Текст книги "Город Бездны"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Квирренбах зашагал к поезду, где начинались пандусы, поднимающиеся к пассажирским вагонам.

– А почему пар?

– На Йеллоустоне нет полезных ископаемых. Несколько ядерных генераторов еще работают, но по большому счету здесь один источник энергии – сама Бездна. Поэтому Город использует энергию сжатого пара где только возможно.

– Не могу поверить, Квирренбах. Неужели обязательно возвращаться на шестьсот лет назад из-за невозможности пользоваться нанотехнологиями?

– Вы не представляете, что здесь натворила чума. Веками почти вся промышленность использовала исключительно нанотехнологии. Добыча сырья, производство изделий – все вдруг стало просто и доступно. Даже механизмы, не использующие нано, сами были построеныс помощью нано, а проектировались с тончайшими допусками. Но теперь воссоздать их невозможно. Дело не только в том, что более сложную технику здесь не применить. Прежде чем начать воссоздание, необходимо спуститься до уровня, на котором оно возможно. В частности, вернуться к грубым сплавам и древней металлообработке. Не забывайте, что была утрачена масса необходимой информации; с тех пор люди, можно сказать, шарят вокруг себя в потемках. Это все равно что человек из двадцать первого века попытался бы выковать средневековый меч, абсолютно не разбираясь в тогдашней металлургии. Примитивность технологии не означает, что ее легко открыть заново.

Квирренбах умолк, переводя дыхание, и остановился под расписанием рейсов в Город Бездны, Феррисвиль, Лореанвиль, Нью-Европу и далее. По всем направлениям, кроме Города Бездны, в день следовал лишь один поезд.

– Поверьте, горожане сделали все, что смогли, – продолжал Квирренбах. – Конечно, некоторые технологии пережили эпидемию. Вот почему здесь все еще можно встретить подобные реликты – роботов, транспорт… Но обычно ими владеют те, кто побогаче. В их распоряжении ядерные генераторы и несколько силовых установок на антивеществе – все, что есть в Городе. Думаю, в Мульче дело обстоит по-другому. Но там куда опаснее.

Пока он говорил, я изучал расписание. Рейвич существенно упростил бы мне задачу, если бы отправился в один из этих городков. Там он был бы на виду и в то же время заперт, как в ловушке. Но сдается, он все-таки поехал первым же рейсом в Город Бездны.

Мы оплатили дорогу и сели на поезд. Вагоны, тянущиеся за локомотивом, выглядели куда более старыми, чем окружающая обстановка, а следовательно, были намного современнее. Похоже, их сняли с левитационного поезда и поставили на колеса. Дверь закрылась, точно диафрагма антикварного фотоаппарата, и сооружение с лязгом тронулось. Вначале поезд еле полз, но вскоре принялся усердно набирать скорость. Колеса локомотива то и дело взвизгивали, потом движение стало более плавным, а мимо окон понеслись клубы пара. Поезд въехал в узкий тоннель с огромной дверью-диафрагмой, проследовал через целую серию шлюзов и наконец понесся в вакууме.

Теперь он двигался тихо, как призрак.

В пассажирском салоне царила теснота, точно в тюремном транспорте. Сходство усиливалось оттого, что пассажиры находились в каком-то сонно-подавленном состоянии, – при перевозке в центр принудительного содержания заключенных обычно накачивают наркотиками. С потолков опустились экраны, на них замелькали объявления, но продукты и услуги, которые они рекламировали, вряд ли пережили эпидемию. В одном конце вагона я заметил тесное скопление паланкинов, похожих на коллекцию гробов на складе похоронного бюро.

– Прежде всего нам необходимо избавиться от имплантатов, – сказал Квирренбах, склоняясь ко мне с видом заговорщика. – От мысли, что эти штуки все еще сидят у меня в голове, дурно становится.

– Нужно найти человека, который сделает это быстро, – отозвался я.

– А заодно и безопасно – одно без другого ничего не стоит.

– Вам не кажется, что поздновато заботиться о безопасности? – улыбнулся я.

Квирренбах насупился.

На экране, который висел у нас над головой, крутили рекламу невероятно элегантного летательного аппарата. Он отдаленно напоминал волантор, но выглядел так, будто был собран из частей насекомых. Потом по экрану поползли помехи, и на нем появилась женщина, которую я мысленно обозвал гейшей.

– Дорогие гости, добро пожаловать на борт нашего «зефира». – Она напоминала фарфоровую куклу с накрашенными губами и розовыми щеками. Ее серебряный наряд был продуман с абсурдной тщательностью, а изогнутые концы воротника поднимались за головой. – Сейчас мы движемся по тоннелю «Транскальдера» и прибудем на вокзал Гранд-Сентрал через восемь минут. Надеемся, что вы получите удовольствие от путешествия и пребывание в Городе Бездны будет для вас и приятным, и полезным. Ну а пока, с нетерпением ожидая вашего прибытия, мы приглашаем вас полюбоваться некоторыми достопримечательностями нашего Города.

– Это интересно, – заметил Квирренбах.

Окна вагона мигнули и превратились в голографические дисплеи. На фоне проносящихся мимо стен появилась величественная панорама Города. Казалось, мы перенеслись на семь лет назад. Поезд мчался между фантастическими постройками, которые вздымались справа и слева, подобно горам из цельного опала и обсидиана. Под нами проплывали многоярусные террасы, украшенные садами и озерами невероятной красоты, оплетенные лабиринтом переходов и транспортных трубопроводов. Они таяли внизу, в туманной синеве, пронизанной залитыми неоновым светом пропастями, гигантскими торговыми комплексами и отвесными стенами. В воздухе густым роем носились ярко расцвеченные летательные аппараты, похожие на экзотических стрекоз и колибри. Пассажирские дирижабли лениво пробирались сквозь эти скопища, над перилами их гондол сотнями торчали головы крошечных зевак. А над всем этим великолепием вырастали самые высокие здания – точно облака, которым придали геометрически безупречную форму. Чистейшую гладь неба цвета электрик расчертила ажурная сеть купола.

Этот город чудес тянулся в нескончаемую даль, насколько хватало глаз. Расстояние не превышало шестидесяти километров, но оно могло быть бесконечностью. Кажется, диковин в Городе Бездны могло хватить на целую жизнь – даже в нынешнем понимании.

И никаких признаков чумы. Прекрасная иллюзия… Мне пришлось напоминать себе, что мы по-прежнему несемся по тоннелю сквозь стенку кратера и до Города еще ехать и ехать.

– Ясно, почему они называли тот период Бель-Эпок, – сказал я.

Квирренбах кивнул:

– Это и была прекрасная эпоха. И знаете, что хуже всего? Они чертовски хорошо это понимали. В отличие от других золотых веков в истории… они знали, что живут в лучшие из времен.

– И это, должно быть, сделало их совершенно несносными.

– Что ж, они заплатили сполна.

И в этот миг мы выскочили на свет – или что тут, в Городе Бездны, заменяет свет дня? Как я понял, поезд выехал из тоннеля и почти сразу миновал границу купола. Теперь мы мчались внутри подвесной трубы, и вид за окнами должен был повторять то, что изображала голограмма, но труба была облеплена грязью и едва позволяла разглядеть тесное скопление трущоб. Голографическая трансляция продолжалась, и картины старого города казались тусклым призраком былого великолепия. Впереди наша труба делала поворот и исчезала в многоярусном цилиндрическом здании, из которого во все стороны расходились такие же путепроводы. Мы уже подъезжали, и поезд начал сбрасывать ход.

Вокзал Гранд-Сентрал, Город Бездны.

Когда мы въехали в здание, голографический мираж растаял, унося с собой последние воспоминания о Бель-Эпок. Судя по всему, только мы с Квирренбахом отдали должное голофильму. Все прочие стояли молча, изучая обожженный и замусоренный пол под ногами.

– Все еще надеетесь здесь освоиться? – спросил я у Квирренбаха. – После того, что видели?

Он долго думал, прежде чем ответить.

– А почему бы и нет? Что, если сейчас здесь больше возможностей, чем их было раньше? Впрочем, ясно лишь одно.

– Что именно?

– Что бы я здесь ни написал, эта музыка никому не поднимет настроение.

* * *

На вокзале Гранд-Сентрал было душно, как в джунглях Полуострова, и так же сумеречно. Вскоре я взмок. Пришлось снять сюртук Вадима, скомкать его и сунуть под мышку.

– Нам нужно удалить имплантаты, – повторил Квирренбах, дергая меня за рукав.

– Не беспокойтесь, – отозвался я. – У меня хорошая память.

Крышу поддерживали колонны с каннелюрами, напоминающие деревья гамадриад. Столбы эти проходили сквозь кровлю и терялись где-то в бурой мгле. У подножия колонн теснился местный базар – целый городок из пестрых палаток и прилавков, пронизанный сетью невероятно узких и извилистых пешеходных дорожек. Некоторые лавки громоздились друг на друга, и между ними надо было пробираться в полумраке, как по тоннелю. Повсюду сновали сотни разносчиков, прохаживались покупатели – лишь немногие в сопровождении роботов-слуг. Зато в изобилии встречались экзотические животные на поводках, гигантские слуги-модификанты, птицы в клетках и змеи. Несколько наивных герметиков попытались пересечь базар, вместо того чтобы найти обходной путь, и теперь их паланкины застряли как в трясине, окруженные торговцами и мошенниками.

– Рискнем или поищем другую дорогу? – спросил я.

Квирренбах покрепче прижал свой кейс к груди:

– Это, конечно, против здравого смысла, но все же предпочту рискнуть. Интуиция, не более того. Возможно, мы найдем тех, кто окажет нам обоим столь неотложное содействие.

– Это может быть ошибкой.

– Причем не первой на сегодняшний день. Однако я изрядно проголодался. Здесь наверняка найдется что-нибудь съедобное – и желательно неядовитое.

Мы двинулись через базар, но не успели пройти и нескольких шагов, как вокруг нас собралась толпа оптимистично настроенных детишек, к которым присоединилось несколько мрачных попрошаек.

– У меня на лбу в самом деле написано неоновыми буквами «богатый и легковерный»? – осведомился Квирренбах.

– Дело в нашей одежде, – сказал я, отпихивая очередного сорванца. – Кажется, вас тоже экипировали нищенствующие. Я просто не обратил внимания.

– Не понимаю, при чем тут одежда?

– Просто это означает, что мы не местные, – пояснил я. – И более того, не из этой системы. Кто еще будет носить одежду нищенствующих? Это автоматически означает, хотя бы с некоторой долей вероятности, что мы люди обеспеченные.

Квирренбах прижимал драгоценный кейс, похоже не на шутку опасаясь грабителей. Мы проталкивались все дальше, пока не обнаружили прилавок, на котором лежало что-то съестное, – по крайней мере, оно так выглядело. Конечно, в хосписе «Айдлвилд» мой желудок прошел обработку для совместимости с микрофлорой Йеллоустона. Она включала в себя довольно широкий спектр, но не гарантировала защиты от чего-нибудь из ряда вон выходящего. Теперь можно проверить, насколько приемлема для меня местная пища.

Мы купили горячие жирные пироги с начинкой из какого-то таинственного мяса. Помимо того, что оно казалось полусырым, повар не поскупился на приправы – возможно, для маскировки прогорклого привкуса. Но на Окраине Неба мне доводилось употреблять и менее аппетитные продукты, поэтому я счел пирог более-менее съедобным. Квирренбах с жадностью проглотил свою порцию, затем купил еще одну и прикончил ее с той же безрассудностью.

– Эй, вы, – послышался голос. – Имплантаты вынимай?

Какой-то мальчуган тянул Квирренбаха за полу куртки, увлекая его в гущу базара. Одежда паренька через пару недель должна была перейти в разряд тряпок, но пока еще балансировала на грани обветшания.

– Имплантаты вынимай? – повторил мальчуган. – Вы только приехать, господа. Нет нужен имплантат, господа. Мадам Доминика, она вынимай, хороший цена, быстро, мало-мало больно, мало-мало кровь. Идти со мной, большой дядя.

Паренек вцепился в мой ремень, пытаясь сдвинуть меня с места.

– Это… гм… не обязательно, – вяло возразил Квирренбах.

– Вы здесь ничего не знать, одежда ледяных, надо имплантат вынимай скоро-скоро, пока они не спятить.

– Нет, большое спасибо.

Рядом возник еще один паренек и вцепился Квирренбаху в рукав:

– Эй, господина, не слушайть Тома – посетить доктора Шакала! Убивать только одного из двадцати! Самый низкий уровень смертности в Гранд-Сентрал! Не валять дурака, посетить Шакала!

– Ну да, и оставляй там мозги, – подхватил зазывала мадам Доминики. – Не верить врака, все знать, что Доминика – лучший в Город Бездна!

– И чего мы ждем? – спросил я у Квирренбаха. – Кажется, именно это собирались сделать?

– Да! – прошипел Квирренбах. – Но не на базаре, в какой-то грязной палатке! Я представлял себе клинику, хорошо оборудованную, хотя бы с намеком на стерильность. Я знаю, мы сможем найти место получше, Таннер, поверьте мне…

Я пожал плечами, и Том заставил меня сделать шаг в свою сторону.

– А чем вам не угодила палатка, Квирренбах?

– Нет! Это не пойдет. Здесь должна быть…

Он беспомощно посмотрел на меня, надеясь, что я перехвачу инициативу и вырву его из рук маленьких агитаторов, но я только улыбнулся и указал на палатку – сине-белую коробку со слегка провисающей крышей. Растяжки были привязаны к толстым ржавым штырям, вбитым прямо в пол вокзала.

– Заходите первым. – Я пропустил Квирренбаха в палатку.

Мы очутились в передней, отделенной от основного помещения. Кроме нас и мальчугана, здесь никого не было. Только сейчас я заметил, что Том отличался поистине волшебной красотой. Мешковатая одежда не позволяла определить пол, лицо обрамляла копна прямых черных волос. С таким же успехом его могли звать Томасиной, но я решил не торопиться с выводами. Из маленькой малахитовой шкатулки, стоящей на столике в окружении ароматических свечек, лилась мелодия ситара, и Том покачивался ей в такт.

– А здесь недурно, – заметил я. – По крайней мере, никаких луж крови. И разбрызганных мозгов я тоже не вижу.

– Нет! – неожиданно решился Квирренбах. – Не здесь и не сейчас. Я ухожу, Таннер. Вы можете остаться или уйти со мной – решайте сами.

– Том говорит правду. – Я взял нарочито спокойный тон. – Нужно извлечь имплантаты сейчас, если нищенствующие еще не успели этого сделать.

Он поднял руку и прошуршал ладонью по щетине на голове:

– Может, они просто запугивали нас этими байками.

– Возможно. Но стоит ли рисковать? Сейчас у вас в голове сидит бомба с часовым механизмом. И ее надо извлечь. В конце концов, имплантаты всегда можно вернуть назад.

– Но вынимать их в палатке у какой-то мадам Доминики? Я лучше попробую сам – перед зеркалом, ржавым перочинным ножиком.

– Как вам угодно. Если только раньше не спятите от боли.

Паренек уже тянул Квирренбаха за перегородку.

– Что касается денег, Таннер, мы оба не слишком богаты. Вы уверены, что услуги мадам Доминики нам по карману?

– А вот это уже аргумент.

Я поймал Тома за воротник и мягко втянул обратно в прихожую:

– Нам с приятелем нужно срочно продать кое-какой товар, если только ваша мадам Доминика не занимается благотворительностью.

Поскольку мои слова остались без внимания, я открыл свой кейс и продемонстрировал Тому его содержимое:

– Продать за наличные. Где?

Это сработало.

– Зеленый и серебряный палатка, через рынок. Сказать, что от Доминика, и вас не слишком облапошить.

– Эй, погодите-ка минутку.

Квирренбах уже стоял одной ногой в комнате. Я увидел невероятно тучную женщину, которая сидела на длинной кушетке, рассматривая ногти. Над кушеткой на шарнирных кронштейнах развешены медицинские инструменты. Пламя свечей, которые освещали операционную, отражалось от полированного металла.

– Ну?

– Почему я должен быть морской свинкой? Кажется, вы упоминали, что вам тоже нужно удалить имплантаты.

– Верно. И я скоро вернусь. Вы же сами говорили про средства. Мне нужно кое-что продать. Том сказал, что я смогу сделать это на базаре.

Недоумение на лице Квирренбаха сменилось яростью.

– Но вы не можете уйти! Я думал, мы заодно! Компаньоны по путешествию! Не предавайте дружбу раньше, чем она завязалась, Таннер!..

– Эй, остыньте. Я еще никого не предал. К тому времени, как мадам закончит с вами, я вернусь с наличными.

Я повернулся к толстухе и щелкнул пальцами:

– Доминика?

Она томно повернула голову и скривила губы в немом вопросе.

– Сколько на него уйдет времени?

– Один час, – ответила она. – Доминика очень быстрая.

– Времени более чем достаточно, Квирренбах. Усаживайтесь, и пусть она сделает свое дело.

Он поглядел на Доминику и, кажется, немного успокоился:

– Вот как? А вы точно вернетесь?

– Конечно. Не пойду же я гулять по городу с имплантатами в голове. По-вашему, я похож на сумасшедшего? Нам нужны деньги.

– И что вы собираетесь продать?

– Кое-что из личного имущества. Кое-что из подарков нашего общего друга. На такие вещи должен быть спрос, иначе Вадим не стал бы их собирать.

Тем временем Доминика потянула Квирренбаха к кушетке, но он ухитрился устоять на ногах. Столь же быстро он переменил мнение, когда мы обчищали каюту Вадима, – поначалу возмущался, а потом начал действовать весьма энергично. Подобную «перемену погоды» я наблюдал и сейчас.

– Черт побери. – Он покачал головой, потом смерил меня взглядом и открыл свой кейс. Там действительно лежал ворох исписанной нотной бумаги. Покопавшись, Квирренбах нащупал тайничок и достал несколько экспириенталий, «конфискованных» у Вадима. – Торговец из меня все равно никудышный. Держите, продайте за хорошую цену, Таннер. Полагаю, это покроет мои расходы.

– Вы мне настолько доверяете?

Он прищурился:

– Постарайтесь не продешевить.

Я принял у него экспириенталии и поместил в свой кейс.

Толстуха Доминика двигалась позади него по комнате, словно дирижабль, едва касаясь ногами пола. На ней была черная металлическая обвязка, при помощи которой ее непомерная туша была подвешена на мощном металлическом штативе. При каждом движении поршни и шарниры с шипением испускали пар. Складки жира надежно маскировали то место, где голова крепится к туловищу. Мадам держала пальцы чуть растопыренными, словно только что сделала маникюр. Каждый ее ноготь представлял собой подобие наперстка, и она выпускала крошечные скальпели и прочие медицинские причиндалы, как кошка когти.

– Нет, сперва он, – произнесла она, указывая на меня мизинцем, украшенным миниатюрным сверкающим гарпуном.

– Спасибо, Доминика, – ответил я. – Но вначале лучше займитесь Квирренбахом.

– А вы вернетесь?

– Да, только добуду немного денег.

Я улыбнулся и покинул палатку. За занавеской, набирая обороты, взвизгнули сверла.

Глава 14

Скупщик рассматривал мой товар через укрепленный на голове оптический прибор, который непрерывно жужжал и пощелкивал. Его безволосый скальп был простеган тонкими шрамами и напоминал вазу, разбитую, а потом кое-как склеенную. Он принимал экспириенталии пинцетом, подносил к своему окуляру и изучал, как старый энтомолог изучает экзотических бабочек. Рядом, дымя самодельной сигаретой, стоял юноша в шлеме наподобие того, что я стянул у Вадима.

– Ну, кое-что из этого барахла, возможно, подойдет, – произнес человек с оптикой. – По-вашему, тут все подлинное?

– Батальные сцены – запись воспоминаний солдата, который участвовал в этих боях. Сделано в процессе обычного сбора разведданных.

– Да? А к вам они как попали?

Не дожидаясь ответа, он достал из-под стола жестянку, перехваченную эластичной лентой, раскрыл и отсчитал несколько десятков купюр. Я еще раньше заметил, что здешние деньги весьма странного достоинства: три, четыре, тринадцать, двадцать семь.

– А вот это, черт подери, не ваше дело.

– Согласен, но это не значит, что я не имею права задать вопрос, – насупился он. – Что-нибудь еще или так и будете тратить мое время?

Я позволил скупщику осмотреть экспириенталии, взятые мною у Квирренбаха, и увидел, как скривились губы – вначале презрительно, затем брезгливо.

– Ну и?..

– Мне не нравится ваш тон.

– Если товар негодный, так и скажите, и я уйду.

– Товар как раз годный, – сказал он после вторичного осмотра. – Месяца два назад я бы его взял. Гранд-Титон популярен. Людям только подавай такие палочки.

– Так в чем проблема?

– Этого барахла на рынке уже пруд пруди, вот в чем проблема. Спрос на такие экспириенталии уже падает. Они… как бы это сказать… контрабанда не то третьего, не то четвертого поколения. Просто дешевка для простаков.

Однако он соизволил кое-что заплатить, правда на порядок меньше, чем за мои экспириенталии.

– Придержали еще что-нибудь в рукаве?

Я пожал плечами:

– Смотря за чем вы охотитесь.

– А вы пошевелите мозгами. – Продавец подал экспириенталию помощнику с юношеским пушком на лице.

Тот извлек палочку, которую просматривал, и вставил взамен мою, не поднимая лицевой пластины шлема.

– Что-нибудь черное, – продолжал торговец. – Матово-черное. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Догадываюсь.

– Тогда выкладывайте либо выметайтесь.

И тут юноша начал корчиться в кресле.

– Эй, что за чертовщина?

– Его шлем имеет достаточное разрешение для стимуляции центров наслаждения и боли? – осведомился я.

– А если да, то что?

Скупщик повернулся к своему напарнику и резким ударом сбил шлем у него с головы.

Парень обмяк и затрясся, по подбородку бежала струйка слюны, глаза остекленели.

– Тогда ему, наверное, не следовало выставлять настройки «по умолчанию», – сказал я. – Кажется, он попал на сеанс допроса по методам Северной Коалиции. Вам когда-нибудь удаляли пальцы?

Человек с оптическим прибором хихикнул:

– Ох ты, страсти какие. Для подобной дряни существует свой рынок, как и для черного товара.

Момент был подходящий, чтобы проверить экспириенталии Вадима. Я сунул ему одну из черных палочек с изображением серебряной личинки:

– Вы это имели в виду?

Торговец осмотрел мой товар вначале недоверчиво, потом с возрастающим интересом. Глаз у него был явно наметан и мог отличить подлинник от второсортной подделки.

– А вот это свежая контрабанда, а значит, товар стоящий, что бы он собой ни представлял. Эй, дурак, проверь-ка.

Он поднял помятый шлем и нахлобучил на голову парню, который только начал приходить в себя. Увидев палочку, помощник замахал руками и отпихнул хозяина, прежде чем тот вставил экспириенталию в порт.

– Сними с меня эту мерзкую личинку!

– Я просто хотел, чтобы ты поймал кайф, дубина. – Скупщик сунул палочку себе за пазуху.

– Почему вы сами не хотите ее проверить? – спросил я.

– По той же причине, мать вашу, по которой он эту дрянь даже к своему черепу не поднесет. Слишком неприятные ощущения.

– Сеанс допроса СК тоже не подарок.

– По сравнению с этим допрос – детская забава. Здесь настоящаяболь. – Он осторожно похлопал себя по нагрудному карману. – То, что здесь содержится, в десять миллионов раз неприятнее.

– Так они действуют по-разному?

– Конечно. Это рискованно, в том-то весь смак. Крыша едет всегда по-разному. Иногда просто видишь личинок, иногда сам становишься личинкой, а иногда… бывает хуже, гораздо хуже. – Он неожиданно просиял. – Впрочем, спрос на них есть, так что не мне жаловаться!

– А чего ради люди ставят над собой подобные эксперименты? – поинтересовался я.

Он с ухмылкой глянул на юношу:

– Эй, у нас тут что, час философии в креслах-качалках? Мне-то почем знать? Уж таков человек. Натура у него совершенно извращенная.

– Давайте-ка вы мне об этом расскажете поподробнее, – попросил я.

* * *

В самом центре базара над толпой возвышалась башня. Украшенная причудливой инкрустацией, она напоминала минарет, на который водрузили часы с четырьмя циферблатами. Часы показывали местное время. По двадцатишестичасовым суткам только что пробило семнадцать, из-за циферблата показались движущиеся фигурки в космических костюмах и принялись отправлять какой-то сложный псевдорелигиозный ритуал. Я сверил время по часам Вадима… по моимчасам, ибо это был дважды завоеванный трофей. Расхождений не было. Если Доминика рассчитала правильно, она все еще возится с Квирренбахом.

Герметики и основная часть аристократов уже успели покинуть рынок, но я заметил несколько человек, которые с растерянным видом бродили взад-вперед. Они выглядели так, словно только что получили уведомление о банкротстве. Возможно, лет семь назад они были сравнительно богаты. Но для того, чтобы удержаться на плаву во времена потрясений, нужны не только средства, но и связи. Не думаю, что до эпидемии в Городе Бездны кто-то был по-настоящему беден, однако у состоятельности всегда существуют градации. Несмотря на жару, эти люди ходили в плотных темных одеждах, нередко расшитых тяжелыми драгоценностями. Женщины носили перчатки и изнывали от духоты, но ни одна не сняла мягкой широкополой шляпы даже для того, чтобы обмахнуться. Некоторые прятали лицо под вуалью или чадрой. Мужчины поднимали воротник тяжелого пальто, а панамы и бесформенные береты отбрасывали густую тень. У многих на шее я увидел стеклянные шкатулочки наподобие ладанок. Я знал, что там хранятся имплантаты, – напоминание о былой роскоши. На мой взгляд, это все равно что носить с собой заспиртованного паразита, которого извлекли из твоего кишечника. Здесь были люди самых разных возрастов, но я не увидел никого, кто выглядел действительно старым. Вероятно, старики слишком одряхлели, чтобы отправиться в рискованную прогулку по базару. Помнится, Орканья что-то говорил о том, как обстоят дела с технологиями продления жизни в разных системах. Кое-кому из этих чудаков, может быть, двести или триста лет, и они все еще помнят Марко Ферриса и американо. Странные были времена… но не думаю, что кому-то довелось пережить нечто более странное, чем недавняя трансформация их города и крушение общества, где долгожительство и изобилие казались незыблемыми. Неудивительно, что многие из прохожих выглядели такими печальными. Ситуация способна улучшиться, но старые времена никогда не вернутся. Эта вселенская скорбь не может не вызвать сострадания.

Возвращаясь к палатке Доминики, я раздумывал, не последовать ли примеру Квирренбаха.

Пожалуй, стоит задать Доминике несколько вопросов. Но с равным успехом я могу обратиться к любому из ее конкурентов. Не исключено, что придется поговорить с каждым из них. С Доминикой меня связывал лишь Квирренбах. Сказать по правде, я уже начал к нему привыкать. Но рано или поздно нам придется расстаться, хочу я этого или нет. Можно сделать это прямо сейчас. Покинуть вокзал – и мы вряд ли когда-нибудь увидимся.

Я проталкивался через толпу, пока не вышел за пределы базара.

Дальняя стена наполовину развалилась, и через дыру открывался вид на нижние уровни Города, скрытые за плотной завесой грязного дождя. Его потоки непрерывно низвергались через край терминала. Поблизости в ожидании пассажиров бездельничали рикши. Некоторые из повозок – вертикальные ящики, закрепленные между двумя большими колесами, – передвигались при помощи паровых двигателей или пыхтящих моторов на метане. Другие были снабжены только педалями на манер велосипедов, а несколько повозок, похоже, были переделаны из паланкинов. Позади разместился транспорт, рассчитанный на более состоятельную публику. Пара элегантных летательных аппаратов на продольных направляющих, словно присев на корточки, сильно напоминали воланторы, весьма популярные на Окраине Неба. Рядом красовалась не менее живописная троица – конструкции, похожие на вертолеты с компактно сложенными винтами. В настоящий момент команда рабочих загружала в один из них паланкин. Поскольку он не проходил в дверь, ящик вполне бесцеремонно привели в горизонтальное положение. Интересно, что это было – похищение или просто посадка в такси?

Сейчас я вполне мог разориться на волантор, но путешествие на рикше почему-то показалось мне более предпочтительным. Как минимум, я познакомлюсь с местными достопримечательностями – небольшая прогулка без конкретной цели не помешает.

Я уже начал протискиваться сквозь толпу, решительно глядя прямо перед собой, но на полпути передумал и направился обратно, к палатке мадам Доминики.

– Господин Квирренбах уже закончил? – осведомился я у Тома.

Паренек все еще пританцовывал под музыку ситара, он явно удивился тому, что кто-то добровольно вошел в палатку.

– Господин еще не готовый – десять минут. Деньги есть?

Я понятия не имел, во сколько обойдется операция. Пожалуй, денег, полученных от реализации экспириенталий с Гранд-Титона, должно хватить. Я отсчитал долю Квирренбаха и выложил банкноты на стол.

– Недостаточно, господин. Мадам Доминика хотеть еще одна.

Я неохотно извлек из своей пачки мелкую купюру и добавил ее в долю Квирренбаха.

– И постарайтесь как следует, – предупредил я. – Господин Квирренбах мой друг. Если вздумаешь заниматься вымогательством, когда он выйдет, я вернусь.

– Мы постараться, господин.

Я проследил, как мальчуган скользнул за перегородку. Пока она была приоткрыта, успел заметить порхающую мадам Доминику и ее длинную кушетку. Операция шла полным ходом. Квирренбах, обнаженный до пояса, распростерся на кушетке, его голова была чисто выбрита и опутана сетью крошечных датчиков. Доминика шевелила пальцами, словно кукловод, – и действительно, от ее пальцев тянулись почти невидимые нити. Повинуясь ее движениям, вокруг черепа Квирренбаха плясали блестящие разнокалиберные бусинки. Ни крови, ни явных следов уколов на коже композитора я не заметил.

Похоже, я недооценил Доминику.

– Хорошо, – сказал я, когда Том вернулся. – Хочу попросить у тебя об одолжении, которое стоит этой бумажки. – Я показал ему мелкую купюру. – Только не говори, что я тебя обижаю, ведь ты не знаешь, о чем я собираюсь попросить.

– Говорить, большой дядя.

Я махнул рукой в сторону рикш:

– Эти штуки ездят по всему Городу?

– Почти по весь Мульча.

– Мульча – это район, где мы находимся?

Ответа не последовало, поэтому я просто вышел из палатки, а паренек следом за мной.

– Мне нужно попасть в другой район. Я не знаю, насколько это далеко, но не хочу, чтобы меня обманули. Уверен, что ты можешь устроить мне такую поездку. Ведь сможешь? Тем более что мне известно, где ты живешь.

– Большой дядя кататься за хороший цена, беспокойся не надо. – В его мозгах явно что-то шевельнулось. – Не ждать твой друг?

– Нет. У меня срочные дела, которые не касаются господина Квирренбаха. Мы на время расстанемся.

Я искренне надеялся, что это правда.

Большинство рикш в той или иной степени напоминали волосатых приматов неопределенной породы. Такая генетическая модификация была весьма полезна с профессиональной точки зрения: ноги у них были длиннее и сильнее, чем у обычных обезьян. Том неразборчивой скороговоркой переговаривался на каназиане с другим пареньком. Они могли быть близнецами, но собеседник Тома был короче подстрижен и, пожалуй, на год постарше. Мой помощник представил его как Хуана. Похоже, ребята были знакомы не первый день и давно сотрудничали. Хуан пожал мне руку и проводил к ближайшей повозке. Я торопливо оглянулся. Ладно, будем надеяться, что Квирренбаху пока не до меня. Совершенно неохота оправдываться, если он придет в себя достаточно быстро и Том сообщит ему, что я покинул вокзал. Некоторые пилюли невозможно подсластить. Например, когда тебя бросает человек, которого ты принимаешь за друга, хотя он всего лишь случайный попутчик.