Текст книги "Капитан Соколин"

Автор книги: Александр Исбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Это был командир эскадрона.

Но я не мог ему даже ответить.

– Ну, пойдем, Паша, – сказал он. – Нет эскадрона, Павел, погиб наш эскадрон.

Он поднял меня с земли, но я не мог даже стоять.

Тогда он взял меня на руки, как ребенка, и понес, тяжело ступая по снегу…

Он нес меня долго, ничего не говоря (кажется, он тоже шагал в бреду). А я даже при желании не ног вымолвить ни слова. При каждом его шаге боль в груди усиливалась.

Потом я снова потерял сознание. Когда пришел в себя, я опять лежал на земле. Серело утро. Вдали мелькала фигура удаляющегося комэска.

«Бросил… бросил умирать!» подумал я. Снег засыпал меня, мокрой пеленой ложился на лицо. Вдруг… кто-то опять нагнулся надо мной.

– Ишь ты, – сказал командир эскадрона. – Дышишь! А я ведь думал – умер. Оставил. Ушел. Потом решил – хоть труп, а донесу. Не дам комиссарский труп волкам и шакалам! Вернулся. А ты вот дышишь.

…И мы опять пошли через степь… Мы… шагал он, а я безжизненно лежал на его плече…

– Вот и все…

Дубов встал, размял плечи, увидел внимательные, тревожные, огорченные, ждущие глаза и рассмеялся.

– Как видите, жив… Дошли. А командира эскадрона все вы знаете: комдив Андреи Васильевич Кондратов.

Все молчали. Догорал костер. И все думали о той далекой ночи.

– Ну как, товарищ Гордеев? – спросил Соколин лежавшего рядом красноармейца.

– Д-да, – мечтательно ответил Гордеев. – Вот тогда бы пожить!.. Эх, товарищ капитан, – с неожиданной страстностью закончил Гордеев, – вот бы мне в эскадрон тот!.. А теперь что?.. Картошку на кухне чистить… Хлебы печь…

Соколин нахмурился. Следовало тут же подробнее потолковать с Гордеевым. Но того вызвали на дневальство. Разговор пришлось отложить.

Досыпать последние часы Дубов и Соколин расположились близ коновязи на нескольких охапках сена.

До побудки оставалось не более двух часов. Бойцы вокруг уже спали, завернувшись в шинели, а комбат с комиссаром все еще пили горячий чай вприкуску и тихо разговаривали.

– Жизнь течет, – говорил Дубов, – жизнь течет, капитан.

И самое хорошее в этой жизни – молодость. Она не измеряется годами. Я смотрел сегодня на Андрюшу Кондратова и радовался. Он ведь совсем молодой. Годы прошли и не отразились, на нем. Такая уж наша страна, капитан. Мы мудреем с годами, но стареть мы не хотим.

Соколин сквозь сон слушал комиссара, и ему казалось, что он уже успел полюбить этого немолодого человека, так хорошо говорящего о молодости.

Дубов долго еще смотрел в огромное серое небо, по которому медленно, лениво тянулись облака. Откуда-то с далекой околицы доносилась песня.

Разбудила его лошадь. Она объедале сено вокруг Дубова и мягкими губами подталкивала комиссара.

Дубов вскочил, потрепал ее по шее и заснуть больше не мог.

Он прошел по полянке. Всюду здоровый сном утомившихся людей спали бойцы.

Горизонт начинал уже пламенеть. Просыпалось солнце.

Отделком Дроздюк, дежурный по батальону, озабоченно шагал через поляну, покусывая травнику.

Увидев комиссара, он вытянулся, оправил шинель, приложил руку к пилотке; лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Добрее утро, товарищ начальник, – сказал он приветливо.

– Добрый день, товарищ командир, добрый день, – ответил Дубов.

День начинался.

4

Деревни, через которые они проходили, были празднично принаряжены. На каждой околице сооружена была торжественная арка. Портреты вождей и яркие приветственные плакаты украшали все деревенские строения.

У каждой избы не столах высились всевозможные яства – пироги, соленья. В больших ведрах пенился квас. Огромные яблоки так и просились на зуб.

Колхозники толпились у столов, останавливали красноармейцев, взволнованно расспрашивали о походе, угощали…

Никогда не видели эти лесные деревушки такого большого войска. Взбудораженные детишки бегали за танками и до позднего вечера играли в войну.

Батальон Соколина был в авангарде. Передний край полосы заграждений «противника» был обнаружен за рекой. В задачу Соколина входило – форсировать реку, сбивая попутно мелкие разведывательные части «противника».

Удобный для переправы широкий новый мост, на который рассчитывал капитан, был условно уничтожен.

Соколин затребовал из штаба полка специальные средства для переправы.

Выйдя на околицу большого села, батальон Соколина остановился.

Из крайней избы выскочил парнишка лет десяти, подбежал к группе командиров ее остановился в двух шагах, открыв рот и восхищенно всматриваясь в командирские нашивки и звезды. Лицо мальчика показалось знакомым Дубову.

– Тебя как звать-то?

– Степа, – с готовностью ответил парень. Он сразу узнал директора. «Ишь ты! Стало быть, Митька не врал… Ромб…»

– А отец где?

– В избе батька. Он в отпуску сейчас, а так на заводе работает.

– А ты «Чапаева», Степа, в кино видел?

– Девятнадцать раз видел в городе, – гордо сказал Степа.

Кругом засмеялись.

– Девятнадцать раз? – удивился Дубов. – Это зачем же столько, а?..

Степа замялся.

– А я все жду, дяденька, – а может, выплывет…

– Эх ты, – ласково потрепал его белокурые вихры Дубов. («А мой Митяй что сейчас делает?») – Ну, шагай, Степа, шагай. Сейчас воевать будем.

– Степан! – окликнули мальчика из избы.

Высокая фигура появилась на пороге. Удивленным глазам Дубова предстал Никита Иваныч Пеньков.

Сталевар был удивлен еще более Дубова.

– Пал Федрыч!.. – радостно развел он руками, – А я смотрю: с кем Степка мой гуторит? – И он пошел прямо на Дубова, раскрыв широкие свои объятия. – Ну, Пал Федрыч, прошу тебя и товарищей всех к себе в избу – откушать… Нет, нет! Кровно меня обидите… И Ондрюшу увидите – скажите: Пеньков ждет.

Но комбату Соколину было не до закусок. Полковник приказал немедленно продвигаться лесом к переправе. Предстоял бой. У переправы залегло охранение «противника». Посланный в разведку Дроздюк донес, что помеченная на карте лесная дорога заросла. Единственная тропа отравлена. Прохода в лесу нет. А Соколину предстояло действовать вместе с танковой ротой.

Переправочных средств все еще не было.

Капитан озабоченно склонился над картой.

– Дяденька, дяденька командир, я я знаю тропку прямо к реке! – Степа взволнованно топтался около капитана. Глаза его горели от возбуждения.

– Степа-ан. – крикнул Пеньков, – не мешай товарищам начальникам! Не путайся не в свое дело.

– Нет, почему же… – Соколин, колеблясь, поглядел на мальчика. – А ну, Степа, веди! – сказал он вдруг решительно. – Веди. Батальон!..

Они углубились в лес. Впереди, бок о бок с командиром батальона, подпрыгивал Степан Никитич Пеньков – младший сын заслуженного сталевара. Он выводил батальон к переправе.

Никита Иваныч долго еще стоял у околицы и глядел вслед войскам, которые повел его сын. Потом старик покачал головой и глубокомысленно сказал:

– Де-ела!..

В бой вступили совсем незаметно и буднично.

В полдень вышли к переправе. У самой леской опушки начиналось кладбище, спускавшееся к реке.

За рекой залегла рота «противника». Непрерывно трещали пулеметы. Поддерживающий Соколина артиллерийский дивизион своим огнем способствовал подготовке переправы. Но не было еще ни танков, ни средств для форсирования реки.

Соколин расположил батальон на кладбище и решил ждать.

Степа лежал тут же. Он уже прицепил к рубашке подаренную кем-то из бойцов красную звезду и ни за что не хотел уходить домой.

– Ладно, – сказал Дубов. – пусть привыкает.

Следуя примеру бойцов, Степа натекал себе за пояс зеленых веток и стал похож на маленький кустик.

Пулеметный взвод «противника» во главе с молодым и белокурым вихрастым лейтенантом охранял переправу. Командир взвода понимал, что долго ему не продержаться. Но сдавать переправу упорно не хотел и поливал пулеметным огнем окраину кладбища.

Меньшиков решил нащупать брод и выдвинул первый взвод из кустарника, не дожидаясь приказа комбата.

Поступок был явно безрассудный.

Соколин раздраженно приказал ему остановиться, но было уже поздно.

Затрещали пулеметы. Огонь «противника» вывел из строя половину взвода. Остальные, едав переводя дух, вернулись на кладбище. Гордеев, запыхавшийся от бега, вытянулся во весь рост на земле, за высоким могильным холмиком.

Танков все не было. Не было и поплавков для переправы.

– Товарищ капитан. – подполз к Соколину начальник штаба батальона, смуглый до черноты Бадридзе, – разведка донесла, что поплавки перехвачены в дороге противником.

– Как? Откуда противник?..

Бадридзе развел руками и одним глазом указал на посредника «синих», невозмутимо беседовавшего с Дубовым. Следовало принимать новое решение. Время шло. Артиллерийский огонь, поддерживающий батальон, все усиливался.

– Немедленно затребовать новые поплавки! – приказал Соколин.

Но нельзя было ограничиваться этим приказом.

– Степа! – позвал Соколин, и маленький кустик продвинулся к нему, – Нет ли на берегу каких плотков или дощаников?

Степа совсем по-взрослому нахмурился, потом просиял:

– Дядя начальник, у Ваньки Курмышева, что из Андроновки, в трех верстах, в кустах дощаник спрятан. Ей-бо. Мы на нем катались… Ой, дяденька…

Соколин довольно улыбнулся.

– Используем местное население, – подмигнул он подошедшему Дубову.

– Дроз-дюк!..

– Есть, товарищ капитан!

– Возьмите отделение, пройдите в обход по берегу реки. Переправьтесь на тот берег на плоту и ударьте неожиданно во фланг пулеметному взводу противника. Понятно?

– Есть, товарищ капитан!

Наконец-то Дроздюку было поручено настоящее дело!

«Противник» не заметил, как группа зеленых кустов, и среди них самый маленький, уползла с кладбища.

Около двух километров прошел Дроздюк со своим отделением прибрежными кустами. Река все более расширялась. Течение было быстрое, во многих местах бурлили водовороты.

Плотка на месте не оказалось. Степа растерялся, чуть не заплакал. Дроздюк укоризненно смотрел на него.

– Что ж ты, парень…

Внезапно из-за поворота показался дощаник. Черненький парнишка загребал одним веслом.

Слезы сразу высохли у Степы.

– Ванька! – закричал он, совсем забыв о военной обстановке. – Ванька! Курмышонок!..

Ванька подплыл и с любопытством поглядывал на красноармейцев.

– Это я их привел. Ванька, – торопился Степа. – Я их через лес вел… Вань, им плот нужон… – Он старался поскорее передать все и путался.

Черный мальчик растерянно морщил нос.

– Ну, пацан, – сказал Дроздюк, – мы твой плоток временно занимаем для нужд военного ведомства. Понял? Надо нам на тот берег перебраться.

– Так вы же лодку перевернете, – возразил мальчонка без особого, впрочем, беспокойства. Участие в столь важной боевой операции, видимо, льстило ему.

Восемь человек, и с ними Степа, вскочили на плоток, и он сразу глубоко осел в воду.

– Броненосец-то наш того, аховый, – заметил Дроздюк. – Ну, да авось не утопнем, – и он оттолкнулся шестом.

Медленно пошел «броненосец» на тот берег.

Вода просачивалась сквозь многочисленные щели челна, и Дроздюк на середине реки с тревогой убедился, что им не доплыть.

«Засылался, – подумал Дроздюк. – Беды сколько будет! И снаряжение погибнет». Он начал стаскивать сапоги. Догадавшись, что хочет сделать командир, Гордеев последовал его примеру. Раздевшись, Гордеев вслед за Дроздюком соскочил в воду. Челн уже пересек середину реки, и вода пришлась им по плечи.

Вода была очень холодна. Тысячи иголок сразу вонзились в тело. Во все стороны по воде пошли круги.

«Еще, чего доброго, на водоворот наткнусь», тревожно думал Дроздюк, с трудом вытаскивая ноги из вязкого, тинистого дна.

Облегченный челн сразу выпрямился.

…Стало мельчать. Все более напрягаясь, Дроздюк и Гордеев ввели челн в прибрежные камыши.

На берегу, дрожа от холода, накинув на себя шинель, Дроздюк написал донесение капитану. Донесение было коротко. Бумаги под рукой не оказалось, и Дроздюк, помедлив с минуту, разорвал копию договора о соревновании с пятым отделением и на оборотной стороне мокрой бумажки расплывающимися кривыми буквами вывел: «Товарищ капитан, переправа совершена».

Донесение на тот берег повез Степа.

Капитан Соколин ждал. Время шло. Дубов вопросительно смотрел на комбата. Комбат нервно постукивал по планшету. Но нельзя было принимать безрассудных решений. Выдержка, прежде всего выдержка, товарищ капитан…

Дроздюк пропал. Соколин тщетно вглядывался в даль. До самого излома река была пустынна.

Наконец издалека послышался знакомый шум.

Почти одновременно прибежал запыхавшийся Степа с донесением от Дроздюка и из лесу вышли танки.

Они шли, тяжелые, громыхающие, переваливаясь на своих гусеницах, дышали огнем, подминали под себя кусты, деревья.

Ветки с багряными листьями, целые кусты росли над ними. Точно лес сдвинулся со своего места и пошел вперед, в наступление на «противника».

Танки подошли к приречному плетню. Головной танк поднялся на дыбы, смял изгородь, на мгновение задержался… и ударил речную гладь своей могучей грудью.

Такого зрелища никогда не видал Дубов: танки переплывали реку, как огромные доисторические животные, и фонтаны воды вздымались над ними.

И вот один танк уже поднялся на тот берег. За ним другой, третий…

Они взбирались, отфыркивались и шли дальше. И новые танки скатывались в реку из леса.

«Противник» пытался удержать берег. Пулеметы вихрастого лейтенанта вели непрерывный огонь.

Но в тылу пулеметного взвода неожиданно раздались выстрелы. Это подоспел Дроздюк со своим отделением.

Лейтенант растерялся: один из его пулеметов был выбит.

Другие взводы отходили к деревне.

Танки надвигались лавиной. Молодой лейтенант приказал отступать…

И вовремя приказал: танки, перебравшись через реку, шли уже к деревне.

За танками, переправив на доставленных наконец поплавках батальон, двигался Соколин. Танки прогрызли передний край полосы заграждений «противника», и пехота Соколина закрепляла победу.

«Противник» стремительно откатывался, очищая деревню.

Но победа не была еще окончательно решена.

Лишь только вступил Соколин в деревню, с фланга неожиданно ударил «противник»: пропустив танки, незамеченная, замаскированная рота «противника» шла в контратаку на соколинских бойцов.

Сошлись врукопашную в штыковом бою.

Новый батальон подходил уже на подмогу «красным»…

…На пригорке у околицы стояла группа командиров.

Комдив Кондратов, руководящий наступлением дивизии, разостлав на пеньке карту, оживленно объяснял обстановку длинноусому командиру с маршальскими звездами в петлицах.

А впереди стоял в кожаном пальто невысокий коренастый командир.

Впереди стоял в кожаном пальто невысокий коренастый командир.

Он наблюдал за боем, поднимал бинокль к глазам и опять опускал его, хмурился и улыбался.

И, как только боец или командир замечали человека в кожаном пальто, они с еще большим воодушевлением бросались в схватку.

…Почти у ног народного комиссара, за плетнем, приткнулся белоголовый мальчонка.

Степа Пеньков незаметно пробрался через реку вместе с батальоном Соколина.

Глаза его разбегались. «Бой… Штыковая схватка. Дядя Соколин ведет батальон в атаку. И тот командир, что прилетал к нам на завод, когда папу катали. И маршалы. Живые маршалы. Сам Буденный… А это… Народный комиссар… Климент Ефремович Ворошилов…» Если бы он знал, Климент Ефремович, о сегодняшних героических действиях Степы Пенькова! Может быть, он разрешил бы ему не идти в школу, а поступить прямо в Красную армию, а может быть, он приказал бы дать ему орден…

Сегодняшний день был самым счастливым днем в жизни Степы.

Глава пятая

1

Дивизия «красных» с утра атаковала оборону «противника» и уже на нескольких участках почти прорвала его оборонительную систему. Назревал кризис.

Командование «сини» приняло новое решение. На всем фронте обороны части «синих» начали переходить в контратаку, и на ряде участков контратака развивалась успешно.

И тогда командующий «красными» принял смелое решение: неожиданно и молниеносно бросить в тыл и во фланг контратакующим «синим» войскам крупный авиадесант.

Это должно было решить исход боя.

Командование десантом было поручено комдиву Кондратову.

2

У самолета Галины Сташенко командир дивизии задержался. Ему приятно было снова встретить ее, пожать крепко маленькую руку и задержать эту руку в своей.

– Все в порядке, товарищ лейтенант? – спрашивает Кондратов.

Наштадив Кундэ с недоумением смотрит на комдива. Он никогда не слыхал таких ласковых нот в его голосе.

– Так точно. К полету готова, – отвечает Галя.

Но почему комдив так стремительно отходит от нее?..

Он шагает через поле – высокий, прямой. Он едва-едва сутулится. Он не оглянется…

– Приготовиться к приему десанта! – слышатся команда.

И в тот же момент комдив оборачивается и, украдкой от наштадива Кундэ, улыбается ей, Гале Сташенко.

Галина Сташенко эскортировала десант.

Батальон Соколина шел в авангарде. Бойцы с аккуратно прилаженными на спине парашютами бесшумно влезли в машины.

Комбат летел с отделением Дроздюка.

Кундэ дал знак, и первые самолеты легко оторвались от земли.

Они летели над осенними лесами, и отсюда, сверху, леса казались пышным многоцветным ковром.

Капитан еще раз инструктировал бойцов. Галя не думала ни о Соколине, ни о комдиве: она выполняла боевую задачу. В лесах, в селах под нею находился «противник». «Вражеские» пушки и пулеметы были обращены к востоку. Отсюда, с востока, «противник» ждал наступления и готовился к бою.

Ни один «вражеский» разведчик не знал о том, что в тыл его армии летит целая дивизия.

От успеха десанта зависела вся задуманная командармом боевая операция.

На большой высоте в строгом боевом порядке шли десятки самолетов.

Над больший лугом Галя замедлила ход самолета. Десятки машин, шедших за ней, последовали ее примеру.

Капитан Соколин прыгал первым. Он легко выбрался на крыло и нырнул в воздух. Несколько мгновений стремительно падал. В положенное время рванул кольцо, и сразу же огромный голубой зонт распахнулся над ним.

Соколин глубоко вздохнул и оглянулся. Кругом сотни зонтов реяли в прозрачном воздухе. Люди покачивались на стропах, точно на качелях.

Ветер смирился, утих и покорно надувал купола парашютов. Голубые зонты матово блестели на солнце, а сверху, с самолетов, прыгали все новые и новые бойцы.

Целый батальон, целый полк летел в воздухе.

Это было до того необычайно, что Соколин даже усомнился на миг – реально ли все это? Не грезится ли ему? Он на секунду закрыл глаза. И вдруг почувствовал сильный удар в бок. Парашют резко качнуло. Кто-то сильно толкнул капитана и повис рядом с ним, уцепившись за стропы…

…Гордеев прыгнул с самолета последним. Он прыгал всего второй раз и долго упрашивал капитана разрешить участвовать в десанте. Смотреть вниз с крыла самолета было страшно. Сердце его сжалось, и стало трудно дышать. Гордеев растерянно улыбнулся и прыгнул. Считал секунды побелевшими губами. Рванул кольцо. Но парашют не раскрывался над ним. Он продолжал падать.

Галя, делая разворот над лугом, с беспокойством следила за Гордеевым, «Что такое? – думала она. – Затяжной прыжок? К чему? Кто разрешил?»

Давно настала пора улетать за другими бойцами. Все машины ушли на восток. Но она не могла уйти.

Гордеев уже нагнал всех спускавшихся, но не раскрывал парашюта.

– Мальчишка, – кусала губы Галя, – фокусник.

Вдруг мелькнула страшная мысль: «А что, если… Нет, этого не может быть…»

Гордеев падал камнем. Когда парашют не раскрылся, в первый момент он почти потерял сознание. Казалось, земля надвигалась не него. Конец. Неужели конец?.. Нет… не может быть… Он еще раз рванул кольцо. Парашют был неисправен.

Внизу, прямо под ним, над огромным лугом спускались его товарищи. Вот он уже настиг их.

Купол одного из парашютов ветер отнес в сторону, и Гордеев падал прямо на стропы. Полубессознательно, инстинктивно он вытянул руки и схватился за блестящие шнуры. Пальцы резко обожгло. Но… он удержался.

Галя увидала, как уцепился Гордеев за стропы чужого парашюта. Она навела бинокль и скорей инстинктом, чем зрением, узнала Соколина.

…Руководители операции наблюдали за высадкой десанта. Командарм стоял рядом с комдивом Кондратовым. Откуда-то издалека доносились орудийные раскаты. Шел жаркий бой. Командарм теперь был уверен в его исходе. Он следил в бинокль за прыгающими бойцами. Высадка десанта проходила в полном порядке. Вдруг один парашют привлек внимание командарма. На парашюте спускались двое. Командарм беспокойно вглядывался. Сила падения была двойная. Почти неизбежна авария.

Командарм указал на необычных парашютистов Кондратову. Комдив старался скрыть свое волнение. Но помочь нельзя было ничем. Десяток спускающихся парашютистов скрыли Соколина от глаз комдива.

Холодная ясность мысли никогда не покидала Соколина в моменты опасности. Вдвоем спускаться дальше было опасно. До земли оставалось не больше двадцати пяти метров. Он бросил взгляд на эту стремительно несущуюся на них землю. Решение пришло мгновенно. Он выхватил из кармана большой финский нож, полоснул несколько раз по стропам и, оторвавшись от парашюта, согнув ноги, как при прыжке на лыжах с трамплина, прыгнул вниз.

Облегченный парашют почти плавно опустился ни землю.

Оправившись от толчка, Гордеев озадаченный стоял у большого омета соломы: его спутник бесследно исчез. Внезапно омет зашевелился, и показалась голова капитана Соколина, вся усыпанная трухой.

Капитан Соколин точно рассчитал прыжок: он упал прямо в солому, и это спасло его. Мгновение он лежал без движения. Острая боль пронзила все тело Соколина в момент падении. Но она быстро прошла…

Гордеев смотрел на комбата встревоженно и виновато.

Кругом спускались бойцы. Надо было собирать батальон для выполнения тактической задачи.

…Когда комдив прибежал на место падения Соколина, он нашел там, у развороченного омета, только брошенный обмякший голубой парашют с обрезанными стропами.