Текст книги "Над самой клеткой льва"

Автор книги: Александр Бушков

– Правы, – сказал Сварог. – Но большая его часть для Империи совершенно не опасна… хотя его было бы достаточно, чтобы легко одолеть охрану Яны где-нибудь на земле.

– А меньшая?

– А меньшую я просто не успел до сих пор опробовать в деле и совершенно не представляю, как оно действует и на что способно.

– И оба раза не соврали… – сказал Канцлер. – Собственно, я узнал все, что хотел знать…

– Интересно, а что дальше? – спросил Сварог, прекрасно зная, что улыбка у него сейчас вымученная. – Выйду я отсюда в одиночестве? Или нет?

– Что за вздор вы несете! – досадливо сказал Канцлер. – И выйдете – один, пойдете на все восемь сторон света, не потеряете ни одной должности, останетесь в прежнем положении. Слово чести. Нам с вами еще работать и работать бок о бок. На Той Стороне прежде всего. Кстати, в ваше отсутствие мы осуществили вашу идею.

– Которую? – спросил Сварог, все еще державшийся настороженно.

– Закопать на той стороне, в месте, о котором известно, что оно останется таким и сегодня, какой-нибудь предмет, а потом как следует там покопаться, уже в нашем мире. Если что найдется закопанное – станет ясно, что там – не Соседняя Страница, а наше доштормовое прошлое.

– Если только какие-нибудь кладоискатели не добрались… – проворчал Сварог.

– Ну, мы же там не золото зарыли… – усмехнулся Канцлер. – Дешевый глиняный горшок со слитком свинца внутри, парочку лошадиных подков и бутылку из грубого стекла. Никто на такой «клад» не позарится, если доберется. Оставит все в яме. И с Нериадой нам с вами следует поработать бок о бок. Видите ли, я решил, не дожидаясь, пока хоть что-то прояснится, повторить операцию «Невод». В тех же масштабах, благо старая аппаратура усовершенствовалась за эти столетия и появилась новая. От вас, как от главы восьмого департамента, потребуется некоторое количество людей и техники, как и от прочих задействованных ведомств.

– Охотно, – сказал Сварог. – Дело полезное…

– Теперь вернемся к вам персонально, – непринужденно сказал Канцлер. – Я не собираюсь против вас ничего предпринимать или замышлять по одной-единственной причине: не вижу в вас угрозы Империи. Если бы я ее видел, живым бы вы отсюда не вышли. Не так просто, но вполне реально было бы организовать вашу «пропажу без вести», оставив следочки, ведущие, скажем, к «Черной Благодати». Вы здорово насолили черным, они на вас злы… Ваши отношения с Яной меня бы не остановили: я не сентиментален, вы знаете. Когда на одной чаше весов – судьба Империи, меня не волнует участь того, что находится на другой. Но пока что угрозы для Империи с вашей стороны я не вижу… А вот польза от вас немалая. К власти вы не стремитесь: отказываетесь жениться на Яне здесь, отказались занять мое место, когда Яна вам это предлагала… В общем, я считаю, нам выгоднее дружить, чем враждовать. Не так ли?

– Согласен, – сказал Сварог.

Канцлер сказал с несколько сокрушенным видом:

– И тем не менее кое-какие ваши хелльстадские тайны меня, признаюсь по совести, тревожат, потому что я о них ничего не знаю, а непонятное, как сто раз говорилось до нас, внушает страх… а страх порой может подвигнуть человека на необдуманные поступки… – он улыбнулся открыто, широко (ну просто отец родной!): – Лорд Сварог, давайте заключим договор, который снимет меж нами последние недоразумения и взаимные подозрения? Вы покажете мне ваш арсенал, который у вас наверняка есть, и дадите слово чести ничего предварительно не прятать. Когда выдастся свободная минутка, вы изучите то оружие, что не успели изучить, и, если отыщется что-то, способное представлять хоть малейшую опасность для Империи, уничтожите.

– В вашем присутствии? – спросил Сварог.

– Необязательно. Если дадите слово чести. Ваши компьютеры меня совершенно не интересуют – что в них интересного? Несколько совершеннее наших, я полагаю, только и всего. А значит, ничего интересного, я не ученый. Вот только вы пообещаете никогда больше не лазить по закрытым архивам, не проникать туда, куда посторонним нет доступа. А я, со своей стороны, дам слово чести, что буду предоставлять вам секретную информацию, которую вы не можете получать обычным путем, – он с улыбкой развел руками. – Как вы понимаете, не всю. Всеми секретами я никогда и ни с кем не делюсь. Но значительную часть гарантирую. Устраивает вас такой договор?

Как будто был выбор…

– Устраивает, – сказал Сварог.

И встал следом за Канцлером, догадываясь, что тягостная беседа подошла к концу. Канцлер протянул ему руку:

– Слово чести, что я свою часть договора исполню.

– Слово чести, что я исполню свою, – сказал Сварог, пожимая ему руку.

– Вот и прекрасно. Можете идти. Ваш экземпляр бумаг заберете в пятой комнате, это на первом этаже. Пока вы дойдете, я с ними свяжусь. Значит, вы в Глан сейчас?

– Туда, – сказал Сварог.

– Желаю найти что-нибудь полезное.

– Благодарю, – сказал Сварог, повернулся и вышел.

«Красиво он меня сделал, – думал он, шагая к своему браганту. – Почище, чем Мюллер Штирлица. Обыграл в два счета, загнал в угол, добился всего, чего хотел, мат не поставил, но ферзя отыграл. Мои выгоды от этого клятого договора туманны и непредсказуемы: быть может, еще сто лет не потребуется какой-нибудь секретной информации, которую нельзя получить обычным путем… Но что остается делать, когда с доски по всем правилам снимают твоего ферзя? Ладно, примем проигрыш по-мужски, без соплей и истерик. К тому же проигрыш не так уж и велик, если рассудить…»

Глава V
ДВОРЦОВЫЕ БУДНИ

Сварог остановился у перил галереи, посмотрел вниз. По обширному залу с колоннами, мягкими диванчиками вдоль стен уже степенно прогуливались несколько особо нетерпеливых парочек. С противоположной стороны зала, от балкона для оркестрантов, доносились звуки, напоминавшие этакий кошачий концерт, – там настраивали музыкальные инструменты. Трудно было поверить, что они, вскоре принявшиеся бы услаждать слух прекрасными мелодиями, сейчас вразнобой визжат и скрипят самым отвратительным образом, словно кошки, которым прищемили хвосты дверями.

Примерно через полчаса должен начаться бал. Если называть вещи своими именами – не более чем танцевальный вечер, какие Сварог с некоторых пор устраивал раз в неделю. Если совсем просто – местная дискотека. Настоящий Королевский бал – это нечто великолепное. Залы и коридоры, богато украшенные цветочными гирляндами, драгоценными тканями и прочими красивостями, иллюминации и фейерверки, а порой и пушечная пальба, менестрели и певицы, акробаты и жонглеры, танцовщицы, клоуны и глотатели мечей. Приглашенные разодеты насколько возможно пышно, кавалеры залиты сиянием драгоценных самоцветов от ушей до каблуков, а дамы – от ушей до подолов. Сейчас же не прибавилось даже цветка в горшочке, все осталось, как и в будни. Словом, обычный танцевальный вечер – но, поскольку речь идет о королевском дворце, столь вульгарное определение не подходит. Не допускает придворный этикет вульгарностей, еженедельные танцульки, хоть ты тресни, положено именовать балом…

Он вошел в приемную своего Малого кабинета. Статс-секретарь встал из-за стола, проворно, но без малейшего подобострастия (Сварог его ценил еще и за отсутствие этого качества, которое не терпел в окружавших его людях). Еще проворнее вскочили, слаженно прищелкнув каблуками, двое в форме снольдерских летчиков: поверх голубых мундиров – черные кожаные куртки (до которых здешние авиаторы додумались совершенно самостоятельно) с золотым орлом на левой стороне груди и крылатым мечом повыше правого локтя, черные береты наподобие гланских с золотыми драконами в виде кокарды. Правые накладные карманы у обоих одинаково оттопыривались – поскольку они возили секретнейшие бумаги, в карманах у них лежали даже не бластеры, а то самое жутковатое оружие, что превращает любое живое существо в облачко пара. Если откровенно, это были никакие не снольдерские летчики, а орлы из дружины Сварога, из той ее половины, что стала спецназом девятого стола.

Тот, что справа, протянул Сварогу толстый пакет из желтоватой плотной бумаги, украшенный там и сям доброй полудюжиной синих и черных сургучных печатей:

– Почта из Горрота, ваше величество!

Сварог взял конверт, кивнул:

– Благодарю, можете идти.

Оба столь же слаженно щелкнули каблуками, четко повернулись через левое плечо и вышли. Взвешивая на руке конверт – барона Скалитау обуял нешуточный эпистолярный зуд, – Сварог глянул на секретаря:

– Баронесса Вольмер?

– Еще не возвращалась из лаборатории, ваше величество.

– Интагар?

– Должен прибыть часа через три.

– Меня ни для кого нет, – сказал Сварог. – Разве что случится какая-нибудь Белая Тревога. Потом я, может быть, загляну на бал. Как только прилетит Интагар, известите меня немедленно.

Статс-секретарь молча склонил голову. Сварог направился в кабинет, невольно ухмыляясь на ходу: лаборатория, да уж…

По размышлении он отказался от прежней «легенды» касательно комнаты, откуда можно было проникнуть на Ту Сторону. Версия о личном королевском архиве далеко не все объясняла бы. В первую очередь, стали бы гадать, отчего это в отсутствие короля в его кабинет и личный архив постоянно ходят какие-то неизвестные личности. Пересуды пошли бы, сплетни, а лишняя болтовня ни к чему.

На ум пришла другая «легенда», гораздо более удобная. Сварог изрядно сдвинул во времени возраст печатей на двери, сильно их омолодив (благо настоящие видели считаные люди, которые умеют молчать). Теперь печатям было не пятьсот лет, а всего сто пятьдесят. И наложил их король Кардош. Ученый, почувствовав приближение смерти, велевший замуровать отраду всей своей жизни – алхимическую лабораторию. Двое ловких и неглупых агентов Интагара из благородных дворян, в чью задачу входили лишь две обязанности: старательно фиксировать все слухи и сплетни, гуляющие по дворцу, а при необходимости распускать свои, как всегда, сработали на совесть. Шепнули на ушко паре-тройке завзятых сплетников, о которых прекрасно известно, что они не способны удержать при себе ни одной новости, якобы сугубо конфиденциальную информацию: король Сварог, наткнувшись в архивах на старинные документы, узнал о запечатанной лаборатории, велел ее открыть, посмотрел-посмотрел и сам увлекся алхимией. А вслед за ним этой же страстишкой заразилась баронесса Вольмер (женские причуды неисповедимы). Широкие дворцовые массы это скушали с совершеннейшим доверием. И никого теперь не удивляло, что и в отсутствие короля баронесса Вольмер ходит в лабораторию всякий раз в сопровождении нескольких человек в плащах и беретах Сословия Совы, и они остаются там надолго, порой засиживаясь сутками. Придворная общественность понимающе кивала: дело совершенно житейское, король Сварог, не он первый, не он последний, ищет способ добывать золото из черепков и мусора, а то и бери выше философский камень, способный превращать в золото любой мусор, обеспечивать владельцу долголетие, а то и бессмертие, и так далее и тому подобное, в зависимости от фантазии рассказчика. В философский камень до сих пор верили даже иные серьезные книжники, что уж говорить о придворных, в массе своей образованием не обремененных?

О том, что король Кардош много лет отдал поискам философского камня и прочим алхимическим упражнениям, помнили многие. Вот только все как-то забыли, что свою алхимическую лабораторию он держал не во дворце. В противоположность многим алхимикам, человек был рассудительный и предусмотрительный, а потому с умыслом выбрал для нее двухэтажный домик напротив пожарной части. И рассчитал все правильно: однажды очередной эксперимент закончился нешуточным пожаром, а потом два раза что-то качественно взрывалось, опять-таки вызывая пожары. Так что близкое соседство пожарных оказалось как нельзя более кстати (пожарные весьма гордились, что некоторым образом принимают участие в высоконаучных экспериментах, проводимых к тому же самим королем, хвастались этим в кабаках и задирали нос перед другими частями).

Исторической точности ради, необходимо добавить, что король Кардош, как и все его многочисленные предшественники, философского камня не нашел, вообще ничем алхимию не обогатил. Зато чисто случайно, желая достичь чего-то совершенно другого, сотворил рецепт изготовления великолепного напитка, по сей день пользующегося большой популярностью, под названием «келимас Кардоша». По этой причине многие выпивохи имеют обыкновение первый тост поднимать в память короля Кардоша…

Именно чарочку «келимаса Кардоша» Сварог себе налил, садясь за доставленные из Горрота бумаги, вышедшие из-под пера начальника тайной полиции. Лысый коротышка изо всех сил пытался доказать Сварогу свою полезность – и, надо сказать, это у него получалось. Он нарисовал обширный, детально проработанный, крайне убедительный, без единого логического изъяна проект заговора, который в ближайшее время с большим шумом и оглаской собирался эффектно разоблачить. В заговор было вовлечено немало важных персон: флотские и армейские офицеры и генералы, банкиры и крупные купцы, чьи интересы в первую очередь связаны были с островом Дике, вмиг лишившиеся своего добра владельцы рудников и копей, хозяева пещер, где добывают пещерный жемчуг, владельцы лесов красного дерева, крупных лесопилок. Прицепом шли судовладельцы, завязанные на перевозке дорогой древесины и прочих природных богатств острова, несколько биржевиков, парочка влиятельных журналистов, работавших на вышеупомянутую публику… Вся эта компания, как вскорости окажется, строила злодейские планы убийства вдовствующей королевы и намеревалась приставить регентом к принцу своего человека, а все ключевые посты в королевстве заполнить своими ставленниками. Хватало жутковатых деталей, способных ужаснуть обывателя, имелись надежные свидетели и внедренные к заговорщикам агенты тайной полиции. История обнаружения и полного разоблачения заговора напоминала добротный приключенческий роман.

Все это, конечно, была брехня от первого до последнего слова, выдумка чистейшей воды, поклеп и навет. Но что поделать; если не было другого способа разгромить довольно влиятельную группировку, состоявшую из всех вышеперечисленных? Конечно, никаких заговоров они не строили – но откровенно давили на Литту, требуя санкционировать крупномасштабную военную операцию, чтобы вернуть Дике Горроту. Сварогу эти планы решительно не нравились. Вот и пришлось… С разгромом сторонников отвоевания Дике, автоматически приобретала немалый вес и выходила на передний план другая группировка, с совершенно противоположными целями. Такие же флотские и армейские чины, такие же банкиры, купцы, биржевики и горнозаводчики – но не имевшие на Дике ни малейших интересов, а потому относившиеся к судьбе острова довольно прохладно. Их интересы были направлены как раз в противоположную сторону, идею они вынашивали другую: ударить по погрязшей во внутренних противоречиях и ослабевшей Святой Земле, захватить, в первую очередь, тамошние богатые золотые и медные рудники. Вот это интересы Сварога никоим образом не ущемляло, наоборот, все, что отвлекало внимание влиятельных горротских кругов от Дике, его только радовало.

«Ну да, форменный тридцать седьмой год, – философски подумал он, – отложив последнюю страницу. – А что еще делать? Гораздо предпочтительнее запихнуть за решетку сотню человек, чем впутываться в очередную войну, тратить массу денег, терять военные корабли и людей». Чтобы успокоить легонько попискивающую совесть, он решил: ни одного смертного приговора не будет, сидеть они будут в относительно комфортных условиях, а лет через несколько, когда они в результате отсидки растеряют всякое влияние и значение, можно их потихоньку выпустить, подогнав под какую-нибудь памятную дату или особо торжественное событие большую амнистию, которая затронет не только «заговорщиков».

Он налил себе еще чарочку, отодвинул кресло, откинулся на спинку, вытянув ноги, включил свой музыкальный центр и какое-то время прикидывал, что именно из Тарины Тареми запустить первым. Душа просила чего-нибудь бравурного, напоминающего лихие военные марши, – чтобы взбодриться, отогнать дурное настроение и легонькую хандру… Ага!

 
– Железным будь, железным будь,
железным!
Пусть путь —
без губ любимой, без костра,
без трав полезных, компасов любезных, —
ищи свой Полюс
и топчи свой страх.
Железным будь!
Сжав челюсти до боли,
скользи,
ползи,
но – верь,
что —
будет Полюс!
 

Он глотнул келимаса и прикрыл глаза, стараясь отогнать хандру. Понемногу более-менее удавалось.

 
– Но где же Полюс,
где же Полюс,
где же?
Все те же льды,
обрюзгшие моржи.
И, веки, смежив,
хочется в одежде
упасть,
лицом зарыться в снежный жир…
 

Сварог машинально отметил: моржи, и в самом деле, обитали на Таларе до Шторма, это достоверно установлено – в Саваджо, помимо прочих увеселительных заведений, есть парочка неплохих зоопарков, и один из людей Канцлера видел там моржа. Вот только потом вымерли, бедолаги, как и прочая фауна, обитавшая возле полюсов, – исчезли льды. На Сильване, правда, и после Шторма остались приполярные холодные области, так что зверье благоденствует.

Сам сидишь сейчас, как обрюзгший морж… Дурное настроение было вызвано вовсе не моральными терзаниями по поводу вымышленного заговора, который вскоре отправит за решетку сотню человек. Не было никаких таких моральных терзаний. Причина в другом…

Глэрд Баглю разводил руками: информации о реальных Зеркальщиках у него нет, если не считать прекрасно знакомого самому Сварогу случая с глэрдом Рейтом, когда именно в его замке облюбовали зеркало пришельцы с неведомых дорожек. Снабдил Сварога тремя толстыми старыми книгами, из которых габаритами и толщиной выделялся ученый труд под названием «О злокозненной нечисти, Зеркальщиками именуемой, о злодеяниях их и вреде, честному люду наносимом». Сварог по дороге в Латерану полистал их в самолете. «Ученый труд», как и два других фолианта, оказался не более чем сборником страшных сказок, разве что оформленным более наукообразно, чем остальные две книжищи. Как тогда говорила юная хозяйка замка Барраль: «С малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ, что оттуда вылазят, кровь пьют и порчу наводят…»

Вот именно. Просто в Глане народный фольклор отводит зеркальщикам гораздо больше места, чем в других странах, только-то и всего. В Ронеро больше всего песен и сказок о зверях-оборотнях (что, несомненно, вызвано близостью Каталауна с его чащобами). На Сегуре больше всего легенд, сказок и баллад о всевозможных морских чудовищах, диковинах и ужасах – как, впрочем, и на других крупных населенных островах. И что?

Вообще-то, не приходится сомневаться, что порой из зеркала и в самом деле могут вылезти какие-нибудь злобные твари, – самого в замке навещали, убили верного домового. Вот только ни одну из приведенных в трех томах историй нельзя проверить и доказать ее реальность – ищи ветра в поле, столетия прошли…

Он полистал «ученый труд», сердито плюхнул его на стол, глянул на часы и решительно вышел в приемную. Сказал статс-секретарю:

– Схожу-ка я на бал. Прилетит Интагар, ищите там…

Развеселую мелодию райды он услышал еще издали – но, пока дошел, она умолкла, кончился танец. И тут же заиграли ванжиль. Как всегда, ярко освещена была лишь середина зала, где танцевали, а по периметру, для удобства влюбленных парочек, царил полумрак. Особых вольностей на диванчиках, конечно, не допускалось, танцы в королевском дворце, как их ни именуй, все же не маскарад – но подержаться за руки и пошептаться имелись все возможности.

Пройдя мимо пары таких диванчиков, занятых увлеченно шепчущимися парочками, Сварог, не замеченный никем, отыскал свободный, удобно на нем устроился и стал лениво разглядывать танцующих, высматривая знакомые лица.

Маргилена отплясывала с собственным мужем, выглядела веселой и довольной жизнью. Сварог невольно усмехнулся: с ветреной красавицей произошла неожиданная метаморфоза – ухитрилась все же сделать из графа отличного любовника. Как-то, когда они наедине перекинулись парой слов, выпалила с присущим ей наивным цинизмом: «Размер достойный, только мастерства не хватало…» И в последнее время практически не заводила любовников на стороне. Среди придворных ловеласов, помнивших прежние времена, царило уныние. Сварог подумал, что эта его очередная победа, пусть маленькая, совсем даже крохотная, но никоим образом не связанная с боями и нечистью, с кровью и грязью политических интриг, пожалуй, заслуживает того, чтобы чуточку ею гордиться. Благодаря его усилиям, воцарилась счастливая семейная жизнь, граф излечился от своей застарелой меланхолии, воспрянул, набросился на дела служебные, как волк на овцу… Тьфу ты, опять мысли сбиваются на дела, чистой воды прагматику…

Канилла танцевала с Гаржаком. Она была великолепна: волна золотых волос взлетала над обнаженными плечами, как пламя костра в ночи, синие глазищи опутывали сетью лукавых взглядов. Граф, известный дамский угодник, никогда не терявший головы, на сей раз, судя по его затуманенному взору, готов был оную потерять. Канилла – это Канилла. «Что же, красивая пара», – подумал Сварог, провожая Каниллу взглядом не без легкой грусти о том, чего никогда уже не будет.

С некоторым удивлением он обнаружил Яну в незнакомом ему вишневого цвета платье. А впрочем, чему тут удивляться. Вернувшись с Той Стороны, она не нашла Сварога в его личных покоях и отправилась потанцевать, не заглянув к статс-секретарю, полагая, что Сварог где-то далеко отсюда по уши погрузился в очередные жизненные сложности. Так уже бывало.

Танцевала она с личностью в некотором смысле примечательной, главным персонажем пересудов и сплетен последнего месяца. Совсем молодой, одет роскошнейше, богаче всех в зале, но чертовски безвкусно, драгоценностями, опять-таки в противоположность всем прочим, увешан, как новогодняя елка – украшениями. В подобном виде являлись лишь на Королевский бал, а на еженедельные танцы одевались гораздо скромнее и украшений надевали немного. А тут – мама родная! – ходячая витрина ювелирной лавки: перстни на каждом пальце, мужская серьга в левом ухе, мужское ожерелье, два браслета, бриллиантовые булавки, золотые цепочки… Явно, радостное похмелье до сих пор не схлынуло.

Именовался сей разряженный попугай герцог Данир – в последнее время получивший кличку Везунчик (и, в общем, заслуженно). История была примечательная. Парень был единственным наследником, отец, в противоположность иным герцогам, порой перебивавшимся с хлеба на квас, славился богатством. Вот только и сам он, и его супруга отличались редкой прижимистостью, откровенно говоря, были невероятными скрягами, так что содержание единственному сыночку определили откровенно мизерное. Супруги могли похвалиться отменным здоровьем, оба едва достигли сорока пяти – так что существовала нешуточная опасность, что в столь убогом состоянии юноше придется пребывать еще лет двадцать, если не больше. От лютого безденежья единственный наследник безуспешно искал клады в Ямурлаке и хотел даже податься в пираты, но оказалось, что малейшая качка вызывает у него тяжелейшие приступы морской болезни.

Месяца три назад Сварог, как любят выражаться романисты, принял участие в судьбе молодого человека. Его об этом слезно просил министр двора, приходившийся герцогам Данирам дальним родственником. По его словам, молодой человек помаленьку катился по наклонной плоскости: под будущее наследство (и под людоедские проценты) занимал деньги у ростовщиков, болтался по игорным домам, где чаще всего проигрывался…

Министр двора был у Сварога, в общем, в милости: мужик деятельный, толковый, на своем месте. Казнокрадствует, правда, помаленьку, но, в отличие от многих, меру знает. Так что Сварог подмахнул распоряжение, ничего ему не стоившее. «Приписал» бедолагу к Казначейству в чине советника.

Была такая разновидность монаршей милости, применявшейся не столь уж редко, поскольку монарху это ничего не стоило, все расходы ложились на многострадальную государственную казну. Пожалованный таким вот образом официально зачислялся на службу в то или иное учреждение, получал право носить полагавшийся ему по чину мундир, получал жалованье, но на службу не ходил ни при какой погоде. «Служить» так можно было до седых волос, до пенсиона, сплошь и рядом повышаясь в чинах согласно канцелярскому порядку о выслуге лет, парочку орденов получить опять-таки из тех, что полагаются за выслугу… Жалованье советника Казначейства было раза в три выше ежемесячного родительского содержания. Правда, Сварог, не любивший глупой филантропии, велел министру двора передать юному герцогу: если не перестанет шляться по ростовщикам и игорным домам, лишится всего пожалованного. Юный герцог, надо отдать ему должное, внял и королевским указаниям последовал.

Ох, не зря народ сочиняет пословицы – они частенько находят отражение в реальности… Человек предполагает, а Бог располагает. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И так далее. Месяц назад сквалыжные родители молодого герцога оказались среди погибших, когда в устье Тея взорвался паровой котел речного парохода, на котором они плыли в гости к родственникам…

Нежданно-негаданно молодой человек стал обладателем огромного родового замка, роскошных особняков в Сноле и Латеране, трех обширных и доходных имений (овцеводство, неплохие пахотные земли, отданные в аренду небедным фригольдерам, денежки от деловых людей, добывавших на территории одного из имений каменный уголь). И вдобавок чуть ли не миллион ауреев золотом на банковских счетах…

От столь смачного поцелуя Фортуны у новоявленного богача малость сорвало крышу. Ел-пил отныне исключительно на золоте, закатывал роскошные пиры и балы, оббил карету серебром (кони маялись), на людях появлялся не иначе как увешанный добрым килограммом бриллиантов, завел собственный театр, домашний зоопарк (для которого купил на Сильване мамонта и супружескую пару моржей), со страшной силой приударял за красотками, невзирая на их происхождение, причем несговорчивых частенько убеждал с помощью пригоршни-другой золотых. Одним словом, оттягивался по полной программе, словно голодный нищий, получивший вдруг в наследство богатую колбасную лавку. При дворе над ним втихомолку насмешничали – но многие из насмешников, не способные похвастать такими богатствами, втайне завидовали…

Обозревая другую половину зала, Сварог вдруг зло сузил глаза. Крепко выругался про себя.

Томи танцевала сандугар с герцогом Лемаром. Лемар, обнимая ее за плечи и талию со всей допустимой в сандугаре вольностью, что-то непрестанно нашептывал на ухо, врубив все свое нешуточное обаяние.

«Предупреждал же скота, чтобы и близко к ней не подходил, – сердито подумал Сварог. – Открытым текстом предупреждал. Законопатить его, что ли, на годик на Стагар, где он уже обвыкся при Конгере?» Созданные им Братство Юных Витязей Короны и Лига Юных Сподвижниц Короны уже работают, как хорошо отлаженные механизмы, ничего не изменится, если вместо Лемара поставить во главе кого-то другого. А работать над очередными проектами Сварога он может и на Стагаре: прилетевший на самолете гонец привезет подробное «техническое задание», а потом увезет готовый материал. Работать будет, как миленький, если пригрозить, что в случае забастовки останется там пожизненно…

Сварог уже хотел было привычным жестом подозвать кого-нибудь из одетых в лакейские ливреи дворцовых стражников – их тут торчало немало, примерно столько же, сколько и настоящих лакеев. Это для танцующих он оставался незамеченным, а вышколенные лакеи и хваткие стражники, судя по быстрым взглядам, засекли его в тот момент, когда он вошел в зал. Как тем и другим по службе и полагалось. Имелись тут и люди Интагара, и люди Сварога из восьмого департамента (добрая половина их имела строжайший приказ не спускать глаз с Яны – после того, что Сварог увидел на компьютере Орка, он, едва выйдя от Канцлера, отдал распоряжение усилить охрану Яны насколько возможно). Одним словом, тихарей достаточно, чтобы повязать Лемара, как пучок редиски…

Сварог уже начал было поднимать руку – и опустил.

Томи улыбалась. Впервые за много дней. Пусть слабо, но почти весело, и щеки утратили прежнюю бледность, чуть зарумянились. Она уже начинала походить на себя прежнюю. Ради того, чтобы видеть ее такой, можно было стерпеть и Лемара…

Почти не глядя в ту сторону, Сварог небрежно поманил указательным пальцем – и к нему бесшумной тенью подлетел лакей с подносом, уставленным хрустальными бокалами с золотисто-зеленоватым санганом, здешним аналогом шампанского. Столь же бесшумно и проворно вернулся на прежнее место.

Сварог так и сидел, по глоточку прихлебывая вино, наблюдая за Лемаром и Томи, когда заиграли андемир. Вторая половина этого танца состоит из импровизации. И вдруг…

Мысль была шальной, сумасшедшей, но отчего-то он остался в убеждении, что не ошибается. Что в танцевальных движениях Лемара – они с Томи подняли руки над головой, переплели пальцы, медленно кружились – есть нечто знакомое. Уже виденное не далее, как этой ночью. Чем дальше, тем больше крепнет уверенность, что он не ошибается. Но ведь не может же оказаться… Но ведь могло однажды? Да не однажды, черт… Она улыбается, оттаивает… Ни одна из похищенных Лемаром девушек не принесла на него жалобу, а ведь вряд ли он их запугивал. Это его прямо-таки колдовское умение очаровывать…

Уже привычно, не глядя, он отвел в сторону руку с пустым бокалом – и бокал моментально, словно сам собой, исчез из его пальцев. Танец кончился. Наступил короткий перерыв. Сварог решительно встал и пошел через зал, целеустремленно, энергично, решив разгадать эту загадку раз и навсегда.

Перед ним, тут же узнавая, поспешно расступались. Он успел в тот самый момент, когда Лемар и Томи собирались направиться к одному из диванчиков. Похлопал Лемара по плечу. Тот спокойно обернулся, глядя без всякого страха. Томи улыбнулась Сварогу почти прежней улыбкой. Он сказал с наигранной веселостью:

– Томи, прости, я буквально на пару минут украду твоего кавалера, срочные государственные дела…

И, крепко сжав локоть герцога, повел его в полумрак. Остановился у колонны, спросил без злости:

– Герцог, вы помните, что я обещал оторвать вам голову, если еще раз увижу возле этой девушки?

– Ну оторвите, если пришло такое желание, – спокойно сказал Лемар. – Только, я вас прошу, после бала.

– Хотите мне что-то сказать?

– Да, наверное, – сказал Лемар. – Ваше величество… Не хотелось бы унижаться, рассыпаясь в заверениях, но, слово чести, в этот раз у меня совершенно другие намерения. Самые безобидные. Я всего-навсего хотел, чтобы девушка немного оттаяла, и не более того. У нее большое горе, и я всего-навсего хотел это снять, насколько удастся…