Текст книги "Чудовища в янтаре. Дыхание мороза"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

 
– Я по совести указу
записался в камикадзе,
с полной бомбовой нагрузкою лечу…
 

На сей раз он пел по-русски – но в том-то и пикантность, что вот уже несколько месяцев прошло с тех пор, как русский стал не загадочной диковиной, а вошел в употребление – правда, среди крайне узкого круга лиц…

Начало положила Яна. Она несколько раз объявлялась в воспоминаниях Сварога, как это было в том эпизоде с танцплощадкой. Потом и вовсе пожелала знать родной язык Сварога. Что для нее ни малейшего труда не составило – оказалось, владея Древним Ветром, это очень просто устроить. Сварог, конечно, не просил пояснений – даже существуй подробные, он ничегошеньки бы не понял. Удовольствовался главным. На сей раз Древний Ветер работал примерно так, как те заклинания-«хваталки», с помощью которых у человека крали то или иное его умение – точнее, копировали, переносили на другого, а владелец умения, остававшегося при нем, и не подозревал, что обокраден. Брашеро именно это и пустил в ход, подделывая не что-нибудь – горротскую королевскую чету…

Так что Сварогу всего-навсего пришлось посидеть в кресле минут пять, причем вовсе не было надобности замирать истуканом. Все это время он чувствовал, как его виски легонько щекочет словно бы невидимая заячья лапка – и все, не более того. А когда все кончилось, Яна, как ни в чем не бывало, заговорила с ним по-русски.

Имелась только одна забавная деталюшка. Древний Ветер не умел сортировать полученные с его помощью знания или умения, зерна от плевел не отделял. Так что Яна получила весь словарный запас, имевшийся в памяти Сварога – в том числе и те словечки, что безусловно не красят великий и могучий язык, каковой, по мнению знаменитого поэта, выучил бы и негр преклонных годов. И порой, не подозревая, что творит, изрекала тираду, какой постыдился бы запойный советский сантехник или армеец.

Далее забава стала распространяться. Очень быстро Канилла, услышав, как Сварог с Яной непринужденно болтают на незнакомом языке – что для Талара было вещью невозможной, учитывая старые правила, следившие за неизменностью здешнего языка, имевшие скорее силу законов – никак не могла остаться в стороне, пренебречь столь увлекательной забавой. И с помощью Яны получила то же знание русского – а следом и все остальные молодые сподвижники Сварога из девятого стола.

Позже Сварог признавался самому себе, что недооценил отчего-то серьезность ситуации, не придал ей должного значения, оставив в качестве развлечения. Но через пару недель случайным свидетелем разговора по-русски оказался Канцлер, великий прагматик по натуре. И дело приняло гораздо более серьезный оборот…

Канцлер, разумеется, в жизни не слышал о русских дворянах старых времен, использовавших французский для того, чтобы их не понимали слуги. Однако, как он тут же рассказал Сварогу, в старых книгах имелись смутные упоминания о подобном – когда до Шторма еще существовали разные языки, иные из них как раз и использовались для того, чтобы благородных господ не поняла чернь. И это было отнюдь не забавы ради: мало ли что в жизни случается, те самые дворяне порой по-французски беседовали отнюдь не о последней вечеринке с шампанским и доступных актрисочках. Иногда речь шла и о том, как бы устроить очередному императору апоплексический удар табакеркой…

В общем, Канцлер подошел к делу насквозь практически – и Сварог не на шутку был смущен тем, что не сам до этого додумался. Знание русского получили десятка полтора особо доверенных людей Канцлера – в том числе, естественно, Марлок, первым после самого Канцлера. А там и Сварог (порядка ради поставив Канцлера в известность) дал то же умение примерно дюжине уже своих особо доверенных лиц, начиная с Интагара – кончено, не он дал, а Яна, но идея была его.

Теперь Канцлер со Сварогом могли обсуждать со своими ближайшими сотрудниками самые что ни на есть секретнейшие дела, не опасаясь, что кто-то подслушает – с помощью техники ларов ли, с помощью прижатого к замочной скважине уха, разницы, в принципе, никакой. Кто и подслушает, не поймет ни словечка. Интагар был прямо-таки в щенячьем восторге. Поскольку скрыть это от обычных ларов не удалось бы, Канцлер запустил слух, что это старинный хелльстадский язык, оттуда и занесенный Сварогом – но владеть им, согласно вышеупомянутым правилам, имеют право считанные люди, для обсуждения самых серьезных и секретных дел. Общественное мнение этот слух заглотнуло, как похмельный извозчик глотает кружку пива. Практически сразу же случился забавный курьез: прослышав о новинке, к Канцлеру явился принц Диамер-Сонирил и прямо-таки потребовал наделить таким умением и его – не без резона заявив, что уж кто-кто, а он в силу служебных обязанностей безусловно входит в число тех самых избранных персон. Ну, что тут поделаешь? Пришлось наделить…

Сварог старательно терзал виолон:

 
– Не добраться им до порта,
вот и все, касаюсь борта,
и в расширенных зрачках отражен…
 

Хитрушка в том, что эта песня Яне отчего-то категорически не понравилась, когда Сварог ей разъяснил, кто такие камикадзе – и с тех пор Сварог ее при ней не пел (а вот Гарайле песня, наоборот, пришлась крайне по душе. «Вот это по-нашему, – говорил он. – Это по-солдатски»).

В другое время и при других обстоятельствах Яна непременно выразила бы легонькое неудовольствие. Однако на сей раз полностью игнорировала Свароговы вокальные упражнения – пожалуй, и в самом деле, отсекавшие все звуки внешнего мира. Тест удался. Нет, ошибка, тут же сообразил он, – когда его дурная патетика взлетела до высшей точки, Яна мельком глянула на него, сделала недовольную гримаску, но тут же вновь занялась янтарем. Нет, никакого заклинания, просто беззаветно предалась безобидной страсти…

Поскольку делать было совершенно нечего, Сварог продолжал играть, но на сей раз пел то, что Яне нравилось:

 
– …Я не прощаюсь, душа моя,
я возвращаюсь в свои края.
Ведь наготове всегда билет,
в стогу иголку ищи, мой свет!
 

Ага! На сей раз она вновь подняла голову – и уже, полное впечатление, с удовольствием слушала. Помаленьку выходит из нирваны, перебрала, похоже, все до единого недавние приобретения.

 
– А ночка чертом стучит вослед,
колодой тертой по стыкам лет.
Где на века мне поверит Бог
строку на камне у трех дорог…
 

И точно, конец нирване. Яна встала, потянулась – в точности как притомившийся косарь. Вульгарный жест и для императрицы, и для дворянок, что земных, что небесных – но посторонних не было, а Сварог на подобные нарушения этикета плевал с высокой колокольни. На Яне по-прежнему был мужской дорожный наряд, правда, камзол сняла – и белая кружевная рубашка обозначила высокую грудь так, что у Сварога поневоле возникли крайне игривые мысли, но приходилось их прогнать – до вечера оставалось еще изрядно времени.

Он спросил с искренним любопытством:

– Яночка, а такие вот поездки отвечают благородным принципам коллекционирования? Ведь это все равно что ягоду собирать там, где ведро можно наполнить за квадранс…

– Вполне отвечают, – заверила Яна. – Именно так себя и ведут серьезные коллекционеры со средствами – с мешком под мышкой прочесывают лавки и промыслы… – она загадочно улыбнулась. – И черные рынки…

– Вот именно, черные рынки… – проворчал Сварог. – Тебе удовольствие, а мне, как королю, лишние хлопоты…

– Ты о чем?

Сварог усмехнулся:

– С тех пор, как ты увлеклась янтарем – и черных рынков не обходила, – пришлось принять кое-какие меры. Чтобы тебе было легче, сыскная полиция через Интагара получила приказ оставить в покое черные рынки и нелегальные промыслы. Ну, разве что там примерно втрое прибавляется тихарей, когда там появляешься ты.

– Как интересно… – сказала Яна. – А я их никогда не видела.

– Не высмотрела, – с ухмылкой поправил Сварог. – У меня хорошая полиция, ее так просто не высмотришь… Ладно, в конце концов это черный рынок янтаря, а не курительной дури или чего-то столь же неприглядного… Перетерпит сыскная. Значит, ты себя ведешь, как истинному коллекционеру и положено…

– Вот именно, – сказала Яна, присела на широкий мягкий подлокотник его кресла, покачивая в ладони одно из приобретений. – К тому же… Я уже давно прошла тот этап, когда начинающие сгребают все подряд. Покупаю с большим разбором, а менее интересное… Ну, тебе ведь наверняка докладывают твои тихари?

– Естественно, – сказал Сварог. – Два раза в неделю приезжаешь в Янтарную Ассамблею, меняешься там вовсю, репутацию у коллекционеров кое-какую приобрела…

– А как же, я такая… – она прищурилась. – Ты, наверное, запамятовал просто. Когда ты собирал лубки, действовал точно так же – твои люди прочесывали ярмарки чуть ли не с мешками на плече, гребли под метелку…

– Да, было дело… – чуть смутился он. – Разве что у меня все прошло, как насморк, а ты, похоже, надолго в этом увязла… Ладно, в конце концов это не Ночные Кавалькады и не пляски в «Лотере-Грации» – вполне благопристойное увлечение.

– Ой, да сколько было тех Кавалькад… А в «Грации» – один-единственный раз, и его хватило. Главное – я тебе верна, как каталаунский пес охотнику.

– Да я тебя ни в чем и не упрекаю, – сказал Сварог. – попросту констатирую, что увлечение благопристойное даже для императрицы. – Он покосился на кусок янтаря в ее руке. – Что, раритет какой-нибудь? Такое впечатление, ты его из рук выпускать не хочешь…

– Ага, – сказала Яна. – Сам посмотри, какая прелесть. На Ассамблее мне будут завидовать многие матерые собиратели – многим эта редкость так и не попалась…

Сварог присмотрелся. Из лавки, несомненно: янтарь тщательно отшлифован – нижняя часть, конечно, оставлена необработанной. И в янтаре – черепашка длиною поменьше его мизинца, с растопыренными лапками и вытянутой шеей. Словно бы спокойно спит – он ни разу не видел, чтобы угодившие миллионы лет назад в вязкую смолу, будущий янтарь, пребывали в конвульсивных позах отчаянной борьбы за жизнь. Видимо, в конце концов они, истощив все силы, прекращали биться…

Яна сказала с ноткой хвастовства:

– Я это чудо буквально выхватила из-под носа у весьма матерого, точно, собирателя. Будь я мужчиной, обязательно кончилось бы дуэлью, но даме он, естественно, уступил…

Сварог еще раз присмотрелся. Конечно, рисунок панциря красивый и очертания составляющих его плиток – или как там они называются – какие-то необычные. Но во всем – черепашка как черепашка.

– Объясни профану, в чем тут редкость, – сказал он. – Черепаха, конечно, морская, раз оказалась в янтаре – ага, вон и перепонки меж пальцами рассмотреть можно… И это, конечно, детеныш – даже я знаю, что в смолу попадали либо маленькие создания, либо крохотные детеныши. Редкость в том, что это – черепаха?

– Ну, насчет маленьких не всегда и верно, – сказала Яна тоном сугубого знатока. – В одной коллекции есть морской рак размером с локоть, рассказывали и о вымерших рыбах примерно такой же величины, и о других созданиях. Вот только такой крупняк попадается очень редко, за ним гоняются, как гончие за зайцем. Редкость в том, что это одна из пород, не доживших до нашего времени, вымерших миллионы лет назад. Те морские черепахи, что дожили до нашего времени, у серьезных собирателей не особо ценятся, их много, а такие вот…

– Понятно, – сказал Сварог, не сводя глаз с крохотной черепашки.

Яна фыркнула:

– Ага, засмотрелся? Чего доброго, сам увлечешься… Янтарь того стоит…

– Пожалуй… – рассеянно отозвался Сварог.

Мыслями он был далек от каких бы то ни было увлечений. Просто появилась идея, имеющая отношение исключительно к делу.

– Яна, послушай… – сказал он почти спокойно, чувствуя, как не раз уже было в других случаях, охотничий азарт. – Тебе или кому-нибудь еще попадался янтарь с такими вот детенышами – но вымерших крупных морских хищников? Морская черепаха, хотя и рыбкой при случае не прочь закусить, все же не хищник стопроцентный, ты понимаешь, что я имею в виду? Не всеядных животных, а именно хищников…

– Я поняла, – сказала Яна. – Сейчас подумаю…

И старательно задумалась с крайне серьезным видом знатока. Сварог терпеливо ждал. По недостатку точной информации решительно невозможно сейчас сказать, толковая это идея или не имеет ничего общего с реальностью. Если допустить, что в янтарь – не зря же традиция настойчиво связывает именно с ним стародавних чудищ? – попадали и детеныши тварей наподобие тех, что объявилась сегодня. И этот янтарь какой-то особый… или есть колдуны, которые умеют как-то… вообще-то получается сплошное отвлеченное умствование – ну да за неимением лучшего…

– Что-то не припомню, – сказала наконец Яна. – Мне самой такое не попадалось, и я, кажется, не слышала… А зачем тебе?

– Да так, очередная рутина… – сказал Сварог.

Разумеется, никто не собирался держать от нее в тайне случившееся. Донесение к ней вскоре поступит – но без малейших пометок о срочности или внеочередности. Загадочное, но далеко не впервые случавшееся явление. Так что пусть пока спокойно поиграет со своими камешками…

– Большая была черепаха? – спросил он без особого интереса.

– Довольно-таки. Самые крупные были величиной с крестьянский домишко.

Нет, не подходит это созданьице на роль Чудища-из-янтаря. Ни в одном случае из девяти черепах не наличествовало – исключительно стопроцентные хищники…

– О чем ты чуть хмуро задумался?

– О делах насквозь практических, – сказал Сварог. – Если и дальше пойдет такими темпами, твоя коллекция уже не уместится в комнате в Аметистовой башенке. Придется, пожалуй что, целый зал в Велордеране тебе выделить. Ничего, там столько места… Я так полагаю, шлифовщиками ты сама займешься?

– Ну конечно, – сказала Яна. – Как настоящему коллекционеру и положено. Там свои нюансы… – и вдруг… – и громко, удивленно вскрикнула: – Ой, Стас!

В этом мире только она одна звала его Стасом – в минуты особенно пылкой страсти либо в крайнем удивлении.

– Что такое? – он рывком поднял голову.

– Похоже, гроза собирается, и немалая. Видишь, как потемнело?

Действительно, в комнате потемнело так, словно солнце заслонила черная туча. Сварог покривил губы: положительно, синоптикам (путь они и злятся, услышав такие высказывания) нельзя особенно верить в любом мире, в любые времена. Даже имперским с их глобальной системой орбитальных метеостанций, оборудованных по последнему слову техники. Хватает ошибок в прогнозах и у них. А ведь на сегодня предсказали сущее благорастворение атмосферы, безветрие и ясный солнечный день, да и завтрашний должен быть таким. Но ведь и в самом деле собирается серьезная гроза, вон как потемнело, едва ли не сумерки… Ливень будет роскошный, с молниями на полнеба – а значит, придется сегодня сидеть во дворце, если не развиднеется, и еженедельный танцевальный вечер придется отменить – такое уже однажды случалось. Конечно, придворные в любую погоду будут рваться во дворец, однако…

Кусок янтаря с бесценным раритетом со стуком покатился по полу – Яна вскрикнула громче, уже с несомненным испугом, вытянула руку в сторону одного из высоких стрельчатых окон. Оно было задернуто не плотной вечерней портьерой, а дневной, из довольно-таки ажурного кружева, так что прекрасно можно было разглядеть, что происходит снаружи.

Сварог не сразу понял, что именно он за окном видит – а когда сообразил, наконец, в два прыжка очутился у подоконника, рванул портьеру в сторону, так, что она затрещала, и, судя по звукам над головой, наполовину оборвалась.

Он замер у окна, цепенея от несказанного удивления. Яна прижалась к его плечу одном из извечных женских движений, подсознательно ища защиты.

За окном шел снег. Натуральнейший снегопад. Насколько хватало взгляда, на дворцовый парк, на крыши, на мощеные дорожки неспешно, совершенно отвесно – ни ветерка! – бесшумно, густо опускались большие, можно отсюда рассмотреть, красивые снежные хлопья, они не таяли, и весь мир за окном на глазах становился белоснежным. Красивейшее зрелище – но ему не полагалось быть, никак не полагалось…

– Что это такое… – ошеломленно прошептала Яна.

– Снегопад, – машинально ответил Сварог, почему-то понизив голос.

– Я знаю, что такое снегопад… Но этого не может быть, этого никогда не случалось после Вьюги… – она поежилась. Точнее говоря, ее форменным образом передернуло. – Мне кажется, или в самом деле стало очень холодно?

– Не кажется, – сказал Сварог. – Мне тоже холодно…

Имелись заклинания и на сей счет – вдруг его занесет на Сильвану или опять придется лететь на Нериаду тамошней зимой? Сварог вмиг извлек из воздуха подбитый беличьим мехом теплый плащ – неизвестную на Таларе одежду, – укутал Яну, опустил капюшон.

И бросился к соседнему окну.

На Таларе термометры совершенно не в обиходе – потому что колебания температуры редки и, в общем, ничтожны – два-три градуса ниже или выше обычной точки отсчета. Однако Сварог из очередной безобидной прихоти повесил за окном самый настоящий доштормовой термометр, купленный мэтром Анрахом на черном антикварном рынке и подаренный Сварогу на день рождения. Правильный был термометр, полностью соответствовавший доштормовому климату, регулярной смене четырех времен года, от жаркого знойного лета до морозной зимы: имеется ноль, шкала рассчитана (Сварог ее давно научился переводить на здешние мерки по отношению к привычному с детства Цельсию) на сорок градусов что выше, что ниже нуля – до Шторма случалось и особенно знойное лето, и крайне морозная зима. Законы Империи безбожно нарушили и Анрах (как покупатель запрещенного к использованию доштормового устройства), так и Сварог (это устройство нахально повесивший у себя на окне). Канцлеру об этом, конечно же, донесли (Сварог наперечет знал всех, кто был приставлен восьмым департаментом следить за его персоной, их донесения все до одного поступали и к нему в силу той самой бюрократической шизофрении), но Канцлер, как и следовало ожидать, наложил резолюцию: «Оставить без внимания» – и так же поступил принц Диамер-Сонирил. Наверняка оба при этом (как порой Сварог в других ситуациях) были исполнены этакой философской грусти. Но так уж сложилось, что поделаешь. На фоне «Рагнарока», на котором Сварог буднично плавал по морям и рекам, компьютера у Интагара и кое-чего еще термометр выглядел безобиднейшей детской шалостью – в применении именно к Сварогу, никогда не делавшему из имперских и земных законов культа…

А вот сейчас термометр пригодился… Тонюсенький алый столбик опустился до минус двух – по таларским меркам, сибирская стужа. Сварогу было холодно, как на Земле в мороз – он давно уже здесь жил, отвык от холодов…

Подошла Яна, тоже посмотрела на градусник, растерянно обронила:

– Да что же это такое…

– Помолчи минутку, пожалуйста, – сказал он, стараясь выглядеть как можно более спокойным и говорить самым обычным голосом. – Сам ничего не понимаю пока…

Он вынул часы, засек положение секундной стрелки. Зажженная сигарета словно бы сама собой возникла меж пальцами – он чисто машинально произнес нужное заклинание из разряда мелких бытовых. Жадно затянулся, роняя пепел на широкий подоконник из бежевого с синими прожилками яргурейского мрамора. Не сводил глаз с вычурной секундной стрелки, казалось, ползущей по циферблату самую чуточку быстрее неторопливой черепахи. Яна притихла, зябко кутаясь в плащ.

Вот так. Первые наблюдения за феноменом. Алый столбик за три минуты так и не опустился ниже минус двух – но снегопад не прекращался, снег падал все так же обильно, безостановочно, густо… красиво, крыши – а значит, и земля – уже были на добрый локоть покрыты белоснежным, пушистым… и не похоже, что он в ближайшее время прекратится.

В голове царил совершеннейший сумбур, в котором все же промелькивали холодные деловые мысли. Сварог подумал: даже если температура не опустится ниже, хорошего мало – если она надолго. Люди напялят на себя все имеющиеся одежки, будут сидеть у кухонных печей и каминов, кто-то, знающий сильванские реалии, догадается согреться чем-то крепким. Однако для жителей Талара такой холод – все равно, что сибирский мороз. Если такая температура продержится достаточно долго, станут замерзать насмерть и при такой погоде, в первую очередь маленький дети, старики, больные, слабые. А что будет с урожаем на полях? С домашними животными? Наконец, с кораблями на реках? Вполне может встать лед – и уж совсем не хочется думать о том, что температура может упасть еще ниже. Что будет с здешним человечеством, три с лишним тысячелетия жившим без холода и снега? И ведь ничего нельзя сделать, у ларов (которых происходящее нисколечко не затронет) попросту нет техники, способной справиться с морозами в масштабе всей планеты. Так, мелочи: устроить дождь на парочке квадратных югеров или, наоборот, разогнать тучи на примерно такой же площади. И не более того. Тут нужна Крепость Королей, в чьем существовании никто из знающих людей не сомневается – но где ее искать? Сколько ни искали, не нашли.

Крепость Королей… Не следует ли допустить…

Он старательно гнал эту мысль – но попробуйте не думать о белой обезьяне, Ходжа Насреддин тогда, в истории с мерзким ростовщиком, великолепно применил знание человеческого мышления. И все же хоть что-то сделать да можно, не откладывая…

Он повернулся к Яне:

– Я сейчас вызову твою охрану… Твой брагант здесь, на «старой голубятне», тебе нужно немедленно улетать…

– А ты? – спросила она, глядя строго и серьезно.

– Остаюсь, – сказал Сварог. – Я король, и здесь мои подданные. Не для красного словца ведь говорится, что король – отец всем, а все – его дети. Пока что ничего особенно жуткого. Это еще не смерть…

– Вот именно, – сказала Яна. – Это еще не смерть. Позволь тебе напомнить, что это и мои подданные тоже… – она подняла ладонь. – Оставим это, дискуссия закончена.

Она нисколечко не побледнела, стояла прямая, как струна, прекрасная, решительная, непреклонная. Сварог, не скрываясь, тоскливо вздохнул. Когда у нее становилось такое лицо, бесполезно было уговаривать или противоречить. С дурным упрямством это не имело ничего общего – просто-напросто, приняв какое-то серьезное решение, она уже ни за что не отступит. И с этим тоже ничего не поделаешь.

В свое время, когда Чертова Мельница подошла к Талару едва ли не вплотную и раньше времени грянула операция «Журавлиный клин», Яну удалось увезти силой – но сейчас это не пройдет, сейчас она расшвыряет Древним Ветром всех, кто попытается ее скрутить, или попросту окутается невидимой, непреодолимой броней…

Никогда в жизни Сварог не чувствовал себя таким беспомощным и никчемным. А проклятый прекрасный снегопад нисколечко не унимался – и Сварог покривился, как от кислого: внизу, возле одного из дворцовых флигелей бессмысленно метались, уже по колено в снегу, не менее дюжины людей, судя по одежде, слуги низшего разряда, не имеющие доступа во дворец. Началось. И паника будет только распространяться. А что сейчас творится во дворце? В Латеране? И какую именно территорию накрыл снегопад? Нужно немедленно связаться в первую очередь…

Его опередили на несколько секунд. Он уже вынимал из кармана неразлучный «портсигар», когда тот форменным образом взорвался – судя по курлыканью сразу нескольких разных тонов, миганию и цвету индикатора, его вызывали несколько человек одновременно.

Он включил экран. Дежурные девятого стола и восьмого департамента, в «Медвежьей берлоге» и штаб-квартирах за облаками… Заместитель Элкона по наблюдательному отделу… Сам Элкон… Канилла Дегро… Герцог Брейсингем, глэрд Баглю – означает ли это, что и Глан со Снольдером накрыло? Канцлер… В первую очередь Канцлер…

Он впервые видел Канцлера таким. На нем лица не было, вся прежняя невозмутимость улетучилась.

– Что у вас? – почти крикнул Канцлер.

– Снег все еще идет, – он посмотрел на термометр. – Но температура так и держится на минус двух…

– Сам знаю! – рявкнул Канцлер. – Вы…

Сварог его бесцеремонно перебил, как никогда не позволял себе прежде:

– Насколько это захватило Талар?

– Это захватило весь Талар, кроме Хелльстада, – чересчур ровным для настоящей невозмутимости тоном ответил Канцлер. – Вся планета закутана облаками, орбиталы наблюдения перешли на инфра… Снег идет повсюду, и везде температура та же, остается неизменной… Где императрица?

– Рядом со мной, – сказал Сварог.

– Немедленно отправьте ее наверх!

– Я пытался, – сказал Сварог. – Она отказалась. Сами понимаете, я бессилен что-либо сделать… да и вы тоже, и кто бы то ни было…

Канцлер изрек семиэтажную конструкцию на русском – как нельзя более отвечавшую ситуации и настроению обоих. Сварог снова посмотрел в окно: людей во дворе прибавилось примерно вдвое, они все так же бессмысленно метались, взрывая снег. Появился дворцовый стражник, судя по всему, не потерявший головы. Даже сюда долетали его крики, призывавшие успокоиться. Но ни малейшего результата они не возымели…

Сварог словно очнулся от беспамятства. Вернулась холодная ясность ума. Кто сказал, что он вообще ничего не сможет сделать? Кое на что король все же способен даже сейчас…

– Канцлер, – вновь бесцеремонно прервал он герцога, попытавшегося что-то сказать. – У вас есть еще какая-то информация по… этому феномену?

– Никакой. Мы знаем только, что снег идет повсюду и температура держится на минус двух…

– Простите, но тогда и говорить нам сейчас не о чем, – сказал Сварог. – Я буду делать все, что могу… Простите, некогда…

И не просто прервал разговор – вырубил «портсигар» напрочь – вряд ли кто-то из тех, кто его сейчас вызывал, мог сообщить что-то полезное. Уж если и Канцлер знает ровно столько, сколько и Сварог…

Он быстро прошел в кабинет – Яна, обеими руками придерживая запахнутый плащ, шла следом, и Сварог ей нисколечко не препятствовал: а зачем? Пусть уж будет на глазах…

В кабинете, справа от стола, на стене красовалась узкая мраморная пластина с семью короткими рукоятями, увенчанными вычурными бронзовыми головками. Сварог опустил вниз четыре из них, повернулся к двери и стал ждать. Ожидание отняло всего несколько секунд – все четверо явно уже были в приемной. Ворвались в распахнутую бледным статс-секретарем дверь, выстроились короткой неровной шеренгой: Интагар, начальник дворцовой стражи, командир гланских гвардейцев и штандарт-адъютант Сварога – лейтенант Черных Лучников, гораздо моложе остальных, совсем юнец (но старательно пытавшийся держаться браво, молодчина).

– Что во дворце? – спросил Сварог.

Начальник стражи, на которого сейчас уставился, ответил почти спокойно:

– Настоящей паники пока что нет, но к тому помаленьку идет. Раздаются крики, что это вновь Вьюга, что всему Талару конец… и прочие идиотства.

– Поднимите всех своих людей, – отрывисто сказал Сварог. – Любые проявления паники пресечь.

В средствах не стесняться. Глэрд, усильте охрану дворца, выставьте всех, кто у вас есть. Марш!

Оба быстро вышли, почти выбежали, громыхая сапогами без всякого соблюдения этикета. Сварог перевел взгляд на Интагара:

– Что в Латеране? Сведения имеете?

– Уже четыре агента доложили, – сказал Интагар каким-то незнакомым голосом. – Практически то же самое, о чем говорил капитан. Паники нет, большинство людей кинулось по домам – но есть и такие, как эти вот, – он кивнул в сторону окна, где стражников объявилось уже трое. – Мечутся по улицам, кричат о Вьюге… и еще кучу всякой ерунды.

– Идите, свяжитесь с протектором, – сказал Сварог. – Моим именем: всю полицию на улицы, в первую очередь конную – конникам будет все же легче, чем пешим… План «Гроза».

Молча кивнув, Интагар вышел. Сварог обернулся к лейтенанту и, несмотря на тяжесть ситуации, не удержался от усмешки, хотя она наверняка получилась бледной: ах, как юнцу было страшно, и как он с этим страхом боролся!

– Скачите в казармы конной гвардии, потом – в пехотные, – сказал Сварог. – Моим именем – план «Гроза». Байза у вас есть, так что нет нужды что-то писать… Марш!

Черные усики лейтенанта казались нарисованными углем на бледном, почти мальчишеском лице. Но держался он хорошо – отдал честь и вышел, грохоча сапогами, а в коридоре, отсюда слышно, припустил бегом. Сварог позволил себе чуть расслабиться, встретив взгляд Яны, растянул губы в подобии улыбки:

– Все, что я могу сделать, как король, Вита… Не допустить паники…

Статс-секретарь навытяжку стоял в дверях. Повернувшись к нему, Сварог распорядился:

– Сообщите во все столицы и провинциарии: план «Гроза».

Тот кивнул и размашистыми шагами вышел из приемной, в которой так и стояли трое ратагайцев, судя по лицам, готовые ко всему на свете и готовые рубить в капусту все живое, что станет угрозой. Повелительным жестом велев им сесть, Сварог поступил, как предписывала старая неписаная традиция: достал бутылку «Старого дуба» и налил себе чарку до краев. Покосившись на Яну, налил и ей – в таких вот ситуациях добрый выдержанный келимас еще никому не повредил…

Хорошо еще, что не пришлось ничего придумывать, импровизировать – план «Гроза», давно составленный и доведенный до сведения всех, кого это казалось, сейчас заработает с точностью часового механизма – с поправкой на глубокий снег, который безусловно затруднит перемещения конных и пеших. «Гроза» рассчитана на крупные беспорядки или попытку военного переворота, но прекрасно подходит и сейчас: войска и полиция окружат все объекты, в первую очередь нуждающиеся в охране, – самые важные министерства, арсенал, речной порт, казначейство – займут мосты, перекроют все дороги из города, часть, разбившись на десятки, станет патрулировать улицы, пресекая любую панику в зародыше без стеснения в средствах. Вот и все, что Сварог мог сделать – но это лучше, чем ничего…

В приемной застучали каблуки – судя по тому, что ратагайцы так и остались сидеть, быстро шел кто-то свой, достойный доверия. И точно – влетела Канилла Дегро: на прекрасном личике ни тени страха, только злость и азарт, в руке так и зажата плетка с резной костяной рукояткой, мокрые роскошные волосы повисли унылыми сосульками, мужской костюм вишневого бархата кажется почти черным – вывозилась в растаявшем сейчас снегу по самый ворот – и кое-где на одежде и сапогах еще белеет снег.

– Черт знает что, командир! – выпалила она. – Эта мерзость сыплет и сыплет, как из ведра, я такое только в кино видела… Коню кое-где было по брюхо, но я пробилась, только бадагар где-то потеряла. Вы что-нибудь понимаете?

– Выражаясь культурно, ни черта, – сказал Сварог. – Никто ничего не понимает, даже Канцлер. Может быть, ты?

– Да откуда… – сказала она с некоторым унынием. – Ничегошеньки, как все… Налейте стопку, а? Меня что-то знобить начинает, чуть ли не по уши в снегу пробиралась по Адмиральской – там ведь что-то вроде ложбинки, и снег еще глубже…

Сварог налил ей до краев, извлек из воздуха теплый плащ, чуть подумав, присовокупил и большое полотенце, протянул Канилле: