Текст книги "Иная реальность"
Автор книги: Алек Майкл Экзалтер
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Хорошо бы Федьке подарить. Пускай Толстый порадуется. Жаль нельзя. Сказать ли, скрытой камерой работал? А где прятал? Голым задом снимал? Не поверит. Бабам проще, они спереди могут объектив себе засунуть.
И Леона голован Толстый почти вычислил. Но не совсем. Пусть думает, что пес – робот в собачьей шкуре. Киборг слишком дорогостоящая штука, к тому же ненадежен. Интересно, а почему генерал насчет биомеханических ТТХ меня не пытал? Песика пожалел или как? На него это непохоже. Придется сказать: Леон – киборг. А в доказательство предоставить ролик, где его генеральша нижними губками высший балл зарабатывает, дескать, снятый с винчестера киборга. В самом деле? Надо глянуть, если он там снимал. По крайней мере должен был. Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним.
– Леон, ты все помнишь, что видишь?
– Да, Кирилл. Вирта мне предоставила достаточно места на своих дисковых массивах. Я там заархивировал свой разум и каждый день обновляю данные.
– В твои личные файлы мне лезть не с руки. Приватность надо уважать. Но ты мне скинь в удобоваримом видеоформате, что ты видел с четырех до пяти сегодня днем. Диапазон сократи до видимого человеческого.
– Я это всегда делаю, Кирилл. Вирта давно попросила, на случай если тебе понадобиться ретроспектива моими глазами. Смотри в папке "Хозяин". Вход через мой интерфейс, идентификация аудиовизуальная.
Сравнительный анализ повернулся к Кириллу неожиданной стороной. Протокольная видеозапись отдыхающих на пленэре обнаженных спортсменок и спортсменов произвела на него удручающее впечатление. Неподвижная и единственная точка съемки, пусть в полном цвете, оставляла неприятный осадок, как от просмотра черно-белой кинохроники физкультурно-оздоровительных парадов тридцатых годов прошлого века, где особи-диморфы в просторных трусах и без них демонстрируют мясисто-жилистые телеса, показывая, какие руки-ноги, плечи-ляжки, груди-гениталии они готовы принести в жертву национал-социалистическому фюреру немецкому и, соответственно, коммунистическому вождю советскому.
Раздосадованный Кирилл сместил свое восприятие ближе к виртуальной грани. Получилось еще хуже. Из подсознания полезли давно забытые кадры, и максимально реалистично он ощутил, как в пароксизме мании величия вождь всех народов мудрый Кирилл Дербанов, попирая ногами мумию врага-предшественника, с хитрым прищуром глядит с трибуны Мавзолея на шествующее по Красной площади пушечное мясо, время от времени затягиваясь из трубки ароматным дымком "Герцоговины-Флор".
А Гитлер, говорят, не курил. Какая тебе разница? Все равно тоталитарная мерзость получается.
Мерзопакостная это штука – тварный мир и я в нем, мегаломаньяк хренов. Ну и типус! Конебык хатежинский! Остальные туда же – мясомолочная продукция. Мычат и телятся. Пожалуй, нет, ужимки и прыжки. Скорее, питомник обезьяний на выгуле. Стоп, машина! Эк, тебя в двух мирах разобрало, сударь мой! На зеркало мартышка пенять стала? Очки одень, павиан бесхвостый! И стеклышки протри, телятина дербановская.
– Леон, тебе не нравятся человеческие тела?
– Отнюдь. Тела человеческих существ и их души прекрасны, но очень хрупки и уязвимы. В этом ваше несовершенство. Нельзя не признать, безукоризненное совершенство и безупречная надежность в материальном мире есть недостижимый идеал. Мое предназначение – оберегать ваши недолговечные органические тела и ваши ранимые души. Тогда мы сможем вместе приблизиться к идеалу. Ты, я, Вирта, Катя…
– Друзья мои, прекрасен наш союз! Тебе бы, мой хороший, твои ролики тогда по-иному надо снимать, по-чеховски, чтобы там и душа, и мысли, да сиськи с письками обоих полов выглядили прекрасно и чудесно. А то ты мне, товарищ геноссе режиссер, какую-то коммуно-фашистскую документалистику подсунул. Нашелся тут Леон Эйзенштейн-Рифтеншталь четырехлапый! Важнейшее из черно-белых искусств он, видите ли, освоил. Левый марш изобразил. Марширен, марширен в обезьяньем питомнике…
– Кирилл, ты ошибаешься. Я вижу все иначе. Люди – не животные. Ты взглянул лишь на небольшую толику того, что воспринимают мои сенсоры. Я – не бездушный объектив видеокамеры. Я вижу и чувствую. Но ты прав, я – не кинорежиссер и я никому не могу передать свое видение этого мира. Поверь мне, Кирилл. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Клянусь, я больше никогда не буду сохранять файлы с твоим изображением. Но ты позволишь мне и дальше снимать с моих сенсоров другие данные для архива?
– Валяй. Может сгодится.
М-да, хороший песик. Пишу я, Кира, впечатления в вдогонку. Когда состарюсь, издам книжонку. Чтобы читать в общественном парижском туалете или в скором поезде Париж – Берлин – Москва. Сплошная чемодания в стиле "Большая Германия". Гросс Дойчлянд юбер алес. И алес капут-капут… Эврика!
– Вирта, ты уже спишь?
– Нет, Кирилл.
– Пошли отрываться в "Тоттенштайн". Нас уже давно пятая миссия дожидается.
– Сюжет готов?
– В общих чертах. Действовать будем по обстоятельствам. Игра сама себя покажет.
– Ничего, где надо, на ходу сценарий подправим. Где ты Гаий, там я Гайя.
– Время пошло. Погружение на счет три. Раз, два…
… Первым делом самолеты, мелькающие внизу на аэродроме, и не потом, а в данный момент девушка Вирта в кресле первого пилота тянет на себя штурвал взлетающего непонятно какого, но судя по надписям на приборных панелях немецкого бомбардировщика. Кирилл в кресле второго пилота вытирает пот со лба. Взлетели. А то он думал, что совсем кранты. На обоих одинаковые неудобные летные комбинезоны, белые шарфики и кожаные шлемы. За спинками пилотских кресел свалены два трупа фашистских летчиков. Впереди миссия без руля и без ветрил, без связи и высокотехнологичной оснастки орбитальных десантников. Сплошной ХХ век, отсталый и отстойный. Вот тебе и на, из космического огня да в земное полымя.
Пусть где-то на планете Земля тетя Груша моет спину дяде Ване в колхозной бане, другие – в джакузи на орбите. Кирилл с Виртой предавались различным гигиеническим процедурам вдвоем в акватической кают-компании, когда на всех палубах орбитального военно-транспортного модуля передового базирования раздался рев сирены общей тревоги.
– Пустяки, дело пилотское. Пущай отбиваются от противника, коли им так приспичило. Эй, друганы, воюйте, там себе на здоровье.
– Наши астролетчики – славные ребят. Космос – их дом. Им сверху видно все. Ты так и знай.
– Не знаю я ничего и не желаю знать, пока ты со мной, моя милая…
На колокола громкого боя, шум, суматоху, вибрацию основных двигателей, угрожающий скрежет пиллерсов и шпангоутов внешней обшивки, а также на два последовавших затем могучих гравитационных удара, милующаяся парочка тоже не обратила никакого внимания, пока после третьего прямого попадания, наверняка какой-то аннигиляционной дурой-боеголовкой, в кранах не стало воды, не погасло аварийное освещение и не прозвучал сигнал угрозы разгерметизации внутренних переборок палубы отдыха личного состава непобедимой орбитальной десантуры. Пришлось, в чем были, в мыле выскакивать в коридор, где с диким свистом улетучивался воздух, уходя в ближний космос. Кое-как втиснулись вдвоем в первую попавшуюся индивидуальную спасательную капсулу, в спешке выкинув из нее все, что смогли, и с орбиты, тесно обнявшись, иначе бы не поместились, на автопилоте прямиком на поверхность, без оружия и обмундирования. Приземлились удачно, хоть и не мягко, в густом лесу. Вылезли, искупались в болотце с бензиновыми разводами. Это хорошо. Люди, ау! Смыли с себя амортизирующую пену после капсулы и мыло, благополучно доставленное прямо с орбиты.
– Пошли, сисястая, портки себе искать. Голяком много не навоюешь.
– Ах, здесь мужчина! Мужчина, что за невоспитанность? Отвернитесь! Женщина хочет пи-пи.
– Мужчина тоже.
Традиционно пометили территорию – хорошая примета у орбитальных десантников, – и пошли одеваться-вооружаться тем, чем их могли снабдить непредсказуемый сценарий и нелинейный сюжет. Главное – выжить, и вернуться к своим. Выжили. Вернулись. Но до того неблагоприятные обстоятельства в неясной обстановке нашу десантуру основательно потрепали.
Определились на местности. Судя по ментальной проекции от имплантированных навигационных маячков, Кирилл с Виртой оказались в Тюрингии у самой разгранлинии восточной и западной зон оккупации Германии, уже поделенной союзниками, но еще не до конца захваченной. Ага, сказки Тюрингенского Леса, май месяц, мешанина из войск американцев, русских и немцев. А вот и двое под кустиком, неизвестно чьи летчики-молодчики очень большую нужду справляют. У, засранцы. Придушили обоих. Ох, уж эти немцы, комбезов приличных пошить себе не могут. А пистолетики у них ничего, симпатичные такие, девять миллиметров и магазинчик на восемь патрончиков. Шарфики такие беленькие, платочки…
…Вот мы и дома с Виртой в пеньюаре. А в этом мире попка у нее помягче будет, чем на орбите.
– Спасибо за доставленное удовольствие, Вирта.
– Взаимно, Кирилл.
– Отметим благополучное возвращение?
– Спрашиваешь! Тебе чего принести, коньячку или сухого?
– Давай сухого, но не слишком. И обсудим диспозицию на завтра.
* * *
В половине четвертого кухарка Катерина у себя на кухне поила хозяина сладким растворимым кофе с молоком и горячими пончиками, внимая хозяйским указаниям:
– За продуктами не ездить. Обойдемся наличными припасами. В округе неспокойно. Я в Хатежино. Буду к вечеру. Если что, позвоню.
– Кирилл Валерьевич! Мне бы сегодня за сметанкой и творожком на Зацепскую ферму? Свининки еще бы нам…
– Только если, Катя, ты с кем-нибудь скооперируешься и попросите охранников из нашего Царского вас сопровождать до Зацепы и обратно. Я их тоже об этом попрошу. И береги себя тут.
– Храни вас Господь, Кирилл Валерьевич.
– Ну, со святыми помолясь и в путь-дорожку фронтовую.
– Вирта! Эффектор готов?
– Так точно, товарищ оперативный дежурный, ваш дубликат-приманка находится в полной боевой экипировке и в бронежилете, оружием и боекомплектом обеспечен, а также туалетной бумагой и презервативами.
– Отставить шутки, помдеж! Оптимальный радиус его действий гарантируешь?
– Пока два спутника сидят на своих геостационарных орбитах, однозначно.
– Надо бы ему для полного счастья из Хатежина РПГ с несколькими выстрелами подкинуть и пару-тройку одноразовых гранатометов.
– Подкинем, нет проблем, командир. Ему бы еще пулеметик потяжелее…
– Где же я тебе, милая, в четыре утра станковый пулемет-то найду? Ты еще предложи его безоткатным орудием навьючить…
– Предложила бы. Да кто ж нам, бедным, его даст? Разве что догонят и еще раз дадут по кумполу.
– Нас… догонишь.
– Догонят и разгонят, если по одежке протягивать ножки в теплом гробике.
– А как же! Держи голову в холоде, живот в голоде, а ноги – в тепле. Погнали наши городских!
Первыми выехали на боевое патрулирование Кириллов двойник и Леон, в качестве ретранслятора обеспечивавший ментальный контакт и радиосвязь, если не считать того, что пес был сам по себе самостоятельной боевой единицей. Эффектор самодовольно рулил на "фольксвагене" с открытыми окнами, держа в зубах потухшую сигарету, а Леон сидел рядом со страдальческой мордой и неодобрительно морщил нос. Ему ужасно не нравилось, что он, как сукин сын какой-то, бросает хозяина на произвол военной судьбы. Но приказы не обсуждают и, скрепя собачье сердце, Леон был вынужден согласиться с тактическими замыслами Кирилла. Двойнику и боевому псу было приказано прикрывать хатежинское направление по линии Царское Село – Южный авторынок.
Вирта была за рулем, а Кирилл на заднем сидении "лендровера" с тонированными стеклами, когда они выехали через несколько минут. Вторая пара патрульных направлялась в Хатежино кружной дорогой через загородное шоссе. Помня, что понедельник для нашего народа есть день тяжелый, Кирилл решил провести рекогносцировку местности и попутно проверить-таки, как несут службу ополченцы-патрульные и добровольцы-дружинники. Разумеется, с утра пораньше в первый рабочий день недели проверка на дорогах Кириллу Дербанову ничего дала. В окрестностях Хатежино он как ни старался, к своему огромному сожалению, не смог обнаружить ни присутствие друзей, ни наличие врагов. У Леона с двойником тоже было все тихо и мирно. Любимое Царское Село тоже могло спать спокойно, в отличие от фермеров и их работников, давным-давно приступившим к исполнению своих сельскохозяйственных обязанностей.
В пять часов старший сержант Дербанов доложил по транковой связи генералу Хатежину о том, что к готов к труду и обороне питомника с прилегающей местностью, включая поместье и генеральшу, ожидающую, когда господин Кирилл и госпожа Вирта пожалуют к завтраку. Федор Хатежин, в тот момент уже находившийся в группе тылового обеспечения у самых дальних пределов зоны ответственности своего ограниченного воинского контингента, пожелал своей дражайшей супруге и ее высокочтимым гостям приятного аппетита.
Хотя первый выезд на маршрут состоялся без происшествий, но гости все же проголодались и позавтракали с большим аппетитом. Сидевшая визави за столом, накрытом длинной белой скатертью, гостеприимная хозяйка поместья развлекала гостей светской беседой, сочувствовала, что в июльскую жару приходится ездить на тряском вездеходе, ходить в полевой форме одежды и носить бронежилет. Она принимала гостей, не чинясь, в утреннем, но благопристойном неглиже, и под столом благожелательно поглаживала изящной босой ножкой промежность Вирты, о чем та не преминула сообщить Кириллу и поделиться с ним своими ощущениями.
– Кажется, в заморских странах это считается сексуальным домогательством. Какая жалость, что на мне сейчас нет силовой брони орбитального десантника. Но хлопчатобумажные штаны все же лучше, чем юбка без трусов. Как ты думаешь, может, мне переломать ей по одному все пальцы на правой ноге?
– Пожалуй, не стоит. Федор огорчится. А с ногой в гипсе Наталье будет неловко заниматься художественной гимнастикой.
– Она и на тебя благосклонно посматривает. Наверное, не против, чтобы ты ее трахнул или рассчитывает этим заняться одновременно с нами обоими.
– Это предложение достойно рассмотрения со всех точек зрения…
Ни мысленно, ни устно изложить свою развернутую точку зрения на французско-шведскую любовь а труа Кирилл не сумел, поскольку был вынужден восстанавливать дыхание, получив незаметный, но высокоточный и чувствительный удар локтем в солнечное сплетение. Но действие собеседницы все же ненамного превысило противодействие брюшного пресса собеседника и спустя несколько секунд он продолжил:
– Дорогая, я ничего такого практического не думал…
– Вот и думать забудь об этом абстрактно-теоретически.
Вот так всегда: согрешишь в мыслях – получишь под дых. Куда бедному крестьянину податься? Хорошо, вовремя одумался и не стал вчера вечером в качестве эксперимента предлагать подложить Катьке в постель двойника под видом братца-близнеца Мефодия, вдруг на попутке приехавшего погостить на ночь глядя. Страшно представить, во что могла вылиться такая авантюра. Кстати, как там наши патрульные?
– Вирта, что с Леоном и эффектором?
– Без перемен. Патрулирование продолжается. Если мы сейчас уберемся от этой бисексуальной лесбиянки куда подальше в глушь и лес, то я тебя смогу переключить на эффектора. Сам посмотришь. Хотя в нашем доме это было бы проще…
– Вирта, я тебе уже это говорил. Я раньше никогда не протирал штаны в штабе и сейчас не хочу. Поехали. Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
* * *
Гости раскланялись с любезной хозяйкой и отправились вдыхать благорастворение воздухов и взирать на идиллические сельские пейзажи, где радостные пейзане и пейзанки распевали веселые песенки, собирая богатый урожай с полей и огородов, пасли овечек, коровок и лошадок. А также разъезжали по своей благословенной Аркадии на самодвижущихся четырехколесных повозках, подобных на "лендровер" сэра Кирилла и леди Вирты. Кое-какие встречные и попутные им пейзанские средства передвижения были с полным приводом и пуленепробиваемыми стеклами, и наши путешественники не исключали того, что могут ненароком встретиться с бронированными транспортными повозками о восьми колесах или с другими тому подобными пасторальными курьезами. А как же иначе? Ведь они путешествовали с развлекательной целью насладиться красотами природы, понаблюдать за буколическими нравами и набраться новых впечатлений от незабываемых встреч.
Тем не менее первыми не смогли жить без приключений трое хатежинских разведчиков, посланные Кириллом прикрыть дорогу на авторынок. Они попытались добрым словом отослать восвояси банду из двух десятков рокеров, направлявшихся в Хатежино, но неожиданно им было оказано вооруженное сопротивление. Фактор внезапности и непростительная беспечность заслона сыграли свою роль; старший хатежинского наряда был убит на месте, а его подчиненные были вынуждены залечь по обочинам дороги под плотным огнем спешившегося противника. Вызванная Кириллом подмога из двух патрульных машин похмельных дружинников прибыла от авторынка только через двадцать минут. К тому времени "уазик" разведчиков сгорел, подбитый из гранатомета, один из хатежинских был легко ранен, а другой по приказу оперативного дежурного старшего сержанта Дербанова на трофейном мотоцикле отправился проследить за противником, не принявшим боя с подкреплением и организованно отошедшим по узкой лесопожарной просеке в направлении загородного шоссе.
Узнав о боевом эпизоде с байкерами и разведчиками, генерал Хатежин обеспокоился и насторожился:
– Дербан, смотри в оба. Не нравятся мне эти шустрые мотоциклисты с мотоциклисточками. Я возвращаюсь, хотя так и так надо было сворачиваться. Здесь ничего интересного. Дороги плотно минированы. Собачки работают хорошо, но, сам знаешь, иногда не объехать и приходится обхаживать каждую мину.
– Диких ментов с пополнением обнаружили?
– Не совсем. Наследили они много, но отошли, гады, дальше. Один заслон оставили. Я его сбил. Два трупа, теперь вот надо прекращать преследование.
– Когда, думаешь быть здесь, генерал?
– Через два часа, если не задержусь на марше.
* * *
У Леона с двойником было все тихо, и Кирилл попросил Вирту отъехать в спокойное место и переключить его на эффектора. Вчера вечером дома это ему удалось без особых проблем с помощью Вирты и всей ее стационарной вычислительной мощи. Накануне Вирта держала двойника под плотным контролем и уверяла Кирилла, что раздвоение личности ее любимого мужчины ни в коем случае не сможет произойти. Стать шизофреником Кирилл весьма опасался, но Вирта ему очень убедительно доказывала безосновательность его инстинктивных страхов и опасений. Тем паче, условия эксперимента отнюдь не предполагали идентичного клонирования уникальной личности Кирилла Дербанова. В конце концов Кирилл решил пожертвовать собой во имя научного интереса и любимой женщины, убедившей его в безопасности и безболезненности подключения к эффектору.
Действительность превзошла и его страхи, и самые смелые ожидания. Произошло не удвоение разума и тела Кирилла, а, скорее, возведение в степень его способностей и возможностей в материальном мире. К сожалению, лишь потенциально в обозримой перспективе, когда он научится полностью властвовать собою и своим эффектором. Но все-таки было страшновато, и в первые мгновения контакта Кирилл испытал состояние глубокого сенсорного вакуума. Хотя Вирта его заранее о подобном явлении предупредила и несколько раз напомнила, что ничего экстраординарного не произойдет и в принципе произойти не может. Как ему объяснила Вирта, при первом контакте возможно срабатывание квантового принципа дополнительности, когда пространственно-временная система познавательной активности Кирилла и энергетически-импульсная составляющая биопроцессора его кремнийорганического дубликата создадут две взаимоисключающие друг друга картины бытия и восприятия мира.
Кирилл воспринял все доводы Вирты как исключительную научную галиматью, но галиматью очень убедительную, поскольку она исходила из уст любимой женщины, априори не желающей ему ничего плохого.
Разве что по бабской дурости? Тут уж ничего не попишешь. Сама испортит – сама исправит. Сам же этого хотел – с эффектором побаловаться. Чтобы с шиком и с музыкой. И загреметь, коль что не так, под фанфары.
Кирилл для порядка и самоутверждения малость повыделывался, хотя, собственно, сам изначально настаивал на проведении рискованного эксперимента
Эхма, была не была! Если вы не живете, то вам и не умирать. А разве это жизнь, если праздновать труса и не рискнуть себя, любимого, возвести в превосходную степень? И нечего тут рассусоливать. Дали тебе добрые люди шанс, так бери и пользуйся им, сударь мой.
Владеть дополнительным телом Кириллу пришлось по вкусу. Он ощутил себя словно у него появились еще несколько неявных органов чувств, дополняющих и поддерживающих систему его восприятия окружающей действительности. Будь то в материальном мире либо на грани идеального пространства времени.
Подключившись к эффектору, он не в коей мере себя не ощутил четвероногим и четвероруким. Не появилось у него ни четырех ушей, ни четырех глаз. Не почувствовал он себя и двухголовым шизофреником или половинкой сиамского близнеца с общей на двоих нервной системой. Он остался самим собой. С той лишь разницей, что у него появилось полностью ему подконтрольное устройство ввода-вывода информации. Им без затей пользуешься, чаще всего не замечая, что ты держишь в руках, как опытный пользователь применяет мышь-манипулятор и клавиатуру, полагая их естественным продолжением в пространстве-времени своих рук, разума и чувств. При подключении к эффектору Кириллом овладело узнаваемое чувство отстраненности, когда он отрешившись от окружающей обстановки, смотрит на экран монитора, занимающего все поле его зрения, под правой рукой чуткая и эргономично-удобная мышка, а обе руки сами знают, на какие клавиши им нажимать, когда пользователь подает необходимую ему команду. Но было и кое-что восхитительно-новое и необычное в периферийном устройстве-эффекторе. Искусственное творение в облике пользователя, являясь больше чем инструментом или орудием труда, могло само мыслить и чувствовать, усиливая мыслительные процессы и раздвигая пределы чувственного восприятия того, кто им владеет и распоряжается.
Кирилл незамедлительно исследовал свои новые возможности в сфере тактильной экстрасенсорики. Пальцы эффектора были ловкими, гибкими и чуткими, на ощупь они воспринимали не только фактуру поверхности, которой они касались, но и ее цвет, внутреннюю структуру и физико-химические свойства материала. Кирилл на ощупь определил примерный состав наполнителей пластмассы монитора, клавиатуры, проводов, осторожно притронувшись к ним пальцами-сенсорами эффектора. Но химиком Кирилл не был и в дальнейшие исследования окружавших его органических и неорганических материалов не углублялся. Не корысти ради, а волею научного интереса, Кирилл Дербанов достал из портмоне несколько денежных купюр, ощутил их многослойность, коснулся металлизированных нитей и водяных знаков. Одна банкнота чуть отличалась от остальных и Кирилл, беззлобно выругавшись, хорошо выделанную подделку скомкал и ловким щелчком через всю комнату, пристроил в пепельнице на столе. Тотчас он осмелел и столешницу из черного дерева тоже попробовал на цвет и вкус. Слегка надавил на нее большим пальцем, оставив приличную вмятину, и оглянулся в поисках предмета, каковой можно было бы раздавить в могучих пальцах. Но ничего подходящего не нашел. Ему даже стало жалко испорченного ненароком стола.
Дуболом хренов, стол испохабил. Лучше бы на фуфельной деньге тренировался. Выходят на арену силачи-идиоты. Баранки гнут, придурки лагерные.
Естественно, Кирилл не стал откусывать и разжевывать кусок богемского стекла от высокого фужера с недопитым сухим вином на донышке, так же, как у него и мысли не возникло о том, чтобы отгрызть кусочек толстого тонированного стекла от столешницы, где стоял фужер с вином. Богатые люди и журнальные столики, и прочее свое частное имущество берегут, холят, в отличие от голодранцев, коим все трын-трава. Ибо классиками марксизма-ленинизма сказано: нищему пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. И он, этот люмпен-пролетариат всегда готов, за исключением, разумеется, собственных цепей, превратить в казенную лагерную пыль частную собственность и жизни классовых врагов. А чего их там жалеть? Чай, не свое, казенное! Казенного имущества Кирилл Дербанов в собственном доме не держал и сам таковым быть не любил, особенно после службы в армии. Но все вокруг в трехэтажном блокгаузе в Царском Селе, включая любимую женщину и двойника-эффектора, он считал своей нераздельной частной собственностью. А все свое, не чужое, надлежит любить, бережно хранить и оберегать от всевозможных невзгод. Здесь Кирилл не преминул, воспользовавшись аудиовизуальными сенсорами эффектора, по-хозяйски проверить, все ли в порядке в его владениях.
Так-так. Леон неслышно бдит на втором этаже, охранный периметр активирован. Системы охлаждения кластера работают в штатном режиме. Шумновато, конечно, но эффекторы Вирты звукоизоляцию обеспечивают.
Ночь на дворе, тихо, ни ветерка, сейсмодатчики молчат, а камеры внешнего наблюдения не фиксируют ни малейшего движения. Три холодных автомобиля застыли в гараже. Наверху в своей квартирке спит горячая женщина Катя, свободно раскинувшись на смятых жарких простынях. Она глубоко и шумно дышит. Ее грудь высоко вздымается, глаза плотно закрыты, а веки едва заметно пульсируют. Вот колени ее приподнялись, а бедра затрепетали. Кирилл мысленно пожелал Катерине приятного просмотра, и она поблагодарила его улыбкой, затем открыла глаза, глянула на светящиеся цифры часов на ночном столике, выключила настольную лампу и уснула с блаженной улыбкой на губах. Сон в летнюю ночь продолжился. Все хорошо под сиянием защитного поля, неразличимого в спектре обычного зрения. Хозяин дома не спит, все видит и все слышит. Точно так же все видит и понимает его бдительная супруга-домоправительница.
– Ты куда это уставился, мой любознательный? Ну-ну, смотри, вуайерист несчастный, только ручки свои шаловливые держи на привязи.
– Могу дотянуться?
– Только в теории, и никаких больше чувственных опытов. У нас, мой дорогой, как в музее – руками экспонаты не трогать, мраморные сиськи не щупать… И девушку-экскуросовода за задницу не хватать, нахал! Кирилл, лучше не надо, тебе самому необходимо хоть немного поспать. Эффектор, мой дорогой, за тебя отдыхать не умеет. Тут уж ты сам, в единственном числе.
– Лады, практический эксперимент будем ставить завтра на местности.
* * *
В начале двенадцатого часа до полудня Вирта свернула с узкой асфальтированной дороги Хатежино – Южный авторынок на лесозащитную просеку, и немного проехав, развернула "лендровер" на покатой лесной полянке, спускавшейся к ручью. Кирилл глянул, не видно ли их с дороги, и вышел, чтобы размяться. Дистанционное подключение к эффектору вне широкополосной беспроводной сети – это вам не хухры-мухры, следует подготовиться и физически, и морально.
– Вирта, я готов. Запрягайте, хлопцы, коней.
– На счет три передаю контроль. Отсчет пошел. Раз, два…
… Кирилл-эффектор за рулем с Леоном на небольшой скорости двигались по грейдерной дороге в направлении Царского Села. Перво-наперво, подключившись к эффектору, Кирилл выплюнул изо рта изо рта зубочистку.
Пижонство какое-то. То цигарка потухшая, то зубочистка. Мелкий мафиозо какой-то. Она бы еще мне в рот спичку сунула, чтоб совсем по-блатному стало.
– Привет, Кирилл!
– Ну, как вы тут? Без меня не хулиганили?
– Все по плану, хозяин. Без происшествий. Наряд службу исполняет.
– Сам вижу, что все в порядке. Если не философствуешь.
– Кирилл, у меня есть предложение.
– Леон, я весь внимание.
– Я не хочу показаться тебе назойливым, но я могу взять на себя управление автомобилем. Я также могу подключится к твоему эффектору, когда ты с ним находишься в контакте. Пока мы патрулировали, Вирта помогла мне освоить твои навыки вождения. То есть не твои, а твоего продолжения в эффекторе. Кроме того, я могу помочь тебе обрабатывать зрительную и слуховую информацию. Тогда ты сможешь лучше чувствовать большую часть твоего "Я", оставшегося с Виртой.
– Почему бы и нет. Эксперимент продолжается. Партия, дашь порулить? Даю. Крепче за баранку держись, шофер четырехлапый.
Управление автомобилем, мотоциклом или велосипедом Кирилл считал делом естественным и бессознательным, не требующим никаких умственных усилий. Едешь себе и едешь, за ситуацией следишь, а конечности сами знают, что им делать и за какой рычаг хвататься. Вождением должен заниматься спинной мозг, чтобы голова оставался свободной для чисто интеллектуальных занятий. Вроде того, как не дать раззявившему варежку чайнику воткнуться тебе в зад или избежать лобового столкновения с недоумком, что прет по встречной полосе и вот-вот потеряет управление. И неизвестно, куда его, кретина понесет, поэтому лучше ускориться и побыстрее миновать потенциальную опасность. Последнее время он уже не предугадывал опасные вероятности, что могут вылиться в неприятную дорожную историю, а четко знал, что собирается делать каждый участник трафика. Теперь, когда фактически пес Леон был за рулем, исполняя обязанности спинного мозга своего хозяина, Кирилл снова знал и понимал трафик. Но дорога была пуста, лишь где-то в двух километрах позади за ними трясся фермерский грузовичок впритирку к обочине, а впереди из-за поворота должен был скоро выехать еще не слышный мотоцикл. Он их не видел, он всего-навсего знал, что они здесь, и при этом ему было известно, что ни потрепанная "газель", ни могучий "харлей-дэвидсон" не представляют для него никакой угрозы.
– Ты прав, Кирилл, они нам не угрожают. Я их тоже ощущаю. За рулем мотоцикла мужчина. Грузовиком управляет женщина. Она боится.
– Чего боится?
– Что на нее в лесу нападут и заставят иметь половые сношения. Но она этого хочет.
– Откуда ты знаешь?
– Я, так же как и ты, Кирилл, умею чувствовать. Но я слышу и ее запахи.
– Леон, а я могу подключится к твоему ольфатическому анализатору?
– Не знаю, но попробовать можно.
Кирилл сделал глубокий выдох, втянул носом воздух и неожиданно для себя громко чихнул.
Будь здоров! Всегда здоров! Как тут у нас насчет собачьего нюха?
Тотчас Кирилл ощутил огромное количество новых и незнакомых запахов. Одни были приятными, другие не очень. Через пару мгновений он их стал различать. Вот это пахнет дорожная пыль со следами машинного масла и дизельного топлива давным-давно смытыми летними дождям. А там в траве растут какие-то грибы, запах приятный, наверное, съедобные. Он почувствовал, как пахнут березы на обочине и уловил горьковатый аромат осины, спрятавшейся за двумя елями. В густой придорожной траве впереди он отметил присутствие ежика, а дальше и его глаза рассмотрели колючий клубочек в нескольких метрах от обочины. Потом из-за поворота неторопливо выкатился солидный бородатый мэн на мотоцикле. От дядьки вкусно пахло брикетиками тротила, ружейным маслом, свежим хлебом, огурцами и водкой. Он поднял правую руку, приветствуя хатежинских патрульных, пожелал им доброго утра и покатил дальше с большой корзиной для грибов, привязанной сзади поперек седла. Девушку в грузовике Кирилл тоже почувствовал, так же как и ее далекие запахи-ферромоны. Ему передались ее смешанные чувства, будто то ли у нее, то ли у него во рту ноет зуб и хочется прикасаться к нему языком, от этого становиться больно, но одновременно приятно. Юная девушка сладко замирала от ужаса, наверное, при мысли о мужчинах и в то же время боялась, что этого с ней никогда не случится, и она до смерти останется старой девой.