Текст книги "Чекисты. Книга первая"

Автор книги: Александр Лукин

Соавторы: Дмитрий Поляновский,Владимир Дроздов,А. Розен,А. Марченко,А. Евсеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– …Картофель уродился с горошину, овес начисто высох, просо – одна шелуха. Желуди ели, липовую кору толкли… Двух ребят схоронила. Как эти живы, один бог знает. Сама-то еле хожу… – И она показывала толстые, опухшие в лодыжках ноги.

Алексей всматривался в темноту угла, где сидела Галина, и старался понять, о чем думает она, слушая эти страшные рассказы? Кого винит за то неизбывное горе, которое сорвало людей с насиженных мест, погнало в горькую дорогу? Неужели не понимает, что во всем повинны те, кому она служит?..

Галина молчала. Он не видел ее лица. Было похоже, что она спит.

Постепенно разговоры смолкли. Вагон засыпал.

Утром потянулись за окнами голые, прибитые зноем поля. На них ломко качались редкие стебли пшеницы, пахло терпкой горечью рассыхающейся в пыль земли.

За Раздельной увидели вдали высокую тучу дыма.

– Засуха, – вздохнул парень в буденовке, – хлеба горят.

– То бандиты, – вглядываясь вдаль, возразил комбедовец. – Сукчарку подожгли. Косогор видишь? Сукчарка аккурат за ним. Гуляют лайдаки. Кончит их когда-нибудь Советская власть?..

На какой-то миг утратив контроль над собой, Алексей невольно взглянул на Галину и тотчас отвел глаза, наткнувшись на ее быстрый, угрюмо-настороженный взгляд.

Ночью она, должно быть, не спала. Она осунулась, желтоватая тень обметала веки. Лицо подурнело от усталости.

“Кем она воображает себя? – подумал Алексей. – Борцом за правое дело? “Мстительницей” за расстрелянного отца?

А в конце концов какое это имеет значение! Враг – и думать больше не о чем! Так даже легче. Будь она просто взбалмошной гимназисткой, все было бы куда сложнее. Жизнь часто переучивала таких, грубо, но верно вправляла им мозги. Но попадались упорствующие, неисправимые…” И вот именно такое упорство, какую-то злую одержимость подметил Алексей в лице Галины. “Что ж, с врагом – по-вражески. Это много проще, чем томительное сомнение: а вдруг еще не все потеряно, вдруг еще можно вернуть, спасти человека? Нет так нет, и с этим вопросом покончено!..”

Остановки делались чаще и короче. Пассажиры начали увязывать свое добро. Приближался Днестр – новая граница с боярской Румынией.

Степная ночевка

Как и в большинстве уездных городов, начинавшаяся от вокзала центральная улица Тирасполя была как бы стержнем, на который нанизывался весь город – белый, зеленый, весь пыльный. На привокзальной площади, где, между прочим, Алексей разглядел и упомянутый в записке Инокентьева трактир “Днестр”, раскинулся небольшой базарчик. Галина купила вареной картошки, кукурузных лепешек и крынку молока.

– Пригодится в дороге, – сказала она. – Есть тут один мужик, он нас довезет. Дядько Боровой.

Идти пришлось на край города. Дядько Боровой, лысый рыхлый мужик с круглыми, как у женщины, плечами, начал было отговаривать их:

– Ночью у степу застрянемо, дитки, краще як развидняется. Уж завтра.

– Заночуем на хуторе, я знаю где, – сказала Галина и повернулась к Алексею: – Я схожу домой переодеться. Это близко. Минут через сорок выедем.

Это было очень кстати: требовалось управиться с одним немаловажным делом…

В нужнике, что стоял возле конюшни, Алексей вытащил из мешка “Ундервуд”, перевернул вверх дном и положил на колено. Сложная конструкция из колесиков и тонких металлических планок смутила его. Что здесь можно вывинтить так, чтобы все сразу не рассыпалось? С ходу, пожалуй, не разберешься! Перетрогав пальцами хрупкие коленчатые соединения планок, он решительно выломал и швырнул в выгребную яму какой-то стерженек, показавшийся ему достаточно “ответственным”. Черт с ним! Не хватало еще своими руками доставить Нечипоренко машинку для агитации против Советской власти!

Галина вернулась раньше, чем обещала.

– Хозяйка где-то гуляет: в дом не попасть, – объяснила она. – Вы готовы?

Простившись с женой и с целым выводком детишек, Боровой отворил ворота, и они выехали.

Осталась позади зеленая окраина Тирасполя – Крепостная Слободка. Дорога некоторое время тянулась по-над Днестром. Широкая пустынная река была усыпана солнечными блестками. За рекой виднелись кое-где уютные хуторки с аистами на соломенных крышах. Там лежала захваченная боярской Румынией Бессарабия.

На первой же развилке дорог Боровой взял в сторону от Днестра.

– Берегом краше було б, да тут богато червоних прикордонников, – объяснил он.

Теперь они ехали горячей ковыльной степью среди сухих оврагов и опаленных солнцем косогоров. Крепкие, низкорослые лошадки Борового тянули бойко; фургон отчаянно трясло, и было не до разговоров.

День заканчивался, когда они увидели с холма деревню, в которой Галина рассчитывала переночевать.

Боровой натянул вожжи.

– Бачьте!..

Деревня была маленькая. Она зеленым островком лежала в степи, облепив хатками берега небольшой речушки. Сбегая с холма, дорога прошивала ее насквозь и терялась вдали среди степных подъемов и впадин. Из-за речки к деревне двигались какие-то люди. Их было человек пятьдесят. Пятеро ехали верхом, остальные темной рваной полосой растянулись по дороге. Сзади тащились телеги. Алексей сразу понял, кто это. На всякий случай спросил:

– Пограничники, что ли?

– Може, да, а може, ни… – уклончиво отозвался Боровой и посмотрел на Галину.

Встав на колени на дне фургона, она разглядывала двигавшихся по проселку людей.

– Поворачивайте обратно! Скорее, нас увидят!

– Дивчинко, то же ж…

– Поворачивайте!

Боровой повернул лошадей. Когда неизвестные люди скрылись из глаз, он проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Здается мени, що то…

– Мало ли, что вам “здается!” – перебила его Галина. – А если нет? Попадись таким в руки!..

Боровой, подумав, слегка развел руки, как бы говоря: “Так-то оно, конечно, так…”

Посоветовавшись, решили ночевать в степи, а утром выяснить, что за людей они видели. Боровой ворчал:

– Упреждав же… Ночуй теперь у степу. Наче вовк…

Они свернули с проселочной дороги в неглубокий ярок.

Боровой распряг и стреножил лошадей. Галина достала узелок с едой.

– Огонь запалить? – спросил Боровой.

– Не надо, еще заметят. Зачем тогда в степи оставались?

– Мени що, то для вас, молодых…

– О нас не пекитесь, не ваша забота.

Поужинав, улеглись спать. Галина в фургоне, Боровой устроился под фургоном на мягкой войлочной попонке. Алексей лег в стороне, подстелив охапку сена. Ночь наступила сразу, словно обрушилась на землю. Вспыхнули звезды, колеблясь в вышине, точно подвешенные на нитках. В теплом воздухе загустели запахи чебреца и полыни.

Алексей долго лежал без сна. Из мрака наплывал неумолчный тревожащий шорох ковыля. Потом со стороны фургона донесся какой-то металлический лязг. Алексей прислушался. Галина возилась с “Ундервудом”, должно быть, передвигала его в изголовье. Послышался стук – что-то хрустнуло и осыпалось.

“Конец машинке!” – с удовлетворением подумал Алексей.

Видимо, дорожная тряска и этот последний толчок довершили начатое им, но теперь вся ответственность падала на Галину.

– Дядька Боровой… – тихонько позвала Галина.

Боровой мерно похрапывал под фургоном.

Галина легла, поворочалась с минуту и затихла.

Утром Боровой пешком отправился в деревню. Через час он вернулся.

– Так и е: Нечипоренко, – сообщил он. – Я его ще вчера признав, зря тильки в степу мучались.

– Тоже мученик! – презрительно сказала Галина. – Спали, как сурок. Самого-то видели?

– А як же! Веди, говорить, ее швыдче! И так про вас уважительно казав: ясочка! – Боровой состроил на лице умильную гримасу. Глазки его хитро поблескивали.

У Галины лицо и шея пошли красными пятнами.

– Придержите язык! – неожиданно визгливым голосом выкрикнула она. – Извольте не забываться! Приберегите ваши шутки еще для кого-нибудь, мне они не по вкусу.

Алексей усмехнулся про себя и подумал: “Ишь, как ее проняло, дворяночку!..”

Виновато моргая, Боровой разобрал вожжи, и они поехали.

Перед деревней, перегораживая въезд, стояли телеги. Лошади жевали разложенное на них сено. На земле под телегами сидели и лежали человек пять с винтовками. Чуть впереди стоял коренастый человек в кубанке и синем линялом чекмене. На поясе у него висел наган.

– Кто это? – спросил Алексей.

– Есаул Цигальков, адъютант атамана, – не поворачивая головы, ответила Галина.

Цигальков поджидал их, нетерпеливо щелкая нагайкой по голенищу хромового сапога. Остроносый, смуглый, с черными закрученными усиками, туго стянутый в талии узким кожаным ремешком, он был похож на кавказца.

– Добро пожаловать! – приветствовал он Галину, касаясь пальцами кубанки. – Счастлив видеть вас, долгожданная Галина Сергеевна!

Он протянул руку и помог ей выбраться из фургона. На Алексея он не смотрел, но тот все время чувствовал, что Цигальков ни на секунду не выпускает его из поля зрения.

– С чем прибыли? Привезли что-нибудь, Галина Сергеевна?

– Привезла. Мешок в фургоне.

– Прелестно! Хорошая машинка?

– Не знаю, я в них ничего не смыслю. Боюсь только, что дорога не пошла ей на пользу. Нас ужасно трясло. Кроме того, на вокзале во время посадки ее, кажется, сильно стукнули. Теперь там что-то шатается и дребезжит, – морща нос, сказала Галина.

Цигальков рассмеялся.

– Ничего, починим. Та-ак-с… Вы, кажется, приехали не одни?.. – Он круто повернулся на каблуках и впервые прямо взглянул на Алексея колючими с наглинкой глазами.

– Это Седой, – сказала Галина. – Шаворский…

– Я по поводу сапожных головок, – перебил ее Алексей, подходя ближе, и отвел полу пиджака, показывая веревочную опояску.

Цигальков поднес к кубанке руку с болтающейся на ней нагайкой.

– Милости прошу! Как поживают наши доблестные союзники?

Прилично, – в тон ему отозвался Алексей. – Не жалуются.

– Приятно слышать. Эй, – сказал есаул Боровому, – захвати мешок, лошади пусть здесь останутся. Прошу сюда.

Бандиты в проходе между телегами посторонились.

В деревне было тихо, безлюдно. Цигальков повел их по единственной улице, мимо белых хатенок с насупленными соломенными крышами, мимо темных амбарушек и косых плетней, за которыми на длинных стеблях качались белые, розовые и красные мальвы. Галина оживленно болтала с бравым есаулом, и Алексей с удивлением видел, что от ее недавнего смущения не осталось и следа.

За поворотом, на небольшой площади возле мостика через реку, они неожиданно увидели толпу.

– Что там такое? – спросила Галина.

– Так… – Цигальков махнул нагайкой. – Публика. Поймали большевиков из красного обоза, теперь атаман затеял спектакль в воспитательных целях. Хотите посмотреть?

– Нет уж, избавьте! – сказала Галина. – Эти зрелища не по мне.

Цигальков снисходительно проговорил:

– Ах, женщины! – и приглашающе указал на большую свежевыбеленную хату с голубыми наличниками на окнах: – Сюда, пожалуйста.

Уже возле самой двери их настиг истошный человеческий вопль: на площади началась экзекуция…

Нечипоренко и другие

Нечипоренко в хате не оказалось. Хозяйка, пышная, дебелая молодуха, с насурьмленными бровями, сказала, что “батька пийшов на майдан, бильшаков вешать”. Цигальков предложил Алексею:

– Может, сходим все-таки?

Точно борясь с искушением, Алексей сказал:

– Хорошо бы… Только глаз много.

Цигальков понимающе кивнул.

– Тогда посидите здесь, я вас ненадолго оставляю. Галина Сергеевна, прошу извинить! – Он щелкнул каблуками и вышел.

Боровой положил мешок с “Ундервудом” на пол, отводя глаза, проговорил:

– Сходить, подывиться, що там… – и двинулся за Цигальковым.

В оставшуюся приоткрытой дверь снова ворвался дикий, исполненный нестерпимой боли крик…

Хозяйка охнула и закрыла дверь.

– Не можу терпеть! Я и скотину не гляжу, когда режуть. Вели бы у степ!

Галина опустилась на лавку и развязала косынку.

…Трудно передать чувства, владевшие Алексеем. Рядом умирали товарищи, неизвестные его друзья. Умирали мучительно. Что придумали для них бандиты? Поджаривают пятки? Ногти срывают? Вырезают ремни из спины? Лучше не думать об этом!..

Но как не думать, когда нервы натянуты до предела, а слух напряженно ловит каждый звук, доносящийся извне? Когда тебя, будто кипятком, захлестывает ненависть и кричать хочется от злобы и сознания собственной беспомощности?! А тут еще чужие следящие глаза…

Он заставил себя поднять с пола и вытащить из мешка “Ундервуд”. Не спеша расчистил место на столе, поставил машинку и принялся собирать отвалившиеся винтики и планки. Крики теперь стали глуше, но каждый раз, когда они пробивались в хату, было такое чувство, словно костлявая рука хватает сердце и безжалостно тискает его твердыми шишковатыми пальцами…

– Иди, ляжь, – предложила молодуха Галине. – Бачь, як втомилась с дороги!

– Я бы не прочь, – сказала Галина. – Где у вас можно?

Молодуха увела ее в другую половину хаты.

Когда через полчаса с улицы ввалились люди с есаулом Цигальковым во главе, Алексей по-прежнему возился с “Ундервудом”. Бандитов было пятеро. Боровой не пришел.

Цигальков представил Алексея Нечипоренко. Высокий дородный атаман был одет в английский зеленоватый китель и мерлушковую папаху с золотым шитьем на шлыке. Длинные пшеничные усы счесаны вниз, по-запорожски. Глаза маленькие, умные, в набрякших веках. Когда он снял папаху, оказалось, что его круглая правильной формы голова наголо выбрита. Оселедец бы еще – ни дать ни взять Тарас Бульба.

Нечипоренко протянул ему руку, и Алексей вчуже подумал, что может быть, этой самой рукой он только что убивал его товарищей.

– От Викентия? – спросил Нечипоренко. – Друкарню привезли?

– Так точно.

– Як звать?

– Седой.

– А де Галя?

– Спыть, – объяснила хозяйка, – поклала ее на свое лыжко.

– Есть до вас дело, – сказал Алексей, чтобы отвести разговор от машинки.

Нечипоренко поманил его в угол.

– Ну?

– Шаворский встретиться с вами хочет.

– Чому?

– Договориться о совместных действиях: он кое-что наметил.

– Где встретиться? Колы?

– Он предлагает Нерубайское, у священника. А когда – сами скажете. Чем скорее, тем, конечно, лучше. Кстати, велено передать, что там вы увидите немало интересного.

– Ага!

Вертя в пальцах какой-то небольшой блестящий предмет, Нечипоренко в задумчивости подвигал усами. На его мясистых щеках вздувались и опадали розовые бугорки.

– Гости пока, я все обмозгую…

Бандиты рассаживались за столом. Цигальков усадил Алексея неподалеку от себя. Хозяйка натаскала из печи тяжелых чугунов с жирно пахнущей едой, поставила два глиняных кувшина с самогоном. Когда расселись, угрюмый рябой парень с жестким чубом, прикрывавшим рубец на лбу, сказал:

– Вот кому прибыль – Феньке. Еще обоз возьмем – ей на год хватит!

– На вас напасешься! – сердито проворчала хозяйка.

– Не скупись! Тебе, небось, задешево досталось!

– Тоби задорого! – огрызнулась она. – Сонных повязать дурак сумеет…

– Фенька-а! – Нечипоренко повел на нее тяжелым, сощуренным взглядом.

Она, ворча, отошла к печи.

Пили долго, не спеша. По-видимому, в этой затерянной в степи деревушке бандиты чувствовали себя в безопасности. Говорили они на той помеси украинского и русского языков, которую иронически прозвали “суржиком”, и, прислушиваясь к их разговорам, Алексей многое узнал о последних минутах бойцов продотряда, замученных на деревенской площади. Возбужденные расправой, бандиты со вкусом смаковали подробности. Алексей улыбался. Во рту у него пересыхало, кусок не лез в глотку…

Захмелевший Нечипоренко размяк и снова вспомнил о Галине.

– А ну, Седой, разповидай, чи не совратив по дороге нашу непорочну пасхальну голубыцю?

Алексей посмотрел на него исподлобья и сплюнул на пол.

– На черта она мне сдалась! Селедка мореная! Нечипоренко повертел в воздухе пальцами.

– Э-э, це ты, хлопче, брешешь! Галя не селедка, Галя це… скумбричка!

– А я, может, белорыбицу люблю, – сказал Алексей. – Вон, вроде Аграфены!

За стойкой засмеялись.

– Ишь, губа не дура!

– Разбирается!

– Какая ж она белорыбица! Щука она! – пробурчал рябой парень. – Только попадись ей – со всей требухой сглотнет.

Чем-то этот бандит выделялся среди прочих собутыльников. Нахохленный, весь какой-то сосредоточенно-злобный, он был похож на волчонка в собачьей стае. Звали его Миколой.

Когда утихли гогот и сальные остроты по адресу дебелой хозяйки, Нечипоренко, забыв о Галине, заговорил о том, что часть отнятых у продотряда продуктов надо переправить в Парканы. Алексей не слушал его, он смотрел на руки атамана.

Нечипоренко закуривал. Он достал из кармана сборчатый кисет с кисточкой на шнурке, свернул “козью ножку” и щелкнул зажигалкой – это был тот самый белый блестящий предмет, который он все время вертел в пальцах. И при виде этой зажигалки хмель начал быстро улетучиваться из головы Алексея.

В первый момент он подумал: “Моя! Обронил где-то…” Но, сунув руку в карман, тотчас нащупал гладкое холодное тельце металлической куколки.

На свете были только две такие зажигалки – из полых внутри стальных китайских болванчиков.

“Синесвитенко!.. Петр Синесвитенко был среди тех, на площади…”

– Зовсим окосел! – услышал он как бы приглушенный расстоянием голос Феньки. – Шел бы на баз, а то после убирай за вами!

Едва ворочая языком, Алексей пробормотал, что оно, конечно… чего говорить… всякое бывает… встал и, пошатываясь, направился к двери.

Пасхальная голубица

В конце обширного Фенькиного баштана, где начиналась степь, находился сеновал с плетенными из лозы стенами и соломенным навесом. В низком закуте Алексей с головой зарылся в сено.

Вот, значит, какой обоз разгромили бандиты – простую рабочую артель, которая выменивала носильное барахлишко на продукты для голодающих семей! Вот кто принял мученическую смерть на площади во устрашение местных крестьян – Петр Синесвитенко!..

Не вчера Алексей стал чекистом, не впервой ему было попадать в сложные переделки, и он давно уже привык считать, что научился неплохо владеть собой и своими чувствами. Сейчас его уверенность была сильно поколеблена. Он чувствовал, что все в нем взбудоражено, перевернуто, потрясено…

Прошло немало времени, прежде чем он понял, что Синесвитенко уже не поможешь, а рисковать успехом операции он не мог, не имел права! Оставалось ждать, терпеливо ждать и делать свое дело.

Однако при мысли, что надо вернуться в хату и опять сесть за один стол с Нечипоренко и Цигальковым, ему стало тошно. Он всячески оттягивал этот момент, думал о Синесвитенко, об осиротевшем Пашке, о том, что, когда все кончится, мальчонку надо будет забрать в Херсон: пропадет один…

Недавнее возбуждение постепенно сменилось в нем расслабленной, тягучей усталостью. Сладко пахло сеном. В гнезде под застрехой пищали ласточки. Потом послышалось бряканье жестянок и негромкий понукающий возглас: “цобэ, цобэ”, – кто-то ехал мимо на волах. Алексей вяло подумал: “Ладно, успеется, на свежую голову лучше будет…” – и закрыл глаза.

…Проснувшись, он несколько минут лежал неподвижно, прислушиваясь к разбудившему его шороху.

Возле сеновала кто-то стоял, касаясь плечом стены, и лоза шуршала.

Вдруг человек проговорил:

– Наконец-то!

Это был Цигальков. Кто-то подходил к нему. И прежде, чем подошедший произнес первое слово, Алексей каким-то шестым чувством угадал Галину.

– Извините, что заставила ждать, – сказала она, слегка придыхая от быстрой ходьбы. – Пойдемте туда, нас увидят…

“Эге, – подумал Алексей, – вот тебе и “непорочная пасхальная голубица”!

Он слышал, как они обошли сеновал. Чуть приглушенные голоса их послышались со стороны степи.

– Оставьте, Афанасий Петрович! – с досадой произнесла Галина. – Стойте, где стоите, и не прикасайтесь ко мне! Времени очень мало, а я должна сказать вам нечто очень важное.

И Алексей подумал: “Дело-то совсем не так просто”.

Есаул, по-видимому, не внял требованию Галины, потому что она вдруг крикнула:

– Стойте там, вам говорят!.. – В голосе ее задрожали злые слезы. – Все на один манер! Страшные годы, растоптаны все святыни, несчастная наша родина в крови, в муках, а вы…

– О господи! – вздохнул Цигальков. – Опять этот высокий штиль! Неужели вы не понимаете, что я?.. Ну, ладно, ладно, не буду!.. Что вы хотели сказать?

– Во-первых, Шаворский был очень обрадован тем, что мы с вами нашли общий язык. Во-вторых, он велел передать, что здесь, в районе Днестра, он теперь делает ставку совсем не на Нечипоренко.

– Вот как! На кого же? Неужели на Гуляй-Беду?

– На вас!

Цигальков издал губами звук, похожий на звук откупориваемой бутылки.

– Вы уверены?

– Я передаю его слова.

– Так, так. А с чего бы это?

Неужели не ясно? Нечипоренко – обыкновенный украинский самостийник, а вы казачий офицер, и трудно предположить, что вас тоже волнует идея самостийности Украины.

– Я действительна за неделимую Россию.

– Ну, вот! А Шаворский хочет, чтобы во главе украинского националистического движения стояли кадровые русские офицеры.

– По-нят-но… – протянул Цигальков. – Что же я должен делать?

– Прежде всего снабдить нас информацией. Нечипоренко скрытничает, обещает рассказать все Шаворскому при встрече. Но где гарантия, что он не передумает?

– Верно… А как Шаворский думает заменить его мною?

Ответ Галины Алексей едва расслышал:

– Нечипоренко собирается в Одессу. Возможно, его вызывают как раз для этой цели…

На мгновение Алексей растерялся. Насколько он знал, Шаворский вовсе не собирался “убирать” атамана. Но, видимо, он знал не все. Галина говорила правду: заставить самостийников плясать под свою дудку было заветной мечтой Шаворского. Слова этой девицы проливали свет на истинные планы одесского заговорщика. Старый интриган действовал сразу в двух направлениях: Алексею он велел договориться с Нечипоренко о встрече, а Галине тем временем поручил вести подкоп под атамана, чтобы в подходящий момент прибрать к рукам его банду. Ну, лиса-а!..

“А девица-то хороша! “Непримирима до фанатичности”, – так, вроде, сказал о ней Шаворский? Когда говорила о “растоптанных святынях”, так даже со страстью…”

– Что вы хотите знать? – спросил Цигальков.

– Вы, кажется, куда-то собираетесь?

– Да, за Днестр, в Бендеры – в Румынию.

– Зачем?

Цигальков поколебался минуту.

– Хорошо, я вам верю, Галина Сергеевна. Надеюсь, вы это оцените. В Бендерах наш информационно-оперативный центр. Там разработан план захвата уезда. В общих чертах он таков. В Парканах, как вы знаете, есть большая офицерская организация. Здесь наш отряд. Из Бендер двинется ударная группа в несколько сотен штыков. Одновременно активизируются Палий, Заболотный и прочие в других уездах. Остается уточнить день восстания и некоторые детали. Для того и еду.

– Видите, как это важно! – горячо сказала Галина. – Ведь если в задуманную вами операцию включится одесское подполье, не уезд, а вся губерния окажется в наших руках! Когда вы отправляетесь в Бендеры?

– Нынче ночью. Вернусь дня через два.

– Где вы будете переправляться через Днестр?

– В селе Бычки возле Тирасполя, там есть паромщик Солухо Мартын.

Галина подумала.

– Вот что, Афанасий Петрович, я вас встречу у этого паромщика, предупредите его. Сведения, которые вы привезете, мы передадим в Одессу. Вы согласны со мной?

– Вполне.

– И отлично! Идемте, как бы Седой не хватился меня.

– Кстати, Галина Сергеевна, этот Седой посвящен во все?

– Честно говоря, не знаю. Похоже, что нет: у нас разные задания. Я пойду. Вы повремените: не надо, чтобы нас видели вместе.

Сведения навалились так густо, что, когда есаул и Галина ушли, Алексей еще с четверть часа лежал, обдумывая услышанное.

Великое дело – случай в работе разведчика! Алексей, конечно, не мог поставить себе в заслугу то, что стал свидетелем сговора Галины и Цигалькова. Удача на сей раз сама приплыла в руки. Оставалось только не упустить ее.

Убедившись, что вокруг никого нет, Алексей спрыгнул на баштан и отряхнул с одежды сенную труху. Он выспался. Голова была ясная.

Алексей прошел в хату.

В комнате, где происходила попойка, теперь были только Нечипоренко и Галина. Улыбающийся атаман в расстегнутом кителе громоздился за столом. Галина говорила ему что-то, сидя напротив. Когда вошел Алексей, она умолкла и недовольно взглянула на него.

– Где пропадал? – спросил Нечипоренко.

– Спал, – ответил Алексей, садясь на лавку. – Поговорим, Степан Анисимович?

– Куда торопишься?

– В Одессу надо: ждем кой-кого из-за кордона. Хорошо бы в ночь выехать, я тогда на утренний поезд поспею.

– Поезд в Одессу уходит вечером, – заметила Галина.

– Все равно, лучше в Тирасполе подождать. Да и ехать ночью безопасней, сами знаете.

– Ну, давай сейчас, – промолвил Нечипоренко. – Талиночка, вы погуляйте пока… – Когда рядом не было его ближайших приспешников, атаман чисто говорил по-русски.

Галина встала с независимым и обиженным выражением на красивом своем лице.

– Я поеду с вами, Седой.

Когда она вышла, Нечипоренко подмигнул Алексею:

– Характерная девка, необъезженная! – не скрывая восхищения, сказал он. – Цигальков к ней и так и этак, а она ни в какую! Аристократка, голубая кровь… Ну, давай о деле. В Нерубайское я приеду. Через десять дней удобно?

– Думаю, удобно…

В окно Алексей видел, как Галина задумчиво постояла посреди двора и медленно направилась к сараю, возле которого рябой Микола запрягал лошадь…

– Пароль есть у вас? – спросил Нечипоренко.

– Пароль сами назначьте, так лучше будет.

– Ну, пусть такой же, как сюда. Ты что в окно уставился? – повернувшись, Нечипоренко выглянул во двор.

Галина уже отошла от Миколы и разговаривала с появившейся из хлева Фенькой. Микола разбирал вожжи, готовясь ехать.

– Куда это он?! – спросил Алексей.

– В Парканы, – ответил Нечипоренко. – Кумовья у меня там, харчишки им посылаю.

– Ага… Что Шаворскому сказать?

– Дела, мол, в порядке, остальное при встрече.

– Маловато. Факты нужны.

– Все сам доложу. За машинку спасибо, хотя толку от нее чуть.

– Все так все, – сказал Алексей. Настаивать он не мог. – Что это у вас? – указал он на зажигалку, которую Нечипоренко не выпускал из рук.

Нечипоренко поставил китайского болванчика на стол и полюбовался издали.

– Нравится? У большевистского комиссара добыл. Ворованная, должно быть. – Он взял зажигалку и несколько раз щелкнул пружиной, заставляя болванчика открывать рот и показывать огненный язычок. – Не иначе, заграничная. Умеют ведь делать!..

– Занятно… – проговорил Алексей. – Может, продадите… на память?

– Э, нет! Я ее для дружка приберег: большой любитель таких штучек.

– Жаль. – Алексей поднялся. – Тогда бывайте, увидимся в Нерубайском.

– Доброго пути.

Как только увал, поросший сурепкой, скрыл деревню, Алексей велел Боровому остановиться.

– Надо поговорить, – сказал он Галине. – Ты, дядько, езжай помаленьку и подожди нас.

Галина взглянула на него и, не говоря ни слова, выпрыгнула из фургона.

– Вы ничего не хотите передать со мной? – спросил Алексей, когда Боровой отъехал.

– Кому?

– Шаворскому, разумеется. Между прочим, я кое-что видел через окно, когда вы вышли из хаты…

У Галины напряглось лицо. В глазах зажегся злой, зверушичий огонек.

– Что же вы видели? – спросила она, прищурясь.

– Как вы подошли к этому рябому. Микола его звать, кажется! Как разговаривали с ним. А после он вам что-то передал.

– Что же?

– Бумагу какую-то. Или я ошибся? Глаза подведи?

Она проговорила с нарочитым удивлением:

– Подумать только, вы даже успели что-то заметить! Мне, признаться, казалось, что, кроме самогона, вас уже ничто не интересует. Какая досадная несправедливость с моей стороны, верно? Вы, оказывается, не забывали следить за мной. Вам кто-нибудь поручил или сами додумались? – Она презрительно выгнула губы.

– Никто мне не поручал, – хмуро ответил Алексей. – Вышло случайно. Но уж коли вышло, хотелось бы знать, что это значит.

– Вы так спешили разоблачить меня, что сразу пустили в ход главный козырь, – будто не слыша его, продолжала Галина. – Вот уж напрасно! Я как раз собиралась все вам рассказать. – И она прибавила с откровенной издевкой: – Козыри вообще следует придерживать до поры до времени, а то они могут и не сыграть!

“Ишь, сатана, даже поучает!” – подумал Алексей, удивляясь про себя, с какой легкостью он из атакующего превратился в атакуемого.

– Ладно, препираться нам нечего! Хотели рассказать, так рассказывайте!

Она, видимо, поняла, что нужно переменить тон, и сказала с таким видом, будто хотела поскорее отделаться от неприятной обязанности:

– Микола Сарычев передал мне список руководителей парканской организации.

Спрашивать, что за организация, Алексей не мог. Приходилось изображать осведомленность. Он протянул руку:

– Давайте сюда список!

Галина вздохнула.

– Не будьте наивны, Седой! Неужели я стану держать при себе такой документ!

– Где же он?

– Вызубрила и сожгла. Если есть на чем писать, я вам продиктую.

Алексей достал бумагу и огрызок карандаша. Присев на бугорке, записал десять названных фамилий.

– Явка у них есть? Пароль?

Галина сказала и это.

– Хорошо. А теперь объясните мне, сделайте милость, почему именно Микола передает вам этот список да еще втихую, чтобы никто не видел?

– О боже мой! – Было видно, что непонятливость Алексея выводит ее из себя. – Неужели вы сами не убедились, что из Нечипоренко не выдавить ни малейших сведений? Он торгуется, как базарная спекулянтка. А мне Викентий Михайлович велел собрать данные о положении в этом районе. Пришлось искать другие источники информации. Удалось сговориться с Миколой и еще кое с кем.

– С кем?

Галина строптиво передернула плечами, рот ее по-старушечьи обметало морщинками.

– Хватит с вас! Все, что нужно, я сама передам Шаворскому. В конце концов не вам одному доставлять информацию! Вы пьянствовали, я работала, а получится, что все сделано вами!

Вон что! Эта особа просто-напросто не желала делиться с ним своими заслугами.

Алексея так и подмывало намекнуть, что о ее сговоре с Цигальковым ему тоже известно. Нельзя, еще спугнешь ненароком. Пусть сперва встретятся в Бычках, как условились.

– Причина-то, на мой взгляд, несолидная, – сказал он, вставая и засовывая бумагу в карман. – Одно ведь дело делаем.

– Одно, да по-разному, – запальчиво ответила она. – Каждый в меру своих способностей. И хватит болтать, поехали, уже поздно!

Они пошли к стоявшему на пригорке фургону…

Трактир “Днестр”

Когда они подъезжали к Тирасполю, встало солнце. Над Днестром таяла нежная, непрочная пленка тумана.

Выпрыгнув из фургона вблизи Крепостной Слободки, Алексей был уверен, что больше никогда не увидит ни Галины, ни ее возницы.

Но встретиться им довелось в тот же день.

План у Алексея был таков: в три часа дня найти “своего” в трактире “Днестр”, поручить ему съездить в Бычки и любыми средствами выяснить, что сообщит Галине Цигальков, главное, срок мятежа. Затем дать есаулу уехать к Нечипоренко, а девицу сразу же обезвредить.

Что касается Паркан, то ими займется уездчека, где Алексей решил побывать вечером, перед отъездом, когда там будет поменьше народу.

Чтобы зря не болтаться по городу, он пошел к Днестру и в прибрежных кустах проспал до часу дня. Проснувшись, выстирал портянки и рубаху и, пока они сохли, развешенные на кусте, сам залез в воду.