Текст книги "Город Бездны"
Автор книги: Аластер Рейнольдс
Жанры:
Космическая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
– Я не… – прохрипел я, не в силах закончить фразу из-за нехватки воздуха в легких.
Вадим разглядывал свои ногти, делая вид, будто его одолела скука.
Поле зрения темнело по краям, но я видел Квирренбаха, который стоял со сведенными за спиной руками: какой-то тип крепко держал его. На заднем плане расплывчатыми пятнами маячили пассажиры. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания.
Он ослабил хватку, и я глотнул воздух.
– Продолжай, – милостиво произнес Вадим. – Валяй, говори, я весь внимание.
– Ты должен быть благодарен мне за то, что я не убил тебя, Вадим. Но для такого подонка слово «благодарность» – пустой звук.
Он изобразил улыбку и снова надавил мне на грудь. Похоже, я ошибался на его счет. У него был напарник – тот тип, который держал Квирренбаха. Получается, широкая сеть помощников – это не просто байка.
– Это я-то подонок? Ха-ха, кто бы говорил. Вижу, ты не побрезговал моими часами, гадкий воришка.
Вадим повозился с браслетом на моем запястье и с победной ухмылкой стащил часы. Потом поднес их поближе и сощурил глаз с таким умным видом, будто изучал работу механизма:
– Надеюсь, ты их не поцарапал…
– Забирай на здоровье. Вообще-то я тут ни при чем.
Вадим надел часы и покрутил рукой, любуясь возвращенным имуществом:
– Хорошо. Хочешь сказать еще что-нибудь?
– Ага, имеется вопросик.
Одна рука оставалась свободной, но я не пытался пустить ее в ход, и он не обращал на нее ни малейшего внимания. Я не успел вынуть ее из кармана, когда меня стащили со стула. Ну что же… может быть, у Вадима богатый опыт, но профессионализма ему не хватает. Я понял это, когда мы сцепились в кают-компании.
Теперь пора вынуть руку из кармана.
Движение было быстрым и плавным, словно атака гамадриады. Понятно, что Вадим оказался к такому совершенно не готов.
Одна из его черных палочек-экспириенталий сама легла в кулак. Получилось просто идеально. Когда моя рука пошла вверх, Вадим оказался как раз на таком расстоянии, чтобы я смог дотянуться до его физиономии. И изумленно раскрытый глаз – легкая цель, словно Вадим мне подыгрывал.
Именно туда я воткнул палочку.
Помню, я засомневался, уж очень этот глаз смахивал на искусственный. Но когда увидел, как блестящий кончик экспириенталии вошел в глазницу, то убедился: это не стекло.
Вадим грохнулся навзничь и завопил, кровь хлестала из его глаза гаснущим закатным протуберанцем. Он безумно размахивал руками, но не смел даже коснуться инородного тела, которое сидело в его глазнице.
– Черт! – проговорил его напарник.
Пока я с трудом поднимался на ноги, Квирренбах внезапно пнул его, а в следующий миг уже удирал прочь.
Мыча, Вадим повалился на наш столик. Напарник поддерживал раненого и лихорадочно нашептывал что-то на ухо – похоже, втолковывал, что пора смываться.
Мне тоже было что сказать:
– Я в курсе, Вадим, что это чертовски больно, но тебе необходимо кое-что узнать. Эту штуку я мог бы всадить тебе прямо в мозг. Для меня это пара пустяков. Но не всадил. Какой из этого вывод?
Он ухитрился поднять голову, обратив ко мне похожее на окровавленную маску лицо:
– Какой?
– А такой, что ты опять у меня в долгу.
Я осторожно снял у него с руки часы и застегнул браслет на своем запястье.
Глава 13
Возможно, среди лабиринта паровых труб в чреве Нью-Ванкувера скрывались какие-то силы охраны правопорядка. Но они делали это чрезвычайно искусно и ничем не выдавали своего присутствия. Вадим и его помощник, пошатываясь, удалились с места происшествия, так и не дождавшись вопросов. Я задержался, поскольку честь обязывала меня дать объяснения, но никто так и не появился. Стол, за которым мы с Квирренбахом лишь несколько минут назад пили кофе, выглядел весьма плачевно – а что поделать? Конечно, можно оставить чаевые для робота-уборщика, он наверняка вот-вот притащится. И заодно полюбоваться, как тупая машина будет оттирать кровь и содержимое глазного яблока с тем же безмозглым усердием, что и кофейные пятна.
Я ушел, и никто не пытался меня остановить.
Заглянув в уборную, я побрызгал на лицо ледяной водой и смыл кровь с кулака. На всякий случай я двигался подчеркнуто спокойно и неторопливо.
Однако в уборной никого не было. Дверцы длинного ряда кабинок были украшены загадочными рисунками. При желании в них можно было узнать инструкцию, объясняющую, каким образом включать слив.
Я тщательно простучал и прощупал свою грудную клетку. Похоже, удалось отделаться синяками. Теперь можно пройти в зону посадки.
Не знаю, кому пришло в голову назвать шаттл «бегемотом». Корабль по форме напоминал ската, а тем, как он «присосался» к оболочке анклава, вращаясь вместе с ним, – миногу. Вблизи эта штуковина оказалась далеко не столь гладкой и обтекаемой, как издали. Ее корпус был испещрен вмятинами и шрамами, а между ними красовались угольно-черные разводы.
С противоположных сторон на борт «бегемота» медленно проникали два потока пассажиров. Мой поток выглядел унылой тускло-серой массой, которая ползла вниз по спиральному тоннелю, будто толпа осужденных на казнь. Другой двигался чуть бодрее. За прозрачной оболочкой соединительной трубы я увидел клерков, прислуживавших им роботов, домашних любимцев невероятного размера и даже людей, чьи фигуры напоминали животных. Среди них скользили паланкины герметиков; эти высокие темные ящики напоминали метроном.
Позади меня поднялась суматоха: кто-то пытался пробиться вперед.
– Таннер! – донесся театральный шепот. – Вам тоже удалось бежать! Когда вы исчезли, я боялся, что эти головорезы вас нашли!
– Он лезет без очереди, – вяло возмутился кто-то за моей спиной. – Вы видели? Я, право же…
Еще не успев обернуться, я уже знал, кого увижу.
– Он со мной. Если вам это не нравится, давайте разбираться. А пока что заткнитесь и встаньте где стояли.
Квирренбах втиснулся в очередь следом за мной:
– Благодарю…
– Ладно. Только говорите потише и не поминайте Вадима.
– Так вы считаете, у него здесь действительно полно друзей?
– Ничего я не считаю. Просто хочу немного отдохнуть от приключений.
– Понимаю. Особенно после… – Он побледнел. – Даже думать об этом не хочу.
– Ну так и не думайте. Если повезет, это вам не понадобится.
Очередь ринулась вперед, проходя последний виток спирали, и ввалилась в шаттл. Просторный, ярко освещенный, его холл сделал бы честь фешенебельному отелю. Лестница совершала еще несколько витков вверх и выходила к небольшой площадке. Повсюду прогуливались люди с бокалами в руках, носильщики катили багаж, а контейнеры побольше перемещали лебедками. Огромные арочные иллюминаторы образовали почти непрерывный ряд, стена повторяла очертания части крыла. Кажется, нутро «бегемота» было почти полым, но с того места, где я стоял, мне было видно не более десятой доли его внутренности.
Там и сям темнели скопления кресел – в одних размещалась группа собеседников, другие окружали тонкую струйку фонтана или какой-то экзотический куст. Иногда через зал, точно шахматная ладья по доске, скользил прямоугольный силуэт паланкина.
Я направился к свободной паре кресел, развернутых к одной из оконных панелей. Хотя я порядком вымотался и не отказался бы вздремнуть, сейчас было не до того. Что, если предыдущий рейс «бегемота» отменили и Рейвич находится сейчас где-то здесь, на корабле?
– Задумались, Таннер? – произнес Квирренбах, садясь рядом со мной. – У вас такой озабоченный вид.
– Вы уверены, что отсюда самый лучший обзор?
– Очко в вашу пользу, Таннер. Но если я не сяду рядом с вами, кто расскажет мне о Небесном? – Он побарабанил пальцами по крышке кейса. – Теперь у вас масса времени, чтобы рассказать мне все остальное.
– Вы чуть не погибли, а в голове у вас все одно?
– Вы не понимаете. Я думаю сейчас… ну, скажем, о симфонии, посвященной Небесному. – Он выставил палец пистолетиком. – Нет, не симфония – месса, внушительное хоровое произведение эпического характера… Гармония строгого стиля… последовательные квинты и ложные связи… погребальная песнь потерянной невинности, гимн преступлению и подвигу Шуйлера Хаусманна.
– Не было никакого подвига, Квирренбах. Только преступление.
– Но я-то этого не знаю, раз вы не рассказали, верно?
Последовала серия толчков и вибраций – это «бегемот» отстыковался от приемного порта. В иллюминаторе я увидел стремительно удаляющуюся станцию и ощутил приступ головокружения. Прежде чем последовали еще менее приятные реакции, анклав загородил полнеба и исчез. Остался только космос. Я огляделся: люди как ни в чем не бывало прогуливались по вестибюлю.
– А без свободного падения было не обойтись?
– Только не «бегемоту», – сказал Квирренбах. – Сразу после отстыковки он летит по касательной относительно поверхности станции, словно камень из пращи. Но уже через миг корабль запускает двигатели малой тяги и создает ускорение в одно g. Затем ему необходимо чуть свернуть, чтобы избежать столкновения, проходя мимо станции. Полагаю, это единственная по-настоящему сложная часть путешествия – одна минута, когда мы действительно рискуем напитками в желудке. Но наш пилот-кашалот, кажется, знает свое дело.
– Кашалот?
– Для управления этими штуками используют генетически модифицированных китообразных. Дельфинов, китов… Система управления шаттлом напрямую связана с их нервной системой. Не беспокойтесь, они еще никого не убили. Бо́льшую часть пути полет будет плавным, как сейчас. Корабль просто погрузится в атмосферу очень мягко и медленно. Попав в любую плотную среду, «бегемот» двигается как дирижабль, только с жесткой оболочкой. По мере приближения к поверхности он накапливает такой запас плавучести, что вынужден включить двигатели малой тяги, чтобы не всплыть. Это действительно напоминает погружение.
Квирренбах щелкнул пальцами, подзывая слугу:
– Однако не помешает выпить. Что желаете, Таннер?
Я выглянул в окно: диск Йеллоустона встал вертикально, так что планета напоминала глухую желтоватую стену.
– Не знаю. А что здесь принято пить?
* * *
Горизонт Йеллоустона начал медленно выпрямляться. В это время «бегемот» перестал подстраиваться под скорость, с которой «карусель» двигалась по орбите. Полет действительно проходил гладко и без неожиданностей. Но за этим стояли точнейшие расчеты. Достигнув геостационарной орбиты, мы должны были зависнуть точно над Городом Бездны, а не на расстоянии от него.
Однако, хотя мы и находились в тысячах километрах над поверхностью, гравитация Йеллоустона уже давала о себе знать. С тем же успехом мы могли сидеть на вершине высочайшей горы, пронизывающей атмосферный слой. Медленно, с неторопливым спокойствием, которое вполне подходило к его прозвищу, «бегемот» начал спуск.
Мы с Квирренбахом молча любовались панорамой.
Йеллоустон походил на Титан из Солнечной системы как родной брат, но был потяжелее и являлся планетой, а не спутником. Хаотические ядовитые смеси азота, метана и аммиака образовали атмосферу, окрашенную всеми мыслимыми оттенками желтого: охристый, оранжевый и коричневатый тона, вплетаясь в великолепные спирали циклонов, создавали причудливые узоры, словно нарисованные тончайшей кистью. На большей части Йеллоустона царил леденящий холод. Прибавьте к этому ураганы, ливневые паводки и электрические бури. В далеком прошлом орбита, по которой планета вращается вокруг Эпсилона Эридана, изменилась после сближения с Мандариновой Мечтой – массивным газовым гигантом, который сейчас занимал место на дальней орбите. Это случилось сотни миллионов лет назад, но кора Йеллоустона все еще не отошла от тектонических потрясений, энергия все еще сочится из глубины планеты к поверхности. Бытует гипотеза, что Глаз Марко – единственный спутник Йеллоустона – прежде вращался вокруг газового гиганта, что объясняет наличие странных кратеров на одной стороне луны.
Согласитесь, Йеллоустон – неприветливое местечко. Но люди все равно обосновались здесь. Я попытался представить себе эту планету в расцвете Бель-Эпок. Спускаясь в атмосферу Йеллоустона, ты знаешь, что под слоями золотистых облаков лежат города, прекрасные как мечта, и самый величественный из них – Город Бездны. Более двухсот лет сияющей славы… До последних дней невозможно было предположить, что ей не дано продлиться еще столько же. Ни декадентского увядания, ни героического перенапряжения. Но затем пришла эпидемия, и желтый стал цветом болезни, приобрел оттенки блевотины, желчи и гноя. Под желтушным покровом атмосферы скрывались недужные города, язвами рассыпанные по поверхности планеты.
Я пригубил коктейль, заказанный для меня Квирренбахом. Славный был мирок. Увы, именно «был».
Сказать, что «бегемот» врезался в атмосферу, было бы ошибкой. Он погрузился в нее, опускаясь так медленно, что корпус почти не испытывал трения. Небо над нами перестало быть непроглядно-черным и начало приобретать слабые оттенки пурпура, а затем охры. Наш вес то и дело колебался – видимо, «бегемот» попадал в зоны давления, которые не мог проскочить быстро, – но не более чем на десять-пятнадцать процентов.
– Она все еще прекрасна. Вам не кажется?
Мой спутник был прав. Иногда случайный шквал или перемена в химическом составе нижних слоев атмосферы делали прореху в желтом облачном покрове, и тогда перед нами открывалась восхитительная картина. Блестящие зеркала озер замерзшего аммиака, психоделические обнажения горных пород, с выветрелыми донельзя останцами-шпилями и арками высотой в милю – этакие полузарытые кости исполинских животных. И колонии одноклеточных – их лиловые и изумрудные пленки покрывали землю огромными глянцевыми пятнами и пронизывали, словно жилами, геологические пласты. Эти организмы существовали еще в ледниковый период, и то, что они уцелели до сих пор, не укладывалось в голове. Повсюду виднелись купола маленьких аванпостов, но нигде ничего похожего на города. Сейчас на Йеллоустоне осталась лишь горстка поселений величиной с десятую часть Города Бездны – и ни одного равного ему. Даже второй по величине город, Феррисвиль, по сравнению с ним просто захолустная дыра.
– Гостеприимное местечко, – произнес я насмешливо.
– Да… пожалуй, вы правы, – отозвался Квирренбах. – Вот поднакоплю впечатлений, заработаю денег – сразу уберусь отсюда.
– А чем вы собираетесь зарабатывать?
– Для композитора это не проблема. Нужно лишь найти богача, который не прочь спонсировать создание шедевра. Богачам кажется, что таким образом они приобщаются к бессмертию.
– А если ваш спонсор уже бессмертен… или послесмертен – как там они себя называют?
– Даже послесмертный не может быть уверен, что однажды не умрет окончательно. Так что желание оставить след в истории этой публике не чуждо. Вдобавок в Городе Бездны много людей, которые были послесмертными, но сейчас столкнулись с неминуемой перспективой смерти.
– У меня сердце кровью обливается.
– Ну что ж… скажем просто, что смерть для многих снова стала реальной проблемой, чего не было несколько веков.
– Но вдруг среди этих людей не найдется богатых покровителей?
– Ах, что вы. Видели эти паланкины? Обеспеченных людей в Городе Бездны всегда хватало, хотя экономической инфраструктуры здесь как таковой нет. Богатство и влияние существовали и будут существовать всегда и везде. Готов держать пари, что кое-кто сильно поднялся за последнее время. Самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.
– Обычное дело во время катастроф, – заметил я.
– Что?
– Они способствуют расслоению. Все… мм… самое неприятное обязательно всплывает на поверхность.
По мере дальнейшего спуска я обдумывал легенды и маскировку. Впрочем, особо голову не ломал. Я стараюсь обеспечить себе оружие и тылы, в остальном же предпочитаю действовать по обстановке, а не готовить ходы заранее. Но как быть с Рейвичем? Он не мог знать об эпидемии плавящей чумы. Что бы он ни задумал, ему придется менять планы. Правда, между нами было одно важное отличие: Рейвич аристократ – значит у него должна быть целая сеть связей, которая распространяется на добрую половину освоенного космоса и основана на узах родства, уходящих в глубь веков. Вполне возможно, что у Рейвича есть знакомые среди элиты Города Бездны.
Даже если он не успел связаться с ними до прибытия, эти знакомые ему очень пригодятся. Но если он сумел предупредить их еще по пути, ему просто повезло. Субсветовик движется почти со скоростью света, но в начале рейса ему нужно набирать скорость, а в конце – тормозить. Допустим, перед стартом с Окраины Неба «Орвието» отправил радиосообщение. Оно достигнет Йеллоустона за год, а то и за два, до появления самого корабля, и у сообщников Рейвича будет масса времени, чтобы подготовить ему встречу.
А может, у него нет никаких сообщников. Или они не получили послание. Возможно, оно затерялось, когда коммуникационная сеть планетной системы превратилась в скомканный лабиринт, и теперь обречено до скончания Галактики метаться между неисправными узлами. Наконец, у Рейвича могло не быть времени на отправку послания. Или это вообще не пришло ему в голову.
Хорошо бы принять одну из версий и на этом успокоиться. Но я никогда не полагаюсь на везение – так проще.
Я снова поглядел в окно. Облака разошлись, и я впервые увидел Город Бездны. Рейвич – он где-то там, внизу… ждет, потому что знает. Город показался мне необъятным, и миссия, которую я взвалил на свои плечи, вдруг отяжелела стократ.
Откажись от нее прямо сейчас. Цель недостижима, тебе никогда не найти Рейвича.
Но я вспомнил Гитту.
Город гнездился внутри кратера, края которого образовали широкую зазубренную стену – почти шестьдесят километров в поперечнике, а сама стена достигала двух километров в самой высокой точке. Первопроходцы, прибыв сюда, искали убежище от ураганов Йеллоустона. Они селились в кратерах и возводили хрупкие, заполненные воздухом постройки, которые на открытом месте простояли бы минут пять, не больше. А может быть, их чем-то привлекала сама Бездна – глубокое, с вертикальными стенами туманное ущелье точно по центру кратера.
Бездна постоянно отрыгивала теплым газом. Здесь был один из очагов тектонической энергии, пробудившейся в коре при сближении планеты с газовым гигантом. Этот газ оставался непригодным для дыхания, но содержал значительно больше свободного кислорода, водяных паров и прочих примесей, чем любой из подобных «фонтанов» на поверхности Йеллоустона. Разумеется, необходимо было обрабатывать газовую смесь, прежде чем дышать ею. Но здесь это оказалось гораздо проще, чем где-либо еще, и вдобавок горячий пар годился для огромных турбин – они полностью обеспечивали энергией развивающуюся колонию. Город расстелился по кратеру, обступая Бездну и даже чуть спускаясь в нее. Здания, облепленные лифтами и галереями, чудом удерживались на выступах в сотнях метрах ниже кромки провала.
Впрочем, бо́льшая часть Города лежала под огромным тороидальным куполом, опоясавшим Бездну. Квирренбах сказал мне, что местное население называет его Москитной Сеткой. Строго говоря, это были восемнадцать отдельных куполов, но они давно слились в единое целое, так что трудно было сказать, где начинался один и кончался другой. Поверхность купола не очищали уже семь лет. За это время она покрылась слоем коричнево-желтой грязи и стала почти непрозрачной. Правда, в некоторых местах купол не успел зарасти до такой степени, чтобы находящийся под ним Город было невозможно рассмотреть.
Сейчас, с борта шаттла, я поначалу не заметил ничего особенного. Обычный урбанистический пейзаж – фантасмагорическое нагромождение гигантских построек, втиснутых в гниющее лоно Города, словно в нутро наимудренейшей футуристической машины. Но в этих конструкциях было что-то неправильное, что-то болезненное даже – столь чудовищно искаженные формы не привиделись бы и безумному архитектору в наркотическом угаре. Над землей они многократно разветвлялись, точно бронхи, и сливались в единую массу. Не считая россыпи огней на верхних и нижних ярусах, здания были темны и казались безжизненными.
– Теперь вы видите, что они не шутили, – сказал я.
– Что?
– Они не шутили. Это был не розыгрыш.
– Конечно, – согласился Квирренбах. – Конечно не розыгрыш. Я тоже сделал глупость. Я видел собственными глазами, во что превратился Блистающий… Ржавый Пояс, и даже после всего этого тешил себя надеждой, что Город остался прежним. Как сокровище, которое скупец прячет от любопытных.
– Но Город никуда не делся. Там по-прежнему живут люди, существует какое-то общество.
– Но не совсем то, чего мы ожидали.
Мы пронеслись над самым куполом. Он действительно напоминал кое-как натянутую сетку из металла и строительного алмаза. Эта сеть тянулась на многие мили, насколько хватало глаз, и терялась в коричневой атмосферной мути. Бригады крошечных ремонтников в скафандрах копошились на куполе, словно муравьи. Их работу отмечали прерывистые вспышки сварочных аппаратов. То здесь, то там из щелей в куполе вырывались клубы серого пара, который тотчас замерзал в атмосфере Йеллоустона, высоко над термальной ловушкой кратера. Кое-где сеть почти лежала на крышах зданий, которые тянули к ней свои подагрические пальцы. Между их болезненно распухшими, искривленными фалангами чернели перепонки, очень похожие на полусгнившие перчатки. На кончиках этих пальцев поблескивали огни, светящиеся волокна переплетались с густой паутиной мостов, соединяющих здания. Теперь, когда мы приблизились, я заметил необычную ажурность конструкции – здания окутывал клубок тонких темных волокон, словно неистовые пауки пытались соорудить вокруг них паутину. Но в итоге получилась клочковатая масса висящих нитей, и в этой массе по пьяным траекториям сновали огни.
Я вспомнил послание к иммигрантам, с которым ознакомился на борту «Стрельникова», и понял, что имелось в виду. Здания трансформировались на глазах настолько быстро, что убивали находившихся внутри людей куда более грубо и эффективно, чем собственно эпидемия. Согласно проекту здания могли восстанавливать сами себя или изменяться, подчиняясь командам из демархистской сети. Достаточно определенному количеству людей пожелать, и дом послушно принимал новую форму. Однако изменения под воздействием чумы происходили внезапно и бесконтрольно, как сейсмические подвижки. Никому и в голову не могло прийти, что этот проект таит такую опасность. Город обладал поистине утопической пластичностью, что позволяло время от времени придавать ему новый вид, растапливать и снова замораживать, словно ледяную скульптуру. Никто не сообщил этому городу-протею, что в нем живут люди, что они могут быть раздавлены, когда здания начнут менять форму. Многие мертвецы до сих пор лежат в чудовищных постройках, заполонивших Город Бездны.
Вскоре он проплыл под нами и исчез за иззубренной кромкой стены кратера. Я заметил в ней тесную выемку, а через миг «бегемот» грациозно скользнул туда.
На берегу светло-коричневого озера я увидел россыпь бронированных построек. Приближаясь к нему, корабль пошел на снижение. Теперь был отчетливо слышен вой двигателя малой тяги, который не давал шаттлу взмыть в небо.
– Пора на выход. – Квирренбах поднялся с кресла и кивнул в сторону потока людей в вестибюле.
– Куда они все идут?
– К посадочным капсулам.
Я последовал за ним через вестибюль, туда, где по одной из многочисленных спиральных лестниц можно было спуститься на нижнюю палубу. На посадочной площадке уже выстроилась очередь. Люди проходили через стеклянные шлюзы и садились в каплевидные капсулы, которые цепочкой ползли по направляющим. Заполненные капсулы соскальзывали на короткий пандус, торчащий из брюха «бегемота», и, пролетев по воздуху остаток дистанции – две-три сотни метров, – шумно падали в озеро.
– Хотите сказать, что эта штуковина, по сути, не приземляется?
– Ну конечно же нет, – улыбнулся Квирренбах. – Это же рискованно, тем более в нынешнее время.
* * *
Наша капсула выскользнула из-под брюха «бегемота». Кроме нас с Квирренбахом, в ней были еще двое пассажиров. Они с жаром спорили о местной знаменитости по фамилии Воронофф, но говорили на норте с таким сильным акцентом, что я понимал лишь одно слово из трех. Все остальное их совершенно не волновало, даже когда мы погрузились в озеро с явным риском не всплыть на поверхность. Но все обошлось. Сквозь стеклянную оболочку я увидел, как справа и слева из воды выскакивают остальные капсулы.
Через озеро уже шагала пара машин, готовых подобрать нас. Это были высоченные скелетообразные треноги, передвигающиеся при помощи целой системы поршней. По одной вылавливая плавающие капсулы приспособлениями, похожими на краны, они укладывали добычу в сетку, которая болталась под брюхом треноги. Операторы в герметичных кабинах лихорадочно работали рычагами.
Затем треноги выбирались на берег и разгружали свои кошелки над лентой конвейера – она ползла к одному из зданий, которые я заметил на подлете.
Там нас доставили в герметичную приемную камеру, где капсулы были сняты с конвейера. Группа рабочих со скучающим видом вскрывали оболочки, а пустые капсулы направляли к посадочной площадке наподобие той, где пассажиры на борту «бегемота» ожидали отправки. Думаю, треножники снова отнесут эти капсулы на середину озера и поднимут повыше, чтобы «бегемот» смог их подхватить.
Мы с Квирренбахом выбрались наружу и присоединились к толпе пассажиров, которая устремилась из приемной камеры через лабиринт холодных, тускло освещенных тоннелей. Воздух был затхлым, словно каждым его глотком до тебя уже успели подышать несколько человек. Но дышать им было можно, а сила тяжести была не намного выше, чем на станциях Ржавого Пояса.
– Не знаю, чего именно я ожидал, но уж точно не столь ненавязчивого сервиса, – сказал я. – Ни пояснительных надписей, ни охранников – куда податься бедному гостю? Где тут хотя бы сектор иммиграционного и таможенного контроля?
– Об этом можете не беспокоиться, – сказал Квирренбах. – Таможню мы только что прошли.
Тут я вспомнил об алмазном пистолете, который отдал Амелии, будучи уверен, что пронести его в Город Бездны нереально.
– Это была таможня?
– Подумайте немного – и поймете, что Город Бездны трудно чем-то удивить. Нет смысла проверять вас на наличие оружия – здесь его столько, что лишняя единица ничего не изменит. Скорее, вам предложат обмен с доплатой за новинку. И нет смысла проверять вас на предмет болезней. Слишком сложная процедура, и вам легче подцепить инфекцию здесь, чем протащить ее в Город. Наоборот, пара милых инопланетных бактерий может принести нам реальную пользу.
– Нам?
– Им. Извините, оговорился.
Мы прошли в залитый светом холл с широкими окнами, выходящими на озеро. «Бегемот» принимал капсулы. «Спинной плавник» космического ската по-прежнему был подсвечен: двигатели малой тяги поддерживали шаттл в положении устойчивого равновесия. Прежде чем вернуться в лоно «бегемота», каждая капсула стерилизовалась, проходя сквозь кольцо лилового пламени. Быть может, Городу было все равно, что в него поступает, но остальную Вселенную этот вопрос все еще беспокоил.
– Полагаю, вы уже знаете, как попасть в Город?
– По сути, только одним способом: «зефир» до Города Бездны.
Не спеша спускаясь по тоннелю-переходу, мы вынуждены были протиснуться мимо паланкина. Вертикальный ящик был украшен черным рельефным узором, изображающим какие-то сцены из славного прошлого Города Бездны. Когда мы обогнали этот медленно ползущий гроб, я рискнул обернуться и встретился взглядом с герметиком. За толстым зеленоватым стеклом маячило бледное пятно, не слишком похожее на человеческую физиономию. У меня мороз пробежал по коже.
Тут же роботы-слуги довольно примитивного вида разносили багаж. Это были не элегантные разумные машины, а неуклюжие механизмы с интеллектом вроде собачьего, которые то и дело ошибались. Похоже, по-настоящему разумные роботы остались только в орбитальных анклавах. Но здесь ценили даже этих тупиц: они напоминали о прежних временах.
И наконец, тут были аристократы – эти не прятались в паланкины, точно святые мощи в раку. Думаю, ни у кого из них не было сколько-нибудь сложных имплантатов, которые могли пострадать от спор чумы. Но и аристократы явно чувствовали себя не в своей тарелке и перемещались группами в окружении роботов-слуг.
Тоннель стал шире и влился в подземную пещеру, тускло освещенную сотнями мигающих ламп на подставках наподобие канделябров. Ровный поток теплого воздуха нес с собой вонь машинного масла.
В пещере нас поджидало нечто огромное и звероподобное.
Машина двигалась на четырех парах рельсов: один путь внизу, другой наверху и еще два по бокам. Рельсы эти поддерживались скелетной конструкцией из скоб и растяжек, а в обоих концах пещеры, где пути исчезали в круглых тоннелях, они крепились прямо к стенам. Помнится, поезда на «Сантьяго» были снабжены подобными комплектами рельсов, которые, впрочем, там служили просто направляющими для индукционных полей.
Здесь было по-другому.
Собственно поезд был построен с четырехсторонней симметрией. В центре торчал цилиндрический сердечник, закругленный на конце, где сиял прожектор, похожий на глаз циклопа. Из сердечника торчали четыре ряда двойных железных колес невероятного размера, каждое имело по двенадцать осей и сцеплялось с одной из пар рельсовой дороги. Три пары огромных цилиндров распределялись вдоль каждого комплекта из двенадцати основных колес, и каждый цилиндр скреплялся с четырьмя комплектами колес поразительной конструкции из блестящих поршней и жирных от смазки коленчатых рычагов с человеческое бедро толщиной. Вся эта конструкция была опутана трубопроводами, точно клубком змей, что лишало ее последних намеков на элегантность. Картину дополняли несколько выхлопных труб, размещенных, по-видимому, произвольно; они дружно изрыгали в потолок пещеры клубы пара. Машина шипела, подобно дракону, терпение которого роковым образом истощалось. Она казалась живой. И опасной.
Позади тянулась цепочка пассажирских вагонов, сконструированных с той же четырехсторонней симметрией и состыкованных с теми же рельсами.
– Это и есть…
– «Зефир» собственной персоной, – сказал Квирренбах. – Сущая бестия, верно?
– Неужели эта штуковина действительно куда-то едет?
– А что еще, по-вашему, она делает?
Должно быть, я посмотрел на Квирренбаха очень красноречиво, и он продолжал:
– Говорят, раньше между Городом Бездны и внешними колониями ходили магнитолевитационные поезда. Для них были сооружены вакуумные тоннели. Но поезда, должно быть, вышли из строя после эпидемии.
– И здешние жители не нашли ничего лучшего, чем заменить их вот этим?
– А у них был выбор? В наше время торопиться стало некуда. Теперь никого не беспокоит, что поезд не может нестись со сверхзвуковой скоростью. Двести километров в час – этого более чем достаточно, даже для поездки в другие поселения.