Текст книги "Путь Акогаре. Том 3 (СИ)"
Автор книги: Александр Адамович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Глава 5. «Уцусэми».
Я никогда особо не зацикливался на демоническом смраде: ну воняет так что аж глаза вытекают – ничего особенного в этом нет. Не пахнуть же им свежими шелками, верно? Но в этом архиве стояло столь невыносимое амбре – меня не то что тошнило, меня, в прямом смысле слова, наизнанку выворачивало. Источал запах не демон, а проклятие, что, по сути, разные стороны одной монеты: проклятие – как распластанный по территории демон.
Понадобилось несколько минут дабы свыкнуться с запахом.
Тут вылезла другая проблема – темнота. Здание заколочено; и ни один шальной лучик света не пробивался внутрь. Горели не пойми кем зажжённые свечи – редко, но общую картину давали: вверх и вдаль тянулись несчётные стеллажи со свитками. Занимательно, конечно, ведь снаружи архив не казался большим. На оставшиеся в шкафах записи ненароком подуй – они обратятся прахом.
...
Что это выходит... Мне сейчас придётся шастать со свечой наперевес ища по всему павильону один нужный свиток?...
Дурная затея. Но как иначе-то?
Даже вороны от смрада поразлетались...
Если я хочу взять под ручку Согию, привести его к ставке сёгуната Токугава и заявить: “Хоккори-доно вырезал всю семью молодого господина, подмяв под себя семейные владения дома Шитай”, – тем самым кинув тень на репутацию старикана, мне нужно хоть сколечки маленькое подтверждение этих слов, чтобы в ответ не прозвучало: “Это был не он”. Причём получиться бросить такую тень, которую не проигнорируешь, как раньше, и не отмахнёшься накатанным: “Хоккори-доно нам помог”.
Понятное дело я рассматриваю вариант явки к министрам и сёгуну без соответствующих бумажек, но хотя бы попытаться их найти стоит.
Пол заметно поскрипывал, иногда даже проваливался.
Архив стоит заброшенным аккурат с момента переноса основной массы бумаг в новую столицу – Эдо. А здесь, по “счастливой” случайности, завёлся проклятый дух, не подпускающий зевак ни на шаг. Смельчаки могут отделаться, как минимум, лёгким испугом; как максимум – разрывом сердца или чего хуже. Тут даже я оценить масштаб угрозы обычным людям не могу – больно странное проклятие. Вроде бы просто куча гниющих досок, пропитанных тёмными силами, а вроде и есть тут что-то недоброе, прямо лезвием над горлом нависающее.
И ладно. Разберёмся.
На фоне ритмичного скрипа досок послышался скрежет – словно кто-то валит цветущее дерево, а то лишь гнётся в разные стороны и неприятно скрипит.
Подойдя ближе, понял – это смех.
Я не один.
За углом картина: безрукая старуха, похожая на скелет, с иногда свисающими, гнойными остатками кожи, сидела обнявшись с бумажным фонариком. Только взглянул на неё – остальные свечи в павильоне потухли, оставив маленький островок света. Руки у “библиотекарши” формально были – если два деревянных обрубка-протеза можно так назвать. Они изображали собой мужскую и женскую фигуры, а “кукловод” – кряхтящая старуха, весело вертела ими вокруг бамбукового штыка.
Сцена началась с момента моего прихода, что подтверждалось сухим дёрганием её губ: “Дождалась”, – или я уже брежу и замечаю того, чего нет – вполне возможно. Вдоволь покрутив парочкой, она уставилась на каплю росы, выступившей на бамбуке – та плавно стекла и полетела вниз.
Миг.
“Кап”.
Вихрь из образов, мыслей, воспоминаний.
Тихо. Вокруг белая тишина.
Ручейком начинают стекаться краски.
Ноги украсил каменный холод, бель вокруг мягко обняла, и стала показывать:
“Рождение”.
Земля и небо – на самом деле, громадный рот, – и два ряда глыб вокруг скалы, по которой стекает ручьями вода: вылажу из глотки гиганта.
Смотрим, что сейчас.
Пред глазами возникла земля. Пасть парила высоко в небе, пуская струи тумана оземь.
В голове закружилось.
...
Нет.
...
Дыхание участилось.
...
Стой.
...
Хватаюсь за глыбы.
...
Не падай.
...
Руки не слушаются.
...
Соберись.
...
Нет!
...
По спине пот.
...
Стой!
...
В ушах гул.
...
Не падай!
...
Соскальзываю.
...
Соберись!
...
...
...
Земля...
* * *
“Стонет мандолина,
Бьётся эхом в стенки.
Скорлупа.”
– “Рёко” – женское имя, Саюри.
– Ну... Пусть будет!
– Ты неисправима.
...
Боль.
Страх.
Больно и страшно.
Кому?..
Трясёт.
“Закончись! Закончись! Закончись!”, –
Ногти впиваются в землю, конечности выворачивает, а в груди... В груди дыра. И рука, держащая сердце. Моё сердце. Кусок склизкого мяса пульсирует, обливается кровью...
Кто сзади?
Чья рука торчит из груди?
– Идиот-Тэцуно.
– К-кто? – слова вместе с кровью, – Тварь!
– Поздно.
Вынув руку, фигура отдалилась.
Упал на колени.
– Фух, фу-у-ух, фух...
Лбом о камень.
Не спать.
Не спать!
НЕ СПАТЬ.
Откашляться. Встать. Не уснуть. Не умереть. Не могу умереть. Не должен.
Опёрся на катану – встал.
Капли крови, текущие вдаль, нужно за ними. Он там. Кем бы эта дрянь не была, она вёрнет мне сердце. И лишиться своего.
“Архив”.
Кто? Кто виноват в этом? Кто прижимает голову к подушке? Кто заставляет меня цепляться за жизнь?... Где я вообще!?
Вижу лишь рыхлую землю, отдающую серым цветом. Небо пасмурное. Деревья крюкастые. Из звуков... Свист ветра и... По ушах ударил детский плач. Протяжный вой день некормленного младенца, средь визгов которого слышалось то же имя: “Тэцуно”.
Кто это?
Может это он виновен?
Он ответит.
Рана в груди всё никак не затягивается. Место мертво, мне неоткуда тянуть силы. Паршиво.
...
...
...
Ребёнок... Ребёнок?... Ребёнок!
Оттолкнувшись от катаны бросился на лежащий свёрток.
Моё спасение!
Он орал что есть мочи, а я заглянул внутрь... Выкидыш. Искорюченный, с рыбьими глазами, мертвецки синей кожей, и обрубленными конечностями. Тоже мёртв.
– Ма.. ма!... Тэ.. ц.. у.. но!... – оно продолжало всхлипывать и трястись от плача, – Ко.. д.. ку!...
!?...
Послышалось?...
– Повтори! – начал его трясти, – Повтори, что сказал!
– Кодоку.
* * *
Тепло. Рядом с ней тепло. Лучезарная улыбка согревает даже задубевшие пальцы, лишь отойдёт – тело бросает в холод, становится как-то не по себе, словно от души кусок оторвали... Хочется крикнуть: “Останься со мной!”, – в мыслях проскочит жалобное: “Пожалуйста”, – а на деле ты сухо смотришь в след уходящей фигуре.
Кто же она?
Уютный запах сухого сена; звонкий хруст и закатные лучи... Саюри. Вижу, ты сидишь за ткацким станком, легко перебирая пальцами шёлк – следом бросаешь украдкий взгляд: “Неужели проснулся?”, – и смущённо отводишь его обратно...
Что-то не так...
Вспышки: “Архив! Старуха! Мрак! Ребёнок!”...
Вскочил словно после кошмарного сна – тело в холодном поту. Дыхание сбитое, лёгкие – печь; горло дерёт. Кое как собираю глазами картину вокруг. Лежу в болоте. Развалины сеновала. Дыры в груди нет. Услышав ритмичный бой под ладонью, устало, но облегчённо, выдохнул. Нужно успокоиться, уложить всё в голове и придумать как выбраться отсюда.
...
Думается тяжело...
Как там писалось: “Семь вдохов – семь выдохов”?...
Концентрация. Взгляд – в точку, дыхание – в ритм, осанка – прямо. Сознание – чисто.
Точно.
Проклятие.
Именно оно насылает морок, пока жертва не сойдёт с ума, не умрёт, или не выполнит условие.
Каждый раз я в новом месте и меня настигает очередное бессмысленное – действительно ли? – виденье.
Что делать? Непонятно. Где источник скверны я не представляю и примерно... Остаётся выполнить условие проклятия.
Что до его авторов – много ли я знаю существ, способных так просто управляться с демонами и скверной?
Да – Хоккори, старый навозник.
Видения, судя по всему, черпают вдохновение в моей памяти, как только – отсюда и взялся, например, Кодоку...
Саюри.
Уж о ней Хоккори знать не мог, что не мешает проклятию колоть...
И с чего бы сейчас у меня минута покоя?
Поднялся, отряхнулся от пыли и осмотрелся – не только сеновал лежит в руинах, но и вся деревня. Та самая деревня. Место, где жила Саюри. Место, рядом с которым я очнулся. Звуков никаких, словно их стёрли вместе со всем, что здесь цвело и пахло сотни лет назад – лишь чавканье луж под ногами даёт понять, что я не оглох. И на том спасибо.
Остальная картина от прошлого видения не изменилась – томный пейзаж окрашиваться не планирует.
Думай.
Тебя заперли в своей же голове, в смрадной похлёбке из воспоминаний и кошмаров. Только ты один должен знать, где здесь выход.
Меня никто не обезоруживал – катана за поясом, и всё это время я нервно тереблю эфес, покусывая изнутри щёки.
– И о чём ты молчишь? – шёпот.
...
Этот голос...
Это он вырвал мне сердце.
Оборачиваюсь по сторонам – никого.
– Давай же, скажи, Тэцуно.
– Да какой, к чёрту, Тэцуно? – сверкнул меч.
– ... – ухмылка.
– Я устал. На тебе и оторвусь.
– Правда?
Нависает тень – поднимаю голову.
...
Глаз.
...
Вместо неба.
...
Глаз.
...
Как у дикого вепря.
...
Глаз.
...
– Пустослов-Тэцуно.
– Не думаю.
Красное небо пошло огромной, красивой – в форме молнии, трещиной. Из неё стало литься ничто, без цвета и формы, со временем – непонятно как его тут считать, – в нём стали угадываться образы: воспоминания, ощущения, предпочтения и боли.
От трещины удивлённого глаза стали, как-то по детски даже, наивно расходиться новые и новые, образуя узор, в спадающих с которого лучах, к слову, стал узнаваться какой-то иной, важнее прочих образ...
С небес ещё слышались неловкие укоры, оскорбления и уколы, но мир, упоённый своим концом, перестал обращать на это внимание, и вскоре, мирно слился в бесформенный океан образов.
Тепло.
Хорошо.
Яркое на небосводе, вода – вода? – красиво играет светом звезды.
Воздух? Вода стала кружиться, расходиться, и выталкивать... – Меня? – поднимать на поверхность. На секунду замешкался, и вот, вода выстроилась ступенями, по которым я и поднялся.
Бесконечная, белая, яркая водная гладь, и...
Силуэт напротив меня.
Его силуэт.
Древний демон смотрит на древнего бога.
Улыбка.
Две.
Глава 6. «Друг».
Очнулся в руинах.
Архив, те кучки гнилых досок, что от него остались, распластался по земле, подняв на пол улицы облако удушливой пыли.
Тут как тут зеваки.
– Вы не успели войти, как эта проклятая рухлядь развалилась, молодой господин! – крикнул продавец саке.
“Древний бог”.
– Господин?.. – аккуратно подходит, – Всё в норме?
– Абсолютно.
– Может... Вам чем-то помочь?..
– Меня ждут.
– ... – того обсыпало холодом, – Как скажете...
Пыль умолкает.
– Тэцуно, – мягкий голос, – Всё также...
– ... – оборачиваюсь, – Как тогда.
– Как тогда... – он обнял взглядом звёздное небо и мягко улыбнулся.
* * *
Прибитыми к земле, по ощущениям, мы простояли с несколько часов. Не уверен. Одновременно хотелось подойти, обнять, спросить, в конце-то концов, как он, все эти сотни лет? Но тело отказалось. Глаза отказали. Слишком долгой была разлука.
– Его больше нет, Тэцуно, – наконец выдал Сэнрю.
– Кого? – беззаботно спросил я.
– Кодоку.
– ?..
– Сам породил, сам и...
– ...Да понял я, понял, – потёр глаза, – Ха-ха! Поделом!
– Только ты, кажись, не понял как, – подытожил он, поравнявшись и кинув руку мне на плечо, – Хотя, это уже не важно.
– По стаканчику?
– Разве что чая.
– ?..
– Ты что, опять забыл? – шутил демон.
– “Ха-ха”, – передразнил я, – Ну, по такому поводу-то можно!
– Повод не повод, а пьяной скотиной быть не хочется.
– Это ты сейчас не прозрачно на что-то намекаешь?
– Ага. На то, что ты почти с каждым встречным не стеснялся пропустить ”по стаканчику”, – и, выпрямив спину, добавил: – При мне, – ткнул пальцем в грудь, – такого не было!
Про Кодоку, он, к слову, поспешил. Я больше не ощущаю Веяния, но сам Демон Одиночества никуда не делся. Спрятался – да, но не больше. Столько лет гонятся за способом одолеть призрак, а в конце увидеть его в самом себе? Звучит как та ещё шутка. Кодоку породила моя душа. Душа ками. Обида на Тэнкана и Небесные Чертоги родили эпоху – сильнейшего среди новых, акума, подвинувшего Сэнрю почти на пять сотен лет. Я, прежде Тэцуно, жил-был – ковал мечи, – нищеватым божком на земле, пока не позволил себе завести дружбу с Демоном Смерти и не возмутиться уставу Небес, за что, собственно, поплатился: кара моего “отца” отправила в беспамятство на годы, оставив лишь одну установку – ковать защиту. Во “сне” родился Кодоку, а потом: проснулся, Саюри, деревня, новое имя, любовь, дети, “Вау, я проклят”... Ну, понятно.
А с Сэнрю был уговор: чтобы со мной не сделал Тэнкан, я должен прийти в чувства, “осознаться”, самостоятельно, уйди на это хоть сто, хоть тысячу лет.
Где-то с час мы просто прыгали с темы на тему, я выдавал что-то вроде: “А вот тогда было!..”, – а он: “Да я видел, видел...”, – но всё равно упоённо слушает. Несмотря на стойкое ощущение, что всех этих лет разлуки словно и не было, я хотел рассказать ему всё. Абсолютно всё. О каждом мгновении, часу, дне, годе, что мы прожили порознь. Следом пошло что-то осмысленнее, оказалось, они даже с Тэгами несколько раз пересекались, а под конец...
Душевное, скажем так.
Забрались на крышу, смотрим на звёзды.
– Ты успел жизнь прожить, – приняв обычную для себя позу “вольготного аристократа”, сказал Сэнрю, – Промучиться...
– ...И снова смотреть с тобой на звёзды, – закончил я.
– Только.. что же случилось в архиве?
– Просчёт старого навозного жука, а что?
– Конкретнее?..
– Хоккори, не зная, решил проклясть бога.
– А идея?
– Я должен был провалятся в каматозе пока старик не доделает все дела, а потом уж ладно – разбудим. А тут я хоть и провёл в бреду какое-то время, но на деле не прошло даже пары минут.
– Правды ради, документы ты таки не добыл.
– Ну нет и нет. К демонам бумажки. У меня, вон, язык к луне подвешен, между прочим.
– Вы бы сдружились... – ухмыльнулся демон, – Любите друг другу палки в колёса повставлять.
– Ты того? – покрутил пальцем у виска.
– С достойных противников выходят отличные товарищи, не помнишь?
– Да как такое забыть..
– Очень просто, оказывается! Ха-ха-ха!
* * *
Как оно бывает у друзей: один предложил, другой взял да пошёл. Вот и мы выделили себе парочку выходных, чтобы пройтись по памятным местам, ощутить, скажем так, лёгкие покалывания ностальгии. Роща, чайный домик, вернее та дорога, у которой он раньше стоял, место знакомства, Нэко-храм...
Среди бамбука, по традиции, померялись силами.
Интересно, конечно, получилось, ведь на деле демон по очереди принимал вид всех поражённых мною “сильнейших мечников”; я, хоть и условно, но прошёлся по всем своим знаковым дуэлям, иными словами: трофеям “Кладбища Непревзойдённых” – места в резиденции Рейкон с катанами этих самых “сильнейших”. Вот так элегантно Сэнрю берёт и тычет меня лицом в мою же гордыню. Мол, посмотрите: этот ваш Рёко резал людей только из-за того, что люд считал их сильными. Ну да. Было дело. “Первый под Солнцем” на то и первый. Оглядываясь сейчас, а ещё и после спарринга с Сэнрю, мне даже немного стыдно за себя. Раньше никто не мог, да и не посмел бы, настолько прямо указать мне место. На то демон и настоящий друг, чтобы быть во всём равным. “Мальчишка с воздетым к солнцу носом”, – такое сравнение пришло мне в голову. Занятно.
Следом мы посетили “Звездопад”. Тут и рассказывать нечего. Сэнрю пришёл, сплюнул, пробурчал: “Хвала небесным супругам, что этот осквернитель звёзд сгинул вместе с пародией на чайный дом”, – и мы пошли дальше.
– ...На сим мосту и встретил Благодетельный Демона, – играл голосом пожилой сказитель, ритмично подёргивая последнюю струну сямисэна.
– О! О! О!.. – запрыгал на месте Сэнрю, – Про нас!
– Ага... – выдохнул я, – Только ты по спокойней реагируй, – кивнул на явно косившихся в нашу слушателей.
– Отдай мне свой глаз! – крикнул ребёнок в чёрном тряпье тыча пальцем в другого “актёра”, – Иначе конец тебе, божок жалкий!
– У вас помощники, Хосояма-сан, – улыбнулась рядом стоящая женщина, – Не мешают хоть? – явно мать мальчишек.
– ... – старик, отрицательно покачав головой, продолжил: – Демон назначил Святому плату за мост – глаз.
– Возвращайся в ад! – второй парень, в белом, звонко прикладывает бамбуковый штык о голову товарища.
– Не честно! – порождение скверны в слезах, – Мама! Мама! Он опять! – затараторил первый, хныкая.
Как можно было догадаться – мы прибыли к месту знакомства. Тут историю о Гулком Колоколе, Звенящем в Ночи и Святом, Воздвигнувшем Мост знает каждая пересечная собака. Местных, ясное дело, не волнует, что мост уже триста лет как не тот и некоторые факты из истории были подтасованы, а некоторые так вообще... Преувеличены.
– Никакие мы не покровители галантных юношей, – буркнул Сэнрю.
– А разве? – с намёком продолжил я, – Неужели всё между нами лишь шутка!?
– Замяли.
– Всё с тобой понятно.
– Что понятно?
– Всё, – и отвернулся, дабы демон почувствовал тяжесть женских манипуляций.
– Да ладно тебе, – ой, не ожидал я, что он тоже в образ войдёт, – Чем ты там опять недоволен? – бархатно прильнул Сэнрю.
– Замяли, – отпарировал.
– Вот так бы сразу.
Хосояма, старик в мешке из под риса с чудной повязкой на лбу, оказался крайне дружелюбным, и, понятно, – знающимся на местных легендах. Он рассказал, что историю о мосте поведал ему дед, а деду прадед, а прадеду...
Логика, в общем, ясна.
Даже стоит у дороги простенький идол, поклоняются ему как и для эфемерного “благополучия” так и для вполне реальной “удачи в поисках партнёра”. Пусть развлекается народ, нам-то с Сэнрю не жалко свои образы на это пожертвовать.
Хоть и образы давно не те.
У меня, как минимум.
– Вот скажи-ка, – кивнул демон в мою сторону, – Почему не использовать твои техники в бою?
– Чего?
– ... – Хосояма тактично молчит.
– Представь себе: выскакивает на тебя группа бандитов, а ты их БАМ, – хлопнул он в ладоши, – и порывом ветра в условное дерево впечатываешь.
– Как ты себе это представляешь?
– Как демонов молниями. В лесу.
Неприятненькое воспоминание.
– Оно скорей ритуальная техника, как Сошествие, например.
– Сошествие.. – пробормотал Хосояма, – Так вы?!..
– Да-да, тот самый, он самый.
Сидела наша троица, к слову, на том же мосту рядом с местом “выступлений” сказителя. Ну а что, здесь довольно спокойно: волны речки легонько бултыхаются, ветер ели покачивает, под солнцем греемся.
– Думаю, Хоккори давно додумался воевать этими “ритуальными техниками”, – Сэнрю решил потормошить раны.
– Мне и чистой силы с умением хватает.
– Не обижайся, но всё таки!.. Ты должен, как минимум, попробовать. Знаешь, ведь, какие демонюги иногда попадаются – так просто мечом и не разрубишь.
– Юноша верно говорит, – покачал головой сказитель, – Сумей вы поразить тварь молнией, сбить с ног ветром, или вовсе окунуть в столп пламени – борьба с ними станет куда проще. А обучи этому простой люд – можем и о спокойных временах поговорить.
– Простой люд так и не научился мечи сохранять при себе, куда им к "столпу пламени".
– Особенные будут всегда.
– "Особенные", – цокнул я.
– И с Богомолом, дай Небеса, договоритесь! – вклинился Сэнрю, облокотившись на перила моста, – Ты свои секреты, он – свои.
– Думаешь захочет?
– Главное тебе, барану упёртому, захотеть.
Секреты у нас, скорее всего, одинаковые.
Ибо я попросту ума приложить не могу, как по другому можно воплощать эти самые “техники”.
Пора, наверное, объяснить.
Душа красной нитью связана с силами природы; именно от душевных "колебаний" рождаются демоны или цветут деревья Юме – такой выброс силы у человека случается непроизвольно. "Но что если мы попытаемся уловить это тоненькое перешёптывание между душой и нашим миром?", – именно этот вопрос озарил меня в начале создания собственной техники. Уверен, и Хоккори тоже. Только я, вот, раньше додумался. Ладно. Трудности тут начинаются с самого момента "уловить", ведь я очень долго совершал своего рода паломничества, дабы найти место с самым громким "шёпотом", и когда, наконец-то, лёгенький мандраж пробил кончики пальцев на ногах, я возрадовался: "Оно!". А потом уже и вполовину не так сложно: учимся удерживать связь, контролировать, а следом – использовать себе во благо. Нюансов, ясное дело, как звёзд на небе, но об этом можно и потом.
* * *
– Кошки лечат!..
– Даже раны на душе, – шутливо припечатал за ним я, – А местечко цветёт да пахнет, – окинул взглядом полные коробки с подношениями и множество дорогих, а главное заказных, изваяний местных хранителей.
– Хорошая легенда не перестаёт приносить деньги роду даже спустя столько лет, – подхватил Сэнрю, – Нам-то и лучше – место остается таким же, как в памяти.
– Как в памяти... – вздохнул я, смотря как нас окружает толпа во всю глотку мяукающих котов, – Позабыл им гостинцев взять.
– Угадай, кто никогда не забывает! – демон самодовольно вынул коробку с разящим изнутри запахом рыбы, – Налетай! – и полетели головы.
Враг был всегда под боком. Банально, но правда же. Хотя, глупо скорее то, что я упустил едва ли не главный кусочек картины. Мой эгоизм не позволял всерьёз задуматься, что мы с Кодоку одно целое, ведь будь так – я бы демона с потрохами съел.
Оказалось, не съел.
Не сразу.
Далеко не сразу.
– Что надумал? – прочитал мысли демон.
– Ничего такого, – на мгновение замялся и присел на веранду храма; как бы ему сказать-то? – Этих лет словно и не было, – наконец выдохнул я.
– М?
– Да и я уже не тот человек, с которым ты дружил.
– Ну не надо тут этого самого – по детски наиграно, а в душе, кажись, вполне серьёзно, возмутился он, – Позволь мне решать, тот ты человек или нет.
– Я себя не чувствую им.
– Оно и понятно, сколько лет прошло.
– Для меня миг.
Сэнрю помрачнел и кинул в меня украдким взглядом, после чего отвернулся, выдавив:
– А для меня сотни.
Молчим.
В глаза било солнце, об ноги приятно ластились кошки, уже покушавшие начали улягаться рядом и едва слышно мурлыкать. Сэнрю брал на руки котят, прикладывал к груди и почёсывал им пузо, пока те не выкрутятся из хватки. Ноздри, вместо запаха рыбы, забил аромат благовоний, воскуренных местным покровителем.
Есть некоторый дискомфорт в диалоге.
Незримая тень.
...
Я, ведь, спустя первые года жизни “за Рёко” потерял всякое человеческое, вместе с Саюри, жил помутнённо, главное – в компании вечного врага и “неполной картины”; отчего, как последний дурак, бесконечно мучался, отыгрывался, то силой то умом, напивался, предавался нескончаемому разврату.. список на девятьсот тысяч девятьсот девяносто девять пунктов, если вкратце. Когда как Сэнрю, подобно верному псу, не выпускал из головы наш договор и тихо ждал пока до меня не дойдёт... Вот уж, Идиот-Тэцуно.
И не забыл же, не предал, а ждал.
– Мне нужно ещё о многом подумать, – наконец выдал я.
– Могу только представить, как тебе... – задумчиво ответил демон, – Навалилось уж слишком много.
– ... – “спасибо” будет мало, любое слово слишком незначительно для благодарности, но как мне дать Сэнрю понять, что всё не напрасно?
– Говорить не обязательно, – он уже в который раз лучисто улыбнулся, – Лицо вопит вместо тебя.
