Текст книги "Чистый углерод. Алмазный спецназ-2"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава IV. Скучные провинциальные будни

Капрал остался в приемной (по дороге на второй этаж он вновь откровенно умоляющим тоном напоминал, что не сделал господину адмиралу ничего плохого – и Мазур заверил, что уже и думать о нем забыл).

Капитан встретил Мазура, стоя навытяжку посреди кабинета.

Честь отдал так, словно они были на президентском смотре:

– Господин адмирал, все недоразумения сняты! Его превосходительство подтвердил вашу личность и приказал оказывать любое потребное содействие! Можете мною всецело располагать…

– Вольно, – спокойно распорядился Мазур, опуская сумку на пол.

Его превосходительство? Что ж, Олеся, как, впрочем, всегда и во всем, не мелочилась. В Ньянгатале этим титулом имеют право пользоваться только генералы и министры. Ну, следовало ожидать. Когда речь идет о двух килограммах алмазов, логично будет, что на подстраховку посадят именно что его превосходительство…

Капитан, принявший стойку «вольно», не сводил с Мазура откровенно беспокойного взгляда. Прекрасно понимая, в чем тут дело, Мазур усмехнулся:

– Не волнуйтесь, капитан. Никаких претензий к вам у меня нет. Скажу по секрету, я человек вообще-то злопамятный, но здесь… не тот случай. В сложившихся обстоятельствах иначе действовать вы не могли и показали себя хорошим профессионалом. Так что я в отчете охарактеризую вас лучшим образом, слово офицера.

Теперь капитан, как только что Мазур, выглядел человеком, свалившим с плеч неподъемный груз. Ну, разумеется, бедолага имел все основания опасаться чего-нибудь скверного: люди с большими звездами на погонах в подобных ситуациях частенько злы и мстительны, а уж в Африке тем более…

– Вы, наверное, захотите забрать свои вещи? – капитан показал на стол, где в целости и сохранности лежало все Мазурово имущество (в том числе, как с радостью разглядел Мазур, и пакет с чеками). И, не дожидаясь ответа, предложил:

– Могу я угостить вас хорошим виски?

– Знаете, от таких предложений я никогда не отказывался, – сказал Мазур, присаживаясь к столу. Разложил по карманам свои пожитки, убрал пистолет в кобуру, а автомат в сумку, пристегнул кинжал и с удовольствием закурил первую вольную сигарету – совершенно другой вкус, нежели в вонючей душной камере, знаете ли…

Капитан, приоткрыв дверь, что-то крикнул в приемную, и буквально сразу же в кабинете возник дежурный, пронес к столу квадратный начищенный поднос, держа его обеими руками с таким видом, словно шагал впереди колонны с полковым знаменем. В три секунды такой дастархан не приготовишь – наверняка капитан велел в лихорадочном темпе его собрать, едва узнал о благонадежности и идентичности Мазура. Ну, неплохо для такой глуши: восемнадцатилетний «Баллантайнз», французская минералка, ветчина, сыр и конфеты явно не из дешевых. Капитан, сразу видно; ценит маленькие радости жизни – это ведь, несомненно, из его личных запасов…

Еше один плюс – капитан выставил не микроскопические стеклянные рюмашечки, из каких пьют выдержанный виски в европейском хорошем обществе, а радующие глаз русского человека серебряные чарочки неплохой вместимости. Впрочем, Мазур, не новичок в Африке, давно уже убедился, что господа африканские офицеры, в точности как советские, а ныне российские, из мелкой посуды не пьют.

Дипломатично выждав минутку после первой, капитан сказал:

– Господин адмирал, вы ведь наверняка проголодались? Не окажете ли честь отужинать со мной? В этой дыре, конечно, нет ничего и отдаленно похожего на приличный ресторан, но я привез с собой своего повара, он у меня настоящий мастер. Уже минут через сорок все будет готово…

– С удовольствием, – сказал Мазур.

У него и в самом деле сосало под ложечкой. Последний раз он ел вчера, когда ужинал в миссии, уехал оттуда, не позавтракав, разве что выпил чашку кофе и съел какую-то здешнюю сладкую булочку – а сейчас уже наступил вечер.

Перехватив его взгляд, капитан проворно разлил по второй. После очередной дипломатической паузы повторил:

– Его превосходительство приказал оказывать вам всяческое содействие…

Мазур на минутку призадумался. Похоже, теперь не было нужды расспрашивать насчет продажной машины и выяснять, ходят ли в Инкомати автобусы. Капитан, безусловно, даст ему завтра полицейскую машину до Инкомати, что будет просто прекрасно: ни одна патрульная зараза не тормознет. Партизаны, правда, могут обстрелять, но их в здешних местах почти и не водится, лишь иногда забредают.

Вот только насчет машины следует сказать капитану завтра утречком. Мало ли что может произойти за ночь. Доберутся сюда ищейки из Алмазного спецназа – и черт его знает, чью сторону капитан примет. Неведомое «его превосходительство» – наверняка персона авторитетная, но и Алмазный спецназ – не общество кролиководов. К тому же можно ждать и такого варианта: даже если капитан примет его сторону, «алмазные» могут без колебаний приняться и за него с его людьми – полномочий у них хватает, дело очень уж серьезное. Если их будет мало по сравнению с жандармами – вызовут подмогу, а вертолетов у них немерено…

– Содействие, конечно же, потребуется, – сказал Мазур. – Но – завтра. А впрочем, кое-какое – уже сегодня… Здесь найдется какой-нибудь почтамт с междугородной телефонной связью?

– Есть такой, – кивнул капитан. – Как-никак поблизости – топазовая шахта, людям оттуда необходимы и почта, и телефон. Но зачем вам, господин адмирал? У нас есть свой узел связи, я с него и говорил со столицей. Он на первом этаже, мы можем туда пойти, я велю всем выйти…

Вспомнив бессмертную кинокомедию, Мазур уставился на него тяжелым взглядом и веско сказал:

– Так надо.

Результат был в точности как в кинокомедии: капитан торопливо закивал:

– Я понимаю…

Хотя, как нередко случается, у него был вид человека, который ничего не понимал – но, разумеется, не пытался совать носа в загадочные дела господина адмирала, обремененного к тому же жутковатой поклажей. Вот о ней капитан не забывал – не таращился на нее все время, но пару раз машинально поглядывал в сторону сумки.

– Второе, – сказал Мазур. – Здесь найдется хоть что-то отдаленно напоминающее отель? Меня устроит и минимум комфорта.

– Есть один, – кивнул капитан. – Опять-таки для удобства тех, с шахты. Но зачем? Я бы мог вас прекрасно устроить на ночлег у нас…

Мазур веско повторил:

– Так надо. У меня тоже есть начальство и строжайшие инструкции.

– Понятно… – сказал капитан.

Гостеприимством капитана не следовало пользоваться по той же самой причине: а если ночью нагрянет Алмазный спецназ? Ну, а здешним узлом связи не следовало пользоваться по другой причине – чтобы не оставлять след. Аппаратура узлов связи в подобных заведениях, он давно знал, автоматически фиксирует все номера, по которым отсюда звонят – и те, с которых звонят сюда. Чего за здешними почтамтами не водится…

– И до какого работает почтамт? – спросил Мазур.

Капитан глянул на часы:

– До закрытия еще час с небольшим.

– Отлично, – сказал Мазур, энергично вставая. – Вы, конечно, дадите мне машину с водителем?

– Разумеется, господин адмирал!

На почтамт его вез тот самый капрал – уже повеселевший, поверивший, что никакие репрессии ему не грозят. Время стояло вечернее, но до темноты было еще далеко, и жизнь кипела ключом: за лишенными стекол окнами хрипло орали неизвестные местные шлягеры магнитофоны – по звуку слышно, близкие к состоянию утильсырья – там и сям выпивохи располагались прямо на крылечках домов или на травке меж ними – причем, судя по нестандартным бутылям, вокруг которых они кучковались, никто здесь не развращался настолько, чтобы тратить деньги на магазинное спиртное, обходились самогоном. Мазур мельком подумал, что следовало бы попробовать из интереса. С самогоном в разных местах континента обстояло по-разному: иногда это была жуткая дрянь, которую даже русский человек будет пить только под дулом пистолета, а иногда – вполне приличный напиток (помнится, еще в доходящие советские времена они привезли в Союз десятилитровую бутыль, упаковав ее в ящик от некоего секретного оборудования, со всех сторон украшенный надписями типа «Не суй руку – оторвет!»). Кое-где увлеченно дрались, порой совершенно на русский деревенский манер – со штакетинами и прочими полезными приспособами. Пьяные компании шлялись по проезжей части, часто не обращая внимания на гудки – но когда капрал, пробормотав под нос какое-то местное ругательство, врубал сирену, рассыпались из-под колес, как вспугнутые воробьи – полицию в Африке весьма уважали, много трудов она положила на то, чтобы в сограждан это уважение вколотить…

От скуки Мазур разговорился с капралом. Его и в самом деле интересовало, почему, коли уж неподалеку располагается шахта, где хватает и работяг, и инженеров с техниками, в городишке нет приличного ресторана? Оказалось, администрация шахты денежки считать умела и копеечку пыталась урвать везде, где только могла, так что устроила в шахтерском поселке и приличный ресторан для инженерно-технического персонала, и два заведения попроще для простых работяг. Вот только с девками она того же проделать не могла – завозить профессионалок из Инкомати обошлось бы гораздо дороже, чем возить грузовиками спиртное. Поэтому «клубничку» шахтерские обычно искали – и обретали – в Лубебо. А поскольку «белая кость», господа инженеры и техники, тоже в монахи не записывались, для их удобства и обустроили относительно приличный отель. Вот и вся разгадка.

Почтамт помещался – скорее всего, еще с колониальных времен, подобные заведения дислокацию менять отчего-то страшно не любят – в одноэтажном кирпичном домике, который должен был помнить как минимум Первую мировую. По меркам Лубебо, почтамт носил все признаки респектабельности: целая крыша, сам домик крашен не так давно, стекла в окнах наличествуют. Правда, одно выбито – судя по характеру повреждений, какая-то пьяная хулиганская морда шарахнула каменюкой со всей дури.

Капрал был олицетворением услужливости. Он проворно выскочил, распахнул перед Мазуром дверцу машины, потом, забежав вперед, распахнул дверь почтамта, а когда Мазур вошел, пристроился справа с таким видом, словно хотел позиционировать себя окружающим не конвоем, боже упаси, а почетным эскортом. Судя по всему, именно как почетный эскорт его и расценил единственный здешний работник – старикашка в поношенном пиджачке и потертой зеленой фуражке со скрещенными рожками на околыше – эмблемой местного министерства связи. Учитывая микроскопичность городка, старикашка наверняка был и почтмейстером, и всем прочим персоналом. Он даже проворно встал за потемневшей от времени деревянной стойкой, поправил фуражку и торопливо застегнул пиджачок, украшенный какой-то тусклой медалькой – судя по той же эмблеме, полученной за выслугу лет или что-нибудь вроде.

Формальности много времени не заняли. Заплатив надлежащую сумму – при той казне, какой Мазур располагал, смешные деньги – он на полчаса получил в полное и безраздельное владение одну из четырех стоявших рядком деревянных кабин, до умиления напоминавших те, что стояли в советские времена в переговорных пунктах, когда о мобильниках и не слыхивали, а домашний телефон был несказанной роскошью, разве что кроме Москвы с Питером.

Да и внутри все до ужаса напоминало советскую старину: прикрепленное к стене сиденье типа вагонного столика, на другой – полочка со старомодным дисковым телефоном (трубка в двух местах обильно перемотана прозрачным скотчем). Тем не менее, когда Мазур поднес ее к уху, услышал гудок. Старательно накрутил код столицы, потом номер Олеси.

И началось… В трубке запищали короткие гудки, чего даже чисто теоретически не могло быть: номер был получен буквально перед отлетом Мазура, знали его только Мазур и Олеся. Конечно, она не сидела возле него круглосуточно – но когда спала в той же квартире или отлучалась по другим надобностям, на трубке оставался верный человек, имевший строжайший приказ никуда по этому телефону не звонить. Так что все дело было в убогости здешней телефонной связи.

И во второй раз повторилось то же самое – короткие гудки, невозможные даже теоретически. В третий раз гудки были длинными, но трубку никто не брал, чего опять-таки не могло быть. В четвертый вместо гудков раздался вообще ни на что не похожий жалобный писк, словно на том конце провода мучили мыть злые люди.

Ну, бывшего советского человека такими пустяками не удивить и не заставить опустить руки… Мазур трудился, как робот. На седьмой раз после двух длинных гудков, самых обычных, трубку сняли и раздался голос Лисы Алисы, то бишь хитрюшки Олеси:

– Я слушаю.

Всегда умела владеть собой стервочка – в голосе ни тени напряженности, ровный, обычный. Хотя все эти дни она должна была пребывать в нечеловеческом напряжении: два кило алмазов – не ведро арахиса…

– Добрый вечер, милая, – сказал Мазур самым беззаботным голосом. – Ну вот и я объявился…

Несколько секунд стояло молчание – ну да, она все же не железная… Мазур терпеливо ждал. Наконец она заговорила. На сей раз в голосе все же присутствовала нотка тревоги – но определить это мог только тот, кто более-менее хорошо ее знал. Все же сильна баба…

– Как успехи?

– Увы, милая, увы… – сказал Мазур. – Не получилось никаких успехов. – Этот проводник оказался не проводником, а сущим раздолбаем, решившим сшибить денежки на виски… Зря только время потеряли. Остался я без носорога, а в ту мелочь, что подворачивалась, и стрелять-то было для хорошего охотника унизительно.

Снова молчание на несколько секунд. На сей раз белокурая русалка, несомненно, тихо заходилась от радости. Код был нехитрый. То, что Мазур остался без носорога, как раз и означало, что алмазы все до единого при нем.

Вновь послышался ровный Олесин голос:

– Так-таки ничего и не добыл? («Погоня за тобой есть?»)

– Ничего, – сказал Мазур. – Не стрелять же было по мартышкам («Если и есть, пока что не объявлялась»).

– Бедный ты мой, не повезло… Ты где сейчас?

– В Лубебо, – сказал Мазур. – Здесь и заночую – не болтаться же ночью по здешним дорогам…

Шифроваться, скрывая свое местоположение, не было смысла – если кто и прослушивает Олесины телефоны, так это конкуренты, а это ребятки не менее серьезные и довольно быстро могут определить, откуда был звонок…

– Ну что же, – сказала Олеся. – Придется тебя утешать… Буду ждать на яхте.

Сие означало, что первоначальный план нисколечко не изменился, и Мазуру, как и было задумано, нужно ехать в Маджили.

– Я быстро доберусь, – сказал Мазур. – Никаких сложностей. Главное, не забудь прихватить тот синий купальничек, обожаю его с тебя снимать…

А вот это уже ничего не означало – просто беззаботная болтовня в расчете на возможного слухача.

– Обязательно, – как ни в чем не бывало, рассмеялась Олеся. – Знаю я твои вкусы…

Они перекинулись еще парочкой столь же беззаботных игривых фраз и распрощались, словесно поцеловав друг друга напоследок.

Ну вот, сделал женщину счастливой, подумал Мазур, у меня это, знаете ли, запросто…

Нажав на рычажки, он принялся набирать другой номер. На сей раз, вот чудо, понадобилось всего четыре попытки. Откликнувшийся мужской голос был незнакомым, но это ничего не значило – Мазур все равно представления не имел, кого Лаврик на этот телефон посадил. Главное, человек свой, веселый, словно бы чуть пьяноватый голос: «Фредди вас внимательно слушает, общайтесь». Пароль произнесен в точности.

– Не узнал, старина? – спросил Мазур. – Это Сирил. Или ты уже дошел до кондиции?

– Да ерунда, пару бокалов:.. Ну и как ты там, бвана великий охотник?

– Не подкалывай, – сказал Мазур с некоторой угрюмостью.

– А что такое?

Мазур повторил то же самое, что говорил только что Олесе: проводник оказался вовсе не проводником, а любителем срубить легких деньжат, даже не знавшим толком местности; что в результате он остался без носорога. Разве что на сей раз, учитывая, что его собеседником был мужик, перемежал рассказ матерками, вполне уместными в ситуации, когда человек остался без носорога.

В свое время, обсуждая с куратором полет на прииск и возможные варианты последующих событий, они решили воспользоваться тем же кодом, что разработала Олеся и ее помощник. Чтобы не насторожить возможных слухачей нестыковками, двумя вариантами событий. И любовнице, то есть Олесе, и другу Фредди, то есть этому незнакомцу, следовало преподнести одну и ту же историю незадачливого охотника, на свою неудачу вместо толкового проводника, напоровшегося на проходимца.

Точно так же Мазур сообщил, что пребывает в Лубебо, что погони за ним нет (или, по крайней мере, она пока что не давала о себе знать и в пределах видимости не объявлялась), что Олеся придерживается первоначального плана, и ему предстоит ехать в Маджили. Потом Фредди поинтересовался, как там с девками. Мазур ответил, что в такой дыре годных девок подыскать трудно (это тоже была беззаботная болтовня, очередной гарнир к зашифрованной деловой беседе).

Разумеется, во втором разговоре могли быть свои варианты и дополнения. И они последовали. Когда пора было уже закругляться, Фредди беззаботно сказал:

– Да, совсем забыл… Будешь в Инкомати, когда мобильник заработает, позвони Каррадосу, он прилетел вчера, просил брякнуть, когда «охотник вернется с холмов».

– Обязательно, – сказал Мазур. – Ну, пока.

Он не клал трубку еще несколько секунд – но Фредди ничего больше не сказал – отключился. Так, сказал себе Мазур. Фигур на доске прибавляется. Каррадос прилетел вчера. Другими словами, Лаврик объявился в Ньянгатале. Раньше этого не говорилось, но ожидать следовало – кому, как не Лаврику, играть финал операции? Сам Мазур понятия не имел, каким планируется финал – каждый знает столько, сколько ему в данный момент необходимо. Хотя есть сильные подозрения, что в свое время скажут – вряд ли игру будут доводить до финала без Мазура, переносчика алмазов. Может и понадобится…

Правильно он сделал, или нет, что не сообщил о появлении Стробача? И на такой случай существовало шифрованное сообщение.

Пожалуй, все же правильно. Касательно Стробача Фредди ничем не мог ему помочь, поскольку Стробач пребывал неведомо где. Да, собственно, Фредди ничем не мог ему помочь, такая помощь и не предусматривалась. Вот Лаврику обязательно следует доложить, что неугомонный пан Тимош вновь объявился, и на сей раз решил тоже протянуть загребущие лапы к алмазам.

Надо было еще и ботинки с него снять, с запоздалым сожалением подумал Мазур. И увезти с собой. Чтобы шлепал босиком по желтой жаркой Африке – а это не самое приятное занятие для привыкшего ходить всю жизнь обутым белого человека и здорово снижает скорость передвижения. Вот черт, не подумал как-то. Ладно, это, в принципе, несущественно…

Он распахнул тяжелую дверь, застекленную толстым листом мутного непрозрачного стекла (опять-таки совершенно на былой советский манер) и с превеликим облегчением вышел из душной кабины.

Капрал моментально подтянулся и принял самый бравый вид, окончательно вжившись в роль почетного эскорта. Глядя на него, старикашка-почтмейстер вновь встал и раскланялся. Мазур кивнул ему с видом путешествующего инкогнито короля и направился к двери – капрал уже торопился к ней, чтобы открыть. Хорошо все-таки быть в Африке адмиралом, со всех сторон тебе почет и уважение. А впрочем, и полковником неплохо.

Он чуточку погрустнел, вспомнив те времена, когда был африканским полковником довольно далеко отсюда, через три страны – и летящий за борт «Маршала Ворошилова» огромный алмаз (второй раз, однако, судьба его вплотную сводит с алмазами); и многое другое. И девушку, которую по-прежнему считал самой красивой девушкой из всех, которых встречал в Африке…

Но с тех пор прошло десять лет, и девушки давно не было в живых, и не только ее, и у Мазура никогда не было привычки тешить душу приятными воспоминаниями, наоборот, старался загонять их поглубже, в трюмы памяти, и не заглядывать туда…

А воз теперь, уже не в первый раз, вдруг заметил, что воспоминания помимо его воли сами начали всплывать из трюма – и не торопились возвращаться назад, когда их прогоняли. Может, эго и означает приближение старости? Говорил же Лаврик не так давно, ч го видел во сне свое личное кладбище – впервые в жизни. Хорошо еще, с Мазуром такого не случалось пока.

Ладно, пятьдесят четыре – эго еще, как ни прикидывай, не старость – так, дальние подступы, и это не убаюкивание себя, а медицинский факт…

Капрал, стоя навытяжку, распахнул перед ним дверцу зеленой полицейской машины с красно-желтой эмблемой.

…Повар у капитана и в самом деле оказался неплохим, достойным хорошего столичного ресторана. Поскольку капитан наверняка платил ему жалованье из своих денег, был гурманом и эпикурейцем. Даже если он не тратился сам, а, как частенько случается не только в Африке, отщипывал из казенных сумм, все равно вывод тот же – только гурман будет таскать за собой по командировкам хорошего повара.

Они сидели на третьем этаже, где капитан оборудовал себе уютную квартирку. Ужинали при электричестве – в здании был установлен генератор. Жандармерия своими привилегиями пользовалась вовсю – Мазур повидал несколько здешних полицейских участков в подобной глуши – и там пользовались керосиновыми лампами. Он откинулся на спинку стула и закурил. Отведано было немало, выпито соответственно, настал момент, когда людей тянет поговорить. Судя по выражению лица капитана, он был того же мнения.

Чтобы окончательно кое-что прояснить, Мазур спросил:

– Вам обо мне сообщили те трое из дорожного патруля?

Капитан усмехнулся:

– Догадались? Ах да, какие тут догадки, вы же профессионал…

– Есть такой грех, – сказал Мазур. – Когда ваши ребятки сгребли меня в городе, они не задали ни единого вопроса и не потребовали документов. Значит, знали, кого берут. А источник мог оказаться только один…

– Да, все правильно, господин адмирал, – сказал капитан. – Это мои люди, только переодетые в обычную затрапезную пехоту – к ней относятся гораздо несерьезнее, чем к нам. У них была рация, и они моментально доложили о несколько странном путешественнике. Согласитесь, это выглядело несколько странно: человек в таком звании и на такой должности болтается по здешней глухомани в одиночку…

– Согласен, – сказал Мазур.

– Вот видите. Так что я, с вашего позволения, не чувствую за собой никакой вины и не считаю, что допустил промах. К тому же случалось пару раз, что партизаны из фронтов посерьезнее, побогаче появлялись в глуши с очень серьезными документами, подделанными довольно мастерски – не в джунглях на коленке у костра… В прошлом году именно так ограбили банк в Бутури. Приехали четверо якобы для проверки – у них, мол, есть оперативная информация о том, что кто-то из кассиров втихую приворовывает. У них были бумаги и удостоверения Министерства финансов и тайной полиции, очень убедительно выполненные. В общем, они взяли более пяти миллионов – центр провинции, солидный банк… Ни их, ни денег не нашли до сих пор – деньги, скорее всего, уже ушли на оружие и прочие надобности. Ладно, сейчас еще как-то, хотя вам мои слова могут показаться странными, спокойно. А вот двадцать лет назад, рассказывают те, кто служил уже в те времена, вообще творилось черт-те что…

– Не кажутся мне ваши слова странными, – сказал Мазур. – Видите ли, я здесь был как раз двадцать лет назад.

Никаких тайн он не раскрывал, от него никто не требовал держать это в секрете – так сложилось, что двадцать лет назад, как и сейчас, он выступал под своим настоящим именем, такая уж шла игра. Капитану лет тридцать пять, он, конечно, о тех веселых временах знает исключительно по рассказам «дедов»…

– Ого! – капитан уставился на него с уважением. – А вы, случайно, не бывали в Королевском Краале? Когда шла операция «Челюсти»?

– Бывал, – сказал Мазур.

– Там и в самом деле было так жутко, как рассказывают старшие?

– Да уж, на праздник в женской церковной школе походило мало… – сказал Мазур, ощутив скользнувший по спине зябкий холодок происхождением из прошлого. И поторопился добавить: – Вообще-то я не люблю рассказывать о прошлых делах, стараюсь забывать…

– Ну да, понятно, – кивнул капитан. – По себе знаю. Это юные лейтенанты любят живописать свои первые операции, но с годами и с опытом это желание отшибает напрочь. Мне, конечно, до вас далеко, но как-никак одиннадцать лет после училища…

Мазур с искренним любопытством спросил:

– Возможно, я задал бестактный вопрос, но почему при таком стаже – ни одной награды?

– Почему – ни одной? Целых пять. Два ордена, три медали. Просто я их не всегда ношу. Знаете, не всегда стоит выступать в облике увешанного регалиями бравого вояки…

– Резонно, – кивнул Мазур. – Мне вот что еще интересно… Пока я… ждал ответа из столицы, там, в подвале, ваши люди обрабатывали двух девок, белую и черную. Я так понял, это партизанки?

– Они, стервы, – сказал капитан. – У белой партизанская кличка Фиделита – явно в честь Фиделя Кастро – у черной…

– Энгельсина, – кивнул Мазур. – Я слышал, как ее называли. Ну что ж, эта публика всегда любила красивые клички… Серьезная банда?

– Не особенно – по сравнению с иными фронтами. Человек сто. Но беспокойства доставляют немало – опыт есть, оружия хватает, имеется сеть «доверенных» по деревням. До сих пор работали по мелочам – обстрелять автоколонну, заминировать дорогу, разгромить деревенский полицейский участок… И так далее, на таком примерно уровне. Но в тех местах, откуда я ролом – это на востоке – есть хорошая поговорка: «Комары иногда могу т принести больше вреда, чем голодный леопард…»

– Толковая поговорка, – кивнул Мазур. – Вы их в джунглях сцапали? Когда я проезжал там, восточнее, как раз шла большая облава…

Капитан досадливо поморщился:

– В том-то и дело, что нет. Обеих пташек взяли здесь, в Лубебо. Заявились в самом безобидном облике – белая туристка и ее черная проводница. Вот только нашлось кому их опознать… – он поморщился еще сильнее, словно откусил от целого лимона. – И вот теперь я второй лень ломаю голову: что им здесь понадобилось? Для Рамадаса здесь нет ничего интересного, ему здесь просто нечем поживиться. К шахте соваться бесполезно – там хватает колючей проволоки и вооруженной охраны. Заложников проще брать в местах, где густые джунгли, в которых можно укрыться быстро и легко. А Лубебо – вы сами должны были видеть – никак не окружено чащобами.

– Да вдобавок – болота… – сказал Мазур. – Не пойдут же они колонной по дороге? Быстро засекут, вызовут вертолеты, стянут солдат…

– На дорогу, конечно, не сунутся, не самоубийцы, – кивнул капитан. А вот болота – никакая не защита. Не такие уж они глубокие и не проходимые, как, скажем, в Мулаваи или Чукуме. Есть тропинки, по которым может пройти гуськом и сотня человек. А везде; где есть такие болота, хватает и знатоков таких тропинок. Так что теоретически можно ждать атаки с любой стороны… хотя я в толк не возьму, зачем им атаковать Лубебо. И все же нельзя исключать, что что-то готовится. Не зря же нас перебросили в эту глушь. У меня впечатление, будто начальство кое-что знает, но пока помалкивает. Эта долбаная привычка начальства помалкивать до поры до времени… ох, простите, господин адмирал…

– Ничего, – сказал Мазур. – У меня тоже есть начальство, и я давно уяснил, что у начальства бывают довольно скверные привычки, которые приходится терпеть безропотно и с философской грустью, потому что с начальством не спорят…

– Вот-вот, – грустно подтвердил капитан. – Только эта привычка, помалкивать до поры до времени иногда выходит боком… я имею в виду нижестоящим вроде меня. Если допустить, что Рамадас и в самом деле неведомо с какой дури хочет напасть на Лубебо… У меня только восемнадцать человек и пара пулеметов – а у него, паршивца, точно известно, есть гранатометы. Прикупил где-то штук тридцать одноразовых и сумел переправить на одну из своих баз. Случись что, я в этом доме при таком раскладе долго не продержусь. Ближайшие воинские части – довольно далеко, как и вертолеты. В случае чего вертолеты сюда доберутся часа через три… если только я сумею с ними связаться – а ведь могут первым делом сбить с крыши антенну. Есть еще четверо городских полицейских, но это – кошкин смех. При любой заварушке моментально забьются куда-нибудь, где их и с собаками не найдешь… – он разлил по стопкам и первым опрокинул свою, совершенно по-русски. – А все оттого, что наш район по уровню партизанской угрозы относится к «зеленому». Вы ведь знаете, что это такое?

– Конечно, – кивнул Мазур. – Низший из трех. В армейском просторечии – «курорт»…

– Вот именно… – горько усмехнулся капитан. – Курорт… В чем-то они правы, конечно, последний раз партизаны здесь появлялись двадцать лет назад. Но когда сидишь вот так, возле болот, по которым отряд Рамадоса может пройти в два счета, и у тебя нет и двух десятков людей… Совсем другие ощущения. Для чего-то же нас сюда перебросили? Для чего-то же Фиделита с Энгельсиной объявились в Лубебо? Не к добру все это…

– Ваши парни их еще не раскололи? – спросил Мазур. – Я видел, они старались…

– Нет пока. Собственно, я приказал остановить сеанс. Ребята им хорошо прогладили спины с жопами, да еще плеснули сока из корней макуты, а он жжется почище перца. Пусть пролежат на пузе бессонную ночку, поскулят, как следует. Завтра будут помягче, как хорошо отбитая для бачамбо курица… вот это вы, кстати, и ели бачамбо – он показал на одну из тарелок перед Мазуром. – Да вдобавок лейтенант Очома напоследок им сказал: очень возможно, сучки, завтра вас больше стегать и не понадобится, если все пройдет гладко, приедет человечек, который и так все расскажет и про ваше задание, и про многое другое… – он нехорошо ухмыльнулся. – Вот тут и к деревенской ведьме не ходи, им станет еще грустнее. Всю ночь будут ломать голову, в чем тут жандармское коварство. Вполне могут подозревать, что этим человечком будет наш агент в отряде. У нас там был один, они его разоблачили недавно… но не могут быть уверены, что нет второго… – он машинально понизил голос. – Второй, кстати, есть. Вот только он, в отличие от первого, пребывает на уровне рядового бойца, заранее можно сказать, не может знать ничего ни о задании этих двух шлюх, ни о планах Рамадаса – такие вещи знают, кроме Рамадаса, буквально два-три человека, а иногда что-то он и от них скрывает. Но все равно, завтра утром Очома войдет и первым делом спокойненько так спросит: «Ну что, сучки, язычки развяжете или без вас обойдемся?» Не самая коварная уловка, но иногда ведь такой блеф срабатывает… Ну, а если не сработает – Очома с Сантушем потрудятся, как следует… да я и сам схожу помогу, – его лицо исказила злобная гримаса. – Как я ненавижу этих тварей…