Текст книги "Королева воинов"

Автор книги: Алан Голд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Каморра и Таска в страхе смотрели на мать. Никогда еще они не видели ее в таком гневе. Ее глаза сверкали безумием, которого они не могли объяснить, а уста извергали слова, которых они не могли разобрать. Девушки оплакивали смерть отца в объятиях друг друга и вдруг были вызваны к матери, а та говорила о воле покойного отца с ненавистью и проклятиями.

– Так ты теперь не королева? – прошептала Каморра.

– Нет, дитя! Ты и твоя сестра – вы теперь правите землями иценов вместе с императором Нероном. Ваш отец захотел, чтобы все его люди страдали, потому что перед смертью он потерял остатки разума! И у него даже не хватило храбрости сказать мне о том, что он собирается сделать. Годами, дети, я любила человека, которого не знала. Годами ваш отец готовился продать своих людей в рабство императору Рима, и все это – за моей спиной! Теперь я должна кланяться вам и называть вас королевами.

Девушки молчали, слишком испуганные, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Боудика ходила по комнате, словно зверь по клетке, швыряя вещи на пол, хватаясь за голову, словно безумная, садилась и снова вскакивала. Такой они увидели мать впервые, и Таска горько заплакала.

Глубоко вздохнув, Боудика поняла вдруг, что напугала своего ребенка, и с огромным усилием взяла себя в руки. Она хотела успокоить Таску, но тут выступила вперед Каморра:

– Четыре дня назад отец дал мне письмо. Он велел не вскрывать его, пока не уедут римляне, и прочесть, когда ты прочтешь завещание. Я принесу его. Он взял с меня слово. – Она вдруг заплакала. – Прости меня, мама.

Вся в слезах, девушка бросилась в свою комнату и, быстро вернувшись, отдала письмо матери. Боудика сорвала печать и снова с дурным предчувствием увидела знакомый почерк мужа.

Моей любимой семье.

Я, Прасутаг, ваш муж и отец, пишу это письмо, пока еще хожу по земле. Но вы прочтете его, когда мое тело остынет, а дух улетит к звездам, чтобы найти покой рядом с богами.

Когда вы будете читать письмо, то уже будете знать условия и наказы моего завещания, которое я оставил у римлян в Камулодуне.

Боудика, поскольку я знаю женщину, на которой был женат много лет, которую я любил и почитал как жену и мать, то я догадываюсь, как будешь ты проклинать мое имя и желать, чтобы боги подвергли меня вечным пыткам, вернув на землю в виде жабы или червя. Но, Боудика, я молю тебя поверить, что все, что я сделал, обеспечит защиту тебе и нашим дочерям. Я люблю тебя, Боудика, люблю больше, чем кого-либо, кроме, конечно, наших прекрасных дочерей.

Ты удивляешься, почему я лишил тебя власти и передал ее нашим дочерям и безумному императору за морем?

Потому что, не сделай я этого, прокуратор Британии забрал бы все, что мы имеем, для того же императора, оставив вас, нищих, взывать к зверям в лесах и птицам в небе.

Назвав Нерона регентом земель иценов, я надеюсь и молюсь о том, чтобы это помогло моей семье не потерять все уже в день моей смерти. Я слишком хорошо знаю, что сделали римские прокураторы в других частях Римской империи – в Галлии, Лузитании и Иудее, – и я должен не допустить, чтобы то же самое случилось в Британии. Зная это, жена, я и сделал императора соправителем, и он возьмет только половину всего, а не все, и вы не останетесь без средств к существованию.

На эти решения ты ответишь проклятиями и яростью, бедная моя Боудика. Но мое бездействие привело бы к твоим страданиям и гибели. Я умоляю тебя простить твоего любящего мужа и принять эту его последнюю волю.

С помощью духов, что нас охраняют, и богов, которые любят нас, мы встретимся снова на небесах…

Прасутаг

Оцепеневшая Боудика покачала головой, снова не веря прочитанному. Она взглянула на дочерей. Те смотрели на нее в ожидании. А потом они и вовсе не смогли говорить, потому что их мать громко зарыдала. Впервые после смерти их отца.

Дециан Цат, императорский прокуратор в Британии, с презрением смотрел на виллу короля бриттов. Марк Вителлий, ветеран легиона, который жил в Камулодуне и иногда посещал Лондиний, человек высокомерный, говорил ему, что Боудика с мужем жили в хорошем доме. Но с вершины холма, на котором он сидел, отдыхая, со своими пятьюдесятью сборщиками налогов и сотней солдат, Дециан смотрел на дом и окружавшее его поселение и видел какой-то сарай, даже не обнесенный серьезными стенами. В Риме подобное строение принадлежало бы небольшому чиновнику или разорившемуся потомку знатного рода. Это был просто большой дом в окраинной части Римской империи. Но здесь были деньги, и именно поэтому здесь был он сам.

Направив лошадь вниз с холма, он вспомнил свою собственную виллу в Риме, великолепное сооружение с колоннами в греческом стиле, которые высились вдоль дорожки, ведущей к дому, с комнатами для обедов, отдыха, купания, игр, сна и многого другого. В сравнении с нею его дом в Лондиниуме даже не стоил упоминания. Он был удобен и, конечно, больше и внушительнее, чем все остальные здания в городе, особенно теперь, когда были убраны лачуги, которые его окружали. Но рядом с его жилищем в Риме резиденция в Лондинии выглядела бы ненамного лучше, чем все эти домишки бриттов.

Однако важным было положение Дециана в иерархии правителей Британии, а не дом, в котором он жил. Ему повезло стать прокуратором этой провинции. Десятую часть всех ценностей, которые он забирал у местных жителей, Дециан присваивал себе. Из каждого миллиона сестерциев придерживал примерно двести тысяч, хотя кое-что приходилось делить и со сборщиками налогов. Время от времени умирал кто-то из знатных бриттов, и тогда прокуратор являлся и забирал все в доме, отчуждал земли и собственность, вывозил все припасы и именем императора отправлял в Рим, но некоторую часть всегда оставлял себе. Досадно бывало, когда бритт умирал, а его родственники сновали вокруг, словно белки, скрывая ценности. К тому времени, как приезжал он сам или его люди, часто уже невозможно было найти самое ценное из собственности, и во владениях умершего сборщики дани порой исчезали навсегда, и только изредка их обезглавленные тела всплывали в реке.

Но на этот раз все будет по-другому. Прасутаг умер, и его пасынок Кассий сразу поспешил в Лондиний, чтобы сообщить прокуратору обо всех укромных местах, куда Боудика могла спрятать семейные сокровища. Скоро все драгоценности и вся собственность короля иценов будут принадлежать империи. Выехав из Лондиния, Дециан думал о немалых сокровищах, которые могли находиться в доме Прасутага. Золотые и серебряные блюда, бронзовые статуи и украшения – они принесут большие деньги, когда будут проданы в Риме, а еще шахты, скот… Дециана прямо распирало от воображения тех богатств, которые он скоро заберет для императора. А сколько осядет в его карманах! Он знал, где именно хранятся настоящие ценности короля.

Однако теперь, глядя на маленький поселок, он засомневался. Все выглядело бедным и непритязательным. Единственное, что привлекало внимание, – вилла, построенная в римском стиле и словно притворившаяся кусочком империи. Но и она была мала даже для того, чтобы считаться крылом усадьбы состоятельного человека. Дворец короля! Где колоннады? Где портики?

Пустив коня в галоп и приказав своим людям не отставать, Дециан подъехал к селению и увидел, что ошибся, посчитав его совершенно незащищенным. Вблизи он понял, что бритты защитились земляным валом и глубокими рвами; на гребне вала он заметил деревянный частокол, но тот был почти не виден издали, и противник мог разглядеть его лишь тогда, когда приближался вплотную к воротам. Теперь, днем, ворота были широко открыты, и Дециан, проехав внутрь, направился прямиком на виллу.

Здесь его встретила высокая рыжеволосая женщина. Ее взгляд горел гневом. Во избежание сложностей Дециан о своем приезде заранее не сообщил, и потому женщина, должно быть бывшая королева, вышла одна.

– Дециан Цат, прокуратор Британии, – назвался римлянин. – Я пришел от имени Сената и народа Рима. Меня прислал самый славный правитель в мире, император Нерон, чтобы перевести ваши земли и дом в собственность Рима. Как вдова бывшего короля иценов, вы обязаны отдать императору все, чем обладаете. Это включает ваш дом, земли, слуг и рабов, мебель и другое имущество и все, что на земле и под ней. Далее, вы сдадите всех своих животных и припасы… В обмен император милостиво оставит вам десятую часть того, чем вы обладали, чтобы вы могли жить в удобстве и достатке. Да здравствует император Рима!

Он воззрился на Боудику, и та ответила ему яростным взглядом.

Почти одними губами, так что ему приходилось напрягаться, чтобы услышать ее, она сказала:

– Мой муж Прасутаг оставил завещание у римлян в Камулодуне, в нем он написал, что…

Дециан фыркнул:

– Что там написал твой муж, не интересует ни меня, ни императора. Как подданная империи ты, женщина, обязана выполнять приказы и следовать договорам. А теперь отойди, чтобы прокуратор Британии мог войти.

Она не сдвинулась с места. Прокуратор проделывал такое уже много раз, и все вдовы отвечали плачем, проклятиями или криками. Но эта женщина просто стояла, словно оглохла или ослепла.

– Ты не слышала, что я сказал, женщина? Я приказал тебе отойти именем императора, – скомандовал он, повышая голос.

– Слышала, – тихо произнесла Боудика.

– Убирайся отсюда, чтобы мои люди могли войти! Повозки уже в пути, имущество будет взято. Отойди, или я прикажу своим людям выгнать тебя силой.

Он повернулся к сборщикам:

– В амбаре вы найдете золото и серебро, спрятанные под соломой. Идите и возьмите!

Те слезли с коней, и Боудика в ужасе наблюдала, как они направились к амбару.

– Кассий?! – прошипела она, повернувшись к Дециану.

– Ты отойдешь, женщина? Или я прикажу связать тебя и бросить в реку! Я – прокуратор Британии.

Она все еще стояла на месте. Разъяренный тем, что его приказ не был выполнен немедленно, Дециан Цат соскочил с коня. Он был на голову ниже Боудики, но не боялся, потому что за спиной стояла сотня вооруженных солдат.

– Отойди, женщина! – приказал он.

Но она по-прежнему преграждала ему дорогу.

– Именем императора Рима! – завопил он. – Я, прокуратор, приказываю тебе уйти!

Боудика издала низкое рычание и вдруг выхватила из-за спины громадный меч. Оружие, сверкнув на солнце так, что трудно было уследить за его движением, замерло прямо над головой прокуратора. Дециан вскрикнул. Боудика держала над ним бронзовый меч, явно намереваясь разрубить римлянина от головы до пят. Солдаты выхватили свои мечи, но прекрасно понимали, что сделать ничего не успеют, потому что их начальник будет мертв намного раньше.

Воздетый меч Боудики угрожал прокуратору кровавым и бесславным концом. В глазах ее светилась смерть, а лицо дышало яростью и решимостью. Ничто, кроме ее воли, не отделяло Дециана от мгновенной смерти. Слишком перепуганный, чтобы говорить, он лишь открывал в страхе рот и смотрел, как она цедила слова.

– А теперь ты слушай меня, коротышка! Я, Боудика, королева иценов, скажу тебе так. Никто не может безнаказанно взять то, что принадлежит мне. Сегодня ты пришел, как грабитель, с армией. Завтра Боудика придет со своим войском и вернет то, что ты украл. Сегодня правит Рим. Завтра он будет истекать кровью за то, что сделал мне и моей семье. Римские мужчины, женщины и дети будут вопить на форуме и оплакивать зло, которое ты причинил во имя императора тем, кого покорил Рим. Пойми меня, римлянин! Каждый, кто войдет в этот дом, запятнает его честь и оскорбит дух, – заплатит за это жизнью. Каждый будет убит вот этим мечом. Каждый умрет медленной и мучительной смертью, и его кровь напоит землю бриттов, а сам он, умирая, вспомнит имя Боудики. Каждый оставит вдову и плачущих детей – за оскорбление, которые вы нанесли Боудике сегодня. И первым будет Кассий. Я все сказала!

С этими словами Боудика опустила меч и ушла в дом. Теперь она могла собрать своих детей и покинуть это место. Дециан Цат без чувств рухнул на землю.

60 год н. э. Остров Англси (Мона)

К тому времени, как армия подошла к проливу, отделявшему большую землю от острова Мона, он уже обдумал положение дел и выработал лучший план нападения.

Светоний позволил своему войску отдыхать. В конце концов, они шли очень неплохо. По пути к острову через всю Западную Британию они вступили в четыре сражения с мятежниками. Но затем бритты изменили тактику. Когда армия шла через земли силуров и ордовиков, ее беспокоили лишь отдельные вылазки, но каждая приводила к потерям и падению духа солдат. Светоний посылал за мятежниками погоню, однако всякий раз солдаты возвращались ни с чем, потому что беглецы словно растворялись среди холмов и пещер.

Светоний понятия не имел, сколько мятежников ему удалось уничтожить и сколько собственных солдат он еще потеряет. Его людей продолжали находить убитыми и обезглавленными самыми жуткими способами. Светоний даже решил подражать действиям бунтовщиков, и, когда кого-нибудь из них удавалось-таки схватить, голову бритта насаживали на кол и ставили на вершине холма, дабы устрашить остальных мятежников. В конце концов, Светоний знал, что со смертью каждого бритта тех, кто сопротивлялся бы ему, оставалось меньше, так что потери его собственных воинов не были напрасными.

Теперь армия встала лагерем на поросших травой холмах над морем напротив острова друидов. Солдаты устали, но были настроены решительно, тем более что их путь был почти завершен. Назад, по слухам, они должны были не идти пешком, а отправиться вдоль берега на присланных судах и высадиться потом на землях племен, которые были дружественны Римской империи.

Они вышли к морю на месяц раньше, чем рассчитывал Светоний. С тех пор как он объявил о денежном вознаграждении, многие заработали трехмесячное жалованье только на том, что первыми достигали лагеря. Эти деньги они могли теперь либо послать своим семьям, либо спустить в городе на шлюх и выпивку.

Сидя на лошади, Светоний разглядывал остров Мона. Пролив был всего лишь в четверть мили шириной, и по цвету воды в некоторых его местах он понял, что и человек вполне мог перейти его вброд, вода не дошла бы ему даже до шеи.

На противоположном берегу виднелись сотни мужчин и женщин. Некоторые из них были выше других, а их волосы собраны на темени в хвосты. Без всякого сомнения, то были друиды, которые поднимались обычно на вершины холмов и выкрикивали проклятия, воодушевляя мятежников. Другие могли быть укрывшимися на острове крестьянами. Многие были полуобнажены, а их кожа раскрашена вайдой, чтобы ужасать врага. Но Светоний знал, что человек, раскрашенный голубой краской, остается обычным человеком.

Светоний позволил своим людям несколько дней точить мечи и копья, чинить снаряжение и доспехи и отдыхать перед переправой и битвой. Опасаясь, что пролив мог все же оказаться слишком глубоким, он приказал построить из стволов деревьев, срубленных на берегу, сотню плоскодонок. Примитивные и грубые, они перевезут всех пеших солдат.

Светоний по собственному опыту знал, насколько трудно солдатам после переправы через реку или озеро бросаться в битву, когда кожаные доспехи мокры и тяжелы. Он, как Юлий Цезарь, собирался теперь перейти свой Рубикон, и его люди не должны были нести лишний вес к тому времени, когда окажутся на другой стороне. Посмотрев туда, он видел, что бритты тоже активно готовились к встрече с римлянами по всему берегу.

Настало утро, когда последняя из лодок была готова к переправе. Строители работали день и ночь, и вот сто плоскодонок выстроились у берега. Не без опасения главный строитель сказал, что эти лодки не так надежны, как обычные суда, построенные по всем правилам, но Светоний уверил его, что самое большее, что грозит воинам на перевернувшейся лодке, – это схватить простуду, но уж никак не утонуть.

Командиры построили солдат сначала в шеренги, потом в центурии, всадников послали вперед, потому что они передвигались в воде медленнее. Затем Светоний отдал приказ пехоте погрузиться вместе со всем снаряжением в лодки и плыть через пролив к острову. Море было спокойным, словно озеро в горах, солнце мягко светило, поднимаясь над горами за спиной, а в воздухе звучали только крики птиц, взлетавших из травы на склонах прибрежных холмов.

Когда последняя из лодок отошла от берега и основная часть переправлявшейся армии была уже почти на середине пути, тишину разорвал громкий бой барабанов. Испуганные лошади начали ржать и уже не слушались своих седоков.

– Что это? – спросил один из солдат на лодке Светония.

– Это барабаны друидов, – ответил другой, дольше остальных служивший в Британии. – Я слышал их раньше. Когда они вырезают сердца людям, они делают так, чтобы сообщить своим богам, что собираются принести человеческие жертвы.

Светоний почувствовал внезапный страх своих людей. Он взглянул на берег. Вдруг, будто бы из воздуха, на нем появились тысячи бриттов. У некоторых были мечи и копья, но большинство были безоружны, многие были совсем голыми, и мужчины, и женщины – все раскрашены синим. Зрелище было ужасным, словно видение из самых глубин мира теней. Среди воинов мелькали сотни жрецов-друидов. «О Юпитер, – подумал он, – все колдуны собрались здесь!»

Все разговоры в его лодке и на других сразу оборвались, как только римляне с ужасом увидели эту огромную армию, которая словно бы ниоткуда появилась на берегу. Но больше всего ужасали друиды и жуткий грохот их барабанов.

Друиды подступили ближе к воде и вдруг запели устрашающую песню. Поднимая сжатые кулаки и завывая, они предрекали римским солдатам смерть. Они вскидывали руки к небу, призывали своих богов спуститься и поразить римлян.

Люди Светония были уже близки к панике. Они могли сражаться с огромной армией, даже если уступали ей в численности три к одному, но ничего не могли поделать со страхом перед друидами, этими демонами из бездны. Все гребцы замерли, лодки начало сносить легким течением, а римляне все не могли оторвать глаз от устрашающего зрелища. Они не преодолели еще и половины пути, но были уже близки к поражению.

Внезапно жрецы расступились, и вперед, на мелководье, выскочили страшные существа. То были не обычные женщины, и даже не фурии, но настоящие гарпии. Их жуткие лица были раскрашены синим и коричневым, глаза были похожи на бельма мертвецов, а волосы, измазанные белой глиной, торчали, словно стрелы. Вопя и трясясь как в падучей, они заклинали римлян уйти или умереть на этом берегу.

Воздух, еще недавно ласкавший утренней свежестью, весь наполнился бормотанием и проклятиями друидов, скрежетом голосов существ, лишь отдаленно напоминавших женщин, и грохотом барабанов. Светоний оглядывал лодку за лодкой и понимал, что грядущая битва уже почти проиграна. Его люди, даже если и высадятся на землю, так скованы ужасом, что не смогут сражаться.

Отчаянно стремясь перехватить инициативу, Светоний встал на носу лодки и что было сил запел непристойную песню римских таверен.

Словно очнувшись от дурного сна, солдаты посмотрели на своего полководца. Они были изумлены. Обычно суровый и строгий, Светоний не просто улыбался, но почти смеялся и пел грубую песню о женщине, которая притворилась мужчиной, пробравшись в армию, чтобы соединиться со своим любовником.

Постепенно, один за другим, эту песню подхватили все солдаты в лодке. Сначала они пели негромко, но затем, черпая друг у друга силы, запели во весь голос. Потом и ближняя лодка, а затем и все остальные присоединились к ним. К моменту, когда лодки приблизились к суше, вопли женщин и крики друидов совсем потонули в песне о женщине, которая каталась в пыли со своим любовником перед всем легионом.

Светоний нанес первый удар, освободивший римскую армию от наваждения. Рискуя жизнью, он приказал ближайшим лодкам подождать, чтобы его посудина первой достигла берега, и затем, впереди своих людей, спрыгнул на землю и прокричал:

– За Сенат и народ Рима! За императора и все, ради чего мы живем! Сила, честь и слава армии!

Прямо против них бесновалась кучка друидов, они размахивали белыми костями и выкрикивали проклятия. Женщины делали непристойные жесты.

Светонию нужно было теперь доказать, что перед ними – не воины. Он подбежал к самому высокому жрецу, глаза которого горели ненавистью, выхватил меч и одним мощным ударом снес тому голову. Тело друида рухнуло на песок, и руки вытянулись, словно пытаясь схватить голову, укатившуюся в море.

Гарпии зашипели и бросились на него, но Светоний быстрыми взмахами меча разрубил одну пополам, а другим отсек руки. Его люди издали боевой клич римлян и набросились на друидов, рубя, круша и убивая все, что оказывалось перед ними. Светоний был даже удивлен тем, что не встретил серьезного сопротивления. И он оказался настолько оглушен криками и шипением безумных женщин, что почти не слышал, как к берегу пристали остальные лодки и его люди с воплями ярости и воинственными кличами набросились на противника.

Толпа друидов рассыпалась. Они повернулись и побежали с берега, но римляне настигали их и на склоне холма; одним они вонзали мечи в спину, других пронзали копьями.

Светоний оглядел побоище, не в силах понять, почему это войско, отряды которого столь яростно нападали на него до переправы, теперь словно не желало сражаться. Почему вперед выступили только друиды и гарпии? Почему сами воины бриттов не спустились с холмов и не защитили свой остров от римлян? Похоже, он рано успокоился. Когда женщины и жрецы пали на песок под безжалостными ударами не боявшихся больше римлян, рык ненависти вырвался у кельтских мужчин и женщин, стоявших на траве дальше от воды. Те, кто был с оружием, воздели его к небу, безоружные просто потрясали голыми руками, и все они вдруг устремились к римлянам.

Увидев это, Светоний закричал:

– Стоять, воины! Придержите мечи! Поднять копья! Приготовиться к атаке!

В дальнейших приказах не было нужды, все должно было пройти, как на военных учениях. Здесь не нужна была «черепаха» или какой-либо иной строй, как при сражении против профессиональной армии или кавалерии. Противники были простыми крестьянами, варварами, каннибалами, кто-то из них был вооружен мечами и копьями, другие – деревянными палками, но большинство, бросая себя на смертельно опасную линию римского легиона, не имело оружия вовсе.

Покачав головой от отвращения к предстоящей бойне, Светоний отдал солдатам другой приказ:

– Построиться в шеренги! Приготовить оружие; первый ряд – копья, второй – мечи! Всадники, собраться на флангах и приготовиться окружить врага!

Быстро и точно выполняя приказ, римляне выстроились в двойную линию. Первыми вступили в бой солдаты с копьями. Ни один из римлян не был до сих пор даже ранен. Тех варваров, которым удалось избежать копий, добивали мечами в спину. Горы тел кельтов росли так быстро, что уже мешали продвижению солдат. Но окончательный удар нанесли всадники. Кавалерия, двигаясь по берегу на юг и север, ударила бриттам в спину, всадники срубали головы мужчин и женщин, и те падали, словно подсеченные колосья.

На разгром тысяч бриттов почти не потребовалось времени, все они теперь лежали на песке мертвыми и изуродованными. Песок, пропитавшись кровью, казалось, уже не мог впитать больше ни капли, и кровь стекала в море, окрашивая волны в розовый цвет.

Римская армия покинула свой лагерь на противоположном берегу теплым утром, когда солнце еще касалось гор на востоке. К тому времени, когда последний бритт – кельт, друид или гарпия – прекратил сопротивление, солнце достигло всего лишь середины неба.

Светоний оглядел поле битвы. Были ли это те самые бесстрашные воины, с которыми его армия сталкивалась, когда шла через земли добуннов или ордовиков, – те, что ужасали и с легкостью убивали опытных солдат? Те, что бесстрашно нападали и затем растворялись в ночи? Те, к кому Светоний питал даже некоторое подобие уважения? Разве это были они? Те, кто умирал сейчас на берегу или лежал мертвым, едва ли могли назваться воинами. Но это были те же самые кельты, с которыми он сталкивался на большой земле, и выглядели они так же.

Его заместитель и лучший помощник Фабий Терций подошел к нему и объявил:

– Великая победа, командир!

Светоний печально усмехнулся:

– Ты действительно так думаешь, Фабий?

– Нет, конечно. Это была бойня. Но что еще я мог сказать?

На следующий день, оставив мертвых на растерзание птицам и крабам, римляне отправились в глубь Острова. Зная, что они могут встретиться с бриттами, Светоний приказал убивать каждого – мужчину, женщину или ребенка, неважно, хотели они напасть или защитить себя.

К концу дня на острове не осталось в живых ни одного кельта, а все друиды лежали на берегу, и римляне могли более не бояться их страшных плясок.

– Эти друиды, – прокричал Светоний своей армии, когда они праздновали победу, – поклонялись дубам и другим деревьям, рощам и лесам: наша задача здесь – засыпать источники солью, чтобы из них нельзя было пить, срубить все деревья и втоптать в землю, чтобы они никогда не выросли. И затем, когда земля станет бесплодной, сжечь все, чтобы ничего, ни былинки не выросло здесь снова. Таков мой приказ. Выполняйте.

И он пошел к берегу. Теперь он собирался проехать на юг острова, потому что больше всего не любил смрада мертвых тел, и приказал прислать судно, пригодное для морского путешествия. Он отправится обратно в земли кантиаков, где отдохнет перед поездкой в Камулодун. Интересно, какой там построили храм в честь «бога Клавдия»? Дальше нужно было исполнять обязанности правителя Британии…