Текст книги "Выбор. Иное"

Автор книги: Алекс Бранд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– О чем ты?

Вот и все. Я сто раз думал, что ответить на этот вопрос, и так и не решил ничего. И сначала наивно рассчитывал, не спросит. Обрадуется переменам и побоится что-либо портить. Побоится копать. Не побоялась. Значит, придется идти до конца, прямо сегодня. За разговором о беременности как-то перестал об этом размышлять, прозвучавший вопрос вернул меня в реальность. Я – не он. Снова увидел проклятое зеркало, свое искаженное ненавистью лицо. Мое лицо. Мое!

– Ты очень переменился, Клайд. Внезапно. Так не бывает. Еще позавчера…

Берта осеклась, отвела взгляд, осторожно высвободила руку. Я не пытаюсь удержать, смотрю, как она снова зябко сложила руки, закуталась в шаль… Вот и оно, милый. Пора. Пока молчание не разрушило все то хрупкое и незримое, что появилось между нами. Пора. Так надо. Чувствую, как где-то там, за гранью небытия, ждёт он…

– Да, все переменилось.

– Скажи мне, почему? Ведь что-то произошло, случилось? Только не лги мне, прошу, умоляю…

Положила ладони мне на плечи, такие горячие ладони… Ее лицо близко-близко, дыхание так согревает…

– Я люблю тебя, Клайд. Всегда буду любить. А ты? Ты любишь меня, хоть немного? Вот смотрю в твои глаза, и они такие странные… Твоё лицо… Твоя улыбка…

– Что ты видишь?

Она чувствует, что я – не Клайд. Но не знает, как это сказать. Она чувствует это сердцем, душой, шестым, десятым чувством. И это мучит ее. Не дает полностью отдаться счастью, не даёт успокоиться. Она хочет понять.

– Я не знаю, как сказать… Просто чувствую. И чувствую твою боль. Тебе тоже тяжело, ты чего-то боишься… Очень боишься…

– Но мы ведь справимся с этим, солнышко? Вместе.

Она помолчала несколько мгновений. Я же все ещё не решаюсь сказать. Что она сделает, как поступит…

– Ты правда хочешь быть со мной?

– Да.

– И ты не сказал, что оставишь меня после рождения ребенка.

– Я никогда тебя не оставлю.

– Обещаешь?

– Да.

– Я согласна стать твоей женой, Клайд.

– Я беру тебя в жены, Роберта.

– Клянешься?

– Клянусь. Идем.

Встаю и поднимаю Роберту следом. Все, теперь только вперёд, до конца.

– Куда идти?

– Покончить с прошлым. Я обещал тебе, что ты все узнаешь. Одевайся. Пошли.

И через несколько минут мы быстрым шагом идем к Могауку ночными тихими улицами. Рука Роберты крепко держит мою. Она не спросила больше ничего, молча оделась и безропотно пошла со мной, как верная жена идёт за своим мужем.

Эту ложбинку у самого берега я заприметил вчера, со стороны не должно быть видно.

– Иди сюда, давай руку, осторожно.

Роберта спускается ко мне, усаживаю ее на ствол упавшего дерева.

– Посиди пару минут, хорошо?

Холодно, поправляю на ней шарф и шляпку. Касаюсь щек и носа, холодные, не простудить бы ее… Сейчас… И через несколько минут вспыхивает костер. Заплясавшее на ночном ветру пламя бросает таинственные отсветы на лицо Роберты, глаза ее мерцают золотистыми отблесками среди причудливых теней.

– Садись ближе, отогрейся.

Протянула руки, осторожно наклонилась. Сел рядом, обняв ее за плечи, Берта уютно прижалась ко мне щекой и задумчиво посмотрела на огонь. Вечная магия ночного одинокого костра и двоих возле него. Слышу тихий шепот.

– Совсем как в детстве…

– Расскажи…

– Я любила ночью выйти в сад и там зажигать костер. Сидела возле него и мечтала…

– О чем?

– Что вот сейчас на его свет выйдет из тьмы прекрасный принц…

– И что он сделает? Увезет на белом коне в прекрасное королевство?

Берта тихо смеется.

– Нет, милый. Он сядет рядом со мной, просто сядет. Молча. И я больше никогда не буду одна.

Легонько толкаю ее в бок.

– Небось, сейчас на ходу придумала?

Мы негромко смеемся и огонь весело потрескивает, говоря – мы вместе, и нам не страшны холод и тьма окружающей ночи.

– Клайд, зачем мы здесь?

Открываю небольшую сумку, взятую из дома. Медлю. Страшно.

– Что там у тебя?

Ну! Давай, так надо. Покончи с этим. Назад дороги не будет. Пусть. Я принимаю это.

– Берта…

– Что, любимый?

Сердце заколотилось, гулом отдаваясь в ушах… Любимый… Первый раз она так меня назвала. Меня? Меня! Ведь она все поняла и ждёт признания. Решилась… Время решаться и мне. Я – не он. Слышишь меня, крыса? Я – не ты!

– Ты должна знать. Слушай.

Молчит. И только ее погибельные глаза так близко… В них танцуют языки тихо потрескивающего костра. Мой негромкий голос.

Я рассказываю. Страсть… Желание обладать ей… Как легко убедить себя, что это и есть любовь… Как бывает легко в это поверить… Роберта поверила… Вот она, любовь… Вот оно, счастье… Как все было радостно и светло… И как же быстро пришли тьма, отчаяние и одиночество… Как быстро сладкие речи сменились торопливыми отговорками… Как быстро воцарилась ложь… И все это – ради богатства, и, разумеется, радужного будущего с другой девушкой. Сондра Финчли… А Роберта… Быть ей брошенной, ибо что может она дать, кроме постылой беспросветной жизни на задворках такого прекрасного мира. До него рукой подать, надо только сделать маленький шаг, оставив позади опрометчиво совершенную ошибку. Ошибку… Роберта страдает? Ей страшно? Одиноко? Она обречена на позор и бесчестие? Что же, ей ведь ничего не обещали… Пусть замолчит, исчезнет навсегда, словно ее никогда не было! Отчаяние… Никого рядом… Одиночество… Тьма за окном… И стук камешка в стекло. Небо услышало… Откликнулось на отчаянный зов…

Замолчал. За все время Роберта не произнесла ни слова, только все крепче и крепче прижималась ко мне. Осторожно заглянул ей в лицо, глаза крепко зажмурены. Текут слезы… Медленно и тихо текут, оставляя золотисто блестящие в свете костра дорожки. Мои губы прижимаются мягко и ласково, соленая влага жжёт. Делаю это со страхом. Вот сейчас отстранится… Встанет… Молча уйдет, не оглянувшись, не сказав ни слова. И я никогда не найду ее в этой проклятой ночной тьме. Никогда не возьму за руку, не обниму, не услышу ее голос. Никогда. Никогда.

– Не уходи. Пожалуйста…

– Я не уйду. Никогда.

– Правда?

– Правда.

– Клянешься?

– Клянусь.

Мы встаем рука об руку над гаснущим костром. Что сказать ей после всего? Не знаю… Просто чувствовать ее рядом, тепло руки, наши сердца бьются одним пульсом в крепко переплетённых пальцах. Не отпущу, никогда.

– А знаешь… Я ведь еще вчера что-то почувствовала.

– Что ты почувствовала?

Роберта посмотрела на меня, задумалась, заговорила, осторожно подбирая слова, словно опасаясь произносить запретное.

– Что ты совсем другой. Сначала я подумала, что ты… Нет… Он изменился, что-то понял, одумался… Потом решила, что это просто какая-то игра, очередная ложь. Но… Сегодня, на фабрике… Твой голос… Твой взгляд, у тебя совсем другой взгляд. Там, внутри, не он – совсем другой человек, смотрит так прямо, внимательно. От этого мне бывает страшно. И так хорошо. Он никогда так не смотрел, никогда не умел заботиться о других. Он умел говорить так ласково… И как он был жесток при этом… А ты… Ты говоришь совсем иначе, иногда даже жестоко. Твое лицо иногда пугает, твой взгляд может замораживать… Как ты говорил со мной, когда отправил пить воду, как смотрел… Я испугалась, правда. А когда шла в дамскую комнату, подумала – он ведь хочет мне хорошего, беспокоится и волнуется. И улыбалась, – она порывисто вздохнула, чуть беспомощно пожав плечами, – когда же ты сегодня заговорил о венчании, о ребенке… Я окончательно поняла, что ты – не он. Он был совсем другой и никогда бы так не сказал. Я молила о чуде, о помощи, о спасении. Значит, и вправду Небо услышало… Или… Не знаю, милый… Но, пусть…

Вот и все. Пока я колебался и сомневался, Берта все сделала за меня сама. И что теперь? В голове пустота, я не знаю, что сказать. Мне кажется, что мир вокруг стал хрупким и прозрачным, произнесу что-то – и все исчезнет, развеется дымом, полночным видением после пробуждения. Не хочу. Не хочу!

– Берта, я…

– Шш, любимый… Не надо ничего говорить.

Роберта внимательно смотрит мне в глаза, поднимает руку. Пальцы осторожно касаются самыми кончиками, медленно очерчивают глаза, скулы, брови… Такая неожиданная ласка…

– Берта, я…

Пальцы ложатся на губы, останавливая.

– Ничего не надо говорить, не надо.

– Что мы будем со всем этим делать?

– Ничего не будем. Мой милый любимый… Клайд.

Я замер.

– Клайд?

Она положила ладони мне на плечи и наклонила к себе, глаза в глаза. Шепнула.

– Ты – Клайд. А он… Тень. Без имени, без следа, без памяти. Да?

Долго, очень долго молча смотрим друг другу в глаза. Тихо прошептал в ответ, хриплый голос с трудом находит дорогу в пересохшем горле.

– Да. Знаешь…

– Что?

– Перед тем, как я вышел из его дома, он… Он заговорил со мной.

Почувствовал, как Роберта напряглась, обнял и прижал ее к себе. Она спрятала лицо у меня на груди и тихо спросила.

– О чем?

– Убеждал не идти к тебе. Что ты…

Я запнулся, не решаясь продолжить. Она шепнула.

– Не молчи… Что – я?

– Что ты ждёшь и любишь его, не меня. Что узнав правду, ты меня возненавидишь, как его убийцу, что… Уйдешь. Он говорил так убедительно, так вкрадчиво…

Послышался горький смешок.

– Да, он умеет уговаривать… Но ты не поверил ему. Ты пришел. Почему?

– Ведь я люблю тебя… И никогда тебя не отдам, ни ему, ни… Никому.

– Не отдавай… Никогда.

И я, наконец, достаю из сумки два свертка. Небольшие свертки, перевязанные шпагатом.

– Что это?

– Письма. Твои и…

– Сондры?

– Да.

– Зачем?

Мы стоим рука об руку над гаснущим костром. Я смотрю в ее широко раскрытые глаза, в них любовь, радость, в них обещание. И через секунду оба свертка падают в огонь.

Глава 11

Угасший было костер, приняв новую пищу, вспыхнул и выстрелил снопом искр. Слишком сильным для двух небольших свертков бумаги… Рука Роберты вздрогнула, я сжал ее крепче, удерживая. Она склонила голову к огню, глядя, как языки пламени пожирают листки бумаги и с ними слова. Слова радости, надежды, любви. Слова отчаяния, безысходности, одиночества. Все они, такие разные, сейчас были одним, соединенным огненным венчанием. Эти слова уходили в небытие, в прошлое. Очищающий огонь подводил черту подо всем.

Мы рука об руку стояли над угасающим костром. Роберта повернулась ко мне и заглянула в глаза, близко-близко, наклонив мою голову к себе.

– Милый, зачем?

Я ласково погладил ее по холодной на ночном ветру щеке.

– Эти письма – из прошлого. Огонь сжёг их, отправив в небытие. Мы же – останемся, вместе. Навсегда.

Бережно обнял и дальнейшие слова шептал, зарывшись лицом в каштановый аромат волос, шляпка куда-то упала, но я уже не обращал внимания. Роберта прижалась щекой к груди и слушала, слушала…

– Это страшные письма. Каково тебе было их писать… А каково их читать, если я – не он… А рядом – письма Сондры, такие радостные и беззаботные. И все это – твоя боль, милая моя девочка. И все это я решил предать огню. Здесь. Сейчас. Предать огню прошлое. Сжечь твое отчаяние, твое одиночество.

Слегка отстранил от себя Роберту и охватил взглядом всю её маленькую и беззащитную фигурку, волосы рассыпались. Внезапный порыв ветра разметал их в стороны, пальцы крепче сжались на хрупких плечах. Смотрю и не могу насмотреться…

– Твоя детская сказка сбылась. Из тьмы пришел совсем не принц, но тот, кто никогда не оставит тебя, никогда не отдаст. Слышишь?

– Слышу, любимый. И я никогда тебя не оставлю, обещаю. Не отдам… Не отдам тебя…

И ее губы уже не внезапным порывом отчаяния, а ласково и мягко нашли мои, руки обвились вокруг шеи и привлекли к ней. Время остановилось для нас и сколько его прошло, уже никто не замечал. Только слышно потрескивание погасшего костра, налетевший ветер развеял пепел сгоревших писем.

Мы медленно идем по тёмным безлюдным улицам и молчим. Осторожно посматриваю на ее улыбающееся лицо, о чем она сейчас думает? Старается привыкнуть к тому, что за знакомым обликом – кто-то совсем другой? Ей должно быть не по себе, вот так идти с незнакомцем, неведомо как здесь оказавшимся. Даже моего имени не спросила. Боится? Сколько же ещё вопросов, сколько сомнений… И их все затмевает чувство простого тихого счастья – она теперь знает. Не будет лжи, притворства, пусть с самыми благими намерениями – наша жизнь была бы тем самым сакраментальным адом, куда они ведут. Годы лжи… Их не будет. И это – главное. Роберта полюбила меня, не ушла, не прогнала, не испугалась. Она поверила мне, в меня. Все остальное – решаемо, мы справимся. Ладошка Роберты уютно устроилась в моей руке, она полюбила так ходить, жаль только, что это пока доступно лишь ночью. Мимо неспешно проплывают спящие дома, кроны высоких деревьев провожают нас тихим шелестом ветвей, шепчут вслед – вы не одни, мы смотрим, мы охраняем вас. Ничего не бойтесь. Элм-стрит. Вот и номер 34. Останавливаемся поодаль за группой деревьев, где я ждал Роберту прошлым утром.

– Домой? – почему-то более ничего не сказалось.

Роберта улыбнулась.

– А ты домой?

И мы рассмеялись, обнял её за плечи и потерся щекой о мягкие волосы.

– Да, пойду…

И не закончил фразу, смех оборвался. Домой? Серьезно?

– Клайд, что с тобой?

Берта встревоженно заглянула мне в лицо.

– Ты так замолчал… Что-то случилось? Клайд, не пугай меня! Ну, пожалуйста!

– Шш, перестань!

Встряхнул ее легонько за плечи, ну что ты с ней будешь делать…

– Чего испугалась?

– Ты стал такой… Такой…

– Просто мне туда нельзя.

Роберта поняла сразу. Широко раскрыла глаза и прижала ладонь ко рту.

– Там все принадлежит ему, все им пропитано. Я был там, Берта, чувствовал, это прямо давит. И я не хочу туда идти.

– А если пойдешь, что произойдет? Он вернется? Вернется? Боже…

Берта поникла, отвернулась, сразу став маленькой отчаявшейся девочкой наедине с опять обманувшим ее надежды миром. Как же я хочу посчитаться с ним за нее, с миром, со всеми… Резко повернул ее к себе. Лицо к лицу. Глаза в глаза. Медленно произнес, чеканя каждое слово.

– Я не отдам ему тебя. Поняла?

Ее лицо зарылось мне в грудь, плечи затряслись.

– Не хочу… не хочу… Не отдавай меня…

Тихие всхлипывания заглушили отчаянную мольбу.

– Не отдавай… Не уходи… Не иди туда…

Решение пришло вместе с огромной досадой, напугал ее, да и себя самого… А все ведь просто.

– Берта, я останусь у тебя сегодня. Можно?

Роберта удивленно и радостно вскинула на меня глаза, быстрым движением отерла уже выступившие слезы. Как же все оказалось просто…

– Милый, конечно оставайся, я тебя туда не пущу!

– Не бойся, я уйду раньше, чем все встанут. Уйду тихо, никто не услышит и не увидит.

– Страшно только… – Берта протянула совсем по-детски, – а если мы проспим?

Я только усмехнулся.

– Не проспим, я умею просыпаться когда надо.

Роберта с забавным сомнением посмотрела искоса, ой ли? Я с притворной озабоченностью закусил губу, стараюсь ее отвлечь, развеселить этой шутливой пикировкой. Нагнали тут драматизма…

– Нет, я могу, конечно, пойти куда-нибудь под забором пристроиться, дорогая…

Произношу это с нарочитым смирением, хотя могу и там, без особых проблем. Но под крышей и рядом с Робертой – лучше. А вот на Джефферсон я не пойду. Берта решительно указала на свое окно.

– Нет, милый, никаких «под забором», мы идём ко мне. Только будем тихо, хорошо?

– Конечно, Берт, тише мыши. Так, никого… Тсс! Я первый, давай за мной!

И мы шмыгнули к окну, как помянутые мыши. С невольной улыбкой отметил, что она и не подумала входить через дверь. Бесшумно открыл ставни и перемахнул подоконник, даже не коснувшись его, Берта не сдержала тихого восхищённого возгласа. Меня обнимает гостеприимный полумрак комнаты, такой домашний запах… Разворачиваюсь и принимаю руки Роберты, подхватываю подмышки.

– Колено на подоконник, забыла?

– Ну, Клайд… Я не умею…

– Учись, тютя!

И мы вваливаемся в комнату. На часах около двух, времени отдохнуть полно, вздыхаю с облегчением, быстро задергиваю занавески. Поворачиваюсь к Роберте, улыбаюсь и спрашиваю так просто, как будто и не было мрачного разговора пару минут назад.

– Спать или чай сначала? Предлагаю чай, я уже вижу, что мы оба любители.

Она улыбнулась в ответ и пошла хлопотать, уютно зашипел примус, через несколько минут мы снова сидим друг против друга за столом в жёлтом круге неяркого света. Смотрю на Берту, согревая ладони чашкой. Она смотрит на меня, держа свою так же, мы оба это заметили и тихонько рассмеялись. Как же хорошо… Медленно провожу ладонью по скромной зелёной скатерти, оглядываю комнату. Теперь можно не делать вид, что все тут знаю. Так уютно. Взгляд неторопливо скользит по столу, по фаянсовому чайнику с отбитым носиком, простеньким светло-голубым блюдцам и чашкам. Коричневые обои, такие же занавески. Старые и выцветшие, но аккуратные половички. Вазончики с цветами висят на стенах. Речной пейзаж в рамке под стеклом. Кровать… Отвел взгляд, вижу, что Роберта с улыбкой смотрит на меня, поняв мои мысли. Шепнула, обведя рукой комнату, ее глаза таинственно блеснули в свете тусклой лампы.

– Незнакомо все?

Улыбнулся в ответ, пожал плечами.

– Уже немного знакомо, Берт.

Она посмотрела на меня, подперев ладонью подбородок, снова шепнула.

– Как тебе тут, милый?

– Это дом. Так чувствую, – твердо повторил, глядя ей в глаза, – это дом.

– Да, Клайд. – Роберта накрыла ладонью мою руку, ласково погладила, – ты дома. Хочешь ещё чаю?

– А рулета больше нет? – жалобно так спрашиваю.

Берта рассмеялась и показала язык, вот ведь смешная…

– Ты все съел, обжора!

В ответ делаю умильное лицо раскаивающегося Робин Бобин Барабека, Берта смеется еще веселее. Отходит, слава Богу…

– И конфеты съели…

– Все съели и спать теперь хочу, – она сладко зевнула, прикрыла рот ладонью.

Увидев это, я тоже внезапно ощутил, насколько устал… Адреналин схлынул, захотелось тишины и покоя, и Роберта чтобы мирно сопела рядом, положив голову на плечо. А она посмотрела как-то странно, пальцы затеребили платок, глаза нерешительно забегали по комнате.

– Спать идем?

– Клайд, я…

Берта оглядывается, беспомощно и робко, на угол, где кровать. Второй в комнате нет. Дивана нет. Кресла тоже нет. А она, такое впечатление, ждет, что они сейчас из воздуха появятся. Ее пальцы оставили платок и начали бесцельно перебирать бахрому скатерти… Лицо очень сосредоточенное стало, серьезное, подбородок заострился. Милая ты моя… Накрываю ее руку ладонью, остановив. Почувствовал, что она слегка вздрогнула, вот медленно высвободилась. Шепнул.

– Берт, что с тобой?

– Клайд, я…

– Боишься чего-то? Из-за кровати? Я на полу лягу и ничего страшного. Хорошо?

Роберта только головой качнула, глаза подозрительно заблестели. Молчит.

– Солнышко, ну что с тобой? Если в этом дело, то…

– Отвернись, пожалуйста, – и ее щеки заливает густая краска.

Не говоря больше ни слова поворачиваюсь к окну, пряча улыбку. Хотя это не смешно, она сейчас одна с незнакомцем и ситуация, что ни говори, на грани абсурда… Ей сейчас нелегко приходится.

– И не поворачивайся, пока не скажу, – в комнате гаснет свет и до меня доносится характерный шелест снимаемого платья. Делаю шаг к окну. Шелест испуганно затихает…

– Берта, ты же просила не поворачиваться, я и не повернусь, пока не скажешь.

Подхожу к окну и раскрываю занавески.

– Клайд, закрой!

Тональность шелеста из жесткой стала мягкой, саржа явно сменилась шелком.

– Не бойся, у нас же темно, снаружи видно только черное стекло. Не спать же с закрытыми занавесками, как в коробке.

Не отвечает, и мягкий шелест устраивается под чем-то толстым, негромко скрипнуло.

– Поворачивайся.

Занавески распахнуты, в комнату проник уютный серебристый свет дальних фонарей, тени причудливо исказили привычные очертания мебели, стен. Кровать в дальнем углу, в ней лежит Роберта, спрятавшись под толстым одеялом, натянутым до подбородка. Смутно белеет серьезное лицо и глаза блестят, смотрит на меня внимательно и немного настороженно. Ей сейчас не очень спокойно тут со мной, не по себе, возможно, и просто боится… Но пора и мне располагаться, вот, как раз под окном будет хорошо и от кровати подальше. Взялся за край ковра, намереваясь сложить его вдвое и просить Роберту поделиться подушкой. Не проблема, скоротаю до утра, бывало куда хуже… И только выпрямился, из угла донёсся громкий шепот.

– Иди сюда.

Роберта откинула край одеяла, отодвинувшись к стене. Я замер, не веря тому, что увидел и услышал. Берт… Ну, не надо, не сейчас…

– Я правда могу на полу, все в порядке.

– Иди…

И она плотнее завернулась в одеяло. Ну что, подождать, пока в третий раз позовет? Так ведь в итоге и на пол отправит. Это додумываю, уже снимая пиджак… брюки… Поглядываю на Роберту, надеясь угадать по ее реакции, когда надо остановиться. Отвернулась… Оставил рубашку и, разумеется, все остальное. Медленно подошёл к кровати, вижу, как ее пальцы сжали край одеяла, словно стараясь ещё плотнее его натянуть. Тихо скользнул к ней. Оба вытянулись в паре сантиметров друг от друга, молчим. И как же трудно преодолеть эти сантиметры так, чтобы без страха, без стыда, без сомнений и тревог. Лежим такие близкие… И пока далёкие, оба словно ждем чего-то. Кончики пальцев коснулись ее руки, почувствовал, как она чуть вздрогнула. Замер… Заберёт? Оставит? Может, не надо? Пальцы не слушают голос разума, медленно находят ее ладонь, касаются… Маленькая, теплая… Чувствую, как ее пальцы несмело, осторожно сжали мои, переплелись с ними. Прикрыл глаза, напряжение ушло, стало тепло, спокойно. Ее рука в моей… Нежное, ласковое прикосновение…

– Как твое имя?

А ведь я ждал этого вопроса.

– Скажу тебе его, обязательно скажу.

– Но не сейчас? Почему?

– Ты можешь случайно меня им назвать при других, а этого допустить нельзя. Ведь для всех, кроме тебя, я – это он… Ты все узнаешь, Берта, обещаю, только… Дай нам время… Немного времени…

Слышен вздох и в нем чувствуется многое – она немного разочарована, обижена. Ей любопытно и страшно. Да, она немного боится меня и это естественно. Угадываю даже облегчение в этом вздохе, потому что назови я имя – и это позволение спрашивать дальше. Она боится и отступила. Пока отступила, а ведь еще не все опасные вопросы заданы. Самый главный, боюсь, впереди. Она задаст его, когда-нибудь. Хорошо бы лет через десять…

– Обними меня… Клайд… Только… Только обними…

И она, решившись, повернулась ко мне, робко прижалась, положив голову на плечо, такая теплая и домашняя. Никаких мыслей о чем-то большем, не сейчас, ещё не время. Я подожду, сколько нужно, мы подождем. Вот легонько и ласково поцеловала, затихла, успокоившись. Под моей ладонью – гладкий шелк рубашки, ее ладонь – на моей груди и щека – на плече. И глаза близко-близко. Дыхание смешивается с моим… Щекочущее прикосновение волос… Мы – одно, так будет всегда. И горе тем, кто посмеет помешать. Шепнул ей.

– Что не засыпаешь?

Она заворочалась, устраиваясь удобнее, обнял ее немного смелее. Почувствовал, как и она немного расслабилась, прижалась доверчивее.

– Не засыпается, милый… Скажи…

– Что?

– Здесь, у меня… Ты ничего не чувствуешь? Страшно… А если… – она замолчала и уткнулась лицом в мое плечо, – страшно так… На миг обрести счастье и…

– Тсс… – положил палец ей на губы, остановив, – перестань, не чувствую я ничего. Тут – только мы, ты и я. Здесь – наша крепость, дом. Пусть пока вот так, украдкой по ночам, но… Дом.

Роберта задумалась, помолчала. И медленно кивнула, ее глаза на миг осветились странным огоньком.

– Значит, ему ничего здесь не принадлежит, – она остановилась, ее пальцы слегка сжались на моей груди, – и не принадлежало по-настоящему…

Да, она права. И снова – все сказала сама. Какой же она может быть сильной… Решившись, идёт до конца. Не умеет ни лгать, ни кривить душой. Невольно прислушался – ничего. Ни эха, ни зова. Ничего. Ему нет здесь места, оно – наше с Робертой. Она принадлежит мне, а я – ей.

– Да, Берт. Ему здесь больше ничего не принадлежит. Он не вернётся. Никогда.

– Обещай мне это.

– Обещаю. Веришь?

– Да. Обними меня крепче… Хочу чувствовать даже во сне, что ты рядом.

Усталость и все пережитое взяли свое – ее глаза закрылись, послышалось тихое спокойное дыхание. И еле слышно, шепотом, не просыпаясь – ''не отдавай…''

Роберта заснула. Еще долго смотрел на ее лицо, ставшее детски безмятежным. Когда последний раз она спала так спокойно? Бог весть… Спи, солнышко. Спи, а я еще на тебя посмотрю…