Текст книги "Кровавая весна 91-го (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Москва. 2005 год.

– Папа, папочка приехал, – карие глазенки дочери сверкали искренним счастьем. Малышка бежала навстречу, широко расставив пухлые ручонки. Появившаяся следом жена с улыбкой наблюдала за сценой, дожидаясь пока муж разденется

– Здравствуй, солнышко, – улыбнулся Максимов, отложил в сторону чемоданы и пакеты, присел на корточки и расставил руки. – Иди сюда, моя красавица.

Пятилетняя дочка с радостным визгом залетела в объятья отца. Максимов поднял, подбросил вверх радостно пискнувшую кроху и поставил на место.

– Как вы тут без меня?

– Плёхо, – забавно насупилась девочка. – Я скучала. Очень-очень скучала. А ты всё не возвращался. Мама тоже была грустная-грустная. Правда, мама?

Жена с улыбкой, кивнула.

– Где ты был так долго? – требовательно спросила девочка.

– Извини, солнышко, я не специально, – виновато развел руками Андрей. – Работал. Папе надо трудиться, чтобы дарить тебе и маме подарки. И да, кстати.

Максимов подобрал с пола самый большой пакет. Вытащил огромного голубого зайца.

– Я тебе кое-что купил. Держи.

Лицо дочери вспыхнуло радостью.

– Спасибо папа, ты у меня самый самый лучший.

Ручонки обвили шею Андрея, девочка порывисто поцеловала отца и шепнула на ухо:

– Люблю тебя, папочка…

* * *

– Чего вы сюда прискакали? – грубый голос вернул политтехнолога в реальность. Перед ними стоял крепкий парень лет двадцати пяти в темно-синей куртке и сверлил тяжелым взглядом Цыганкова и Максимова.

– Увидели, народ собрался, подошли поинтересоваться, что произошло, – четко, по-военному отрапортовал Сергей.

– Поинтересовались? – опер прищурился, продолжая рассматривать парней. – А теперь валите отсюда в темпе вальса. Ноги в руки и бегом домой. Нечего вам тут делать.

Сергей послушно развернулся, Андрей, ещё не отошедший от воспоминаний, замешкался.

– Хотя нет, подождите, – взгляд опера скользнул по распухшему носу Максимову, измятых брюках и воротничку с остатками кровавых пятен.

Милиционер шагнул вперед, подхватил под руки Андрея и Цыганкова.

– Со мною идите, и не вздумайте брыкаться. Посидите пока в «воронке», позже с вами разберемся.

– Саня, чего ты к парням прицепился? – из толпы вынырнул молодой парень в потертой коричневой кожанке.

– Здорово, Дима, – радостно ухмыльнулся Цыганков.

Опер в кожанке возглас Миши проигнорировал, продолжая ожидать ответа от коллеги.

– Подозрительные пацаны, – буркнул Саня, и указал взглядом на Максимова:

– Вон видишь, нос распух, и на рубашке явно не пятна от компота.

– Не страдай херней, лейтенант, – чуть усмехнулся парень в куртке. – Я этих пацанов, можно сказать, с пеленок знаю. Мои соседи, Вадькины кенты. На глазах росли. Пошалить, похулиганить могут, но маленьких девочек никогда в жизни не обидят. Наоборот, сопли утрут и домой отведут, если надо будет. Этого высокого зовут Андрей Воронов, тот, что пониже, смуглый – Сережа Цыганков. Не при делах они, точно тебе говорю. Тем более, девочка давно умерла. Эксперт говорит, трупное окоченение пару часов назад наступило. Ночь в овраге пролежала, землей присыпанная. Если бы не дед со своей собакой, ещё бы неизвестно, сколько там пробыла.

– А пятна у него чего? И нос красный? Подозрительно это, – не сдавался опер.

– Вот ты Веткин, неугомонный. Все бдительность проявляешь, Шерлока Холмса из себя строишь, – неодобрительно качнул головой сосед Максимова. – Нашел к кому цепляться.

Опер в кожанке повернулся к политтехнологу, прищурился, внимательно глядя в глаза:

– Андрей, что у тебя с носом? Подрался? Только не врать, будешь звездеть, поедешь с Веткиным в участок.

– Да помахался с одним пацаном, – буркнул Максимов. – В этом же сквере, минут сорок назад. Потом в школу ходил, умывался.

– Ты же у нас каратист, – удивился милиционер. – Вадька говорит, лихо ногами машешь. Кто это тебе нос умудрился разбить?

– Извини, это наше дело, – Андрей отвел глаза. – Ничего страшного не произошло, я – в порядке. То, что нос раздолбали, ерунда – до свадьбы заживет.

– В сквере периодически зареченская шпана мелочь со школьников трусит, – сообщил Веткин. – Есть жалобы от возмущенных мамаш. Наши спустили материалы Сорокину из детской комнаты, он этим занимается.

– Понятно, – многозначительно протянул Дима. – Саня, отпускаем пацанов? Отвечаю, они в любом случае не при делах.

– Хорошо, – кивнул Веткин. – Пусть уходят.

– Валите парни отсюда, на всех парах, – махнул рукой опер. – Пока мы добрые.

Серега сразу рванулся наверх, потянув за рукав Андрея.

– Пошли.

Повторять ему не пришлось, Максимов, бодро перепрыгивая палки, кочки и камни, последовал за Цыганковым.

– Слушай, а что там с маньяком? – поинтересовался Андрей, когда они выбрались на вершину склона.

Цыганков выдохнул, переводя дух, и повернулся к товарищу.

– Тебя походу сильно приложили, раз всё забыл, – удивился он. – Весь Пореченск на ушах стоит. Пятерых девчонок снасильничал и убил, урод. Это уже шестая. Троих, между прочим, из нашей школы. В младших классах учились. Двоим глаза выдавил. Люди на взводе, если бы поймали, порвали бы на куски, и менты не помогли. Говорят, записки странные оставляет, кровью паскуда пишет.

– Какие записки? – насторожился Максимов.

– Разные, я только одной содержание знаю. Инку Скворцову, из пятого класса здесь недалеко нашли на пустыре, за дворами, засыпанной мусором. Море крови, живот весь изрезан, кошмар. А в руку вложен лист бумаги. Палыч, что её нашел, поседел от увиденного. В тот же день напился в дрободан. Так вот он по пьяной лавочке о записке бате рассказал, а тот – матушке. Я же тебе говорил уже.

– Амнезия у меня, посттравматическая, – усмехнулся Андрей. – И что там было написано?

– Мудота какая-то. «Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей», именно так слово в слово, – заверил Сергей.

Ледяные мурашки холодной волной пробежали по телу. Во рту моментально пересохло. Максимов остановился, сглотнул, затем с усилием глубоко выдохнул.

– П-повтори, – осипшим голосом попросил он.

«Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей», – с готовностью исполнил просьбу Цыганков и тоже остановился. Увидел состояние друга и с тревогой спросил:

– С тобой всё в порядке?

– Полном, – кивнул уже пришедший в себя Андрей. Процитированная фраза была ему знакома. В начале девяностых, Максимов увлеченно проштудировал «Молот Ведьм» и блистал на студенческих вечеринках, смеха ради выдавая цитаты из всемирно известного руководства труда монахов-доминиканцев.

– Один раз мужики даже на него наткнулись, – продолжил рассказ Серега, когда они снова двинулись. – Получку обмывали, возвращались домой поздно. Услышали писк в кустах. Глянули, а там этот в сером плаще девчонку душит. Мужики к нему, а он драпать. Одному руку ножом располосовал. Бежал так, что трое догнать не могли. На ходу парапет у дороги перепрыгнул, практически в последний момент под машиной проскользнул, шофер чуть инфаркт не получил, а он смылся. Хотя мужики рассказывают, что на вид дядька полный, а летает, будто на крыльях.

– Рожу хоть срисовали? – поинтересовался Максимов.

– Да куда там, – усмехнулся Цыганков. – Продуманный гад оказался. Шляпу на нос надвинул, очки нацепил, воротник плаща поднял, будто от ветра укрывается – ничего не разглядеть. Да и темно было. Фонари только на обочине дороги горели, в лесу тьма кромешная.

– Идеальное место для маньяка, – заметил Андрей. – Интересно, как он вечером в темный лес девчонку заманил? Или она совсем дура?

– Да не знаю я, – развел руками Цыганков. – Мне сам понимаешь, такие подробности не докладывают.

Разговаривая, Максимов с Цыганковым прошли парочку дворов и остановились возле первого подъезда протянувшейся вдаль девятиэтажки.

– Всё, покедова, созвонимся, если что, – Цыганков протянул ладонь.

«Чёрт, я же не знаю, где живу. Вот это поворот!» – мелькнуло в голове у Андрея.

– Подожди, – попридержал руку товарища Максимов. – Ты же знаешь, я ни хрена не помню. Где я живу?

– Ни фига себе, – присвистнул Сережа. – Игнат тебя, действительно, от души приложил. Четвертый этаж, четырнадцатая квартира. Там табличка висит. А вообще раз такие дела, к врачу тебе надо. Не тяни, сходи в нашу районную поликлинику. Если память отшибло – дело хреновое. Могут последствия серьезные быть.

– Схожу обязательно, – пообещал Андрей. – Если память не вернётся…

Четырнадцатую квартиру Максимов нашел сразу. Большая стальная табличка с номером на дверном полотне, обтянутым темно-красным кожзамом, сразу притягивала к себе взгляд. Андрей покопался в карманах, вытянул связку, прищурился, разглядывая замочные скважины и подбирая подходящие варианты ключей. В нижний замок подошел самый большой с квадратными зубчиками. Верхний открылся стандартным маленьким ключом.

Дождавшись последнего щелчка замка, Андрей открыл дверь, зашел, огляделся, положил ключи на комод у входа. Разулся, стянул свитер и двинулся в гостиную.

Окинул взглядом обстановку и вздохнул.

«Да, это не Рио-де-Жанейро, господа присяжные заседатели. И даже не Москва советского разлива. Отвык я от таких апартаментов».

Уложенный елочкой паркет, кресла с деревянными подлокотниками, большой диван, заботливо укрытый серым клетчатым покрывалом, круглый журнальный столик. Справа от меня на всю стену шкафы с книгами. Недалеко большой стол с шестью стульями.

«Ничего себе, продвинутая семейка, такие шедевры раздобыть в самой читающей стране мира не так то и легко. Наверно, тонны макулатуры сдали, или в магазинах блат имели», – отметил Максимов, пробегаясь взглядом по шкафам. Полные собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, Чехова, Есенина. Чуть пониже на двух громадных полках раскинулась дефицитная «Библиотека Современной Фантастики» в оранжевых и белых обложках.В самом низу детские книги – «Волшебник Изумрудного Города» Волкова, «Незнайка на Луне» Носова, «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф, «Малыш и Карлсон», «Пеппи Длинный Чулок» Астрид Линдгрен. Каждый томик в прекрасном состоянии, пара брошюр для малышей бережно и аккуратно подклеены – видно, читать в этой семье любят и книги ценят.

Кухня была небольшой чистенькой, стены обложены белой плиткой. В углу еле слышно гудел холодильник «Минск-10». Рядом примостился к стене небольшой раскладной столик с четырьмя высокими табуретками. На белой поверхности лежал лист с запиской. «Сыночка, пельмени в морозилке, сметана, макароны, сосиски в холодильнике. Приготовь себе обед. Мы с папой будем как всегда вечером».

Политтехнолог усмехнулся. «Какой интересный сон. Ещё недавно, перед встречей в „Виктори“ заскочил в „Вилла Паста“ на Большой Димитровской, перекусил креветками по неаполитански, кольцами кальмара в кляре. А тут пельмени, сосиски, макароны и ни в чем себе не отказывай, малыш. Как в старое доброе время».

Вторая комната в конце коридора Максимову понравилась. На дверном полотне – плакат с замершим с растопыренными пальцами Брюсом Ли. На стене увеличенная фотография Сан Саныча из мюзикла «Не бойся, я с тобой». Великий сэнсей исподлобья сурово глядел на политтехнолога, выставив перед собой ладонь.

Небольшой столик у окна, сверху несколько полок с учебниками и книгами. Возле двери маленький шкафчик для одежды. Максимов сразу его открыл. Удовлетворенно усмехнулся, увидев повешенные на плечики два комплекта кимоно – первое потертое и затасканное до сероватого оттенка дзюдоги – толстое и качественно прошитое, второе каратешное – потоньше, относительно новое и сверкающее белизной.

«Для начала сойдет», – довольно подумал политтехнолог.

В прихожей истерично заверещал телефон. Максимов закрыл шкаф и двинулся на источник звука. На ходу подхватил трубку, оборвав трель звонка.

– Алло, слушаю, – произнес в трубку.

– Ворон, привет. Это Рудик, – раздался в микрофоне ломающийся юношеский басок. – Встретили Серегу. Цыган сказал: зареченские к тебе докопались, ты с Игнатом раз на раз отошел и тот тебя сразу уложил. Так было?

– Наверно, да, – вздохнул Максимов. – Очнулся, надо мной тетка склонилась, потом Серега подбежал. Ни черта не помню.

– Это он тоже сказал, – хмыкнул невидимый Рудик. – Гутарит: напрочь память отшибло. Даже номер своей квартиры позабыл. Правда?

– Так и есть, – грустно подтвердил Андрей. – Башка раскалывается, ни черта не помню.

– Так, – в голосе собеседника появились командные нотки. – Сиди дома, никуда не выходи. Мы с Вадькой сейчас к тебе подойдем. Если что, вместе в больницу потопаем.

– Си, мон женераль, – дурашливо гаркнул Андрей.

– Чего? – озадаченно переспросил Рудик. – Какой ещё женераль?

– Генерал, на французском, – пояснил политтехнолог. – У тебя был такой командирский тон, что я просто не мог удержаться.

– Странный ты какой-то, – буркнул друг. – Походу тебя по башке сильно приложили. Жди, скоро будем.

В трубке раздались короткие гудки. Андрей положил трубку на рычаг. Двинулся на кухню. В хлебнице обнаружилось половинка черного, кусок батона и горбушка кирпичика.

Залез в холодильник. На верхней полке лежала связка сосисок, кусок масла в серой бумаге с жирными пятнами, кастрюлька с макаронами, в боковой секции бутылка с кефиром. В морозилке нашлась запечатанная пачка пельменей. Максимов задумчиво почесал затылок. Есть хотелось, готовить – нет. Оторвал сосиску от связки, снял целлофановую обертку. Достал масло, вытащил нож из подставки для приборов рядом с холодильником. Отчекрыжил кусок батона, разрезал сосиску надвое, положил кусок масло на хлеб, сверху половинки сосиски. Нажатием пальца смял блестящую фольгу на горлышке, отложил обертку на стол.

Откусил бутерброд, запил кефиром и зажмурился от удовольствия.

«Ммм, вкусно – как в старое доброе советское время». В сосиске чувствовалось мясо, масло было свежим, хлеб, несмотря на немного зачерствевшую корочку, – мягким и нежным, густой жирный кефир с приятной кислинкой отлично освежал.

Бутерброд Максимов схомячил мгновенно. Вытер белую полосу над губой. Поставил чайник на огонь. Призадумался.

«Сколько уже времени прошло, а сон всё не кончается. Такое ощущение, что всё происходит в реальности. Не бывает логичных и последовательных сновидений с подобным количеством деталей. Не бы-ва-ет».

Мелодичная трель звонка заставила Максимова оторваться от раздумий и направиться в прихожую. В вестибюле стояла девчонка лет шестнадцати-семнадцати. Синяя болоньевая куртка слегка расстегнута, демонстрируя внушительный для такого возраста бюст, вязаная шапочка чуть приподнята, из-под кокетливой каштановой челки сверкают чёрные глаза.

– Воронов, – девчонка заметила мигнувший светом глазок и сердито притопнула ножкой в серебристом нейлоновом сапожке-«дутике» – Чего уставился? Открывай, давай.

Зайдя в холл, гостья с любопытством огляделась.

– Ничего у тебя так, – вынесла свой вердикт. – Современно.

– Ты тоже ничего так, – улыбнулся политтехнолог, многозначительным взглядом скользнув по груди девушки. – Расцветаешь потихоньку, распускаешься как бутон розы.

– Воронов, – гостья покраснела и насупилась. – Прекрати паясничать. Я сюда не за этим пришла.

– А зачем ты пришла? – полюбопытствовал Андрей, помогая девушке снять куртку.

– Издеваешься? – девушка возмущенно повысила голос. – Завтра комсомольская конференция по международной обстановке. Хомяков нам поручил сделать доклад по политической обстановке на Ближнем Востоке. Там же только что война в Ираке кончилась.

– Извини, я всё забыл, – покаялся Максимов. – Как тебя зовут прелестное создание? Мы с тобой одноклассники, правильно?

– Нет, ты точно издеваешься! – выпалила ещё больше покрасневшая гостья. – Учти, Хомяков этого так не оставит!

– Да плевать мне на Хомякова, Барсукова, и прочих животных, – отмахнулся Андрей. – Чего от меня хочешь?

– Газетных материалов, – процедила девушка. – Ты должен был сегодня вырезки по теме подготовить, со своими отметками. Мы так договорились. Ты готовишь материалы – я пишу и читаю доклад.

– Раз готовил, пойдем, в комнату, поищем, может где-то валяются, – предложил Андрей. – Говорю же, не помню ничего.

– Ну пойдем, – гостья смерила парня подозрительным взглядом. – С чего вдруг у тебя склероз образовался?

– Подрался, – признался Максимов. – С Игнатом. Так треснул, что из головы всё вылетело. Посттравматическая амнезия называется.

– С Игнатовым? – девушка по-новому глянула на Андрея. – Мишкой что ли? Зачем, он же здоровый как мамонт, чемпион города по боксу, пусть и бывший, мог покалечить серьезно.

– Не помню, Цыганков говорит, они в сквере возле школы денег сшибали. Ко мне пристали, – Максимов пожал плечами. – Ну и схлестнулись. Ты проходи, чего стала на пороге?

Андрей повесил куртку девушки в шкаф, сделал приглашающий жест ладонью, гостья шагнула вперед, но зайти в комнату не успела. В прихожей опять заиграла переливающаяся серебряным звоном трель звонка.

Глава 5

Андрей отстранил девчонку и снова заглянул в глазок. В коридоре стояли двое парней: высокий, худощавый, блондин и крепкий брюнет, с бочкообразной грудью и широкими плечами.

– Харэ пялиться, Андрюха, – буркнул знакомым баском блондин. – Открывай.

В прихожую парни ввалились как стадо мамонтов, сбив в сторону дутики девчонки, и ботинки Андрея.

– Чего это, лапти на пороге разбрасываешь? – сразу выразил претензии белобрысый.

– Во-первых, не лапти, а обувь. Не разбрасываю, а поставил на пороге, – пояснил Максимов. – Во-вторых, извини родной, не знал, что такие два богатыря ко мне завалятся. В следующий раз перед вашим приходом, как юный пионер торжественно обещаю: всё уберу и поставлю вверх на полку к шляпам, чтобы гостям дорогим не мешать разгуливать по квартире. В-третьих, дутики не мои, а гостьи, видишь ко мне девушка пришла. Одна из моих поклонниц. С порога собиралась кинуться в мои объятья и признаться в любви. И тут в самый неподходящий момент вы приперлись.

– Не выдумывай Воронов, – фыркнула красная как рак девчонка. – Никто никому в любви не признавался. Я вообще-то за газетами пришла.

– Привет, Таня, – улыбнулся крепыш. – За какими газетами?

– И тебе здрасьте, Вадик, – усмехнулась девушка. – Вообще-то мы в одном классе учимся. Комсорг школы поручил сделать доклад на завтрашнее собрание. Воронов должен был вырезки из газет со своими заметками подготовить.

– Да, ладно не оправдывайся, – хохотнул белобрысый. – Втюрилась, втюрилась, сразу видно.

– Дурак ты, Рудик и не лечишься, – глаза Татьяны гневно сверкнули. – Говорю же, по делу пришла.

Максимова ситуация откровенно забавляла и он решил подыграть парням.

– Любимая ты меня бросаешь? – добавив в голос трагизма, с придыханием осведомился Андрей. – А как же наши страстные поцелуи, клятвы в вечной любви, жаркие объятья в подъезде? Все было зря?

Белобрысый довольно заржал, даже серьезный здоровяк улыбнулся.

– Ты! – девушка задохнулась от возмущения. – Это уже слишком! Ты… козел и врун! Не было ничего! И вообще, я пошла. Завтра на собрании сам перед Хомяковым отдуваться будешь!

– Танюш, – Максимов мягко придержал за руку, дернувшуюся к двери девчонку. – Извини, пошутил я. Уж больно забавно твоё возмущение выглядело. Подожди минутку, гляну, может материалы лежат где-то.

– Дурак, – буркнула Татьяна, остывая. – Иди, смотри, только быстро, мне домой нужно.

Прозрачная папка с вырезками из газет, карандашными пометками, и парочкой исписанных листов, представляющих собой «скелет» будущего доклада нашлись на книжной полочке над столом. Максимов торжественно вручил девушке материалы, и она коротко попрощавшись с парнями, быстро ушла. Правда, напомнила, что перед докладом, надо будет пообщаться.

– Чувство юмора осталось, – ухмыльнулся белобрысый, как только дверь за Татьяной захлопнулось. – Значит, Игнат тебе не сильно башку отбил.

– Оно меня никогда не покидало, – сообщил Андрей. – Ты, я так понимаю, Рудик?

– Издеваешься? – округлил глаза белобрысый.

– Уточняю, – снисходительно пояснил политтехнолог. – Тебе же Серега сказал, я память потерял.

– Ну не настолько же, чтобы меня и Вадика забыть, – ошеломленно пробормотал блондин. – Много лет же дружим.

– Ладно, парни проходите на кухню, – Максимов посторонился, пропуская ребят. – Чаю будете?

– Будем, – улыбнулся немногословный Вадим.

– А пожрать у тебя по-быстрому есть чего? – деловито осведомился Рудик, – А то я со школы только. Встретил Серегу, закинул сумку, отзвонился пацанам и сразу к тебе.

– Найдем, – усмехнулся Андрей. – Бутерброды с сосисками или пельмени устроят?

– Сосиски годятся, – кивнул блондин. – А куда Санька пропал? Вы же со школы обычно с ним возвращались. Мать сказала, прискакал такой воздушный, радостный и сразу куда-то убежал.

Максимов пожал плечами.

– Наш Ромео, сто пудов полетел, порхая крыльями, на свиданку, – насмешливо улыбнулся Вадик. – Очередную телку подцепил и втрескался по самые уши. В первый раз, что ли?

– У тебя дым идёт, – кивнул на кухню Рудик – Готовишь чего?

– Проходите пацаны, я сейчас, – буркнул Максимов и рванул на кухню.

Чайник на плите возмущенно пыхтел и стрелял клубами пара. Максимов выключил конфорку, наполнил водой кастрюлю, достал из холодильника сосиски.

– Варить собираешься? – проницательно уточнил, зашедший следом Рудик.

– А что с ними делать? Конечно, варить.

– Не надо, так съедим, с хлебом, – попросил блондин. – Сильно жрать охота. У тебя майонез есть?

Открытая баночка майонеза, прикрытая жестяной крышкой, обнаружилась в боковом кармашке холодильника.

Через минуту парни за обе щеки уплетали бутерброды с сосисками и майонезом, запивая горячим чаем. Одновременно расспрашивали Максимова о драке с Игнатом. Наперебой предлагали варианты мести. Сломать руку или ногу палкой, атаковать его по возвращении домой. Максимов предложил пока оставить боксера в покое, а потом если он не угомонится, пообещал навалять ему в честном бою, один на один. Рудик и Вадим понимающе переглянулись, и усмехнувшийся блондин многозначительно покрутил пальцем у виска. Посмеялись, потом пояснили: Андрей ещё хорошо отделался. Сейчас Игнатов его нокаутировал, а в следующий раз вообще убьет. Сам боксер далеко за метр девяносто, весом под сотню и отлично поставленным ударом. А Воронов только полгода карате начал заниматься, когда оно в городе появилось. Лучше палкой Игнатову по ноге неожиданно засадить, быстро отпинать и пусть лечится. Иначе не справиться. Может и троих положить. Затем разговор зашел о маньяке. Вадик слышал от брата, хитрая и очень осторожная сволочь, как менты не бьются, поймать не могут. Словно заговоренный все ловушки обходит, когда облавы ведутся, не показывается. Но стоит милиции чуть успокоиться, опять появляется очередная жертва и записка. Дословного содержания посланий маньяка Вадим не знал, но слышал, брат родокам говорил: «будто поп в церкви, клеймит бабские пороки».

Дальше разговор свернул на спорт. Воронов подтянул Вадика, качавшего мышцы, в свою секцию карате. Рудик, уже больше двух лет увлеченно занимающийся кикбоксингом, пытался перетянуть ребят к себе, но ещё недавно запрещенное загадочное японское искусство оказалось интереснее. Идти на сегодняшнюю тренировку Максимов отказался, сославшись на головную боль, пообещал возобновить занятия, когда оклемается. Договорились завтра прогуляться по городу, попить кваса, заодно и окончательно прийти к решению, что делать с Игнатом и зареченскими. От предложений встречать его после школы и проводить в больницу, политтехнолог вежливо отказался, сообщив, что со своим здоровьем и прочими подобными проблемами разберется сам.

Затем попросил ребят больше рассказать о себе, упирая на то, что любая информация поможет справиться с амнезией и вернуться в нормальное состояние. Парни удивились, взяли с Андрея обещание, если память не вернётся, обязательно посетить врача, но согласились и охотно поделились подробностями своей жизни.

Дружить они начали с шести-семи лет, когда родители заселились в девятиэтажки нового микрорайона. Познакомились во дворе, и со временем детские игры, прогулки по району, общие интересы и увлечения переросли в дружбу.

Рудик жил в «военном» доме напротив и ходил в соседнюю двадцать вторую школу вместе с Вадиком и родной сестрой – двойняшкой. Отец Рудольфа, отставной офицер, после десятков лет скитаний по гарнизонам и командировок получил огромную пятикомнатную квартиру. Правда, обитала в ней куча народу: сестра, младший брат – первоклашка, свекровь, сам Рудик с родителями.

Предки Вадика всю жизнь работали на местном заводе «Агрегатмаш». Батя – начальником ОТК, мать – в заводской столовой. Там встретились и поженились восемнадцать лет назад. Старший брат, как уже знал Максимов, трудился в райотделе, местным опером.

Четвертый из компании бабник и весельчак Саня Русин учился в одном классе с Максимовым. Родители Русина – из интеллигенции. Мать главбух блатной организации – «Снабсбыт», батя – начальник прокатного цеха «Агрегатмаша». Старший брат, Влад жил отдельно в бывшей бабушкиной квартире. Закончил Московский Юридический, в столице занимался торговлей, но неожиданно уехал в родной Пореченск. Саня рассказывал, у него возникли проблемы со столичным рэкетом. Брат держал кооперативный магазин и два места на вещевых рынках.

Периодически к компании присоединялся Серега Цыганков. Потомственный пролетарий, родители трудились на том же «Агрегатмаше», папаша – мастер цеха, мать – сотрудница отдела кадров. Брательник работает помощником тренером по боксу в местной ДЮСШ.

Новые друзья Максимову понравились. Готовность впрячься в разборки с зареченской шпаной и чемпионом города по боксу Андрей оценил. Никаких сомнений и попыток «сдать назад». Другие варианты даже не рассматривались. Если и был страх, ребята его не показывали.

За разговорами время пролетело быстро. Рудик бросил короткий взгляд на циферблат висящей на запястье «Электроники», охнул и заторопился.

– Уже половина пятого, мне на тренировку пора.

– Мне тоже надо в магазин сбегать, пожрать домой купить, – следом за ним встал Вадим.

Андрей проводил парней, закрыл за ними дверь и зашел в свою комнату.

«Посмотрим, в каком физическом состоянии тело, протестируем возможности», – решил он. Начал с отжиманий. Сорок раз сделал достаточно легко, последующие десять уже с трудом. Для семнадцатилетнего подростка – нормально. Попрыгал на месте. Четыре минуты выдерживал более-менее. Подвигался на челноке вперед-назад. Этот элемент «на пять с минусом». Видимо сказалось, что занимался карате, там всё-таки резкости движений и атакам на скачке уделяют серьезное внимание. Поработал с сайд-степами, уходами и уклонами в разные стороны. Под столом нашел пудовую гирю. Выжал её одиннадцать раз правой и девять – левой. Сойдет.

«Надо будет на улице количество подтягиваний протестировать, но вроде сила есть, физическая подготовка – тоже», – отметил политтехнолог.

Разогрелся, попробовал удары ногой. Сначала прямой «майн-гери», затем боковой – «маваши». Что сказать, резко, но очень коряво. Удар каратешный, без полного вложения корпуса. Растяжка не очень – на твердую «троечку». Попробовал пробить боксерские «тройки», «четверки», удары локтями и несколько связок самообороны «крав-маги». Тоже не фонтан. В прошлой жизни все эти комбинации были доведены до автоматизма многотысячными повторениями, отработками и спаррингами с партнерами. Максимов знал мельчайшие нюансы и элементы комбинаций, но мышцы тормозили: удары смазывались, устойчивость хромала, чувствовалась неуверенность. Не было четкости, отточенности движений и твердости рук, достигаемых многотысячными повторениями. Вердикт: над исполнением работать и работать, то есть опять учиться и учиться с самого начала, как завещал Дедушка Ленин. Одно радовало: после нокаута, никаких симптомов сотрясения мозга Максимов не ощущал. Не было рвотных позывов, в глазах не двоилось, слабости, болезненного состояния, и потливости не ощущалось, вместо раскалывающейся от боли головы, легкая мигрень. Андрей подхватил первую книжку с полки. Это оказалась «Два капитана» Каверина. Открыл наугад, пробежался взглядом по строкам:

'Сперва все было тихо – пустой двор, подтаявший снег с желтыми, налившимися водой следами. Потом появились незнакомые ноги в черных крепких сапогах – одна пара, другая, третья. Ноги шли к флигелю через двор. Две пары пропали, третья осталась у крыльца. Рядом опустился приклад.

– Облава, – прошептал Петька и вскочил'.

Буквы легко складывались в слова и строчки – никаких болевых симптомов, проблем с чтением и восприятием.

«Интересно», – отметил Максимов. – «Это потому что, сон, или никакого нокаута не было»?

Теперь надо найти документы и фотографии. Они помогут получить необходимую информацию о родителях, друзьях, интересах и событиях в жизни Андрея Воронова. Необходимо начинать «вспоминать», иначе действительно поведут к врачу. Впрочем, если предки узнают, все равно районную поликлинику придется посетить и обследования пройти…

После получасовых поисков Андрей нашел несколько альбомов с фотографиями, папку с документами и погрузился в их изучение. Внимательно посмотрел коллективные школьные снимки, запомнил классную руководительницу и лица одноклассников. Нашел пару свежих снимков в секции карате, прочитал подписи на обложках. Посмотрел альбомы и документы родителей. Отец – Николай Иванович Воронов. День рождения – седьмого мая сорок пятого года. Значит, сейчас ему скоро будет сорок шесть. Вполне нормальный возраст у мужика. Мать – Светлана Аркадьевна, в девичестве Шапошникова, моложе отца на три года, родилась шестнадцатого июля сорок восьмого года. Отлично, запомним. Отец закончил Ленинградский политех, в Пореченск попал по распределению, судя по фотографиям и поздравительным открыткам сослуживцев, являлся главным инженером «Агрегатмаша». Мать трудилась главбухом в НИИ «Сельхозтехники». Типичная советская техническая интеллигенция. Жили хорошо – мебель ГДР, красивые обои, ухоженная квартира. Судя по фотографиям, всей семьей каждое лето ездили в пансионаты и санатории, отдыхали на Черном или Азовском море…

Клацанье поворачивающего в двери замка, оторвало Максимова от размышлений. Андрей подхватил документы и парочку альбомов, метнулся к шкафу, лихорадочно открыл дверку и затолкал всё на место. Успел в последнюю секунду. Дверь отворилась, и на порог ступила худенькая, невысокая женщина лет сорока. Поставила сумки, распрямилась, увидела вышедшего из комнаты сына и улыбнулась. Лицо словно солнцем озарило, едва наметившиеся морщинки под глазами разгладились, в голубых глазах заиграли веселые огоньки.

Максимов радостно улыбнулся в ответ, чувствуя, как откуда-то снизу поднялась и разлилась по груди теплая волна обожания.