Текст книги "Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2"

Автор книги: Александр Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Так же и в области собственно гедонического подбора: чем он интенсивнее, тем относительно сильнее влияет на строение и развитие психики. Известно, что иногда одна-две очень острые, хотя и кратковременные, эмоции, например смертельный страх и радость неожиданного спасения, порождают целый переворот в характере человека, переворот, какого не могли бы вызвать тысячи более слабых, обыденных эмоций.

Мы не будем продолжать собственно психологического исследования, например рассматривать типы строения, основанные на равновесии обеих фаз гедонического подбора, на общем усилении или ослаблении их обеих и т. п. Это я отчасти выполнил в специальной работе[73]73
  В работе «Психический подбор» в книге «Эмпириомонизм» я обозначал исследуемый вид подбора более общим термином «психический подбор». Обозначение «гедонический» точнее, потому что, как видим, не все процессы подбора психических комплексов протекают в сознании в виде чувственного тона. В той работе, еще 1904 г., тектологические понятия недостаточно выработаны, и основное «объяснение» гедонического подбора узко и неточно; но в конкретном анализе психических процессов ошибок я и теперь не нахожу.


[Закрыть]. Здесь же нас занимает тектологический вопрос. Мы нашли, что в развитии психики действует тот же организационный механизм прогрессивного подбора, как и в иных областях жизни и природы. Его схема оказалась к психике применима в полной мере, причем дала возможность осветить и связать ряд фактов давно известных, но воспринимавшихся до сих пор разрозненно, диспаратно.

Дальнейшее применение того же метода неизбежно должно преобразовать целый ряд отраслей практической и идейной работы в сторону большей планомерности. Люди всегда бессознательно пользовались гедоническим подбором для своих целей: в педагогике – принцип награды и наказания, в политике – приемы привлечения приятными перспективами и запугивания неприятными и т. п. Более того, всякое воздействие одного человека на другого с задачей приспособить этого другого к своим целям опирается на те же методы: стараются вызвать посредством подходящих образов и идей гедонический подбор в желательном направлении. Но во всей этой практике господствует ненаучный эмпиризм; опыт каждого остается индивидуальным, не подвергается обобщающей обработке и не передается или почти не передается прочим людям. Даже самые элементарные тектологические концепции, какова и схема прогрессивного подбора, многое изменят в этом положении вещей.

Стоит только представить себе, например, нынешний педагогический произвол школы и семьи в применении принципов награды – наказания и те, часто самые неожиданные для воспитателей результаты, к которым он приводит. Критика системы наказаний за проступки с моральной точки зрения никого еще не могла убедить; между тем научная констатация того факта, что отрицательный подбор, вызываемый болью наказания, действует отнюдь не только на психический комплекс, подлежащий искоренению, но и на все ему сопутствующие в поле сознания, дает уже возможность ожидать множественных эффектов от этого педагогического приема и показать чрезвычайно ограниченную его целесообразность, а вместе с тем и неэкономичность, и полную ненадежность. Подобных примеров можно было бы привести бесчисленное множество.

Методы тектологии не заменят, разумеется, конкретного практического опыта и знания; но всюду, где этот опыт и это знание имеют характер случайный, индивидуально-разрозненный, бессистемный, тектология укажет путь к преодолению такого их характера, общие формы, в которых они могут и должны быть введены в сокровищницу науки – в коллективную организацию опыта и знания.

В следующих иллюстрациях у нас идут рядом удачные и неудачные и сомнительные теоретические применения схемы подбора, возникавшие в разное время в науке. По этому поводу мы напомним следующие, по частям в разных местах уже высказанные соображения.

Для тектологии всякая человеческая деятельность является по существу организационной или дезорганизационной; следовательно, всякая деятельность независимо от ее объективных результатов, может рассматриваться как частное применение принципов и схем тектологии. Другими словами, ошибочные теоретические построения, неудачные практические попытки оперируют с точки зрения нашей науки такими же организационными методами, как правильные и удачные. Люди не выдумывают ad hoc этих методов: бессознательно или сознательно, но они пользуются теми, которые уже сложились и даны в коллективном опыте. Индивидуально-вносимые изменения, по крайней мере, для самых общих и основных методов можно без ошибки считать в каждом данном случае бесконечно малыми. Поэтому, если результаты деятельности оказываются нецелесообразными, то это отнюдь не означает, что сама по, себе тектологическая схема, которая была применена, должна считаться неверной; последнее могло бы быть только в исключительном случае, если вообще это бывает когда-либо. Ошибки надо искать или в неудачном выборе организационной схемы, или в ее извращении, или в самом материале, познавательном или реальном, который имелось в виду организовать.

Вот почему для принципа подбора, как равно и для других формул тектологии, мы можем брать примеры троякого рода: во-первых, заведомо верные, т. е. такие, где результаты применения организационной схемы были подтверждены жизнью и опытом; во-вторых, заведомо неверные, т. е. уже опровергнутые построения и попытки; в-третьих, только еще подлежащие проверке, т. е. чужие или свои построения теоретического или практического характера, еще не подтвержденные и не опровергнутые окончательно.

b) Дарвинизм и учение Мальтуса

Родство теории Дарвина об естественном подборе, возникающем из борьбы за существование в природе, с доктриной Мальтуса о социальной борьбе за жизнь общеизвестно. В смутной форме (отчасти благодаря своей богословской подкладке) учение Мальтуса заключает также идею подбора: признание «справедливости» гибели тех, кому не хватает «места на пиру природы» (выражение Мальтуса), есть по существу признание гибнущих худшими, наименее жизнеспособными, такими, которым «не следовало являться в мир». Принцип Дарвина рассматривается теперь как приобретенная научная истина, хотя бы и неполная; взгляды же Мальтуса, по-видимому, приходится отвергнуть, и притом не в смысле простого несовершенства их формы, а в смысле их коренной ошибочности. В чем причина различной судьбы столь родственных друг другу построений?

В теории Дарвина объектом подбора являются живые организмы; фактором – их природная среда; основой подбора – их жизнеспособность по отношению к этой среде. Если бы какая-нибудь из этих трех частей схемы была определена неправильно, в силу ли ошибочных наблюдений или в силу неудачного предположения, то вся теория оказалась бы неверной, как бы строго и точно ни было все применение схемы. Но этого не случилось; наблюдения были объективны; гипотезы, их дополняющие, опирались на широкий материал опыта и были подтверждены его развитием. Так ли было с теорией Мальтуса?

В ней объект подбора – человеческие личности или, скорее, индивидуальные хозяйства; взять этот, а не иной объект, разумеется, вполне законно и зависит от самой задачи исследователя. Фактор подбора, по Мальтусу, внешняя природа. Именно он полагает, что число членов общества ограничивается тем количеством жизненных средств, которые природа позволяет людям из нее извлечь: известная схема геометрической прогрессии размножения и арифметической – возрастания продуктов земли. Здесь уже есть неточность наблюдения, и фактор подбора установлен неправильно. При общественном разделении труда индивидуальное хозяйство не само добывает для себя жизненные средства, все или наибольшую их долю; следовательно, между ним и внешней природой как общим источником этих средств имеется промежуточная среда, именно – социальная; ближайшим образом эту последнюю представляет рынок, на котором индивидуальное хозяйство покупает чужие продукты, продавая свои. Таким образом, естественная среда не есть тот фактор подбора, от которого зависит судьба индивидуальных хозяйств, если бы даже схема, выражающая отношение природы к труду (две прогрессии), была достаточно точной. Но, как показывает опыт, при капиталистическом развитии техники и этого нет. Производство может расти быстрее числа членов общества. Фактор подбора определен вдвойне неправильно.

Затем, не лучше обстоит дело и с «основой» подбора. Хотя Мальтус не выясняет ее отчетливо, но по общему смыслу его рассуждений о божественной справедливости закона гибели тех, кому не хватает средств существования, о том, что эти люди «недостойны» жить и проч., ясно, что подразумеваемой основой подбора у него является жизненное совершенство, общая жизнеспособность индивидуума. Но на самом деле это вовсе не так. При капитализме выживают вовсе не те, которые обладают наибольшей общей жизнеспособностью, т. е. наибольшей суммой энергии, вместе с наибольшей гибкостью и разнообразием органических приспособлений, – не индивидуумы выше организованные, а те, которые располагают наибольшим и наиболее выгодно вложенным капиталом, т. е. возможностью всего полнее пользоваться избыточной энергией общества, его «прибавочным трудом». Опыт показывает, что эти условия отнюдь, вообще говоря, не совпадают с максимумом от жизненной организованности.

Итак, учение Мальтуса есть научно неверное построение не потому, что положенная в его основу схема была непригодной; она была и остается универсально-верной. Но ее организационное применение Мальтус выполнил нецелесообразно: данные опыта были извращены и дополнены гипотезами, несогласными с наблюдением.

с) Теория Крукса о развитии материи

Тут перед нами построение, также основанное на схеме подбора, сыгравшее известную роль в развитии науки, но теперь полузабытое. Объектом подбора в нем выступают комбинации особой «первоматерии», фактором подбора – условия изменяющейся мировой среды, «основой» подбора – устойчивость комбинаций. Где может оказаться наиболее слабый пункт этих представлений? Так как известные нам виды материи обнаруживают в некоторых свойствах, например в их величинах «массы», гигантскую устойчивость, а в большинстве явлений опыта до сих пор устойчивость при исследовании оказывалась не первичным, а производным фактом, то весьма мало вероятно, чтобы ошибка заключалась в признании устойчивости комбинаций на основу подбора. Равным образом и фактор подбора – мировая среда – нуждается, конечно, в дальнейшем, более конкретном выяснении, без которого остается слишком общей, слишком малосодержательной абстракцией, но благодаря самой широте и формальному характеру его определения, оно едва ли может явиться принципиально ложным, когда удастся проверка теории. Но вопрос об объекте подбора уже теперь стал гораздо более сомнительным.

Признание гипотетического объекта подбора, образующего комбинации, из которых получаются химические атомы, какой-то простейшей материей — уже есть скрытое допущение в этом объекте, по крайней мере, некоторых типических свойств известной нам материи. Современные тенденции в развитии научных взглядов на строение материи таковы, что, весьма вероятно, именно это допущение придется отвергнуть: объектом подбора, дающего в результате химические атомы материи, наука, по-видимому, должна будет принять комбинации некоторой энергии, не обладающей и основными свойствами материи, именно электрической энергии, к чему склоняются современные теории.

Заметим, что объект подбора может быть неверно установлен не только тогда, когда он, как в данном случае, гипотетичен. Объекты наблюдаемые бывают иногда неправильно восприняты, неудачно истолкованы, ошибочно обобщены. Возьмем пример грубый, но наглядный: для человека очень необразованного «падающие» и «неподвижные» звезды принадлежат к одному порядку явлений. Такой человек может, бессознательно применяя схему подбора, предположить, что разница между теми и другими заключается в степени их устойчивости или прочности прикрепления к небесному своду и что при каких-либо его сотрясениях, толчках и т. п. менее устойчивые срываются и падают. Тут объект подбора был бы принят ошибочно вследствие неправильного обобщения. Но зрительные восприятия звезд падающих и неподвижных – комплексы, действительно, одного порядка; и мы не сделаем ошибки, если к тем и другим вместе применим схему подбора, например, таким способом: зрительные образы звезд бывают одни повторяющиеся, устойчивые, длительно существующие, другие, напротив, быстро возникающие и исчезающие, неустойчивые; это зависит от того, что первые вызываются в нас постоянными и прочными астрономическими комплексами, вторые – эфемерными, так что первые должны возникать вновь, а вторые – нет.

Надо заметить, что и теория Дарвина представляет известную тектологическую недостаточность. Именно, хотя нельзя сказать, чтобы в ней объект подбора был определен неправильно, но он определен неполно. Для Дарвина таким объектом представляются только целые организмы, индивидуумы: в действительности же биологическому подбору подлежат и клетки, и их группировки в организме, и, по всей вероятности, также элементы клеток с их связями, и т. д.

§ 6. Соотношение подбора отрицательного и положительного

Положительный и прогрессивный подбор означает увеличение суммы активностей, организованных в форме данного комплекса, при сохранении его структуры, способа организации. Активности не создаются из ничего; следовательно, возрастание их суммы происходит за счет окружающей среды. Если капля воды растет в пересыщенно-влажной атмосфере, то это происходит потому, что атмосфера теряет молекулы воды, сливающиеся с каплей. Живое существо также растет за счет питания, заключающегося в усвоении элементов среды, и т. п.

Очевидно, что здесь основу явления образуют акты конъюгационные, к которым сводятся процессы слияния осаждающих частиц воды с каплей, усвоения питательных частиц организмом, всякая вообще ассимиляция. Но это только основа, а не все явление.

Вернемся к одному из наших прежних примеров: ацинета высасывает инфузорию; плазма инфузории по сосательной трубке течет в плазму ацинеты и прямо смешивается с нею. Мыслимо ли, чтобы на этом и заканчивался данный процесс положительного (для ацинеты) подбора? Конечно, нет. Протоплазма инфузории не та, что протоплазма ацинеты; а положительный для ацинеты подбор предполагает сохранение специфической ее структуры. Следовательно, его можно считать действительно совершившимся лишь тогда, когда произойдет ассимиляция высосанной плазмы. Она выполняется посредством некоторых перегруппировок, т. е., очевидно, разрыва одних химических связей и возникновения других, ряда дезингрессий и ингрессий. Эти последующие перегруппировки – также необходимый момент положительного подбора. Таким образом и дезингрессии входят в его схему; в данном примере их наличность положительно устанавливается актами выделения вещества и энергии, следующими за актом питания.

Правда, в еще более элементарном примере с каплей росы этих дезингрессий, по-видимому, нет; но только по-видимому. Мы знаем, что осаждение паров меняет поверхность капли, меняет, хотя в слабой степени, и саму форму ее; а это невозможно без некоторых частичных перегруппировок с разрывами и замещениями связей, т. е. с дезингрессиями и новыми ингрессиями.

Отрицательный прогрессивный подбор означает уменьшение суммы активностей комплекса при сохранении или разрушении его структуры. Ясно, что основа этого подбора заключается в дезингрессиях, которые либо прямо, как таковые, уменьшают практическую сумму активностей комплекса, либо обусловливают разрывы связей между ними и переход части их во внешнюю среду. Но опять-таки это лишь основа, а не весь процесс отрицательного подбора. И он также включает перегруппировки, т. е. изменения и замещения связей, так сказать, «вторичные» дезингрессии с «вторичными» ингрессиями. Доказательство – тот факт, что пока отрицательный подбор не доходит до разрушения формы, он ведет не только к упрощению внутренних ее связей, но и к возрастанию их гармоничности, что, конечно, предполагает большие или меньшие перегруппировки. Такие изменения означают образование, – вместе с прежними или вместо прежних, – также и новых связей.

Итак, подбор в обеих его формах сводится к некоторой сумме актов конъюгационных или дезингрессивных. При этом первичная их группа имеет определенное направление – знак плюс или минус; производная заключает или может заключать процессы обоих знаков.

Со стороны механизма, как видим, противоположность имеется основная, но не полная. Переходя же к организационным результатам подбора, мы находим полную противоположность. Положительный подбор увеличивает «количественную устойчивость» форм, накопляя в них активности; при этом он повышает сложность и неоднородность их строения, а тем самым понижает их «структурную устойчивость». Отрицательный уменьшает количественную устойчивость, последовательно отнимая активности, упрощает строение, изменяя его в сторону однородности и в результате увеличивает структурную устойчивость[74]74
  Напомню, что та и другая характеристика действительны в тех пределах, пока дело идет о «той же самой» форме, т. е. пока сохраняется ее основное строение, – до кризиса, который его изменяет и к которому неизбежно приводят при достаточном развитии оба типа подбора. Другими словами, они действительны в рамках наблюдаемой непрерывности.


[Закрыть].

Этой противоположностью обусловливается роль той и другой стороны подбора в мировом развитии.

Религиозное мышление далекого прошлого, воплощавшее тогдашнюю народную тектологию, дает один удивительно красивый символ мировой динамики. Это – индусская Тримурти, троица. Брахма, вечно творящий, грезит, но грезит телами, вещами, реальностями, как мы, люди, грезим образами, мечтами, мыслями. Его сонное творчество свободно и беспорядочно нагромождает новые и новые формы: бытие непрерывно накопляется, усложняется, разнообразится, – то, что делает положительный подбор. Шива, вечно разрушающий, губит все, что возможно погубить, что доступно его губительной силе, в чем есть условия для разрушения, – отрицательный подбор. Между ними стоит Вишну, сохраняющий то, что достойно сохранения, выражение результатов мировой динамики во всякий данный момент.

Эта наивная тектология вполне ясна и проста, чужда сомнений и противоречий. Научные формулы в своей широте и точности всегда порождают сомнения и противоречия. И здесь перед нами выступает загадка, ее можно сформулировать так. Положительный и отрицательный подбор математически противоположны; а математически противоположное, соединяясь, взаимно уничтожается; каким же образом здесь то и другое взаимно дополняется, а не просто нейтрализуется? При равенстве величин того и другого формы должны, казалось бы, оставаться неизменными, а не развиваться. Почему в этом случае плюс и минус не сводятся к нулю, а дают тектологическую реальность, прогрессивно-переменную величину?

В предыдущем нам не раз уже встречались соотношения не менее парадоксальные; такова хотя бы даже характеристика организованной и дезорганизованной системы как целого, которое практически больше или меньше суммы своих частей. Математические соотношения лишь частный, и притом идеальный, случай соотношений тектологических, поэтому математическое мышление не охватывает вполне действительных тектологических процессов и наталкивается в них на противоречия. Математическое равенство противоположностей есть вообще тектологическое неравенство. Это обнаруживается повсюду.

В самом деле, всякий процесс, идущий в сторону организации, увеличивает дальнейшие организационные возможности, тогда как идущий в сторону дезорганизации, напротив, уменьшает возможности дезорганизационные. Если 100-миллионное население страны в год благодаря перевесу рождений над смертностью умножилось на 1 миллион, то при тех же условиях оно в следующий год возрастет больше – на 1 010 000, а в еще следующий – на 1 020 100. Если в другой стране создался на такие же 100 миллионов равный перевес смертности, то во второй год при неизменности прочих условий население уменьшается не на миллион, а меньше – на 990 тысяч, а в третий – на 980 100 и т. д. Одна прогрессия растущих, другая – убывающих величин. Если одна система, в которой организована сумма активностей S, разрушилась, то этим вопрос о ней уже исчерпан, дезорганизоваться дальше она, как таковая, не может. Если же рядом другая, вначале равная ей система, развиваясь, постепенно соорганизовала в себе сумму активностей 2S, то количественно этим лишь покрыта убыль данного типа организации, но тектологически дело не кончено, и вполне возможен дальнейший процесс развития. Так всегда прогресс на практике больше регресса, когда величина их одинакова, организационный процесс больше дезорганизационного.

Эта точка зрения проникает уже в современную науку. Примером может служить предложенное Вант-Гоффом объяснение мирового, ньютоновского тяготения. Исходным пунктом является та, для нынешней теории строения вещества наиболее обычная идея, что все атомы представляют системы равновесия электрических элементов, положительных и отрицательных. По закону Кулона, одноименные из них взаимно отталкиваются, разноименные взаимно притягиваются; то и другое действие пропорционально величине электрических зарядов и обратно пропорционально квадратам расстояния. Значит, притяжение положительного и отрицательного электрона равно при прочих одинаковых условиях отталкиванию между двумя положительными или двумя отрицательными – равно математически, т. е. выражается одной и той же численной величиной.

Но реально притяжение проявляется в том, что разноименные электроны сближаются, а вместе с тем и само притяжение возрастает, так как по закону Кулона оно тем больше, чем меньше расстояние. Напротив, отталкивающиеся электроны взаимно отдаляются, и само отталкивание уменьшается. Следовательно, математически равные притяжение и отталкивание практически, т. е. тектологически, не равны: первое больше второго.

Пусть имеются два атома материи, в которых положительные и отрицательные элементы электричества вполне уравновешены. В таком случае электрическое притяжение и отталкивание между ними, численно равные, действенно не равны: притяжение перевешивает. Эта разность и образует ньютоновское «тяготение» между атомами. Ее можно представлять таким образом, что разноименные элементы обоих атомов сближаются, а одноименные отдаляются настолько, насколько это допускает эластичность внутренних связей атома[75]75
  Так как величина атома чрезвычайно мала, а эта разность расстояний его элементов, очевидно, еще меньше, то сила тяготения, от нее зависящая, весьма ничтожна по сравнению с силой притяжения или отталкивания между двумя электронами. Первая меньше второй приблизительно в миллиард дециллионов раз (число, изображаемое единицей с 42 нулями).


[Закрыть].

Окажется эта теория достаточной для объяснений всей наличной суммы фактов или нет, логика ее, во всяком случае, безупречна. Притяжение есть элементарная организационная тенденция, направленная к образованию простейших систем – электронных, атомных, молекулярных; отталкивание для таких систем есть тенденция разъединяющая, дезорганизационная. При численном равенстве первая из них должна быть практически больше.

Мне не раз приходилось применять эту же логику к различным вопросам науки. Она позволяет, например, дать вероятное решение вопроса, как произошли первичные двигательные реакции живых организмов: простейшие «переливающиеся» движения полужидкой клетки, наблюдаемые у амеб. Эти движения, вообще, жизненно целесообразны: они приближают клетку к источнику внешнего влияния, для нее полезного, например, в сторону питательного материала, удаляют от источника влияния вредного, положим, ядовитого вещества в окружающей жидкости, как будто одни элементы среды «приятны» клетке, другие же «неприятны».

Будем исходить из элементарных, едва ли подлежащих спору физико-химических соображений. Тело клетки есть весьма сложный комплекс белковых и иных молекул в текучем равновесии со средой. Имеются бесчисленные мелкие воздействия со стороны среды, а внутри клетки идут непрерывные химические и молекулярно-физические изменения. Все это должно порождать в теле клетки, особенно в его периферических частях, непрерывные движения, постоянно изменяющие свое направление и характер[76]76
  Особенно в периферических, пограничных частях потому, что там сказываются непосредственно все воздействия среды и что величина поверхностного натяжения плазмы должна изменяться в зависимости хотя бы от самых незначительных химических изменений.


[Закрыть]. Эти движения остаются большей частью незаметными, потому что их направление в каждом пункте то и дело сменяется и минимальные противоположные перемещения приблизительно уравновешиваются.

Теперь пусть в окружающей жидкости из определенного пункта диффузно распространяется вещество, ядовитое для клетки, способное угнетать ее функции. К обычным, мелким влияниям среды присоединилось новое, более значительное, притом непосредственно вредное. Оно неизбежно окажет свое воздействие на обычные, минимальные и непрерывные движения протоплазмы. Как вредное, понижающее энергию клетки, оно должно, в общем, все их ослаблять; но только не все в равной степени. Всего сильнее должны ослабляться те движения, которые приближают клетку к источнику вредного влияния; с одной стороны, при этих движениях его действие усиливается и резче подавляются ее жизненные проявления, в том числе, очевидно, и сами эти движения; наоборот, при перемещениях, удаляющих от него, все это происходит в меньшей степени; с другой стороны, те части клетки, которые обращены к источнику вредного влияния, сильнее испытывают его действие, а те, которые дальше от него, испытывают слабее; между тем первые составляют исходный пункт движений приближающих, вторые – удаляющих. Следовательно, вообще движения первого рода подавляются в большей мере, второго – в меньшей.

Итак, прежнее равновесие мелких перемещений, особенно в пограничных частях клетки, необходимо нарушается, и перевес получают удаляющие; очень малые разности этого рода, прибавляясь одни к другим, образуют наблюдаемое движение. Оно целесообразно, потому что является результатом подбора и направлено к восстановлению равновесия. Те же соображения в перевернутом виде применимы к случаю полезного влияния, и вывод получается вполне аналогичный.

Так объясняется целесообразность первичных рефлексов клетки. Но вместе с тем становятся понятны и те случаи, где эти рефлексы оказываются нецелесообразными. Такие случаи гораздо более редки, но, несомненно, встречаются; и с нашей точки зрения они должны встречаться. Подбор создает реакцию приближения при всяких воздействиях, непосредственно усиливающих энергию жизненных функций клетки; но не всегда подобные воздействия полезны для жизни и в конечном результате. Иные возбуждающие яды могут «привлекать» клетку, будучи вредны для нее, подобно тому как алкоголь часто привлекает человека. Свет во многих микроорганизмах вызывает «положительную» реакцию, т. е. движение к источнику лучей; но при сильном химическом действии этих лучей ее последствия бывают иногда гибельными. Всякие «гелиотропизмы» (движения к свету или от него), «хемотропизмы» (движения в сторону химического воздействия или в обратную) получают простое объяснение.

В физикохимии есть много закономерностей типа «максимум» и «минимум», т. е. таких, где явления тяготеют к наибольшей или наименьшей возможной при данных условиях величине. Во всех этих случаях следует видеть действие подбора по тому же типу. Прежде такие формулы, как принцип наименьшего действия, наименьших поверхностей и т. п., вели к самым глубоким недоразумениям в понимании природы: они вызывали мысль о чьем-то сознательном выборе, о действиях, направлениях к определенным целям, и принимали теологическую или, по крайней мере, телеологическую окраску. Теперь мы видим, что здесь имеет место не сознательный выбор, а стихийный подбор. Всякая формула, заключающая в себе идеи «максимума», «минимума», может и должна быть понята как частное выражение тектологической схемы подбора.

Наиболее близко к этой мысли подошел философ-естествоиспытатель Эрнст Мах. Вот что говорит он в одном месте своей «Механики» по поводу смены теологического взгляда на законы максимум и минимум взглядом научным.

«Когда мы говорим, что свет распространяется по пути кратчайшего времени, то мы уже охватываем известную сумму фактов этим воззрением. Но мы еще не знаем, почему свет предпочитает путь наименьшего времени. Если мы сводим дело к мудрости творца, то это – отказ от дальнейшего понимания. В настоящее время мы знаем, что свет распространяется по всем путям, но лишь на линиях наименьшего времени световые волны настолько усиливают друг друга, что их действие становится заметным. Таким образом, только кажется, что свет распространяется исключительно по линии наименьшего времени. С устранением этого предрассудка были констатированы случаи, где кажущаяся экономия природы идет рядом с чрезвычайной ее расточительностью. Это доказал, например, Якоби по отношению к эйлеровскому принципу наименьшего действия. Некоторые явления, следовательно, только потому производят впечатление экономии, что они делаются видимы именно тогда, когда случайно происходит экономия эффектов. Это в области неорганической природы та же идея, которая для природы органической была выражена Дарвином. Мы инстинктивно облегчаем себе понимание природы, перенося на нее привычные экономические представления.

Иногда процессы природы потому обнаруживают свойства максимум и минимум, что в том или другом из этих двух случаев отпадают причины дальнейших изменений. В цепной линии положение центра тяжести наиболее низкое потому, что только при таком положении никакое дальнейшее падение звеньев цепи невозможно. Жидкостям минимум поверхности под действием молекулярных сил свойствен потому, что устойчивое равновесие может существовать лишь тогда, когда молекулярные силы не могут более уменьшать поверхность жидкости. Таким образом, суть не в самом по себе максимуме или минимуме, а в том, что при них отпадает работа – то, чем определяются изменения. Поэтому вместо того, чтобы говорить о стремлении природы к экономии, следует говорить так: происходит всегда лишь столько (изменений), сколько может произойти при наличных силах и условиях. Это звучит гораздо менее возвышенно, но зато более понятно, а также и более правильно и имеет более общий характер» («Механика в ее развитии», гл. IV, § 2).

Упоминание о Дарвине ясно указывает на то, насколько близок Мах к применению здесь схемы подбора. Однако он не видит способа прямо ввести ее в свои объяснения, а потому останавливается на понятиях «устойчивого равновесия», «устранения работы», ее «экономии». Стремясь же свести их к единству, он дает вполне тавтологическую формулу: происходит столько, сколько может произойти. Между тем она, очевидно, заключает в себе меньше, чем эти понятия. Рассмотрим теперь примеры Маха с нашей точки зрения.

Почему жидкости «стремятся» принять форму, соответствующую наименьшей поверхности при данном объеме, чему простейшая иллюстрация – шарообразная или сфероидальная форма капель? Представим себе некоторое количество жидкости среди бесчисленных мелких и разнообразных воздействий среды, каковы бы они ни были[77]77
  При этом мы должны сначала отбросить понятие о «поверхностном натяжении» жидкостей, которое есть лишь условное выражение результатов взаимодействия между жидкостью и ее средой.


[Закрыть]. Форма жидкости благодаря всем этим влияниям испытывает столь же бесчисленные мелкие изменения в разных пунктах поверхности. Одни из этих изменений уменьшают величину поверхности, другие, напротив, увеличивают ее. Но если те и другие в среднем численно равны, то они не равны по своим результатам. Каждое сокращение поверхности уменьшает и сумму внешних воздействий среды, для которых эта поверхность служит местом приложения; каждое возрастание поверхности увеличивает эту сумму. Следовательно, всякий раз, как происходит первое, уменьшается энергия дальнейших изменений, а это и значит – повышается устойчивость формы; когда происходит второе, изменение усиливается, устойчивость понижается. Ясно, что из этих бесчисленных, для наших чувств – бесконечно малых, изменений, первые должны удерживаться в большей мере, чем вторые, уменьшения поверхности должны преобладать над ее увеличениями. Суммируясь, все они вместе дают тогда минимальную поверхность.