Текст книги "Инфернальная музыка"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 2

Всего лишь трое домовых бездельничали в гостиной, но и этого казалось слишком много. Один выписывал эллипсы над кушеткой, второй копошился под кофейным столиком, а третий предпочел свисать с потолка на ножках-присосках.

В спальне дела обстояли еще хуже – там обосновалась орда крошечных чертенят всевозможных цветовотблекло-виниловогодо шоколадно-бежевого. Они так мельтешили, что выглядели единым пятном; порой в их суете просматривалась организованность, но чаще царил хаос, в котором они налетали с разбегу друг на дружку, все опрокидывали и устраивали кучу малу.

Усталый и злой Джон-Том ходил по комнатам и пытался навести хоть какой-то порядок. Настроение было хуже некуда, даже струны удивительного инструмента звучали не в лад. Текстам недоставало вдохновения, и в результате домашнее хозяйство подвергалось большему, чем обычно, воздействию потусторонних влияний. Особенно упорно сопротивлялась ванная, и когда он разбил полную бутылку нечисти, спасающей от пробок в сливной трубе, пришлось ретироваться в студию и поискать пригодную для дезинфекции терминологию. Неудачи больно ранили самолюбие, утешало одно – не было свидетелей его позора.

Все же благодаря упорной борьбе древесное жилище приобрело подобающий вид. Демоны и черти шипели, отхаркивались и украдкой плевали друг в друга огнем. Наконец музыка Джон-Тома изгнала последних, и он приступил к утомительной работе – восстановлению заколдованных обоев.

Оказывается, домоводство – занятие крайне чароемкое.

Из прачечной послышалось громкое лязганье. Джон-Том тяжело вздохнул и направился туда, без вдохновения выводя дуарные трели. В следующий миг из двери выпорхнул на перепончатых крылышках бледно-лавандовый домовой с невыразительными детскими чертами лица.

– О, повелитель, – пропищал он, – черти, которым поручена сухая чистка, затеяли перебранку!

– Что? Я всего-то попросил, чтобы они вывели пятна на пяти тряпках.

Неужели это так сложно?

– Да, хозяин, я знаю. Естественно, поручи ты эту службу домовым, не было бы проблем.

– Домовые не умеют обращаться с теплом, как черти. А ну, прочь с дороги!

И Джон-Том смел ябеду в сторону.

Чистильщиков в прачечной было четверо – раздутых, как воздушные шарики, с огромными ртами, в бородавках. Самый высокий едва доставал Джон-Тому до пояса. Они были увлечены жарким спором. На вешалке висели две куртки, аккуратно выглаженные и покрытые желеобразным веществом, ничего общего не имеющим с пластмассой или целлофаном.

– Ну, из-за чего простой?

Ближайший черт от неожиданности рыгнул, и из его носа выскочила любимая багряная блузка Талеи. Она была вычищена лишь наполовину: на талии осталось большое пятно. Черт заторможенно передал блузку товарищу, и тот проворно выплюнул вешалку.

– Это все они, – заявил черт с вешалкой, указывая на сидящую напротив парочку. – Специально волынят.

– Мы всего лишь осторожны, – возразил один из обвиняемых. – Любому известно, что слишком высокая температура вредна для ткани.

– Да, мы хотим как лучше. – Его приятель продемонстрировал толстые коренные зубы и дохнул серой.

Джон-Том решил, что дезодорантные чары тут были бы не лишними.

– Параметры заклинания требуют, чтобы вы работали сообща. Я не потерплю больше проволочек, и чтобы никаких споров.

С этими словами он повернулся и вышел из прачечной. Тепловые черти – склочники каких поискать, но в чистке одежды им нет равных.

«Господи, – подумал он, – неужто ради всего этого я учился властвовать над великими силами и штудировал старинные книги? Я, Джонатан Томас Меривезер, самый искусный чаропевец в этом мире и всех прочих, где мне довелось побывать! Двадцать лет я совершенствую свое мастерство и оттачиваю талант… чтобы лучше прибираться в доме и чище стирать белье?»

Он встряхнул дуару и возопил. По всему дереву, во всех его пролезших в иные измерения комнатах и коридорах демоны, домовые, черти и духи навострили уши не уши и шире раскрыли глаза не глаза.

– Убирайтесь! – бушевал Джон-Том. – Всех увольняю! Освобождаю от обязательств. Исчезните, прочь из моего дома, оставьте меня в покое!

Некая тварь, целиком состоящая из длинных упругих рук, отшвырнула метлу и обрадованно прошипела:

– Как раз вовремя! Разве это работа для порядочного, уважающего себя кошмара?

После чего спешно взорвалась изнутри и исчезла.

Слуги пропадали со стонами, шипением, воем, плачем, визгом, смехом облегчения. Одни уносились по канализационным трубам, другие – через дымоходы, третьи – в окна, кое-кто даже просачивался сквозь поры дерева. Какой-то черт дерзко воспользовался парадной дверью, но Джон-Том решил не преследовать его в судебном порядке за нарушение чернокнижного протокола. Он слишком устал, слишком сильно был раздосадован. Оказавшись наконец в полном одиночестве, чаропевец бессильно опустился на недочищенный кухонный стул.

Впрочем, он остался не совсем один.

– Прошу прощения.

Джон-Том вытер пот со лба.

– Ну, что еще?

– Повелитель, выслушай меня.

Джон-Том обернулся и увидел четырехфутового ярко-синего демона в сандалиях из резного азурита и темно-бирюзовой жилетке. «Не рядовой демон, – подумал человек, – очень уж важно держится».

Чаропевец откинулся на спинку стула.

– Кажется, я всех отпустил. Ладно, что тебе надо?

В голосе демона без труда улавливалась обида.

– Хозяин, неужели ты меня не узнаешь?

У Джон-Тома лоб пошел морщинами.

– А почему я должен тебя узнавать? Знаешь, сколько в моем доме побывало духов и привидений?

– Повелитель, меня зовут Фугвиц.

Заостренные бахромчатые уши ритмично дергались; нечисть с уродливой, но все же симпатичной мордой выжидающе смотрела на человека.

– Фугвиц? Не обессудь, приятель, мне это ни о чем не говорит.

– Ведь ты меня четыре года назад приглашал, неужели забыл? Надо было стол в столовой лаком покрыть.

– Стол… – у Джон-Тома прояснился взгляд. – А, да, помню. Тебя рекомендовал Клотагорб, по его сведениям, только ты способен блевать лаком. Жена от этой мысли в восторг не пришла, но результат ей очень понравился.

– Женам редко доставляют удовольствие дела демонические, – вежливо согласился Фугвиц. – Между прочим, как полировка, держится? Я сюда пришел не через столовую. – Он виновато указал на дверь кухни. – С тех пор как я тут сгустился, ни на секунду не удалось оторваться от линолеума.

– Держится. И сияет, как мрамор.

Фугвиц улыбнулся, продемонстрировав внушительные клыки.

– Вот видишь!

У Джон-Тома сдвинулись брови.

– Все это очень хорошо, но не объясняет цели твоего визита.

– Обычно мы, жители потусторонних царств, очень не любим, когда балующиеся мистикой смертные вытаскивают нас из холодных ванн или отрывают от работы ради своих нелепых нужд, но ты несколько лет назад показал себя личностью весьма достойной. Ты снисходителен и умеешь прощать трансэфирным созданиям нечаянные ошибки. Ни разу я от тебя не слышал: «Повелеваю сделать то-то и то-то, исполняй!» Когда оказалось, что я угодил в набранную тобой бригаду уборщиков, я не расстроился, поскольку вспомнил твою доброту. Не в моей природе симпатизировать смертным – если на то пошло, мы, демоны, предназначены вредить и пакостить им при любой возможности. Но с тобой – иной случай. Я не могу спокойно смотреть, как ты ходишь, словно в котел с варом опущенный.

– Как я хожу?

Джон-Том старался не смотреть в темно-кобальтовые демонические глаза.

– Думаю, ты меня понял. Хозяин, посмотри на себя. Во что ты превратил свою жизнь, как пользуешься уникальными навыками?

Растрачиваешь талант на всякую ерунду вроде уборки дома!

– Неужто ты думаешь, я не замечаю иронии судьбы? – проворчал Джон-Том. – Но что тут можно поделать?

– Для начала хотя бы снять фартук, – предложил Фугвиц. – Он никак не соответствует твоему положению.

Джон-Том колебался – известно же, как опасно прислушиваться к советам демонов. Рискуешь вечным проклятием и погибелью души.

С другой стороны, речь пока шла всего лишь о фартуке.

Он встал, развязал лямки и аккуратно сложил символ домашнего хозяйства.

– Вот так-то лучше. – Фугвиц удовлетворенно кивнул. – Во-вторых, мне кажется, твоей бессмертной душе грозит опасность.

– То есть? Ты хочешь сказать, что на меня охотятся враги?

Какое-нибудь мстительное древнее зло, случайно оскорбленное мною в странствиях? Или другая подлая сила, о чьем существовании я доселе и не подозревал?

– Нет, нет. – Демон успокаивающе зажестикулировал; длинные синие когти влажно поблескивали в свете люстры. – Речь ни о чем подобном не идет.

– А-а, – протянул Джон-Том и с удивлением обнаружил, что разочарован.

– Мне не нравится твое самоистязание. Неужели ты сам не видишь, что несчастен? Если это ясно даже такому бесчувственному от природы существу, как демон, то уж ты и подавно не можешь оставаться в неведении о своей эмоциональной подавленности.

– Согласен, последнее время я не похож на весельчака и балагура, – признал Джон-Том. – Должно быть, оттого, что занимаюсь не тем, к чему душа лежит. Если уж на то пошло, я почти ничем не занимаюсь. Но как быть, если жизнь не требует подвигов? В мире царят покой и порядок. Не могу же я катастрофу учинить.

Демон запрыгнул на кухонную стойку и с нахальством, редкостным для порабощенной нечисти, по-товарищески обнял чаропевца за плечи.

Джон-Том не стряхнул фамильярную лапку.

– Повелитель Меривезер, при желании ты сможешь выйти из колеи, вырваться из рутины. – Говоря, демон жестикулировал свободной рукой. – Или собрался до конца своих дней прозябать на кухне? Заклинать швабры и кастрюли?

Джон-Том вгляделся в карикатурную, но искреннюю рожицу.

– Отвечу. В мире сейчас ничто иное не требует моего внимания.

– Смертный с большими задатками властен над ситуациями и обстоятельствами, которые сильнее даже таких, как я, – напомнил Фугвиц. – Если ты намерен и дальше мириться с нынешним положением дел, закончишь подобно большинству людей: снаружи – уверенность, внутри – отчаяние. Уж я-то знаю, что говорю, человечьего отчаяния я поглотил уйму. – Длинный когтистый палец постучал в середину Джон-Томовой груди. – Вот тут обычно появляется узелок, хотя у разных людей он разной величины. Отчаяние питательно, но пресно, вроде витаминизированного хлеба. Ты разве не знаешь, что очень многие живут тихим отчаянием?

– Это из «Уолдена»?

Демон кивнул.

– В Нижних Мирах очень популярен Торо, ну, и все эти разговоры о гражданском неповиновении. В анархии есть своя пикантность, согласись.

– Откуда такая противоестественная забота обо мне?

Джон-Том пристально разглядывал синего демона.

– Я уже сказал: ты не такой, как все. Кроме того, нам небезынтересны твои абсурдные приключения, и характер твоей деятельности позволяет надеяться, что однажды кто-нибудь из нас получит возможность выпотрошить тебя. Уверяю, в этом нет ничего личного. Но сладкое всегда лучше горького.

– Так, значит, дело вовсе не в альтруизме или заботе о моем благополучии, а в твоем насыщении?

– Разве не все на свете делается ради насыщения? – невинно спросил демон.

– Повторяю, я не могу просто взять и учинить бедствие.

– Ну, разумеется. Учинять беды – моя работа. Но, уж точно, великий чаропевец Джонатан Томас Меривезер способен изобрести для себя занятие поприличнее, чем размораживание холодильника или взбивание подушек. – Фугвиц сиганул к потолку и уцепился лапой за люстру. Теперь он смахивал на самую синюю и уродливую обезьяну на свете.

– Ну, может быть… – Джон-Томовы пальцы рассеянно прошлись по струнам дуары. Поплывший по кухне звук был меланхоличен, но все же не лишен надежды. – Может, я пытался не слишком рьяно. Может, довольно ждать у моря погоды, пора самому поискать себе занятие?

– Вот именно! – обрадовался Фугвиц. – Атака, а не оборона! – Он, тревожа осветительные чары, заметался по потолку. – И если тебе снова понадобится что-нибудь отполировать, зови меня не раздумывая! Взамен я попрошу сущий пустяк: когда ты наконец совершишь фатальную ошибку, я первым отведаю твоих мозгов, идет? Уверен, у них деликатный и исключительно сладкий вкус.

– Ладно, если дойдет до этого, я уж позабочусь, чтобы в очереди ты был первым, – сухо пообещал Джон-Том.

– В таком случае, господин Меривезер, дозволь пожелать тебе всего наилучшего.

И с этими словами нечисть превратилась в синий парок.

– До свидания, Фугвиц. И… спасибо.

– Не за что, – ответил пар. – Психотерапия – мое хобби. Знал бы ты, сколько демонов и чертей страдают глубокими неврозами!

Парок свернулся в спираль и просочился в ближайший рожок люстры. На мгновение свет в кухне приобрел светло-голубой оттенок – это демон испытывал на прочность чары Джон-Тома. Слегка разочарованно прозвучало: «А, черт!» – и вновь люстра засияла чистым белым светом.

Фугвиц ушел.

Ушел и Джон-Том – за дверь, по коридору, к выходу. По спине легонько постукивала дуара, ноги решительно несли его прочь от дома, к берегу реки. На радужном плаще искрилось солнце. Поступь была легка и упруга, как в юные годы, – и не только благодаря присутствию в башмаках стальных пружин, усиленных таинственными металлургическими заклинаниями.

– Мадж! Мадж, вставай!

Он заколотил в дверь, выходящую прямо на берег.

Не дождавшись отклика, отступил и запел. Через несколько секунд раздался скрежет засова.

Дверь распахнулась, и Джон-Том шагнул через порог – пришлось согнуться в три погибели, чтобы не треснуться о притолоку. Дверь была рассчитана на взрослых выдр, ей бы еще фута два высоты, тогда и люди не были бы в претензии.

Потолки были повыше, но все-таки пришлось двигаться согнувшись и старательно избегать подвешенных к сводам деталям интерьера. Лампы светили еле-еле; чаропевец сильно щурился.

– Мадж! Мадж!

Выдра не оказалось в кухне с круглыми оконцами на реку и грубой приземистой мебелью. Не нашел его Джон-Том и в гостиной.

Мадж находился в спальне – лежал буквой S на бесформенной груде постельного белья. Комната хранила отметины и Виджиного стремления к чистоте и порядку, и анархических вкусов ее благоверного.

– Мадж, поднимайся.

– Мф-ф… Че? – Выдр перекатился на спину, одурело заморгал, усы задергались. С головы свалился ночной колпак ручной вязки. – Кореш, ты че тут делаешь? Не видишь, я дрыхну без задних лап, любовные сны смотрю…

Джон-Том состроил гримасу и указал на единственное окно – через него лился свет.

– День в разгаре.

– В разгаре?.. – Заспанный выдр невидяще уставился на прикроватный столик. – А скока времени-то?

– Полвосьмого. Вставай.

– Полвосьмого! Утра? – Ворча, Мадж даже не сполз – стек с кровати. – И за че вы, людишки, так солнечный свет любите, не возьму в толк.

– Давай шевели хвостом, – нетерпеливо понукал чаропевец.

– Ладно, ладно. Не ори на своих. – Мадж протер красноватые глаза и выпрямился. – С чего такая клепаная спешка?

Джон-Том не искал стул – знал, что в этом логове не найдется сиденья, способного выдержать его вес. Он очень осторожно опустился на край постели. Рама отсутствовала – матрас лежал прямо на циновке.

– Мадж, я знаю, скука одолела тебя ничуть не меньше моего. Сам в этом не далее как вчера признался.

Его приятель потянулся – так выгнул спину, что едва не воткнул голову между собственными ногами. Мало кто из невыдр мог бы повторить это чудо позвоночной акробатики. Хребет Джон-Тома сочувственно дрогнул.

– Так че, ты меня только для того и оторвал от сладкого сна, чтоб об этом напомнить?

– Сегодня утром я, как велела Талея, прибирался в доме и… Мадж, послушай. – Джон-Том подсел ближе к настороженно глядящему другу. – Мы уже сколько лет торчим тут безвылазно. Ничего интересного не происходит. Разве что Банкан сбежал с Нииной и Сквиллом и у них было небольшое приключеньице.

– Небольшое приключеньице?! – возмущенно тявкнул Мадж. – Да они полдесятка раз едва не окочурились! Клепаные сучьи дети! Совсем от лап отбились, взрослых не уважают!

– Знаю, – успокоительно произнес Джон-Том. – Но они сделали то, ради чего уходили, и вернулись целыми и невредимыми. Ты их историю слышал. Неужели она тебя не взволновала, неужели тебе не захотелось тряхнуть стариной, посмотреть, что творится в дальних уголках света?

– Фигня там творится, кореш.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Эт точно, понимаю. – Выдр зевнул, продемонстрировав острые зубы, и лениво почесал в паху. – Боюсь, чувак, я слишком сдружился с коечкой. И вдобавок нигде не требуются волонтеры. Ну, ты понимаешь, че я имею в виду.

– Ты прав, может быть, ничего важного в мире и не происходит, – согласился Джон-Том. – Но Клотагорб вечно занят по горло, да и сдает он с годами. Наверное, за всем уследить он не в состоянии. А ну как проглядел проблемку-другую, вот к чему я клоню.

– Я ваще не врубаюсь, как этот твердокожий дотянул до наших дней, – удивился Мадж. – Три стольника! Четыре! Поглядишь на него – никакой разницы не заметишь. Черепахи не шибко стареют. Да к тому же клепаная спина ему, кажись, никада не причиняет хлопот. Так несправедливо.

– Но ему приходится день-деньской таскать на себе панцирь, – напомнил другу Джон-Том. – Это тоже несправедливо. Проведать его, что ли, спросить, не чувствует ли он где-нибудь непорядок? Не могу больше сидеть сиднем, помогать по дому и отгонять чарами заурядные детские болезни и бытовых паразитов. Осточертело играть на вечеринках и праздниках. Мадж, я скучаю по былым треволнениям!

Выдр задумчиво посмотрел на него.

– Ты че, про те треволнения, када не знаешь, раздавят тебя, как жука, или глотку перережут, или ритуально разорвут на кусочки? Таких тебе треволнений подавай? Приятных воспоминаний, чувак, вот че я тебе на это пожелаю.

– Нет, Мадж, ты ведь не от чистого сердца говоришь. Я знаю, тебя тоже тоска заела! Не меньше, чем меня.

– Понятное дело, скучно. До мозга моих клепаных костей, чувак. Но нет таких приключений, ради которых стоило бы рисковать спокойной житухой и хорошим самочувствием.

– Ну, хоть бы пустяковое, а, Мадж? – взмолился Джон-Том. – Ради которого не надо забредать на край света и подвергаться серьезным опасностям. Так, пустяковая перемена мест, увеселительная прогулка.

– А как же трижды обожаемая Талея?

– Я ей записку оставлю. Она поймет.

– Ну, еще б не поняла. Записку! А я для Виджи сочиню. До свиданья, крошка. Ушли за приключениями, к концу года вернемся, не скучай. Ага, ей это понравится.

– Она простит. – Джон-Том излучал фальшивую уверенность. – Обе простят. Как будто мы так уже не уходили.

– Чувак, ты напряги мозги. То было давно. Еще как давно. Сдается мне, по части ожидания мужей наши супружницы слишком долго не практиковались.

– Мадж, у меня нет выбора, – с жаром убеждал Джон-Том. – Это сильнее меня, против естества не пойдешь. Да и ты не будешь отрицать, что испытываешь точно такие же чувства. – Он поднялся. – Пошли.

– Пошли? – Выдр облизал губы. – Куда пошли, кореш? Щас полвосьмого утра.

– Семь сорок две. – Джон-Том задержался в дверях спальни. – Клотагорба навестим, куда же еще? Где-то что-то наверняка происходит.

Какая-нибудь пустячная, случайная-преслучайная катастрофка только и ждет, когда ее устранят чаропесенкой-другой.

– Ага, а какой-нибудь масенький ножичек тока и ждет, чтоб влезть мне между ребер, – проворчал выдр. – Ну да ладно. Вижу, ты от меня ни за че не отцепишься, дай хоть маленько времени – одеться, – и я тебе в угоду пожертвую шикарным сном. – Он погрозил долговязому другу коротким пальцем. – Парень, но я тебя предупреждаю. Не собираюсь с дурацкой улыбкой на роже глядеть, как ты кладешь жисть на алтарь смертельной опасности, чтоб потешить идиотское тайное влечение.

– Обещаю, Мадж, никаких опасностей не будет. У меня тоже жена и ребенок, между прочим.

– Ага. К ним бы в придачу мозгов капельку.

Выдр громко выругался, пытаясь влезть в непокорные шорты.

Глава 3

Грандиозный старый дуб по-прежнему высился над поляной, безмятежный, как сама вечность. Громадные скрюченные узловатые корни мощно зарывались в землю будто хотели ухватиться за ядро планеты.

Древо казалось бесстрастным и неколебимым, неподвластным времени или силам природы.

Чего нельзя было сказать о его обитателе, понял Джон-Том, когда они с Маджем приблизились. Как и дом чаропевца, это дерево было куда просторнее, чем выглядело снаружи, – благодаря великолепным чарам для распирания пространства, изобретенным древним колдуном еще в молодости.

К дверям вела грубая дорожка из плитки. Джон-Том остановился у входа, потянулся к выступающей из коры кнопке.

– Э, чувак, погодь-ка, – Мадж поднял лапу. – Это че?

– Правильно я говорю, давненько ты сюда не заглядывал. Идея взята из моего родного мира. Я подробно изложил ее Клотагорбу, и он, похоже, все понял верно. Называется – дверной звонок. Куда лучше, чем колотить в дверь. Правда, я не уверен, что он действует.

Джон-Том вдавил белую кнопку указательным пальцем.

В глубине Древа хором грянули духовые трубы, впечатляюще исполнив приветственный туш. Одновременно материализовалсясекстет очаровательных певчих птах и на птичьем языке, напомнившем Джон-Тому латынь, поприветствовал гостей. Трубы умолкли, птицы исчезли, а вместо них по бокам портала взвились две черные тучки величиной с петуха. Над дорожай раскатился гром, миниатюрные молнии ударили в табличку посреди двери, осветив надпись.

Атмосферные герольды побелели и приобрели невинный облик, крошечная, не шире талии Джон-Тома, радуга протянулась от одного пышного облачка к другому, образовав сияющую дугу. Когда в невидимой дали затихло эхо последней трубы, радуга вместе с облачками раскололась на мириады осколков, осыпав посетителей дождем разноцветных призрачных блесток.

– Мне, наверное, не стоило подначивать старика, – прошептал Джон-Том, когда дверь приглашающе отворилась. – Кажется, он слегка перестарался.

Сразу за дверью стоял некто коренастый, просто одетый и смотрел на гостей. Джон-Том глубоко вздохнул. Клотагорб – не из тех хозяев, с кем работнику приятно иметь дело. Подмастерьев-черепах он менял чаще, чем страдающий насморком слон пузырьки с каплями.

Ленивец медленно захлопал веками и старательно проговорил:

– Я Горпул, подмастерье Клотагорба. Я…

– Ладно, Горпул, не утруждай себя формальностями, я тебя знаю. – Джон-Том указал на спутника, с любопытством глядевшего на нового ученика. – Это Мадж, мой друг.

– Горпул, – тявкнул Мадж. – Ну и имечко!

Ленивец был медлителен, но не туп.

– Забавно это слышать от того, кто носит имя Мадж. – Горпул поманил пришедших за собой. – Входите, господин Джон-Том. И друг, – неодобрительно добавил он.

Поиски Клотагорба в нескольких студиях и огромной библиотеке желаемого результата не дали. Когда он наконец появился в гостиной, стало ясно, что его оторвали от сна.

– Джон-Том, что ты сегодня здесь делаешь?

Черепах зевнул, распялив клюв во всю ширь.

– Что значит – сегодня, учитель?

– Нынче же Криксксос.

– Эт када сосут с криком?

Колдун глянул поверх очков на Джон-Томова спутника.

– А, выдр, – пробормотал он, как будто этим словом объяснялось все.

Впрочем, так оно и было. Черепах снова посмотрел на высокого человека.

– Криксксос – один из самых главных праздников у колдунов. Пора созерцания великих тайн, изучения высшей плоскости, осмысления наиважнейших проблем времени и пространства, день незамутненных помыслов и благородных устремлений. – Говоря, он жестикулировал толстопалой лапой. – В то утро, когда все серьезные чернокнижники, волшебники и чаропевцы должны посвящать себя герметической медитации…

– Прошу извинить, учитель. Я не догадался заглянуть в календарь.

Знаете, столько дел навалилось…

– Это я уже заметил. – Черепах взирал уже не так строго. – Ладно, не имеет значения. Раз уж вы пришли, садитесь и чувствуйте себя как дома. – Он оглянулся на ленивца:

– Горпул, возвращайся к уборке.

– Да, мастер.

Ленивец ушаркал в коридор.

Клотагорб тяжко опустился в кресло с сильно вогнутой, по форме его панциря, спинкой.

– У меня еще не было ученика более нерасторопного, чем этот Горпул.

– Я как раз хотел спросить, – проговорил Джон-Том, – почему – ленивец?

– Все очень просто, юноша. У него великолепная память и ясный ум, и он не лишен задатков прилежного ученика. Чем разительно отличается от моих прежних подмастерьев, у которых, как правило, между ушами располагался кусок бисквитного пирога. У Горпула лишь один недостаток – на любое простенькое поручение он тратит вдвое больше времени, чем любой из его бестолковых предшественников.

Колдун надолго уставился в потолок.

– Возможно, когда-нибудь я все-таки найду ученика, сочетающего расторопность и добросовестность с умением шевелить мозгами. Не исключено, что это будет сообразительный выдр.

Он оценивающе сощурился на Маджа. Тот вольготно раскинулся в кресле, короткие нижние лапы – врастопырку, грязная жилетка – нараспашку, палец – в носу.

– А может быть, и нет, – задумчиво заключил волшебник и снова перенес свое внимание на Джон-Тома. – Итак, что же стряслось, если ты забыл даже о Криксксосе и отвлек меня от созерцания?

Джон-Том взглянул на Маджа, но тот мастерски игнорировал это. Не найдя поддержки, чаропевец с надеждой посмотрел на черепаха.

– Сказать по правде, учитель, ничего особенного.

– Ну, давай же, юноша, выкладывай. Поделись со старым Клотагорбом.

– Я просто пришел. В этом-то и заключается проблема. В том, что нет никаких проблем. Нигде.

Во взоре Клотагорба читалось сомнение.

– Не возьму в толк, почему такое положение вещей ты находишь тревожным.

– Если честно, мы с Маджем страдаем от скуки.

– А, вот оно что! – Физиономия колдуна прояснилась. Применительно к Клотагорбу это означало, что его кожа приобрела на миг светлый оттенок. – М-да, не самая редкая хворь среди индивидуумов твоего возраста и психоэмоционального типа. Я-то, само собой, неуязвим для детских болезней. Надо полагать, у тебя уже есть план эффективного курса лечения?

Джон-Том ерзал, пока не очутился на самом краю сиденья.

– Учитель, все это, сказать по правде, сущие пустяки. Нам бы решить какую-нибудь легкую задачку, достойную внимания чаропевца. Ничего радикального, никакого риска для жизни и длительных отлучек, – так, разнообразия ради…

Сняв очки и протирая их тряпицей, извлеченной из выдвижного ящичка в панцире, Клотагорб молвил:

– Я всей душой хочу помочь тебе, юноша, но сейчас, насколько могу судить, в мире все спокойно. Правда, есть слабенькое ощущение малозначительного кризиса, но ты же говоришь, что надолго покидать дом не желаешь… – Он пожал плечами, качнув панцирем. – А сейчас прошу меня извинить – я бы хотел вернуться к глубокой медитации, из которой меня вырвало ваше столь несвоевременное вторжение.

– Ага, чувак, давай оставим его в покое. – Мадж соскользнул со стула. – Я вполне готов вернуться в любимую кроватку, вот так.

– Но мы же согласны! – возразил Джон-Том.

Выдр шагал, пока не оказался нос к носу с сидящим человеком.

– Слушай, шеф, че я тебе присоветую. Ты спрашивал его чародейство, нет ли где какой халтурки для нас, и он ответил, что нет. И чего б тебе не оставить нас обоих в покое и не вернуться к своим кастрюлям?

– Нет! Должно же что-то быть. Хоть что-нибудь! – настаивал Джон-Том, умоляюще глядя на волшебника.

– Ну-у… – протянул тот, насаживая очки на клюв. – Есть одна проблемка. Совершеннейший пустяк.

– Хоть что-нибудь! – заклинал Джон-Том.

Клотагорб глядел на него задумчиво.

– Дело касается музыки.

– Вот видишь! – Ликующий чаропевец посмотрел на Маджа. – Что-нибудь простенькое, чтобы мы справились без особых затруднений.

– Гладко было на бумаге… – пробормотал выдр.

– Однако я не знаю, решаема ли эта проблема в принципе, – размышлял черепах вслух, – а если решаема, стоит ли она хотя бы обдумывания.

– Рассказывайте! – торопил Джон-Том.

Волшебник сосредоточился.

– Как я понимаю, в музыкальной структуре мироздания появилось незначительное нарушение.

– Нарушение в музыкальной структуре? Только и всего-то?

– Я тебя предупредил.

– Нарушение в музыкальной структуре… А вы уверены, что какой-нибудь деревне не грозит гибель, или не ведется подкоп под гору, или яростное чудовище не затеяло взбеситься?

– Боюсь, что нет.

– Мне кажется, на такую ерунду не стоит и чаропесни тратить.

Максимум задачка для начинающего адепта.

– Юноша, или берись – или уходи.

Джон-Том размышлял.

– Неужели больше ничего нет?

Клотагорб отрицательно покачал головой, и тогда его младший партнер решился:

– Ну, так и быть. Рассказывайте.

– Пожалуй, слово «нарушение» в данном контексте выглядит несколько расплывчато. Явление… гм… весьма специфичное. Мне удалось его изолировать, то есть, кажется, оно изолировалось само. Что до его эстетической оценки – это не моя компетенция. Мне, так сказать, медведь на ухо наступил. То есть наступил бы, если бы я обладал ушами.

И если бы путался под лапами у медведей.

Клотагорб захихикал, довольный собственной шуткой.

– Вот он, наш Клотагорб, – тихонько засвидетельствовал Мадж. – Целая куча неудержимого веселья.

– Не спорю, не спорю. – Волшебник, настроясь на шутливый лад, не обиделся на шпильку. – Итак, я полагаю, вы бы не отказались на него взглянуть?

– Взглянуть?

У Джон-Тома полезли кверху брови.

Клотагорб оставил кресло и поманил гостей за собой. Они пошли в глубь спирального лабиринта, пронизывавшего Древо.

Предмет немногословного обсуждения бездельничал в алькове рядом с мастерской, грелся в мистической атмосфере, как ящерка в солнечных лучах на раскаленном камне. Когда хозяин дома и его гости приблизились, стайка радужно искрящихся нот шевельнулась, поймав и отбросив рассеянный свет. «Призрачное сияние, – подумал Джон-Том. – Мерцающее „нездесь“, существующее на самом краю зрительного восприятия, слабая фосфоресценция, едва уловимая для палочек и колбочек глаза».

Явление висело перед ними отсветом северного сияния. Внезапно крапинки заметались и перегруппировались. При этом альков заполнился музыкой, приятной, грустной и скоротечной.

– Не очень четко видно, – произнес Джон-Том, – но красиво. Что это?

– Как – что? – спросил волшебник. – Музыка. А чем еще, по-твоему, это может быть? Акустическое построение. Гармоническая конвергенция.

Звуковая синхронность.

– Постойте, я не могу уследить за вами. Я слышу тон, но мне это ни о чем не говорит.

– Юноша, я ведь только что сказал. Это музыка.

– Чтоб меня в евнухи завербовали, – воскликнул Мадж. – Я много всякой музыки слыхал, но видеть – никада!

Искрящийся овоид снова подал голос, и Джон-Том взглянул на него с возросшим интересом.

– Я и не знал, что музыку можно видеть.

– Обычно она не столь прямолинейна. – Глаза Клотагорба щурились за очками. – Редко возникают условия, когда ее можно увидеть воочию. Но даже в этих случаях музыка очень уклончива.

Он шагнул вперед и протянул короткую лапу. Рой помедлил, а потом легко закружил вокруг его пальцев, омывая их полутонами. Как заметил Джон-Том, ноты не отбрасывали теней.