Текст книги "Отягощенные злом"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Взлетай, быстро! – рявкнул Светляк по-немецки в кабину пилота и бросился к аппарели, на ходу сшибая оглушенных и ослепленных немцев кого ударом кулака, кого ударом ноги.

Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что произошло.

– Взлетаем!

Светляк отсигналил другому вертолету фонариком: «Экстренная ситуация, взлетаем». После чего схватил молодого немца, из которого хлестало как из зарезанной свиньи, и, протащив внутрь, бросил его на пол. Как сильно он ранен – было непонятно, в вертолете есть аптечка, но им можно будет заняться только после взлета. Русские все еще надеялись никого не убить.

Снаружи кричали, морские пехотинцы поняли, что происходит что-то неладное, и бросились к вертолетам.

Капитан Лермонтов – а именно он занимал позиции у аппарели первого вертолета – сделал несколько выстрелов из винтовки, которую позаимствовал у одного из немцев, надеясь остановить их хотя бы на несколько минут и заставить залечь. Но это были немцы, точнее – германские морские пехотинцы, которым было не привыкать к быстрому развертыванию и у которых было лучшее оружие из того, какое может дать солдату технократическая сверхдержава. Кто-то из снайперов или назначенных стрелков поймал цель в красное перекрестье термооптического прицела и выстрелил в ответ. Это только в фильмах перестрелки длятся по пять-семь минут экранного времени, на деле все происходит намного быстрее.

Поняв, что происходит, Светляк бросился обратно в салон, наступая на немцев и едва не падая. Если не тормознуть морпехов хотя бы секунд на двадцать – все, крышка. Они доберутся до вертолета и просто задавят числом.

Что справа, что слева – на выносных турелях, удобных для того, чтобы обстреливать землю, – стояли два чудовищных «MG155/2 Рейнметалл-Борзиг». Это тяжелые пулеметы с двумя сменными стволами, один калибра тринадцать миллиметров, другой – двадцать. Гильза одна – и можно выбирать: бронепробиваемость или осколочно-фугасное воздействие по незащищенным целям. Сейчас там стоял ствол тринадцать миллиметров и боеприпасы, предназначенные для стрельбы с воздуха в воду. [24]24
  Такие боеприпасы существуют и в нашем мире, разработаны в Норвегии в нескольких калибрах.


[Закрыть]Раз вертолет исполнял функцию борьбы с минными постановками – канониры учились расстреливать обнаруженные морские мины с вертолета, а потом так и не поменяли боезапас.

Пулемет зарычал, как обозленный морской лев, – и немцы ткнулись в землю, начали расползаться по укрытиям. Все-таки, когда прямо над головой бьет крупнокалиберный пулемет, это сильно.

Пули снайперов ударили по цели, выбивая искры, но в том-то все и дело, что пулеметчик на вертолете был отлично защищен от огня извне. Сейчас разработанная немцами защита сыграла против немцев же.

Быстро они не очухаются.

Светляк метнулся в кабину.

– Взлетай немедленно!

На приборной панели не было ни одного огонька. Шталмайер сидел в темноте, а штурмана не было видно вообще. Как потом оказалось, ему удалось сбежать, и он получил ранение от своих же, пока не разобрались.

– Да пошел ты, – сказал германский летчик, – взлетай, если умеешь.

Ублюдок.

Надо было выстрелить. Но Светляк не выстрелил. Он все еще хотел решить дело меньшей кровью…

Вместо этого он подбежал к пулемету, дал еще одну очередь, светлячками ушедшую в небо, и что было сил заорал:

– Не подходить! Вертолет захвачен, у нас заложники! Мы убьем их, не подходить!

Подходя к вертолету, я включил фонарик и светил на лицо снизу. Когда-то давно мы баловались так, потом – играли любительский спектакль. В Ливадии нас было около двадцати пацанов и девчонок, и мы разучивали роли и играли любительские спектакли для Их Величеств и других отдыхающих на побережье дворян. Помню, это был спектакль по книге «Дракула» Брэма Стокера, страшная история бессмертного вампира, бывшего трансильванского воеводы Влада Цепеша по кличке Дракула, «дракон». Мы не знали, как нам изобразить вампиров так, чтобы было пострашнее, – и наконец придумали: примотали изолентой небольшие фонарики, чтобы светили вверх, на лицо. Совсем не думали тогда… что потом придется эту изоленту отрывать. Но спектакль отыграли, даже на бис. Кстати, я потом узнал, откуда пошло поверье, что в Трасильвании существуют вампиры. Именно из этой местности пошел бытующий ныне по всей Австро-Венгрии чудовищный обычай мужчинам красить губы ярко-алой женской помадой. [25]25
  Такой обычай действительно бытовал среди венгерского дворянства.


[Закрыть]Вроде как это обозначало кровь врагов, но в наш развращенный век это могло означать и совсем другое…

У самой аппарели я посветил на погоны, потом на лицо.

– Опознали? – крикнул я по-русски.

– Вы один, Ваше Высокопревосходительство?

Я оглянулся.

– Один.

– Можете идти.

Аппарель застучала под ногами. Вертолет был знакомым – тот же «Сикорский», их кругом полно.

– Капитан Светляк?

– Он самый. Не надо здесь светить, Ваше Высокопревосходительство.

– И не собираюсь. Без чинов. Кто-то ранен?

– Капитан Лермонтов ранен. И один германский солдат был ранен и скончался.

Черт…

– А что во втором вертолете?

– То же самое.

– Капитан Лермонтов, где вы?

– Здесь… – голос у самой кабины. – Выкарабкаюсь.

Я бы не стал это утверждать. Пулевые ранения – коварная штука.

– Здесь неплохая аптечка. Жить можно.

– Я сейчас вернусь.

Я спустился обратно на землю, отошел от вертолета.

– Граф Секеш, где вы?

– Здесь… – он появился из темноты. – Кстати, я не граф. Я бастард.

– Тот, кто служит, кровью подтверждает свой титул, – сказал я, – разве это не так? Мне нужно поговорить с кем-то из дворян. Если это вы, извольте выслушать.

Заминка.

– Я слушаю вас. Как это говорят по-русски… за неимением гербовой…

– Сударь, вы либо дворянин, либо нет, определитесь, – перебил я.

Это непростой выбор, и сказать «я дворянин» не так-то просто. Это накладывает определенные обязательства. Братство дворян – невидимое братство, и если мы говорим, что мы лучше и достойнее простых людей, значит, так и должно быть. Не предай, не урони честь, воюй за свою страну, не солги одному из своих. Дворяне, конечно, есть разные, но среди нас все знают, кто есть кто. Тот, кто предал, становится изгоем для нас и насмешкой, а то и предметом ненависти для простолюдинов.

– Я дворянин по крови, – сказал Секеш, – слушаю вас.

– Сударь, один из моих людей ранен. Нужно эвакуировать его.

– Это невозможно.

– Даю слово чести, мы не будем ничего предпринимать во вред вам.

– Вы не будете предпринимать ничего во вред нам? – издевательски переспросил Секеш.

– Сударь, вы знаете, что произошло в Риме? Это часть Европы, это город, из которого пошла Европа, и он сгорел в атомном огне. Раньше такого не было, а теперь есть, и остается только гадать, где еще взорвется. Долгие девяносто лет мы поддерживали мир, но становится все хуже и хуже. Вы не доверяете нам, а мы – вам. Мы плетем интриги друг против друга, наши улыбки стали лицемерными, а на деле мы только и думаем, как причинить друг другу вред.

– Вы меня этим не купите, – перебил Секеш, – выполните наши условия, никто не пострадает, вот и все. Мне бойня нужна не больше, чем вам.

– Сударь, вы так ничего и не поняли, – сказал я. – И вы, и я дворяне. И для нашей чести будет ущербом отступить. Что для вашей, что для моей. Мы не можем уйти отсюда, пока не разберемся между собой. И сколько бы жизней это ни стоило – это надо сделать. Но скажите мне, разве не в ваших силах сделать так, чтобы между нами было как можно меньше крови?

Секеш промолчал.

– Клянусь, я мог бы сказать, что отдам вам кого-то из заложников, но это бред – торговаться людьми, опускаясь до уровня террористов. Мы просто отпустим их, как только разрешим все вопросы, клянусь…

– Итак? Принимайте решение!

– Хорошо, – сказал Секеш, – эвакуируйте своего человека. На одного будет меньше.

Он не знает, сколько человек в вертолетах, понял я. Не знает. Если бы знал – возможно, пошел бы уже на штурм.

Я подошел к одному из своих вертолетов. Уже привычно осветил лицо.

– Сколько вас?

– Трое.

– Мне нужен санитар. Как будет неразбериха – выметайтесь из вертолета…

«Пятьдесят девятый Сикорский» – черный, как закопченная сковородка, без единого огня, взлетел, давя на уши совсем не обычным для вертолетов шипением – как у электрички, только сильнее. В небе было полно самолетов, и своих и чужих, это было видно по вспышкам сопел.

Я смотрел на все это с аппарели захваченного немецкого «мессершмита». Потом спустился вниз, посветил под днище.

– Убирайтесь. Иначе кину гранату…

Не дожидаясь ответа, вернулся в вертолет. Нажал на клавишу – пошла вверх аппарель, отсекая нас от мира.

– Оружие и бронежилет есть?

– Сколько угодно. Вон там сложено.

Я надел на себя трофейный германский бронежилет, проверил трофейный германский пистолет-пулемет. Взял еще и винтовку, лишней не будет.

Если кто-то думал, что нас станет на одного человека меньше, он сильно ошибался. Я и стану четвертым.

Включил фонарик, посветил по салону: теперь, когда аппарель закрыта, – можно. Черт, и почему я не удивлен…

– Капитан, вы не против нашего небольшого тет-а-тета с этим господином? – Я указал на штатского, держащегося за голову.

– Воля ваша, господин адмирал, извольте…

Мы нашли место ближе к хвостовой аппарели, сели друг напротив друга на откидные сиденья для парашютистов. Они тут побортно, как в самолете, а не вертолете, и ногами не цепляешься…

– С причудами нынче жизнь, господин генерал-лейтенант, верно? – сказал я. – Играет нами как хочет.

– Выпить есть? – поморщился Ирлмайер.

– Извольте. – Я протянул фляжку. Ирлмайер хлебнул из горла, не наливая в стаканчик.

– Коньяк…

– Чем богаты. Предпочитаете рейнское?

– Предпочитаю сдохнуть… – Ирлмайер хлебнул еще, – не возражаете?

– Отчего же, угощайтесь. Мы, русские, люди хлебосольные. Только от радиации это не спасет. Тут нужно красное вино. Старое, доброе красное вино. Один большой стакан вечером, только настоящего. Говорю вам как бывший наместник Персии.

– Спасибо. Учту. Как вы спаслись?

– От людей, которым вы приказали меня убить? Божьей помощью.

– Я не отдавал такого приказа.

– Перестаньте. Я был вам нужен для того, чтобы двери виллы Полетти распахнулись перед вами, чтобы не пришлось их штурмовать. Только для этого. И знаете, за это я на вас даже не в обиде. Работа есть работа. И каждый выполняет ее в меру своей испорченности.

Ирлмайер вернул мне флягу, выхлебав весь обогащенный ионами серебра коньяк:

– Благодарю. Как у нас говорят, самая последняя скотина заслуживает свою кружку шнапса в холодный день.

– Хорошая пословица. Я не могу припомнить русскую, поэтому отвечу итальянской мудростью. Герцога Козимо Медичи Старого. «Сказано, что мы должны прощать своих врагов, но нигде не сказано, что мы должны прощать своих бывших друзей». Как вам?

– Плохо. Не делайте глобальных выводов.

– Глобальных? Увы, сударь, но я их делаю. Атомный взрыв на европейском континенте – что может быть глобальнее? Вы, простите, совсем охренели или как? Только не говорите мне про Персию – я все же бывший наместник Персидский. И нервы у меня не такие крепкие, как тогда. Так зачем вы все это спровоцировали?

– Мы? Да мы пытались предотвратить это! Это вы с Полетти сломали всю игру!

– Как?

– Выкрав сына Полетти! Вы что, не понимаете? Католическая церковь держала за шкирку Полетти, но это она так думала. Потому что мы держали за шкирку Римскую Католическую Церковь! Вы же выбили тот единственный козырь, который позволял контролировать Полетти, после чего все пошло кувырком.

– Зачем вы его убили?

– А вы что, предпочли бы, чтобы он окончательно вышел из-под контроля? На него работал генерал Абубакар Тимур, вы знаете об этом?

– И что?

На самом деле это было для меня новостью, я был уверен, что Тимура укрывает и использует в своих целях Ватикан. И что-то мне подсказывает, что сейчас Ирлмайер не врет. Но я и виду не подал, что это для меня большая новость.

– Тимур террорист и лидер террористической сети. Полетти оплачивал то, что он творил, от и до. До тех пор пока его сын был у Ватикана, он не трогал Европу…

– А когда его сына выкрали мы, получилось так, что под угрозой террора оказалась вся Европа. Под угрозой исламского террора. Новых фанатиков – асассинов. Где сейчас Тимур – знаете?

– Нет.

– А если бы знали – сказали бы?

– Поверите – сказал бы.

– Нет, не поверю. Потому что вы заврались. Что вам мешало передать нам информацию, когда вы обнаружили особо опасного террориста, на руках которого кровь тысяч и тысяч, нам? Что в этом сложного? Почему вы видите в нас врагов?

– Я не вижу в вас врагов.

– Нет, черт возьми, видите. И видите именно вы. Вы, генерал Ирлмайер, почему-то считаете нас врагами. Вы считаете, что нас можно похлопать по плечу, использовать, оболванить, сказать, какие мы молодцы, но не дать ничего по-настоящему ценного. Только связку пластиковых бус, как дикарям. За что мы заслужили такое отношение?

– Черт возьми, что вы от меня хотите?! – взорвался Ирлмайер. – Я получил информацию о присутствии Тимура только тогда, когда он был далеко от Италии. Только тогда, когда вы уже попытались перехватить его в этой гребаной Франции, – думаете, мы ничего не знаем? Вы устроили стрельбу во Франции, в Риме, в Швейцарии. Какого черта вы делали в Риме, экселленц? Это наша зона влияния.

– Я хочу хотя бы немного правды. Чуть-чуть правды. Если нам лгут, мы начинаем сами выяснять правду.

– Черта с два! Вы полезли в игру, потому что вам нужны были деньги. Свой фунт мяса! И поломали всю игру нам!

– Деньги… А как насчет того, что творилось в Ватикане? А? Вы по-прежнему меня недооцениваете, Ирлмайер. Когда лежал на больничной койке, у меня было время поразмышлять. Как-то так странно получилось, что из Второй мировой победителем вышли вы. Священная Римская Империя. И только за счет того, что сговорились с Ватиканом. Испания – ваш вассал? Ваш. Как она получила преимущественное право на всю Латинскую Америку? В чьих интересах? Знаете, я начинаю думать, что террор на Восточных территориях выгоден вам, потому что спутывает нас по рукам и ногам и не дает двигаться дальше. И это заставляет меня усомниться в ваших словах, что Тимура финансировал барон Полетти, а не Ватикан.

– Не верите мне, спросите его. Вы же за ним пришли?

– Кого – его?

– Генерал Анте Младенович. Наркобарон, поставщик наемников во все страны мира, торговец ядерными технологиями и обогащенным ураном. Пусть он скажет, как и кому он продал обогащенный уран. Это из-за него в Риме сейчас можно ночью читать газету.

– Да пошел ты! – выкрикнул неизвестный, пожилой мужчина. – Сукин сын! Может, рассказать, кто и как принимал у нас наркоту в Европе? Кто сейчас держит порт Могадишо?! А?

– Нет, ты лучше расскажи про то, что творится в Конго, сукин ты сын. Расскажи, ну! Год назад. Группа боевых пловцов, операция по уничтожению дьякона Африкана Макумбы. Вы думали, что уничтожили группу, но они нам кое-что переслали. Успели переслать. Целые ямы, заваленные детскими трупами. Ты использовал детский труд на подпольных урановых рудниках, а когда дети заболевали, ты просто пускал их в расход и сваливал в яму, вот что ты делал!

– Нет, лучше ты расскажи! Как ты продвигал в Папы этого педераста Коперника! Как ты готовил убийство Папы! Как вы продавали мне самое современное оружие, с тем чтобы наемники, которых я отправлял в Африку и Латинскую Америку, не испытывали в нем нужды! Хочешь сказать, что ты не имел отношения к тем детям? Нет, имел, мать твою! Чистеньким не выйдешь, гад!

Младенович, если я правильно запомнил, добавил еще несколько нецензурных слов на хорватском. Он родственный русскому, и хоть я его не знаю, но мат разберу.

Ирлмайер решил не продолжать. Пожал плечами.

– Какие-то у нас затянувшиеся посиделки. С инфернальным душком.

– Да, серой пахнет. Сел обедать с дьяволом – готовь большую ложку.

– Как вы предполагаете решать проблему? – Ирлмайеру все это надоело, но и сказал он немало. – Сколько мы будем так сидеть? Вы понимаете, что взлететь вам не дадут? Нас больше в двадцать раз…

– Ошибаетесь. Наверное, нас даже больше. Вы, вероятно, думаете, что вы до сих пор служите в полиции. Но здесь армия. Несколько крылатых ракет нацелены на нас. Никто не уйдет.

Проняло. Так и надо.

– Добро пожаловать в новый мир, господин Ирлмайер. Мир, где никто никому не верит, все всем лгут и все готовы друг друга убить. Вы имеете самое непосредственное отношение к его появлению…

Да и я, если честно, тоже…

– Первым идет Младенович.

– Нет, первым идете вы, милорд.

Окончательно рассвело. Рассвет был хмурым, совершенно нетипичным для Адриатики, не хотелось думать, что эти тучи напитались невидимой смертью над итальянским «сапожком» и сейчас идут в направлении нашего Востока.

Вертолеты так и стояли на дороге. Были видны хорватские бронированные машины, но дальше они соваться не осмеливались. У Австро-Венгрии не было сильного авианосного флота, чтобы вмешиваться в разборку двух супердержав.

В результате переговоров пришли к некоему взаимоприемлемому решению. Младеновича будет судить международный суд в Гааге. Для этого его должны туда доставить русские, предварительно записав краткое признание и передав его германцам. Это гарантия того, что мы все же доставим Младеновича в Гаагу, где его будут судить по законам его страны в части, не противоречащей международным договорам и соглашениям.

Запись я сделал на коммуникатор. Чертовски удобная штука – отправляясь куда-то, ты вряд ли возьмешь с собой диктофон, фотоаппарат и видеокамеру, а тут все это есть.

Теперь надо было оговорить моменты…

Граф Адриан Секеш больше не сомневался. Не в чем было сомневаться.

Это был тот человек, который был на Виа Консиллиационе. Тот самый, монах, который стрелял очень и очень ловко. Граф видел его в деле.

Значит, его первым и надо убрать.

Прошлое диктовало решение: штурм при обмене, обычное решение – враг думает, что все уже позади, – и тут его накрывает… бах! – и все. Две пули в голову. Обычное дело для девятой группы пограничной стражи.

Сложно – два вертолета, не один, а два, надо действовать синхронно. Но сложность небольшая, решаемая.

Сейчас Секеш, улыбаясь, оговаривал детали обмена с этим русским. Мысль его неудержимо рвалась назад, в далекое прошлое. Казармы офицерского училища в Бад-Тельце. Настоящего офицерского училища. [26]26
  Германская армия имеет необычную систему подготовки офицеров. Нет офицерских училищ как таковых, есть перечень знаний и умений, которыми надо овладеть, если хочешь получить звание и специальность. Например, вождение автомобиля – нет специального предмета в училище, тебе просто дают автомобиль, и ты водишь рядом с частью. Противотанковая оборона – есть полигон, заточенный только на это. Ты прослушал курс, получил оценки – уехал. И только когда собрал все необходимые отметки – тебе присваивают звание. Это можно сравнить с обучением с частичным отрывом от производства – в то время как у нас практикуется полный отрыв.


[Закрыть]Их преподаватель, говорящий им: «Главное – выполнить задачу». Все остальное побоку.

Он вспомнил и то, как впервые разработал собственную операцию – на бумаге, конечно. Преподаватель по тактике порвал его жалкие листки, а потом в качестве наказания заставил писать похоронки на половину взвода: именно столько, по расчетам, должно было погибнуть при продвижении к объекту через контролируемую противником территорию. Хороший бой, сказал он, не похож на рыцарский поединок. Скорее он похож на вооруженное ограбление в проулке у гамбургского порта. Сунул заточку под ребро, схватил бумажник – и бегом.

Именно поэтому следующая операция предусматривала и занятие периметра патрулями на трофейном транспорте, и ночную вертолетную атаку.

Если кто-то хочет считать себя дворянином – его право. Он солдат.

Наконец договорились. Пожали руки. Он отошел.

Проверил оба своих пистолета – у него было два, одинаковые, оба – «кольты». Больше ему ничего не нужно. Оглядел отобранных им людей – штурмовые команды.

– Все готовы?

– Так точно.

Две группы по три человека в каждой. Больше только будут мешать друг другу.

– Работаете по выстрелу. Не торопитесь, точнее цельтесь.

– Есть.

Он вышел на связь со снайпером. Главный их козырь.

– Цветок три. Готовы?

– Так точно.

– Первый, кто выйдет из вертолета один, – противник.

– Вас понял.

– После этого прекращайте огонь. Штурмовики сделают остальное.

– Есть.

Все готовы.

– Все готовы?

– Так точно…

Секеш, как и было условлено, мигнул два раза маленьким, карманным, офицерским фонариком – можно.

Появился Воронцов. Первым, как и было обещано, только с оружием в руках. И вместе с ним был Ирлмайер, рядом, – их было двое, и об этом не договаривались! Секеш приготовился… нельзя было «перебивать» работу снайпера, нельзя было менять план на ходу. Оставалось надеяться, что снайпер отличит нужного человека.

Но выстрела не было. Что-то не то… прошло уже секунд десять, а выстрела все не было. Выстрела не было, и все летело ко всем чертям.

Ко всем чертям…

Секеш выдернул пистолет из кобуры:

– Вперед!

Прогремел долгожданный выстрел снайпера…

Немецкие морские пехотинцы проиграли еще до того, как был сделан первый выстрел.

Германский снайпер, приготовившийся стрелять, даже не подозревал, что два человека в нескольких метрах от него слышат каждое слово, которое он произносит в рацию. В смысле этих слов ошибиться было невозможно.

Немцы, сами того не понимая, подписали себе этими словами приговор.

Двоих – снайпера и наблюдателя – русские сняли надежно и быстро, по-старинке – ножами. Отпихнув тело, один из снайперов залег за трофейную винтовку – это была лицензионная версия «Барретта», одна из самых распространенных снайперских винтовок в мире. Педантичный немец на прикладе оставил эластичную ленту, на которой были вышиты поправки для этой винтовки с диапазоном на каждые сто метров.

Отличный подарок, спасибо…

Цели были там же.

Что-то ударило меня, но, бросив не назад, как это бывает, когда в тебя попадает пуля, а вперед и вправо, на Ирлмайера. Удар был сильным, но тупым, сбившим меня с ног.

Падая, я схватил Ирлмайера, чтобы не дать ему вырваться, потому что больше ничего сделать не мог. Как в замедленной съемке, я видел, как к склону огромными, почти лосиными прыжками бежит Младенович – это был его единственный шанс, и он решил воспользоваться им на все сто: третья сторона в игре, интересы которой никто не учел. Пробежал он недолго – видимо, снайпер принял его за врага и выстрелил. Выстрелил точно – было видно кровавое облачко, такая взвесь в воздухе, а потом Младенович рухнул на землю как мешок.

– Нет!

– Nein!

В унисон слились и наши команды: «Не стрелять!»

Падая, я зацепил Ирлмайера за ногу, и он тоже упал. Оружия у него сейчас не было, в отличие от меня. Мое оружие было направлено на него, свободной рукой я держал его за штанину. Совершенно идиотская ситуация – если не считать двух десятков стволов, наверняка направленных на нас со всех сторон.

Еще один выстрел, очередь из автомата, явно не нашего, и еще выстрелы. У второго вертолета взорвалась дымовая граната, и началась перестрелка, в несколько автоматов разом.

Один из немцев показался у люка, все явно пошло наперекосяк, потому что двигался он медленно и явно бестолково. Я выстрелил в него дважды, он упал. Больше никого не было, но снова дважды, раз за разом, выстрелил снайпер – и от позиций немцев длинной очередью застрочил пулемет…

– Вставай! – Я пихнул Ирлмайера. – Вставай, командуй не стрелять. Знаешь, какая бойня сейчас начнется?! Давай!

– Нихт шиссен! – прокричал Ирлмайер. – Нихт шиссен! Ихь бин Ирлмайер! Нихт шиссен!

Я тоже встал – хотя мог словить пулю в любой момент от кого угодно. Показал жестом – скрещенные руки – и тоже закричал: «Не стрелять!..»

Второго немца, того, в которого я стрелял, я увидел первым. Он лежал совсем рядом, с разбитой пулей головой – так близко, что я чувствовал запах крови и смерти…

Чуть дальше лежал фон Секеш, несостоявшийся дворянин. В него попали из чего-то, что едва не разорвало его пополам, часть бронежилета сорвало от удара пули. Тоже мертв – после такого не выживают…

Первая кровь. Не убереглись.

Мы стояли у аппарели вместе с Ирлмайером, я уже не держал его, и он был свободен, разве что, в отличие от меня, у него не было оружия. Два полководца бесславного сражения – бесславного с самого начала.

– Что дальше? – спросил я Ирлмайера.

Не отвечая, с искаженным от гнева лицом, Ирлмайер шагнул в сторону, посмотрел в сторону позиций немцев, что-то показал – наверное, не стрелять. А хотя – черт знает.

– Продолжаем?

– Будьте вы прокляты… – сказал Ирлмайер с нешуточной ненавистью, – будьте вы все прокляты!..

Ублюдок…

– Можете собой гордиться, – сказал я, – грязное белье надежно заброшено под кровать. Только знаете что? Смотрите, не задохнитесь, когда оно начнет гнить.

Ирлмайер повелительно махнул рукой – то, что он был под прицелом пистолета, его нисколько не волновало. Двое десантников осторожно приблизились к трупу Секеша, разменявшего свою жизнь на свободу Ирлмайера. Подхватили его и потащили на свои позиции.

– Попробуете только появиться на землях Рейха – пойдете под суд.

– За что? – спокойно спросил я.

Ирлмайер хотел что-то сказать, но ничего не ответил. Просто пошел в сторону позиций, которые занимали немцы. За ним никто не шел, но отслеживали его движение несколькими стволами.

Только когда мой пистолет стал бесполезен, я спрятал его. Подошел, посмотрел на хорвата. Пуля в голову… наповал. Головы почти не осталось. В чем-то его поступок заслуживает уважения. Даже если он был последним подонком и правда виновным в том, в чем его обвинил Ирлмайер, он все равно не сдался, не отступил, боролся до последнего. Любое государство, пока в нем есть такие люди, непобедимо.

Так получилось, что мы отступили к своему вертолету – единственному. Немцы сконцентрировались у своих, которые мы освободили. Кровь была пролита, и за кровью должна была последовать месть. Не знаю какая, но она точно будет.

Черт возьми, почему мы делаем все, чтобы жить лучше и лучше, а живем все хуже и хуже? Куда мы в конце концов катимся?

– Что будем делать, господин вице-адмирал?

– Уходим отсюда. Вызываем подмогу, надо убираться отсюда, пока сюда не нагрянули хорваты или еще кто.

– Есть.

Канал из Африки был оборван навсегда. И правда наружу уже никогда не всплывет. Хотя кому она нужна сейчас, правда…