Текст книги "Революция. Книга вторая. Жертва"

Автор книги: Алекс Блейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава седьмая
На той стороне

15 июня 1914 г.

Сараево

Мы заняли свои позиции на набережной, у мостов. По мостам всегда проходили люди, и среди них остаться незамеченным было сравнительно нетрудно. Можно было переходить с одного берега на другой. Кривые и узкие улицы Сараево также прекрасно подходили для покушения. Если бы мы только знали точный маршрут, по каким из этих улиц проедет в ратушу эрцгерцог. Между тем набережной он никак миновать не мог. Все было обдумано тщательнейшим образом. Мы были готовы. Тот самый день, тот самый час. Все решится в ближайшее время. Наследник австрийского престола неизбежно должен был погибнуть на набережной, если не у первого моста, то у второго.

С утра меня трясло. Да и не только меня. Вся наша группа была немного взволнована. Тем не менее мы были полны желания довести дело до конца. Любой ценой. По-крайней мере я. Мне было нечего терять. Я не герой, и то что мы задумали никак не назовешь подвигом, которым можно гордиться. Убить безоружного человека, не тирана. Человека от которого многое зависит. В том числе и судьбы многих людей и народов. Мы не палачи. Мы не вершим правосудия и не выносим приговоров. Был ли в чем-то виновен Франц Фердинанд? Для нас было достаточно того, что он наследник австрийского престола. Враг по умолчания для всех сербов. Не важно что сделает или не сделает. Последствия нас уже не волновали. Делай что должен, и будь что будет. Все уже решено.

Легко было войти в «Единство или Смерть». Легко было согласиться с беззаботным видом на дело: «Согласен ли я убить эрцгерцога? Разумеется, о чем же тут говорить!..» Но перед сегодняшним днем надо было провести несколько дней в состоянии нестерпимого душевного напряжения. Надо было прожить нескончаемую последнюю ночь: «Завтра!..». И я выдержал. Я прошел через это и выжил. Теперь я стою здесь в ожидании своего часа.

Народу было полно. И мои страхи о случайных невинных жертвах вновь ожили, заиграв новыми красками. В солнечный июньский день народ толпился на улицах городка. Время шло, а народу становилось все больше. Я старался не смотреть на играющих детей. Все к чему мы готовились, было первостепенной задачей. Я старался не отвлекаться на прочее. Но дети мелькали прямо передо мной, словно дразня.

Мы вышли на свои позиции, к мостам. Все как по плану. Я стоял по счету пятым: у Латинского моста. Первым в цепи стоял Мехмедбашич, один из людей Аписа, которых он подготовил нам в поддержку. По диспозиции, он должен был вынуть из-за пазухи бомбу и бросить ее под автомобиль эрцгерцога. Дело было беспроигрышное, но выполнить его требовалось в течение двух-трех секунд. Все зависело от него.

И вот отсчет начался. Кортеж эрцгерцога показался. Они ехали не быстро – это упрощало задачу. Наследник находился во втором автомобиле. Главное не медлить и сделать все быстро. Они неспешно все приближались и приближались прямо к нам в руки. Эрцгерцог приветствовал собравшихся людей, а они его. Словно отец их родной сейчас сидит в этом автомобиле. Меня взяла злость на них.

И вот автомобиль вплотную подъезжал к Мехмедбашичу. У него видимо нервной силы не хватило, хоть трусостью он никак не отличался. Бомбы он не вынул и под автомобиль ее не бросил. Когда опомнился, было уже поздно. Он дал слабину. Но он был не один. Еще ничего не потеряно.

Но неожиданно совершенно то же самое случилось и со Кубриловичем, стоявшим вторым. Да что же это такое с ними происходит? Наследник продолжал свое движение и ничего не происходило. Словно именно я должен был сделать решающий шаг. Они провалились, но я сделаю всё. Завершу то что начал. Я найду силы. Кубрилович стоял и смотрел куда-то вдаль, не обращая внимания на то что автомобиль уже ушел. Он словно потерялся, и не знал куда себя деть. Он на слонов не охотился, с железнодорожного полотна в трех шагах от мчащегося экспресса не сходил – и был, конечно, в состоянии, близком к умопомешательству.

Апис был прав, заменив количеством недостаток технического качества исполнителей. Мы никогда не делали подобного. Да и в самой «Млада Босна» не особо много было террористов, так сказать с опытом. Если они вообще были. Мехмедбашич и Кубрилович диспозиции не выполнили. Теперь все зависело от Кабриновича, стоявшим у моста Цумурья. Он был третьим, и я верил что он-то уж точно соберется с духом и выполнит задачу. И он ее выполнил. Когда автомобиль наследника престола поравнялся с этим мостом, Кабринович поднял над головой начиненную гвоздями бомбу, которую прятал до этого в букете цветов, и бросил ее прямо на автомобиль, в котором находился эрцгерцог.

Все началось. Раздался оглушительный взрыв. Я был слегка оглушен. Пытался понять вышло у нас или нет. Гвозди бомбы ранили немало людей в толпе, ранены были два офицера из свиты эрцгерцога, но сам он похоже не пострадал совершенно. Почти не пострадала и его жена. Похоже было, что осколки лишь оцарапали ей шею. В то время как остальных сидящих в машине наследника не задело совершенно. На набережной произошло смятение. Автомобили остановились посредине набережной и простояли так по меньшей мере пять минут. Кто-то орал диким голосом. Я слышал плачь. Это был детский плачь ребенка. Он тонул в этом гуле криков и стонов. Я совершенно растерялся. Что же делать? Я стоял в смятении так какое-то время, пытаясь что-то для себя решить. Но детский плач парализовал меня. Эрцгерцог был жив, пока люди умирали. Дети умирали в муках, прося о помощи. И я хотел…

Даже не знаю хотел ли я помочь им? Ринуться, забыв про все, и попытаться вытащить из этой бойни детей. Мы никогда не ненавидели Австрию. Но Австрия не позаботилась о разрешении наших проблем. Мы любили свой собственный народ. Девять десятых его – это рабы-земледельцы, живущие в отвратительной нищете. Мы чувствовали к ним жалость. Ненависти к Габсбургам у нас не было. Против Его Величества Франца Иосифа я ничего не имею и… против наследника престола тоже. Мы все что угодно, но не преступники. От своего имени и от имени моих товарищей, прошу детей убитых простить нас. Пусть суд нас покарает, как ему угодно. Мы не преступники, мы идеалисты, и руководили нами благородные чувства. Мы любили наш народ и умрем за наш идеал…

Военный генерал Боснии Потиорек видимо уже догадался, что произошло покушение. А что еще это могло быть, как не покушение? Потиорек начал собирать вокруг себя людей, раздавая им указания. Он указывал на Кабриновича. Какой-то австрийский лейтенант тоже догадался, что виновник покушения – молодой человек, бросивший под автомобиль цветы. И он ринулся на Кабриновича. Тем временем сам Кабринович, уже пришедший в себя, выхватил из кармана капсулу с ядом. Капсулы с цианистым калием несли в себе смерть и освобождение одновременно. Он проглотил яд и бросился в реку.

Я не видел что случилось с ним дальше, но надеялся что яд сработал. Он сделал что смог, но этого оказалось недостаточно. Он не довершил дело до конца. Где были остальные, я не видел в этой суматохе. Об охране эрцгерцога решительно никто не подумал. Убить теперь его было легче легкого. Но я медлил. А что же другие? Где же они были? Мехмедбашич и Кубрилович, пропустившие свою очередь, должны были довершить то, что не смогли начать. А я? Почему я стоял и смотрел? Я, кто решил любой ценой убить наследника. Убить. Но дети, стонущие и ревущие дети, останавливали меня. Время уходило.

Первым окончательно пришел в себя, по-видимому, сам эрцгерцог, бывший в совершенном бешенстве. По его приказу кортеж немедленно отправился дальше, согласно программе в ратушу. Видимо они решили, что все было закончено. А я стоял и смотрел как они подъезжали прямо ко мне. Протянуть руку и взять свою спрятанную бомбу. Лишь миг оставался у меня на то, чтобы решиться. А рука, тем не менее, предательски никак не хотел меня слушаться. Я дрожал, смотря как они приближались ко мне. И вот они уже здесь – прямо напротив меня. Они набирали скорость, и я уже не успевал что-либо предпринять. Автомобили проехали мимо меня. Я поступил так же, как Мехмедбашич и Кубрилович – не воспользовался ни бомбой, ни револьвером. Все было кончено. Я не герой – я убийца, обыкновенный убийца… детей.

Глава восьмая
Случайность, изменившая мир

15 июня 1914 г.

Сараево

Что произошло, Франц Фердинанд совершенно не понимал. Только что все шло хорошо, как по плану. Они въезжали в город, на набережную. Люди приветствовали их, и он в ответ благодарил их за прием. Они были рады. Процессия медленно продвигалась вперед, миновав первый мост. Угрозы не было и не предвиделось, пока они не миновали второй мост. После этого, при их приближении, совершенно неожиданно из толпы вышел молодой человек с букетом цветов. Хотел ли он их вручить – Франц Фердинанд не успел об этом подумать, как этот молодой человек кинул цветы прямо на машину. Шофер автомобиля Лойка рванул вперед, стараясь миновать, брошенный неожиданно предмет. Но этот букет со странным тяжелым стуком упал прямо на складную крышу машины. Франц Фердинанд мгновенно резко сбросил с крыши букет, который попал прямо под третью машину. А потом был ужасающий грохот и шум.

Машина резко остановилась, кинув эрцгерцога вперед. Осколки разлетелись повсюду, раня всех людей из толпы. Взрыв похоже произошел слабый, взорвавшись под машиной, и в основном пришелся на сам автомобиль, чем на сидевших в нем людей. Только Софи немного ранило. Но это небольшая царапина на шее. Не более. Все обошлось.

Но не для людей в толпе. Многие были ранены и стонали. Солдаты, офицеры и полицейские городовые находились в состоянии замешательства. Тоже не понимая, что же случилось, а главное что им делать. Так они и стояли, озираясь, ожидая приказов. А их не было. Никто не знал, куда ринуться в-первую очередь. Люди кругом нуждались в помощи. Но безопасность наследника превыше всего.

Люди, собравшиеся на набережной, в ужасе бежали подальше от места взрыва. Возможно опасаясь повторных попыток покушения. Или просто убегали домой, решив держаться подальше от всего. Никто не знал, кто был террористом. Возможно, он сейчас убегал вместе со всеми. Правда, некоторые оставались – пытались помочь раненным. А некоторые просто стояли в оцепенении, пребывая в состоянии шока.

Эрцгерцог еще приходил в себя после случившегося, осматриваясь по сторонам. Нужно было что-то решать. И генерал Потиорек взял на себя инициативу. Похоже он первым оценил ситуацию и выявил виновника этих беспорядков. Тот молодой человек, бросивший букет с цветами, как оказалось с бомбой, все еще стоял прямо напротив машины. Указав на него, Потиорек распорядился его схватить. Вот только ринулись исполнять приказ, как австрийские офицеры, так и местные городовые, мешая друг друга. Этого оказалось достаточно, чтобы террорист пришел в себя, и успел достать и проглотить капсулу с ядом, бросившись после этого с моста в реку. Точнее попытался. Переставшие мешать друг другу полицейские и офицеры успели его подхватить, не дав окончательно выпрыгнуть. Он был еще жив, хотя капсулу проглотил. Либо она еще не сработала, либо же это оказался не яд.

Один есть. Но были ли и другие? Если и так, то они уже затерялись в толпе. Время упущено. Если бы хотели, то попытались бы организовать еще одну попытку. Конечно, Потиорек, допустивший такое, подвергнется наказанию, но вроде пока все обошлось. Наследник не ранен, и самое главное – жив. Вот только о дальнейшей карьере наверняка можно забыть.

Пришедший в себя окончательно, Франц Фердинанд, пришел в бешенство. Сначала он хотел, чтобы солдаты помогли пострадавшим при взрыве людям, но Софи убедила его покинуть набережную побыстрее. Согласно программе, они должны были дальше проследовать в ратушу, на церемонию.

Ну что ж, этот день он запомнит надолго. То что они сегодня сделали, только усугубит их положение. Теперь у эрцгерцога возможностей поправить положение сербов в империи будет мало. Гонения и антисербские погромы были гарантированы. Ситуация выходила из под контроля. Но надо было показать, что наследник австрийского престола в норме, и продолжает, не смотря ни на что, свою запланированную программу. И ни каких претензий к самому сербскому народу, из-за одного сумасшедшего террориста, он ни имеет.

Добравшись до ратуши, Франц Фердинанд проследовал на встречу с главами города, поприветствовав их, будто ничего и не произошло недавно. Осмотр машины особых повреждений не выявил. Несколько осколков попали в верхнюю часть бензобака, но не пробили его. Другие попали в левую половину кузова и свернутый верх. В самой ратуше, кажется, еще ничего не знали о покушении. Бургомистр-мусульманин начал было свою цветистую бессмысленную приветственную речь. Эрцгерцог резко его оборвал: «Довольно глупостей! Мы приехали сюда как гости, а нас встречают бомбами!

Приветственная речь была сказана, но можно с большой вероятностью предположить, что она особенного успеха не имела.

В свите наследника престола шло совещание: что теперь делать? Куда ехать отсюда дальше? У кого-то возникла довольно естественная мысль, что за первым покушением может последовать второе. Кто-то другой это отрицал: как же так, два покушения в один день, где это видано? Эрцгерцог продиктовал телеграмму детям – хотел их успокоить. Общая растерянность усиливалась оттого, что у герцогини Гогенберг была оцарапана шея – сочилась кровь. Теоретические гадания о том, бывают ли два покушения в один день, продолжались. Франц Фердинанд пока не вмешивался, размышляя что предпринять.

– Это была случайность, не более. Террорист-одиночка. Сейчас его уже допрашивают. Уверяю Вас, эрцгерцог, на сегодня с покушениями все покончено.

– И все же мы настаиваем на том, чтобы покинуть Сараево, а лучше Боснию как можно стремительнее. Сейчас главное обеспечить должную безопасность эрцгерцогу.

– Вы считает, что мы не сможем этого сделать здесь, в Боснии?

– Ну, результат уже на лицо. Посмотрите на шею герцогини. Кто по вашему допустил подобное? Разве не Вы, уважаемый генерал, отвечали за охрану и полную безопасность наследника австрийского престола. А что в итоге, спрашиваю я вас?

– Если Вы сбежите сейчас, то покажите всем слабость. Я уверяю вас, и гарантирую, что подобного больше не повторится. Даже если он и был не один, мы их схватим, как только он расколется. А это произойдет в самое ближайшее время. Если и есть другие, он у нас все расскажет. Да и сама организация, уж извините, была из рук вон плоха поставлена. Дилетанты. Даже яд не сработал.

– То есть, будь это организованно профессионально, то эрцгерцог был бы уже мертв? Это Вы хотите сказать в свое оправдание?

– Да послушайте, в конце-то концов. Вы думаете, что Сараево кишит убийцами? Да мы допустили промах, но более этого не допустим, говорю я вам. Изменим маршрут…

– Изменим маршрут и покинем Боснию. Я настаиваю.

– Я достаточно слушал, Вас, господа, и принял решение, – Франц Фердинанд, молчавший до этого, вступил в разговор, объявив о своем решении. – Я действительно не верю в повторении утреннего теракта. Один он был или нет – уже не важно. Они затихли и разбежались, когда уяснили, что все провалилось. И в этом случае я не вижу причин поступать и нам аналогичным образом. Как верно заметили, не будем показывать собственную слабость и страх. Мы сильны и не боимся угроз. И покажем всем это. Я решил отправиться в больницу – навестить раненных, и оказать им поддержку.

Решение эрцгерцога оспаривать было бессмысленно. Твердо решив довести все до конца, он не терпел никаких возражения. Прежний маршрут, в ратушу – по набережной, а из ратуши – свернуть на улицу Франца Иосифа, был признан опасным. Для безопасности было принято кардинально его изменить, и отправиться в больницу без остановок. Единственную меру защиты принял, по собственной инициативе, сопровождающий наследника, граф Гаррах. Он обнажил саблю, вскочил на ступеньку автомобиля эрцгерцога и сказал, что так простоит всю дорогу. Вскочил слева. Четыре автомобиля в том же порядке выехали в больницу.

Все так и шло, и могло завершиться, как и было задумано. Но никто не обратил внимание на шофера машины, в которой находился наследник с супругой. Сев в машину, Лойка отправился по запланированному измененному маршруту, но в дальнейшем изменил его по своему усмотрению. Не заметный, и по сути ничего не значащий человек, в руках которого оказалась жизнь и судьбы людей. За руль автомобиля у ратуши садился уже другой человек. Направляясь в больницу, Лойка, словно замер, уставившись своими пустыми глазами, куда-то вдаль, ведя машину на автомате. Он словно покинул свое тело, и теперь им управлял кто-то другой. И кто бы не находился сейчас в его теле, он знал куда направлялся, и это был совершенно иной пункт назначения. Нити судьбы вели его к своей цели, и указывали путь. Свернув неожиданно вновь на улицу Франца Иосифа, он нашел Его. Все было предрешено.

Только на углу названной улицы генерал Потиорек вдруг заметил ошибку. Он сердито схватил Лойка за плечо, и закричав: «Стой! Куда едешь? По набережной!», заглянул в его глаза. Остекленевшие бездонные глаза пустоты. От внезапного окрика, Лойка, вероятно очнулся, уставившись на генерала не понимающим взглядом. Пассажир покинул его. Он быстро затормозил и остановился, наскочив на выступ тротуара. На тротуаре, именно в этом месте, справа от автомобиля, теперь стоял – Принцип! Принцип не мог знать, куда поедет из ратуши Франц Фердинанд, если за пять минут до того не знал этого и сам эрцгерцог.

* * *

Гаврило Принцип брел по улице Франца Иосифа, размышляя о том, что же теперь ему делать. Капсула с ядом по-прежнему оставалась у него. И теперь, когда все провалилось, яд виднелся ему единственным выходом. Он должен был сегодня умереть, в любом случае. Так почему бы не сделать это сейчас, задавался он этим вопрос. Его, детоубийцу, уже ждали на той стороне, разогревая пламя. Эрцгерцог наверняка уже покинул Сараево. Попытка, такая жалкая попытка что-то изменить, исправить в этом мире. И ведь зависело-то все от него, а он, именно он провалился. Шанс представился, а он упустил. На проверку оказался слаб в своей решимости – сомнения поглотили его в последний момент. Он был никем. А стал монстром. И умрет монстром.

От бомбы он тут же вскоре избавился, в одном из узких тупиковых проулков. Припрятав в куче мусора, он вернулся вновь на улицу Франца Иосифа. Браунинг и яд по-прежнему оставались у него, хотя ни то, ни другое, Гаврило, никак не решался использовать. Продолжая возвращаться к тому моменту, он снова и снова слышал детский плач, и представлял, как раненные дети, брошенные всеми, валялись на мостовой, умоляя о помощи. Кругом были одни дети. Умирающие в муках и страданиях. Зверь стоял посреди всей этой картины и ухмылялся дьявольской улыбкой. Сегодня он будет пожинать хороший урожай. Он собирал детей, поглощая их одного за другим. А они продолжали кричать даже изнутри Зверя, сжигаемые адским пламенем. А потом эта тварь, продолжая ухмыляться, обернулась, и посмотрел прямо в глаза Принципа. И узнал он сам себе в этом монстре. Это он стоял здесь, принося боль всем, собирая дикий урожай. Можно ли было это остановить? Яд. Смерть. Но даже на это, он никак не решался.

После взрыва бомбы Кабриновича, Принцип пошел – или побежал – с набережной Милячки в совершенном отчаянии: сорвалось! Кабринович схвачен или будет схвачен, по его следам полиция доберется до других: все пропало! Но спрятав бомбу, он немного успокоился. Хотя его продолжало трясти. Желудок начинал давать о себе знать – с утра они ничего не ели. Надо было прийти в себя, успокоиться, перекусить. А там уже решать о дальнейшем. Принцип зашел в ближайшею кофейню на улице Франца Иосифа. Кофейня Морица Штиллера находилась прямо на углу перекрестка и стыка улиц. Проглотил у стойки чашку кофе.

Думал, что еще может поправить дело? Картина мертвых детей на набережной уходила, и здравый рассудок постепенно возвращался, позволяя оценить ситуацию по-новому. Мыслями вернулся к бомбе, которую оставил. И вновь пред ним предстали дети, играющие там, на набережной, перед самым взрывом. Дети любили играть, лазая повсюду. Как знать кто мог обнаружить в том проулке, спрятанную бомбу. Случайные похожие, ищейки или… дети, любящие везде залезть. Еще один взрыв. Еще одни жертвы. И снова он виновен. Надо забрать бомбу.

Принцип тут же направился из кофейни куда глаза глядят, почти ничего не соображая. Вдруг прямо перед собой он увидел круто застопоривший великолепный автомобиль, тот самыйавтомобиль. Принцип не мог не узнать эрцгерцога: вероятно, не раз и не два в последние дни он вглядывался в фотографию человека, которого хотел убить. Второй шанс. Сейчас или никогда. Сама судьба подвезла прямо к нему его жертву, и остановилась, словно предоставляя прямо на блюдечке – вот он, только протяни руку. Решайся. Выхватив из кармана револьвер, он стал стрелять. Промахнуться с трех или четырех шагов было трудно…

Первая пуля, пробив дверь автомобиля, попала в эрцгерцогиню, не задев сидящего рядом с ней военного генерала Боснии. Принцип продолжал стрелять. Франц Фердинанд тяжело откинулся на спинку сиденья, герцогиня вскрикнула, поднялась и упала. Они были смертельно ранены. Вторая пуля, прошив воротник мундира Франца Фердинанда, пробила ему шейную артерию и застряла в позвоночнике. Генерал Потиорек оцепенел. Ничего не сделал и граф Гаррах, стоявший с обнаженной саблей на ступеньке по другую сторону автомобиля. Со всех сторон сбегались жандармы. Полицейские, офицеры… А Принцип продолжал стрелять…

Наступила паника, перепуганные люди начали с криками разбегаться по разные стороны. Произошла свалка. Полицейские бросились на Принципа, пытаясь его остановить. Принцип оказал отчаянное сопротивление. В общем смятении били Принципа, били друг друга, били какого-то ни в чем не повинного человека, которого почему-то признали злоумышленником. Они били жестоко, не успокоившись даже тогда, когда Принцип рухнул без сознания на тротуар. Они продолжали его пинать, кто-то даже достал саблю, намереваясь его зарубить, здесь же, прямо на улице. Принцип уже не мог сопротивляться, лежал, и принимал на себя все удары. За всё и за всех. Ни браунинг, ни яд, теперь уже не могли его спасти – он просто не смог бы ими воспользоваться. Смерть не желала его принять. Еще рано. Еще не все выстрадал этот человек. Еще не за все ответил, что совершил сегодня.

Тем временем автомобиль эрцгерцога уже несся по улицам Сараево – пришедший в себя генерал Потиорек приказал ехать во дворец с величайшей быстротой. Франц Фердинанд был ранен в шею, герцогиня Гогенберг – в живот. Но во дворец они были перенесены уже в бессознательном состоянии. Наследник престола скончался через двадцать минут после покушения. Его жена прожила на несколько минут больше. А мир изменился навсегда.