Текст книги "Город Бездны"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Впрочем, муки отверженного вполне могут воплотиться в один из его грядущих шедевров.

– Куда ехай, господина?

Речь Хуана не уступала речи Тома. Я поневоле подумал о смешении языков: это был дикий коктейль из русиша, каназиана, норта и дюжины других диалектов, на которых говорили здесь в период Бель-Эпок.

– В Полог, – сказал я. – Ведь ты знаешь, где это?

– Конечно, – отозвался он. – Моя знай, где Полог, моя знай, где Мульча. Твоя думай, моя идиот, как Том?

– Ну, так вези меня туда.

– Нет, господина. Моя не моги везти твоя туда.

Я собрался было подогреть его энтузиазм очередной банкнотой, но понял, что причина отказа куда серьезнее, нежели заниженная плата. И проблема, скорее всего, возникла по моей вине.

– Полог – это район Города?

Последовал сосредоточенный кивок.

– Твоя чужак, да?

– Да, я тут впервые. Поэтому будь добр, объясни, почему не можешь отвезти меня в Полог.

Купюра, которую я наполовину извлек, исчезла из моих рук, и Хуан так торжественно предложил мне занять заднее сиденье повозки, словно это был трон, отделанный роскошным бархатом.

– Моя показать твоя. Но моя не везти твоя туда, понимать? Для этого твоя нужен что-то побольше, чем рикша.

Он вскочил на соседнее сиденье, наклонился, шепнул что-то на ухо вознице, и примат завертел педалями. При этом он громко ворчал – должно быть, выражал крайнее недовольство судьбой, на которую его обрекла генетика.

Позже я узнал, что биоинженерия животных была одной из немногочисленных областей промышленности, которые процветали и после эпидемии. Когда полагаться на механизмы стало нельзя, генетики мгновенно заполнили эту нишу.

Как недавно сказал Квирренбах, самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.

И чума – не исключение.

Отсутствие стены позволяло воланторам (и, по-видимому, прочим летательным аппаратам) свободно покидать здание, но рикшам приходилось пользоваться наклонным бетонным тоннелем. Сырые стены и потолок сочились густой слизью. Но здесь, по крайней мере, было прохладнее. Шум терминала вскоре стих, молчание нарушалось лишь тихим поскрипыванием шестеренок и цепей, при помощи которых вращательное движение педалей передавалось колесам.

– Твоя здесь чужак, – повторил Хуан. – Не из Феррисвиль и не из Ржавый Пояс. И даже не из остальная система.

Неужели мое невежество настолько бросается в глаза, что его заметил даже этот ребенок?

– Наверное, у вас сейчас мало туристов?

– С тех пор как приходи плохой времена – да.

– Как вам удалось их пережить?

– Не знай, господина, моя только два год.

Ну конечно! Это случилось семь лет назад. С точки зрения ребенка – давным-давно. Хуан, Том и прочие уличные мальчишки едва ли могли помнить, каким был Город Бездны до эпидемии. Они застали лишь несколько лет изобилия и безграничных возможностей, но восприятие у ребенка слишком примитивное, чтобы оставить отчетливые воспоминания. Все, что дети знали и помнили, – это Город нынешнего времени. Огромный, темный, он вновь таил в себе массу возможностей, но теперь они были связаны с опасностью беззакония. Город воров и попрошаек, город тех, кто способен существовать благодаря своим мозгам, а не кредитным рейтингам.

Не хотел бы я жить в таком месте.

Мы встречали других рикш, которые возвращались на вокзал. Их гладкие, мокрые от дождя бока блестели, как лакированные. Иные везли пассажиров, те угрюмо горбились, кутаясь в дождевики. Весь вид этих людей говорил о сильном желании очутиться подальше от Города Бездны. Пожалуй, я бы и сам был не прочь. Я устал, было душно, одежда пропиталась дождевой влагой и моим потом, кожа зудит, источая запах. Пожалуй, есть еще одно желание – немедленно залезть в ванну.

За каким чертом меня сюда принесло?

Я пролетел пятнадцать световых лет, преследуя жертву. И вот я в Городе, который давно превратился в уродливую пародию на себя самого. А главное, на своем веку я встречал уйму людей куда более отвратительных, чем тот, за кем я гнался. Он аристократ, а не военный. Сложись история планеты иным образом, и мы могли бы стать друзьями. Я даже уважал его – чего стоил хотя бы взрыв моста в Нуэва-Вальпараисо, поступок, которого я никак не ожидал. Да, он был совершен с небрежной жестокостью. Но любой человек, недооцененный мною так сильно, заслуживает уважения.

И все же я убью Рейвича с чистой совестью.

– Господина, моя думай, твоя нужна урок история, – произнес Хуан.

Не сказать что на борту «Стрельникова» я многое узнал, но просвещаться сейчас? Пожалуй, к этому я не готов.

– Если тебе кажется, что я не знаю об эпидемии…

Впереди забрезжил свет. Не слишком яркий, но этого было достаточно, чтобы я понял: скоро мы окажемся в Городе. Свет понемногу набирал силу, заливая тоннель. Он был бурым, как жженый сахар, и казался таким же вязким. Я уже видел с борта «бегемота» это сумеречное сияние, проникающее сквозь еще более густую пелену.

– Эпидемия приходить – дома спятить, – продолжал Хуан.

– Мне об этом уже рассказали.

– Но они не все тебе говорить, господина.

Его синтаксис находился в зачаточном состоянии. Правда, человекообразный возница, как я подозревал, не был способен и на такое.

– Эти дома меняйся очень быстро. – Он резко развел руками. – Много-много человека умирай, много-много быть раздавленная или стать стенка.

– Звучит не слишком весело.

– Я покажу человеки в стенка, и твоя больше не шутить. Твоя какать своя штаны.

Мы вильнули, уворачиваясь от встречной повозки, но избежать столкновения по касательной не удалось.

– Твоя слушай: эти дома меняйся быстрее наверху, понимай?

– Не понимаю.

– Эти дома как деревья. У них много-много корни, они сидеть земля, да?

– Ты имеешь в виду питающие оси конструкции? Они высасывают сырье из коренной породы для ремонта и регенерации.

– Ну да. Моя говорить то же. Как большой дерево. Но как дерево в другой смысл тоже. Всегда расти верхушка. Твоя понимай?

Он вновь развел руками, изображая грибовидное облако.

Похоже, до меня дошло.

– Ты говоришь, что системы роста были сосредоточены в верхних частях построек?

– Ну да.

– Еще бы, – кивнул я.

По замыслу проектировщиков эти постройки могли демонтировать себя, а не только вырастать. Всегда проще добавить материал или убрать его с верхушки. Поэтому нервный центр самовоспроизводящихся механизмов всегда растет вместе с постройкой. Нижним уровням нужны сточные системы – строгий минимум для функционирования, для устранения износа, а также для периодических перепланировок.

Трудно было сказать, что означала улыбка Хуана – то ли одобрение моей запоздалой догадки, то ли сочувствие потерянному мной на это времени.

– Чума попадай сначала наверх от корни. Потом заставляй верхушку здания спятить. Ниже все оставайся как прежде. Когда чума попадай вниз, люди перерезай корни, здание голодай. Все изменения кончайся.

– Но к тому времени верхние части уже изменятся до неузнаваемости. – Я покачал головой. – Скверные были времена.

– Еще бы, господина.

Мы вырвались на свет, и я наконец понял, чему улыбается Хуан.

Глава 15

Мы находились на нижнем уровне Города Бездны, почти на самом дне кальдеры. Улица, по которой мы ехали, переходила в понтонный мост и пересекала черное озеро. С неба – то есть с многокилометрового купола над нашими головами – падал ласковый дождь. Вокруг нас из воды вырастали огромные призматические здания. Они были повсюду, куда ни взглянешь – целый лесной массив, который в отдалении сливался в безликую стену и пропадал в туманной дымке. Шесть-семь нижних этажей, покрытых грязной коростой, обросли ветхими хижинами и магазинчиками. Они казались привязанными к большим зданиям при помощи хлипких подвесных дорожек и веревочных лестниц. В хижинах горели очаги, а воздух был еще более едким, чем на базарной площади. Но здесь было чуть прохладнее и благодаря легкому ветерку не так душно.

– Как называется это место? – спросил я.

– Мульча, – ответил Хуан. – Все, что внизу, на уровень улица, – Мульча.

Понятно. Если Мульча – район Города, это означает, что районы располагаются подобно геологическим напластованиям. Он включал в себя первые шесть-семь этажей выше уровня затопления. Можно сравнить этот Город с лесом, и тогда Мульча будет чем-то вроде лесной подстилки.

Я изогнул шею, чтобы не мешала крыша повозки, и поглядел вверх. Постройки с гладкими стенами вонзались в небо. На высоте не менее километра они смыкались – хотя это была просто игра перспективы. До некоторого предела геометрия зданий более-менее соответствовала замыслу архитекторов: прямоугольные, с параллельными рядами темных окон постройки портило лишь случайное выбухание или моллюсковидные наросты. Выше картина была иной. Хотя ни одна пара зданий не мутировала одинаково, в их метаморфозах было нечто общее. Если бы это происходило с людьми, врачам удалось бы диагностировать болезнь и выявить ее источник. Одни здания раскололись пополам по всей длине, другие жутко раздулись, точно страдали водянкой. Некоторые обросли крошечными подобиями самих себя, превратившись в уступчатые башни и потайные темницы сказочных замков. Выше эти структурные новообразования многократно ветвились, переплетаясь и сцепляясь, подобно бронхиолам или метастазам зловещей мозговой опухоли, пока не образовывали нечто вроде гигантского плота из сросшихся ветвей, который висел на высоте одного-двух километров над землей.

Разумеется, я уже видел это на подлете. Но поражающие воображение масштабы осознал лишь при взгляде с этой точки обзора, равно как и подлинный смысл названия.

Полог.

– Теперь твоя понимай, почему я не везти туда, господина?

– Начинаю понимать. И что, весь Город этим покрыт?

– Как Мульча, только выше, – кивнул Хуан.

Единственное, что не бросалось в глаза, когда я разглядывал Город с борта «бегемота», – это сравнительно небольшая толщина фантастического сплетения зданий.

Полог был чем-то вроде воздушной экосистемы, а ниже располагался другой мир – и абсолютно другой город. Теперь сложность структуры стала очевидной. Она заключала в себе целые общины – исполинские герметичные постройки, каждая величиной с дворец, усеивали Полог на манер птичьих гнезд. Тончайшие шелковистые нити заполняли пространство между крупными ветвями, свисая почти до самой поверхности планеты. Трудно сказать, возникли они в результате мутаций или их появление было запланировано человеком.

Казалось, будто Полог опутан тенетами, сотканными пауками-невидимками – чудищами размером с дом.

– Кто здесь живет?

Мой вопрос не был безнадежно глупым, поскольку я уже видел среди ветвей огоньки. Это доказывало, что уродливые оболочки – больные или мертвые дома – по-прежнему служили в качестве жилья.

– Никто, кого твоя захотеть бы узнать, господина, – процедил Хуан, затем добавил: – И никто не захотеть узнать твоя. Только без обида.

– Я не обижаюсь, но прошу ответить на мой вопрос.

Хуан замолчал надолго. Наш рикша продолжал огибать корни гигантских построек, а колеса прыгали по заполненным водой ухабам. Сверху, конечно, по-прежнему лило, но я, втянув голову под навес, ощутил тепло и уют – почти как дома. Интересно, прекращается ли когда-нибудь этот дождь? Возможно, конденсация на куполе подчиняется смене дня и ночи или какому-то иному строгому графику. Впрочем, я все больше склонялся к тому, что подавляющее большинство процессов в Городе Бездны никем прямо не контролируется.

– Тут одни богач, – произнес паренек. – Настоящая богач – не ерунда вроде мадам Доминика. – Он постучал по лбу костяшками пальцев. – Да они и не нуждайся в мадам Доминика.

– Значит, в Пологе есть анклавы, куда не добралась чума?

– Нет, эпидемия добирайся везде. Но в Полог ее вычищай после того, как дома перестать меняйся. Некоторые богач оставаться на орбите. Некоторые никогда не покидать Город или спускаться сюда, когда дела совсем паршивый стать. Некоторых депортировать.

– А к чему людям было прибывать сюда после чумы без крайней необходимости? Даже если Полог вычистили, как ты говоришь, мне непонятно, почему кто-то предпочитает жить здесь, а не в оставшихся обителях Ржавого Пояса.

– Потому что они надейся все пройдет и хотеть быть здесь, когда это случайся. Тогда будет много способ делай деньги, но мало кто всерьез разбогатеть. Сейчас тоже много способ делай деньги – и полиция тут меньше, чем наверху.

– Значит, здесь нет законов, верно? И купить можно что угодно?

Представляю, насколько это соблазнительно после строгостей демархистского режима.

– Господина, твоя смешно говорить.

Мой следующий вопрос был вполне очевиден:

– Как мне попасть туда? То есть в Полог?

– Это не такой простой дело.

– Хочешь сказать, что я недостаточно богат?

– Недостаточно богат, – повторил за мной мальчуган. – Твоя нужна знакомый. Без свой человек в Полог твоя никто.

– Предположим, знакомства у меня есть, но как я туда попаду? Может, под зданиями есть какие-то ходы, старые эксплуатационные шахты, не поврежденные чумой?

Кому знать о таких лазейках, как не уличному сорванцу.

– Твоя не захотеть пойти внутренний маршрут, господина. Очень опасно. Особенно когда начинаться охота.

– Охота?

– По ночам там плохо, господина.

Я огляделся: действительно, сумерки уже сгущались.

– А ты откуда знаешь? Нет, не отвечай. Просто подскажи, как мне туда попасть.

Я подождал, но ответа не последовало, и я сменил формулировку:

– Люди из Полога когда-нибудь ездят в Мульчу?

– Иногда. Особо во время охота.

Ну вот, хоть какой-то прогресс. Но если каждое слово выдирать клещами…

– А как они туда попадают? Я видел летательные аппараты, у нас их называют воланторами. Но не могу представить, как пролететь через Полог, не задев паутины.

– Мы тоже называть их волантор. Они есть только у богач – трудно чинить, трудно летать. В Городе с них не везде толк. Ребята из Полог обычно спускаться в вагон, который ехай по трос.

– Фуникулер?

На его лице промелькнула безнадежность, и до меня дошло, что он отчаянно пытается угодить мне. Просто мои расспросы требовали от него таких интеллектуальных усилий, что это вызывало физическую боль.

– Паутина из тросы. Ее развешать между здания.

– А ты можешь показать такой вагон?

– Это небезопасно, господина.

– Я сам небезопасен.

Сдобрив просьбу очередной банкнотой, я откинулся на сиденье. Повозка покатилась под ласковым дождем через Мульчу.

* * *

Наконец Хуан велел рикше притормозить и повернулся ко мне:

– Вот он, вагон на трос. Они часто спускаться сюда. Твоя хотеть подъехать ближе?

Вначале я не понял, что он имел в виду. На разбитом дорожном полотне стоял наискосок элегантный аппарат из тех, которые я видел на базарной площади и вокруг нее. Одна дверца была поднята на манер крыла чайки, а рядом с вагоном стояли под дождем двое в пальто. Их лица почти полностью скрывали широкие поля шляп.

Я пялился на них и соображал, что делать дальше.

– Эй, господина, моя спросить твоя, хотеть подъехать ближе?

Один из тех двоих закурил сигарету, пламя на мгновение согнало тень с его лица. Это было лицо аристократа, с тонкими правильными чертами, я таких не видел с момента прибытия на планету. Глаза прятались под выпуклыми защитными очками, из-за которых скулы казались заострившимися. В его спутнике я узнал женщину. Ее изящная рука, обтянутая перчаткой, сжимала бинокль, маленький, точно игрушка. Поворачиваясь на острых каблуках-шпильках, она обозревала улицу, пока ее взгляд не остановился на мне. Я заметил, как она при этом вздрогнула, хотя и пыталась сдержаться.

– Они дергаться, – выдохнул Хуан. – Обычно Мульча и Полог держаться порознь.

– Причина?

– Еще какая. – Его голос упал до шепота, и я едва разбирал слова из-за непрестанного шума дождя. – Мульча слишком приближаться, Мульча исчезать. – Он провел пальцем поперек горла, но осторожно. – Полог любить игры, господина. Они скучать, все эти бессмертные. Поэтому они играть игры. Беда в том, что не все, кого просить, хотеть участвовать.

– Ты об охоте?

Он кивнул:

– Но только не говорить сейчас.

– Ладно. Тогда остановись здесь, Хуан, будь добр.

Повозка уже теряла инерцию хода, мышцы на спине рикши мучительно напрягались при каждом движении. Я следил за выражением лиц жителей Полога – они пытались выглядеть спокойными, и почти успешно.

Я вышел из повозки. Под ногами чавкнуло, и я по щиколотку утонул в раскисшем дорожном покрытии.

– Господина, – произнес Хуан, – твоя теперь быть осторожный. Моя еще не найти пассажир до дому.

– Никуда не уезжай. А впрочем… Слушай, если тебя что-то беспокоит, отъедь и вернись минут через пять.

Похоже, эта идея привела его в восторг.

Женщина сунула бинокль за пазуху дорогого, с вычурным шитьем пальто, мужчина поднял руку и изящным движением поправил очки. Я спокойно зашагал к ним, не сводя глаз с их тачки. Это была блестящая черная «пилюля» на четырех колесах, которые втягивались внутрь. Сквозь тонированное лобовое окно можно было рассмотреть мягкие сиденья и сложный пульт управления. На крыше изгибались три лопасти несущего винта. Однако это не вертолет: лопасти крепились иначе. Они не сидели на вращающейся оси, а выходили из круглых отверстий куполообразного бесшовного выступа на корпусе. Я пригляделся: это даже не лопасти, а телескопические рычаги, снабженные на концах крючьями.

На этом время осмотра истекло.

– Не подходите ближе, – предупредила женщина.

Эти слова она произнесла на безупречном каназиане и в подтверждение своих слов взмахнула чем-то крошечным, чуть больше броши, но явно опасным.

– Он безоружен, – произнес мужчина намеренно громко, чтобы я мог услышать.

– Это правда. – Я медленно развел в стороны руки. – Видите, как одет? Я только что высадился. Просто хочу узнать, как попасть в Полог.

– Полог? – переспросил мужчина, словно услышал нечто забавное.

– Все хотят туда попасть, – сказала женщина. Оружие в ее руке не шелохнулось. Интересно, нет ли в нем крошечных гироскопов либо биоустройства с обратной связью, действующего по команде мускулов ее кисти? – Почему мы должны с вами говорить?

– Потому что я не причиню вам вреда: я не вооружен, как заметил ваш друг, но у меня есть кое-что любопытное, то, что способно вас развлечь.

– Вы понятия не имеете о наших развлечениях.

– Возможно, однако повторяю: у меня есть кое-что любопытное… и достаточно средств.

Последнее могло вызвать насмешку, но я очертя голову добавил, что прибыл в Мульчу, к несчастью не имея связей в Пологе.

– Вы сносно говорите на каназиане. – Мужчина отвел руку от очков. – Большинство жителей Мульчи даже выругаться толком не могут на чужом языке. – Он отшвырнул недокуренную сигарету.

– С акцентом, – сказала женщина. – Я не улавливаю его происхождение, он мне совершенно не знаком.

– Я с Окраины Неба. Вам могли встречаться люди с других территорий моей планеты, у нас говорят на разных языках. Она заселена достаточно давно, поэтому языки успели смешаться.

– На Йеллоустоне то же самое, – произнес мужчина; похоже, эта тема его не интересовала. – Но большинство из нас все еще живут в Городе Бездны, где единственное лингвистическое смешение идет по вертикали. – Он издал короткий смешок, словно за простой констатацией факта стояло нечто большее.

Я стер с глаз теплые и вязкие капли дождя.

– Возница сказал, что в Полог можно добраться только с помощью фуникулера.

– Верно. Но это не означает, что мы готовы вам помочь. – Мужчина снял шляпу, демонстрируя длинные светлые волосы, стянутые на затылке.

– У нас нет причин доверять вам, – добавила его спутница. – Любой житель Мульчи может стянуть одежду нищенствующего и выучить несколько слов на каназиане. Никто в здравом уме не прибывает сюда, не наладив заранее связей с Пологом.

Что ж, рискнем.

– У меня есть «топливо грез». Вам это интересно?

– Несомненно. Но как, черт побери, жителю Мульчи удалось его раздобыть?

– Долгая история. – Я полез в сюртук Вадима и извлек шкатулку с пузырьками. – Придется поверить мне на слово, что это не подделка.

– Верить кому-то на слово не в моих правилах, – сказал мужчина. – Ну-ка, дайте пузырек.

Снова риск, но вполне рассчитанный. Этот тип может сбежать с пузырьком, но у меня останутся другие.

– Я вам его брошу. Идет?

Аристократ сделал несколько шагов в мою сторону:

– Бросайте.

Я бросил пузырек, мужчина поймал и исчез в машине. Женщина оставалась снаружи, все еще держа меня под прицелом своего пистолетика. Прошла минута-другая, затем мужчина выбрался из машины, не давая себе труда надеть шляпу. Он поднял пузырек повыше:

– Похоже, настоящее.

– Что вы сделали?

– Просветил его, разумеется. – Он посмотрел на меня как на идиота. – У «топлива грез» уникальный спектр поглощения.

– Хорошо. Теперь, когда вы поверили в подлинность препарата, бросайте пузырек назад, и мы обговорим условия.

Мужчина сымитировал бросок, но в последний миг придержал пузырек, словно хотел меня подразнить:

– Нет… не будем спешить, ладно? Говорите, у вас есть еще? Нынче «топливо грез» в дефиците. По крайней мере качественное. – Он выдержал паузу. – Я оказал вам услугу, можете считать ее платой за этот пузырек. Сейчас за вами придет фуникулер. Надеюсь, вы не солгали и у вас действительно есть средства.

Он снял очки. Глаза у него были серые, как сталь, и холодные, как лед.

– Благодарю вас. Но какое имеет значение, солгал ли я?

– Странный вопрос. – Женщина движением профессионального шулера заставила свое оружие исчезнуть.

Похоже, оно вернулось в наручную кобуру.

– Повторяю, я любопытен.

– В Пологе законы не действуют, – сказала она. – Кроме одного, который нас устраивает, – это закон «Игры». Сейчас мы не в Пологе. Здесь, внизу, может случиться что угодно. Но мы не потерпим присутствия обманщика.

– Не беспокойтесь, у меня тоже не ангельское терпение.

Они влезли в свой аппарат, но не торопились опускать дверцы.

– Может быть, увидимся в Пологе. – Мужчина улыбнулся мне.

Милая, однако, у него улыбка… Нечто подобное я наблюдал через стекло террариума в Доме Рептилий.

Дверцы захлопнулись, и машина чуть слышно загудела.

Телескопические рычаги на крыше фуникулера раздвинулись и поднялись. Они росли на глазах – вдвое, втрое, вчетверо… словно хотели дотянуться до неба. Я поднял голову, держа руку козырьком. Капли дождя текли по лицу, лаская кожу. Мой провожатый говорил, что паутина тросов, оплетающая искривленные постройки Полога, иногда свешивается до уровня Мульчи, подобно виноградной лозе, но я оставил эти слова без внимания. Вот один из крючьев зацепился за нижний трос… Схема движения стала ясна. Пара свободных рычагов вытянулась еще немного – теперь они были раз в десять длиннее прежнего. Сперва один, потом второй наткнулся на трос и закрепился.

После этого плавно, словно на двигателях малой тяги, фуникулер пошел вверх, понемногу ускоряя движение. Ближайший рычаг отцепился от троса, мгновенно сократился в несколько раз, точно язык хамелеона, потом снова выстрелил и сомкнулся вокруг другого троса.

Аппарат продолжал подниматься, рычаги поочередно отрывались от тросов и цеплялись за следующие. Машина, успев пройти добрую сотню метров, понемногу исчезала из виду. Она двигалась без малейших рывков, но, черт возьми, мне не раз казалось, что она вот-вот сорвется и рухнет в Мульчу.

– Эй, господина, твоя еще здесь?

Заглядевшись на фуникулер, я не заметил возвращения рикши. Я ожидал, что мой провожатый подчинится голосу осторожности и вернется на базарную площадь, удовлетворившись полученной прибылью. Но Хуан оказался человеком слова, – наверное, он бы даже возмутился, вырази я ему свое удивление.

– Вот честно: ты думал, меня здесь не будет?

– Никто не знать, когда Полог рухнуть. Эй, почему твоя стоять под дождь?

– Потому что ты возвращаешься без меня.

Я предложил щедрые отступные. Он не сумел подобрать слова, чтобы выразить свое разочарование, но мордашка скривилась так, что я понял: мною нанесено грубое оскорбление и ему, и всей его родне.

– Это больше, чем ты мог заработать, отвезя меня обратно.

Он хмуро уставился на две купюры по семь феррисов.

– Господина, твоя не хотеть оставайся. Эта часть Мульча совсем паршивый.

– Не сомневаюсь.

Надо же, и в такой дыре, как Мульча, есть кварталы хорошие и плохие!

– Люди из Полога сказали, что пришлют за мной фуникулер. Может, соврали. Но если я уеду, то не смогу это выяснить. А если они сказали правду, я попытаюсь пробраться в одно из тех зданий.

– Это плохо, господина. В Полог хреновый люди, они никогда не делать хорошо.

Пожалуй, о «топливе грез» упоминать не стоит.

– А если они поверили, что я человек влиятельный? Или хотя бы допускают, что я именно таков? Думаешь, захотят рискнуть и нарваться на неприятности?

Хуан пожал плечами. Вероятность благополучного исхода была слишком низкой, чтобы мой довод его убедил.

– Господина, я ехать. Не хотеть оставаться здесь, если твоя не возвращаться.

– Никаких проблем. Прости, что заставил ждать.

Вот и все. Хуан покачал головой – похоже, смирился с тем, что меня невозможно переубедить, – и поехал прочь. Вскоре грохот его колес замер вдали. Я остался один под дождем – на этот раз по-настоящему один. Повозка исчезла за углом, и я потерял единственного человека, способного сыграть роль моего союзника в Городе Бездны… Вернее, я сам от него избавился. Это было странное чувство. Но я знал, что так поступить было необходимо.

Я остался ждать.

Прошло с полчаса – достаточно, чтобы я заметил, что в Городе темнеет. Эпсилон Эридана опустился за горизонт, и его свет, окрашиваемый в светло-коричневые тона куполом, приобрел оттенок запекшейся крови. Теперь лучам приходилось сочиться через переплетение зданий – задача для них совсем не из легких. Башни вокруг меня мрачнели, пока и впрямь не уподобились гигантским деревьям; переплетенные конечности Полога, усыпанные огоньками жилищ, напоминали ветви, украшенные китайскими фонариками и иными светильниками, – зрелище одновременно жуткое и восхитительное.

Наконец один из огней покинул небесный свод, превратившись в падающую звезду, и начал приближаться. По мере того как мои глаза привыкали к темноте, я опознал снижающийся ко мне фуникулер.

Забыв о дожде, я зачарованно наблюдал, как машина замедляет движение и опускается почти до уровня улицы, а тросы в вышине звенят, то напрягаясь, то ослабляясь. Луч прожектора, укрепленного на кабине, пробежал по залитой дождем дороге, освещая каждую трещину, затем устремился ко мне. Неподалеку от моих ног вдруг забавно всплеснула из лужи вода.

Одновременно раздался выстрел.

Любой солдат, внезапно оказавшийся под обстрелом, отложит анализ ситуации на потом, не станет рассуждать о типе и калибре оружия и местонахождении стрелка и тем более не станет выяснять, является ли он объектом уничтожения или просто случайной мишенью. Именно так я и поступил.

Я со всех ног бросился к темному основанию ближайшего здания, подавляя абсолютно разумный рефлекс, требующий бросить на ходу кейс. Без него мне суждено очень быстро опуститься на безликое дно Мульчи. Лучше сразу встать под пули.

По мне продолжали стрелять.

Судя по тому, что пули ударяли в метре от моих каблуков, стрелок был не новичком. Убить меня не трудно – достаточно перенести линию огня чуть вперед, а снайперского навыка ему вполне хватало. Но стрелку – или стрелкам – захотелось со мной поиграть. Если бы он хотел уложить меня выстрелом в спину, это можно было бы сделать в любой момент.

По щиколотку в воде, я добежал до здания. Дом был сплошь облицован гладкими плитами – ни единой ниши или щели, где можно затаиться. Стрельба прекратилась, эллипс прожектора замер. В конусе слепящего голубого света между мной и фуникулером колыхался занавес дождя.

Из темноты возникла фигура в пальто. Вначале мне показалось, что это один из моих недавних собеседников. Но человек шагнул в луч прожектора, и я понял, что вижу его впервые. Он был лыс, с карикатурно квадратным подбородком, один глаз скрывался за пульсирующим монокуляром.

– Замрите на месте – и будете целы.

Его пальто распахнулось, и я увидел оружие, куда массивнее, чем пугач той дамочки из Полога, и предназначенное для более серьезных задач, – черный параллелепипед на рукояти, из которого торчала четверка таких же темных стволов. Суставы державшей штуковину кисти побелели, указательный палец ласкал спусковой крючок.

Он выстрелил от бедра, и в моем направлении ударило нечто вроде лазерного импульса. Луч угодил в стену здания, выбросив сноп искр. Я бросился бежать, но во второй раз он прицелился точнее. Ощутив острую боль в бедре, я вдруг обнаружил, что уже не бегу. Теперь я только кричал.

А вскоре и кричать стало невмоготу.

* * *

Медики прекрасно поработали, но не стоило ждать от них чудес. Диагностическая аппаратура, окружавшая постель его отца, неусыпно стояла на страже, озвучивая медленную и печальную литургию биологического угасания.

Прошло шесть месяцев с тех пор, как проснулся «спящий» и ранил отца Небесного. Лишь благодаря общим стараниям Тит Хаусманн и тот, кто на него покушался, были живы до сих пор. Но запасы медикаментов таяли, а опыта у людей не хватало. Вместе с ними угасала надежда на выздоровление обоих раненых.

Недавние переговоры между кораблями никоим образом не помогли делу. Беда никогда не приходит одна. В подтверждение этой пословицы несколько недель спустя на борту «Бразилии» был обнаружен шпион. Служба безопасности проследила за ним до «Багдада». Однако командование корабля сообщило, что шпион родился не у них на борту, – скорее всего, он прибыл с «Сантьяго» или «Палестины». По подозрению были арестованы несколько человек. Задержанные, а вместе с ними и многие другие, выразили возмущение по поводу неправомерности сроков заключения и прямо заявили о нарушении закона Флотилии. Градус отношений опустился до точки замерзания, торговля почти прекратилась, равно как и всякие контакты между кораблями. Правда, было предпринято несколько отчаянных дипломатических миссий, но все они провалились, и дело закончилось взаимными упреками.

На этом фоне требования увеличить поставки медикаментов и оказать отцу Небесного квалифицированную помощь игнорировались. В оправдание было заявлено, что кризисная ситуация распространяется на всю Флотилию. В качестве руководителя службы безопасности Тит не избежал подозрений в изначальном провоцировании инцидента со шпионом.

Отец пытался заговорить:

– Шуйлер… – Губы были сухими, как пергамент. – Шуйлер, это ты?

– Я здесь, папа. Я никуда не уходил.

Небесный присел на табурет у кровати и всмотрелся в серую маску, искаженную гримасой страдания. Как не похож этот человек на его отца, каким он был до покушения. Это не тот Тит Хаусманн, которого в равной мере опасались и любили все на корабле и сдержанно уважали на всех кораблях Флотилии. Это не тот человек, что спас сына из детской во время аварии. Не тот, кто взял его за руку и усадил в шаттл, чтобы в первый раз отправиться за пределы корабля и показать мальчугану великолепие и бесконечное одиночество его дома. Это не тот каудильо, который шагнул в капсулу впереди своей команды, прекрасно зная, что может столкнуться со смертельной опасностью. От того человека осталась лишь бледная тень, слепок, снятый со статуи. Черты не исказились, пропорции совпадали, но внутри уже ничего не было. Вместо твердой поверхности – лишь оболочка, тонкая, как бумага.