Текст книги "Спецназ Лысой Горы"
Автор книги: Александр Прокопович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава четвертая
Скрытые способности
Есть вещи, которые меняются только в худшую сторону.
Из отчета бета-тестера ОС WINDOWS
Я не ждал, что Яковлев бросится мне навстречу. Я надеялся обойтись без часового ожидания в приемной и двух гвардейцев, кажется, специально выращенных, чтобы нависать надо мной. Даже если я прыгну под потолок, они всё равно будут нависать.
Допуск в кабинет не означал ничего. Яковлев был занят. Перед ним было два листа бумаги, в случае процесса перекладывания их с места на место вполне достаточно для бесконечности.
– Майор?
Два кровожадных глаза уставились на меня. Я только что понял, почему ни разу не видел, как Яковлев смеется. Он просто не хочет демонстрировать свои клыки. Сантиметров десять, не меньше – чтобы наверняка добраться до жизненно важных органов. Яковлев встал. Во весь свой небольшой, но широкий рост. Его плечи были немного вывернуты вперед, будто на них лежало что-то важное. Так оно и было. Как все-таки славно, что я уже не служу, – иначе мой нынешний проступок тянул бы на пару лет гауптвахты только в качестве вступления к настоящему наказанию. На широких плечах Яковлева лежали вовсе не майорские погоны. Со времен мятежа Лоретты кое-что все-таки изменилось. На меня пристально смотрел ПОЛКОВНИК Яковлев и мысленно вписывал мою фамилию в реестр своих врагов. Реестр был маленьким – в одну страничку. И не потому, что полковник был добродушным созданием, а потому, что его враги по какому-то странному совпадению долго не жили.
– Вон отсюда!
Фактически, это был лучший вариант из всех, какие я уже готов был услышать. Я просто не успел. Яковлев переключил регистр:
– Болваны, не видите – мужчинам поговорить нужно.
Так как я присутствовал в кабинете в единственном числе, то есть мог быть в крайнем случае болваном, но никак не болванами, – то и остался стоять.
– Алекс, то, что ты забыл о моем назначении, – печально, но не смертельно, а вот если тебя кто-то превратил в памятник тебе же – это скверно. Мои орлы наверняка отобьют пару его частей, пока будут сносить вниз. Оживай – зачем пожаловал, лейтенант Каховский.
Слово «лейтенант» подействовало. Я ожил. Окончательное пробуждение к жизни останавливал тот упрямый факт, что никогда и ничего полковник Яковлев не делал просто так. Говорят, девушкам в таких ситуациях сильно легче.
– Одно условие.
Вот оно, сейчас я и узнаю, что мне предстоит потерять за неимением девичьей чести.
– Если нужна помощь – обращайся прямо ко мне. Без ведьм. Договорились?
Не видать мне теперь Костяного отделения. Это должно было когда-то случиться. И случилось. Даже позже, чем могло.
– Договорились… Нужна помощь.
– Выкладывай, лейтенант…
Яковлев лично брал Безумного Фила… Брал – это не совсем точно.
Который по счету череп Фил собирался водрузить на алтарь и сколько ему еще оставалось, было неизвестно, и тогдашний лейтенант Яковлев решил не рисковать. Фил умер, не выпустив добычу из рук, на что его уже отделенная от туловища голова могла смотреть с почтительного расстояния.
Меня не волновали особенности яковлевского представления о правосудии. Настораживало другое: тысяча черепов – это много для одного человека. Даже просто собрать… А уж построить из них Костяницу… Я оказался не единственным сомневающимся. Сообщников Фила искали, но убийства прекратились, и энтузиазм гвардии постепенно испарился. Теперь сообщник (или сообщники?..) Фила на десять лет старше, и это по-прежнему единственное, что мы знаем про него, кроме того, что он удачливее своего бывшего босса.
Что мне совсем не нравилось, так это то, что нынешний собиратель черепов оставлял обезглавленные скелеты где угодно, кроме одного района. И я поверил бы в случайность, если бы это не был район Лавры.
Я получил от полковника, что хотел. Я что-то узнал. Оставалось еще раз как следует обшарить район Лавры, получить результат и как следствие – вознаграждение. Но иногда природа заставляет убедиться в своем величии. Размер того, что может произойти не так, как надо, подавляет.
Начнем с «во-вторых». Данила не смог. Его визит к человеку, который – первый на моей памяти – убеждал меня деньгами, прошел несколько хуже, чем хотелось бы. Чтобы как-то помочь Лёве Васильченко, надо было найти ворожку. Проблема была даже не в том, что Данила не смог ее найти. Кроме Лёвы никто и не догадывался о том, что ворожка вообще существует, а сам Лёва вдруг не смог вспомнить, где она живет. Девушка, обозначенная Лёвой в качестве невесты, не помнила ни самого Лёвы, ни своего замечательного качества… И как-то уж совсем усложнял дело такой факт: если кого-то привораживают, то – к кому-то. Невеста же Лёвы продолжала жить сама по себе. Если бы не аванс, я бы решил, что у Лёвы не было ни ворожки, ни невесты.
Было еще «во-первых». Я решил не давать Григоряну рецепт наливки тролля. В результате, вместо того чтобы готовить наливку себе, я это делал для Григоряна. В последние несколько дней я уже был близок к мысли, что мое рабочее место – кухня, и только по чудовищной случайности платят мне по-прежнему за то, что я кого-то нахожу, а не за то, что готовлю напитки.
Прямо сейчас я готовил очередную порцию троллевки, а Григорян делал вид, что может мне сообщить что-то новое о Безумном Филе. Пока моему хромоногому другу с вечно пересохшим горлом удавалось лишь намекать на то, о чем Яковлев мне сказал абсолютно точно.
– Везет тебе, Алекс, с клиентами… Лёва Васильченко тебя озолотит, ты хоть знаешь, кто его отец?
Кажется, я действительно стал мало знать. Вероятно, я занят чем-то еще, кроме собирания городских сплетен, а всем остальным за это приплачивают.
– И кто его отец? Хозяин золотого прииска?
– Почти. Советник по финансам Великого Князя.
– В казне скопилось столько рублей, что князю без хорошего совета их не пересчитать? Григорян, что происходит с городом? Мне нравилось то, что было, – просто и понятно. Если появляются советники – все становится сложно и непонятно.
– Алекс, это называется прогресс – смирись… Может, ты оторвешься от приготовления будущих порций и угостишь меня частью имеющихся запасов?
Я угостил. Потом угостил еще. Потом еще. Пришел и ушел Данила, куда-то исчез Григорян, а я все повторял один и тот же алгоритм – налить, не расплескать, снова налить…
В мозг пыталась попасть мысль, но в самый ответственный момент уходила в сторону. Почему-то показалось важным найти куда-то пропавшего Григоряна. Задача осложнялась тем, что стены комнаты приобрели некую кривизну, а предметы выбирали совершенно непредсказуемые места расположения. Григорян нашел меня первым – ему помогло в этом его тело, которое в нужный момент поймало мою ногу на замахе. Я обрел Григоряна, споткнувшись о него. Дело было за малым – вспомнить, для чего он мне понадобился, и претворить надобность в жизнь. Малое не случилось. Наливка наконец-то сработала. Сон был внезапный и крепкий – удара о твердую поверхность я не почувствовал.
* * *
Данила – единственный, кто умеет меня будить правильно. Удар – отскок, удар – отскок. Таким образом он добивается сразу двух вещей – будит меня и сохраняет моего ученика в целости. Довольно обидно, проснувшись, заниматься не делом, а оказанием медицинской помощи.
Было рано… Слишком рано, чтобы Данила будил меня просто так. Несмотря на довольно жесткую ночь на полу, благодаря волшебной наливке я был свеж. Свеж был и Григорян. Он не тратил времени на поимку Данилы – и обогнал меня в скорости принятия вертикального положения. Спускались в приемную мы вместе. Данила был уверен, что выполняет мой приказ, причем для его выполнения ему понадобилось потратить вечер, ночь и зацепить утро. В другое время я бы попытался вспомнить о том, какой именно приказ отдал Даниле, но ступени кончились, и Ганс открыл дверь.
В приемной меня ждали Лёва Васильченко и неизвестная женщина – рыжая, худая и, в отличие от Лёвы, абсолютно спокойная…
Мое знакомство с Данилой произошло не в лучший для него момент. Ведьмы только что использовали его в качестве наживки, и, если бы не некая доля моей удачи, остаток своей жизни он провел бы в качестве корма для личинки одной не самой аппетитной твари. С тех пор он научился сносно владеть мечом, довольно часто пользоваться мозгом, был слегка шире меня в плечах, уже на несколько сантиметров выше и не собирался останавливаться на достигнутом. Зная все это, мне все же было довольно забавно наблюдать за Лёвой, который старательно пытался найти в комнате место, максимально удаленное от Данилы. Если бы не Ганс, контролировавший в отсутствие Данилы окно и дверь, ему это удалось бы значительно лучше.
Вероятно, упившись, я приказал Даниле приволочь Лёву. По какой-то причине Данила решил, что одного Лёвы мне будет мало. На самом деле мне сейчас было многовато даже самого себя. Интересно, что скажет старший Васильченко, когда узнает, как обращаются с его сыном и…
– Лёва, ты не хочешь нас представить?
Я пристально посмотрел мимо Лёвы на рыжую. Обычно это действует. Есть женщины, которые реагируют на меня отрицательно, есть, которые… ну, как бы не в восторге от детектива Алекса. Но реагируют всегда. Даже замужние с пятью детьми и мужем рядом. Я – тоже – смотрю и реагирую. Как-то сразу прикидываю планы на вечер. В смысле – будут они или нет. Здесь что-то случилось. Смотрю на молоденькую девушку – и как-то ничего не чувствую. Неужели, пока я спал, прошло лет двадцать? Странно, но, кроме меня, больше эти двадцать лет ни на ком не сказались.
– Это – детектив Алекс, а это – моя невеста – Ира…
Ненавижу пожимать руки женщинам, но не оставлять же ее повисшей в воздухе. Ничего такая ладошка – маленькая, аккуратненькая, сухонькая…
– Это не та невеста… Та черненькая, высокая и зовут Ольга…
– Ну вот. Всё становится на свои места. Лёва решил жениться не на той девушке, а мой ученик решил исправить такую вопиющую ситуацию…
– Действительно, как у вас разрешилось с предыдущей невестой? Всё хорошо?
Хорошо было до того, как я задал свой вопрос. Лёва смотрел на меня так, будто я его спрашивал о подробностях выращивания карликовых берез в условиях Экваториальной Африки. Ира смотрела всё так же. То есть ровно и без эмоций. На самом деле примерно так и должна была бы смотреть девушка, которая в курсе, что Лёву приворожили, причем не к кому-нибудь, а конкретно к ней. Самое разумное, что можно было сейчас сделать, это извиниться и попросить Данилу отправить гостей туда, где он их взял.
– У вас такой чудесный котик… – Да именно ради этой реплики Данила и тащил парочку сюда.
Вообще-то, Голубой Дракон не против ласки. Но обычно он сам выбирает, кто и как будет его ласкать. Поэтому с рукой Ирины он проделал свой фирменный трюк – поцарапал и тут же умудрился сверху помочиться. Мои друзья в такие моменты орут. Ирина явно тоже хотела заорать, но терпела. Чего она так боится? В конце концов, она же не моя невеста? Зато глаза у нее в этот момент стали большими и выразительными. Очень хочется верить, что больше я с ней не увижусь.
– Алекс, может быть, чаю? – Моя хозяйка иногда, когда ей страшно любопытно, чем я занимаюсь в кабинете, изображает не просто хозяйку, а хозяйку радушную. Но сейчас я был рад её любопытству и чаю. Рад её силуэту в проеме дверей. Глядя на него, я снова поверил в то, что все хорошо с этим…
– Спасибо, но мы уже пойдем. – Улыбка Ирины была великолепна. Ничего более ужасного я не видел. Она была совершенной, но её не должно было быть. Кажется, видел это только я. Вот в ответ улыбнулась Алиса, перестал хмуриться Ганс, и даже Григорян улыбался Ирине в ответ. Я сделал усилие и растянул губы. В конце концов, проблема уходила своими ногами и даже не требовала обратно деньги. Я же не виноват, что клиент уже сам не помнит, что он для чего-то меня нанял? Это не вопрос – это утверждение.
Женщина, которая меня вообще не волновала, взволновала меня больше, чем любая женщина. В ней было неправильно всё. Улыбка, взгляд, пожатие руки – и даже то, как Лёва шел с ней рядом. Так не ходят с невестами. Даже с теми, которые загоняют будущих мужей под каблук одним взглядом. Я это не планировал – оно случилось само.
Кабинет у меня маленький, поэтому, чтобы встать и оказаться достаточно близко от Лёвы, нужно собственно встать и сделать шаг – один. Я его сделал. Дальше было в стиле скупого мужского юмора: слегка толкнул младшего Васильченко и отчетливым шепотом поинтересовался: «Ну и как она? Не скучаете по ночам?»
В пять секунд после такого вопроса возможно многое – от хорошего апперкота в исполнении сильной половины до плохого апперкота в исполнении слабой. Я надеялся на что-нибудь промежуточное в виде легкого стеснения, ответа, затрудненного приступом заикания… Не было ничего. Ирина и Лёва прошли мимо, будто им в спину только что подул попутный ветер. Зато стоило за ними захлопнуться двери, как я получил букет взглядов. Ошарашенный – от Данилы, понимающий – от Ганса, свирепый – от Алисы и направленный мимо меня – от Григоряна. Он изучал газету, остальное ему было неинтересно.
После выдворения из кабинета лишних в количестве двух персон – Ганса и Алисы – я тоже смог прочитать то, что так поразило Григоряна. Журналисты не написали ни слова об охотнике за черепами, даже не заикнулись о скелетах. Зато какой-то дотошный корреспондент со ссылкой на ведомство господина Яковлева сообщил о пропаже более семисот человек. Семьсот для нашего маленького города – это много. Более чем достаточно, чтобы не заниматься никакими скелетами. Наверное, пренебречь костями и заняться теми, от кого не осталось вовсе ничего, трудно. Кости – заметные, блестящие, люди, судя по их незаметному отсутствию, – не очень.
– Григорян, что нужно сделать с телом человека, чтобы от него остались только кости?
– Кислота.
– А теперь – для тех, у кого избыток мозга не сочится из ушей…
– Берешь труп, опускаешь в котел с азотной кислотой, держишь минут двадцать – достаешь кости. Только котел должен быть из стекла или фарфора, а где такой взять?
– А быстрее чем за пару часов и без котла?
– Можно без котла. Привязать и поливать. Кислоты уйдет море и… я бы не брался. С котлом как-то правильней.
Если бы рядом с Григоряном сейчас сидел не я, а Яковлев, то мой друг уже бы изучал не газету, а надписи на стенах камеры в подвалах Печерского Замка. Но Яковлев занят, он следит за ведьмами.
– Еще один вопрос. А реально может что-то случиться с человеком, который собрал тысячу черепов?
– Ты уже спрашивал. Ничего, разве что он не просто маньяк, а еще и маньяк, который складывает черепа так неаккуратно, что в конце концов они падают на него. Тысяча черепов – достаточно много, чтобы это было достаточно больно. Сами по себе черепа ничего не значат, но они могут сработать как спусковой крючок.
Интересно, я хоть раз что-то спрашивал о черепах самих по себе? Спусковой крючок? В кого стрелять будем?
– Если у твоего маньяка есть скрытые способности, то, собрав эту гору костей, он вполне может их разбудить, в смысле – способности… обычно это происходит с помощью учителя, но если учителя нет…
Это здорово. Здорово, что в случае наличия учителя начинающие маги способны обходиться без массового смертоубийства. На выходе у нас следующее – либо маг, и так довольно успешно сдирающий кожу, может раскрыть в себе дополнительные таланты… Что там еще можно сдирать? Либо маньяк, поведенный на кислоте, может открыть в себе магические способности. Есть еще вариант – не откроет. Я бы на его месте сильно разозлился.
Было что-то еще. Что-то важное.
Глава пятая
Второй алтарь
Идиотский поступок умного человека от такого же поступка идиота отличается только тем, что умный придумает поступку объяснение. Потом.
История открытия Америки
Обычно во второй раз ощущения не такие острые. У меня как-то не притуплялось. Может, потому, что, когда я выбирался из этой пещеры в первый раз – дал себе слово не возвращаться сюда никогда. А теперь мне еще сильно не хватало Костяного отделения за спиной. Пришлось ограничиться Данилой и котом. Если быть честным, и тот и другой приняли решение сопровождать меня самостоятельно.
Как только появились первые признаки влаги, Голубой Дракон занял стратегическое положение у меня на плечах. Я бы тоже с удовольствием залез кому-нибудь на плечи, но Данила свои услуги не предложил, а больше никого в нашем маленьком отряде не было. На этот раз нам повезло – земноводные то ли спали, то ли пугали кого-то еще.
Если бы какой-нибудь умный человек спросил, что я делаю второй раз в таком неприятном месте, я бы не ответил. Несерьезно лепетать что-то в духе: «Мне кажется, я что-то упустил». Меня не упустила ни одна трещина и выбоина – я нашел их все. Когти Дракона уже порвали куртку и вот-вот должны были отправиться вглубь – навстречу моим костям: это он так протестовал. По мнению этого паразита, мои плечи то и дело оказывались слишком близко к воде.
К моменту, когда мы оказались в Костянице Безумного Фила, мы одновременно победили в конкурсе «мокрые и жалкие». Дождей в последние дни не наблюдалось, но, вероятно, подземные воды живут по своим законам – может, какой-нибудь подземный ветер? Вода на полу пещеры явно не была стоячей. Слабое, но явное течение было. Я не стал на этот раз зажигать факелы в зале: тех, что были с собой, хватало, чтобы я первый раз в жизни обрадовался тому, что Голубой Дракон непрестанно линяет. Клочки его шерсти неумолимо плыли в сторону алтаря.
Вода знает то, что не видит глаз. Щель была найдена, и легионы капель, не раздумывая, пошли в атаку.
Это была дверь. Замаскированная и плотно прикрытая. Недостаточно плотно для воды. Недостаточно плотно для плеча Данилы. Одно хорошо: теперь нет смысла идти тихо. Надо будет как-нибудь показать ученику еще пару способов открывания дверей.
Почему-то я не прислушался к мысли замуровать дверь и вернуться к ней через месяц-другой. Вместо этого я шагнул вперед. Вероятно, где-то в глубине души я не хотел найти умершего индейца Джо. Интересно, за Стеной остался хоть один индеец?
За дверью поток кончился – вода нашла себе отдельный путь и не мешала спускаться еще ниже по практически сухим ступеням. Впереди посветлело, и мы сбавили шаг. Все-таки надо было замуровать. Когда идущий впереди Данила остановился, я не врезался в него только потому, что Голубой Дракон, к этому моменту покинувший мои плечи, решил притвориться змеей. Мне кажется, так должна шипеть кобра, отгоняя незваных гостей от гнезда. Смотри, какая я страшная! Если что, весь яд – тебе!
То, что люди, которых мы встретили, искали вовсе не гнездо – было непринципиально. Только идиот может искать гнездо кобры. Только идиот может думать, будто, почувствовав острие стрелы у себя на спине, нормальный человек будет стоять и ждать, когда эта стрела проделает в нем дырку. Все-таки два факела – мало. То есть если бы я поворачивался, замахивался, а желательно еще и кричал – хватило бы. Но я нанес короткий колющий – назад и вверх и уже после этого повернулся, не вытаскивая меч из тела. Второй идиот как раз пытался сообразить, что лучше – меч или арбалет. В его положении, конечно, арбалет, но думать надо быстрее, потому что, когда вступаешь в бой, нельзя выбирать, нужно двигаться. Шаг навстречу второму я сделал еще до того, как упал первый, освобождая мой меч. Удар пошел по непрерывной дуге – широкий, неправильный; от такого легко уйти или парировать, только в пещере практически некуда уходить, а арбалетом трудно парировать. Он все-таки успел его подставить, только факел – тоже не самая приятная вещь: получив царапину от меча, он нарвался на горящий факел, отшатнулся и получил второй удар мечом. На этот раз правильный. Я дал ему кувырнуться вниз – вдруг кто-то не ждет, что сверху начнут падать трупы?
Первым не ждущим оказался Данила. Надо было как-то предупредить, жаль, у нас нет условного сигнала: «Эй, сверху летит тело!» По счастью, поджидавшие нас снизу бойцы не ждали еще сильнее. Фактически, они так и не поняли, что пытаются убить уже убитого.
Дальше стало хуже. Все-таки в бою соображаешь туго. Если двое оказались за твоей спиной, это вовсе не означает, что они люди-невидимки или владеют искусством превращаться в стены. Где двое – там и еще двое. Эти были умнее – никаких тыканий стрелой в спину, просто выстрел, потом еще один. Второй мимо, а вот первый попал. Теперь мой факел догорал несколько ниже, а левая рука только мешала. Она же мне помогла кричать – когда в руку всажен арбалетный болт, кричишь мощно и легко. В пещерах это сказывается: эхо заставляет думать, что слышишь нечто большее, чем просто крик, не может же такие звуки издавать обычный человек. Может.
Мы прорубились сквозь двоих – и оказались в зале. Я нашел то, что искал. Новенький алтарь из черепов был здесь. В отличие от верхней пещеры, здесь не было ничего, кроме черепов, никаких костей и попыток что-то украсить. Было еще одно отличие: в нижней пещере выжить у нас шансов не было. Ну нет у нас с Данилой шансов против десятерых здоровых вооруженных мечами господ, особенно при поддержке арбалетчиков, перекрывших путь к отступлению.
Я не успел подумать, что хуже не бывает. Бывает. Если один из твоих врагов – человек, сына которого ты собственноручно прирезал, это же хуже? В трех метрах от меня вынимал свой меч из ножен сам Кисель. Наверное, в этом есть даже какая-то справедливость. Пару лет назад мне не повезло встретиться с сыном Киселя – Борюсиком, так его называли, несмотря на его вполне зрелый возраст и несомненный талант в таком непростом искусстве, как пытки. Встреча произошла в плохом месте и в отвратительное время. Будь я трезвым – скорее всего, убили или покалечили бы меня. Что, в принципе, всё равно должно было произойти, правда, с некоторой задержкой во времени. Кисель на тот момент был не только отцом своего сына. В каком-то смысле он был отцом большей части криминальных элементов города. Элементов было много, и, если бы не мое достаточно поспешное убытие на каких-нибудь тысячу километров к северу от Киева, моя биография оборвалась бы намного раньше. К моему возвращению большая часть подопечных Киселя была либо призвана на службу того или иного величества, либо покинула стольный град, либо закончила свое существование. Кисель вошел в меньшую часть и сейчас попытается доделать то, что не успел сделать раньше.
Кисель не спешил. То есть он и не медлил, но я бы на его месте был быстрее и эмоциональнее. Может, он меня не узнал? Почему-то мне казалось важным, чтобы меня убивали, зная, кто я. Вероятно, это и есть гордыня.
– Убейте их наверху, подальше от Лавры. Обработайте как обычно.
Наши черепа украсят этот алтарь. Голубой Дракон почему-то до сих пор был рядом. Его заинтересовал голос Киселя. Меня – нет. Мне сейчас было куда интереснее, не получится ли как-то выкрутиться по пути к чану с кислотой.
– Свяжите их, идиоты.
Они стояли, почти расслабившись, – десять здоровых лбов с дешевыми мечами и подошедшие стрелки с арбалетами нелучшей работы. Всего пятнадцать. Еще минимум двое за спиной – в туннеле. Вполне достаточно, чтобы расслабиться. Меня всегда забавляла книжная ситуация: под угрозой смерти человек соглашается эту самую угрозу сделать более верной, а задачу палачей – менее трудной. В мои планы это не входило.
На этот раз я не кричал – мне было важно преодолеть разделявшие нас пять метров быстрее, чем меня пристрелят. Даже если у меня ничего не получится, им придется тащить мое бездыханное тело, они устанут, и, может быть, кто-то по дороге подвернет ногу – хоть какое-то удовольствие.
Кажется, Голубой Дракон рванул раньше. Он кот, у них реакция лучше. Наверное, поэтому мне все же почти удалось добраться до арбалетчиков, когда в мою руку вошел болт. В ту же. Никогда не думал, что обрадуюсь ранению в раненую руку.
Кстати, Кисель остался верен себе: неуловимым движением он оказался позади товарищей по оружию, а ведь всего за мгновение был ближайшим ко мне. Значит, узнал.
Мы слегка сократили преимущество, но как-то легче не было. Эти ребята, несмотря на неважное оружие, явно служили. То есть двигались они довольно медленно, но правильно, что, с учетом преимущества в массе, рано или поздно могло привести только к одному результату.
Где-то впереди раздался дикий вопль, но, кажется, я единственный его слышал. Жаль, могли бы отвлечься, узнать – что там, как? Вместо этого абсолютно не любопытные господа совершенно серьезно пытались меня убить. При этом рукав на моей левой руке весил уже столько, что меня начало явно кренить в ту сторону. Неужели вся моя кровь вытекла именно туда, иначе – откуда вес? Когда меня достали в ногу, я даже немного разочаровался: во мне еще осталась кровь.
В таких как бы боях есть только один фактор, благодаря которому нас и не убили. Мы хотели выжить, а наши противники не хотели рисковать. Это довольно разные подходы к поединку. Поэтому там, где я пытался убить, они пытались не подставиться. Плохо было другое – я выкладывался на все двести, они – от силы на пятьдесят. Их раненые просто сменялись целыми, а мы продолжали подпитывать некрасивые кровавые лужицы.
Постепенно нас теснили к коридору, и наступил момент, когда я попытался напрячь спину. Ну, как будто это может помочь от попадания стрелы – в мышце застрянет… Если бы такое было возможно, я бы каждый день тренировал именно эти мышцы. Потом я перестал напрягаться, так как если не выстрелили до сих пор в ставшую мне казаться просто слишком широкую спину, то эти стрелки либо садисты, а значит, нечего лить воду на их мельницу, либо они заснули, либо… Либо неожиданно оказалось рядом нечто новое. Звали это новое Карина, и, прежде чем в дело пошла ее шпага, строй врагов несколько проредили ее ножи. Про арбалетчиков можно было действительно забыть. Теперь нас было всего-то трое на девять. Не знаю, как Данила, а один из нас ранен в руку и ногу. Но кто сказал, что нас мало? Для бегства нас было достаточно.
Нужно было так быстро оказаться в коридоре, чтобы никто не успел нас обойти с другой стороны. И нужно было сделать это так медленно, чтобы не оторваться от противников слишком далеко, – вдруг они вспомнят о стрелковом и метательном оружии?
С «достаточно быстро» у нас получалось просто в силу натиска противника. С «достаточно медленно» справлялась моя нога. Она хотела, чтобы ее отрезали и оставили в покое.
Лестницу до Костяницы и сам зал мы преодолели явно быстрее, чем это было по дороге сюда. В туннеле после зала можно было уже просто двигаться – два человека здесь вполне могли удерживать ребят Киселя довольно долго. Вообще-то я не был уверен, что правильно выбираться наверх. Вся королевская рать наверняка сейчас увлечена чем-то более важным – например, выбивает налоги из граждан, так что наверху нас ждала та же беготня, только с еще более предсказуемым исходом.
Мы поднимались по пояс в воде. И тут меня стало сносить к стене. Я, конечно, ослаб, но не настолько, чтобы перепутать зыбь сточных вод с прибоем, вызванным протеем. Это было совсем некстати и как-то не оставляло выбора.
– Стойте, тихо!
Карина шла последней, то есть ее Кисель должен был достать первой. Я бы отдал все шансы в этом поединке Карине, только если Карина, вместо того чтобы замереть, решит драться с Киселем – ее победа будет выглядеть не очень аппетитно. Земноводные и сами-то не особенно привлекательны, а уж те, кем они пообедали, – и вовсе никуда. Наверное, надо было шумно броситься, заслонить собой Карину. Я воздержался. Наверное, не хотел показаться смешным – на одной ноге и с почти не работающей рукой, в скользком наклонном туннеле это могло получиться не так элегантно, как мне бы этого хотелось.
Кисель притормозил. Перед ним была женщина, которая только что прирезала троих его вооруженных людей. Поэтому он пропустил перед собой двоих и пошел третьим. Не знаю, что они думали, видя нас – вжавшихся в стену, неподвижных и молчащих. Надеялись, что мы наконец-то, перебив кучу народу, наложили в штаны от страха? Мне даже показалось, что один из них улыбался.
Протей довольно своеобразно охотится. Вода поднялась до груди, а за водой появилось его почти прозрачное тело. Оно вжалось в то место, где только что были бандиты и Карина. Вода схлынула. Один из факелов, секунду назад зажатый в руке Киселя, каким-то чудом не погас, плавая в воде. Вода была неправильного цвета. Еще в воде плавало что-то черное, сильно смахивающее на водоросли.
Это был нелучший мой бросок. Но он был громким и далеким. Мой лучший меч звякнул ниже по туннелю.
Протей кинулся за холодным оружием, как собака за палкой. Было трудно удержаться и не упасть, но мне надо было сделать не так уж много – вытащить волосы Карины на поверхность. Почему-то я был уверен, что на противоположном конце они все еще крепятся к ее голове.
К тому моменту, когда вода накатила снова и протей удостоил нас показом своего слепого рыла, Карина уже стояла рядом. Редкий случай – оттаскать женщину за волосы и не услышать ни одного проклятия.
Рыло протея искало остатки Киселя и, судя по звукам, находило. Может быть, кто-то из бойцов Киселя и спасся. Достаточно было просто быть довольно далеко от командира и не шуметь. Проверю как-нибудь потом.
Протей обедал около часа. Упорный. Он старательно прочесал своим рылом туннель, несколько раз задев и меня. Если до этого я еще надеялся, что во мне останется хоть пара литров крови, то сейчас такие мысли меня уже не посещали. Я чувствовал только холод и тяжесть головы. Кажется, она стала слишком увесистой.
Когда протей последний раз прошелся по туннелю и уплыл, я все еще не завидовал погибшим. Я все так же хотел жить, пусть по грудь в грязной воде, с невозможностью двигаться и говорить. Так уж получилось, что я и вправду не мог ни говорить, ни двигаться. Не всё же мне на себе ученика таскать. Пора и ему поднапрячься.
Я был удостоен высшей почести – меня лечил Лейзерович. Сначала зашил кого-то в Замке, а потом – сразу ко мне. Почесть сия объяснялась просто – Данила знал, где лежит аванс Васильченко. У моего совершенно нерачительного ученика хватило ума оплатить и лечение Карины: во время атаки протея здорово досталось ее правой руке.
Про усилия Лейзеровича я узнал несколько позже. Первое, что я увидел, когда пришел в себя, это Карина, сидящая у моей кровати. Лежать было неудобно – левые рука и нога пытались навязать мне свою волю, но присутствие Карины смиряло с неудобствами.
– Откуда ты взялась?
– Приказа никого к тебе не пускать не было… Или Данила его отменил.
– Нет, откуда ты взялась в пещере?
Карина совершенно очаровательно наморщила лобик, чтобы сказать гадость:
– Алёхин попросил присматривать за тобой. Он сказал, что ты никогда не сможешь отличить присмотр от флирта.
