Текст книги "Непристойный танец"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава третья
Хлопоты и интриги

Один из самых больших в Лёвенбурге мануфактурный магазин Шнейдера и Блюма для непривычного человека походил на дикие джунгли, где вполне можно заблудиться. Особенно это касалось мужчин, забредавших в подобные торговые заведения гораздо реже, нежели представительницы прекрасного пола. Вот и Сабинин поначалу немного растерялся, бродя на втором этаже по просторной, необъятной зале с бесконечными лакированными прилавками. Обращаться за помощью к кому-то из великого множества приказчиков – безукоризненно одетых молодых людей и очаровательных девиц – он пока что не стал, неторопливо продвигаясь вдоль совершенно ему ненужного ряда, – там на протянутых вдоль прилавка шнурах висели гроздья пеленок, распашонок и кружевных чепчиков.

Вдыхая слабый приятный запах новехоньких хлопчатобумажных тканей, он миновал столь же бесконечную выставку лент, женских перчаток… Очередной ряд являл глазам богатейший выбор перчаток мужских – вот это уже способно представлять интерес…

Встретившись взглядом с невысоким человеком в мягкой шляпе, Сабинин миновал его. Остановился, присмотрелся… Решительно догнал высокого чернобородого господина в серой визитке, тронул за плечо и склонился к его уху:

– Простите, майн герр, но я определенно видел, как вон тот господин только что вытащил у вас портмоне…

– Который?

– Вон тот, в клетчатом пиджаке…

Чернобородый господин сунул руку в тот карман, где у него лежал кошелек… тут же ее выдернул с оторопелым, злым лицом. Кинулся вслед за неспешно отходившим клетчатым пиджаком, цепко схватил его за плечи и возмущенно завопил:

– Черт знает что такое! Отдайте кошелек, вы, скотина!

Клетчатый пиджак воззрился на него с видом крайнего изумления и совершеннейшей невинности:

– Помилуйте, сударь, что вы такое несете?!

– В правом кармане, – негромко подсказал чернобородому подошедший Сабинин.

И еще один приличного вида господин с закрученными усами, оказавшийся к ним ближе других, поддакнул:

– Вот именно, он ваше портмоне сунул себе в правый карман. Следует немедленно кликнуть полицию, майн герр. Какой пассаж – в столь приличном заведении…

– Выверни карманы, мошенник! – гремел чернобородый.

Субъект атлетического телосложения, он без труда удерживал свою жертву и временами потряхивал ее, как терьер – крысу. Неприличный скандал разгорался неспешно, но неотвратимо, подобно поддерживаемому ветром лесному пожару. Решительно все в радиусе нескольких метров оказались в него вовлечены или по крайней мере стали заинтересованными зрителями, вот и приказчики вытянули шеи, подойдя вплотную к прилавкам, вот из-за занавеси в глубине зала выскочил управляющий, лысый низенький человечек в просторном сюртуке…

– Вы с ума сошли! – отбивался клетчатый пиджак, тщетно пытаясь вырваться из железных объятий.

Чернобородый тем временем ухитрился-таки запустить руку в его правый карман, громко ухнув в несомненном охотничьем азарте, продемонстрировал окружающим в воздетой длани кожаное коричневое портмоне:

– Это мое, господа! Вот и монограмма!

Усатый и еще один доброхот из публики моментально схватили клетчатого за локти, полностью лишив способности к передвижению. Вокруг, как и следовало ожидать, царило общее возмущение, выражавшееся особами обоего пола. Чернобородый, размахивая вновь обретенным достоянием, что-то азартно толковал лысому управляющему, а тот, при виде несомненного морального ущерба своему приличному заведению, трагически воздев руки, отдал ближайшему приказчику какое-то распоряжение.

В завершение всего над кучкой зевак мелькнули петушиные перья на шляпе полицейского, а там показался и второй страж закона. Вокруг Сабинина перешептывались:

– А на вид – человек из общества…

– Маскировка-с, сударыня! Они понаторевшие…

– Какой ужас! Рихард, у меня тоже пропало портмоне…

– Дорогая, вот же оно, ты напрасно паникуешь…

– Когда его наконец уведут?! Теперь здесь и покупки делать страшно, он наверняка не один такой…

На лысого управляющего жалко было смотреть: он, кланяясь во все стороны, прижимая руки к груди, громко уверял, что все страхи напрасны, что в их заведении такое случается в первый и последний раз, что это уникальнейшее стечение обстоятельств, явление некоего выродка…

– Уведите же его, он пугает дам!

– В цепи! Где цепи?!

Окружающая публика, судя по скептическим лицам, плохо воспринимала аргументы управляющего об уникальности данного печального события. Кто-то уже громко делился своими собственными переживаниями после близкого знакомства с искусством карманников, кто-то грозил подать жалобу в ратушу, любопытствующие стекались со всего зала, мирная торговля была на ближайшие полчаса-час нарушена бесповоротно…

Деликатно проталкиваясь сквозь растущую толпу, Сабинин стал пробираться к выходу из зала. Свой гражданский долг он уже выполнил, изобличению преступника помог, так что не следовало доводить свое участие в деле до абсурда, став персонажем полицейского протокола, пусть и в качестве самоотверженного свидетеля…

Коснувшись локтя юного приказчика, взиравшего во все глаза на влекущих незадачливого карманника полицейских, Сабинин спросил строго и внушительно:

– Где у вас телефонный аппарат, юноша?

Лицо у него при этом было строгое, а пальцы теребили лацкан пиджака так, словно вот-вот собирались его отогнуть и явить на свет божий жетон тайной полиции. Желторотый юнец купился на этот тон, суровую физиономию и жест.

– На первом этаже, в отделе готового платья…

– Проводите меня туда, – властно распорядился Сабинин. – Чтобы мне не терять зря времени, объясняясь с приказчиками. Нужно немедленно связаться… – И он умолк с многозначительным видом.

– О да, конечно, герр… инспектор, пойдемте…

…Через три четверти часа он сидел на кожаных подушках извозчичьего экипажа, на некотором отдалении сопровождавшего крытый фиакр, только что имевший честь увезти от «Гранд-отеля» седоусого английского майора. Того самого, что отчего-то отрекался порою от своего подданства, честного имени и воинского чина, причем заходил в своем упорстве настолько далеко, что объявлял себя бельгийским адвокатом с французской фамилией. Сабинин плохо знал англичан, но справедливо предполагал, что гордым бриттам такое поведение, в общем, мало свойственно. Следовательно, выбор гипотез в данном случае небогат: либо господин с орденской розеткой страдает неким умственным заболеванием, побуждающим выкидывать подобные кунштюки, либо, что гораздо вернее, он совершенно нормален и все не так безобидно…

Когда фиакр свернул на знакомую улочку, Сабинин уже не сомневался, что он направляется к пансионату «Идиллия». Его догадка очень быстро подтвердилась: он издали заметил две фигуры, прохаживавшиеся у входа в пансионат. Лошадиная Рожа и заграничный бомбист Джузеппе, на сей раз в безукоризненной запасной манишке, с саквояжем в руке.

Оба тут же уселись в фиакр, и он тронулся с быстротой, показывавшей, что возница извещен о маршруте заранее.

Минут через двадцать фиакр свернул на улицу Меттерниха и поехал значительно медленнее, держась у тротуара. Наконец остановился, все трое вышли – итальянец так и не расстался с саквояжем – и скрылись в воротах.

После коротких колебаний Сабинин решился. Троица вела себя так, словно слежки не опасалась ничуть, привыкла к ее отсутствию, а это давало шансы. Куда бы они ни собрались, рассчитывают пробыть там недолго – иначе почему не отпустили фиакр? – но рискнуть все же придется, если хочешь понять что-то в мрачной интриге, захватившей тебя помимо твоего желания…

Сабинин быстрым шагом последовал за ними. Вошел во двор дома номер семь по улице Меттерниха. Он передвигался практически бесшумно благодаря купленным сегодня утром туфлям на резиновой подошве. Оказалось, авторы детективных историй, расписывавшие достоинства такой обуви, ничуть не преувеличивали, начиная с Конан Дойля и кончая сонмом эпигонов, – и в самом деле собственных шагов не слышно даже тебе самому…

Он выглянул из-за угла как раз вовремя, чтобы увидеть, как троица скрывается во втором от угла подъезде. Тут же направился следом. Дом был из респектабельных, а потому входная дверь открывалась почти бесшумно, пружины и петли отлично смазаны…

Нет, в парадном его не ждала засада – зато вверху, на лестнице, явственно раздавались шаги неспешно поднимавшихся людей… Сабинин на цыпочках крался следом, то и дело сторожко останавливаясь. На последнем, четвертом этаже пошел быстрее, осторожненько выглянул из-за поворота лестничного марша.

На площадке, как и на других этажах, было лишь две квартиры – и те, за кем он следил, пошли влево. Уверенно повернулся в замке ключ, троица вошла, заперев за собой дверь. «Квартира номер пятнадцать», – отметил для себя Сабинин. И быстренько спустился вниз, посмотрел на доску, где значились имена жильцов, как оно и водится в приличных домах.

Все восемь отделений заполнены визитными карточками. Под пятнадцатым номером значился «Карл Альфред Беннеке, дипломированный архитектор». Интересно, существует такой на самом деле или он сродни князю Трайкову?

Выйдя на улицу, он быстро огляделся и направился к скамейке, которую надежно загораживала от глаз выходивших из подъезда зеленая деревянная беседка, увитая многолетним плющом, зато для него это был идеальный наблюдательный пункт. Он уселся, надвинул мягкую шляпу на глаза, откинулся на выгнутую спинку, придав себе вид беззаботного лентяя, не озабоченного поисками хлеба насущного.

Медленно текли минуты – так всегда бывает, когда напряженно ждешь, время растягивается словно полузасохший гуммиарабик, кажется даже, что слышишь неторопливый скрип секундной стрелки, которая…

Черт возьми! Как ни внимательно он смотрел, а едва не упустил Лобришона!

И ничего удивительного – поскольку тот вышел не из второго подъезда, куда они все на его глазах входили, а из первого! Как ни в чем не бывало, опираясь на знакомую трость с серебряной рукоятью в виде конской головы, Лобришон-Хаддок, бельгиец-британец, адвокат-майор, шагал к воротам, а следом, появившись опять-таки из первого подъезда, двигались белобрысый и Джузеппе, уже без своего страшненького саквояжа.

Сабинин оторопело смотрел, как они выходят из ворот и сворачивают к фиакру, как фиакр уезжает. Он и не собирался следовать за ними – только что обнаруженная загадка, на его взгляд, требовала немедленного решения.

Он, не колеблясь, вошел в первый подъезд. Первым делом направился к списку жильцов, еще издали заметив, что там зияет пустотой одно из гнезд. Семь ячеек заполнены, а вот напротив восьмого номера – пустое место, обнажающее картонную подложку застекленной витринки…

Взбежал на четвертый этаж. Ну, конечно, не столь уж и трудно догадаться, осмотревшись здесь, что восьмая квартира в первом подъезде примыкает к пятнадцатой, расположенной во втором. Поскольку он ни на миг не допускал мысли, что майор с компанией – духи или индийские факиры (лишь эти две категории, если верить знатокам предмета, обладают способностью проходить сквозь стены), объяснение подворачивалось скорое и насквозь материалистическое: меж обеими квартирами есть какое-то сообщение, что и позволило троице выкинуть на его глазах незатейливый фокус…

Так и подмывало повернуть начищенную медную ручку звонка, позвонить в восьмую квартиру… но что потом? Приподнять шляпу и вежливо осведомиться: «Простите, а не имеет ли ваша квартира сообщения с той, что расположена за стеной, в соседнем подъезде?» Глупость какая… Справиться о каком-нибудь с ходу выдуманном субъекте? Опасно. Что если тот, кто выйдет на звонок – если в восьмой квартире есть сейчас кто-то, – знает Сабинина в лицо? У него не так уж и мало знакомых здесь, а также есть нешуточные подозрении, что кое-кто из тех, кому он известен, ему самому как раз незнакомы…

Нет, не стоит рисковать. Он и так узнал кое-что весьма интересное, хотя непонятно, как это увязать с прежними открытиями…

Бедные обитатели дома. Можно представить, какая паника поднялась бы, узнай они о содержимом саквояжа, оставленного в пятнадцатой квартире… или в восьмой?

Он открыл входную дверь.

– А я вам говорю, что шутки кончились! Будете и дальше тут отираться – вызову полицию!

– Неужели вас не интересует…

– Да плевал я на вашу десятку! Что глаза выпучили? У нас тут респектабельный дом, а я своим местом дорожу! Не стоит ваша вшивая десятка того, чтоб мне из-за вас терять место! И вообще, некогда мне тут с вами язык чесать! Идите себе!

Один из споривших был Сабинину незнаком – краснорожий усатый мужчина в жилете без пиджака, а вот второго он знал. Карл Вадецкий собственной персоной, любитель весьма опасных сенсаций, истово стремящийся на них прилично заработать…

– Господа, господа, – примирительно сказал Сабинин, разделяя шумевших своей тростью, как барьером. – Посовеститесь, право, вы привлекаете внимание…

– А чего мне совеститься? – фыркнул краснорожий. – Я, майн герр, при исполнении обязанностей, как старший дворник. Это пусть он совестится, не желает убраться, пока честью просят, можно и патрулю посвистеть…

– Постараюсь вам помочь, – сказал Сабинин веско, украдкой подмигивая Вадецкому и движением глаз призывая следовать за собой. – У меня больше опыта в обращении с такими вот господами… Пойдемте, майн герр, – крепко взял он под руку растерявшегося журналиста. – Не стоит конфликтовать с господином старшим дворником, он как-никак пребывает при исполнении своих обязанностей, а порядок должен быть во всем… Ну, пойдемте, пойдемте… – повлек он Вадецкого в сторону ворот.

– Благодарю, майн герр, – пробурчал за спиной дворник. – Ежели вы доктор, точно вам говорю – запереть бы вот этого не грех. Чтоб не шлялся. Точно, в следующий раз полицию крикну без церемоний…

– Ну что вы тут смущаете добропорядочных бюргеров? – весело спросил Сабинин на улице. – Сдается мне, я вас только что вырвал из цепких лап закона, он и в самом деле собирался вот-вот полицию свистнуть…

– Спасибо, – хмуро бросил Вадецкий. – Вы-то как оказались здесь?

– Хочу снять квартиру, – бухнул Сабинин первое, что пришло на ум (в принципе вполне убедительное объяснение). – Мне сказали, здесь имеются свободные…

– Выбрали местечко… – поморщился журналист. – Ну, если не боитесь привидений, вам и карты в руки… Да, а что там с нашим делом?

– Все делается не настолько быстро, особенно когда речь идет о столь серьезных тайнах, – сказал Сабинин. – Не всякий издатель и книгопродавец возьмется, тут нужно время… А что вы имели в виду, говоря о привидениях?

Следовало ковать железо, пока горячо, пока журналист не остыл от недавнего скандала и плохо сдерживал эмоции.

– Ничего особенного, – не раздумывая, ответил Вадецкий. – Сам я в привидения не особенно верю, как-то не доводилось сталкиваться, но иные считают, что они есть, а уж духи убиенных непременно бродят поблизости от locus delicti…[33]33
  locus delicti – место преступления (лат.).


[Закрыть]

– Вы меня интригуете, – сказал Сабинин. – Еще во время нашего первого знакомства я подметил за вами этот недюжинный талант. Что тут стряслось? Некое ужасающее злодеяние?

– Это как посмотреть, – пожал плечами Вадецкий. – Неделю назад жильца из восьмой квартиры убили самым загадочным образом. Всадили три пули в подъезде, не взяли ни бумажника, ни золотых часов, ни алмазной булавки из галстука, все ценности, словом, остались при нем…

– Может, кто-то попросту помешал грабителям?

– Не похоже. У меня есть, как вы помните, кое-какие знакомства в полиции… Судя по всему, от момента убийства до того, как к трупу подошел вызванный встревоженными соседями дворник, прошло не менее четверти часа. Вполне достаточно, чтобы успеть oбoбрать. Уж если убийца оказался достаточно хладнокровным, чтобы произвести три выстрела в упор, что ему помешало бы забрать ценные вещи, прежде чем скрыться?

– Кто его знает… – задумчиво сказал Сабинин. – В конце-то концов, вовсе не обязательно пускать три пули в человека, которого хочешь примитивно ограбить, таких извращенцев в наше время мало встречается… Грабят обычно без убийства… Может, этот ваш жилец из восьмой был каким-нибудь там карбонарием. Уж вам, специализирующемуся на революционерах и прочих в прямом смысле слова убийственных секретах, это должно быть прекрасно известно: из-за чего порою в людей всаживают пули в собственном подъезде…

– Ах, спасибо, – шутовски раскланялся Вадецкий. – Без вас, Трайков, я ни за что бы не догадался… Увы, вы попали пальцем в небо. Я со многими говорил… Доктора Крофта знало столько людей… Трудно вообразить субъекта, более далекого от каких бы то ни было революционных дел. Скопидом и благонамереннейший филистер, старый холостяк, таковым оставшийся по причине патологической жадности, упрямый, как целое стадо ослов… Романтическую подоплеку вроде ревнивого мужа опять-таки отметаем с порога. Дама сердца у покойного была одна-единственная – банковская книжка… Вопиюще скучный, вопиюще приземленный был субъект, поверьте. Упрямец, склочник… Мне рассказали, что незадолго до его смерти жильцы из соседней квартиры – они недавно въехали, переделывали что-то – надоели Крофту постоянным стуком… так вот он, хотя дело происходило средь бела дня, когда никому не возбраняется производить в квартире разные шумные работы, встал на дыбы. Не дворнику пошел жаловаться, не полицейского в конце концов позвал, а написал длиннейшую кляузу в ратушу… Представляете себе?

– Ну, вот вам и разгадка, – сказал Сабинин небрежно. – Тот самый сосед, рассерженный на кляузу, подстерег Крофта и бабахнул в него от всей души…

– Бросьте! Я успел с ним поговорить. Беннеке – застенчивый юнец, только что получил диплом, снял первую в жизни собственную квартиру… Совсем мальчишка. Да и жалоба в ратушу не могла возыметь ровным счетом никаких последствий, поскольку Беннеке ни малейших нарушений не допустил, мастера у него работали днем…

«Беннеке?! – подумал Сабинин. – Любопытный оборот принимает наша история. Вполне возможно, Карл Альфред Беннеке и в самом деле застенчивый юнец, но вот иные его знакомые – люди крайне загадочные, отнюдь не застенчивые и, чует мое сердце, отнюдь не мирные. Совпадение или нет? А что, если Крофт им мешал? Упрямый, как стадо ослов… а им позарез требовалась именно эта, восьмая, квартира, но вредный доктор ни за что не соглашался съехать? Господи, но зачем? Что за цель поставлена, если ради нее, не колеблясь, идут на убийство даже случайного человека, просто потому, что он мешает? О совпадениях говорить глупо, слишком много совпадений: и Беннеке недавно переехал, и Крофта убили неделю назад… Не верится в такие совпадения нисколечко…»

– Ну, может, не сам Беннеке…

– А кто? Его юная супруга? Бросьте. Милейшая молодая пара вне всяких подозрений.

– Кто же теперь обитает в восьмой?

– Понятия не имею, ее кому-то сдал домовладелец, но вот его-то мне расспросить не удалось. Спустил на меня своего бульдога, старшего дворника, – ну, вы видели эту скотину…

– Что ж, его можно понять, – раздумчиво сказал Сабинин. – Я имею в виду домовладельца. Кому хочется, чтобы его дом приобрел дурную славу и попал на страницы газет в связи со столь печальным событием… А что полиция?

– Полиция! – саркастически воскликнул Вадецкий. – Ни следов, ни зацепок. Убийца оказался чрезвычайно ловким – никто его не видел. Время, правда, было довольно позднее… А зачем вам понадобилось снимать здесь квартиру?

– Ну, не обязательно здесь… – сказал Сабинин небрежно. – Сюда я, пожалуй что, и не вернусь после всего, что вы рассказали, мы, славяне, чертовски суеверны, должен вам признаться… Мне попросту не вполне удобно оставаться в пансионате, скажу вам по секрету, здесь замешана дама. Мы, революционеры, не давали обета аскетизма, знаете ли…

– Могу вам порекомендовать сносное бюро по найму квартир, если вы серьезно намерены…

– Вы меня чрезвычайно обяжете, – поклонился Сабинин.

Независимо от мотивов, приведших его в дом по улице князя Меттерниха, он и в самом деле согласно продуманной заранее диспозиции собирался всерьез заняться поисками съемной квартиры. А потому пришлось останавливать извозчика и в сопровождении Вадецкого ехать в рекомендованное тем бюро. Откуда он вышел с доброй дюжиной смотровых билетиков, кои могли оказаться нелишними сразу для нескольких целей – и квартира нужна по-настоящему, и есть великолепная возможность мотивировать разъезды по городу… И перед Кудеяром, и перед своим новоиспеченным начальником, комиссаром Мюллером.

…С Мюллером и было непосредственно связано следующее дело. Точно в назначенное время он приехал на улицу генерала фон Шварценберга,[34]34
  Фон Шварценберг – известный австрийский военачальник, отличился в войнах с Наполеоном.


[Закрыть] где в небольшой квартирке, с порога производившей впечатление нежилой, его ждал неприметный полицейский чиновничек в партикулярном. Что поделать, в роли негласного сотрудника по кличке – конечно, кличке, что уж там – Готлиб приходилось уделять какое-то время и общению со здешними фараонами…

Чиновничек, внешне безукоризненно вежливый, а на вид простоватый, тем не менее впился в него, как клещ. На бумагу легло много интересных подробностей о житье-бытье обитателей пансионата, а также контрабандистских тропках. Только одного Сабинин не коснулся – мастерской в подвале пансионата. Не следовало выкладывать все, что ему было известно, на первой же рабочей встрече – чем быстрее тебя выжмут досуха, тем скорее потеряешь определенную ценность в глазах господ из полиции. Козыри следует приберегать… Благо чиновничек и не заикался о бомбах и взрывчатых веществах. У Сабинина создалось впечатление, что австрияки попросту не знают о подобных забавах русской политической эмиграции. И это при том, что Козлов устраивает испытания на полигоне, пусть давно заброшенном армией, забытом. Положительно, здешние церберы сыска излишне разнежились…

Разумеется, он напомнил об обещании Мюллера предоставить твердый вид на жительство, а чиновничек, как и следовало ожидать, заметил, что подобную честь еще следует заслужить. К тому же никто пока что не собирается углубленно изучать те документы, по которым герр Трайков здесь обитает.

Иными словами, полиция намеревалась держать его на коротком поводке. И позволяют вроде гулять по улицам сего славного города невозбранно, и моментально напомнят при первой надобности, сколь зыбко его нынешнее положение… Медвежий капкан в бархатном футляре, если без экивоков, сунь туда руку – и горько пожалеешь…

Разумеется, в какой-то момент всплыла и фамилия некоей фрейлейн Гесслер – и вот тут-то Сабинин насторожился, стал внимательнейшим образом взвешивать слова. Да, знаком, а как же. Нет, о характере связывающих их отношений он даже в данный момент говорить отказывается (чиновничек сделал грустно-философическое выражение лица и не настаивал). Кто она? Германская подданная, с которой он познакомился еще в прошлом году в Петербурге. Зачем сюда приехала? По мотивам, совершенно не связанным с нелегальщиной и какими бы то ни было политическими партиями.

Игра, конечно, была рискованной – нельзя исключать, что у них есть на Надю некий материал. Но, с другой стороны, он вовсе и не обязан знать о двойной жизни предмета своего обожания…

Поставив последнюю точку, чиновничек старательно промокнул написанное с помощью бронзового пресс-папье, сказал невыразительно:

– Надеюсь, герр Готлиб, вы были со мной откровенны…

– Боже, как вы можете сомневаться? – патетически воскликнул Сабинин и даже привстал: – Blut und Leben fur Habsburg! Fur ein Oesterreich, ganz,einig, gross![35]35
  Blut und Leben fur Habsburg! Fur ein Oesterreich, ganz,einig, gross! – Кровь и жизнь за Габсбургов! За Австрию, единую, неделимую, великую! (нем.).


[Закрыть]

Нотаций не последовало – его невзрачный собеседник лишь заметил скучным голосом:

– Молодой человек, попрошу вас впредь серьезнее относиться к… тому, чем мы здесь с вами занимаемся. Это в ваших же интересах…

С сим отеческим напутствием Сабинин и был отпущен наконец на свободу из цепких лап австро-венгерской полиции. И почти сбежал по лестнице, ухмыляясь во весь рот.