Текст книги "Пленники Игры (СИ)"

Автор книги: Алекс Туманский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

В свете фонаря я различаю лицо изможденного человека. Весь в шрамах, в глазах нездоровый блеск, губы распухшие, а передние зубы выбиты. Хм, похоже, зубы не вырастают, не подвергаются к регенерации. Или я ошибаюсь?

– Его надо снять с крюка. Освободить от цепей, – говорит Андрей.

Никитос вызывает магию, и звенья лопаются. Андрей подхватывает человека, снимает с крюка и аккуратно кладет на пол. Человек потерял слишком много сил, говорить толком не мог. Он просто теряет нить реальности, не понимает суть происходящего, утрачивает интерес ко всему. Андрей легонько задевает по его шрамированной щеке, и тот мучительно взирает на нас.

– Кто…вы…? – еле выговаривает он. Наши ники высвечиваются, но тот похоже настолько ослаб, что не в силах их прочесть.

Никитос кратко поясняет кто мы, зачем пришли.

– От Диканя говорите… Знаю…. Я… – тяжелый вздох. – Я – Фотограф.

Видимо, у того была кратковременная регенерация. Как говорится, после отключки, вновь ожил. Настолько его сильно избивали. После его слов ник зажегся. Да, это действительно Фотограф.

Глава 16. Вызнать правду

Фотограф… Кто бы мог подумать, что мы найдем его в тепловой станции. Вышло спонтанно. Бежали от логова, кишащего монстрами, наткнулись на железную ограду, а там… Убежище бандитов, где пытали пленника.

Он дышит тяжело. Крепко ему досталось. Видно, что унарники не знали пощады. Но тот говорит, что репутация практически исчерпана, а для полной регенерации тела не хватит. Слишком много незаживающих ран. На теле виднеются следы жестоких побоев. Ножевая рана тянется от плеча до груди, и она заживается плохо. У нас нашлись бинты. Перебинтовали, но сквозь белой марли сочится кровь.

Фотограф скрипит зубами, терпя эти боли. Его аккуратно уложили на картонке, подложив под голову мой рюкзак. Пусть немного отдохнет. Не время, что-то у него спрашивать. Главное, что живой. Завтра может спросим и двинемся в путь обратно. В бункер. Дикань, наверное, дождаться не может.

За окнами царит глубокая ночь. Ясно, что в такое время суток бродяжничать – плохая затея. Бандиты не дремлют, монстры качают свои права, шастают везде.

Андрей Егерь убирает фонарь. Дело не только в экономии батареек, но и лишнее внимание тоже привлекать не хочется. Тем более после случившегося, где нам пришлось схлестнуться и с бандитами, и с монструозными жуками, а также пережить смерть одного из товарищей нашей команды.

Небольшой перекус. Галеты и банки с тушенкой выужены из рюкзака. Это дары бункера, со складов, где они и сохранились.

– А ты уверен, что он знает код? – тихо спрашивает Оксиген. Он смотрит сначала на Фотографа – тот уже спит, его грудь тяжело вздымается. Потом переводит взор на спящего унарника.

– Да, уверен. Его здесь держали не за красивые глазенки, – ворчит Никитос. – Надеюсь, Дикань говорит правду.

Распределяем время для дежурства. Не считая Фотографа и унарника нас пятеро. До утра примерно пять-шесть часов. Значит все сходится. Каждому выделяется час для дежурства. На том и порешили.

Я только прикрываю глаза, и кажется, проходит мгновение, как кто-то тычет мне в бок.

– Твой черед, Сокол, – тихо говорит Тектоник, боясь разбудить остальных.

Мне остается только вздыхать. Я поднимаюсь начинаю взирать в окна. На улице темно, ни одного включенного света. Фонарные столбы, как черные колья, зловеще возвышаются над пустынными дорогами. Слышится собачий лай. Кто-то кричит, просит помощи.

И все эти звуки мне становятся чересчур обыденными. Сколько времени прошло с того дня, когда началась такая бурда? Одно скажу: много. Много утекло воды. А есть шансы все исправить? Наверно. Вся надежда на Фотографа. Надеюсь, что он оклемается к утру, и все расскажет.

В голове снова вертится мыслишка о безумной идее. Это связано с призраком. Я вспоминаю, как выглядел нулевой. Да, черты его расплывчатые, не имеет плоти и крови. Он питается фантомами, вызывает свой гипноз, и под его влиянием люди впадают в транс. Идея безумная, но почему бы не повторить. Особенно то, что касается человеческих страхов. Ведь нулевой не прочь полакомиться. Правда, его еще найти нужно. А это еще одна задача, еще одна проблема. Но попытаться стоит.

Час дежурства… Время идет бесконечно. Всего час, но эта та самая монотонность просто убивает. От одного окна перемещаешься к другому, а там еще и стекла битые, и откосы отвалившиеся. Лишнего шума можно наделать запросто. Но для меня привычно. В одиночку навык выработался.

Смотрю на наручные часы Никитоса. Тот говорил, что нашел их в бардачке одной заброшенной машины, которая замерла в вечной пробке на дорожной развязке.

И вот кончается дежурство. Не было никаких поводов для беспокойства. Все прошло тихо и гладко. Иду будить Егеря, тот меня должен заменить.

Лесник недовольно фыркает, но без лишних слов берется за дежурство.

Брезжит рассвет. Утро начинается неспешно. Все наше внимание переключается на Фотографа. Тот продирает глаза, видит, что ему ничего не грозит, тихонько встает с картонного лежака. Но дышит тяжело. Рана пока заживается плохо.

– Совсем скверно? – вкрадчиво начинает Никитос.

Тот качает головой, а потом издает голос.

– Если пойду с вами, то рана снова раскроется. Лишний раз тревожить не стоит. А переждать тут бессмысленно. Время поджимает. Карандаш или ручка найдется? Если вы и правда от Диканя.

– Да, от него. Но мы не можем оставить тебя здесь. Дикань сказал, чтобы вернули тебя в бункер. А то все будет зря. Столько километров протопали, столько крови пролили. Товарища потеряли. И ты нас тут же обламываешь! – не унимается командир. – Это хуже предательства!

Фотограф хмыкает, чешет голову. Крепко так призадумался. Видно, что не ловко. Но потом снова повторяет свой вопрос:

– Карандаш найдется? Ручка? Мне написать нужно, – смотрит на унарника, понижает голос. – Код напишу.

– Вот дойдем до бункера, там карты свои раскроешь, – рычит Егерь. Он дает мне фонарь, я убираю светильник в свой рюкзак.

– Страховка не помешает, – Фотограф морщится от боли, осторожно трогает грудь, где виднеется внушительная полоска бинта.

– Есть только гвоздь. Можешь на картоне начеркать, – предлагает Никитос. Он вытаскивает гвоздь из широкого кармана, кладет в протянутую руку Фотографа.

– Благодарю, – тот начинает быстро царапать по картону, ловко орудуя ржавой железкой. Получается довольный длинный код, и буквы расположены хаотично, не по порядку. Какие-то цифры и знаки. Он заканчивает и передает картон Никитосу.

– Это что, код такой? – недоумевает командир.

– Да. Я его написал под шифровальным ключом. Расшифровать его может только Дикань. Мы с ним работали в одно время в военном городке. Там все асы вызнали, – выдает Фотограф, тяжело дыша.

Никитос передает картон мне, я снова бросаю в рюкзак.

– Смотри, не потеряй, – настороженно подмечает Фотограф.

– Не потеряю, – говорю ему в ответ.

Все готово, чтобы наконец покинуть тепловую станцию. Фотограф отказался от поддержки, сказав, что обойдется без помощи товарищей. Оксиген снова завладел пленником, оставив унарника висеть в воздухе. Потом понял, что так привлечет к отряду больше внимания, бросил затею. Поэтому бандит еле плелся за ними. Никитос освободил его ноги от железной проволоки, оставив связанными его руки. Сделали кляп из моток грязных тряпок. Командир не доверял ему, и решил подстраховаться, чтобы тот не смог проорать по всей округе. Впереди открытый мир, и там слишком много соблазнов для зова помощи.

Спускаемся на первый этаж, обходим поле вчерашнего боя. Я поправляю лямки рюкзака, иду следом за Фотографом. Тот идет с гордо поднятой головой, походка твердая… Но ближе к выходу он резко падает на пол.

– Что с ним?! – Никитос подбегает к нему. Мы все в ужасе, тоже приближаемся. Командир подхватывает человека, его лицо перекашивает от ужаса. – НЕТ! НЕТ! У нас еще столько незаконченных дел!

Тут мы все понимаем, что Фотограф перестал дышать. Ужасная рана раскрывается, кровь обильно сочится и бинт превращается в багровую полоску. Ножевая рана оказывается смертельной. Его репутация не справляется. Регенерация тела не произойдет – слишком мало набранных очков. Израсходованных становится еще больше. Фотограф с остекленевшими глазами и кровью на губах испаряется белой аурой.

Никитос беспомощно смотрит на нас. По его взгляду можно прочесть, что тот возненавидел весь мир. Он до хруста сжимает кулаки.

– Похоже он знал, что не дойдет до бункера, – тяжело вздыхает Егерь.

Нам ничего не остается как последовать дальше. Время поджимает, становится меньше и меньше. ИНС делает свои делишки. Покидаем станцию, солнце слепит глаза, привыкшие к темноте. Идем другим путем, делаем обходняк. Нам не хочется лишний раз сталкиваться с зомбаками, где те встречались у ограждения. Запасной выход есть. Железная дверь, замурованная в бетонную стену. Тектоник принимается за дело. Как и в прошлый раз, он магичит и начинает разрушать стену. После пару земных сдвигов дверь выпячивается прямо на нас. Никитос подхватывает ее, и своей способностью вырывает ее вместе с мясом. Тяжелая дверь глухо стукается, и земля содрогается на миг.

Мы покидаем периметр. Никитос будто идет сам по себе, молча и задумчиво. Все же смерть Фотографа нас подкашивает, и что придется нам сказать Диканю? Человека не вернуть – это уже провал миссии. Но тот успел написать код, который сможет исправить нынешние положения дел.

Город жестокий, улицы не дремлют. Где-то рушится хиленький дом, где-то отзываются предсмертные крики. Собаки гавкают, да, эти живучие тоже. Перед нами только что шмыгнула пара жирных крыс, а за ними на все порах бежал облезлый кот с обрубленным хвостом. Хочешь жить – умей вертеться. И этот дохлый кот не исключение. Выживает как может.

Мы избегаем широких улиц. Слишком большой риск быть замеченным. Прямо как на ладони. Поэтому мы ищем всевозможные лазейки, выбираем узкие проходы, делаем перебежки, попадаем в дворы-колодцы.

Унарник впереди всех, Никитос, я, Тектоник и Оксиген следом. Пленник еле волочит свои ноги, мычит и пыхтит, постоянно озирается по сторонам. Боится, значит.

После недавнего шока, в связи с потерей Фотографа, я совсем забыл озвучить свои мысли. Насчет нулевого, который питается человеческими страхами. Ведь глядя на пленника, тот действительно дрожал не хуже осинового листа. А значит есть возможность добиться правды. Это мне так кажется. Хочется в это верить. Ведь случай на заброшенном мосту – это не сказка. Все происходило на моих глазах. Пора поделиться мыслями, озвучить их.

Равняюсь с Никитосом, тот по-прежнему угрюмый, начинает жевать губы. Потом поворачивается ко мне и выдает:

– Есть что сказать?

– Да. Ты примешь меня за идиота.

– Мы все свихнутые по-своему. Я тебя слушаю.

Убеждаюсь, что нам пока ничего не грозит, делюсь с ним своими соображениями. Начинаю рассказывать про случившее, которое настигло меня еще на заброшенном мосту. Сандра, Мотор и я. Все мы педалим в сторону города по велодорожке. И тут на обрыве моста встречается нулевой, призрак питающий фантомами. Рассказываю, как тот самый призрак начинает овладевать Сандрой, постепенно загоняя ее в потайные углы страха, девушка одержимая нулевым, сдается и уверенно шагает к обрыву моста, где из темной водной глади выглядываются человеческие лица с застывшими масками ужаса.

– Уверен, что того можно поэкспериментировать? – Никитос кивает на идущего впереди унарника. – А вдруг не получится? Зря только время упустим.

– Он боится. Видишь? – говорю ему, понижая голос. – А значит стоит попробовать.

– Да тут поди все твари дрожащие. И где искать этих нулевых?

– Если не ошибаюсь, эти призраки стараются выбрать те места, где своими ментальными связями пытаются свести людей к самоубийству.

– И где предлагаешь искать? До того моста нет смысла переться, – Никитос поправляет наручные часы, смотрит на них.

– А ты можешь припомнить, где можно разбиться насмерть?

– До начала той едреной фени помню одно место. Яма там большая. Власти тогда говорили, что ее песком накроют, закатают как надо. Суицида на этом месте много было. Вот только эта яма так не исчезла. Там еще трубы какие-то остались. Видимо дом снесли на том месте. Как пень выковырнули. Но до туда еще топать нужно.

– Дикань подождет.

– С чего это? – командир ошалело смотрит на меня. Не ожидал, наверное, такого наглого ответа. – Против начальства вздумал пойти.

– Нет. Нужно быстрее вызнать, где ошивается Бугор и его приближенные. Если тот действительно что-то из себя представляет, то нужно найти подход к другим вещам. От того что у нас есть код, не делает того уязвимым.

– Здраво рассуждаешь. Но что мы добьемся от конченного утырка? – Никитос вновь кивает на пленника. Тот спотыкается и бессильно падает на потрескавшийся асфальт. – Легче его прикончить. Нужно сбросить чертов балласт.

– Ты похоже забываешь, кто оставил его в живых.

– Да. Я оставил. Потому что ты его хотел отмудохать за смерть товарища, вымести всю злость на нем.

– А теперь нужно выбить правду. И почему-то я верю, что нулевой заставит развязать тому язык.

– Хорошо, убедил. Но на этот раз отвечаешь ты. Если все провалится, тебе от майора влетит. Как и мне. Потому что соглашаюсь с тобой. Дикань с нами миндальничать не будет.

– Договорились.

Никитос ушел от ответа, пошел вперед. От навалившейся досады пнул уже вставшего с земли унарника. Мы помогли тому встать, тот еле держался на ногах.

На пути встретились мелкие зомбаки, не доросшие до приличных уровней. Их словно ветром сдуло после нашей примененной магии. За маленький подвиг мне выдали очки репутации.

Репутация: 113 (+2)

Обновлено.

Репутация: 115

Зато за бесконечные пробежки меня щедро наградили. Бег дает силу и выносливость. И это очевидно.

Выносливость: 32 (+6)

Сила: 24 (+6)

Снова обнова статы.

Класс: Электромаг

Уровень: 8

Выносливость: 38

Сила: 30

Интеллект: 27

Ловкость: 33

Очки за убийства: 28

Очки развития: 16

Репутация: 115

Навык: Плевок молнии (откат через 25 сек)

Двойной удар (откат через 30 сек)

Убийство током (откат через 30 сек)

Молниеносный выпад (откат 30 сек)

Отмена приема (отката нет, сохраняет приоритет неиспользованных приемов во время атаки)

Статус: Один в поле не воин (скрыто)

Все нормально. Мы продолжаем свой поход, натираем подошвы от долгих прогулок. Далее виднелись черты жилого комплекса, а за ним расположился пустырь, где из земли выросли железные арматуры и скобы. Наш отряд приблизился к назначенному месту. Глубокий овраг, где внизу хищно змеились трубы с налетом ржавчины. Унарник уже выбился из сил, Тектоник и Егерь поддерживали его, чтобы тот вновь не впечатал в землю всем телом.

– Ну и где же он, черт возьми! – Никитос скрипит зубами от злости.

– Вау! Столько добра мне привалило! Никогда еще такого не было, – неожиданно отозвался фальцет. Кто-то тихо зашелестел в воздухе.

Прозрачный скелет вытянулся из хитросплетенных труб. Это был нулевой. Его возраст невозможно угадать. И не молодой, и не старый. Мужчина среднего возраста.

– И сколько душ погубил? – в лоб спрашивает Никитос.

Нулевой вальяжно крутится над оврагом. Его хитрый прищур и злая ухмылка не сходятся с лица. Он чуть приближается к нам и говорит:

– Со счетов сбился. Но я голоден, и мне надо больше душ.

– У нас для тебя есть чем голод утолить, – командир кивает в сторону пленника. – Только одно условие. Если ты его выполнишь, считай он полностью твой.

Унарник смотрит на него ошарашенно. Видимо, тот в первый раз видит нулевого. Его глаза расширяются, зрачки бегают туда-сюда. На лбу в который раз выступает пот. Ноги дрожат, сам мычит еще громче.

Остальные не подают вида. Стараются сделать отвлекающий маневр, что те не испытывают страх. Будто и не знают, что это такое.

Нулевой приближается к унарнику. Щерится во все прозрачные зубы, похоже тот находит в нем слабые места, но через секунды-две он брезгливо отворачивается от него.

– Он не моя жертва, – тот наконец выносит вердикт.

– С чего бы? – хмурится командир. – Он же для тебя прям лакомый кусочек. Смотри внимательней.

– Нет. У него отрицательная репутация. Таких жертв я обхожу стороной. Мне нужны положительные люди. Так что не пытайтесь меня обдурить. У вас ничего не выйдет. А у самих с репутацией все в порядке. Только вы не пробиваемые, черт возьми! У меня не получается к вам подобраться.

Я вздыхаю. Прекрасно понимаю, что все это безнадежно. Мой взгляд цепляется за металлические трубы, за разрез глубокой ямы. Нехилое место для привлечения жертв. Отличную замануху себе выбрал нулевой. Но меня осеняет другая мысль.

– Тектоник! – окликаю его. – Работа есть для тебя.

Тектоник взирает на меня, на его лице читается недоумение. Я киваю в сторону ямы, заодно поясняю ему:

– Давай, ловушку закрой. А то, смотрю, нулевой совсем оборзел.

Нулевой хохочет, не веря моим словам. Когда Тектоник понял, о чем речь, он подошел к обрыву, оценил пропасть и ее масштабы. Масштабы, это мягко сказано, но он дал оценку. Сначала вскинул вперед руки, начал делать движения, будто готовился к бою с невидимым врагом, а потом вызвал магию, где земля издала мелкую дрожь.

Тектоник отошел от обрыва, я тоже последовал его примеру, как и все остальные. Мы стояли недалеко от ямы, на безопасное расстояние и смотрели как магичил маг земли. Под его влиянием земля заходила ходуном, пошли земные сдвиги. Виднелись линии разлома, которые заканчивались у обрыва. Посыпался песок, постепенно заполняя ловушку, внизу трубы загудели, стали разрываться от силы земли.

– НЕТ! – заорал нулевой. Его крик сорвался, вместо привычного фальцета послышался хрип, а далее разнесся гортанный звук. – Не надо! Хорошо! Я попробую вытащить из него фантомы и страхи! Только не трогайте мое место! Это хлебное место для меня! Чем дальше питаться буду?!

Его глаза изменили форму, они изобразили глубокую печаль, и в них можно было прочесть мольбу.

– Хорош, Тектоник, – говорю своему товарищу. – Ты свое дело сделал, а сейчас нужно выслушать призрака. Нужно раскрыть карты. Мы тебя слушаем, – обращаюсь к нулевому.

Эфемерный человек вздрагивает, с тревогой смотрит на яму – в ловушке виднелись ржавые железки, которые торчали из прослойки грязного песка. Еще немного, и Тектоник бы полностью накрыл. И призраку пришлось бы найти новую ловушку, если он не одумался вовремя.

– Отпустите его, – требует призрак. Мы отпускаем унарника, отходим назад. У бандита дрожат губы, и если прислушаться, то можно услышать, как из него вырывается тихий скулеж. Глаза на мокром месте, сосудики лопаются, белки начинают краснеть. Слишком напуган, и нулевой прекрасно чувствует его дикий страх. И похоже, сам этим наслаждается. Он приближается к нему вплотную, своими прозрачными руками хватает того за плечи и всматривается в глаза, пытаясь разглядеть того в самую душу, хоть и греховную.

Проходит минута, и унарник перестает скулить. Его губы не дрожат, глаза не бегают туда-сюда. Нулевой втягивает из него эфемерную оболочку, где на ней были отображены человеческие страхи, которые тогда-то испытывал сам бандит. Далее унарник закатывает глаза, его язык вываливается снаружи, а тело становится таким легким в руках призрака, будто тот скинул свой вес без остатка. Нулевой отпускает жертву на землю, оставляя того в покое. Он берется за ту эфемерную оболочку, висевшую в воздухе, начинает разводить руки в стороны. Из его прозрачных пальцев выбилась искорка, от которой оболочка превратилась в цифровое изображение, подобно голограмме.

– На данный момент я выловил у него последний фантом. Последнее то, что вызвало у него чувство страха. А теперь смотрите сами.

Взмах руки, и оболочка задрожала в воздухе, перетасовывая все застывшие кадры. Пошла цветная картинка.

На ней отобразилось знакомое мне действо. Ночь, песчаный берег, разрушенный мост, соединяющий столицу с пригородом.

– Сейчас вы видите то, чего видел ваш пленник. Его же глазами вы видите все происходящее, – поясняет нам призрак.

Эфемерная оболочка меняется каждый раз. Вот сейчас мы видим, как тот погружается в какой-то катер. Поглаживает приклад автомата, проверяет заполнение обоймы, загоняет патрон в патронник. Смотрит на тучного вида мужчину, который что-то говорит и говорит. Нам, правда, не слышно. Вообще, здесь разговоров нет. Мы смотрим немое кино. Тот мужик, похоже, отдает приказ, виднеется его злой оскал, сморщенный лоб и налитые яростью его глаза. Появляется еще пара таких бандитских рожей, но его внимание приковано к дальней точке. И он целится из автомата. Пока не стреляет, видимо, ждет приказа. А та самая дальняя точка все приближается и приближается, из смазанной цели превращается в четкую картинку, но все равно до нее слишком далеко, чтобы точно попасть.

Стоп! У меня тут же сбивается дыхание. Это что получается? Получается… Получается… Да черт возьми! Это же лодка! Наша надувная лодка! На той самой лодке, где я вместе с Мотором и Сандрой пытался перебраться через реку в столичный город. Далее следует все по моему сценарию.

Лодка чуть сдувается, вижу, как Мотор безуспешно пытается вырулить в безопасную сторону. Сандра, похоже, наклоняется к воде. Помню тот жуткий момент, когда я стал уходить вниз, ко дну, где над головой сомкнулась толща воды. И я шел ко дну. Я был ранен, причем смертельно. И мне тогда не хотелось топить лодку раньше времени, когда пули прошили ее. Отчетливо помню голос Сандры, наполненный слезами. Помню, как грязно ругался Мотор.

От этой картинки мне становится не по себе, потому что до того момента боль утраты немного отходила. А тут снова все всколыхнулось, картина, отображаемая эфемерной оболочкой, бередила незажившие в душе старые раны. Меня всего колотит, смотрю на обмякшее тело унарника. Спрашивается, он тут причем? Он выполнял приказ. Если не он, так кто-то другой бы пустил автоматную очередь в нашу сторону.

– А в чем его страх, собственно? – осведомляюсь я. Стараюсь выдать так, чтобы в голосе не было дрожи. – Кого испугался?

Нулевой говорит не сразу, он будто тщательно раздумывает свой ответ. А потом все же выдает:

– Он испугался тех, что видел перед собой.

– А мне подсказывает, что он больше всего боялся того, кто орал на него. Но это и так понятно, – вмешивается Никитос. – Если бы тот не послушался, то сам бы в реку канул.

– Верно мыслите, – хвалит командира нулевой. – А дальше они высаживаются недалеко от города, где за пару километров расположился завод.

– Автомобильный завод. Знакомо мне местечко, – подает свой голос Оксиген. Тот громко цокает языком.

«Точно убежище? Я не совсем уверен в этом».

– Убежище? – словно читает мои мысли Андрей Егерь.

– Предположим. А дальше что? – не унимается Никитос.

– Прикончить их надо. Вот что, – напыживается егерь. – Наверняка, Бугор там. Тем более до завода не так уж и далеко.

На тот момент эфемерная оболочка застывает, картинка исчезает, и страхи унарника на том кончаются. Далее нулевой втягивает всю оболочку в себя, и на его прозрачном лице отражается некий оттенок наслаждения.

– Дичайший страх съеден. Вкусно, однако. Пусть и репутация отрицательная, – довольно произносит призрак.

Я теперь знаю примерное нахождение тех бандитов. Автомобильный завод у нас один, и его трудно не запомнить. Их главное убежище. Примерно так.

Взираю на пробудившего унарника. Получается, Мотор и Сандра погибли не по его вине. Все из-за командующего, который заставил того нажать на спусковой крючок.

Тем временем унарник, как марионетка, стал подвластен только призраку. Нулевой на наших глазах сделал так, что бандит вскочил, стал бессвязно что-то говорить и, побежав к обрыву, сиганул вниз. Его крик резко обрывается.

Мы осторожно подходим к злосчастной яме и видим ужасную картину. Железная арматура, что застряла между хитросплетенными трубами, насквозь пробила позвоночник жертве. Унарник испускает дух и исчезает, растворяясь в воздухе черной аурой.

Вот вам и самоубийство, подстроенное самим нулевым. А призраки оказывается беспощадные и жестокие. Сначала пожирают лакомые кусочки страха, а потом безжалостно убивают. Не слишком хитрое занятие. Лучше бы занялись спасением человечества. Только какой от них толк? Они сами как бы мертвецы, и им по барабану, что там живые люди еле с концами сводят.

Я невольно поправляю рюкзак, вдруг вспоминаю про код, нацарапанный самим Фотографом. Расшифровать может только майор Дикань. И нам нужно податься в бункер в первую очередь. И как можно быстрее, а то времени в обрез.

– Ладно, пошли, – говорю я.

Никитос хлопает меня по плечу.

– Ты не прогадал, – говорит он. – А теперь точно пошли.

И мы идем дальше. В свой бункер, где нас поджидает майор. Потеряли уйму времени, Фотографа не вернешь, а код нужно необходимо расшифровать, чтобы выстроить какую-то суть. Рядом со мной ровняется Андрей Егерь. Он смотрит на меня, многозначительно качает головой и тихо выдает мне на ухо:

– Узнал ту лодку, которая под помостом шуршала возле моего дома. Мне очень жаль, что тебе досталось снова увидеть своих друзей, хоть и нет их в живых.

Чувствую скованность, мне не хочется говорить про них. И мы с егерем идем молча, направляемся дальше, натирая подошвы.