрупкость усугубляется цифровизацией – искусственной бюрократической усложненностью производственных, сбытовых и платежных цепей, искусственно созданной для компьютерного бюрократического контроля. Фактически существует два современных мира:

– Материальный мир из фрагментов, не имеющий адекватной локальной регуляции.

– Неадекватное цифровое отображение мира, откуда исходит глобальная регуляция.

В такой обстановке у людей, охваченных глобальным миром, пропадает элементарное понимание практических вещей. Известен случай, когда некое маленькое тропическое государство на время лишилось канала глобального снабжения товарами. Почти сразу начался голод, хотя в джунглях на расстоянии шаговой доступности от поселков росли бананы и кокосы, а в море обитала рыба и моллюски. Раньше жители этой маленькой тропической страны много веков кормились из джунглей и моря или с огородов около хижин. Благодаря теплому климату и плодородию у них никогда не бывало голода. Но современные жители не понимали, что пищу можно добывать помимо супермаркета.

Такова предельная модель последствий охрупчивания современного глобального мира.

Отсюда следует вывод: если мир пойдет по накатанному пути древних империй, то его кризис с высокой вероятностью станет последним в истории. Человечество не вымрет до последнего homo sapiens, но рухнет так глубоко в до-инфраструктурное прошлое, что превратится в малые разрозненные популяции тропических обезьян-собирателей.

Теперь о том, почему такое случалось с древними империями и может случиться опять.

Напомним тезис: при количестве индивидов порядка десяти тысяч бюрократический контроль не нужен. Теперь дадим приблизительное объяснение, почему это так.

Зоопсихология человека определяет возможные структуры продуктивного коллектива.

Эмпирически известен ряд характеристических чисел биквадратной модели адекватности.

– Число Паркинсона, модельно равное 13, а фактически между 10 и 20. Это предел для количества индивидов в микро-группе с общей кассой. Например, это большая семья.

– Число Данбара, модельно равное квадрату числа Паркинсона, т. е. 169, однако обычно принимаемое за 150. Оно определяет предел эффективного взаимодействия в группе, собранной из микро-групп Паркинсона. В современном обществе число Данбара – это количество людей, с которыми данный человек поддерживает стабильные отношения.

– Число Деметрия, модельно равное квадрату числа Данбара, т. е. 28561, однако обычно принимаемое за 21000. Примерно столько граждан было в античных Афинах согласно переписи 117-й Олимпиады в 4-м веке до Новой эры. Число Деметрия это предельная численность коллектива-сообщества, построенного на самоорганизации с минимумом табличного регулирования. Иначе говоря, для регулирования там достаточно простых записей об экономических связях людей. Профессиональная бюрократия не нужна. В современном мире число Деметрия это примерно население городского микрорайона.

Теперь ключевой пункт. Число Деметрия это предел количества жителей под единым контролем. Можно сказать: это предел населения эффективной автономии. Если будет больше жителей, то единый контроль претерпит бюрократизацию, а эффективность и адекватность резко упадут и продолжат падать при дальнейшем росте населения. Это зоопсихологический факт в отношении homo sapiens.

В древности обстоятельства существования коллективов-сообществ были таковы, что превышение числа Деметрия требовалось, например, для совместной военной защиты. Намного позже, в 18-м веке Новой эры, превышение числа Деметрия требовалось для концентрации рабочей силы вокруг мануфактур. Но вот после Второй Индустриальной революции, тем более после Научно-Технической революции, уже нет экономического смысла так концентрировать людей. Никакое современное предприятие, даже вместе с жилищно-социальным благоустройством, не требует больше, чем 20 тысяч людей. По современной логике, такие автономные коллективы-сообщества могли бы прекрасно развиваться, обмениваясь материальными благами через горизонтальные связи.

Централизованные государства с многомиллионным населением и наднациональные институты глобального мира практически избыточны, вредны, а в перспективе просто убийственны для цивилизации. Тем не менее, эти структуры существуют и углубляют контроль над людьми. Они – порождение социально-параноидной тяги бюрократии к тотально-пирамидальному контролю и тотальной стандартизации ради контроля. Вот современное состояние, в котором уже все глобальные институты контроля сползли в неадекватность и приносят больше явного вреда, чем хотя бы какой-то пользы. Весь глобальный миропорядок поддерживается либо финансовым, либо прямым силовым принуждением. Он контрпродуктивен и убыточен для всех, кто вне бюрократии.

Из сложившейся ситуации существуют лишь два пути: в небо или в землю.

– Или внутри человечества найдутся некие конструктивные силы, которые вытащат из бюрократического штопора сначала какой-то регион, затем соседние регионы, а затем последовательно демонтируют все монструозные структуры бюрократии.

– Или такие конструктивные силы не найдутся. Глобальная бюрократия продолжит, по правилу неадекватного контроля, тащить человечество к пределу охрупчивания, после которого любая встряска разобьет цивилизацию, как старую фарфоровую чашку.

Первый путь: человечество продолжит свою историю, в перспективе – межзвездную.

Второй путь: цивилизация станет черепками для чужой межзвездной археологии.

Глава 12. Проект приобретает черты сумасшедшего дома

Следующий день, казалось, был обречен пройти в нервном ожидании, когда японский эксперт Татаока Окинари сконструирует (если сконструирует) ключ к коду джамблей. Действительность, однако, внесла свои коррективы, и вскоре после завтрака в научную кают-компанию заявился спец-офицер Эрно Родригес.

– Леди и джентльмены, у нас экстренная ситуация: Каимитиро скачивает интернет.

– Что, весь интернет? – скептически полюбопытствовала Аслауг.

– Не весь, но достаточно для «красной тревоги».

– Странно, что только сейчас, а не раньше, – заметил Майкл Стефенсон.

– Вы так думаете? – спросил спец-офицер. – А вот у начальства иное мнение. В штабе стараются разобраться, как межзвездная штука вообще узнала про интернет.

– Это просто, как задница, – сказала Аслауг, – спутниковый интернет замусорил своим сантиметровым радиообменом весь ближний космос. Каимитиро разобрался в формате спутникового TV, и ясно было, что затем он разберется в интернет-протоколе.

Эрно Родригес с сомнением покачал головой.

– Может, это так в отношении открытого интернета. Но кто научил межзвездную штуку приемам хакеров по взлому сайтов под паролем?

– Это тоже просто, как задница. У джамблей, вероятно, нет концепта секретности. Если Каимитиро получает от сайта предложение «введите логин и пароль», то понимает это буквально. Почему бы не ввести логин и пароль, если его просят?

– Но, – возразил спец-офицер, – откуда межзвездная штука берет логин и пароль?

– Тоже мне, квадратура круга! – голландка фыркнула. – Неужели вы думаете, что кибер сверхцивилизации не может того, на что способен даже сопливый школяр, купивший китайский диск с хакерскими утилитами?

– Я, – добавил Юлиан, – вообще не понимаю суеты вокруг этого. Допустим, Каимитиро скачает даром миллион терабайт порно с платных сайтов. И что? Мнение джамблей о землянах не станет хуже, чем уже стало после ознакомления с контентом земного TV.

– Возможно, – добавила Жози, – наш порно-жанр это единственное достижение нашей унылой цивилизации. У нас появился шанс попасть в галактическую энциклопедию.

Спец-офицер вздохнул и опять покачал головой.

– Межзвездная штука скачивает не только порно, но также секретные файлы военных департаментов и иную информацию высшей государственной секретности.

– Тут нет причин беспокоиться, – заметил профессор Линсано, – для Каимитиро это не больше, чем просто одна из граней нашей цивилизации. Джамбли не будут заниматься земной политикой, как вы не будете заниматься грабежом скворечников в парке.

– Может, вы так думаете, проф, – сказал Родригес, – а мое начальство думает иначе.

– Но это абсурд! – Эдуаро Линсано взмахнул руками.

– Действительно, это абсурд, – поддержал Майкл Стефенсон.

– Начальство думает иначе, – повторил Родригес, – поэтому, леди и джентльмены, мне приказано усилить меры контроля безопасности. Для цивильного научного персонала остаются доступными свои каюты, спортзал, а также столовая в часы приема пищи по бортовому распорядку. Прошу не обижаться, это приказ штаба.

– Мы не обижаемся на вас лично, – сказала Жози, – однако, передайте штабу, что…

После такой преамбулы француженка из ESA выдала двухминутный текст, который можно было бы считать белым стихом с нецензурной лексикой в каждой строке. Спец-офицер внимательно выслушал ее и ответил:

– Простите, мэм, но офицерский этикет запрещает ругательства. Если вы не против, то я передам штабу, что вы назвали их приказ неадекватным и вредным для проекта.

– Я не против, – сказала она.

– А что, научная кают-компания теперь закрыта для нас? – спросила Аслауг.

– К сожалению, да, мэм. Поэтому я прошу всех перейти в свои каюты или в спортзал. Мистер Линсано, мистер Стефенсон, у меня приказ проводить вас в штаб.

– На этом корабле не спортзал, а дырка от задницы! – заявила она.

– Да, спортзал маленький, зато будет в вашем исключительном пользовании на время контроля безопасности, – сообщил спец-офицер, – там хорошие тренажеры, мини-бар с фитнес-напитками, и душевые колонки с контрастным и игольчатым режимом.

– Как в сумасшедшем доме, – прокомментировала голландка.

– Почему «как»? – сказал Майкл. – «Гулливер» уже превратился в сумасшедший дом.

– Мистер Стефенсон, мистер Линсано, вас и меня ждут в штабе, – напомнил Родригес.

* * *

Такой сюрприз принесло утро. В итоге три персоны: Жози Байо, Юлиан Зайз, и Аслауг Хоген угнездились в маленьком спортзале, где не было ничего интересного для людей научно-скептического круга. Жози окинула взглядом ряд тренажеров и объявила:

– Одни орудия превратили макаку в человека, а другие превратили человека в быка.

– Хотя бы мячики есть, – заметила Аслауг и с изящно-небрежной точностью забросила баскетбольный мяч в кольцо на единственном щите, торчавшем из стены.

– Красиво! – оценил Юлиан.

– Я играла в университетской команде, – пояснила голландка. Между тем, француженка открыла в углу мини-бар с фитнес-напитками, оглядела содержимое, и выругалась.

Аслауг повернула голову и спросила:

– Что, все НАСТОЛЬКО плохо.

– Нет, все НАМНОГО хуже. Поздравляю, коллеги! Мы перешили на новый уровень, и теперь вместо пива без алкоголя и кофе без кофеина у нас кока-кола без сахара.

– Э-э… И что, ничего больше?

– Еще изотоническая минеральная вода и морковный сок, тоже без сахара.

– Понятно… Кажется, я хочу убить кого-нибудь, – с этими словами, голландка еще раз забросила мяч в кольцо.

– Юлиан, – окликнула Жози, – как ты думаешь, за каким дьяволом штаб объявил такое усиление безопасности?

Консультант по ЯД пожал плечами.

– Они не могут иначе. Это бюрократический инстинкт спецслужб: если дела идут хуже некуда, то надо объявить меры усиления безопасности и рассадить всех цивильных по камерам. Это только ухудшит дела, зато позволит отчитаться перед начальством.

– Логично, – согласилась она, – а где ты учился психоанализу бюрократии?

– Где попало, на жизненных ситуациях.

– Каких, например?

– Например, – ответил он, – однажды меня пригласили независимым экспертом, чтобы разобрать обстоятельства въезда патрульного корвета в борт туристического лайнера.

– А-а! – сказала Жози. – Это когда утонуло двадцать человек, а полста тонн дизельного топлива оказалось выброшено на популярный пляж.

– То самое. В общем, я перестал удивляться подобным бюрократическим решениям.

– Что, по-твоему, будет дальше? – полюбопытствовала Аслауг.

– Зависит от Татаоки Окинари, – сказал Юлиан, – если японский корифей расшифрует джамблийский код к вечеру достаточно детально для возможности составить на нем сообщение, то бюрократы на борту радостно выпихнут ситуацию наверх. И старшие бюрократы сделают свою фигню, за которую бюрократы на борту не отвечают.

Голландка снова забросила мяч в кольцо и с сомнением произнесла:

– Допустим, японец расшифровал. Что с этим могут сделать бюрократы?

– Это как раз понятно, – ответила Жози, – бюрократы составят текст, умный с их точки зрения, переведут в джамблийский код, и отправят к Каимитиро.

– Какой текст? – спросила Аслауг.

– Я же говорю: текст, умный с их точки зрения. Это несложно. Образцы разработаны в программе MITI (Messaging to Extra-Terrestrial Intelligence). Самый изумительный был реализован в 1977-м на золотой пластине «Вояджеров». Много чепухи, из которой мне запомнилось: «Это дар из маленького, далекого мира, знак наших звуков, нашей науки, наших образов, нашей музыки, наших мыслей и наших чувств – мы пытаемся выжить в наше время, чтобы мы могли жить в ваше время». Такое придумал президент Картер.

– Гм… Что, просто такой текст на английском?

– Да. Удачу в щупальца инопланетянам разобраться в этом экзистенциальном бреде.

– Гм… Это ты намекаешь, что другие послания не лучше?

– Нет, я намекаю, что другие намного хуже.

* * *

Вот за такими позитивными разговорами, перемежаемыми ленивой игрой в баскетбол, нечувствительно прошел день, наступил вечер, пора было разбредаться по каютам. И именно тогда в спортзале возник спец-офицер Родригес.

– Доброй ночи, леди и джентльмены. Я надеюсь, вы не очень скучали.

– Что вы, мы безумно веселились, – съехидничала Жози, – особенно нас развлекло, что напитки в этом сраном мини-баре не содержат сахар. Это даже смешнее, чем послание президента Картера к инопланетянам.

– Почему вы сказали о послании к инопланетянам? – насторожился спец-офицер.

– Потому, что ваше начальство фатально предсказуемые дебилы, – встряла Аслауг.

– Людям свойственно ошибаться, такова жизнь, – загадочно отреагировал он, шагнул к Юлиану, и добавил: – Мистер Зайз, вас хотят видеть в штабе.

– Ладно, идем.

– Это, – заметила Жози, – напоминает песенку «Десять негритят». Сначала Эдуаро и Майкл. А теперь еще Юлиан.

– Не драматизируйте, – строго сказал Родригес.

– Хэй, Юлиан, – окликнула Аслауг, – береги себя, помни про обед в Таранто.

– Конечно, я помню, – ответил он, и двинулся вслед за спец-офицером.

Глава 13. Эталонный топ-бюрократ, влипший в непонятное

В штабной рубке предсказуемо заседали три старших офицера «Гулливера»: Тауберг, Ниллер и Рюэ. Но кроме них там присутствовал новый субъект: цивильный пожилой мужчина среднеевропейского типа, одетый в дорогой деловой костюм. Юлиан сразу отметил, что внешность цивильного знакома. Секундой позже он вспомнил, почему. Между тем, контр-адмирал Ниллер произнес:

– Мистер советник, разрешите представить Юлиана Зайза, того самого консультанта.

– Здравствуйте, Юлиан, – сказал новый субъект, энергичным жестом протянув руку.

– Здравствуйте, мистер Олендорф, – ответил Юлиан, выполняя рукопожатие.

– Юлиан, вы знаете меня в лицо? – немного удивился советник.

– Да, мистер Олендорф, я смотрел по TV ваше выступление на межправительственной конференции «Всемирная информационная безопасность».

– Называйте меня Филипп. Итак, Юлиан, вероятно, вы следите за политикой.

– Вообще-то, Филипп, я слежу за ней несколько меньше, чем она следит за мной.

– Вы остроумны, – заключил Олендорф, – давайте поговорим тет-а-тет. Спец-офицер, проводите нас в кофетерий и отключите там все системы наблюдения.

Эрно Родригес с готовностью встал из-за стола, и тут вмешался Курт Тауберг.

– Простите, мистер Олендорф, но регламент требует наблюдения во всех точках.

– Генерал, – холодно произнес советник, – усвойте раз и навсегда: если я даю некоторое распоряжение, то это значит, что оно согласовано на более чем высоком уровне, и вам следует выполнять это, не отвлекая меня от работы, согласованной также на более чем высоком уровне. Я надеюсь, вам понятно, как вам следует действовать сейчас и далее.

– Да, мистер советник, – ответил генерал Тауберг таким тоном, что Юлиан убедился в правильности своего недавнего прогноза, что бюрократы на борту радостно выпихнут ситуацию наверх, и старшие бюрократы сделают свою фигню, за которую бюрократы на борту не отвечают. Именно такая фигня сейчас уже происходила, судя по всему.

* * *

Как затем (на старте разговора в кофетерии) оказалось, советник Олендорф просмотрел запись с точки наблюдения за спортзалом, и сейчас он прокомментировал тот прогноз.

– Похоже, Юлиан, вы и ваши ученые коллеги крайне невысоко оценивают адекватность официальных лиц вообще, высших официальных лиц в частности и всей политической конструкции в целом. Я не ошибся?

– Вы не ошиблись, Филипп, – ответил консультант по ЯД, не видя смысла отрицать.

– Я понимаю вас, – продолжил Олендорф, – ваше мнение вызвано тем, что современный политический мир сверхсложен, значит, идеально-адекватные решения в нем требуют сверхинтеллекта, которым не обладает никто из людей. Возможно, когда-нибудь нам удастся построить суперкомпьютерную систему, способную на это. Но пока решения принимаются коллегией людей, избранных в правительство, и такие решения не могут соответствовать научному идеалу адекватности. Вы следите за моей мыслью?

– В общем, да.

– В таком случае, я продолжу. Появление Каимитиро, или Ехиднаэдрона джамблей, как некоторые ваши коллеги, с вашей подачи, называют этот межзвездный кибер-зонд… Я правильно строю цепь событий, как по-вашему, Юлиан?

– Вероятно, да, Филипп.

– Итак, – произнес советник, – появление Ехиднаэдрона, особенно его информационная активность, еще более усложнили сверхсложные задачи современной политики. Из-за отсутствия исходного взаимопонимания между людьми и джамблями, этот кибер-зонд сформировал превратное мнение о нашей цивилизации. Это наша общая проблема. Вы согласны, Юлиан?

Консультант по ЯД, успевший налить себе кофе, сделал глоток и ответил:

– Извините, Филипп, но научная группа с сегодняшнего утра фактически под арестом, поэтому я не в курсе, у кого и какие проблемы возникли в течение дня.

– Я понимаю вас, Юлиан. Тем не менее, вы владеете некоторой информацией об этом. Недавно вы в разговоре с мисс Хоген отметили, что джамбли могут счесть нас некой местной фауной, обладающей лишь видимостью разума, как муравьи, например. Ваша догадка подтвердилась, когда военные, применив ключ профессора Татаоки Окинари, расшифровали тексты их «домашних» медиа-рапортов Каимитиро. В этих текстах мы, земляне, указаны как промежуточная форма между ранней машинной цивилизацией разумных существ и высокоорганизованной популяцией социальных животных. Эта досадная ошибка распознавания стала проблемой. Кибер-зонд исследует человечество примерно по той схеме, по которой биологи исследуют муравейник: без всякого учета интересов нашей цивилизации. Эта проблема касается всех людей, вы согласны?

Юлиан выразительно пожал плечами.

– Я не знаю, как в смысле политики, но по науке этот кибер-зонд не ошибся. Люди это популяция социальных животных, которая строит кое-какие машины, собирает из них производственные цепочки, но разумность всего этого под большим вопросом.

– Под большим вопросом? – переспросил советник, – Вы, вероятно, намекаете, на такие неразумные и деструктивные действия, как войны и загрязнение окружающей среды?

– Нет, как раз войны и загрязнение среды тут несущественны.

– Как это несущественны? Юлиан, разве вы не понимаете, насколько опасны подобные действия для самого существования человечества?

– Я не знаю, как в смысле политики, – повторил консультант по ЯД, – но по науке такие действия не указывают на неразумность.

– Странное мнение. А какие действия тогда указывают на неразумность?

– Нет, Филипп, не действия, а схема организации действий. Война и загрязнение среды может выглядеть для внешнего наблюдателя, как случайные ошибки разумной расы в процессе накопления опыта. Метод проб и ошибок. Для внешнего наблюдателя может оказаться важным другое. То, что люди организованы не как разумные существа.

Олендорф задумчиво потер лоб ладонью. Мысль собеседника явно казалась ему очень странной, поэтому он задал вопрос:

– Как, по-вашему, должны быть организованы разумные существа?

– Я не знаю, как они должны быть организованы, но они не окажутся организованы по аналогии с муравьями, у которых действия каждой особи диктуются преимущественно простым инстинктом подчинения центру муравейника. Причем центр муравейника не обладает каким-то интеллектом. Это матка, которая откладывает яйца и инстинктивно сигналит рабочим муравьям, подчиняя их задаче обслуживания кладки яиц. Эта схема воспроизводится из поколения в поколение. Сигналы матки меняются лишь при таких переменах в окружающей среде, которые учтены инстинктом. Новые виды перемен не анализируются, а просто игнорируются. Любой отдельный муравей имеет достаточно развитый мозг, чтобы обнаружить неадекватность сигналов, но инстинкт подчинения заставляет его выполнять сигналы-приказы несмотря на замеченную неадекватность. Биолог объяснит это более точно и доходчиво, но я могу изложить только вот так.

Юлиан Зайз замолчал и занялся своим уже слегка остывшим кофе. Советник еще раз задумчиво потер лоб. Монолог собеседника задел его, и последовало возражение.

– Вы утрируете. Наше общество… Я имею в виду, развитую часть мира… Все-таки не муравейник, где индивиды беспрекословно выполняют приказы, отдаваемые каким-то субъектом, на которого не могут повлиять. У нас есть демократические процедуры.

– Это вы так шутите? – спросил консультант по ЯД.

– Юлиан, вы слишком протестно настроены, – заявил советник, – конечно, демократия неидеальна, но вы ведь не станете отрицать, что уровень жизни людей при демократии впечатляюще возрос, и что демократическое управление достаточно успешно решило наиболее острые проблемы, такие как предотвращение ядерной войны. Нами созданы достаточные предпосылки, чтобы к началу нового века стабилизировать численность населения Земли, снизить промышленные загрязнения, устранить потребительское и региональное неравенство и гарантировать каждому человеку достойное социальное обеспечение. Эти задачи уже почти решены в Европе, и теперь можно действовать по успешному образцу. Что вы можете возразить?

– Филипп, при чем тут я? Ведь ваша цель – убедить не меня, а джамблей.

– Да, но чтобы убедить джамблей, мне надо проверить силу аргументов на человеке, у которого стиль мышления близок к джамблийскому. Судя по ряду ваших догадок, вы именно такой человек. Поэтому я снова спрашиваю: что вы можете возразить?

– Так это что, деловая игра такая?

– Да, – подтвердил Олендорф, – считайте это деловой игрой.

– Ладно. Возражение такое. Централизованное стабилизирующее, ограничивающее и распределяющее управление, которое глобальные политики, по вашим словам, сейчас реализовали в Европе и в текущем веке намерены распространить на всю планету, – это экологический процесс, который есть даже в школьном учебнике. Любой вид фауны в первой фазе после эволюционного появления быстро размножается. Затем, когда его экологическая ниша близка к насыщению, включаются механизмы регуляции. Так вид приходит в равновесие с биосферой, а при изменении условий среды вид вымирает.

Советник посмотрел на собеседника с явным непониманием.

– Но человечество – не фауна. Человечество достигает этого равновесия сознательно.

– Филипп, вы смотрите изнутри. Джамбли смотрят снаружи, и видят у человечества ту фазовую диаграмму, которая свойственна любому виду фауны.

– Что они видят? Их кибер-зонд прибыл в Солнечную систему несколько лет назад!

– Да, но он уже выпотрошил интернет, где есть базовые данные о человечестве.

– Но, Юлиан, в таком случае само существование нашего интернета доказывает: мы не просто фауна, а разумные существа.

– Не доказывает, – ответил Юлиан, – у муравьев есть интернет: пунктиры феромонов.

– Задача, – произнес Олдендорф, – сложнее, чем я предполагал. Юлиан, а вы бы как доказывали джамблям, что люди это не фауна, а разумные существа?

– Это вопрос умозрительный или практический? – спросил консультант по ЯД.

– Это вопрос практический.

Такой поворот разговора стал для Юлиана неожиданным. Он покрутил в руке пустой бумажный стакан от кофе, и пробурчал:

– Вот так дела… Если это вопрос практический, то надо знать: что уже предпринято в общении с Каимитиро при использовании ключа Татаоки?

– С Земли было отправлено всего одно сообщение, – ответил Олендорф.

– Так, а что содержало это сообщение?

– По существу, лишь приветствие. Мы сообщили: земляне видят кибер-зонд, знают о происхождении кибер-зонда из иной звездной системы, надеются на сотрудничество, взаимно-полезное землянам и разумным существам из этой иной звездной системы.

– Тут более чем приветствие, тут предложение сделки, – заметил консультант по ЯД.

– Но так всегда делается в дипломатии.

– Делается у людей, а не у джамблей. Кстати, как они отреагировали? Или это тайна?

– Это тайна, но вам, Юлиан, следует знать. Они спросили о себе в земных топ-СМИ.

Консультант по ЯД налил себе еще кофе, успев заодно подумать, и сказал:

– Со стороны кибер-зонда весьма резонный вопрос. Если люди видят его, знают о его происхождении и надеются на сотрудничество, то почему на ведущих каналах СМИ настолько мало места отведено этому кибер-зонду? По TV почти ничего. В интернете предельно урезанная информация на научных сайтах и хаос на любительских сайтах. Картина в СМИ абсолютно не соответствует сообщению о надежде на сотрудничество.