Текст книги "Кровавая весна 91-го (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23

– Ты, ты… – Хомяков хватал ртом воздух.

– Не смог бросить на произвол судьбы бедную зверушку и пропустить собрание, о котором мне много раз напомнили? – участливо подсказал Максимов. – Чего ты так взбеленился, Толик? Может тебе тоже яблочка нарезать? В нём витаминов много. Погрызешь, успокоишься.

– Вон отсюда, – заорал багровый от ярости комсорг. – Ты здесь больше не появишься! Завтра будешь у директора объяснительную писать!

– Да без проблем, – пожал плечами Андрей. – И не ори так, громко, прыщи полопаются.

– В-о-о-о-н! – истерично завизжал Хомяков.

Под смешки и хихиканье присутствующих, Максимов вышел из класса и аккуратно прикрыл за собой дверь. Настроение у него было прекрасное. Ибо, как говорил «Задорнов», нет большей радости для нашего человека, чем испортить настроение другому. Андрей даже чувствовал легкое разочарование, тщательно продуманные ходы сцены «Комсорг и хомяк» оказались лишними. Но и так хорошо вышло. Комсорг оказался глупым и истеричным. С такими работать одно удовольствие. Теперь оставалось отыграть финал драмы в кабинете у директора, и Хомяков будет обходить его десятой дорогой. Ещё и Вернерам надо позвонить, чтобы подстраховали на всякий случай. Заодно о поездке в Строгово с двойняшками и другими ребятами договориться. Сам Максимов не очень хотел туда ехать, помня об обещании, данном оперу, но если не можешь предотвратить, придется возглавлять, чтобы друзья не наделали глупостей…

На следующий день в столовой на большой перемене, к столику Максимова подошла классный руководитель.

– Что у тебя произошло с Хомяковым? – Тамара Владимировна недовольно поджала губы.

– Ничего особенного, – спокойно ответил Андрей. – Пришел на комсомольское собрание с клеткой и хомяком. По дороге встретил друга, он попросил, подержать зверька у себя. Возвращаться было поздно, опаздывал, вот и взял его с собой. У Хомякова была истерика, он меня выгнал. Всё.

– Мне немного другое рассказывали, – нахмурилась «классуха».

– Не знаю, что вам рассказывали. Я изложил, как действительно было.

– Понятно, – недоверчиво хмыкнула «русичка». – В три часа ко мне в кабинет с объяснительной. Это приказ директора. Будем разбираться. Хомяков хотел людей из райкома комсомола пригласить, поставить вопрос о твоем отчислении, но Мария Алексеевна его отговорила. Настроен он очень серьезно, собрал комсомольскую организацию школы. У тебя могут быть неприятности.

– Мне все равно, – улыбнулся Андрей.

«Вашего комсомола скоро не будет. Что он мне сможет сделать? Характеристику испортить? Её вообще-то классная руководитель и директор утверждают. Но даже если и испортят, плевать. Требовать её в большинстве ВУЗов не будут. На крайний случай, выдам себя борца с партократами и зажравшимися комсомольскими функционерами. Осенью это будет актуально».

После уроков в кабинете русского языка и литературы его уже ждали. Сзади у шкафов сидели Мария Алексеевна, завуч, Виктория Константиновна, та самая миловидная сорокалетняя брюнетка, сопровождавшая директора в столовой. За учительским столом – «классуха», Тамара Владимировна, за партами: Таня Ивченко, Колокольцева, Аус, двое парней и долговязая хмурая девица из одиннадцатого «Б».

– Воронов стань у доски, – холодно приказала директриса. Андрей бросил короткий взгляд на Марию Алексеевну. Директор выглядела строгой, но на долю секунды в её глазах промелькнули веселые искорки.

«А ведь Русин прав, Хомякова она недолюбливает», – отметил Максимов.

– Ты написал объяснительную, по поводу своего поведения на комсомольском собрании? – уточнила она.

– А как же, – улыбнулся Андрей, положил дипломат на колено, щелкнул замками, откинул крышку и вытащил лист бумаги. – Вот она. Вам передать?

– Не нужно, – качнула башней волос директриса. – Читай вслух, чтобы все слышали.

– Как скажете, – Андрей зарыл портфель, поставил его у доски и с серьезным выражением лица начал зачитывать документ.

– «Её Превосходительству, Графине Марии Свет-Алексеевне Лебедевой, милостивой матушке, директору средней школы номер восемнадцать, отрока нерадивого, в классе одиннадцатом 'А» науки трудные постигающего, Воронова Андрея по батюшке Николаевича.

Объяснительная'.

Завуч возмущенно встрепенулась, хотела что-то сказать, но была остановлена повелительным взмахом ладони директора. Присутствующие напряглись и придвинулись поближе, чтобы не пропустить ни одного слова. Порозовевший Хомяков возмущенно надулся и растеряно оглянулся на директора.

– «Я раб божий, Андрей, обуянный Гордыней, одержимый грехом неверия, шел на собрание бесовское нехристей окаянных, комсомольцами именуемыми, отрицающих Господа нашего Всемогущего, сотворившего Вселенную по своему Образу и Подобию», – продолжал вдохновенно зачитывать объяснительную Максимов. – 'И послал мне Господь испытание великое, встретил я в дороге отрока юного – Рудольфа Вернера со зверушкой мохнатою забавною в клетке.

И воззвал ко мне отрок Вернер с призывом отчаянным: «Спаси тварь божию, хомячка невинного! Приюти его на несколько дней, Христа ради!»

Глянул на животину, и померещилось мне, будто в узилище железом сидит единоутробный брат комсорга нашего Хомякова. Также точно подвержен чревоугодию неумеренному диавольсвому, пузат, мохнат, постоянно жрёт и срёт, где попало. Щеки как паруса на ветру раздуваются, пищит истерично, ежели на него внимания не обращают'.

В классе раздались первые робкие смешки. Под возмущенным взглядом комсорга школьники корчили страшные гримасы, кусали губы, чтобы не заржать. Даже завуч прыснула, но сразу спохватилась, быстро глянула по сторонам и изобразила суровое осуждение.

– 'А когда узнал, что зовут, его как Хомякова Толиком, растаяло сердце мое! Не мог я бросить тварь божию на погибель лютую. Взял я хомячка с собою на собрание бесовское. Думал, комсорг наш увидит брата меньшого, возрадуется, отринет учение атеистическое, богопротивное и примет веру нашу истинную, православную.

Увы, не сбылись мои чаяния. Хомяков, одержимый демонами адовыми, ликом почернел, заорал истерично, слюнями ядовитыми брызгая на зверушку дрожащую малую. Упала она на спинку мохнатую, заверещала жалобно, прося спасения от нехристя страшного. Не выдержала душа моя трепетная надругательства над тварью божьей, невинной. И покинул я собрание бесовское, прижимая к груди зверушку испуганную, пеной дурнопахнущей изо рта паскудного, обрызганную.

Подтверждаю истинность всего написанного собственноручно.

Раб божий Андрей Воронов изложил всё как на духу девятнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто первого года от Рождества Христова. Аминь'.

– Так, понятно, – буркнула директор. – Прошу членов комсомольской организации школы и учителей выйти. Я сама поговорю с Вороновым.

Школьники, изо всех сил сдерживаясь, быстрым ручейком просочились за дверь. И как только она закрылась, могучий взрыв хохота потряс стены и гулким эхом пронесся по коридору. Комсорг побагровел и выпучил глаза, с трудом удерживаясь от матерных воплей.

– Ты тоже Анатолий. Я хочу поговорить с Андреем наедине, – глянула на Хомякова директор. Красный от злости главный комсомолец школы стиснул челюсти, и быстрыми шагами покинул помещение.

– Андрей, скажи мне, зачем ты это делаешь? – Мария Алексеевна буравила тяжелым взглядом лицо Максимова.

– Делаю, что? – невинно уточнил, ничуть не смутившийся парень.

– Раздуваешь конфликт с Хомяковым, – спокойно пояснила директор. – Выпрашиваешь неприятностей на свою голову? Так он их тебе организует. Чего ты этим хочешь добиться?

– Хочу, чтобы Хомяков от меня отстал. Извините за выражение, Мария Алексеевна, но он задолбал. То ему доклады непонятно о чем пиши, то ещё чего-то делай. Я вместе с Русиным ему русским языком говорил, чтобы отстал, так он угрожать начал. Каков привет, таков и ответ.

– Зачем тебе всё это, Андрей? – устало спросила Лебедева. – Зачем? Ты же учебу подтянул, на прошлой неделе одни пятерки – единственная четверка от меня по истории. Преподаватели все как один тебя хвалят. Аттестат получишь хороший, все дороги перед тобой открыты. Желаешь, чтобы Хомяков тебе жизнь испортил?

– Желаю, чтобы он от меня отстал, – спокойно ответил Максимов.

– Теперь комсорг стал твоим врагом. Он не успокоится, пока не отомстит, – криво усмехнулась Мария Алексеевна. – Сейчас уже не восьмидесятые годы, полномочий и возможностей у него поменьше, но сделать гадость может. Думаешь, твоя веселая шутка с хомяком того стоила?

– Стоила, – Андрей с уверенностью глянул в глаза директору. – Что касается гадости. Поясните, пожалуйста, Анатолию, из этой истории можно сделать такую конфетку, что над ним будет ржать весь город. И красиво продолжить её так, что ему этот хомячок ещё долго икаться будет. В крайнем случае, готов ответить за знакомство Хомякова с тезкой-грызуном. Из обвинительного процесса я такое шоу сделаю, что рассказывать эту историю и хохотать до икоты будут даже в Москве. Тут всё просто, он не трогает меня и моих друзей, я не трогаю его.

– Андрей, почему у тебя к Хомякову такая антипатия? – задумчиво протянула директор, внимательно изучая лицо Максимова.

– Потому, что он, извините за выражение, фигней и очковтирательством занимается, Мария Алексеевна, – честно ответил Андрей. – Никому эти собрания, доклады ни о чем и даром не нужны. Через пять минут после их окончания, все уже забудут, что там говорилось. Время, Мария Алексеевна, – очень ценный ресурс. Пока мы молодые, должны использовать его правильно – получать знания, читать хорошие книги, самообразовываться, даже с девушкой на свидание сходить, зарядиться новыми эмоциями и то приятнее и полезнее. А он заставляет нас всех часами протирать штаны на идиотских собраниях. А если кто-то отказывается, угрожает. А я не люблю, когда мне угрожают и шантажом принуждают насильно что-то делать.

– Понятно, – кивнула Лебедева. – Что же, я тебя услышала. Не со всем согласна, но ты имеешь право на мнение. Давай так, я поговорю с Хомяковым, он не трогает тебя, ты не трогаешь его. Насчёт характеристики можешь не бояться, она будет справедливой.

– А я и не боюсь. Трогать его первым не буду, обещаю.

– Значит, договорились?

– Договорились, – согласился Максимов.

– Тогда можешь идти, – разрешила директор. – И, да, Андрей, я считаю, что ты абсолютно не прав. Но мне скандалы, и, как ты сказал, «шоу» не нужны. Поэтому из уважения к твоим родителям, которых хорошо знаю, эту историю мы заминаем. Но если ты ещё чего-то отчебучишь, отгребешь на полную катушку. Всё понял?

– Понял, Мария Алексеевна, – вздохнул Андрей.

– Можешь идти.

На выходе Максимова караулили Аус и Колокольцева.

– У тебя всё в порядке? – с тревогой осведомилась Лена.

– В полном, – Андрей чуть улыбнулся.

– Директор хотела поговорить с тобой в кабинете, только она и Тамара. Хомяков настоял привести тебя в наш класс и собрать комсомольскую организацию. Хотел показать, как тебя показательно размазывать по стенке будут, – наябедничала Колокольцева. – Чтобы все слушали твою объяснительную, и видели, как извинялся.

– Понятно, – усмехнулся Максимов. – Он своего добился. Правда, все пошло по другому сценарию, моему.

– Слушай, как у тебя получается так красиво выкручиваться? – восхитилась Аус, лукаво сверкнув карими глазищами.

– Надо много читать книжек, хороших и разных, – наставительно произнес Андрей.

– Ты на каникулах поедешь в Москву? – сменила тему Лена.

– Не знаю, – честно ответил Максимов. – Как получится.

– Поехали, – Инга ослепительно улыбнулась. – Там будет интересно. Заодно и по столице прогуляемся.

– Я не знаю, чем буду занят, – честно признался Андрей. – Но если получится, обязательно поеду.

– Тогда мы будем ждать и надеяться, – Колокольцева томно вздохнула, внушительная грудь поднялась и медленно опустилась.

«Надейся и жди, вся жизнь впереди», – чуть не пропел Максимов, но в последний момент осекся. Девушки могли счесть строчки из популярной песни ВИА «Пламя» издевательством.

– Я тоже, – Андрей подмигнул подружкам. Девчонки заулыбались.

– Ладно, пошли мы. Пока, – Лена незаметно тронула строящую глазки Ингу за локоть. – Увидимся.

– Обязательно увидимся, – улыбнулся Максимов. – Пока, девчонки.

* * *

Внутренний зверь требовал новых жертв. Предсмертные хрипы, брызги крови, ломающиеся под сильными пальцами тонкие девичьи шейки, отчаянное сопротивление, последние судорожные подергивания жертвы – всё это невероятно возбуждало, дарило ощущение всемогущества, невероятное удовольствие, сравнимое с ярким продолжительным оргазмом. Когда убийца выходил на охоту, выпуская внутреннего зверя, сознание автоматически отключалось от повседневности. В глазах появлялся яростный блеск голодного хищника, походка становилась по-звериному пружинистой. Цвета приобретали особую яркость, а звуки – отчетливость. Ощущались мельчайшие оттенки запахов, а кожа становилась невероятно чувствительной даже к легкому прикосновению.

За свою жизнь он научился отлично прятаться среди серой безликой толпы, становясь одним из них. Убийца обладал врожденной внимательностью, умением наблюдать и легко перенимать необходимые навыки. Несколько лет работы техником освещения в театре, общение с актерами, наблюдение за репетициями не прошли бесследно. Он научился разыгрывать эмоции, мастерски перевоплощаться в забулдыгу, готового продать душу за вожделенную чекушку или его антипод – аристократа с врожденной интеллигентностью манер и высокомерным выражением лица. Убийца был уверен: он с легкостью мог сыграть сгорающего от ревности Отелло, пылкого Ромео, влюбленного Квазимоду гораздо лучше многих профессионалов. Театральный реквизит, выкупленный по случаю, у старого спившегося актера, позволял ему перевоплощаться в любой образ, а лекарства, приобретенные в клинике у медсестер, в бытность подсобником, дурманить сознание жертв, которых не хотелось убивать сразу. У него было много масок и личностей, созданных, чтобы возвыситься над стадом, стать умелым манипулятором, жонглирующим эмоциями и умело направляющим агрессию толпы.

Он получал наслаждение, наблюдая со стороны за реакцией народа, отслеживая действия милиции, тщательно продумывая ответные ходы. Воспринимал, это как шахматы – противостояние, показывающее всю гениальность его гроссмейстерских замыслов, неуязвимость перед этими суетящимися мелкими человеками, тщетно пытающихся поймать страшного неуловимого убийцу – существо высшего порядка.

Убийца нес миссию – избавлял мир от этих сосудов скверны и похоти, именуемых женщинами, делая его чище. Он хорошо помнил свою первую попытку уединиться с сельской девушкой. Тогда он был совсем юным и Анька, застав его перекидывающим сено в сарае, прижала своей большой грудью и начала медленно раздевать. Она не смогла его возбудить, страсть сменилась разочарованием, а потом насмешками и оскорблениями. Когда девушка звонко смеялась, называя его импотентом, зверь, загнанный в потаенные уголки души, вылез наружу.

Мощный удар ладонью сшиб Анну как кеглю. Повинуясь внезапной вспышке ярости, он сомкнул скрюченные пальцы на белоснежной шее, наблюдая, как сереет лицо и из глаз жертвы медленно уходит жизнь. Хрустнули переломанные позвонки, убийца ощутил, как обмякло и расслабилось напряженное тело, и горячая волна возбуждения накрыла его, заставив затрястись в экстазе. Робкий и незаметный сельский паренек умер, и родилась новая личность – опасный хищник, начавший убивать…

Аньку он забросал сеном и спрятал в углу сарая, а глубокой ночью утопил в болоте около леса, для верности нацепив на шею веревку с тяжелой железкой, найденной у бывшей станции МТС…

Сейчас убийца, спрятавшись за черной кроной дерева, на лесистом холме, наблюдал в бинокль за двумя местными милиционерами, что-то ищущими на дороге, чуть в стороне, где было найдено тело последней жертвы. Появившаяся со станции компания подростков заставила его вздрогнуть.

– Не может быть, – ошеломленно прошептал убийца и опять глянул в бинокль.

Никаких сомнений не оставалось. Впереди вместе с белокурой девушкой шел тот самый шустрый паренек, помешавший разъяренной толпе устроить беспорядки у райотдела…

Глава 24

Народу на вокзале было немного. На одной скамейке сидела пожилая пара, дедок в стареньком распахнутом пальтишке из-под которого виднелся ворот серого кургузого пиджачка, бабушка – божий одуванчик, в пуховом платке и бесформенной куртке. На другой – несколько выпивших мужиков маргинального вида. Чуть дальше нервно прохаживалась мамаша с дочерью лет пяти и сыном-подростком. По асфальтовой площадке станции неторопливо шагал наряд ППС, окидывая безразличными взглядами присутствующих.

– Еду, деньги не забыли? – уточнил Максимов.

– Конечно, – кивнул Рудик, и показал глазами на сумку, висящую на плече. – Там бутерброды на всякий случай, фляга с водой, пряники, фонарики на всякий случай взяли, спички, ещё кое-что. Пятерка у меня в кармане лежит вместе с мелочью. Перекусить и на обратную дорогу хватит.

– Остальное тоже захватили? – многозначительно поинтересовался Андрей.

– Конечно, – подтвердил Вадик, сразу поняв о чем вопрос. – Я гаечный ключ взял, с сумки секунду достать, Рудик пару гвоздей-соток.

– Складной нож, – ответил Русин на невысказанный вопрос, – С пилкой, штопором и прочими наворотами. Батя из Москвы привез, как раз для таких походов.

– Отлично, – одобрил Максимов. – Холодным оружием не является, всегда можно сказать, инструменты и гвозди захватили знакомому передать и забыли. А у тебя, Серега?

– Свинчатка, – коротко ответил Цыганков. – Самое то. Бить в боксе научили, а она удар хорошо утяжеляет. В крайнем случае, всегда бросить в рожу можно, мало не покажется.

– А ты сам с чем? – улыбнулся Вернер.

– Есть кое-что, – усмехнулся Андрей. В правом кармане лежала связка ключей, один из них для нижнего замка был достаточно большим и мог использоваться для самообороны. В другом – обычные ножницы. Отличный вариант для колющих ударов. При раскрытии можно сжать выдвинутым вперед средним пальцами, превращая в страшное оружие из двух раскрытых лезвий.

– Ребята, пойдемте уже, к кассам. Электричка на Митяевку через пятнадцать минут придет, а мы ещё билеты не купили, – напомнила Лера.

За стеклом скучала толстая сонная кассирша, немного оживившаяся, когда компания молодежи подошла к окошку.

– Нам пять билетов на электричку, 15:20 до Митяевки, – попросил Максимов.

– Четыре рубля, – буркнула толстуха.

Андрей собрал деньги, заменил мелочь тремя мятыми рублями и двумя пятидесятикопеечными монетами, всунул их в окошко.

Через пять минут, получил билеты.

– Спасибо, – поблагодарил кассиршу

– Пожалуйста, – вежливо ответила тетка. Лицо толстухи опять стало скучным, а глаза сонными.

Когда они вышли из касс, электричка уже подъезжала на перрон.

В вагоне почти никого не было. У входа сидела одинокая старушка в вязаной шапочке, недалеко от неё угрюмый мужчина в бушлате, пялившийся в окно. Максимов с друзьями устроились в другом конце вагона, рассевшись на двух деревянных скамейках-сиденьях. Рядом с Андреем, устроились Вернеры. Русин, Серега, Вадик сели напротив.

Электричка тронулась, набирая ход. Колеса грохотали и лязгали всё громче. Максимов немного подождал, когда поезд разгонится, аккуратно оглянулся, убедившись, что соседи в другом конце вагона ничего не услышат, наклонился к ребятам:

– Так, давайте ещё раз разберемся с планом на сегодня. Сперва аккуратно со стороны смотрим место убийства последней девочки. Оно, насколько я понял, рядом со станцией.

– Немного в стороне от дороги, ведущей к Митяевке, – деловито сообщил Вадик. – Дима предкам так сказал. Точнее, сам понимаешь, узнать не мог, они бы насторожились

– Понимаю, – кивнул Андрей и продолжил. – Если там милиция, проходим мимо. Ищем заброшенный дом в Строгово, о котором упоминала Наташа. Позволят обстоятельства, и вокруг не будет наблюдаться любопытных глаз, осмотрим его, хотя лично я подозреваю, что ничего особого мы там не найдем. Если обнаруживаем что-то интересное, в сыщиков дальше не играем, слишком опасно, сразу сообщаем Диме. Да и в любом случае делимся с ним сведениями. Согласны?

– Я тоже считаю это правильно, – поддержал Вадик. – Не нужно Шерлок Холмсов из себя строить. Менты разберутся.

Сережа и Русин кивнули.

– Да, – чуть помедлив, согласился Рудик. – Так, наверно, будет лучше.

Лера негодующе фыркнула, но спорить не решилась, промолчала.

– Возражений нет, значит решено, после поездки сообщаем Диме,– подытожил Максимов. – Сережа,есть мысли как Палыча искать?

– Он, наверно, забухал, – пожал плечами Цыганков. – Мужики говорят, до сих пор оправиться от увиденного не может, пьет постоянно. Всё-таки такое бесследно не проходит.

– Припомни, ещё раз, что тебе работяги, которые за маньяком гнались, говорили, – попросил Андрей. – Может, забыл что-то? Любая деталь важна.

– Вроде все рассказал, – Сергей на секунду задумался. – Лица его мужики не запомнили. Эта сволочь ворот плаща шапку на глаза надвинул, да и темно уже было. Но вот физическую силу они отметили. Толстый неповоротливый, почти врасплох застали, накинулись, а он троих здоровых мужиков, легко раскидал. Витя ростом под два метра, Георгиевич под сотню весит, Артём жилистый, гвозди сотки на спор сгибает, и все как пушинки от него отлетели.

– Это потому, что у него был мощный выброс адреналина, то есть в момент наивысшего стресса, человек может продемонстрировать невероятную силу, – пояснил Андрей. – Я где-то в газете и журнале читал случай, когда внучку придавило автомобилем, и старая женщина, никогда никаким спортом не занимавшаяся, приподняла машину своими руками, чтобы её вытащили. А маньяк изначально находится в «пограничном состоянии», то есть все чувства обострены, физические возможности находятся на пределе.

– Он ещё убегал как каскадер, – напомнил Цыганков, – Такие препятствия перепрыгивал, скорость нереальную развил, под машиной пробежал. Даже одышки не было. А на вид толстяк.

– То, что маньяк выглядел толстым, ничего не значит. Мог, каких-то тряпок под свитер напихать специально для изменения внешности. Не забывайте, он хитрый и продуманный, пойдет на любые уловки, чтобы не узнали. Поэтому наша милиция его до сих пор поймать не может, – усмехнулся Максимов. – И я, кстати, до сих пор не понимаю, почему он назвал Наташе место, куда её повезет на встречу с отцом. Скорее всего, сказал первое, что пришло в голову. Кстати, Лер, вы что-то у родителей и подруги вызнали?

– Родителей решили не тревожить. Мать не в себе сейчас, – вздохнула девушка. – Дядя Сева специально на работе отпуск взял, ни на шаг от неё не отходит, боится, руки на себя наложит. Но я все равно информацию получила. В соседей квартире Лемешевы живут, родители Наташи с ними дружат. Женщины часто встречались, сидели на кухне общались. Лизка Лемешева много слышала, они на неё особо внимания не обращали. Отца Наты звали Володя. Фамилия – Федоров, как и у неё. В колхозе работал механиком, возился с техникой. Говорили, у него золотые руки – все соседи и знакомые к нему обращались, то мотоцикл отремонтировать, то мотор перебрать, то дом утеплить или починить что-то. Жили хорошо, почему развелись, непонятно. Лизка слыхала, вроде у Володи кто-то на стороне появился. После развода, продали дом, деньги поделили и он уехал. По слухам, на Север, чтобы заработать. С женой он отношения не поддерживает. Пару раз, через друзей передавал письма и подарки дочке, но Алена, мать Наташи, их выбрасывала.

– Похоже, что отец девочки тут не при делах, – задумчиво протянул Андрей. – Работяга, типичная житейская история: у папаши появилась любовница, и они разошлись. Попробуем покопать в этом направлении, но скорее всего, версия, что папаша причастен к убийству дочери, недостоверна. Не сочетается с его поведением.

– А откуда тогда маньяк знал об отце? – недоверчиво прищурился Вадик. – Здесь что-то не бьется.

– Мы это уже обсуждали, – терпеливо напомнил Максимов. – Он мог ничего не знать. Разговорить ребенка, узнать, что она мечтает о встрече с отцом, пара пустяков. Может быть, Наташа сама сразу решила, что дядя пришел от папы, а убийца быстро сообразил и подтвердил. И всё, не нужно ему ничего знать. Ладно, с планом определились, в остальном действуем по обстановке.

Андрей немного помолчал и добавил:

– Хотите анекдот о маньяке?

– Конечно, хотим, – оживился Рудик.

– Маньяк в маске натыкается в лесу на толстую девушку.

– С такой задницей ты даже убежать далеко не сможешь!

Девушка плачет:

Мой учитель физкультуры точно так же говорил.

Маньяк снимает маску и потрясенно:

– Иванова⁈ '

Лена хихикнула. Парни заулыбались.

– А вот ещё, – продолжил Максимов. – Мужик нашел объявление о продаже топора. Задумался «Это что же такое получается? Я должен позвонить незнакомому человеку, договориться о встрече, на которую приду с деньгами, а он – с топором»?

Стучали колеса, в окне электрички пролетали дома, серые, ещё не отошедшие от зимы, поля, черные кроны деревьев с раскинутыми голыми ветками. Периодически поезд останавливался, на одной из станций сошли бабка и угрюмый мужик, зашла парочка пенсионеров, какой-то небритый работяга в запачканной куртке, четыре парня, сразу же усевшиеся недалеко и принявшиеся оживленно разговаривать.

Андрей, увлекшись рассматриванием пейзажей, оторвался от окна, только когда остренький девичий локоток легонько ткнул в бок. Вопросительно глянул на Леру.

– Подъезжаем к Митяевке, -пояснила девушка. – Минуты через три там будем.

Парни засуетились, похватали сумки.

Зашипели тормоза, электричка сбавила ход. Впереди показались очертания станции. Вагон остановился напротив одноэтажного здания с буквами «Митяевка» над входом.

Первым на асфальтовую площадку спустился Максимов. Галантно подал руку благодарно кивнувшей Лере. Свежий ветерок приятно холодил лицо, весеннее солнце стреляло лучиками, начиная спускаться к горизонту.

Когда вся компания собралась на перроне, Андрей повернулся к Вадику, единственному, кому была знакома местность.

Усмехнулся:

– Веди, Сусанин…

За вокзалом слева от лесистого склона, змеилась длинной лентой дорога, огибая несколько зданий: местный продуктовый магазин, какую-то небольшую контору и стоящих за ней три гаража – два каменных и один железный.

Чуть в стороне ближе к деревьям ходили два милиционера в форме. Что-то сосредоточенно рассматривая на земле.

Рудик многозначительно указал на них взглядом.

Милиционеры тоже глянули в сторону парней, но сразу потеряли интерес и продолжали рыскать взглядами по земле.

– Вот где-то тут ночью убили последнюю девчонку, – сообщил Вадик. – Здесь вечером всё, кроме станции закрывается, никого нет. Электрички ночью не ходят, редкие поезда останавливаются, люди не ходят. Место удобное, оглушил жертву, затащил в лес, засунул в рот кляп и делай с ней что хочешь, никто даже не почешется.

– Интересно, что менты там ищут? – задумчиво проговорил Андрей, – Осмотр места преступления давно провели, когда жертву обнаружили. Уверен, эксперты возле тела девчонки каждый квадратный миллиметр с лупой обыскали. А эти спустя время копаются, пытаются что-то найти.

– Хочешь подойти, спросить? – насмешливо глянула идущая рядом Лера.

– Нет, конечно, – усмехнулся Максимов. – Можно в принципе и спросить. Если цель ни черта не узнать, попасть в поле зрение местных стражей порядка и провести несколько часов в участке вместе с людьми в погонах, отвечая на вопросы «кто я, что здесь делаю, и почему сую нос не в своё дело». Меня подобная перспектива не вдохновляет.

– Надо местных пацанов найти, они всё расскажут, – предложил Саня. – Сказать, что видели ментов, слышали о преступлении, дать им немного мелочи и всё разузнать.

– Хорошее предложение, – одобрительно кивнул Андрей. – Более реальное. Единственный большой минус – могут нас сдать. Сейчас все бдительные, а что в головах у малолеток варится, не поймешь. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. Только разговаривать с ними буду я.

Внезапно, опять, как в тот раз у райотдела, возникло ощущение сверлящего лицо тяжелого злобного взгляда. По коже пробежали мурашки. Максимов остановился и огляделся. Менты, смотря себе под ноги, что-то искали в подсохшей грязи. Больше никого не было.

«Что за фигня⁈ Совсем что ли паранойя разыгралась?»

– Ты чего стал? – недоуменно спросила Лера.

– Да так, задумался о своем, – отмахнулся Андрей…

Через десять минут, пройдя склон с деревьями, компания вышла к проезжей части, где кое-где стояли сельские домики. Вдали в конце поворота виднелась проходная с большими заборами и возвышающимися над высоким забором круглыми очертаниями зернохранилищ.

– Митяевский элеватор, – пояснил Вадик, проследивший за взглядом Максимова. – Сюда зерно со всего района свозят, сушат и хранят.

– Вижу, что элеватор, – усмехнулся Андрей. – По зернохранилищам.

– Парень, тормозни на секунду, – крик Рудика заставил Максимова повернуться. Через дорогу, прижимаясь к заборам домиков, навстречу неторопливо катил на велосипеде пацан лет двенадцати.

– Чего вам? – паренек притормозил, остановился, снял ногу с педали.

– Я сам с ним поговорю, – тихо сказал друзьям Максимов и крикнул – Подожди, вопрос один есть.

Андрей перебежал дорогу, подошел к пацану. Тот чуть отстранился, прижимая велосипед к себе, с недоверием смотря на Максимова и готовый в любую минуту дать стрекача.

– Тут рядом Строгово. Не знаешь, где там заброшенный дом?

Пацан нахмурился, буркнул:

– Там только один такой есть. Плохое место, ведьмин дом. И вообще мне ехать пора.

Вскочил на велосипед и закрутил педали, набирая ход.

– А у кого спросить? – крикнул вслед Андрей.

– Там дальше Семеновна на скамейке сидит. С ней поговори, – выкрикнул малец, поворачивая в переулок между домами.

– Странный ребенок, – подошедшая с парнями Лера проводила пацана озадаченным взглядом. – Реакция у него, какая-то ненормальная.

– Пойдем, поговорим с этой Семеновной, – предложил Рудик.

– Мы как слон в посудной лавке, вся деревня будет знать о цели нашего приезда, – усмехнулся Саня.

– Во-первых, не вся, и не сразу. Даже на то, чтобы слухи поползли, время требуется, – рассудительно заметил Максимов. – Во-вторых, я изначально предлагал передать информацию в милицию. Но все были против. В-третьих, думаю, маньяка там уже давно нет, он не такой дурак, чтобы дневать и ночевать в заброшенном доме, ожидая визитеров. Скорее всего, использовал место пару раз, если вообще там когда-то был, а не брякнул, что первое в голову пришло. В-четвертых, у местных придется все равно спрашивать, иначе проторчим тут хрен знает сколько, и ничего не найдем. Поэтому пошли дальше, посмотрим, где сидит эта Семеновна.

В конце ряда домов, обнаружилась нахохлившаяся старушка лет семидесяти, в сером пуховом платке и пальто, явно на пару размеров больше, чем надо.