Текст книги "Генеральный попаданец 4 (СИ)"

Автор книги: Ал Коруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Радиоизотопный источник тепла, использующий радиоактивный распад, будет обогревать оборудование в тёмное время суток, когда температура с +120 градусов падает до −170. Кстати, 1 лунные сутки равняются 24 земным. Луноход предназначен для изучения химического состава и свойств лунного грунта, а также радиоактивного и рентгеновского космического излучения. Аппарат снабжён двумя телекамерами, одна из них резервная, четырьмя телефотометрами, рентгеновскими и радиационными измерительными приборами, остронаправленной антенной и прочей хитрой техникой.

Вспоминаю, что на первом луноходе камеры были расположены слишком низко, и решаю, каким образом это дело исправить. Еще лучше будет поворотная стереокамера. В остальном у ребят и так отлично получается.

Затем меня знакомят с экипажем, что уже тренируется в центре. В состав каждого экипажа входило пять человек: командир, водитель, бортинженер, штурман и оператор остронаправленной антенны. Последнему необходимо будет следить за тем, чтобы антенна всегда «смотрела» на Землю, обеспечивая радиосвязь с луноходом. Между Землёй и Луной приблизительно 400 000 км и радиосигнал, с помощью которого можно было подкорректировать движение аппарата, проходил это расстояния за 1,5 секунды, а картинка с Луны формировалась в зависимости от ландшафта от 3-х до 20-и секунд.

Вот в моем времени и получалось, что пока формируется картинка, луноход продолжает движение, а после того как изображение появлялось, экипаж мог обнаружить свой аппарат уже в кратере. Ввиду большого напряжения, экипажи сменяли друг друга каждые два часа. «Луноход-1», рассчитанный на 3 земных месяца работы, проработал на Луне 301 сутки. За это время он проехал 10 540 метров, обследовал 80 000 квадратных метров, передал множество снимков и панорам и так далее. В итоге радиоизотопный источник тепла исчерпал свой ресурс и луноход «замёрз».

Как вспоминал водитель «Лунохода-2» Вячеслав Георгиевич Довгань: «Со вторым история получилась глупая. Четыре месяца он уже находился на спутнике Земли. 9 мая я сел за штурвал. Мы угодили в кратер, навигационная система вышла из строя. Как выбираться? Не раз мы уже попадали в подобные ситуации. Тогда просто закрывали солнечные батареи и выбирались. А тут приказали не закрывать и так выбираться. Мол, закроем, и не будет откачки тепла из лунохода, приборы перегреются. Мы попробовали выехать и зацепили лунный грунт. А лунная пыль такая липкая… Луноход перестал получать подзарядку солнечной энергией в необходимом объёме и постепенно обесточился. 11 мая сигнала от лунохода уже не было».

Затем меня приглашают в соседнее здание. Пахнет краской и цементом. Его сдали совсем недавно, еще идут отделочные работы. Влетаем в просторный зал, почти весь занятый ЭВМ и персоналом. Меня встречает Королев и Сергей Лебедев. Вот в чем дело! Оказывается, наш компьютерный гений параллельно своей работе в корпорации «Вычислительные машины» создавал прообраз знаменитого «Эльбруса». Для этого в группу пригласили молодого и талантливого лауреата Ленинской премии Всеволода Бурцева. Да кого там только не было из будущих знаменитостей! Задачи стояли перед ними больно серьезные в области развития космонавтики. Это ведь благодаря, в первую очередь, компьютерным программам достигнут успех тяжелой ракеты Сергея Павловича. Иначе просчитать сопряжение команд было невозможно. Любил наш первый конструктор пользоваться старой немецкой логарифмической линейкой. Вот на чем была основана советская космическая программа!

Основной проблемой для советской компьютерной отрасли остается бедность и отсталость элементной базы. Тут мы пока с треском проигрываем американцам. Наступила эпоха транзисторов, а впереди эра интегральных схем. Именно на этой почве, как мне сообщили, поссорились наши электронщики и Старос. Тот был резко недоволен тем фактом, что мы отдали самые передовые производства микроэлектроники в ГДР. Это был временный шаг, пока мы не наладим все в Зеленограде. После переговоров он с Греттрупом уехали в Восточную Германию. Мы решили, что они там будут полезней. Да и Гельмут был рад работать с немцами и планирует заниматься там и дальше интегральными схемами. В недалеком будущем они нам остро потребуются.

Надеюсь, что эти два крупных ума перевернут науку и промышленность ГДР.

В том времени Машина «Эльбрус-1» была закончена в 1978 году и стала первой в мире ЭВМ, выполняющей две или более команд одновременно. На Западе распараллеливание вычислений впервые было реализовано лишь в 1992 году в микропроцессоре Pentium следующего поколения, на 13 лет позже, чем в СССР. Однако при этом «Эльбрус-1» по своей производительности на уровне 12 Мфлопс отставал от американской машины 1975 года Cray-1 с 80 Мфлопс за счет менее совершенной электронно-компонентной базы. Нельзя сказать, что у нас микропроцессорами не занимались. В СССР одним из мест разработки микропроцессоров стал зеленоградский Научный центр, основанный в 1966 году.

В его структуру входил Специализированный вычислительный центр, который и проводил научно-исследовательские разработки по этой теме. Было принято решение на основе изучения лучших зарубежных образцов разрабатывать универсальный комплект микропроцессорных схем со своей оригинальной архитектурой. Архитектура получила название «Электроника НЦ». На основании нее был создан ряд микропроцессорных комплектов, которые не уступали зарубежным аналогам.

Однако на определенном этапе в СССР и по этому направлению было принято решение о копировании западных образцов. Министерство электронной промышленности в 1981 году спустило приказ о прекращении работ по «Электронике НЦ» и переходе к прямому копированию архитектуры машин PDP-11 фирмы DEC. Серия СМ ЭВМ и дальнейшие работы зеленоградцев пошли по этому пути, имея все то же запланированное отставание. Позже они стали копировать процессоры Intel.

Сейчас Зеленоградский Научный центр – филиал корпорации «Вычислительные машины». Потому что не менее болезненный урон развитию советской микроэлектроники наносила борьба элитных кланов в управленческой и промышленной среде СССР. Одним из таких противостояний была борьба между Минэлектронпромом и Минрадиопромом. Острословы из микроэлектроники сформулировали эту борьбу в виде печальной шутки: «МЭП – Мы Это Предлагаем; МРП – Мы Решительно Против». В частности, министр МЭП А. Шокин неоднократно выдвигал инициативы по организации взаимодействия министерств. Например, создание государственного стандарта (ГОСТа) на совместную разработку микросхем заказчиком и исполнителем. МРП – сопротивлялся. Долго шла и борьба за то, чтобы МРП производил для МЭП измерительные системы для интегральных схем, от чего МРП также постоянно уклонялся.

Все эти проблемы я учел и вот сейчас вижу первые плоды. Лебедев проводит меня по залу, показывает, рассказывает. Я делаю вид, что понимаю. Королев нахваливает компьютерщиков и показывает в своих руках экспериментальный микрокалькулятор, размером с энциклопедию. Вспоминаю, что в 1966 – SHARP разработал первые электронные настольные калькуляторы на интегральных микросхемах и выпускает на рынок первый в мире электронный калькулятор «CS-31A» на интегральных микросхемах; в 1967 – CASIO выпустит первый в мире настольный программируемый электронный калькулятор (серия «AL-1000»). Наша первая «Электроника Б3–04» появилась в 1974 году. Она стала копией японского Sharp EL-805, только чуть менее мощной и со стеклянной главной платой внутри, отремонтировать которую в случае поломки было практически невозможно.

Потому я беру «произведение микроэлектронного творчества» в руки и наседаю на Лебедева. Тот живо объясняет, что это калькулятор для инженерных расчётов, поддерживающий вычисление прямых и обратных тригонометрических функций, логарифмов и антилогарифмов, извлечение корня и возведение в произвольную степень. И пока находится в разработке. В руках держу опытный экземпляр.

– Можете создать калькулятор проще и пустить на рынок?

Глава «ВМ» закатывает глаза и говорит, что узнает. Оказывается, они поручали его создание НИИ Микроприборов. Тут меня прорывает. Как я мог забыть! Создание научно-производственного комплекса «НИИТТ и завод 'Ангстрем» в мою эпоху завершилось в 1968 году. К этому времени заводом было уже выпущено 600 тысяч интегральных схем, а технологии их производства переданы более чем на 100 предприятий отрасли и стран СЭВ. В дальнейшем институтом были выполнены основополагающие исследования в области пленочных технологий, материалов и технологических процессов, разработаны и освоены в производстве бескорпусные транзисторы, диодные матрицы, полупроводниковые интегральные схемы, расширены работы по созданию схем на МОП-структурах, разработана технология и освоен выпуск ИС с жесткими выводами, развивались работы по машинному проектированию.

Этапным в развитии предприятия стал 1972 год, когда было освоено новое направление – многослойные ИС «Талисман». Технология создания этих схем не имела мировых аналогов. Она обеспечивала резкое уменьшение габаритов и повышение быстродействия схем. Позже эта технология получила развитие при изготовлении многослойных керамических плат для устройств специальной техники. Такая корова пропадает без должного присмотра!

– Сергей Алексеевич, а вы не считаете, что этот НИИ и «Ангстрем» надо подтягивать к вам?

Лебедев задумывается:

– Мы превращаемся в монстра, Леонид Ильич. Можно, я сосредоточусь все-таки на ЭВМ?

– Хорошо, мы подумаем. Но все-таки подобные передовые производства нужно сосредотачивать в одной организации, чтобы не распыляться.

– Достроите завод в Зеленограде, берите часть тамошнего НЦ и создавайте там новую корпорацию «Микроэлектроника». Пусть ее возглавит человек их круга.

Разинув рот, некоторое время смотрю на гения и соглашаюсь с ним. Так и сделаем! Мы свои калькуляторы не только в страны СЭВ поставлять будем, но и Европу ими завалим. Пусть привыкают к тому, что Советский Союз производит высокотехнологическую продукцию!

Информация к размышлению:

В США работы по орбитальным станциям вскоре после их начала получили четкую военную ориентацию, Чтобы не отстать от Америки в этих вопросах в середине прошлого века в СССР возникла необходимость создания глобального командного пункта. Глобальность и оперативность могли обеспечить только космическое базирование данного комплекса. Кроме ОКБ-1, в котором предполагалось с помощью сборки на орбите создать станцию, в работу включилось ОКБ-52 под руководством В. Н. Челомея.

Начало работ над проектом орбитальной станции в ОКБ-52 можно отнести к 12 октября 1964 г., когда генеральный конструктор предложил сотрудникам предприятия заняться созданием посещаемой орбитальной пилотируемой станции (ОПС) со сменяемым экипажем из 2–3 человек и сроком существования год-два. Станция предназначалась для решения задач научного, народнохозяйственного и оборонного значения и выводилась на орбиту носителем УР500К. Эскизный проект ОПС, а точнее, ракетно-космической системы, получившей наименование «Алмаз» был принят в 1967 г, межведомственной комиссией из 70 известных ученых и руководителей КБ и НИИ промышленности, и Министерства обороны. Для доставки на станцию экипажа и запасов разрабатывался свой транспортный корабль снабжения (ТКС), рассчитанный на вывод той же ракетой УР500К. В начале предполагалось снабдить и станцию и ТКС аналогичными возвращаемыми аппаратами, рассчитанными на спуск экипажа с орбиты, но вскоре от этой идеи отказались. ВА остался только на транспортном корабле.

Станция «Алмаз» была приспособлена для длительной работы экипажа из трех человек. Конструктивно гермоотсек ОПС разделялся на две зоны, которые можно условно назвать зоной большого и зоной малого диаметров. Зона малого диаметра располагалась в передней части станции и закрывалась при выведении коническим головным обтекателем. Далее шла зона большого диаметра. Стыковка транспортных КК должна была осуществляться с задней торцевой части ОПС, где находилась сферическая шлюзовая камера (ШК), соединявшаяся с гермоотсеком большим переходным люком, В задней части ШК размещался пассивный стыковочный узел, в верхней – люк для выхода в открытый космос, в нижней – люк в камеру, из которой можно было спускать на Землю капсулы с материалами исследований. Капсула имела свою пороховую ДУ, парашютную систему, сбрасываемый теплозащитный экран и спускаемый отсек с маяком. Стабилизация ее перед включением ДУ осуществлялась закруткой после необходимой ориентации перед выпуском со станции. Вокруг ШК размещались агрегаты двигательных установок ОПС, развертываемые антенны и две большие панели солнечных батарей. Хвостовая часть станции с ШК закрывалась конусообразным щитом из экранно-вакуумной теплоизоляции.

В передней части гермоотсека в зоне малого диаметра размещался бытовой отсек экипажа со спальными местами, столиком для приема пищи, креслом для отдыха и иллюминаторами для обзора.

За бытовым – рабочий отсек с пультом управления, рабочим местом, оптическим визиром, позволяющим останавливать бег земной поверхности и наблюдать отдельные детали, панорамно-обзорное устройство для широкого обзора Земли, перископическое устройство для осмотра окружающего космического пространства. Задняя часть гермоотсека была занята аппаратурой наблюдения и системой управления.

Большой оптический телескоп для наблюдения Земли занимал место позади рабочего отсека от пола до потолка ОПС. Предполагалось, отсняв участки суши или моря, проявить фотопленку прямо на станции, просмотреть ее и наиболее интересные кадры передать по телевизионному каналу. Остальную пленку можно было спустить на Землю в капсуле.

Учитывая, что в период проектирования ОПС «Алмаз» в США велись работы над различного рода космическими инспекторами-перехватчиками спутников, на станции были приняты меры для защиты от подобных перехватчиков и буксировщиков: ОПС оснащалась авиационной скорострельной пушкой конструкции А. Э. Нудельмана. Ее можно было навести в нужную точку через прицел, поворачивая станцию. Нападать на кого-либо «Алмаз», конечно, не мог – это было лишь средство самозащиты.

18 июля 1987 г. состоялся удачный запуск автоматического варианта ОПС «Алмаз», который получил обозначение «Космос-1870». Высококачественные радиолокационные изображения земной поверхности, полученные со спутника, были использованы в интересах обороны и народного хозяйства СССР. И, наконец, 31 марта 1991 г. модифицированный автоматический вариант ОПС разработки ЦКБМ со значительно улучшенными характеристиками бортовой аппаратуры был выведен на орбиту под своим настоящим именем «Алмаз-1»

«Back in the U. S. S. R. A museum curator suggests Russia’s BESM supercomputer may have been superior to ours during the Cold War»:

8 ноября 1992 года. Среда. Глубоко в сердце Сибири живет подмигивающий монстр. По слухам, он занимает целый этаж и оснащен тысячами мигающих консольных лампочек. Когда-то он был частью военных, космических, инженерных, метеорологических и компьютерных программ СССР и является последней рабочей версией легендарного суперкомпьютера БЭСМ-6. Он стоит среди обломков трех своих соотечественников, которые были разбиты и переплавлены ради утилизации их драгметаллов. Я приехал в бывший Советский Союз, чтобы спасти последнюю машину от такой же жестокой судьбы.

Мы прибыли в эти снега и лютые ветра, чтобы получить рабочий суперкомпьютер БЭСМ-6 для Национального музея науки и промышленности в Лондоне. Готовясь к поездке, я прочитал все, что смог найти о российских компьютерах. Поиск литературы был одновременно и озадачивающим, и показательным. Я узнал, что российская компьютерная культура имеет свои собственные иконы: Урал, МЭСМ, Ряд, Наири, Стрела, БЭСМ, Эльбрус – акронимы с такой же богатой историей и личными ассоциациями для советского компьютерного сообщества, как наши аббревиатурные мантры для нас. Однако из-за секретности в годы холодной войны, эти машины практически неизвестны западным историкам вычислительной техники и почти не упоминаются в историческом каноне…

Мне интересно увидеть легендарные машины, о которых я читал – Урал, МИР, и особенно Эльбрус, суперкомпьютер на базе Burroughs, который пришел на смену БЭСМ. Вскоре после нашего прибытия я обращаюсь к одному из наших хозяев, Дмитрию, молодому компьютерщику из института, который будет нашим основным переводчиком, и спрашиваю об этих исторических компьютерах. На мои вопросы он отвечает пустым взглядом и вежливо уклоняется, поэтому я оставляю эту тему.

Мы начинаем несколько дней напряженных переговоров о цене и порядке доставки исторического оборудования, которое мы приехали купить – БЭСМ, рабочей станции «Кронос», персонального компьютера АГАТ (русский Apple II) и других машин. Согласие по каждому пункту сопровождается обязательным глотком водки. На третий день наш непрекращающийся график встреч неожиданно изменяется. Дмитрий ни с того ни с сего объявляет: В 15:30 вы увидите «Эльбрус».

Так я постигаю главный принцип ведения бизнеса по-русски: важно не то, что ты делаешь, и не уровень твоей власти; важно то, с кем ты установил личные связи. Три дня переговоров, похоже, установили необходимое доверие. Теперь наши хозяева не могут нам отказать.

21 ноября 1992 года. Суббота. Нам нужен перерыв. Мы охрипли и окосели от многочасовых разговоров и сопутствующей выпивки. Дмитрий и трое его друзей из института берут нас с собой на огромный блошиный рынок, который круглый год работает на замерзших пустырях под Новосибирском. Рынок называется barakholka, что дословно означает «мусорное место». Нам сказали скрыть нашу вылазку от директоров института: они нервничают из-за риска для иностранцев со стороны враждебно настроенных местных жителей. Дмитрий предупреждает, чтобы мы не имели при себе ни денег, ни фотоаппаратов и ни в коем случае не говорили по-английски. Если мы хотим что-то купить, мы должны подать сигнал и удалиться, чтобы нас не услышали. Наши спутники из института будут вести дела за нас.

Температура значительно ниже нуля, идет легкий снег. Рядом со скотом, автомобильными запчастями, мехами, замороженным мясом и бытовыми товарами мы видим прилавки с интегральными схемами, электронными компонентами, периферийными устройствами, радиодеталями, частями шасси и узлами – сибирская Лайл-стрит под открытым небом.

Среди награбленного – переделанные клоны Sinclair ZX– Spectrum с русской документацией и играми, хранящимися на аудиокассетах. Клоны имеют разнообразные формы, цвета и дизайн и мало похожи на свои западные аналоги. Их материнские платы неофициально изготавливались на государственных заводах электроники рабочими, которые затем собирали компьютеры дома и продавали их по одному или по два в частном порядке или на блошиных рынках.

В итоге мы покупаем два клона Sinclair; один из них поставляется с гарантией – рукописной запиской с номером телефона подростка, который собрал устройство. Стоимость: эквивалент 19 долларов США.

Мы возвращаемся в институт с нашими сокровищами. Оказавшись внутри, я поражаюсь противоречию: обилие персональных компьютеров в здании противоречит правилам, установленным CoCom в годы холодной войны – правилам, которые ограничивали страны Восточного блока в приобретении передовых технологий на Западе. Я упоминаю об этом Дмитрию.

«Желтые ПК», – смеется он, махнув рукой на цветные экраны секретарш. Он объясняет, что эти компьютеры – не брендированные машины, приобретенные в результате сделок с заводами в Восточной Азии по контракту с западными компаниями.

«Значит, – говорю я, – у русских такая же страсть к персональным компьютерам, как и у нас?» В ответ Дмитрий показывает на зарешеченные окна института. «Как вы думаете, каково расстояние между прутьями?» – спрашивает он.

Я недоуменно смотрю в ответ.

«Чуть меньше ширины компьютера», – отвечает Дмитрий. Он уверяет меня, что говорит серьезно, и объясняет, что решетки были установлены для того, чтобы компьютеры не воровали, спуская их из окон. Но кое-что меня все же озадачивает. Как, интересно, это сочетается с тем, что я заметил за стенами института? Рядом с кассой в большинстве магазинов и гостиниц страны стоит русский абак – schyotti. Продавцы и служащие производят расчеты на нем, а затем вводят итоговую сумму в кассу, хотя большинство кассовых аппаратов могут производить сложение автоматически.

Когда я спрашиваю Дмитрия об этой странной практике, он объясняет, что население не доверяет новым технологиям, а schyotti – символ традиционной, доверенной процедуры. Парадоксально, но сейчас schyotti угрожает безудержная инфляция: традиционные деревянные рамки и проволочные перемычки не могут вместить достаточно бусин, чтобы справиться с более мелкими купюрами все более обесценивающейся валюты.

23 ноября 1992 года. Понедельник. Пришло время завершить наши переговоры по БЭСМ, возможно, самому влиятельному компьютеру в истории советской вычислительной техники. Эти гигантские машины – от прототипа, БЭСМ-1 (1953), до последней модели, БЭСМ-6 (1966) – были рабочими лошадками научных и военных вычислений, а система из четырех БЭСМ в институте одно время поддерживала более 300 независимых пользователей.

БЭСМ-6 представляет особый интерес: по некоторым данным, это последний отечественный компьютер, который по производительности не уступал западному аналогу – суперкомпьютеру Control Data середины 1960-х годов. Было построено более 350 БЭСМ-6. Последние из них были сняты с эксплуатации в начале 1990-х годов. Наши переговоры о покупке суперкомпьютера были мучительными, но в конечном итоге увенчались успехом. Система, которую мы доставим домой, включает в себя полный процессор БЭСМ, шкафы питания, множество периферийных устройств, кабели, документацию и запасные части.

Имея более детальное представление об этом выдающемся советском суперкомпьютере, мы, возможно, сможем пересмотреть утверждения времен холодной войны о якобы имевшем место технологическом отставании России и развеять или подтвердить некоторые мифы о технологической доблести наших новых условных союзников.

Глава 12

7 марта 1967 года. Москва. Верхняя Радищевская улица. Время перемен

– Паша!

В этот раз родственника ждали. Тем более что завтра будет праздник и потому с работы отпускали раньше. С кухни доносились вкусные запахи, из комнат детей радостные звуки предвкушения, в зале играла негромкая музыка. Хозяин квартиры предпочитал джаз.

– Зина, Коля!

Братья обнялись прямо на пороге. Младший возвышался на целую голову.

– Что встали, мальчики, проходили. Ой, Паш, ты куда столько тащишь?

Павел выставил в прихожую два огромных чемодана и небольшую спортивную сумку.

– Так после вас в деревню еду, а там подарки. И вам привез.

– Право, не стоило!

– Здрасьте, – высокий молодой человек с модной длинной прической развел руками, – вы мне родственники или как?

– Родственники-родственники!

Зина засмеялась. Нравился ей деверь. Высокий, симпатичный, всегда с улыбкой и хорошим настроением. Такого никакие невзгоды не возьмут! В этот раз он дал телеграмму, что прилетает прямо с рейса из Мурманска.

– Чего не сообщил точное время, мы бы тебя встретили!

– Зачем, такси ходит! Налетай!

Павел с ловкостью иллюзиониста вытащил из сумки замысловатой фигуры бутылку и несколько жестяных баночек с иностранными надписями.

– Ой, что это?

– Коля, это тебе, сегодня опробуем. Настоящий шотландский виски, односолодовый. Нам его местные в Эдинбурге посоветовали.

– Ох ты! – Зинаида смешно всплеснула руками. – Ты был в Шотландии?

Павел осклабился:

– Зиночка, где я только не бывал за столько месяцев. Мир большой, и все хочется осмотреть.

– А это что? – заинтересовался банкой с красивым рисунком Николай. – Неужели печенье консервируют?

– Так, мальчики, давайте за стол, подарки потом.

– На самогон похож, но привкус интересный, – хозяин изображал из себя сноба, держа в одной руке стакан с напитком и подцепив вилкой черную маслину. Зина пробовала сардины, закатив глаза кверху. Дети уже были накормлены, им дали по английской печенюшке из большой жестяной банки и отправили к телевизору. Как раз там начинался праздничный концерт. В этот день вечером вся программа передач состояла из развлекательных материалов. Даже программа «Время» была сокращена до пятнадцати минут. Веяния последнего года. Нечего мозги пролетариату в выходные полоскать!

– Ты еще не понял, потом дойдет, – Павел пил с хозяйкой красное вино и налегал на мясо. Зина положила ему еще кусочек.

– Ты ешь, вон какой здоровый лось! Мы эту свинину на рынке колхозном берем. Не так уж и дорого, зато все отборное.

– Да я вижу, что холодильник полный. Неужели со жрачкой полегче стало?

Зина захохотала:

– Так это к празднику заказы выдали на работе. У Коли, конечно, он больше. Он же нынче целый заведующий лабораторией! И у них снабжение как у правительства.

Женщина захохотала, Павел улыбнулся, невольно цапнув взглядом разрез ее платья. Жена брата была дамой фактурной. Николай сделал глоток скотча и благостно улыбался.

– Зря смеешься! Мы сейчас над очень важной задачей бьемся. Сам Генеральный на днях заезжал.

– Ты его видел?

– Да где там! – Николай махнул рукой, решая, что употребить из заморских деликатесов, выставленных на столе. – Для этого высокое начальство имеется. Там знаешь какая у него охрана!

– Говорят, мужик хороший.

Хозяин задумался:

– Не знаю. Но порядок при нем наводится. Наверху все кипит и капает. А нам расхлебывать.

– Было бы за что, брат! Мы народ простой. Как они к нам, так и мы к ним.

– И как у вас? – любопытство Николая зримо выражалось в его взгляде. Павел допил бокал, смачно закусив консервированным огурчиком.

– Не сказать, что в шоколаде, но морякам Ильич здорово потрафил. Флот растет, народу не хватает, так что платят как богам. Ставка небольшая, но сверху валюта, чеки. Отдыхать некогда, меня в отпуск еле отпустили. Но раз обещано, то выдай и положи!

Моряк выложил на стол пачку бумажек размером в дореформенные рубли. Зинаида сделала огромные глаза, с любопытством озирая заветные чеки.

– Это вам за все хорошее.

– Не возьму. Ты что! Не бедствуем. Матери лучше отвези.

Павел набычился, снова подвинув хозяину сотенную.

– Ей отложено, как и сестре. Брат, ты мне или не брат? Сколько раз помогал и выручал, могу я в кои веки отблагодарить? В «Березке» их свободно принимают.

Зинаида уже тянула руку за чеком:

– И ничего не спросят?

– Паспорт, говорят, могут попросить. Если что скажете, что я подарил. Там номер, по нему пробьют. Но у нас на севере никто не спрашивает. Моряков и рыбаков треть города, да и Москва – городок не бедный. Мне сказали, что у вас целая сеть магазинов организована.

– Коля, мы же хотели тебе новую радиолу ГДРовскую купить. В обычном магазине такую не достать, а там она точно есть!

Хозяин с подозрениями глянул на супружницу:

– Ты откуда знаешь?

– Мы с Людой ходили в «Березку» подарок тестю выбирать на юбилей.

– А у ней чеки откуда?

Зина всплеснула руками:

– Ты как первый раз живешь, Коля! Их купить можно в кассе или с рук. Через знакомых дешевле. Кассы больно много берут процентов.

– Так иначе государству какой смысл?

Павел отложил вилку и уставился на женщину.

– Зин, а подробней!

Не зря она работала в Москонцерте, в пять минут обрисовала схему продажи чеков и поинтересовалась:

– Неужели продать хочешь?

– Ага, чеков много выдали за последние рейсы вместо валюты, что мне с них? А вот погулять охота!

Николай неодобрительно покачал головой:

– Накопил бы.

– Да брось, еще успею! Пока молодой, надо и свет прогулять, и себя показать.

Старший обреченно произнес:

– Весь в деда. Тот в империалистическую и во Франции побывал, потом в твой Архангельск с англичанами прибыл, через линию фронта прошел. Вот его позже в тридцатые органы потаскали.

Зинаида лишь усмехнулась семейным байкам, подошла к плите и спросила:

– Мальчики, чай или кофе.

– Кофе, конечно! У меня для этого дела шоколад голландский припасен.

– Ой, Паша, балуешь ты нас!

– Да ладно. С разговорами совсем о подарках забыли. Ну-ка!

Павел ловко вскрыл импортный чемодан и начала с грацией фокусника вынимать оттуда свертки и пакеты. Детям были привезены красочные альбомы, фломастеры и по блоку американской жвачки, хозяйке – джинсовое платье, брату – особый подарок. Тот озадаченный, глянул название обложки и тут же убежал к проигрывателю. Через несколько минут Зина вышла из загородки, что делила залу в обновке. Сияющая, как начищенный самовар.

– Все девочки у нас обзавидуются. Самая модная форма! Паша, ты как мой размер угадал?

– Ну как, – молодой человек обвел воздух руками. – На глаз. Буфетчица у нас девушка, формами на тебя похожа.

Зинаида захохотала:

– Ты эти формы сам мерил или тоже на глазок? Мой где?

Из большой комнаты раздались заливистые звуки электрогитары, затем пронзительный голос на английском. Николай озадаченно сидел в кресле и слушал странный, незнакомый доселе ритм. И надо признаться, он ему нравился. Английский же он знал досконально, и смысл песни улавливал.

– Паш, это что вообще?

– Эх, темнота. Рок-музыка, наше будущее.

– Понял. Битлы и Ролинг Стоунз.

– Эта круче. Англичане. The Who. Свежий сингл выпустили «I Can See For Miles». И тут же в горячую десятку попали.

Николай недоуменно уставился на брата:

– Ты откуда все знаешь?

– Так, мы же там радио местное слушаем! Есть музыкальные программы. Английский я еще на флоте усиленно учил. Там без него никуда. В любом порту мира требуется. И в Африке, и в Америке.

– Поносило тебя, брат. Но спасибо, уважил. Завтра на работу принесу. Есть у нас там меломаны.

Завтрак был накрыт на столе, и пока хозяйки бегала по делам, братья пили на кухне чай. За окном мягко кружились снежинки, дети убежали гулять, впереди целый выходной.

– Как там при капитализме?

– Живут, – пожал плечами Павел. – У них своих проблем полна коробочка. В Роттердаме шикарно, в Англии глухо.

– В смысле?

– Бедно, работяги жалуются. Денег ни на что не хватает. Бастовать запрещают.

– Вот как? Прямо как у нас по телевизору рассказываешь.

– Ты что, думаешь, в Европе люди как сыр в масле купаются? Ты лучше нас, моряков спроси, все обрисуем. Норги скромно живут, ни кроны лишнего не заплатят. У них там голые скалы и треска в море, больше нет ничего. Французы процветают, русским там рады. Но мы как-то в Португалию зашли. Вот где нищета! Но наши говорят, что так всюду в Средиземке. Испания, Греция, Турция. Разве чуть богаче в Италии. Простому народу везде несладко.

Николай нахмурил брови, но не сказал ничего. По правде, до конца брату так и не поверил. Как в Европе можно жить бедно? Хлопнула входная дверь, и вскоре на кухне показалась румяная Зинаида.