Текст книги "Потерянные"

Автор книги: Альбина Нурисламова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Извини, – выдавила Кира, – я должна была помнить.

– Ладно, Кирюх, забудь. С кем не бывает, – улыбнулся отходчивый Сашка, – пойдем дальше? А то все разберут и нам ничего не останется.

Дома Кира украдкой заглянула в бар. Как и следовало ожидать, вина там не оказалось. Высилась бутылка дорогой водки, которую, кстати, требовалось поставить в холодильник.

Настроение было испорчено. Кире хотелось забиться в какую-нибудь нору, побыть одной, в тишине. Но это невозможно: под Новый год люди стремятся общаться, поздравляют друг друга, радуются празднику. Телефоны не умолкали. Нужно отвечать, что-то говорить, делать вид, будто ей тоже весело и хорошо. На это уходили все силы. Вешая в очередной раз трубку, Кира каждый раз становилась все мрачнее.

Саша видел это и не понимал, в чем дело. Эпизоду в магазине он не придал никакого значения: забыла и забыла, закрутилась. Тогда что? Саша понятия не имел, что происходит.

Ближе к вечеру Кира немного успокоилась. Приняла ванну, подремала. Уговорила себя расслабиться и не нервничать. Не тут-то было. Последней каплей неудавшегося праздника стал новогодний концерт. На экране то и дело мелькали лица звезд и звездочек, которые пели не свои песни и шутили не свои шутки.

Каждый раз, замечая несоответствие, Кира следила за Сашиной реакцией. Комментировать что-либо вслух опасалась. Но муж воспринимал как должное все то, что шокировало Киру. Его ничего не удивляло. Мир, в котором Кира уже чувствовала себя лишней, для него был родным и правильным.

Кира старательно ела и пила, надеясь, что вкусная еда и хмель притупят нарастающий страх. Не помогало. В итоге она не выдержала и заявила, что хочет спать. Саша покорно выключил телевизор и помог убрать со стола.

Потом они долго лежали в темноте, делая вид, что спят. Им было плохо: каждому по-своему, каждому в отдельности. Они словно вращались на разных орбитах, были далеко, и не могли подарить друг другу утешение. Что-то разделяло их – пожалуй, впервые в жизни. Кира вспомнила слова, вычитанные ею давным-давно в «Триумфальной арке»: мы приходим в этот мир одни и уходим одни. «И проживаем свою земную жизнь тоже, похоже, в глухонемом одиночестве», – горько добавила про себя Кира.

– Как встретишь новый год, так его и проведешь, – некстати произнес Саша.

И Кира заплакала. Рыдала долго, некрасиво, отчаянно, захлебываясь и икая. Но и слезы не сумели их объединить, потому что Кира не могла объяснить мужу, в чем причина ее несчастья.

Глава 8.

Пятого января Сашу вызвали на работу. Кира включила музыку погромче, надела старые шорты, выцветшую футболку, убрала под косынку волосы и принялась священнодействовать: приблизительно раз в три – четыре месяца она устраивала «капитальную уборку». Это было нечто вроде ритуала, помощники здесь только мешали, поэтому мужа она обычно выпроваживала за порог.

Оставшись одна, Кира с головой погружалась в процесс: энергично перетряхивала содержимое шкафов, выгребала хлам с антресолей, перебирала книги и журналы, возилась с цветами, драила зеркала, светильники, мебель и плитку в ванной. В прихожей стояли большие полиэтиленовые мешки, в которые Кира безжалостно отправляла то, что им с Сашкой уже не понадобится.

Настроение было отличное. После уборки она собиралась приготовить вкусный ужин: в раковине размораживалась курица, которую Кира планировала запечь целиком в духовке, как любит Саша. Пусть придет домой и обрадуется: чистота, красота, отличная еда.

После кошмарной новогодней ночи Кире казалось, что все пошло кувырком. Но Сашка – золото, а не муж! – не дал пропасть. Первого января, после обеда, буквально силком стащил с дивана и повез кататься на коньках.

Каток оказался почти пустым: народ отсыпался. Кира с Сашей взяли напрокат коньки, вышли на лед. Она каталась плоховато, зато он держался на льду отлично. Уже через десять минут Кира забыла про свои огорчения: поначалу изо всех сил старалась не упасть, потом освоилась и стала получать удовольствие. Любовалась Сашиными пируэтами, сама выписывала корявые кренделя, падала, хохотала. Сашка взял ее на закорки, как маленькую, и прокатил целый круг, совсем как папа когда-то в детстве.

Вволю накатавшись, пошли в кафе. Аппетит был зверский, и Кира с Сашей смели со стола все, что заказали, но им показалось мало. Пришлось покупать еще мороженое и горячий шоколад. Саша смотрел на жену смеющимися глазами, и она чувствовала, что все хорошо, все отлично. И не может быть по-другому, если они вместе.

Был уже вечер, когда вернулись домой. Телевизор, не сговариваясь, не включали. Вместе пошли в ванную, потом в постель. Может быть, сегодня у меня получится забеременеть, думала счастливая Кира, обнимая Сашу. В такой идеальный день, когда все настолько хорошо, это просто обязано случиться!

Утром они собрались и поехали к родителям Киры. Трасса была почти пустая, ехали не спеша, и постепенно Кира задремала под журчание магнитолы. Саша искоса поглядывал на спящую жену, слегка улыбался и, точно так же, как она ночью, надеялся, что все плохое позади.

Родители Киры постарались устроить детям образцово-показательный отдых. В программе было все: шашлыки, баня, катание на лыжах (правда, от этого Кира категорически отказалась, как ее ни уговаривали), игра в снежки и сооружение снежной бабы во дворе, вкуснейшая домашняя еда в неимоверных количествах, вечерние посиделки у камина.

В свете последних событий Кира опасалась очередных «провалов», но ничего страшного не случилось. По приезду она, затаив испуг, всматривалась в лица родителей, сестры, племянниц, но никаких пугающих перемен не нашла, и от сердца отлегло. Пребывая в благодушном настроении, помогала матери на кухне, болтала с Анечкой и Катей, секретничала с Иришей.

Почему мы так живем: не понимая своего счастья, не осознавая его? «Что имеем, не храним, потерявши, плачем». Вот сейчас все идет как обычно, а она радуется каждой секунде этого обыденного счастья. Каких-то полгода назад восприняла бы все как должное, не заметила, как это хорошо: быть рядом с родными людьми, говорить с ними, шутить, смеяться, хлопотать по дому. Даже картошку чистить и огурцы кружочками резать – и то радость.

Они вместе садились за стол, «одной большой семьей», как любила говорить мама. Папа ничего не говорил, улыбаясь своей обычной, чуть отрешенной улыбкой.

«В сущности, я плохо его знаю, – неожиданно подумала Кира во время одного из ужинов. – Мы с Иркой привыкли воспринимать маму с папой как единое неделимое целое. Причем папа – это какая-то теневая, невидимая сторона. Он умный, образованный, наблюдательный, с широким кругозором и отличной памятью. Но так можно сказать и про совершенно постороннего человека. Или про коллегу. Такая характеристика ни на шаг не приближает к пониманию глубинной сути личности. Есть ли у отца тайные страхи? Невысказанные желания? Или, например, можно ли назвать его добрым человеком?»

Кира глубоко задумалась и решила, что, скорее, нет. Мягким, уступчивым, сговорчивым, доброжелательным – без сомнения. Но добрым? Для этого нужно чуть больше любить людей, понимать или пытаться понять их, проявлять к ним интерес.

Конечно, это нисколько не уменьшало ее любви к отцу. Она с нежностью смотрела, как он, наклонившись к Анечке, что-то вполголоса говорит ей. Та заинтересованно слушает, слегка приоткрыв рот. Это Кире знакомо: папа всегда был отменным рассказчиком, постоянно рассказывал им с Ирой всякие занимательные истории. Самые скучные факты в его изложении становились увлекательными. Даже сухие правила русского языка или теоремы он умел преподнести живо и ярко, выискивая интересные детали.

– Пап, ты никогда не хотел стать учителем? Или в вузе преподавать? – спросила она.

– Ты знаешь, была мысль в педагогический поступать, на истфак, – охотно откликнулся отец. Похоже, ему было приятно вспоминать об этом. – А ты почему вдруг заинтересовалась?

– Смотрела, как вы с Анютой шепчетесь, вспомнила, как ты нам с Ирой помогал уроки делать, вечно что-то рассказывал. И подумала, что из тебя получился бы замечательный учитель.

– А что? Возможно! Но я и проектировщик был вроде неплохой, – засмеялся папа.

– Ой, помнишь, как…– Мама не выносила, когда в центре внимания оказывался кто-то другой, и тут же замкнула разговор на себя. В этом смысле Катька – копия бабушки. Гипертрофированная копия. Первейшая Катькина жизненная задача – заставить все и вся вращаться вокруг ее персоны.

Кира смотрела на свою семью, переводила взгляд с одного милого лица на другое, улыбалась и думала о том, как она их любит. А больше всех, если честно, Сашу.

Только один эпизод несколько омрачал эту поездку.

В день приезда Кира долго сидела вечером у камина, смотрела на огонь. Все разошлись по комнатам спать, а она никак не могла заставить себя подняться с кресла и присоединиться к Саше. Ушла в свои мысли и не заметила, как в дверях возникла чья-то фигура.

– Ты почему не ложишься, Кирочка? – шепотом спросила мама.

– Спать что-то не хочется. Когда еще так посижу?

– Приезжайте почаще, и сиди, сколько хочешь, – улыбнулась она.

– Легко сказать – приезжайте… А ты чего не спишь? Разбудила?

– Нет-нет! Просто проснулась – смотрю, отсветы на стене. Значит, огонь в камине не погас. Пошла посмотреть.

Мама присела рядом, взяла со спинки кресла шаль, закуталась в нее. Кира ждала: мать, скорее всего, хочет о чем-то поговорить. И не ошиблась.

– Кирочка, – аккуратно начала разговор Лариса Васильевна, – как у вас с Сашей насчет детей? Что вы решили?

О своих планах, связанных с беременностью, Кира и Саша родителям не говорили. Мать не могла знать, что они безуспешно пытаются зачать ребенка. Видимо, просто решила как-то подстегнуть. Однако, сама того не желая, наступила на больную мозоль. Кира, помимо воли, ощутила что-то похожее на горечь и обиду, и всеми силами старалась подавить неприятное чувство.

– Мы с Сашей недавно поговорили и решили, что готовы к рождению детей, – подобрала Кира обтекаемую формулировку, надеясь, что мама перестанет приставать с расспросами.

Не тут-то было. Лариса Васильевна удобнее устроилась в кресле, настраиваясь на долгий разговор, и продолжила:

– Тебе уже тридцать, Кирюша. Годы идут. У Ириши в ее тридцать семь две взрослые дочери. Катюша почти невеста. В твоем возрасте у Ирины…

– Мам, я в курсе, сколько детей у Иры и какого они возраста, – мягко перебила Кира.

– Да-да, дорогая. Не обижайся, пожалуйста, я ведь просто беспокоюсь о твоем здоровье. После тридцати и зачать труднее, и выносить. Мне кажется, вам с Сашей надо всерьез подумать о малыше, – гнула свою линию Лариса Васильевна.

– Я же сказала: мы подумали! – Сдерживаться становилось труднее.

– Значит, ты хочешь родить? – уточнила мать.

– Да, мам, хочу, – отрывисто бросила Кира.

– Так вы…что-то предпринимаете?

– Слушай, ты хочешь узнать, занимаемся ли мы сексом? – Кира чувствовала, что говорит лишнее, но не могла остановиться.

На мамином лице появилось обиженное выражение.

– Зачем ты снова грубишь, Кира? Разве я тебе плохого желаю?

– Понимаю, мама! Но неужели ты думаешь, я такая глупая, что сама не могу решить, когда мне рожать?

– Никто не говорит, что ты глупая. Я просто беспокоилась! – Голос ее задрожал.

Только этого не хватало – довести мать до слез!

– Мамочка, ну, извини меня. Не выдержала, сорвалась. У меня сейчас такой период…

– Я заметила, Кирочка, – с готовностью поддержала Лариса Васильевна, – ты в последнее время стала немножко нервной. На работе все хорошо? И с Сашей?

– Все отлично, мам.

Опасность миновала. Лариса Васильевна передумала плакать. Надо окончательно успокоить ее и идти спать. Камин, огонь, ночные бдения – все это стало тяготить.

– Понимаешь, на работе такая запарка. Я уставала, поздно приходила, мало спала. Вот и срываюсь по пустякам. Ты не сердишься?

– Нет, что ты, – Лариса Васильевна обняла дочь и поцеловала в щеку.

Почувствовав родное тепло, Кира почувствовала, как к горлу подкатил ком. На миг захотелось, словно в детстве, обхватить маму руками, прижаться к ней и выплакать свои горести. Рассказать, что ее мучает. Но это желание быстро прошло, как только она представила себе мамино лицо после ее рассказа. Перепуганное, ошеломленное, недоумевающее.

Как же так: ее благополучная девочка тронулась умом?! И что теперь с этим делать? Лариса Васильевна поделится опасениями со всеми. С Сашей, папой, Ириной. Ирка немедленно вспомнит эпизод с Игорем-Валерой. А Саша – ее поведение в супермаркете, случаи с родинкой и туфлями. И что они решат на семейном совете? Отправить ее в дурдом? Запереть здесь, в деревне, подальше от людских глаз? Отвести к какой-нибудь гадалке или ясновидящей?

Кира тихонько высвободилась из маминых рук.

– Я пойду спать, мам, ладно?

– И я тоже. Сейчас погашу огонь и лягу.

– Спокойной ночи.

– Доброй ночи, дорогая!

… Надраивая до блеска свою квартиру, Кира думала о том, что, возможно, она сейчас беременна. И как же будет счастлива мама, если наконец-то и вторая дочь заживет правильно, выполнит обязательную программу: семья, дом, дети.

Переделав все дела, Кира полюбовалась на сияющую и благоухающую квартиру и отправилась в ванную. Сквозь шум льющейся воды услышала звонок городского телефона. Наверное, Саша. Накупавшись, она поговорила с мужем, но оказалось, что тот не звонил. Что ж, кому надо, наберет еще раз. Или найдет ее по сотовому.

Однако человек, который звонил Кире, больше не стал ее беспокоить. Он с огромным трудом решился набрать знакомый номер и все рассказать. Долго готовился к разговору, подбирал нужные слова, и второй раз отважиться на это так и не сумел.

Глава 9.

Рождество Кира и Саша отмечали у Гельки с Сережей. Кира предвкушала встречу с подружкой: с прошлого года не виделись, по телефону и то говорили урывками. Тридцатого декабря Ковалевы уехали в Санкт-Петербург, вернулись только вчера. Устроили себе настоящий праздник.

Серега обожал этот город, часто ездил туда по делам, а Гелька, так уж получилось, всю жизнь мечтала попасть в Питер, но не была там ни разу. Вот и рванули. Гелька, захлебываясь от счастья, в двух словах пыталась рассказать Кире по телефону, как ей все тут нравится: и город, и люди, и мосты, и дома, и Финский залив, на который они посмотрели одним глазком, и даже погода.

Саша никак не мог приткнуть их машину возле знакомого подъезда: весь двор был забит автомобилями. Найдя узкую лазейку, с трудом втиснул туда «Форд», достал из багажника объемистый пакет с подарками Ковалевым и их с Кирой взносом в праздничный стол, пошел вслед за женой к подъезду.

У Ковалевых было как всегда уютно, весело, шумно, вкусно. Наевшись до отвала, принялись рассматривать фотографии. Снимков было море, и чтобы пересмотреть их все под восторженные комментарии путешественников, понадобилось больше часа.

Кира, увлеченная фотографиями, едой, разговорами, краем сознания отмечала, что чего-то не хватает. Но никак не могла сообразить, чего именно. Они уже пили чай с тортом, когда Кира поняла, в чем дело.

– Геля, а где Мишка с Филей? – вскричала она.

– Кто такие? Почему не знаю? – немедленно откликнулся Серега, хищно поглядывая на торт и примериваясь к очередному куску.

–Как кто? Коты!

– Коты?! Ну, ты даешь, мать! – хохотнул Серега. – Нам только котов и не хватает! Мало мне Гельки с Борькой, хомяков, рыб и черепахи!

Сережа решил, что Кира пошутила. Но сама она уже поняла, что провалилась в очередную дыру. Все всё знают, кроме нее. Саша немного покраснел. Наверное, ему стало неловко за жену.

Геля по вытянувшемуся лицу подруги поняла, что происходит что-то не то, и среагировала мгновенно. В руках у нее была большая ваза с фруктами и она, ни секунды не раздумывая, выпустила ее из рук. Яблоки, груши, апельсины и мандарины яркими разноцветными шарами, подпрыгивая, покатились по комнате. Геля заахала, запричитала, все кинулись помогать ей. Странная фраза Киры была забыта и похоронена в общей суматохе.

Минут через десять Гелька позвала Киру помочь ей на кухне с посудой. Плотно притворив за собой дверь, она повернулась к подруге и заявила:

– Сейчас же говори, в чем дело? Что с тобой происходит?

– Ты о чем? – Кира попыталась придать лицу удивленное выражение.

Но Гелю было не провести.

– Сама знаешь! Видела бы ты свое лицо, когда Сережа сказал, что нет у нас никаких котов! Еще раз спрашиваю: что случилось? Говори сейчас же!

Под ее напором Кира сломалась. На самом деле ей давно требовалось с кем-то поделиться. А с кем, если не с Гелькой?

– Мне и вправду надо тебе кое-что рассказать, – промямлила Кира, – только это в двух словах не объяснишь. И кто-нибудь обязательно войдет.

– Хорошо, тогда завтра! Скажем мужикам, что нам надо… – Геля на секунду задумалась, – купить мне костюм.

Назавтра, отговорившись от Саши Гелькиным воображаемым костюмом, Кира сидела в маленьком кафе и ждала подругу. Та прибежала на пять минут позже, с размаху плюхнулась на стул напротив Киры и сразу ринулась с места в карьер:

– Что у тебя случилось?

– Привет!

– Да привет, привет, – как обычно, отмахнулась от формальностей Геля.

– Я нам заказала кофе и пирожные. «Картошку». Будешь?

– Буду, куда денусь? Не уходи от темы! Всю ночь не спала, голову ломала!

Кира вздохнула и уныло посмотрела на подругу:

– Я и сама-то… Геля, по-моему, я чокнулась. Мне постоянно кажется то, чего на самом деле нет!

– У тебя что… галлюцинации? – похолодела Гелька.

– Да вроде нет! Не знаю, как объяснить… Мои знания о мире отличаются... Черт, как сказать, чтоб ты поняла!

– Погоди, не нервничай. Рассказывай по порядку. Когда это началось?

Кира сцепила руки в замок и стала монотонно пересказывать Гельке все, что с ней случилось в последнее время. Начала с туфель, закончила котами. Им давно принесли пирожные, но обе этого не заметили. «Капучино» остывал в нарядных белых чашках с золотистым узором.

– Вот как-то так. Что скажешь? Что я все выдумываю?

Геля подняла на Киру глаза, помолчала немного и произнесла с расстановкой:

– Нет, Кир. Такое не выдумаешь. Я бы очень хотела ошибаться, но…

Она, видимо, боялась поделиться своими предположениями. Схватила ложку, повертела ее в руках, снова швырнула на стол, перевела дух и выпалила:

– Ты не думала, что у тебя что-то с мозгом?

Кира внезапно вспомнила, что Гелька – медик.

– Считаешь, у меня опухоль? – слабым голосом проговорила она.

Этого-то Кира и опасалась. Упорно гнала от себя страшную мысль, но та прочно обосновалась на задворках ее сознания и время от времени давала о себе знать.

– Вообще-то симптомы не слишком похожи, – быстро проговорила Геля, стараясь успокоить подругу, – у тебя ведь голова не болит? Не кружится?

– Вроде нет.

– Запахов посторонних не ощущаешь?

– Не ощущаю.

– Вот видишь! Но я, конечно, не специалист. Тебе обязательно нужно к врачу! Кто знает, может, эти твои…странности – вполне обычное дело при каком-то заболевании! Может, это типичное расстройство?

– Геля, мне страшно, – жалобно пропищала Кира, чувствуя, что готова расплакаться.

– Мне тоже! Но пока бояться рано, согласись? Ничего же не известно! – Гелька нарочно заговорила напористо и резковато, стараясь быть убедительной, заставить Киру собраться. Что толку рыдать друг другу в жилетку? – Тебе надо срочно провериться у хорошего невролога. Сделать томографию, сдать анализы. Сейчас приду домой, позвоню и все разузнаю. В нашей клинике проводятся такие обследования.

Кира откинулась на спинку стула и грустно посмотрела в окно. Обычные люди шли привычными дорогами по обыденным делам. А ее, возможно, грызла изнутри смертельная болезнь. И никто был не в силах помочь ее горю. Кроме, возможно, Бога, в которого Кира не верила.

– Никому только ничего не говори, – севшим голосом проговорила она.

– Обижаешь.

Подруги еще долго сидели рядом. Разговаривали, пили остывший кофе с пирожными, почти не чувствуя вкуса. Кире стало чуть легче от того, что она поделилась с Гелькой своим секретом.

На обследование она попала уже через пару дней. Гелька по своим каналам устроила подруге консультацию у профессора Бориса Аркадьевича Левашова. «Он самое настоящее светило!» – уверяла Гелька, подробно объясняя, куда и во сколько надо подойти.

Боялась Кира страшно. Само собой, не осмотра, а результатов. С трудом взяла себя в руки и кое-как рассказала доктору о том, что с ней происходит. Кира пыталась излагать коротко и внятно, профессор задумчиво кивал. Было неясно, то ли все это ему знакомо, то ли он собирался после окончания рассказа порекомендовать Кире психиатра.

Осмотр длился почти час. Потом Борис Аркадьевич направил Киру на анализы и компьютерную томографию, и велел прийти повторно через две недели. Раньше не получалось: профессор сегодня вечером улетал в Москву. Про психиатра Борис Аркадьевич не сказал ни слова.

«Две недели я как-нибудь переживу», – подумала Кира. По крайней мере, скоро все выяснится. Хорошо, что завтра на работу. Там всегда полно дел, не будет времени бояться и думать о плохом. Она прямо из больничного коридора позвонила Гельке и поехала домой.

В «Косметик-сити» Киру и всех остальных ждал сюрприз. Марик не вышел на работу после праздников. Позвонил Генералу прямо из Болгарии и сказал, что просит предоставить ему еще одну неделю «по семейным обстоятельствам». Какие такие обстоятельства могли быть у холостого Марика, отец которого давно умер, а мать и почти все родственники счастливо жили в Израиле, оставалось неясным. Его многочисленные обязанности временно поручили исполнять Кире. Это хорошо, порадовалась про себя она. Некогда будет рисовать себе страшные картинки и трястись от ужаса.

Дни и в самом деле летели незаметно. Переговоры, рекламные тексты, сообщения на сайт, интервью, пресс-релизы – Кира приходила первая, уходила последняя. Телефоны звонили, факсы скрипели, бумаги горами громоздились на столе. Невыпитый кофе остывал и сменялся невыпитым чаем, о нормальном обеде и речи не шло.

Приходя домой, Кира на скорую руку готовила ужин из полуфабрикатов, принимала душ, без сил падала в кровать и моментально засыпала. Бетономешалка, которая раньше непрерывно прокручивала в голове всевозможные варианты развития событий, не успевала включиться.

С Сашей они разговаривали мало, но он не обижался. Понимал ее состояние. Или считал, что понимает.

Марик вернулся на день раньше, чем его ждали. Мысли о собственных проблемах моментально вылетели у Киры из головы, как только она взглянула на него. Это был он – и одновременно не он. Нет, дело было не в очередном «провале». Перемены видели все: на лицах Оли и Альберта застыло точно такое же комичное изумление, как, по всей видимости, и у нее самой.

Леднев шикарно загорел и невероятно похорошел. Конечно, Марик всегда был милым, внешне приятным парнем, то тут речь шла не о приятности и миловидности. Он стал просто исключительно хорош, уверен в себе, обаятелен и сексуален. Если уж на Киру это произвело сильное впечатление, то влюбленная Оленька и вовсе едва удерживалась на стуле.

– Ты что, пластическую операцию сделал? – выдал прямодушный Альберт.

– Что? – не понял Марик.

Похоже, он не осознавал произошедших с ним перемен. Продолжая улыбаться чуть рассеянной, счастливой улыбкой, Леднев извлек из недр своей сумки бутылку шампанского и застенчиво проговорил:

– Поздравьте меня, ребята, я женюсь!

Повисла пауза. Новость была оглушительная. Никто уже и не ждал, что старый холостяк Марик решится запятнать свой паспорт. А он – нате вам! – выкинул номер.

– Все-таки настоящий двигатель прогресса – это секс! – глубокомысленно изрек Альберт.

Тишина была сломана. Альберт с Кирой бросились к Марику, наперебой принялись поздравлять, целовать, жать ему руку, похлопывать по плечам. Хлопнула пробка от шампанского, все смеялись, одновременно что-то говорили, искали стаканы…

И только Оля Карпова неподвижно сидела на своем месте, не делая попытки подойти к Марику.

– Оленька, – виновато улыбаясь, произнес Марик.

Конечно, он никогда ничего не обещал ей. Более того, они ни разу не поговорили о ее чувствах. Впрочем, этого и не требовалось, Марик и так обо всем прекрасно знал. Олина безответная любовь к шефу давно была общим местом, предметом беззлобных шуточек и дружеских подначиваний со стороны Альберта. О ней уже даже не сплетничали в других отделах. Это было такое же вечное, незыблемое и привычное явление, как смена времен года или восход солнца по утрам. К этой любви все настолько привыкли и пригляделись, что не замечали ее глубины и истинности.

А сейчас всем вдруг стало стыдно и одновременно страшно. Стыдно за то, что они, получается, ликовали над Оленькиной бедой. А страшно потому, что им в одночасье, при одном взгляде на помертвевшее Олино лицо, открылись сила и мощь этой любви. И непонятно было, кого этой силой теперь сметет – Марика или саму Олю?

– Оленька, – повторил Леднев, делая шаг к ней.

Он ожидал потоков слез: у Оленьки они всегда были наготове, приготовился к истерике или обмороку. Но Карпова удивила всех. Она не зарыдала, не закричала, не затопала ногами и не потеряла сознания. Выпрямившись во весь свой небольшой росточек, Оленька шагнула ему навстречу, улыбнулась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку.

– Поздравляю, Марк! – негромко произнесла она своим полудетским голоском. – Очень рада за тебя. Можно узнать, кто твоя невеста?

«Вот так цыпленок! – восхитилась про себя Кира. – Кто бы мог подумать!»

– Невеста? Ой, я же вам еще не сказал, – опомнился Марик и принялся взахлеб рассказывать о своей избраннице.

Рассказ получился банальный, но вполне жизненный. Познакомились Марик и Таня на одной из экскурсий, уже ближе к завершению поездки. Выяснилось, что она тоже из Казани – надо же! Рядом жили, а нашли друг друга на заморском курорте, не переставал изумляться Марик. Конечно, Таня оказалась лучше всех: и умная, и красивая, и добрая, и начитанная, и понимающая, и ласковая.

Видела потом это совершенство Кира. Ничего особенного. Самая обычная девица, мышь мышью. Тихоня. Стоило за такой далеко ехать, если Оленька столько лет была рядом? Тот же типаж. Оленька, глядишь, и поинтереснее будет. Но любовь не спрашивает. И потом, надо отдать должное: с Таней Марик словно проснулся, ожил, заиграл яркими красками.

До возвращения домой оставалось всего три дня, но влюбленные решили задержаться еще ненадолго. Оба сразу поняли, что никакой это не курортный роман – это судьба. В ближайший понедельник они идут подавать заявление в загс. А жить Танюша будет у него. Он сегодня едет к ее родителям. Знакомиться, а заодно и Танины вещи забирать.

– Лихо вы! – прокомментировал Альберт.

– На свадьбу позовешь? – улыбнулась Кира.

– А то! Куда без вас?

– Когда собираетесь?

– Я хоть завтра готов, но Танюша хочет обязательно летом.

Все еще долго голосили, удивлялись, подтрунивали, смеялись, строили планы, произносили тосты и пили шампанское из чайных чашек.

А в понедельник Оленька положила Марику на стол заявление об уходе. Сказала, что отработает две положенные недели, чтобы ей успели найти замену, и уйдет. Отговорить ее оказалось невозможно: Оля была непреклонна в своем решении никогда больше не видеть Марика. Кира и Альберт чуть не плакали: из-за чужой, непонятно откуда взявшейся Тани, распадалась такая отличная компания! Сжились, сроднились, понимали друг друга с полуслова – и вот, здравствуйте, пожалуйста.

Впрочем, скоро Кире стало не до Оли Карповой. События начали разворачиваться с ошеломляющей скоростью, не давая передохнуть. Словно открылся какой-то шлюз.

Глава 10.

Прошло отпущенное на ожидание время, и Кира отправилась на повторный прием к врачу. У профессора, как водится, были для нее две новости – хорошая и плохая. Хорошая заключалась в том, что никакой опухоли у нее не оказалось. И в целом, судя по анализам, со здоровьем все было в полном порядке. Хоть в космос запускай, дежурно пошутил Борис Аркадьевич.

Вторая, плохая, новость вытекала из первой. Если физически с ней все хорошо, значит, что-то не то с психикой. Именитый профессор мягко, но настойчиво посоветовал Кире обратиться к психиатру. Если она надумает, он с удовольствием порекомендует отличного специалиста.

Кира обещала ответить на днях и поплелась на работу.

Там был самый настоящий аврал. Оля, хоть и крайне ответственная и обязательная, уже не могла трудиться как прежде, и не было смысла загружать ее новыми проектами. Оленька быстро нашла другую работу, что и неудивительно. На ее стороне были образование, опыт и, как грустно поведала она Кире, отсутствие мужа и детей. Даже в перспективе. Как известно, любой начальник любит сотрудников, которые готовы целиком отдаться работе, не отвлекаясь на «мелочи» вроде беременностей и детских болячек.

На место Карповой пока никого не взяли, хотя кандидатур было много. И ко всем прочим обязанностям Марика прибавились еще и каждодневные собеседования с претендентами. Всегдашнюю рутину тянули Кира и Альберт. Сегодня ей нужно подготовить план выступления Генерала на очередной отчетной конференции. Постаравшись отключиться от собственных проблем, она сосредоточилась на работе.

Отвлек ее телефонный звонок. Она мельком глянула на настенные часы – почти половина первого. Скоро Альберт привычно позовет на обед.

– Слушаю.

– Привет, Кира! Это я, Денис. Узнала?

– Привет! Узнала. Как дела?

– Нормально. Ты не забыла – завтра у Леньки сорок дней.

– Если честно, забыла, – повинилась она, – спасибо, что напомнил.

– Я и сам забыл, – признался Дэн, – мама его сказала. Тебе тоже звонила – не дозвонилась.

– Ты пойдешь?

– Пойду. А ты?

– Я тоже. Во сколько?

– Она сказала, к часу приходить. Сможешь?

– Отпрошусь. Ты девчонкам не звонил еще?

– Нет. Поговорю с тобой – звякну. Тебя завтра забрать? Все равно мимо поеду, – предложил Денис.

– Спасибо, – благодарно откликнулась Кира.

– Как подъеду – наберу тебя.

– Хорошо.

Они попрощались, и Кира снова погрузилась в свои бумаги. Около трех все было готово, и она отправилась к столу Марика. Тот как раз отправил восвояси очередную кандидатку на место Оли.

– Как она тебе? – спросила Кира, проводив взглядом дорого и модно одетую девчонку лет двадцати двух.

– Никак, – пробурчал Марик, – в основном глазки мне строила. Пустое место.

– Зато красивая.

– Пусть на конкурс красоты идет. А тут работать надо.

– Ты какой-то сердитый сегодня, – заметила Кира.

– Устал, как собака. Домой хочу, – лицо его смягчилось, – там Таня. У нее сегодня выходной.

– Кстати, где она работает?

– В поликлинике, медсестрой, – ответил он с такой гордостью, словно невеста была, по меньшей мере, академиком.

– Ясно. Марик, я проект выступления написала. Глянешь? Генерал завтра с утра ждет.