Текст книги "Народ майя"

Автор книги: Альберто Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Загадки майяского земледелия. Долгое время считалось, что майя испокон веков культивировали у себя самую примитивную форму земледелия – подсечно-огневую, которая требовала больших массивов свободной земли, поросшей лесом, и частой смены выжигаемых участков в связи с быстрым истощением плодородия почв. Такое земледелие, по подсчетам ученых, не могло обеспечить пищей сколько-нибудь значительное население. Как же в таком случае у майя появились многолюдные и процветающие города? Почему они существовали на одном и том же месте непрерывно в течение сотен лет? В результате последних исследований удалось установить, что подсечно-огневое земледелие майя при всех его внешних минусах не было столь примитивным и малоэффективным, как это представлялось на первый взгляд. Уже в глубокой древности жрецы разработали весьма совершенный солнечный календарь, точно регулирующий сроки основных земледельческих работ: вырубка леса, его выжигание, сев в начале сезона дождей, уход за посевами, уборка урожая. Майяские земледельцы путем длительных опытов и отбора сумели вывести гибридные, высокоурожайные сорта основных сельскохозяйственных пищевых культур – кукурузы, бобовых и тыквы. Наконец, ручная техника обработки небольшого участка в лесу и сочетание на одном поле посевов нескольких культур (например, кукурузы и фасоли) позволяло долгое время сохранять его плодородие. Кроме того, возле каждого индейского жилища имелся приусадебный участок с огородом и фруктовыми деревьями. Не требуя особого ухода, такое дерево, как рамон (хлебное дерево), давало множество питательных плодов, способствуя тем самым оседлому образу жизни рядового крестьянина-общинника (Подробнее об этом см.: Гуляев В. И. Земледелие древних майя. – Природа, № 9. М., 1982, с. 88-97).

Но и это еще не все. Сейчас уже твердо установлено, что майя в 1-м тысячелетии н. э. знали и другие, более интенсивные формы земледелия. На юге Юкатана и в Белизе на склонах каменистых холмов найдены искусственные земледельческие террасы с особой системой увлажнения почвы. В Петене и в бассейне реки Канделярии (штат Кампече, Мексика) археологи обнаружили следы орошаемого земледелия в виде каналов и так называемых приподнятых полей – искусственно сделанных длинных грядок земли, полузатопленных водами реки или озера.

Подобные земледельческие сооружения, весьма напоминающие знаменитые "плавучие сады" ацтеков ("чинампы"), были способны давать огромные урожаи и практически обладали неистощимым плодородием (Hammond N. Agricultural intensification in the Maya Lowlands. – Actes du XLII-e Congres International des Americanistes. Paris, 1979, Vol. VIII, p. 328). По подсчетам ученых, такое земледелие вполне успешно решило пищевую проблему в обществе древних майя, обеспечивая в среднем не менее 700 человек на 1 км2 площади (Dahlin B. Preliminary investigations of agronomic potentials in «bajos». Adjacent to Tikal. – Actes du XLII-e Congres International des Americanistes. P., 1979, vol. VIII, p. 306; Harrison P. D. and Turner B. L. (eds). Prehistoric Maya Agriculture, 1978). Все это во многом объясняет загадку «экономического чуда» одной из наиболее ярких цивилизаций доколумбовой Америки.

Древние майя: рабовладение, феодализм или азиатский способ производства. Альберто Рус Луилье в своей книге неизменно подчеркивает классовый антагонистический характер майяского общества, выделяя в нем четыре основные социальные группы: знать (духовную и светскую), торговцев, рядовых общинников и, наконец, рабов. Особенности социально-политической структуры цивилизации древних майя он пытается объяснить на основе концепции "азиатского способа производства", использовав для этой цели некоторые работы К. Маркса. А. Рус, так же как и большинство советских исследователей, считает, что древнемайяское общество весьма близко по характеру ранним государствам Ближнего Востока (Двуречье, Египет и др.). Вместе с тем мексиканский ученый, на наш взгляд, несколько преувеличивает роль религии в качестве важнейшей движущей силы в развитии классической цивилизации майя и неправильно считает основной формой местной государственности теократию, т. е. полное господство в обществе жреческой (духовной) элиты.

Поднятые в книге А. Руса вопросы относятся к числу важнейших и наиболее спорных проблем современной исторической науки. И это со всей очевидностью показали недавно прошедшие как в нашей стране, так и за рубежом среди ученых-марксистов дискуссии "об азиатском способе производства". Не имея возможности сколько-нибудь подробно осветить ход и результаты этих научных дебатов, отсылаю читателя к монографии В. Н. Никифорова, где достаточно полно и непредвзято излагается суть вопроса (Никифоров В. Н. Восток и всемирная история. М., 1977). Здесь же следует напомнить, что идея о наличии на Древнем Востоке особого «азиатского» способа производства, бесспорно, высказывалась классиками марксизма в ряде их ранних работ.

К. Маркс и Ф. Энгельс, изучая генезис капиталистического общества, естественно, не могли не заинтересоваться и теми странами, которые не вступили еще на путь развития капитализма, прежде всего восточными. К глубокому анализу истории Востока они приступили лишь с 1853 г. (История древнего мира. Ранняя древность, т. I. M., 1983, с. 10) Используя научные данные тех лет, К. Маркс в рукописи «Формы, предшествующие капиталистическому производству» в предварительной форме изложил свои взгляды на особенности социально-экономической структуры восточных стран (Маркс К. Формы, предшествующие капиталистическому производству. -См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I). В конце 50-х годов в предисловии к «Критике политической экономии» К. Маркс впервые дал четкую формулировку закономерной смены способов производства во всемирной истории: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7). Для «азиатских» обществ, по мнению классиков марксизма, было характерно наличие замкнутых и самообеспечивающихся сельских общин, сильной государственной власти – в лице царя, деспота, правителя, стоящей над этими общинами, и отсутствие частной собственности на землю (Никифоров В. Н. Восток и всемирная история. М., 1977, с. 121-127).

Однако после выхода в свет работ Г. Маурера, М. М. Ковалевского и особенно американского этнографа Л. Г. Моргана "Древнее общество", а также в результате изучения всех появившихся в 70-х годах научных материалов К. Маркс и Ф. Энгельс термин "азиатский способ производства" больше в своих трудах не упоминают. Позднее, анализируя процесс исторического развития, они пришли к выводу о том, что в докапиталистический период общество проходит три последовательные стадии развития, три формации: первобытнообщинную, рабовладельческую и феодальную (История древнего мира..., т. I, с. 11).

В 60-х годах XX в. французские историки-марксисты (Ж. Шено, М. Годелье и др.) в серии статей вновь вернулись к концепции "азиатского способа производства", как бы дав импульс новому этапу широких научных дискуссий по данной теме. "Азиатский способ производства", согласно Ж. Шено, характеризуется сочетанием производительной активности сельских общин и экономического вмешательства государственной власти, которая одновременно эксплуатирует общины и управляет ими. Коренное отличие азиатского деспотического государства, по его мнению, состоит в том, что оно само является организатором производства. Основное противоречие такого общества – не противоречие между классами, а противоречие между государством и общинами (История древнего мира..., т. I, с. 13).

В итоге последовавших в конце 60 – начале 70-х годов оживленных научных дискуссий (и в СССР, и за рубежом) сторонникам "азиатского способа производства" так и не удалось сколько-нибудь убедительно доказать его реальное существование в странах Азии, Африки и Латинской Америки. Таким образом, прежняя "пятичленная" схема всемирного исторического процесса (первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, коммунизм) полностью сохраняет свое значение и с известными модификациями и уточнениями (я имею здесь в виду прежде всего рабовладельческую формацию и определение ее в свете последних работ И. М. Дьяконова, В. Н. Никифорова, Г. Ф. Ильина, Ю. В. Качановского и др.) по-прежнему служит надежным теоретическим оружием в практической работе современного исследователя.

Поселок майя-киче в Гватемале

Большинство советских ученых-американистов считает общество древних майя раннеклассовым, принадлежавшим к рабовладельческой социально-экономической формации (Кнорозов Ю. В. Комментарии. – В изд.: Диэго де Ланда. Сообщение о делах в Юкатане. М. -Л., 1955; Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979).

Вопрос о социальных порядках майя в классическую эпоху (1-е тысячелетие н. э.) – один из наиболее трудных и запутанных вопросов доколумбовой истории Америки. Это объясняется и необычайной сложностью самой проблемы, и скудностью источников, освещающих ее. Большинство зарубежных исследователей признают, что в III-IX вв. н. э. общество майя было классовым и что в майяских городах преобладала теократическая форма правления. Это означает, что во главе государства стояла могущественная каста жрецов, которой подчинялись все другие социальные слои и группы (светская знать, ремесленники, торговцы, земледельцы).

Однако недавно некоторые археологи и этнографы США выдвинули новую точку зрения, согласно которой у древних майя не было никаких антагонистических классов: каждый член общества мог быть избран со временем на любую, даже самую высокую государственную должность, а уровень жизни рядового землевладельца в целом почти не отличался от жреческого (Ruz Lhuillier A. Aristocracia о democracia entre los antiguos Mayas? «Anales de Antropologia», vol. I. Mexico, 1964, p. 64-66).

Есть мнение, что у майя в древности господствовали "феодальные порядки грубого и простого типа" (Р. Е. Адамс, У. Сандерс и др.).

Прежде чем ставить вопрос о возникновении классового общества у майя и о формировании государственной власти, необходимо, учитывая крайнюю малочисленность наших источников о классическом периоде, ясно представить себе характер уже сложившегося майяского общества и государства в X-XVI вв. н. э.

Это тем более полезно, что поздние этапы истории майя сравнительно полно освещены в испанских и индейских хрониках. Анализ археологических и письменных данных этой эпохи показывает, что к моменту появления в Новом Свете испанских завоевателей на территории майя существовало несколько небольших государств. Между этими государствами (или "провинциями", как их называют в испанских хрониках) велись бесконечные войны с целью захвата добычи и рабов.

Вся полнота власти внутри "провинции" сосредоточивалась в руках светского правителя – халач-виника. Его должность была наследственной. Кроме общего управления своим государством и руководства его внешней политикой халач-виник осуществлял верховную военную власть и исполнял некоторые религиозные функции (Adams R. E. W. Prehistoric Mesoamerica. New York, 1977). Помимо обширных плантаций фруктовых деревьев и какао, находившихся в полной собственности правителя и обрабатывающихся рабами и разного рода зависимыми людьми, он получал также дань с подвластного ему населения.

Судя по ранним хроникам в XVI в., общество майя было классовым. Оно разделялось на три больших класса: знать, общинников и рабов. Жрецы составляли особую прослойку внутри знати. "Жречество играло огромную роль в общественной жизни, так как в его руках были сосредоточены не только религиозный ритуал, но и научные знания и искусство. Верховный жрец, бывший советником халач-виника, назначал жрецов в селения, и те в свою очередь были советниками батабов" (Кнорозов Ю. В. Комментарии. -В изд. Диэго де Ланда. Сообщение о делах в Юкатане. М. -Л., 1955, с. 46). Следовательно, жречество, несмотря на все свое влияние, не являлось единственной господствующей силой в обществе.

Резные каменные предметы ритуального назначения

В целом социальный строй майя имеет много общего с древневосточным обществом на ранних этапах его развития (Шумер, Египет, Индия и др.). Как и на Древнем Востоке, мы находим у майя достаточно развитое рабовладение наряду с сохранением преобладающей роли общины, расслаивающейся на зажиточных и неимущих членов.

Для классического же периода (III-IX вв. н. э.) мы располагаем почти исключительно археологическими данными. Испанские и индейские источники хранят полное молчание относительно событий ранее X в., а многочисленные иероглифические тексты, высеченные на каменных рельефах, стелах и алтарях майяских городов, к сожалению, полностью пока не прочитаны. Естественно, что одного археологического материала для реконструкции характера государства древних майя явно недостаточно. Вот почему столь большое значение имеют ретроспективно рассмотренные здесь сведения письменных источников более поздней эпохи. Несмотря на свою специфику, социальные порядки майя классического периода в целом были близки тем, что существовали на полуострове Юкатан в XV-XVI вв.

Анализ археологических данных показывает, что уже с первых веков нашей эры у майя наблюдается значительное классовое расслоение. Величественные каменные храмы и дворцы резко контрастируют с убогими хижинами рядовых горожан и земледельцев. Пышные гробницы знати с драгоценными украшениями и человеческими жертвами, с одной стороны, и скромные могилы простого люда – с другой, красноречиво говорят о той глубокой социальной пропасти, которая отделяла правящую верхушку от остального населения.

В богатом классическом искусстве майя обращают на себя внимание довольно часто повторяющиеся мотивы. Речь идет об изображениях персонажей высокого ранга в пышных одеждах, вычурных головных уборах, с различными регалиями и атрибутами власти. На наш взгляд, это правители городов-государств – халач-виники. На светский характер этих лиц указывают такие атрибуты власти, как троны, скипетры, щиты, различные предметы вооружения. О том, что трон был непременной принадлежностью именно царя, лишний раз доказывает изречение из эпоса майя-киче "Пополь-Вух": "Там же они достигли величия, там поместили свои блестящие троны и царские сиденья, и там распределили они полагающиеся почести среди царей" («Пополь-Вух». М. -Л., 1959, с. 118).

Многочисленные сцены триумфа на памятниках классического искусства майя (царь-победитель и т. д.) свидетельствуют о военном характере царской власти у майя. В то же время увеличенные размеры фигуры правителя по сравнению с остальными персонажами подчеркивают божественный характер и несокрушимую мощь царской власти. Если мы обратимся к искусству древних цивилизаций Старого Света, то без труда найдем там множество близких по характеру мотивов, причем некоторые из них сопровождаются надписями, не оставляющими никаких сомнений в назначении указанных предметов искусства – прославление власти правителя, царя, фараона. У майя, как и у народов Древнего Востока (Месопотамия, Египет, Индия, Китай), в эпоху становления классового раннерабовладельческого общества, видимо, существовала характерная форма государственного правления типа восточной деспотии. Ее особенностями были важная роль общины во всех сферах жизни и идеология обоготворения царя. Последняя служила мощным орудием порабощения рядовых общинников и подчинения их правящей элите аристократов и жрецов.

Загадки погибших городов. VII-VIII вв. – время наивысшего расцвета классической цивилизации майя, ее "золотой век". Правители многочисленных городов-государств ведут успешные боевые действия на западных и южных границах страны. Караваны вездесущих торговцев майя проникают в самые отдаленные уголки Мексики и Центральной Америки, вывозя оттуда зеленый камень нефрит, яркие перья тропических птиц, бобы какао, соль и обсидиан. Бурно развиваются различные ремесла, небывалой высоты достигает искусство. Казалось, ничто не могло угрожать благополучию этой великой страны.

Но происходит непонятное. К концу IX в. на большей части территории низменных лесных районов майя (Северная Гватемала, Белиз, Южная Мексика) жизнь в городах затухает или вовсе прекращается. Зодчие перестают строить новые храмы и дворцы. Скульпторы не возводят больше резных стел и алтарей с календарными датами. Прекращаются научные изыскания. Замирают многолюдные и шумные рынки. Приходят в запустение пышные царские дворцы.

"На священных алтарях, – пишет американский археолог Ч. Галленкамп, – не воскуривался больше душистый копал. На широких площадях умолкло эхо человеческих голосов. Города остались нетронутыми – без следов разрушений или перестроек, как будто их обитатели собирались вскоре вернуться. Но они не вернулись. Города окутало безмолвие... Дворы заросли травой. Лианы и корни деревьев проникли в дверные проемы, разрушая каменные стены пирамид и храмов. За одно лишь столетие заброшенные города майя оказались поглощенными сельвой" (Галленкамп Ч. Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации. М., 1966, с. 130).

И действительно, на протяжении каких-нибудь 100-150 лет наиболее густо населенная и развитая в культурном отношении область Нового Света приходит в полный упадок. Этот неожиданный регресс в жизни древних майя доказывается прежде всего тем, что в конце 1-го тысячелетия н. э. в городах Южной Мексики и Северной Гватемалы не велось больше архитектурного строительства и не возводились стелы с датами по эре майя. "Причем в некоторых случаях, – подчеркивает Дж. Э. Томпсон, – эти работы были прекращены столь внезапно, что платформы, созданные для того, чтобы служить фундаментом для каких-то зданий, остались пустыми, а в городе Вашактуне стены самого позднего храма остались недостроенными" (Thompson I. E. S. The Rise and Fall of Maya Civilization. Norman, 1954, p. 84).

По подсчетам ученых, на рубеже IX-X вв. население Тикаля составляло не более 10% от прежнего (Culbert T. P. The lost civilization: the story of classic Maya. New York, 1974). Примерно такая же картина наблюдалась в IX в. и в других городах майя – Паленке, Пьедрас-Неграс, Вашактуне, Сейбале.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что индейцев майя, живущих в низменных лесных областях Южной Мексики и Северной Гватемалы, в конце 1-го тысячелетия н. э. постигла одна из величайших в древности демографических катастроф. По словам некоторых авторитетных исследователей, здесь в течение одного столетия погибло около 1 млн. человек.

Для объяснения этой грандиозной катастрофы выдвигалось множество самых разнообразных гипотез: землетрясения, резкое изменение климата, эпидемии страшных болезней, крах местной системы земледелия, восстания угнетенных низов против правящей верхушки аристократов и жрецов и, наконец, чужеземное нашествие.

Вид центральной части древнего Тикаля в Петене (Гватемала)

Маловероятно, что города майя погибли в результате землетрясений: почти вся обширная зона лесных низменных областей лежит вне пояса активной вулканической деятельности.

Не выдерживает критики и гипотеза о резком сокращении количества дождевых осадков. Последние геохимические и ботанические исследования в Северной Гватемале показали, что незначительное уменьшение влажности, действительно наблюдавшееся здесь в конце классического периода, не могло серьезно отразиться на развитии культуры майя, а тем более привести ее к гибели.

Версия о повальных эпидемиях малярии и желтой лихорадки, и по сей день опустошающих целые районы Латинской Америки, также несостоятельна, так как обе указанные болезни не были известны в Новом Свете до прихода европейцев.

Одной из наиболее распространенных оставалась до последнего времени гипотеза об общем упадке майяского земледелия, оказавшегося неспособным обеспечить потребность быстро растущего населения. Ее автором является американский археолог Сильванус Г. Морли. Он считал, что к концу классического периода все запасы земель, годных для обработки, были исчерпаны, а их плодородие полностью истощено длительным применением системы подсечно-огневого земледелия. И тогда наступил экономический крах: голод, народные восстания и кризис власти.

Однако последние исследования заставили пересмотреть основные положения и этой гипотезы. Прежде всего был поднят вопрос: действительно ли майя исчерпали свои обширные резервы плодородных земель? Археолог А. В. Киддер (США) установил, что почвы долин реки Мотагуа на западе Гондураса ежегодно обновляются во время паводков и, следовательно, их можно возделывать постоянно. Такая же картина наблюдается и в долинах других крупных рек – Усумасинты, Канделярии, Улуа и др. Кроме того, мы теперь хорошо знаем, что у древних майя помимо подсечно-огневого были широко распространены и другие, более интенсивные способы земледелия: "террасы", "приподнятые поля", дренажные и водосборные каналы и т. д.

Значительной популярностью пользуется до сих пор среди специалистов точка зрения Дж. Эрика Томпсона, объяснявшего гибель классических центров культуры майя внутренними социальными потрясениями – восстаниями угнетенных земледельцев-общинников. Он ссылается при этом на факт умышленного уничтожения или порчи изображений персонажей высокого ранга на рельефах и стелах некоторых майяских городов. Однако тщательное рассмотрение всех этих случаев "вандализма" показало, что они имели место не только в конце 1-го тысячелетия н. э., но и на протяжении всего классического периода.

На наш взгляд, ближе всего к истине гипотеза, объясняющая упадок древних городов майя нашествием чужеземцев. Но и здесь остается еще много неясного. Большинство ученых считают, что б гибели майяской классической цивилизации повинны народы Центральной Мексики – либо тольтеки, вторгшиеся на Юкатан, согласно сообщениям летописей, в конце X в., либо теотиуаканцы, вторжения которых начались в еще более раннее время (VII в.). Некоторые исследователи связывают эту вторую волну чужеземного нашествия на земли майя с племенами пипиль, этническая и культурная принадлежность которых до конца еще не установлена. Во всяком случае в их культуре явственно различимы традиции поздней теотиуаканской и тотонакской культур (специфическая оранжевая керамика, терракотовые фигурки, каменные резные предметы культового назначения – "ярмо" и "топор"). И кроме того, мы знаем, что перед вторжением в зону майя пипиль жили на побережье Мексиканского залива (Веракрус, Табаско).

Экспансия пипиль на территорию майя происходила с 800 по 950 г. н. э. по двум основным направлениям: вдоль реки Усумасинты и ее притокам – на юго-восток (Паленке, Сейбаль, Алтар-де-Сакрифисьос) и по побережью Мексиканского залива – к городам Юкатана.

И все же причины гибели классической цивилизации майя и поныне остаются величайшей загадкой (Culbert Т. P. (ed.). The Classic Maya Collapse. Albuquerque, 1973).

Даже гипотеза о нашествии воинственных пипиль не до конца согласуется с известными фактами. Дело в том, что если на северо-западе майяской территории, например в Паленке и Сейбале, последние дни в жизни этих городов действительно совпадают с широким распространением инородного комплекса изящной оранжевой керамики, то дальше к югу, в Петене, такая керамика появляется лишь вслед за упадком майяских столиц, и представлена она довольно малочисленными образцами. Таким образом, не исключено, что появление здесь носителей оранжевой посуды явилось не причиной, а результатом упадка майяских городов в конце 1-го тысячелетия н. э.

Панорама реки Усумасинты в штате Чьяпас

Именно поэтому многие авторитетные ученые высказывают сейчас предположение, что гибель классической культуры майя произошла в результате воздействия не одного, а нескольких взаимосвязанных факторов экономического (перенаселение, упадок земледелия, торговли и т. д.) и социального (войны, нашествия извне, восстания угнетенных и т. д.) порядка. При этом вполне возможно, что здесь имел место так называемый принцип домино, то есть начало действия одного какого-то фактора, например нашествие чужеземцев, вызвало к жизни новые кризисы и потрясения (резкое сокращение населения, голод, развал экономики и т. д.). Как известно, основу экономического процветания цивилизации майя в 1-м тысячелетии н. э. составляло интенсивное земледелие с его разветвленной системой оросительных и дренажных каналов, "приподнятых полей" и "террас". Их сооружение и поддержание в порядке требовали колоссальных усилий общества. Они были предметом особой заботы и со стороны центральной власти. Сильно сократившееся в результате войн население было уже не в состоянии в трудных условиях сельвы содержать столь сложные и обширные ирригационные системы. И они погибли, а вместе с ними погибла и местная цивилизация. История человечества знает немало подобных примеров. Когда в XIII в. орды кочевников-татар вторглись в цветущие земледельческие оазисы Средней Азии, большая часть местной оросительной системы была разрушена, и целые области некогда благодатных земель на века превратились в мертвую пустыню.

Заговорившие письмена. В том разделе книги "Народ майя", где речь идет об иероглифической письменности майя и попытках ее прочтения, Альберто Рус упоминает и работы советского этнографа Ю. В. Кнорозова. Однако он так и не дает четкой оценки исследований ученого, не называет важнейших его трудов.

Необходимо сказать, что уже первая публикация Ю. В. Кнорозова (небольшая статья под названием "Древняя письменность Центральной Америки", опубликованная в 1952 г. в журнале "Советская этнография") вызвала интерес не только у советских специалистов, но и в научных кругах Европы, США и Латинской Америки. Дотоле никому неизвестный молодой ученый из "далекой России" убедительно доказывал в своей работе, что письменность древних майя относится к иероглифическим системам письма и, следовательно, передает звуковую речь. Он утверждал, что сохранившиеся до наших дней рукописи и надписи майя можно дешифровать, прочитать и перевести на любой другой язык. И это были отнюдь не голые декларации. За каждым выводом автора стояли продуманные и четко изложенные аргументы.

Но вскоре за рубежом появилась статья маститого американского профессора Дж. Эрика Томпсона, в которой он, в крайне резкой форме "прорецензировав" работу Ю. В. Кнорозова, категорически отрицал наличие в письменности майя фонетических знаков, а потому отвергал и любую попытку найти ключ для дешифровки майяских иероглифов. Дело в том, что Томпсон и его так называемая календарная школа понимали под "дешифровкой" произвольное "толкование" вырванных из контекста знаков, а не их прочтение. В подобном подходе к исследованию попросту смешивались два разных понятия: "дешифровка" и "интерпретация". Первое из них означает отождествление иероглифов со словами языка майя, а во втором случае имело место лишь толкование значения отдельных знаков, не дающее их точного словесного эквивалента, а только "объясняющее" их смысл.

В 1963 г. вышла в свет фундаментальная монография Ю. В. Кнорозова "Письменность индейцев майя", где содержались факсимильные тексты всех сохранившихся иероглифических рукописей майя (XII-XV вв.) Дрезденской, Мадридской и Парижской, подробно излагались принципы их дешифровки, основы майяской грамматики, словарь старого языка юкатанских майя и каталог иероглифов.

Изучение неизвестной древней письменности – длительный и сложный процесс. Здесь следует двигаться постепенно, поэтапно, прочно закрепляя за собой достигнутые рубежи. Отождествление знаков письменности не означает еще, что мы можем читать и переводить тексты. Например, хорошо зная буквы латинского алфавита, нельзя читать тексты на финском, венгерском и норвежском языках. Для этого нужны словари упомянутых языков, знание их грамматики и лексики.

Точно так же было и в случае с майяскими письменами. До тех пор пока не составили и не издали словари, не изучили грамматику и лексику индейцев майя эпохи конкистадоров (XVI-XVII вв.), трудно было прочитать и рукописи. Большая заслуга в составлении и публикации нужных словарей принадлежит Центру по изучению культуры майя в Мехико, который много лет возглавлял А. Рус. С этим Центром советские ученые поддерживали и поддерживают постоянные и полезные контакты. Столь же необходимым для успешного продвижения вперед было и создание каталога всех иероглифических знаков майя.

Наконец все трудности остались позади. В 1975 г. появляется новая книга Ю. В. Кнорозова – "Иероглифические рукописи майя", в которой впервые в мировой практике даны чтение и перевод (на русский язык) майяских иероглифических текстов XII– XV вв. И хотя работы Кнорозова ныне получили широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом, необходимо еще раз отметить огромный личный вклад советского ученого в исследование культуры древних майя, в дешифровку и прочтение их письменности. "Ирония интеллектуальной истории, – отмечает профессор Иельского университета Майкл Ко, – состоит в том, что известие о дешифровке письменности майя пришло не из США, Англии или Германии, которые имели почти полную монополию на изучение майя в течение прошедшего столетия, а из Советской России – от ученого, который вдохновляется в своей работе идеями марксизма-ленинизма" (Сое М. D. Maya scribe and his world. New York, 1973, p. 11).

Видимо, специалисты в области лингвистики смогут в дальнейшем по достоинству оценить поистине подвижнический подвиг ученого. Ю. В. Кнорозов провел гигантскую работу по изучению особенностей языка далекого и малоизвестного нам индейского народа, дал правильную общую оценку майяской письменности как иероглифической, разработал новые и оригинальные приемы дешифровки древних письмен (и не только майя) – метод "позиционной статистики" и, наконец, дал полный перевод на один из современных языков всех уцелевших доиспанских рукописей майя, вновь заговоривших почти пять веков спустя.

Тем самым в научный оборот введен совершенно новый, полновесный исторический источник. Правда, источник этот по своему содержанию весьма сложен и своеобразен. Иероглифические рукописи майя XII-XV вв. являются жреческими требниками (справочниками). "Они содержат подробный перечень обрядов, жертвоприношений и предсказаний, связанных со всеми отраслями хозяйства (земледелие, охота, рыбная ловля, пчеловодство) и касающихся всех слоев населения, кроме рабов. Соответствующие указания даны в виде краткого описания занятий богов. Эти сведения давали основание жрецу совершать обряды, требовать надлежащей жертвы, определять благоприятное время и предсказывать будущее всем – от правителей до новорожденных, используя исторические прецеденты и астрологические данные..." (Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя. Л., 1975, с. 228) Особенно ценный материал дают рукописи для изучения религии древних майя.