Текст книги "Его тыквенный пирожок (ЛП)"

Автор книги: Алекса Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Ты его знаешь? – спрашивает Куки. Я качаю головой. Он выходит из магазина.

– Он странный, – говорит она.

– Очень, – бормочу я.

По дороге домой оглядываюсь, но никого не вижу. Может, он просто был случайным наблюдателем. Наверное.

– Девочки, вы что, весь магазин скупили? – смеётся мама, принимая сумки.

– Я решила приготовить что-то русское. Pelmeni. Sharlotku. Хочу, чтобы им было уютно. Как дома.

– Она пропала, – шепчет Куки маме.

– Просто хочу сделать вечер особенным, – оправдываюсь я. Я, может, и схожу с ума, но чувствую: Миллер – это всерьёз и надолго. Хотя сказать ему об этом вслух пока не решаюсь. Не сбежал бы он от такого признания…

А вдруг я путаю любовь с вожделением? Впрочем, это не важно. Он здесь. Он рядом. Мы можем не спешить. Если, конечно, он будет предохраняться…

– Я решила уйти с работы, – выпаливаю я. Мама и Куки застывают на секунду, а потом – взрыв радости. Обнимают так крепко, что я задыхаюсь.

– Ты же радовалась, когда я туда устроилась, – смеюсь, притворяясь недовольной.

– Я просто хотела, чтобы ты была счастлива, – говорит мама. – А если ты счастлива – значит, всё правильно.

– Спасибо, – шепчу и целую её в щёку.

– Похоже, этот Миллер и правда на тебя хорошо влияет, – улыбается Куки.

– Я давно об этом думала, – признаюсь.

– А он просто подтолкнул? – Я киваю.

Мы начинаем готовить. Телефон пиликает, и я моментально хватаю его. Куки смеётся.

Миллер: Я скучаю по тебе. Останься со мной на ночь.

Я прикусываю губу. Так хочется... но завтра – День благодарения.

Миллер: Нам нужно кое-что обсудить.

У меня ёкает сердце.

– Это никогда не к добру, – бурчит Куки, заглядывая в экран. Я шутливо толкаю её локтем.

Я: Можем поговорить завтра, когда ты приедешь?

– Умно. Если бы он хотел расстаться, он бы не пришёл.

Я согласно киваю.

Миллер: Я у твоей двери.

Мир замирает. Он здесь. Сейчас. Неужели всё серьёзно?

Куки подталкивает меня.

Я снимаю фартук и открываю дверь. Перед домом – чёрный лимузин. Миллер выходит, придерживая дверцу. Внутри – перегородка между нами и водителем. Он садится, усаживает меня к себе на колени.

– Чёрт, как я скучал.

Эти слова словно снимают с груди камень. Он не расстаётся. Он пришёл – просто потому что не мог иначе. Его губы касаются моей кожи. Он хочет только меня.

И вот мы уже сливаемся в поцелуе, и он входит в меня, одним сильным движением. Я забываю, где мы, забываю, кто мы. Есть только он – и я. Он шепчет мне что-то по-русски, и это сводит меня с ума.

– Поиграй с собой, krasota, – шепчет он. И я подчиняюсь. – Подари мне себя, – приказывает. И я растворяюсь в нём.

Его теплая сперма разливается внутри меня, и это еще больше усиливает мой оргазм. Чувствовать, как он кончает в меня, так возбуждает, что я прижимаюсь к нему, чтобы он не смог сбежать. Я кладу голову ему на плечо, пытаясь отдышаться, пока его пульсация вызывает во мне последующие спазмы.

Я скучала по тебе, – говорю я ему.

– И я, – отвечает он, перебирая мои волосы. – Ты пахнешь сладостями.

– Готовила... – тихо говорю. – Не смогу остаться.

– А завтра? – его голос становится ниже.

– Завтра – да.

– Ты уже вся моя, – шепчет он.

Я прижимаюсь к нему, и вдруг ощущаю запах. Тонкий, едва уловимый аромат духов. Не мои. Не его. И снова – мысль о той женщине, которую я видела утром.

Но, заглянув в его глаза, я не нахожу там вины. Только грусть. И нужду.

– Как прошёл день?

– Видел родителей. Они не изменятся.

– Мне жаль…

– Не стоит. Мы с Фростом пошли – потому что должны были. Всё та же пустота.

– У тебя есть Фрост. И однажды – будет своя семья.

Он улыбается. Эта улыбка – дьявольская, исповедальная. И я понимаю: он думает о ребёнке. О том, что, возможно, уже начал создавать свою семью… во мне.

– Я создам её внутри тебя, krasota. Но сегодня – отпускаю.

Он помогает мне одеться, целует. Мы возвращаемся. Он приоткрывает дверь лимузина.

– Это последняя ночь, которую я проведу без тебя.

Я не нахожу слов. Он хочет, чтобы я переехала к нему?

– Иди. Мама с сестрой смотрят, – добавляет он с усмешкой.

Я смеюсь, захожу в дом – и тут замечаю конверт. Лежит на крыльце. Поднимаю. На нём – моё имя.

– Что это? – спрашивает Куки.

– Кто-то оставил у двери, – отвечаю, разворачивая бумагу. Фотографии. Красивая женщина в объятиях Миллера.

– Это та, которую мы видели утром? – Я молча киваю.

И затем – объявление о помолвке, читая его, я чувствую, что меня вот-вот стошнит.

Глава 16

Миллер

– Ты бросил меня, – произношу я, входя в дом Фроста и опускаясь на диван напротив него.

– Мне нечего было сказать, – отвечает он, пожимая плечами и делая глоток водки.

Между нами повисает тишина, густая, как дым. Я вздыхаю, нарушая её.

– Мы прекращаем с ними всякий контакт.

Фрост молча кивает, затем снова наполняет бокал и опрокидывает его, словно пытаясь запить прошлое.

– Сегодня я хочу всё забыть, – говорит он устало.

Вот почему я поехал к Пампкин. Мне нужно было раствориться в ней, забыться, укрыться от прошлого в её теле, в её тепле. Она открылась мне – не только телом, но и сердцем. А я… использовал её как лекарство от своих ран. И всё же, даже сейчас, спустя всего несколько минут после того, как я покинул её, жажда возвращается. Я хочу её снова.

– Ты собираешься жениться на ней? – спрашивает Фрост, словно читая мои мысли.

– Da. Со временем, – отвечаю я, откидываясь на спинку дивана. – Но сперва… я хочу, чтобы она забеременела.

– Почему?

– Брак – это бумага. – Я делаю пренебрежительный жест. – Обещание я ей всё равно дам, но ребёнок… ребёнок внутри неё – это настоящая связь. Нерушимая.

– Нет такой женщины, с которой я хотел бы быть связан навсегда, – мрачно произносит Фрост, и его голос звучит, как приговор. Он снова осушает бокал, а я лишь улыбаюсь.

– Пока нет.

– Никогда. – Он качает головой. – Я не сделаю того, что сделали с нами.

– Ты думаешь, что я сделаю? – спрашиваю, вглядываясь в его лицо. Он опускает взгляд, но всё равно говорит вслух: – Нет. Но ты сильнее меня.

– Ошибаешься.

Брат отводит взгляд, не желая продолжать. Я позволяю. Если Фрост решит закрыться, обратной дороги не будет. И всё же мне его жаль – он отвергает то, что я уже успел испытать с Пампкин.

– Хочешь знать, кого мама подыскала нам в жёны? – спрашиваю, развлекаясь этим вопросом.

– Неужели она сказала? – В его глазах – вспышка любопытства.

– Как всегда, она опоздала. – Я делаю паузу, а потом произношу: – Чел.

Он хохочет – громко, неожиданно, искренне. Мы оба удивлены этой вспышке смеха.

– Ты издеваешься?

– Nyet.

На мгновение он затихает, а потом серьёзнеет.

– У меня чувство, что это ещё не конец. – Я лишь молча киваю. – Тебе нужно быть рядом с Пампкин. Присматривать за ней.

Я сжимаю челюсти. Он прав. Наши родители готовы на всё, чтобы добиться своего. Особенно если кто-то стоит у них на пути. Мысли о том, на что они могут решиться, вызывают у меня ледяную тревогу.

Я достаю телефон и отправляю Пампкин короткое сообщение: «Я скучаю. Позже хочу услышать твой голос». Ответа нет. Наверное, она занята. Стараюсь не волноваться.

Вдруг раздается стук в дверь.

Фрост поднимается, хмурясь.

– Я знал, что так и будет.

Мы оба подходим к входу. Когда он открывает дверь, на пороге – она. Мать. Я заглядываю за её спину – в лимузине только водитель.

– Я одна, – говорит она тихо. Ни я, ни Фрост не делаем ни шага навстречу.

– Тебе здесь не рады, – холодно бросает он.

– Ты всегда был жесток, – шипит она. Он делает шаг вперёд, и я, встав между ними, останавливаю его.

– Чего ты хочешь? – говорю я. – Ты знала, что появление здесь только ранит нас.

– Я пришла извиниться. Кажется, я неправильно истолковала отношения, – отвечает она, указывая на нас, словно мы – не её сыновья, а незнакомцы. – Но Чел готова сделать исключение. Она заинтересована… в обоих.

– Что с тобой не так? – Я с трудом сдерживаю крик. Но её хрупкость, поза жертвы, не дают мне сорваться. – Ты продаёшь нас ради социального положения. Как скот.

– Договорные браки – это часть нашей культуры, – произносит она с презрением. – Вы избалованные.

Как бы я ни хотел достучаться до неё, знаю – бессмысленно.

– Ты выбрала остаться с ним. – Я смотрю ей в глаза. Впервые она молчит. – Мы пытались убедить тебя уйти. Но ты осталась. И обвинила нас.

Фрост кладёт руку мне на плечо, но я продолжаю:

– Ты была ужасной матерью. Мы добились всего вопреки тебе.

– Миллер… – начинает она.

– Ты ничего не добьёшься. Ни угрозами, ни уловками. Мы не сломаемся.

Молчание. Но уголки её губ приподнимаются. От этой улыбки мне становится холодно.

– Посмотрим, – произносит она и исчезает в лимузине.

Мы с Фростом долго стоим, глядя ей вслед. Он захлопывает дверь и поворачивается ко мне

– Что теперь?

Я снова достаю телефон. Пишу Пампкин ещё одно сообщение. Живот сжимается – она всё ещё не ответила. Но я верю: если бы что-то случилось… она бы дала знать.

– Теперь – нам нужно просто пережить эту ночь.

Глава 17

Пампкин

Телефон на тумбочке светится и вибрирует, напоминая о себе. Слёзы высохли, уступив место злости. Меня терзает мысль: был ли он с ней этим вечером? Воспользовался ли возможностью провести ночь с другой после того, как я сказала, что не могу быть рядом? Всё это не имеет смысла. Когда он отпустил меня, казалось, что мы готовы строить будущее вместе.

Всё произошло так стремительно, что, возможно, в Миллере скрыто больше, чем я знаю. Я – просто любовница? Он вёл себя так, будто хотел связать со мной жизнь, но, может быть, я для него – мимолётная интрижка. Мысль о том, что он может быть с другой, вызывает во мне отвращение. Ирония в том, что и представить себя с кем-то другим мне невыносимо. Возможно, для него близость – всего лишь физика.

Куки входит в комнату и садится на край моей кровати.

– Тебе стоит с ним поговорить, – говорит она, взяв мой телефон и пробежав глазами по сообщениям. – Он скучает по тебе.

И снова слёзы подступают. Я была уверена, что уже исчерпала их запас.

– Если ты ничего не скажешь, он сам придёт. – Она права. – Хочешь, я останусь с тобой? – поддразнивает она, нежно.

Когда мы были детьми, мы часто забирались в постели друг к другу и шептались до полуночи. Мы всегда были близки. Подростковые годы не испортили этой связи.

– Я напишу ему, – решаю я, забирая телефон. – Если он появится и прикоснётся ко мне, я забуду, почему сержусь. Он словно наложил на меня чары.

– Это не чары, Пампкин. Это любовь, – мягко говорит она.

Может быть. Сердце ноет. Его прикосновения, его голос – всё это звучит фальшиво на фоне образа другой женщины. Мне всё труднее дышать. Теперь я понимаю, почему моя сестра избегает отношений. Она обнимает меня крепко и уходит, оставляя меня наедине с сообщением, которое я должна отправить.

Я колеблюсь, думаю, не позвонить ли, но страх берет верх. Вместо этого я печатаю:

Я: Долго думала и поняла: нам нужно расстаться. Я не готова к отношениям.

Сообщение отправлено. Мгновение – и отметка «прочитано». Ничего. Тишина. Пять минут. Я бросаю телефон и закрываю глаза. Он даже не спросил, почему. Это ранит. Наверное, он сейчас с той самой женщиной с фотографии – красивой, ухоженной, идеальной.

Я спускаюсь вниз, чтобы сделать себе горячий шоколад. Дом тих – все спят. Я тихо шарю в шкафу в поисках маршмеллоу. И вдруг – рука закрывает мне рот. Я кричу, пока не узнаю в темноте его глаза.

Миллер. Он стоит рядом, мрачный, напряжённый. Как он сюда попал?

Он осторожно убирает руку.

– Я не хочу разбудить остальных.

– Как ты попал в дом? – шиплю я. – И... почему ты всегда выглядишь так чертовски хорошо?

Я хмурюсь и швыряю в него пакет с маршмеллоу. Я так хочу броситься ему в объятия, но сдерживаюсь.

– Krasota, ты правда думала, что можешь расстаться со мной по СМС? – в голосе Миллера – насмешка, едва сдерживаемая ярость. – Готов поспорить, внутри тебя уже растёт наш ребёнок. Ты не убежишь от меня.

Я раскрываю рот, и в этот момент он кладёт ладонь на мой живот. Я не понимаю, что плачу, пока он не поднимает меня на руки.

– Не плачь, – шепчет он, прижимая меня к себе. Я зарываюсь лицом в его шею. Я не чувствую от него запаха другой женщины... Может, одна последняя ночь не сделает меня слабой?

– Поехали со мной, – говорит он, не дожидаясь согласия, и выводит меня через заднюю дверь.

– Я знаю, чем заканчиваются поездки с тобой, – бурчу я.

Он хмурится. В его глазах – та же растерянность, что я видела у себя в отражении после фотографии и объявления о помолвке. Он сажает меня на колени. Я должна сопротивляться, но не могу. Его губы находят мои, и поцелуй становится собственническим, жадным. Его пальцы вплетаются в мои волосы.

– Я никогда тебя не отпущу, krasota.

– Я и не хочу, чтобы ты отпускал... но я хочу быть единственной.

– Тогда зачем ты написала это?

Я кладу голову ему на плечо. Его рука скользит под пижамные шорты, другая касается груди. Он знает каждую точку моего тела.

– Ты всегда влажная для меня, krasota.

Я сгораю от желания. Когда он касается меня, я сжимаюсь, теряя связь с реальностью. Я зову его по имени, и когда наступает оргазм, я кусаю его за шею, оставляя след. Подсознательно, наверное, хочу пометить его.

Я не двигаюсь. Он держит меня, нежно, молча. Я говорю:

– Я люблю тебя. Ты заставил меня влюбиться в тебя, – и это звучит как упрёк.

– Я тоже люблю тебя, моя krasota, – отвечает он.

– Я не принадлежу твоему миру. Мы должны остановиться, пока ещё можем.

– Никогда, – рычит он. – Что бы ни случилось – ты моя.

– Ты собираешься жениться.

– Da, – отвечает он тихо.

– Мне надо домой. Утром вставать. – Я пытаюсь выйти.

– Не отпущу, krasota.

– Где ты был сегодня?

– Я же говорил – у родителей.

– И всё?

– Заезжал к брату. У нас была непростая встреча.

Он не говорит всей правды, и я это чувствую. Я целую его напоследок, выскальзываю из машины, бегу к дому. Но не успеваю сделать и нескольких шагов – его руки вновь на моих бёдрах. Он перекидывает меня через плечо.

– Мы не закончили, – рычит он и уносит меня обратно.

Я вырываюсь, злюсь, кричу:

– Отпусти меня, изменяющий засранец!

Миллер сажает меня в машину, запирает двери. Всё ясно: он не шутил. Он не остановится, пока не завладеет каждой частичкой меня.

Глава 18

Миллер

– Изменяющий засранец? – рычу я сквозь зубы, едва сдерживая ярость. Пампкин отступает, скрестив руки на груди, как щит.

– Я всё видела, – бросает она, не глядя в глаза, и на её губах появляется горькая усмешка.

Я срываюсь на русский – слишком злой, чтобы подбирать слова по-английски. Проклятье, когда же всё пошло не так.

– Объясни, – выдыхаю я, делая шаг к ней.

– Женщина, с которой ты был сегодня. – Её голос дрожит, а глаза, когда она всё-таки поднимает их на меня, полны слёз и гнева. – Кто-то даже прислал мне ваше объявление о помолвке.

– Это ложь, – рычу, сжав кулаки. Я готов сжечь дом матери дотла за то, что она сделала с Пампкин.

– А как мне проверить? – выкрикивает она и оседает на сиденье, словно сдалась.

Я тянусь к ней и обнимаю. Она дрожит в моих руках, слёзы текут по её щекам, и с каждым рыданием у меня разрывается сердце.

– Не надо, прошу. Не плачь. – Я крепче прижимаю её к себе и прячу лицо в её шее. – Ты убиваешь меня.

– Миллер, как это вообще возможно? – Она смотрит мне прямо в глаза, голос её полон отчаяния. – Я тебя почти не знаю, но это была любовь с первого взгляда. Я думала, ты – тот самый.

– Потому что я и есть он, krasota. – Я провожу рукой по волосам в бессильной ярости. – Кто был в объявлении?

Она моргает, как будто не верит, что услышала это.

– Там была какая-то Чел.

Я снова сыплю проклятия на русском, качая головой.

– Это всё неправда. Это – подлая ложь.

– Что?

– Это моя мать, krasota – Я закрываю лицо руками, чувствуя, как её ладонь ложится мне на спину. – Прости. Мне так жаль, что она сделала это с тобой.

Я вдыхаю глубже и пытаюсь подобрать слова.

– Она жестокая, озлобленная женщина. Всю жизнь была жертвой насилия, но, несмотря на всё, осталась с отцом. Мы пытались ей помочь, но она не захотела спасаться. Вместо этого она научилась манипулировать всеми. И сегодня она попыталась избавиться от тебя – женщины, которую я люблю.

Я беру её лицо в ладони, большим пальцем касаясь губ.

– Ты была права. Это действительно была любовь с первого взгляда. Ты – моя. Моя вторая половинка. Я и не знал, что искал тебя, пока не нашёл.

– Зачем ей всё это? – шепчет она.

– Потому что она сломлена. Ей нужна власть, контроль. А ты – свобода. Ты то, чего она боится.

– Я видела тебя сегодня с блондинкой.

Я заставляю её посмотреть мне в глаза.

– Это была Чел. Мать притащила её – договорной брак, даже не с одним мной, а с нами с Фростом.

– С вами обоими?

– Da. – Я закатываю глаза, чувствуя, как вспыхивает стыд. – Она обняла меня, прежде чем я успел отступить. Её прикосновение было... отвратительным. – Я хватаю Пампкин за руку. – Есть только одна женщина, которая имеет право прикасаться ко мне. И она сейчас передо мной.

– Значит, всё это было недоразумение?

Я смотрю, как она закусывает губу.

– Мы научимся говорить честно. Без недомолвок. – Я целую её в губы, прежде чем заглянуть ей в глаза. – У нас вся жизнь впереди, krasota. Мы можем спотыкаться, но будем идти вместе. Da?

– Da, – шепчет она и улыбается, прижимаясь ко мне.

– Ты же знаешь, что я теряю голову, когда ты говоришь по-русски.

Она наклоняется к уху и шепчет:

– Ty mne nuzhen.

Моё тело напрягается, как струна, руки сползают на её бёдра, прижимая её к себе.

– Я тебе нужен?

– Da, – повторяет она, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться.

– Я не хочу в этот раз заниматься с тобой любовью в машине. Позволь мне провести эту ночь с тобой, в твоей постели.

– В доме моих родителей? – Её глаза округляются, но в них читается озорство.

– Я знаю, тебе завтра рано вставать. Но позволь мне разбудить тебя своим языком между твоих бёдер. – Моя рука скользит к её лону и сжимает его.

Она стонет, её веки тяжелеют.

– Хорошо, – шепчет она.

Мы поворачиваем обратно к её дому. Быстро пробираемся на кухню и поднимаемся по лестнице. Здесь – дом, в котором жили любовь и смех. Старые книги, мягкие пледы, поношенные настольные игры. Именно в таком доме я хочу жить с ней.

– Сюда, – шепчет она, ведёт в свою комнату и запирает дверь. Замок кажется ей недостаточной преградой, и она подкладывает под ручку стул.

– Прости. Моя сестра слишком любопытна.

Я смеюсь, и в следующее мгновение она прыгает мне на руки. Мы падаем на кровать, пружины скрипят, и она прикрывает мне рот рукой, чтобы не выдать нас.

– Потише. Мои родители спят.

– Тогда я возьму тебя на полу, – шепчу я, целуя её. Наши языки сплетаются, и я уже не могу ждать.

Я встаю, снимаю с неё пижаму, а она – с меня одежду. Спешка, дыхание, касания.

– После того, как я овладею тобой, мы поговорим. Между нами больше не будет секретов. Da?

– Da, – отвечает она, сжимая мой член обеими ладонями.

Я опускаюсь на колени, впиваюсь губами в её сладость. Её стоны – музыка для моих ушей. Когда она готова, я ложусь на пол, помогаю ей устроиться сверху. Она медленно скользит на мой член, и я вжимаю её в себя, держа за бёдра. Она наклоняется, прижимаясь ко мне.

– Лицом ко мне, krasota. Я дам то, что тебе нужно.

Я двигаюсь снизу, чувствуя, как она сжимается вокруг меня. Она впивается зубами в мою грудь, оставляя след – метку. Я отвечаю, вбиваясь в неё сильнее, быстрее.

– Моя, – рычу я.

– Твоя, – шепчет она, и её тело содрогается в оргазме.

– Я люблю тебя, – выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Её экстаз подталкивает меня за грань, и я отдаю ей всё.

Мы замираем так, не двигаясь. Я целую её плечи, шею, губы. Она не уходит. Мы – единое целое.

– Когда я была зла, – вдруг говорит она, глядя мне в глаза, – я сказала, что ты собираешься жениться. А ты ответил «да». Почему?

Я улыбаюсь и нежно целую её.

– Потому что ты – моя невеста, krasota.

– О, – только и говорит она, прижимаясь ко мне и тихо мурлыча от счастья.

Глава 19

Пампкин

Я тихо стону, и Миллер мягко прикрывает мне рот ладонью, не давая звуку вырваться наружу. Его прикосновения к моим чувствительным соскам остались в прошлом, но теперь, когда его рука закрывает мой рот, во мне просыпается озорной страх быть застигнутыми. Я лежу в своей детской кровати, а за моей спиной – большой русский, совершающий со мной греховные, запретные вещи.

Наши тела переплетены, он проникает в меня глубоко и уверенно. Его пальцы играют с моим клитором, и я всеми силами стараюсь сдержать надвигающийся оргазм, но тщетно. Я ощущаю, как мой центр сжимается, окутывая его, и в следующий миг его горячая плоть взрывается внутри меня. Мы достигаем вершины одновременно, и это чувство – больше, чем просто физическое удовольствие.

Я больше не сомневаюсь в Миллере. Его забота, его искренность – это истина, которую я не осмелюсь больше ставить под сомнение. В следующий раз я не буду терзаться сомнениями, а просто подойду к нему и спрошу. Он всегда честен со мной.

– Ты – ведьма, krasota. Когда твоя сладкая щелочка сжимается вокруг меня, я теряю разум, – шепчет он, целуя мою шею. Его рука отрывается от моего лица, и я разворачиваюсь к нему лицом.

– Я хочу просыпаться так каждое утро... до конца своей жизни.

– И будешь, – отвечает он с уверенностью, и в этих словах звучит обещание.

Он ещё немного играет с моими волосами, прежде чем встать. На миг я думаю, что он собирается одеться, но вместо этого он опускается на колени у края кровати, раздвигая мои ноги.

– Я ведь собирался разбудить тебя вот так... но не удержался, – произносит он, и прежде чем я успеваю что-либо сказать, его губы накрывают меня. Два его пальца проникают внутрь, вызывая во мне волну напряжения. Он словно хочет, чтобы каждая капля его любви осталась внутри. От одной этой мысли и от ритма его языка я снова достигаю пика. На этот раз я сама прикрываю рот рукой, сдерживая крик. Это быстро, ярко и... совершенно.

Он целует внутреннюю сторону моих бёдер, прежде чем подняться – обнажённый, желанный, всё ещё возбуждённый. Я почти жадно тянусь к нему, как вдруг…/

– Что ты делаешь? Почему дверь заперта?! – раздаётся голос за дверью.

Я в панике вскрикиваю и вскочив с кровати, шепчу Миллеру:

– Быстро, одевайся!

Он, ухмыляясь, натягивает боксёры.

– Я одеваюсь! – кричу в ответ, изо всех сил стараясь звучать естественно.

– Серьёзно?.. – недовольно бурчит сестра, снова пробуя дверь.

– В шкаф, – командую я Миллеру, толкая его к гардеробной.

– Прятаться? В шкафу? – смеётся он, но, увидев моё лицо, уступает.

– Ради меня? – умоляю я его, и выражение его лица смягчается.

– Ради тебя, – соглашается он, целует меня в нос и скрывается. Я затягиваю халат и открываю дверь.

– Я сейчас спущусь, – говорю, и она, прищурившись, смотрит на меня:

– Папа его убьёт. В комнате пахнет сексом.

Я хочу осадить её, но вспоминаю, как она застукала своего бывшего с другой. Просто прошу:

– Отвлеки их.

– Хорошо... но ты моешь посуду, – бурчит она и уходит.

Я открываю гардероб.

– И что теперь? – с озорством спрашивает Миллер.

– Вылезай в окно. Как в кино.

Он смеётся, но подчиняется.

– Я должен забрать Фроста. Придётся тащить его за уши.

Он целует меня, и, словно герой из романтической комедии, исчезает за окном.

– Я люблю тебя, – шепчу я вслед, улыбаясь как девочка.

Я закрываю окно, быстро привожу себя в порядок и спускаюсь. Родители, к счастью, ничего не подозревают, а Куки держит наш секрет.

Мы смеёмся, готовим, и утро проносится незаметно. Когда раздаётся звонок, я почти бегу к двери.

Там стоит Фрост – скучающий, как всегда. А рядом – мой мужчина, сияющий улыбкой. Он целует меня, и я понимаю, как сильно скучала.

Отец прочищает горло, и я отстраняюсь.

– Почему бы тебе не предложить Фросту выпить, а мы с Миллером побеседуем на веранде? – говорит он.

– Конечно, – отвечаю спокойно. Я знаю: Миллер за меня, и отец это поймёт.

Я веду Фроста в гостиную.

– Что-нибудь выпить? – спрашиваю.

– Водку.

– Ла-а-адно... Думаю, найдётся.

Я достаю бутылку и прошу Куки отнести. Пусть они встретятся с глазу на глаз. Она понимает мой замысел, но молча соглашается.

Отец с Миллером возвращаются – улыбаются. Я бросаюсь обнимать своего русского. Он целует мою макушку и спрашивает:

– Я чувствую pelmeni?

– Надеюсь, приготовила правильно.

– Ты прекрасна, krasota.

Мы накрываем на стол, и тут входит Фрост. Он не сводит глаз с Куки. Она делает вид, что его не замечает, и, похоже, это действует ему на нервы.

Мы зовём всех к столу. Миллер вдруг встаёт, обходит стол и опускается на одно колено. Я замираю. Глаза наполняются слезами.

– Ты – лучшее, что случилось со мной, Пампкин. Выйдешь за меня?

Я смеюсь сквозь слёзы. Конечно, выйду. Он надевает кольцо, и мы целуемся. День Благодарения стал идеальным.

Позже, наблюдая, как Фрост тайком смотрит на Куки, я думаю – а вдруг и Рождество будет таким же?

Эпилог

Миллер

Шестнадцать лет спустя…

– Перестань подглядывать в окно, – шепчет Пампкин, мягко обвивая меня за талию.

– Я всего лишь проверяю розы, – бурчу я, отводя занавеску. Её смех – как тёплый ветер в июньское утро.

Я поворачиваюсь и бережно приподнимаю её подбородок.

– А чего ты ожидала? Наша дочь с мальчиком. Мне это не даёт покоя.

– Она просто с другом, – отвечает она с мягкой усмешкой. Но я вижу – она знает больше и предпочитает молчать. Может, это и к лучшему. Потому что, если у Натали действительно появился парень, я найду способ преподать ему урок.

Рёв двигателя привлекает моё внимание. Перед домом останавливается машина. Мальчишка выходит, открывает дверь, помогая Натали выйти. Вежливость? Показная.

– У него хорошие манеры, – замечает Пампкин.

– Он слишком мелкий.

– Ему шестнадцать.

– Тем более.

Я делаю шаг к двери, но Пампкин мягко останавливает меня, проводя ладонями по моей груди. Она знает, как усмирить зверя.

– Миллер, я уже поговорила с его родителями. Всё под контролем. Пусть они попрощаются.

Я вздыхаю, нехотя уступая. Жду. Через минуту Натали входит в дом, её щёки пылают, как маки на ветру.

– Что ты там делала? – рычу я, но Пампкин встаёт между нами.

– Как фильм, солнышко? Хорошо провели время?

– Да! Было весело, и Дрейк купил мне попкорн и закуски.

– А помада? Откуда на губах?

– Тётя Куки, – бросает Натали через плечо, проходя мимо.

– Куки... – имя звучит как проклятие.

Я выхожу на террасу, где она возится с собакой.

– Ты дала моей дочери косметику?!

– Ага. Это за то, что ты дал Микелю презервативы!

– Он мальчик! Это другое!

Я захлопываю дверь. Смех Куки бьёт по нервам.

Вернувшись, встречаю Пампкин.

– Всё ещё ворчишь? – спрашивает она, касаясь моей щеки.

– Да. Я хочу, чтобы Натали снова была малышкой. Чтобы прыгала ко мне на колени и щебетала про сказки. А теперь она взрослеет... и уходит.

– Надо было завести ещё детей, – тихо произносит она.

– Nyet. – Моя улыбка гаснет.

Я чуть не потерял её во время родов. Врачи спасли ей жизнь, но ценой того, что она больше не сможет рожать. Я сделал выбор. Нам досталась Натали – живая, здоровая. И Пампкин осталась со мной. Больше мне ничего не нужно.

– Где она?

– Ушла за косметикой, – отвечает Пампкин, подмигивая.

– Ты дразнишь меня, женщина.

– Da, – с хитринкой отвечает она.

Я обнимаю её, крепко, с жаждой, что за шестнадцать лет не ослабла ни на йоту.

– Ты хочешь, чтобы я тебя наказал?

– Da, – её голос становится шелестом желания.

Я поднимаю её, и она обвивает меня ногами. Мы смеёмся. Её платье скользит вверх, обнажая изгибы, которые я знаю наизусть, но от которых каждый раз захватывает дух.

– Ты же знаешь, что происходит, когда ты говоришь по-русски…

– Очень хорошо знаю.

Она взвизгивает, когда я шлёпаю её по попе и несу в спальню.

– Ты отвлекаешь меня от злости... но я не против. Потому что знаю, куда всё ведёт. К тому, что моё лицо окажется там, где мне и хочется быть.

– Мне повезло, – смеётся она.

– Ложись. Раздвинь ноги. Я начну с того, чем хочу закончить.

Она поднимает платье, и я забираюсь к ней на кровать. Когда я сдвигаю ее трусики в сторону, я потираюсь носом между ее складочками и вдыхаю ее запах, прежде чем проделать тот же путь языком и пососать ее клитор. Она теплая, влажная и такая нуждающаяся. Она кладет руку мне на затылок и удерживает меня там, пока я наслаждаюсь ее киской.

Чем дольше мы вместе, тем больше она требует своего удовлетворения, и я жажду этого. Когда она говорит мне, что хочет мой член, я стою по стойке смирно и жду, чтобы доставить ей удовольствие. Когда она говорит мне, что ей нужен мой рот, я падаю на колени. Она моя королева и мой свет, и нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы она была счастлива.

– Внутри меня, – говорит она, отталкивая меня от своей киски.

Я вхожу в нее долгим, сильным толчком, и мы оба стонем от соединения. Прошло шестнадцать лет, а каждый раз, когда мы соединяемся, это по-прежнему прекрасно.

– Я люблю тебя, – шепчет она, притягивая меня ближе.

– И я люблю тебя, krasota, – говорю я ей, накрывая ее тело своим, и мы занимаемся любовью.

Позже, когда я обнимаю ее, я закрываю глаза и произношу благодарственную молитву за то, что нашел свою вторую половинку. Моя жизнь началась только в тот день, когда я встретил ее.

КОНЕЦ!