Текст книги "Призыв к оружию"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Комфортность, однако, не должна была расслаблять команду, и Кальдак постоянно поддерживал в ней боевой дух. Они не рассчитывали встретить в полете амплитуров или кого-нибудь из их союзников, но, во-первых, их расчеты могли спокойно не оправдаться, а во-вторых, никто не знал, кого они могут встретить? Может, этот неизвестный сектор Галактики населяют цивилизации, каждая из которых будет пострашнее всех народов Назначения, вместе взятых?.. Готовиться надо было ко всему. Кальдак это хорошо понимал как профессиональный солдат и поэтому не терял бдительности. После того, как корабль вошел в пределы субпространства, Кальдак обнаружил, – неожиданно для себя, – что работа просто разрывает его на части. Но даже будучи сверхзанятым, он находил свободные минуты для общения со своей подругой. Все время, отпущенное на отдых, он проводил с Яруселкой. Ему было очень приятно узнать о том, что его подруга очень легко и хорошо сошлась с Соливик. Путешествие обещало выдаться длительным, и он был рад, что у Яруселки, мечтающей о детях, есть подруга, которая старше ее и уже в свое время рожала.

Осознавая это обстоятельство, Кальдаку было гораздо легче жить и работать.

Глава 5

По поводу ежедневного распорядка жизни на корабле и задач экспедиции между членами экипажа частенько возникали дискуссии и споры. В такие минуты рядом всегда оказывался кто-нибудь из вейсов, которые в силу своей профессии недолюбливали электронные трансляторы, не доверяли им и считали, что в отличие от этих устройств переводят значительно качественнее, не упуская ни нюансов речи, ни междометий. Не спорили, пожалуй, только об одной вещи – курсе корабля. Он был рассчитан и утвержден лучшими астрономами Узора задолго до отправления экспедиции. Командиру корабля было предписано продвигаться указанным маршрутом и посещать все звездные системы, которые будут попадаться на пути. Все без исключения, ибо, находясь в своих обсерваториях, астрономы не могли определить с точностью, какое солнце имеет планеты, а какое нет, на какой планете есть жизнь, а на какой нет.

Кальдак не рассуждал, тем более, что из субпространства не мог многое разглядеть. Даже если та или иная планета казалась не приспособленной для жизни, ее все равно требовалось исследовать, ибо сама жизнь – вещь, имеющая всевозможные, в том числе и невероятные проявления. Например, отсутствие кислородно-азотной атмосферы не могло служить доказательством безжизненности мира, ибо ученым Узора были известны цивилизации, прекрасно обходящиеся без кислорода. Таковыми были чиринальдо, которые дышали гелием и представляли собой наиболее яркое исключение из общих правил. Всем было хорошо известно, что лепары являются амфибиями, которым достаточно для жизни того ничтожного количества кислорода, который присутствует в воде. Ученые знали и о существовании жизни, – правда, не разумной, – которой вообще не нужен был кислород, хотя она могла развиваться и в условиях кислородной атмосферы.

Можно было предположить в этом вопросе и нечто более экзотическое. Например, среди рас – союзников Амплитура, была цивилизация, представители которой дышали метаном!

Словом, каждая звездная система, имевшая планеты, должна была быть обследована, чтобы, чего доброго, не пропустить меж пальцев полезный Узору мир.

Кальдак редко когда внешне выдавал свою неуверенность. Ему было трудно быть командиром экспедиции. А еще труднее – осознавать, что ты менее опытен, чем те, которыми командуешь. Представители других рас ничего не подозревали о своем капитане, ибо знали, что массуды всегда нервны, всегда у них что-нибудь подергивается или шевелится. И только соотечественники видели, что что-то неладно. Действительно: конечности массудов всегда находились в движении. Пальцы сжимались и разжимались, мышцы рук сокращались и расслаблялись, ноги не знали покоя. Причем движения были порывистыми, резкими и совсем не походили на плавные манипуляции гивистамов или томно-апатичные жесты вейсов. Впрочем, его приказы всегда были четкими, строгими и обязательными к выполнению. Так что корабль, не испытывая технических проблем, – так же как команда, погрязшая в проблемах психологических, – уверенно продолжал развивать полет в непроницаемом субпространстве. Как только впереди появлялся новый мир и экспедиционному судну нужно было материализовываться в обычном пространстве, проводились четко расписанные по графикам и планам процедуры. Независимо от тот, что из себя представлял объект, – будь то газообразный гигант, его луна или просто маленькая планетка, – корабль занимал орбиту, находящуюся на удалении, по крайней мере, нескольких планетарных диаметров. Производилась маскировка, чтобы корабль не был обнаружен с планеты. Для этого вводились в действие специальные устройства, которые обволакивали судно со всех сторон непроницаемым облаком яркого света. Этот свет астрономы на планете могли принимать за новую звезду, за комету или горящий метеорит, словом, за все что угодно, только не за чужой корабль.

Обычно достаточно было произвести один облет вокруг экватора и добавочный – от полюса к полюсу, чтобы установить, что мир необитаем. Присутствие низших форм жизни можно было обнаружить с орбиты, не совершая посадки, что Кальдак и распорядился делать, к величайшему возмущению и огорчению биологов-гивистамов, которые рвались собирать коллекции биообразцов в каждой экосистеме.

Кальдак сочувствовал и симпатизировал желаниям ученых, однако разрешения на посадку не давал. Программа полета была очень загружена, и не следовало от нее увиливать во имя научных изысканий. Если победа будет за Амплитуром, все эти биоколлекции можно будет смело выбрасывать на свалку. Он всегда напоминал, что основной их задачей является поиск потенциальных союзников в войне, какими бы ограниченными их возможности ни оказались. Поиск потенциальных союзников, а не изучение чужой природы. Бывали минуты, когда он углублялся в размышления о себе и той работе, которую выполняет. Он тревожился. Но не потому, что делал не свое дело, – его готовили, как солдата, всю сознательную жизнь, – а потому, что не мог определить: хорошо ли он его делает. На войне оценка приходит сама собой. Либо победил, либо проиграл. Но в новом деле не содержалось таких четко обозначенных вех успеха или неудачи.

То же самое получалось, если сравнить с любимым бегом. Когда несешься на скорость, преодолевая силу тяжести и усталость в ногах, мерилом успеха является показание секундомера.

Он также не знал, должным ли образом разнимает возникающие на корабле споры и распри?

Больше всего хлопот доставляли гивистамы и лепары. Гивистамам от природы был присущ критицизм, и они порой вконец донимали медлительных амфибий. Лепары отличались большим терпением, но и их можно было вывести из себя. Споры разгорались все жарче и в любой миг грозили обернуться дракой. А Кальдак знал, что в стычке приземистому и более крепкому лепару никак не будет удаваться намять бока более ловкому гивистаму. Это разозлит амфибию еще больше и дальнейшее уже может развиваться по совершенно непредсказуемому сценарию.

Как-то Кальдак обратил свое внимание на то, что в последнее время ему что-то уж слишком часто приходится вставать между спорщиками. Правда, все заканчивалось, как правило, хоть и шумно, но мирно. Он был солдат и за многие годы тренировок воспитал в себе те качества характера, которые насущно необходимы для солдата. В улаживании же споров ему приходилось отыскивать в себе совершенно другие, незнакомые черты. Черт возьми, он с большей охотой согласился бы быть одним из спорщиков, чем рефери. Тем более, когда разнимать приходилось представителей иных рас. Обычно все заканчивалось тем, что гивистам убегал с поля боя, что-то нечленораздельно и недовольно насвистывая себе под нос. А лепар неспешно удалялся к себе и при этом у него был такой вид, как будто ничего не произошло. Командир же оставался стоять на месте, как последний дурак, и спрашивал себя, дало ли его вмешательство положительный результат или нет. С соплеменниками все было гораздо проще. По крайней мере, можно было понять, убедил ты его или нет.

Все чаще и чаще его стала посещать мысль о том, что он не соответствует своей должности. Такие думы были очень опасны. Слава Богу, что Яруселка всегда оказывалась рядом и готова была – нежностью и любовью – отвлечь его от неприятных размышлений. Соливик же всегда могла что-то подсказать, дать хороший совет. Кальдак мог также положиться на поддержку двух других замов – Т’вара и З’мама.

В этой связи, пожалуй, следует отметить в с’ванах еще одну их особенность. Для того, чтобы они стали тебе настоящими друзьями, нужно было всею лишь почаще являться к ним в угнетенном состоянии духа, выказывать свою неуверенность в чем-то, демонстративно терзаться сомнениями. Они любили всем давать советы. Хлебом не корми, а посоветовать дозволь. Создавалось такое впечатление, что им это присуще от рождения, что это для них физиологическая необходимость, как, например, дыхание. И сносить это можно было только постольку, поскольку их советы, как правило, оказывались верными.

Проблемы, с которыми стала сталкиваться экспедиция в первые дни, все были в пределах предполагаемого и допустимого. Короче, все шло довольно гладко, и Кальдаку не на что было в этом смысле посетовать. Они исследовали дикое количество мертвых миров, вымывая из них, как из пустой шлаковой породы, планеты, на которых поддерживалась та или иная форма жизни. Таких планет тоже хватало. В одной звездной системе экспедиция задержалась чуть дольше обычного. Дело в том, что между внешними двумя газообразными гигантами и двумя внутренними иссушенными скалами вертелись три планеты, и на всех трех развивалась жизнь! Специалисты в один голос утверждали, что этот факт беспрецедентен. Гивистамы и с’ваны от науки перепробовали все способы, – кроме разве что открытого бунта, – чтобы убедить командира остановиться тут на время и тщательно изучить все трио. Они говорили, что больше такой возможности им никогда не представится, что сравнить формы жизни на трех планетах между собой – крайне важная задача, стоящая перед всей наукой Узора и что они готовы перерыть носами все три удивительных мира. И снова – в который уже раз! – Кальдак ответил на эти излияния категорически, но вежливым отказом. Все три планеты были исследованы с орбиты, и пришло время отправляться дальше. Ворчание ученых продолжалось и в субпространстве, хотя по мере удаления от вожделенной системы оно и становилось все тише и тише. Все знали, что спорить с массудом, что-то ему доказывать – бесполезное занятие. Вот если бы руководителем экспедиции был назначен с’ван, тут можно было бы еще о чем-то говорить. Кальдак догадывался об этих мыслях и с благодарностью вспоминал Брана, который заявлял, что интересы экспедиции требуют присутствия на руководящем посту именно массуда. Потому что он упрям и не позволит никому отклоняться от главной цели.

Недовольство научного отдела экспедиции окончательно угасло после того, как они наткнулись на новый мир, на котором была не просто жизнь, а разумная жизнь!

Население открытой планеты внешне довольно сильно напоминало гивистамов, хотя цивилизация была еще настолько незрела, что всем сразу стало ясно: от этих помощи и пользы ждать не следует. Аборигены жили племенными сообществами, занимались самой примитивной охотой и собирательством, и их цивилизация находилась на уровне копий и топоров. В результате предварительных контактов удалось записать их несложный язык, который вейсы расшифровали но всех тонкостях за пару дней. Аборигены встретили пришельцев как богов и упорно отказывались верить в то, что это такие же смертные существа, как и они сами. Кто-то из ученых с убеждением в голосе заявил, что этой цивилизации потребуется еще несколько тысячелетий развития, прежде чем она станет хоть чем-нибудь полезной народам Узора в их борьбе со злом Назначения. После этого все участники экспедиции заметно приуныли. Особенно гивистамы, у которых в эти дни начался очередной и очень сильный приступ ностальгии. Корабль продолжил полет, выныривая из субпространства вблизи то одного, то другого мира и ни на йоту не уклоняясь от танго маршрута, который был заложен в его навигационные компьютеры лучшими из астрономов Узора. Команда то приободрялась, то сникала. Эти перепады настроения приобрели регулярность и предсказуемость. Кальдак начал все больше склоняться к мысли о том, что на командирское кресло следовало сажать не его, солдата, а какого-нибудь именитого психолога. Среди всей команды только одно существо никогда не доставляло никаких хлопот командиру. Это был Пасийакилион.

Когда Кальдаку хотелось уединиться ото всех, включая Яруселку и Соливик, – да, да, и такие бывали минуты, – он всегда шел к турлогу, в его скудно освещенную искусственную нору. Тот всегда сидел в самом дальнем ее углу на корточках. Один глаз, чуть колыхавшийся на длинном черенке, был устремлен на входящего, а другой внимательно смотрел в раскрытую книгу. И хотя Кальдаку казалось, что Пасийакилион совершенно игнорирует его, он точно знал, что внимание турлога строго равномерно распределено между его персоной и чтением.

У турлогов были инфлексивные экзоскелеты, как у ракообразных. Этот нелепый каркас весьма и весьма стеснял движения турлога. Большие, неуклюжие клешни были мало приспособлены для совершения самых простейших манипуляций. Как, например, нажатие кнопки, обращение со столовыми приборами. Специальные устройства усиливали и одновременно переводили скрипучий голос Пасийакилиона и то, что он говорил. По сравнению с турлогом самый неуклюжий и неповоротливый лепар из корабельной команды рабочих выглядел самим воплощением грации и изящества. На появление командира турлог, как правило, никак не реагировал. Даже не приветствовал гостя. На минуту в этой берлоге воцарялась пауза, которая только Кальдаку казалась неловкой. Затем командир произносил четко и раздельно приветственные слова. Только после этого его вознаграждали ответом, лишенным не только воодушевления, но и вообще каких-либо чувств. Командир никогда не мог определить, сколько внимания турлог уделяет его визиту и сколько своим собственным делам. Глаза этого существа обычно были повернуты в совершенно разных направлениях. Создавалось впечатление, что Пасийакилион целиком поглощен своим чтением, потому когда он вдруг отвечал на вопросы капитана, того это заставало врасплох. Турлог был самим олицетворением бесстрастности.

Порой Кальдак спрашивал себя: как бы развивались турлоги, имей они более подвижные тела? Наверное, превзошли бы многих из Узора. Но реальность была такова, что турлоги вынуждены были изобретать для себя инструменты, с помощью которых могли есть, отправлять естественные нужды и даже переворачивать страницы книг. А жили они в норах, тускло освещенных бледно-красным светом.

Но здесь было спокойно. Командир мог позволить себе немного расслабиться, отвлечься от своих капитанских забот и поговорить при помощи транслятора с самым незаметным и спокойным членом своей команды. Иногда турлог ему даже отвечал!

Разочарование и скука, владевшие участниками экспедиции, постепенно сменялись возбуждением и ожиданием, по мере того, как корабль приближался к небольшому мирку, оборачивавшемуся вокруг солнца средних размеров. К небольшому мирку, который был родиной не просто разума, но и цивилизации! В результате предварительного наблюдения с орбиты было установлено, что, хотя местная цивилизация еще и не достигла уровня космических полетов, – уж не говоря об овладении движением в субпространстве, – она была вполне подготовлена для установления космического контакта с экспедицией посредством электромагнитных средств связи. С корабля были засечены самолеты, летавшие невысоко над поверхностью планеты и довольно быстроходные наземные средства передвижения. На появление же челнока экспедиции над одним из крупнейших местных городских центров население отреагировало со смешанным чувством любопытства и робости. С установлением контакта медлить не стали, и вскоре была установлена связь непосредственно с лидерами открытой расы. Для обмена формальными приветствиями, а также для первого очного знакомства решено было отправить на планету с’вана и вейса. Кальдак, – как и Соливик, – не вошли в эту контактную группу, так как опасались, что произведут своей внушающей внешностью устрашающий эффект на местных жителей. По опыту общения с другими расами ученые Узора знали, что легче всего происходит знакомство, если в нем принимают участие безобидные с’ваны и изящные вейсы. Т’вар был безумно рад поручению, ибо на протяжении всего полета уговаривал капитана совершить где-нибудь посадку.

Кальдак очень беспокоился за судьбу контактной группы. Ведь она была по сути совершенно беззащитна на случай нежелательной крайности. В нее не было включено ни одного солдата, потому что солдатами были великаны массуды. Конечно, командир знал, что с’ван станет драться, если другого выхода не останется, но будет делать это очень неохотно, да и что может сделать один с’ван? Т’вар умен и очень быстро разгадает обман, – если местные жители надумают обмануть пришельцев, – но не будет ли слишком поздно?

К счастью, все его страхи оказались напрасными. Местная раса не замедлила продемонстрировать свою зрелость и дружелюбие. Пришельцев встретили торжественно, как самых дорогих гостей. Вскоре челнок уже совершал регулярные рейсы между кораблем и планетой. Лидеры и ученые открытой планеты побывали на орбите, где получили возможность подивиться достижениям науки Узора и где им была рассказана вся драматическая история конфликта Узора с народами, возглавляемыми Амплитуром. На этой планете не было привычки накапливать закулисные секреты, так что весь рассказ со всеми подробностями был распространен среди самых широких слоев населения местными средствами массовой коммуникации. Однако этого оказалось недостаточно и Кальдаку, и его товарищам пришлось еще много рассказывать и объяснять дополнительно. Вознаграждение за труды не заставило себя долго ждать: местная раса с готовностью и единодушно высказалась за то, чтобы присоединиться к Узору в его борьбе с амплитуром. Воодушевление было всеобщим и даже переливалось через край. Значит, долгое путешествие не оказалось напрасным! Кальдак в эти дни был очень взволнован, и было от чего.

Местные жители обнаружили неплохие навыки в механике и способность к прогрессивному обучению. Познакомившись с технологией Узора и немного подучившись, они смогут оказать существенную поддержку в войне против Назначения. Солдаты они, правда, были никакие, но Кальдак понимал, что надеяться на удачу еще и в этом было бы уже слишком. Когда кораблю пришло время покидать этот мир, и местные жители и участники экспедиции вдруг осознали, как сильно успели привязаться друг к другу. Расставание было торжественным, хотя и грустным. Т’вар обещал своим новым друзьям, что вскоре наладится регулярное сообщение между их планетой и народами Узора. Местные жители с большим воодушевлением восприняли эти слова и заявили, что всегда будут рады гостям из Узора и горят нетерпением внести свой вклад в общую борьбу. Их порыв был очень трогателен. Впрочем, тут была и доля здорового расчета: местные жители понимали, что если они останутся в стороне и Амплитур одержит победу над Узором, он рано или поздно наткнется и на их милую маленькую планету. Приобретение долгожданного нового союзника сильно подняло дух и настроение среди участников экспедиции. Появилась вера в успех начатого дела и в то, что экспедиция уже окупила затраты на себя. Ее участники вернутся домой героями, покрывшими себя славой первооткрывателей. Кальдак вспомнил слова Соливик, сказанные ею в грузовом помещении перед отправкой на корабль, и теперь уже стал верить в них.

Впрочем, командир понимал, что рано еще радоваться и собирать чемоданы. Их миссия еще не окончена. В маршруте, заложенном в бортовой навигационный компьютер, содержалось еще одиннадцать неисследованных звездных систем. Мимо них никак нельзя пройти, несмотря на уже достигнутый успех.

На корабле атмосфера стала заметно живей и легче. Гивистамы меньше ныли и перестали дразнить лепаров. С’ваны благодушествовали, даже скучающие солдаты-массуды развеселились. В разговорах они постоянно твердили о своем желании поскорее вернуться на войну. Им не терпелось получать награды, очередные звания, праздновать боевые успехи. Наконец, они долетели практически до конечной точки указанного маршрута. Это был район, в котором светило мало звезд и безжизненно висели в черной бездне многочисленные мертвые миры. Ко всеобщему удивлению, аппаратура корабля запеленговала нечто, что могло оказаться коммуникативными сигналами.

Ничего особенно примечательного в них не было. Ни мощного диапазона, ни силы, ни конкретной направленности. Самые типичные, напластованные друг на друга электромагнитные пульсации. Ничего, конечно, что заставило бы предположить наличие настоящей цивилизации с высоким уровнем развития. Это была бы слишком уж явная удача, на которую никто не рассчитывал, чтобы попусту не тратить нервные клетки. Но в то же время эти сигналы ясно намекали на существование где-то в этих пределах мира, на котором уже освоены электронные средства коммуникации.

Как только эта планета была вычислена корабельными учеными и корабль стал приближаться к ней, сразу же были введены в действие процедуры маскировки и определена орбита на безопасном удалении от планеты в несколько планетарных диаметров. Возгоревшиеся было в сердцах участников экспедиции надежды быстро угасли, когда стало ясно, что эта цивилизация еще не достигла уровня активного освоения космического пространства. Кальдак понимал, что все уже устали. Теперь уже далеко не одни гивистамы уединялись для того, чтобы без помех поскучать по оставленной родине. Возбуждение и подъем от встречи с радушной цивилизацией, которая согласилась помочь Узору в его борьбе, сменились предсказуемым, но не менее тяжелым от этого упадком. Никто, разумеется, не надеялся на то, что новая раса окажется столь же полезной и приветливой, как и предыдущая. Кальдак и сам здорово устал. Несмотря на его двухразовые беговые тренировки на корабельном треке каждый день, он чувствовал, что начинает терять ту мускульную массу, которую накапливал в себе долгими годами непрерывных упражнений.

Этот мир, судя по всему, будет иметь много общего с предыдущим, но он, видимо, менее развит. На обратное лучше не надеяться, чтобы потом разочарование не было очень тяжким. Командир не имел никакого желания совершать посадку в этом мире. С’ваны пусть проведут космический контакт средствами электромагнитной связи с аборигенами. Если они, конечно, окажутся способными на осуществление такого контакта. Когда все приготовления к изучению открытой планеты были закончены, преобладающим на корабле настроением была смесь скуки и потаенной надежды. Словом, осторожный пессимизм.

Предварительное наблюдение принесло по крайней мере один любопытный результат: суша планеты была расколота на части. Корабельные геологи тут же взволновались, у них появился интерес.

На корабле потихоньку стали закипать споры о том, может ли вообще разумная жизнь развиваться в таких нелепых геологических условиях природы. Вопрос был разрешен с поступлением первых конкретных результатов исследования. Впрочем, эти результаты, к сожалению, оказались именно такими, какие и предсказывались, и потому никого не удивили: открытая ими цивилизация располагала многими крупными городскими центрами и разветвленной сетью сельского хозяйства, а также космическими спутниками связи. Правда, было одно странное обстоятельство, которое заметили даже неспециалисты.

Решено было произвести не только дежурные экваториальный и полюсный облеты планеты, но и один диагональный. Не столько ради изучения открытой цивилизации, насчет которой участники экспедиции не питали никаких иллюзий, сколько для обследования любопытного геологического строения поверхности планеты.

По мере того, как поступали очередные результаты анализа, становилось ясно, что количество всевозможных отклонений от ожидаемой нормы стремительным образом увеличивается. Кальдака информировали о том странном обстоятельстве, которое привлекло к себе внимание с самого начала. Дело в том, что, на взгляд корабельных ученых, наиболее крупные массы населения и наиболее высокая его плотность были отмечены в тех местах, где, – так во всяком случае казалось с орбиты, – условия для жизни далеко не самые подходящие. И наоборот, наиболее благоприятные для заселения участки планеты казались почти мертвыми. Подобные вещи не следовало, однако, воспринимать с округлившимися глазами. На каждой планете жизнь развивается, в принципе, по-своему. Этот мир, например, характерен уникальной топографией. Разумеется, он привлечет живой интерес специалистов и можно будет впоследствии организовать сюда дополнительную экспедицию, перед которой будет поставлена чисто научная задача. Уровень технологического развития, достигнутого аборигенами, и вопрос о том, превышает ли он уровень недавно обретенных союзников, вскоре стали предметами оживленнейших споров между участниками экспедиции. Массуды даже стали заключать между собой пари, будучи склонными к подобного рода развлечениям. К ним никто не присоединился. Гивистамы считали азартные игры пустой тратой времени, лепары не постигали их смысла, а вейсы смотрели на это снисходительно, с обычным для них чувством превосходства. Что же касается с’ванов, то они не играли исключительно потому, что могли выиграть.

Дополнительные результаты исследований явились полной неожиданностью для всех. Никто и представить себе не мог такого, не то что ожидать.

– Действительно, очень странно, – говорил Т’вар задумчиво, обращаясь к ученому совещанию, на которое собрались представители научных отделов экспедиции и все заместители командира. Включая и самого Кальдака, разумеется.

Со своего места поднялась руководитель по науке, – это была представительница расы гивистамов, – и стала что-то насвистывать в микрофон своего транслятора. Присутствующие живо настроились слушать перевод того, что она собиралась сказать.

– С’ван преуменьшает значение открытого явления. Это не просто странно, это потрясающе! На данный момент мы записали на свою аппаратуру… по меньшей мере пятнадцать разных языков этой планеты. Соливик нервно дернула носом.

– Не вижу в этом ничего удивительного. На многих известных нам мирах существует сопоставимое количество диалектов.

– Речь сейчас идет не о диалектах, – возразила руководитель по науке.

Ее зеленая шкура отливала металлическим блеском. Она была одета просто и строго, без всяких украшений, если не считать привычные для представителей их расы очки, затененные так, чтобы не пострадали от света ее чувствительные зрачки. – Каждое из записанных нами наречий – есть отдельный и вполне сформировавшийся язык. И различия между ними примерно такие же как между языком с’ванов, например, и языком массудов. Кальдак пришел на совещание, приготовившись к тому, что услышит обычный, пересыпанный сухими цифрами сверх всякой меры доклад одного из ученых, на чем все и закончится. Вышло по-другому. Значит, мало того, что у этой планеты немыслимое геологическое строение поверхности, но к тому же еще и лингвистические проблемы. Он выпрямился в своем кресле с высокой жесткой спинкой и постарался унять дрожь левого уха, которую только что заметил.

– Вы уверены в том, что это все же не диалекты?

– Абсолютно, – подал голос с’ван, который был замом руководителя по науке. – Мы не только тщательно проверили полученные нами сведения и для верности прогнали их по нескольким компьютерным программам, но и получили основания, которые заставляют нас приготовиться к тому, что в процессе продолжения изучения этой планеты мы столкнемся и с новыми языками. Кальдак сглотнул.

– Неужели? Нет, больше пятнадцати быть не может.

– Кто знает? – возразила руководитель по науке. – Мы и пятнадцать-то еще вчера предположить отказывались. До сих пор считалось, что самой многоязыковой расой среди всех нам известных являются вейсы. А сколько у них отдельных наречий? Шесть! Всего шесть! Сама мысль о существовании на одной планете пятнадцати совершенно разных языков невероятна и фантастична. Но что делать, если таков установленный и достоверный факт?

– Отлично! Но мы здесь вовсе не для того, чтобы заниматься лингвистическими проблемами, – сказал Кальдак и, поморщившись, глянул на экран, где была расписана схема проведения всех исследований. – Галактика очень велика и в ней можно встретить столько исключений, что само их количество может заставить радикально изменить правило. Мы должны быть готовы ко всему, ко всяким неожиданностям и невероятностям. Возможно, где-то дальше существует цивилизация, располагающая еще большим количеством языков.

Массудам, например, всегда хватало одного основного языка и нескольких диалектов. Кто знает, может, записанные вами языки не равнозначны между собой. Может, не универсальны. Может, это профессиональные арго? Предположим, язык для науки, язык для торговли. Я, конечно, не историк лингвистики, но, по-моему, прецеденты подобному уже случались. – Он поднял глаза на присутствующих. – Что скажут вейсы?

– Мы поставлены в тупик, – сказала главный переводчик, бросив на командира взгляд с оттенком традиционного превосходства. На запястьях ее тоненьких рук мелодично бряцали браслеты, а накидка была богато разукрашена диковинными рисунками. Кальдак слышал, что на Чичунту такие накидки – что-то вроде знаков различия. Во всем чувствовался вкус и изящество. Без этого у вейсов не обходилось.

– Ваше замечание, капитан, относительно того, что языки могут использоваться лишь в узкой профессиональной сфере, может оказаться справедливым. Однако работа, проведенная мной и моими коллегами, скорее свидетельствует об обратном.

В последней фразе чувство превосходства вейсов над другими особенно выпятилось. Кальдак стерпел на этот раз, хотя и с трудом.

– Разумеется, это лишь предварительные выводы, но они основаны не на предположениях, а на тщательно проведенном анализе. По крайней мере пять языков из записанных нами полностью отличаются от всех остальных и друг от друга. Они вполне сформировались, обладают богатыми выразительными средствами, сложными правилами… Словом, это самостоятельные языки на сто процентов. Что касается остальных десяти, то в них слишком много общего, чтобы можно было назвать их различными профессиональными арго. Вдобавок могу сказать, что есть поразительные, хотя и редкие «переклички» между первыми пятью языками, которые совершенно отличны один от другого.