Текст книги "Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности" (СИ)"
Автор книги: Альберт Зеличёнок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Ну нет! – она глянула на меня подозрительно. – Давай-ка лучше ты первый.
Я пожал плечами и выполнил распоряжение. Едва мой хвост миновал горловину пещеры, как что-то тяжёлое мягко шлепнулось сзади. Стало совершенно темно.
– Блистательная, где же вы? Что случилось? Девушка, что за шутки, в самом деле? Мы так не договаривались.
Рядом послышались резкие шуршащие звуки, будто кто-то торопливо чиркал спичкой о коробок. Наконец она загорелась, и обнаружилась закутанная в неопределённое тряпье фигура с четырьмя конечностями и одной головой, которая, чертыхаясь, пыталась зажечь факел, криво закрепленный на стене. Я мог бы это сделать одним выдохом, но не все драконы обладают даром огнеметания, и до прояснения ситуации я решил попридержать особые способности. Факел затрещал и зачадил, кое-как освещая пещеру, и мой визави действительно оказался антропоидом с соответствующим количеством ртов, ушей, носов и глаз, одетым в шкуры и явно давно не мытым.
– Ну что, и ты попался? – легкомысленно осведомился он.
Идиотский вопрос!
Вместо ответа я прорычал сквозь зубы нечто нечленораздельное.
– Ладно, не сердись, это я так, чтобы разговор начать. Давай лучше знакомиться, всё-таки вместе срок тянуть. Мое имя – Макар Девятнадцатый Совершенный, но ты можешь звать меня просто: Макар или даже Мак.
Я представился.
– Слушай, Левый Полусредний, а почему у тебя такой огорчённый вид? Обидно стало, что так глупо попался? Да ты не комплексуй. Не ты первый, не ты последний. Тут до тебя и поопытней сидели. Просто у неё, у драконихи, значит, метода такая. Ловля на живца называется. Выйдет, полетает по округе, хвостом помашет – кого-нибудь из ваших и подцепит. Я уж многих здесь перевидал. Одна даже самкой оказалась. Лесбиянка, конечно.
– И ты сюда так же угодил, извращенец?
– Да нет, я сам пришел. Я, понимаешь ли, учёный. Тема диссертации: "Дракон как высшая стадия монструизма". Начал главу "Драконус вульгарис в его естественной среде пропитания" и решил собрать экспериментальный материал. Однако сам попался – в качестве подножного корма, думаю. Но, видимо, оставлен про запас.
– Подожди, с тобой все ясно, но мы-то, драконы, ей зачем?
Мне живо представились заманчивые картины жуткого сексуального рабства, в котором коварная обольстительница держит крепких молодых пленников, многократно возбуждая их бесстыдными ласками и доводя до оргазма по тридцать раз в сутки. Моя горячая молодая кровь воспламенилась, когда перед мысленным взором предстали сцены насильственного полового соития, которому она подвергает своих узников. Возможно, порой она приглашает столь же неудовлетворенных примитивным сельским бытом подруг, и они сплетаются с невольниками в коллективном экстазе. Ах, какое унижение драконьего достоинства!.. Увы, прозвучавший в этот момент ответ Макара развеял все иллюзии:
– Видишь ли, края здесь бедные, дичи мало, окрестные жители повадки вашего племени знают и всегда настороже, путешественникам тоже тут особенно делать нечего. А кушать хочется. Между прочим, дракон – это не только лапы, крылья, хвост и неуёмные сексуальные амбиции. Это ещё и несколько тонн сочного розового мяса, из которого добрая хозяйка всегда сумеет приготовить что-нибудь вкусненькое для себя и для семьи.
Каннибализм! Какая мерзость! Я прикрыл морду передними лапами, чтобы гуманоид не увидел слёзы стыда на моих глазах.
– Как?! – прошептал я дрожащим голосом. – Здесь питаются разумными существами?!
– Дошло, наконец, – устало кивнул он. – Кстати, мозг – это деликатес. Его и под маринадом можно, и с горошком, и с жареной картошечкой. Но всё-таки быстро она тебя захомутала, – сменил он неприятную тему на обидную. – С другими ей понадобилось дольше повозиться. С самыми недоверчивыми пришлось даже предварительно в брак вступать. А ты и поверил, что она невинная девушка? Да она уж замужем раз пятнадцать была. Но заканчивали все – и мужья, и не мужья – одинаково. Разнежится очередной избранник где-нибудь в конце третьего медового месяца у любящей жены под крылышком, бдительность потеряет, глядь – а он уже с гарниром под соусом пикан или на шампуре в компании помидорных ломтиков.
– О, женское коварство! – воскликнул я.
– И я говорю, – подтвердил он.
Три дня мы с ним просидели. Неплохой парень оказался. Если бы не его анекдоты, не знаю, как бы и выдержал. Кормили, что характерно, как на убой (еду проталкивали в крысиную норку). Однако на четвёртые сутки мое терпение лопнуло. Я уставился на валун, загораживающий вход, с такой яростью, что, казалось, его отшвырнет миль на десять. Однако он стоически выдержал мой взгляд и не шелохнулся. И напрасно, потому что в запасе у меня было ещё кое-что, и этим кое-чем, доведенным яростью до сверхвысоких температур, я дохнул на преграду. Этого не перенёс и камень осыпавшись грудой осколков. Сметая их с пути, я, как пробка от шампанского, рванулся в дыру, и Макар едва успел ухватиться за кончик моего хвоста. Как он не свалился в начальной фазе полёта – ума не приложу. Было бы жаль, у меня в его отношении имелись свои планы, о которых скажу позже.
– Ну что, – спросил он, довольно ловко перебираясь ко мне на спину, – куда полетим?
Я, как вы уже, наверное, поняли, не из пугливых, но, думаю, никто не осудит меня за то, что после всего происшедшего целые сутки, не покладая крыльев, я нёсся на запад. Наконец усталость взяла своё, и я даже не спланировал – рухнул на опушке какой-то пущи. С ближайшего поля с визгом сыпанули поселяне и поселянки в малохудожественных одеждах, побросав сельхозинвентарь. Устало шевельнув хвостом, я подтянул к себе зазевавшуюся лошадь. На вкус та оказалась как подошва – типичная заморенная кляча, каковой она, собственно, и была. Но так или иначе, червячка я загубил и уснул.
Пробудился я от неприятного зуда в конечностях. Попробовал размять их и обнаружил, что лапы и крылья туго-натуго связаны, а хвосты примотаны к довольно крепкому – на рывок и даже на повторный рывок – дереву. С неба на мои попытки освободиться холодно взирала луна. Судя по ее положению, было в районе полуночи. Макара я нигде не увидел. Неподалеку горел костер, и нетрезвые голоса горланили песню про Мэри, которая пошла в лес за грибами, но ошиблась в расчетах, и о том, что она в результате потеряла, а что – приобрела. Дальнейшая её судьба была описана в столь захватывающих подробностях и с таким знанием особенностей мужского и женского организмов, что даже я заинтересовался.
Когда Мэри вернулась в родительский дом, обогащённая обильными жизненными впечатлениями, от костра отделился высокий плечистый оборванец с осанкой и повадками вожака и, приблизившись, больно пнул меня в бок.
– Эй ты, туша, просыпайся.
Довольно бесцеремонное обращение, по-моему!
– Да я, собственно, уже и не сплю. А в чем дело?
– Он ещё спрашивает! В общем, кратко обрисую ситуацию. Мы, то есть я, Энурез Ночной, и мои ребята, отважно изловили тебя, когда ты дрых, и теперь хотим доставить в город к графу. Он за каждого живого дракона отваливает по три тысячи бряклей золотом, а за мёртвого – по две. Но, понимаешь ли, на себе мы такую громадину донести не в состоянии, так что ребята склоняются к тому, чтобы наплевать на лишнюю штуку, разрубить тебя на части и отволочь Его Сиятельству в несколько приемов.
– Но если вы все решили, то в чём проблема? – удивился я.
– Да понимаешь, мама меня с детства учила быть бережливым, а тут – целая тысяча поросёнку под хвост. Жалко. Кроме того, есть ещё одна деталь: граф и за меня цену назначил – двести бряклей, если живьём, и полтораста – за голову. У него, понимаешь, в подвале камера пыток по последнему слову техники. В век просвещения и разума, понимаешь, идём семимильными шагами. Вот он и предпочитает пленников в здравствующем виде , чтобы и удовольствие получить, и оборудование проверить. Тоже, понимаешь, закавыка. Ну, я и подумал: вы, драконы, числитесь мудрецами, так, может, посоветуешь что. По знакомству.
Я задумался. Приемлемое решение было где-то рядом. Вот оно!
– А почему бы вам, Энурез, не соорудить из стволов деревьев нечто вроде большой платформы на колесах? На ней вы сможете довезти меня до города без особых усилий.
– Но как мы тебя втащим на неё?
– Сколотите дополнительно сходни.
Атаман несколько минут размышлял, а потом решительно покачал головой:
– Ничего не выйдет. Тут вон сколько возни: надо пилить, связывать, колотить, а мои ребята работать не любят и инструментами не владеют.
– Ну тогда я не знаю.
Вдруг рядом с Энурезом невесть откуда объявился Макар. И с очень деловитым видом.
– Я – специалист по критическим ситуациям. Всё слышал и готов разрешить все ваши затруднения. Есть предложение в духе новых веяний. Пусть он сам валит и рубит. Конечно, придётся освободить ему лапы...
– Но он же тогда сбежит, – запротестовал атаман.
– Ничего, крылья-то у него останутся связанными. К тому же мы на него ошейник наденем с поводком. У меня как раз есть такой, – Макар вытащил из заплечного мешка клубок усеянных металлическими бляшками и шипами кожаных полос. – А для страховки я сам к нему на спину сяду вот с этой электрической погонялкой для скота.
– Ну если ты гарантируешь...
Энурез подозвал своих башибузуков, и с меня частично удалили путы, предварительно нацепив дурацкий ошейник. Второй конец поводка намертво прикрепили к столетнему баодубу.
– Начнём, – торжественно сказал атаман.
– Подожди, – перебил его Макар. – Я хочу решить и вторую из твоих проблем.
– Братья и сёстры по биологическому происхождению! – обратился он к разбойникам. – Душой я пребываю с вами и неустанно размышляю о ваших несчастьях, неудачах, бедах и непрухах. И вот среди ночных бдений у меня родилась идея, как облегчить ваши материальные тяготы. Знаете ли вы, что пресловутый граф, купающийся в неправедно нажитых народных деньгах, даёт за вот этого человека, – он указал на главаря, – три сотни, не облагаемые налогом.
– Погоди, что ты несёшь?! – взвыл объект повышенного внимания сотоварищей. – Предатель!
– Не мешайте мне, нетерпеливая вы личность, – сурово оборвал его Макар. – Я провожу психологический эксперимент. Тестирую данную вооружённую группировку на верность временному руководителю. Потом сами меня благодарить будете, ноги целовать, хоть и не люблю я этого.
– Почему это – "временному"? – оскорбился атаман.
– Нет под звёздами ничего вечного. Вы в этом вскоре убедитесь. Господа! – опять обернулся он к банде. – На эти брякли вы заново зарядите свои пистолеты и фляжки. Дамы! Вам наконец предоставляется возможность приобрести современное нижнее белье, ибо ветхость и загрязнённость нынешнего бросается в глаза даже при столь скудном освещении и, по-видимому, отрицательно сказывается на интенсивности и продуктивности вашей свободной половой жизни. Сограждане! Руководители приходят и уходят, а финансы остаются. Так сделаем же отставку присутствующего здесь босса полезной для общества!
Из толпы раздался голос флибустьера по кличке Очень Кривой:
– Ребята! Чего ж мы ждём? Его Сиятельство ещё и передумать могут. Я бы лично больше сотни не дал.
Вперед выскочила юная разбойница и, разодрав платье на груди, визгливо закричала:
– Вот, подруги, глядите, что этот гад мне вчера сделал. И совершенно бесплатно. Ещё и подол порвал. Пусть теперь хоть так расплачивается. Мальчики, ну что же вы?! Девочки, у нас наконец есть шанс проявить себя. Если не мы, то кто же?
– Да уж найдется кому! – пробурчал чей-то бас-профундо.
Это прозвучало как сигнал. Вся ватага разом бросилась на главаря и, подхватив его на руки, понеслась через поля. Над головами реял гордый девичий крик:
– Лифчики или смерть!
Со мной остался один Макар.
– Скорее! – сказал он, забираясь мне на спину. – Я освобожу тебе крылья, а уж с поводком ты сам разбирайся. Этот атаман не такой дурак, каким может показаться, и очень скоро убедит свою шайку, что ты стоишь дороже, чем он, и находишься здесь практически без присмотра.
Одним ударом могучего когтя я покончил с поводком, но и Макар на удивление стремительно справился со своей частью задания.
– Слушай, как тебе это удалось столь быстро? – не удержался и спросил я, с уважением глядя на него.
– Дело опыта, дружище. Несгибаемая воля, мощный интеллект и... стальные зубы, – и он захохотал, демонстрируя блестящую челюсть. – Ну, на старт, Левый, если ты, конечно, не желаешь в зверинец Его Сиятельства.
– Какой уж там зверинец, до него еще дожить надо, – проворчал я, разбегаясь.
По-моему, Макар все-таки переоценил интеллект Энуреза или степень его влияния на аудиторию. По крайней мере, когда я вырули вал на курс, тёмное пятно банды всё ещё двигалось в прежнем направлении – к городу.
Часа четыре спустя мы отыскали подходящий аэродром – зелёную лужайку посреди лесного массива. Мне пришла идея подкрепиться. Однако предварительно в целях безопасности я несколько раз облетел окрестности полянки. Вроде бы всё было спокойно. Наконец я тяжело спланировал в точку, где листва казалась наиболее мягкой.
Пока Макар использовал мой правый хвост в качестве трапа, я скрупулёзно проверил состояние феминотеки. Эти варвары могли напугать или даже испортить девушек. К счастью, коллекция не пострадала, вандалы просто не нашли её, так как во время перелётов я прячу её в особый секретный карман на животе. Он так тщательно укрыт под панцирем, что, даже перевернув меня на спину, вы вряд ли обнаружите его. Всё-таки мои крошки казались слегка встревоженными от долгого пребывания в упакованном виде, и я успокоил их наиболее эффективным из доступных мне способов. Закончив с этим, я обратил свое внимание на Макара:
– Мак, мы многое вместе перенесли, настал черед оказать мне последнюю услугу.
– Почему это последнюю, Полусредний? Я надеюсь на продолжение знакомства и весь в твоём распоряжении.
– Рад это слышать, Мак. Мне кажется, что пришло время тебе узнать меня с новой, возможно, неожиданной для тебя стороны. Короче, я проголодался, как зверь, Мак, у меня это всегда бывает после общения с девочками, и я хочу тебя съесть.
– Неужели, Левый, ты способен слопать друга? Тебя не остановят перенесенные вместе испытания?
– Не надо путать внешнее и внутреннее, Мак. В каком-то смысле мы станем даже более близки друг другу.
– Дракоша, но ведь я спас тебя!
– И я всегда буду тебе благодарен, буду помнить о тебе. Более того, какая-то твоя часть пребудет во мне. Но жизнь – жестокая штука, Макар. Поразмышляй об этом, пока я буду тебя, гм, усваивать.
– Ну что ж, я всё понял, Левый. А вот ты неадекватно оцениваешь ситуацию. Тебе не удастся съесть меня.
Весьма самонадеянное заявление!
– Почему?
– Видишь ли, я не совсем человек, хотя тебе явно представляется обратное. Я – андроид и изготовлен из металла и пластика.
Какая печальная новость!
– Между прочим, Макар – это не просто имя. Это аббревиатура: Многоцелевой Антропоидный Кибер в Автономном Режиме. Кроме того, я – агент Федеральной Бригады Разнюхивания. Изучаю обстановку на местности.
Про нас, драконов, говорят, что мы – хладнокровные существа. Это относительно верно: до нас порой туго доходит. Но и нам не чуждо чувство благодарности, когда нет иного выхода. И я почувствовал, как моё сердце согревает признательность к этому... человекообразному существу, которое действительно оказало мне определённые услуги.
– Ты знаешь, Мак, – сказал я, – я понял, что был неправ, когда намеревался использовать тебя в личных гастрономических целях. Теперь я торжественно заявляю, что добровольно и без всякого принуждения отпускаю тебя. И спасибо за всё!
– Да, – сказал Макар. – теперь я, кажется, лучше узнал драконов. Счастливого пути, Левый Полусредний. Глядишь, когда и увидимся. Штрудель – он круглый.
И, насвистывая, он скрылся среди деревьев.
Следующие две недели если чем и запомнились, то это практически полным отсутствием событий. Я ел, пил, купался в грозовых дождях, при этом почти никого не обижал, и уж точно никто не рисковал обижать меня. Однако нашёлся и для меня противник. Я как раз опустился на луг, где паслись сочные аппетитные коровы, и приготовился позавтракать, когда раздался громкий щелчок, и я увидел небо в клеточку. Никогда не думал, что метафоры могут быть столь вещественны. Я одновременно попал в силки собственной доверчивости (и чужого хитроумия), запутался в сети обмана (капроновой и на редкость прочной), да к тому же неопознанный гад расставил мне капканы, судя по боли в обоих хвостах. Короче, я понял, что ежели уж коготок (и не один) увяз, то всей птичке (то есть мне в данном случае) пропасть. Но если такова добыча (поглядите на меня: во мне без ложной скромности... впрочем, неважно), то каков же охотничек?
Он заставил-таки себя подождать и появился лишь вечером. Да, на это стоило посмотреть. Или всё-таки не стоило? Пожалуй, второе. Представьте себе ночной кошмар, от которого вы в детстве обмочили постель. Или попкорн с селёдочным маслом, залитый томатным соусом с клубками волос вместо приправы. Или тёщу Кинг-Конга (ну, в крайнем случае, свою собственную, если она у вас уже есть). Так вот, он был хуже. Пять ног, поросших рыжевато-зелёной шерстью; голое фиолетовое брюхо; длинный, покрытый чешуей и язвами хвост с шишкой на конце; слизистые бока и спина, из которых торчат безостановочно извивающиеся щупальца; три непонятно зачем ему нужные руки, похожие на человеческие, но раз в десять больше; круглая лысая голова с пятью багровыми фасетчатыми глазами, одним конусовидным ухом на затылке и пастью, наполненной самыми белоснежными, острыми и длинными зубами из всех, какие вы можете себе вообразить. Если вам ещё мало, то добавлю, что от пяток до макушки в нём было метров сорок. То, что я описал выше, – это беглый рисунок, набросок, почти дружеский шарж. Множество деталей осталось в тени, так как я не сторонник физиологизма. В частности, запах. От гиганта несло, как от полка солдат после двадцатикилометрового марша в полной выкладке в летнюю жару по пересечённой выгребными ямами местности. Я щажу чувства дам и потому смягчаю краски. Конечно же, я сразу узнал его по картинке в бабушкином альбоме "Бумажный монструктор для больших и маленьких".
Передо мной был сам непревзойденный в безобразии Стоматозавр, и это означало, что я покинул обжитые места и углубился в Зону повышенного риска, сокращенно – Зопор, область, известную лишь по мифам и преданиям. Немногие смогли выйти из Зопора живыми. Здесь встречаются порождения самой буйной и болезненной фантазии, вроде крови с молоком, крабовых палочек из рыбы или полутораспальной кровати (для полуторателых уродов).Здесь жестокий тоталитаризм железной рукой внедряет среди подвластного населения свободу слова, демократию и либерализм. Здесь сбываются безумные пророчества и не открываются вовремя магазины.
Пока я предавался сим размышлениям, Стоматозавр подхватил меня, сунул под мышку и двинулся в неизвестном направлении. Я бы на его месте сразу пошел на кухню, но он ещё часа два шлялся по округе, купался, слушал комариное пение, разжигал лесок и грелся на углях. И только ближе к полуночи приволокся во дворец. В ящике у входа он подобрал подходящих размеров клетку, затолкнул меня внутрь и защёлкнул замок на двери.
– Ну, а звать тебя будут, э-э-э, Барсиком, – хриплым басом сообщил он. – Разговаривать-то умеешь?
– Разумеется, – зло буркнул я. – Между прочим, у меня и собственное имя имеется.
– Этого не надо, – заявило чудище, опускаясь в кресло, – Не дерзи. Не люблю.
Я осмотрел своё новое жилище. Обнаружились: охапка сена в углу – видимо, моя постель; ящичек с песком; жёрдочка (судя по всему, размеры не позволяли монстру замечать мелкие различия между мной и птахами); две миски – с водой и с зерном.
– Между прочим, – громко и отчётливо произнёс я, так что задремавший Стоматозавр подскочил в кресле, – я не травоядный, а плотоядный. И требую соответствующего отношения.
– Между прочим, – сердито нахмурил он костные выросты, располагавшиеся поперёк узкого лба и заменявшие брови, – я тоже. Учти это, когда соберёшься будить меня в следующий раз.
Что делать – пришлось переходить на вегетарианство, тем более, что порции были обильными, в соответствии с временами года он давал мне и фрукты, и овощи, и арбузы, и шпинат, изредка и мясца подкидывал, и яичек, а вместо воды – молочка. В общем, впервые в жизни я познал, что такое здоровое, полноценное питание, и возненавидел его навсегда. Только мои девочки утешали меня в неволе. Кормил и поил я их остатками с собственного стола, а навещал каждый раз, когда монстр уходил или засыпал.
Прожил я у него довольно долго, и хозяином он оказался, в принципе, неплохим и не обижал меня. Сядет, бывало, в свою любимую кресло-качалку из стволов сталипы, положит меня на колени, гладит по спине и приговаривает:
– Барсик ты мой маленький. Эх, самочку бы тебе, да не попадаются никак.
С течением времени он стал больше мне доверять; когда возвращался – выпускал порезвиться, любил, когда я летаю по комнатам, но на ночь и на день неизменно запирал в клетку. А замок в ней не брали ни пламя, ни мускульная сила.
Однако я не оставлял мыслей об освобождении. Они заполняли долгие часы моего вынужденного безделья. Из клетки не выбраться, значит, нужно использовать период, когда он даёт мне размяться вовне. Я досконально изучил здание, но это мало помогло. Наружу вели только окна и единственная дверь. Однако на окнах была столь частая решетка, что мне сквозь неё ни как не протиснуться. Дверь он, правда, никогда не запирал, да на ней и не было даже задвижки. Что и говорить, репутация хозяина охраняет дом лучше любых замков. Ясно, что это был единственный путь к свободе. Но тут имелось ещё одно препятствие. У чудовища оказалась невероятная скорость реакции. Я убедился в этом, когда однажды вечером неосторожная ежемышь рискнула пробежать вдоль плинтуса комнаты, в которой находились мы с монстром. Ежемыши – мелкие и быстрые существа, при любой опасности мгновенно находят укрытие, но у данной особи не было этого мгновения. Щупальца Стоматозавра распрямились настолько стремительно, что глаз не сумел уследить за этим, – и несчастная не успела сообразить, что произошло, а уже отправилась на экскурсию в глубины пищевода чудища. Я напрягся, а он лишь прохрипел:
– Ненавижу паразитов.
Значит, так просто мне до выхода не добраться. Нужно чем-то отвлечь внимание хозяина. Чем же? Я проанализировал всё, что узнал о монстре: его привычки, вкусы, разговоры, обстановку комнат, манеру одеваться (когда он вообще удосуживается носить одежду). Решение должно было найтись. Я перебирал факты снова и снова. Следи прочего в памяти всплыл короткий диалог, который состоялся между нами как-то раз, когда он переваривал сочный ломоть телячьей грудинки, жареный в масле, а я – тот пук разнотравья, которым он вздумал накормить меня в целях витаминизирования организма.
– Слушай, Стоматит, – сказал я (так его, по его же словам, называла любящая бабушка), – для чего ты меня всё-таки держишь?
– Понимаешь, Барсик, – ласково прорычал он, – я люблю, чтобы меня окружало всё красивое. А ты столь хорош собой, что просто растопил мне сердце!
Похоронным звоном отозвалась в моем сознании заслуженная похвала. Раз он так любит меня, то никогда не отпустит на волю. Но, помимо огорчения, этот разговор принёс и ещё кое-что: информацию о слабости монстра, не исключено – единственной. Я вспомнил, что во дворце не было зеркал, а здешние водоёмы, если верить сказкам, слишком мутны, чтобы отражать окружающую действительность сколько-либо адекватно. Между тем в ящике с принцессами имелся один предмет... Совсем крошечный – метр на метр – но разглядеть себя все-таки можно. Частями. Внезапно решение проблемы во всей ослепительной простоте возникло передо мной.. Конечно, девочки огорчатся, но на свободе я им куплю новое зеркало. Да если чудище с его тягой к прекрасному увидит собственное уродство, то оно а лучшем (для него) случае отделается длительным обмороком (не исключено развитие в дальнейшем мании преследования). А я тем временем ускользну.
Я с трудом дождался вечернего возвращения монстра.
– Стоматит! – воскликнул я, едва он вошел в комнату.
– Что ты пугаешь меня, Барсик? – сказал он, отпрянув. – Так, между прочим, можно заикой остаться. На всю жизнь.
– Хозяин! – продолжил я уже потише. – Я вспомнил про одну штуку, которая у меня есть и которая тебе наверняка понравится.
– Неужели это так важно, что стоило доводить меня почти до сердечного приступа?
– Прости, Стоматит, но уж очень мне хотелось тебя обрадовать. Ты когда-нибудь видел, как выглядишь?
– Нет, конечно. Фотографию-то в наших краях еще не изобрели.
– А ты знаешь, что такое зеркало?
– Слышал сказки в детстве. Кажется, это прибор для получения четкого отражения?
– Не все легенды врут, хозяин. У меня есть зеркало.
Когда он увидел себя в небольшом куске амальгамированного стекла, то, что заменяло ему лицо, исказилось. Я едва сдерживал торжество. Вот сейчас, сейчас... Я отодвинулся, чтобы, падая, он не повредил меня. Между тем монстр шептал что-то. Я прислушался.
– О Боже! – взволнованно бормотал он, задыхаясь. – Это невероятно! Какое чудо! Как я прекрасен! О восторг! Мне никто не нужен, кроме того, кого я сейчас вижу перед собой. Спасибо, Барсик. Что за красота!
О времена, о вкусы! Я на цыпочках выбрался из комнаты и пустился наутёк. Уже в воздухе я подумал, что, возможно, зря спешил. Судя по состоянию Стоматозавра, кайф будет долгим. Пожалуй, я мог захватить с собой из дворца кое-какие ценные вещицы, и хозяин бы даже не огорчился. С его точки зрения, я оставил достаточную компенсацию.
Такое уж место Зопор, что здесь нельзя бежать из огня, не попав при этом в полымя. Очередная опасность ждала меня уже на следующей посадочной площадке. И самое обидное: я её увидел заранее, но не оценил. Вернее, оценил, но неправильно. Ну в самом деле: какие ещё функции может исполнять одинокая женщина в отношении дракона, кроме эротических и гастрономических? Оказалось, однако, что ситуация таит множество нюансов, которые я не смог разглядеть с высоты своего полета и интеллекта.
Дама предоставила мне с полминуты, чтобы оправиться после приземления и принять достойную позу, а затем вышла из тени под развесистым бякбуком. Выглядела она своеобразно, но импозантно, с явным креном к запугиванию мелкой нервной живности: высокая, худая, темноволосая, с вытянутым лицом, в котором более всего запоминались чугунный давящий взор и брезгливо поджатые губы; одета была в чёрное облегающее платье а-ля миссис Адамс; меж большим и указа тельным пальцами левой руки был зажат мундштук с неблаговонно пахнувшей сигарой, пальцы длинные, тонкие, с тщательно отполированными и заострёнными ногтями; в правой руке – тяжёлая книга в красной обложке. Для полноты облика ей не доставало только веера, но его было не в чём держать. Говорила она хриплым низким голосом.
– Здравствуй, пришелец! – сказала пиковая дама, окуривая меня средних размеров облаком. – Добро пожаловать в нашу глухомань. Только драконов нам здесь и не хватало. Я – хозяйка здешней территории. Меня зовут Геенна, – последнее слово она произнесла с особым ударением, с придыханием, растягивая гласные и следя за произведённым эффектом. Однако здесь её постигло разочарование: ожидаемой реакции не последовало. Слышал я имена и похуже. Тем не менее: что мне стоило тут же взять и улететь? Ведь мы, драконы, кожей чувствуем грядущие неприятности. Нет, помешали легкомыслие и врождённая вежливость.
– А какое имя носите вы? – томно осведомилась она.
Не знаю почему, но я решил представиться псевдонимом. Видимо, здесь сказалась известная прозорливость драконов, ведь чуть позже выяснится, что незнакомка является колдуньей, занимается некрофагией, сиречь – издевательством над мёртвыми, а волшебникам не стоит предоставлять в распоряжение информацию о себе и, в особенности, – называть своё имя.
– Меня зовут Правым Крайним, сударыня, я очень устал и хотел бы поесть и выспаться.
– Поесть? Но ты уже сыт, – произнесла Геенна, и я ощутил, что чувство голода куда-то исчезло, хотя желудок по-прежнему пуст.
Такие фокусы с пищеварительным трактом всегда вызывают у меня дрожь омерзения, ибо поражают дракона в его самое чувствительное место. Между тем садистка ещё только начинала гнусные эксперименты надо мной.
– А теперь я помогу тебе заснуть.
Она превратила поганку в стул, пень – в стол и положила на него книгу. И тут я с ужасом убедился, что красное – всего лишь цвет суперобложки, а сама книга – цвета Запредельной Тьмы с единственной золотой надписью.
– Чёрная Книга Гиля, – прошептал я.
– Она, – усмехнулась ведьма. – Сейчас мы зачитаем кое-какие цитаты. Видишь: заложены мои любимые места.
Она раскрыла книгу и нараспев произнесла:
– "И совершил Всевышний к седьмому дню дела свои и сказал, что получилось весьма хорошо. И хор ангелов славил его, и раздавались бурные аплодисменты и крики: "Браво! Бис!" И, выходя на бисирование, Саваоф создал ещё восемнадцать параллельных вселенных, вот почему таково число их. Но в когорте правоверных нашёлся один, что усомнился и спросил: "А ещё хорошо ли вышло-то? Посмотрим, посмотрим". По привычке повторять некоторые хористы подхватили и эти слова, и получилось уже не единогласное одобрение, а чёрт знает что. Насупился Единый и не сулящим доброго голосом осведомился: "Что вы, собственно, имеете в виду?" "Ну как же, – без тени смущения ответствовал Усомнившийся. – Недоделок масса. Солнца ваши как-то хаотично по космосу разбросаны, некоторые по недосмотру вообще без планетных систем остались, а в таком случае какие же они светила, если светить-то некому? В правом секторе неба, каковой вы на ночь глядя делали, вчера две звезды погасли, а позавчера сверхновая взорвалась. И с фотонами вы что-то слишком сложное придумали, никак в голове не укладывается, уж извините". Разъярился Создатель, и прогнал непокорного с глаз своих, обозвав предварительно полудурком, и объявил ему выговор с занесением в астральное тело, и стал Усомнившийся с тех пор иссиня-чёрным, но продолжал задавать неудобные вопросы. И так резко упал его рейтинг среди свиты, что стали его называть Падшим Ангелом".
Колдунья прервалась, закинула ногу на ногу и, затянувшись, выдала идеальное колечко дыма.
– Вот оно как было на самом деле. Все ваши источники компилятивны и искажены, зато моя книга – непосредственно от Лукавого. Читаю дальше после небольшой цезуры. "И, как обычно, сделал Всевышний из глины человека, и, по традиции, нарёк его Адамом, и из его ребра создал ему жену, и сказал: "По-моему, ничего вышло" – но уже не так самоуверенно. И среди обычных славословий прорезался голос Падшего: "Не знаю, Предвечный, не на свою ли голову ты их сотворил? Обещаю тебе из-за них крупные неприятности". И за эти слова Чёрный Ангел был лишён аккредитации при дворе, но не сдался и почтил людей своим особым покровительством. Порой он даже вынужден был пресмыкаться перед ними, но открыл-таки им глаза на ущемление их прав. И после изгнания из Эдема он не оставил племя человеческое и в меру сил развивал в его сынах гордость, упорство в достижении цели и тягу к справедливости. Именно он подтолкнул так называемого Каина к борьбе за свое попранное достоинство. Он же разработал универсальный межпланетный проект Вавилонской башни (можно сказать, первого небоскрёба, хотя и без лифта, мусоропровода и пентхауза) – выдающегося архитектурного сооружения того времени. После известного смешения языков он изобрёл эсперанто, позволившее людям сохранить достаточно взаимопонимания, чтобы объявлять войны, объясняться с женщинами и допрашивать пленных на доступном обеим сторонам языке".
