Текст книги "Графиня Сторендж (ЛП)"
Автор книги: Аква Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Глава 1.
Настоящие дни. Королевство Картелия.
Графство Сторендж. Замок графа Маркуса Оушен Сторенджа.
– Поль? – как только за моей спиной раздается щелчок дверного замка, до моего слуха доносится тихий и до боли родной голос. Голос, в котором теперь сквозит какая-то обречённость вперемешку со вселенской усталостью, которые при чьём либо присутствии мой муж пытается скрыть под налётом безразличности и холодности. Но я его уже немного успела узнать и изучить.
Марк сидит в инвалидном кресле у окна. Видимо, открывающийся из него вид так сильно полюбился ему за последний месяц, что он может часами так сидеть и смотреть на пустынный двор. Или, что более вероятнее, это единственное его развлечение в вынужденном длительном заточении. Заточении, которое частично он выбрал для себя сам.
Марк с каждым днём становится всё более невыносимым. Мои жалкие попытки скрасить его одиночество отметаются с завидным упрямством и хладнокровием. Предложение почитать книгу, насмешливым "я давно вышел из столь слюнявого возраста, когда чувствовал остую необходимость послушать сказки на ночь". И на мою попытку открыть ещё раз рот, чтобы привести свои оргументы, неизменное:
– Я не достаточно понятно изъясняюсь? Или у меня ещё и проблемы с речью, помимо всего прочего, раз я стал не понятен с ПЕРВОГО раза?
Как я ненавижу, как он на меня смотрит в такие моменты. Своим тяжёлым, подавляющим взглядом. Словно хочет придавить, раздавить как жалкую, неугодную букашку и испепелить на месте одновременно. Марк часто испытывал своим "уноси ноги" взглядом нервы нерадивых слуг, зарвавшихся партнеров или выскочек аристократов, которые в миг вытягивались, со всем начинали соглашаться или спешили поскорее ретироваться.
Я тоже робею под этим взглядом. За год замужества, я так и не научилась противостоять Маркусу. И от этого впадаю в отчаяние. А ещё больше от сложившейся ситуации.
К слову, совместные беседы, чаепития, прогулки – все мои предложения разбиваются об очередные насмешки, колкости или глухую стену молчания. Поэтому в последнее время я даже не пытюсь о них упоминать.
– Ты по прежнему не прислушалась к моему совету?
Как он безошибочно угадывает, что именно я вошла в комнату, одному богу известно. Вероятно, по шелесту юбок, хотя его маменька носит такие же пышные платья. Или по особому аромату, по звуку шагов? Не знаю. Но он ни разу не ошибся, сидя спиной к двери в чертовом инвалидном кресле и называя меня по имени, как только я вхожу в его спальню. Спим мы теперь в разных опочевальнях, как полагается благочестивым высокородным господам.
– О чем ты? – пытаюсь строить из себя святую невинность, хотя прекрасно знаю, о чем он. Марк с завидной упертостью хочет, чтобы я уехала. На протяжении всего времени после случившегося. Особенно настойчивым он стал месяц назад после того, как пересел в кресло. Возможно, его настигло осознание, что это навсегда. Я например, не так категорична, и верю в низкий процент исцеления, что дают ему доктора. Вернее, один из докторов. Пусть ничтожно малый процент, но он всё же есть! В жизни ведь случаются чудеса, не так ли?
Марк же хочет, чтобы я оставила его в таком состоянии и начала заботиться о себе, строить свою жизнь, своё счастье, но уже без него. А хочет ли он это на самом деле? Хочу ли я?
И какое мое счастье без него? На что она похожа, эта жизнь, без него?
Как это больно. Невыносимо.
Быть рядом, стоять так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до него, зарыться пальцами в мягком чёрном шелке волос, чуть отросших за последние месяцы, прижаться губами к виску, вдохнуть знакомый аромат и свернуться калачиком на его коленях, забывая обо всём. Обо всех проблемах на свете. Только чувствовать его близость, что он рядом.
– Или ты наконец-то стала мудрее, проявила благоразумность, и твои чемоданы ждут тебя сейчас в парадной? Ты пришла наконец попрощаться, Поль? – оборачивается, окидывая меня деланным безразличным взглядом с головы до ног.
Я уверена. Нет, я знаю, что он пытается выглядеть непричастным, бездушным, безразличным. На самом деле ему также больно. Он разозлен, взбешён своим нынешним состоянием, своей беспомощностью. Маркус всегда был независим, своеволен. Сейчас же вынужден полагаться и зависеть целиком и полностью от своих домочадцев.
Но если продолжать себя жалеть, злиться на обстоятельства, на жизнь, раздражаться и сливать весь негатив на нас, ни в чем неповинных окружающих, то что это даст? К чему приведёт? В тупик? К краху?
Можно попробовать, попытаться что-то сделать. Попробовать побороться за своё выздоровление, хоть надежда крайне мала. Или начать что-то делать, чтобы научиться жить в сложившихся обстоятельствах, Как-то приспосабливаться. Это не конец. Я в это искренне верю.
Очень легко всё перечеркнуть, наши отношения, любовь, надеюсь она всё же есть, есть в Маркусе, всю страсть, все надежды и чаяния, наше будущее. Только зачем?
Почему, мой дорогой, ты так жесток к нам?
– Я зашла спросить, спустишься ли ты в столовую сам или велеть подавать обед сюда? – мой голос звучит ровно, я тоже стараюсь держать лицо. Прежде чем войти, перед его дверью я обычно считаю до десяти и пытаюсь выровнять дыхание. Где-то слышала, что перед больными нельзя расклеиваться, дабы морально не усугублять ситуацию. А еще, наверное, во мне говорит гордость. Когда тебя гонят день изо дня, тобой пренебрегают, хочется сохранить своё достоинство хотя бы для себя самой.
– Все как обычно, – теряя интерес, отварачивается к окну.
Звучит несколько двусмысленно. "Как обычно" может означать, что подать обед нужно сюда. С тех пор, как Марк сел в инвалидное кресло и получил возможность передвигаться по дому, он не покидает свою комнату. Завтракает, обедает и ужинает всенепременно в своих покоях. В одиночестве. До инвалидного кресла после трагедии он пребывал в постели, соответственно и принимал пищу там же. Затворник хренов.
Но мне видится в его словах скрытый смысл. Марк прекрасно знает, что его мать не оставила в покое идею выманить его из заточения. Поэтому ежедневно посылает меня или слуг удостовериться, где будет явствовать её сын. Как обычно.
Но сегодня во мне что-то ломается. Может, утренняя новость, что моя кобыла напоролась на что-то и хромает. Теперь мне какое-то время придется ездить на спасительные для моего разума верховые прогулки на другом жеребце. К нему придётся привыкать.
Я очень консервативна и с трудом переношу вынужденные изменения. Сложно адаптируюсь к другим людям, условиям и даже к животным. Может поэтому я ещё противлюсь отъезду и связанными с ним непременными изменениям в моей жизни?
Терплю. Пытаюсь стоически выносить саркастические нападки мужа. Может в этом весь смысл? А не в том, что Марку нужно дать время, ещё немножко, ещё чуть-чуть. Осталось ведь потерпеть самую малость, а дальше будет всё как и прежде.
Но кого я обманываю…
А как же любовь? Есть ли она? Раньше бы я сказала со стопроцентной уверенностью, что да, есть. А сейчас? Любовь – это сказка, выдуманная романистами? Разве можно так с человеком, если его любишь?
Действительно, если любишь…
Может, правда, время лечит?
Как же тяжело…
Да и кобылу очень жаль. Варка моя любимица.
А может другая новость надломила во мне что-то. Вчера моя кузина родила мальчика. Весь дом был взбудоражен долгожданной новостью. Даже лицо свекрови прояснилось и преобразилось, с него на некоторое время сошла печаль, застывшая маской последнее время. Надо бы радоваться этой вести, такое счастье, но я не смогла, как ни пыталась. Натянуто улыбалась прилюдно, а ночью эгоистично оплакивала свою жизнь, своё несостоявшееся счастье с Марком. Наверное, скажете, я плохая сестра. Но я на пределе.
Может поэтому вместо короткого "Хорошо, как скажешь" я не разворачиваюсь и не выхожу из комнаты. Последюю неделю я уже не пытаюсь наладить с ним отношения, не взываю к его чувствам и разуму. Я просто послушно, безэмоционально выполняю его волю: лишний раз его не трогать.
Но сегодня я подхожу к нему вплотную, опускаюсь на колени сбоку кресла и кладу свою руку на его. Сейчас я не чувствую робости или страха, я не боюсь, что он снова посмеётся на до мной, прогонит или проигнорирует. Я хочу жить, хочу, чтобы жил он. Жил, а не существовал. А это в данный момент означает, чтобы он наконец услышал меня.
Смотрю на мужа с немой мольбой.
– Марк, почему ты так жесток с нами? – начинаю тихо, – Всем было бы легче, пойди ты нам на встречу. И тебе, и мне, и матери. Тебе бы не пришлось часами и днями сидеть возле окна, смотреть на редких прохожих. Мы могли бы интереснее проводить время. Общаться, гулять, быть вместе, поддерживать друг друга. Не отталкивай нас. Мы тебя искренне любим, – и уже с дрожью в голосе, – я тебя очень люблю. Пожалуйста, не будь таким упрямым.
Останавливаюсь, чтобы справиться с охватившими меня эмоциями.
– ты закончила? – тоже тихо начинает он, даже не поворачиваясь в мою сторону, всё также смотрит в окно, – теперь послушай меня. Ты молода, слишком молода. Вся жизнь ещё впереди. Не перебивай, я тебя выслушал, – повышает слегка голос, чувствуя, как я набираю воздух в лёгкие для очередного возражения, – Как ни банально, но твоя взрослая жизнь только началась. Ты ещё полна иллюзий о счастливой семье, о любимом муже рядом, пусть и калеке, и доме полном детей. Да, детей, – короткое молчание, – но в том-то и дело, что я не смогу их тебе дать. Я абсолютно ничего не чувствую, – сглатывает, – ниже пояса. Ни-че-го.
Для меня это было не новостью. Я слышала, как врачи переговаривались между собой, мол, молодая супруга, а так не повезло. Бывают, конечно, случаи исцеления, на чем настаивал один пожилой лекарь. За свою долгую и насыщенную практику он их видел. Через несколько месяцев после травмы человек, например, мог двигать одной ногой, или возвращалась чувствительность на стороне повреждения, или детородная функция. Мол, рано вы его списываете, братцы. Я жаждала, чтобы этот старец продолжил лечение моего мужа, но Марк его выгнал.
– Мы можем прожить без детей. Без совместных, – быстро поправляюсь, – у тебя есть сын, с наследством и титулом проблем не возникнет.
– Как ты заметила, сын уже есть. Проблем не возникнет независимо есть ты или нет.
– Это жестоко, Марк, – я всхлипнула, впервые за месяц показав свою слабость перед ним.
– Поль, – он вздыхает и гладит рукой меня по волосам, ероша незамысловатую прическу, – вот будем мы с тобой сидеть за столом, общаться на различные темы, обсуждать соседей, кто на ком женился, в какие предприятия вложился, какой урожай собрал, да о чем угодно. Будешь меня преданно катать на коляске по округе. Каждый вечер вместе станем встречать закат на причале, держась за руки. Ты ведь это хочешь? И даже не то, что я другой и это всё не то, что я хочу. Помолчи, Поль. Ты станешь взрослеть, становится более женственной. Не обижайся на мои слова, ты и сейчас женственна, но ещё по-особому, по-молодому. Это неминуемо, тебе всего девятнадцать. Тебе захочется тепла, не только объятий и поцелуев, тебе захочется большего. Я знаю, о чем говорю, – его рука на мгновение замирает, – я был с тобой, ты страстна. Так вот, в итоге ты либо посмотришь в сторону…
– Не посмотрю, – упрямо всхлипываю, опустив голову и наслаждаясь прикосновениями.
– Посмотришь, – хмыкает, – Жизнь длинная, неудовлетворённость даст о себе знать. Ладно, если не посмотришь, станешь раздражительной. Сначала по важным вопросам, потом начнут выводить из себя мелочи, а потом, – он многозначительно помолчал, – потом буду раздражать тебя я. Уже только тем, что существую. Что ты посвятила всю себя мне, и у тебя нет ни женского счастья, ни детей. Но ты будешь упорно молчать, не признаваться в этом. Так как это твой выбор. Или даже не признаешься в этом сама себе. Или не будешь молчать, кто знает? Это человеческая природа, Поль. Против этого мы бессильны. Мы хотим не только любви духовной, но и телесной. В нас природой заложено стремление размножаться. Человек научился изображать благополучие, на самом деле не чувствуя его. Но кому оно нужно, такое благополучие?
– Без тебя я тоже не смогу.
– Сможешь. Вначале будет трудно, очень. Не спорю. И тебе, и мне. Но стоит ли портить жизнь сразу двоим? Давай сохраним в памяти то прекрасное, что между нами было. Лет через пять, а может раньше, найдешь себе достойного мужчину и будешь с ним счастлива.
– Марк…
– Развод я тебе дам, проблем с этим не будет ввиду моего состояния.
– Марк…
– Поль, пойми, – переводит пристальный взгляд на меня. Взгляд полный боли и обреченности, – . Я тоже живой человек, со всеми присущими людям чувствами. Я не смогу видеть твои измены. Понимаешь? Не смогу. Или ещё хуже, как ты мучаешься рядом со мной. А ты мучаешься.
– Меня мучает лишь то, что ты не позволяешь мне быть с тобой, – кажется, я уже близка к истерике.
– Это пока.
– нет, я…
– Поль, давай закроем эту тему. Собирай вещи и уезжай.
Он меня не слышит. Он меня не хочет услышать!
– Марк, давай попробуем. Доктор Сварт говорит…
– Плевать мне, что он говорит. Сварт давно выжил из ума.
– Дай мне год, – я поднимаю к нему зареванное лицо и прошу: – дай мне всего лишь один грёбаный год. Если ничего не получится, то я уеду.
– И что он тебе даст? – насмешливо.
– Я буду знать, что я пыталась, но не смогла.
Глава 2.
Два года до настоящих событий. Королевство Картелия.
Бал по случаю Дня рождения графини Белвеской.
– Ой, – восклицает Миранда, прижимая ладошку ко рту в деланном удивлении, – Вы только посмотрите! это же мадам Де Лосси. Помните? Та, которую муж застал в уединении с другим мужчиной.
– И как ей только совесть позволяет появляться в приличном обществе! – сразу подхватывает Нора. Они с Мирандой подруги детства и кладезь информации. Иногда крайне полезной. Но чаще высосанной из пальца какой-нибудь скучающей пожилой матроны, сидящей вечерами с подругами за чашечкой ароматного чаю и пытающейся таким образом хоть как-то расшевелить их.
– Говорят, маркиз был вне себя, – продолжает, понижая голос, Миранда. Это наказание нам досталось от жены кузена. Нам – это мне и моей кузине Марте. В отличии от своей спокойной и уравновешенной сестры, доставшейся в супруги моему брату, Миранда была вспыльчива, театральна и падка до сплетен. Нора пыталась ей соответствовать.
– Но мадам, – продолжает громко шептать Ми, сменив ладонь на веер, – пообещала прикрыть ему денежную жилу своего папеньки. А маркиз страшный мот и беден как церковная мышь, поэтому о разводе не идёт и речи.
– Но явится сюда! – снова восклицает Нора.
– Эх, барышни, третий бал, а принца всё так же нет, – вздыхает Марта, тем самым прерывая поток ненужных и не предназначенных для молодых девичьих ушек подробностей. Впрочем, их можно было бы и послушать, но, Всесветлая, не на Балу же в присутствии пол сотни чужих ушей!
Так сложилось, что в этом году мы все – Я, Марта, Нора и Ми – достигли совершенолетия, и были выведены заботливой рукой матушек и моей тётушки, так моя мама покинула этот мир преждевременно, в свет на охоту на завидных женихов. Только пока оказывается, что женихов полон зал, а завидных раз – два и обчелся.
– Кстати, говорят, вернулся граф Сторендж, – быстро находит новую тему Нора.
– Да ты что? – округляет глаза Миранда и после мечтательно тянет: – вот если и выходить замуж, то только за него.
– Пфф, – не выдерживает Марта, – он стар как чемодан моей бабушки.
– Ему всего лишь тридцать шесть. Между прочим, как и твоему брату, – укоризненно вещает Миранда, – и он красив как бог.
– Кому как, – хмыкает кузина, – Причём у него характер не сахар.
– Что не мешает твоему брату с ним водить дружбу, – парирует Ми.
– Но это же чистая правда, Ми! У него здорово испортился характер после смерти жены, это общеизвестно! – восклицает Нора и переводит взгляд на меня, выпячивая вперёд грудь, готовая поделится пикантными подробностями. Уверена на все сто: раз такой у неё вид. И, думаю, просвещать она будет в большей степени меня, так как я недавняя гостья в столице и благодатная почва для старых много лет неперетираемых пересудов. Нора заговорщически продолжает: – поговаривают, что у них была неземная любовь. У графа с супругой. Они поженились совсем молодыми, как мы с вами. Он в ней души не чаял, ни на кого другого не обращал внимания. Все для неё, все ради неё. И когда она умерла в родах, а они начались гораздо раньше положенного, граф места себе не находил. Даже на сына смотреть не мог. Так он напоминал ему покойную супругу. Поэтому мальчика сейчас воспитывают бабка с дедом.
– Графа? – подаю я голос. Стоять, подпирая стену, и молчать надоело. Шёл пятый танец, а нас никто так и не пригласил. Меня не особенно интересуют собравшиеся здесь женихи, да я и не знаю, кому из них положено улыбаться, кого холодно обходить стороной. Но хочется уже каких-то действий.
– Супруги графа, – поясняет Миранда с видом "ты откуда спустилась, об этом же знают все".
– Но сейчас он, вроде как, вернулся с очередного военного похода и решил вплотную заняться воспитанием сына. Но, – тянет Нора, слегка сморщив свой аккуратный носик, – Поговаривают, отпрыска избаловали донельзя.
– Нора, я тебя умоляю! Смысл браться за его воспитание? Младший Сторендж уже в прошлом году представлен свету и даст фору своему папаше в поисках невесты.
– Миранда, а откуда у тебя сведения, что Сторендж старший ищет себе жену? – под маской возмущения, уверена, Нора прячет обиду на подругу. Сплетня пролетела мимо неё.
– Он её не ищет, Нора, – вставляет свои пять копеек Марта, – это был сарказм.
– Отчего же, Марта? Не он сам, конечно, – улыбается Ми, – Но его матушка на днях на приёме у Смиттов обмолвилась, что искренне надеется, что граф после возвращения возьмётся за ум и наконец-то подыщет себе достойную супругу. Дескать, женщина отчасти смягчает характер своего спутника жизни.
– Она на это надеется, моя дорогая Миранда, вот уже восемнадцать лет. Ты столько же будешь его ждать?
– Маркус, позволь представить тебя моей дражайшей сестре с её прелестными подругами, – вдруг врывается в наш спор голос кузена Грегори, заставляя обратить на него внимание.
Стоящий рядом с Грегом мужчина – а он определённо им был, в смысле, мужчиной, а не прыщавым юнцом или толстопузым старикашкой, что несомненно радовало. Так вот, этот мужчина по моим меркам довольно высок. При моих неполных метр шестьдесят он точно выше меня на голову. С кузеном они представляют приятную глазу пару: оба высокие, статные, широкоплечие, чуть смуглые и в мундирах. Возможно, они и познакомились в последнем военном походе.
– О, Грег, – первой нарушает молчание, вызванное всеобщим замешательством, Марта. Подружки тоже отмирают и усиленно начинают улыбаться мужчинам. Хотя я не совсем понимаю их первоначальную реакцию на их появление. Грегори со спутником, конечно, выглядят превосходно, но заливаться краской и особенно терять дар речи при появлении шикарных мужчин так не похоже на Миранду.
– Честно, я уж и не надеялась тебя встретить, – продолжает улыбаться кузина, – если не война, так твоя жена должна была уж точно отнять тебя у нас, – и поспешно поясняет: – сразу после свадьбы покинуть её! И что я вижу сейчас? Ты снова, не успев вернуться, околачиваешься на балах! Грег, это апогей кощунства.
Брат молчит, но не сводит пристального взгляда с сестры. Я понимаю, что в Марте кипит негодование, но сор из избы выносить не стоит. Мы всё таки в окружении тысячи любопытных ушей и взглядов. И самые близкие из них принадлежат Ми с Норой. Я деликатно покашливаю в кулачок и бросаю красноречивый взгляд на Марту.
Она продолжает улыбаться, но в её глазах застывает беспокойство. Прищуривается на брата, дескать "разговор ещё не окончен".
Дело в том, что Грегори покинул свою супругу на следующий день после свадьбы. Вынужденный подчиниться королевскому приказу, он заступил командовать отрядом в очередном военном походе. Это понятно и принято. Но по возвращению почему-то не спешит к своей супруге.
Кузен отмирает, легко целует сестру и меня в щеку, прикладывается к ручкам Ми и Норы. Они краснеют, украдкой бросая взгляды на спутника Грега.
– И я рад тебя видеть, сестрёнка, – и обращаясь ко всей нашей четвёрке: – Раз уж речь зашла о войне, позвольте вам представить, барышни, моего верного боевого товарища, графа Маркуса Сторенджа.
Теперь уже меня резко заливает удушливая волна. Понимание всеобщего замешательства накрывает. Как прыжок в прорубь. Неожиданно и отрезвляюще. И сколько Сторендж услышал из нашего разговора? Всесветлая, что он теперь о нас думает? Хотя какая мне разница, я ж не участвовала в промывании его костей! Или нет? Что я успела сказать?! Ах, Поль, не всё ли равно тебе, что он о нас или тебе думает. Успокойся, ну же…
Медленно выдыхаю и ловлю на себе его пристальный взгляд. Теряюсь и краснею ещё больше. Чтоб его!
Все взгляды нашего полукруга обращены на мою персону. От меня ждут какой-то реакции. Видимо, Грег меня уже представил, поэтому ещё больше краснея, если это вообще возможно, протягиваю руку для вежливого поцелуя:
– Взаимно приятно.
Улыбка получилась так себе.
– Ох, Грегори, – прерывает наш зрительный контакт Миранда, обращаясь к кузену, но не переставая поглядывать на Сторенджа, – война это так ужасно, но, полагаю, и там встречаются курьёзные случаи? Может быть расскажете о таком? Или вы, Маркус?
– В другой раз, – бормочет Марта и старается перевести разговор в другое русло: – Кстати, дошёл ли до тебя, дорогой братец, слух, что в этом году король планирует охотиться в Веленских лесах?
– Он же ещё лет пять назад говорил, что больше его сапог не ступит на эти земли? – подхватывает Грег, изгибая бровь. Он терпеть не мог расспросы о военных походах, о чем прекрасно осведомлена кузина. "Война пусть остаётся на войне".
– Теперь поговаривают, что он решил освежить память.
– Не думала, дорогая Марта, что тебя интересуют досужие разговоры, – слащаво улыбается Миранда, и со знанием дела добавляет: – Это ещё не решено окончательно. Я бы, например, с удовольствием послушала подлинную военную историю.
– Что ж, желание дамы закон, – улыбаясь одними губами, изрёкает народную мудрость Сторендж. Взгляд его остаётся странным, отрешенным, будто он смотрит сквозь нас, – это было два года назад. Солдат, отвечающий за поставку обмундирования, перепутал мешки и захватил с собой кастрюли. Вместо касок. Десять кострюль в бою увенчали головы солдат.
Краткость сестра таланта, как говорится. Сторендж тоже не любитель военных баек? Или такой посредственный рассказчик?
– Наверное, ненельцы обмерли от смеха, увидев на головах противника столовый инвентарь? – Миранда, видимо, решает разбавить подробностями столь сухой рассказ.
– Не знаю, как насчёт ненельцев, но в наших окопах стоял громкий хохот, – и невесело усмехнувшись, добавляет: Поначалу.
– Представляю, как смотрелось со стороны. Над окопом двигаются кастрюльки, – хихикает Нора.
Похоже, весело только ей с Мирандой. Марта обводит скучающе зал взглядом, Грег рассматривает свои сапоги. Ищет соринки? Мысли и чувства Сторенджа угадать не получается, он кажется мне закрытым и отстранённым.
– Надеюсь, этот неловкий солдат впоследствии перестал путать мешки? – Миранда продолжает или решает всё-таки свернуть отчего-то неловкую тему? Вероятно, первое. Она придвигается ближе к Маркусу, – это был достойный для него урок?
– Более чем.
– Его наказали?
Молчание.
– Дорогие миледи, – прерывает паузу Грег, отрываясь наконец от сапог, – давайте всё же не будем о скучном, о войне, в такой сказочный и торжественный день. Предлагаю потанцевать.
– Так какое наказание его постигло? Ну же, не томите! – не унимается Нора.
– Жизненное, – Сторендж внимательно и серьёзно смотрит на неё, – Ему прострелило голову.
Как ни в чем не бывало поворачивается ко мне и протягивает руку:
– Соизволите, миледи, подарить мне этот танец?
Я шокированно вкладываю свою вдруг ставшую влажной ладошку в его горячую крепкую ладонь. Чувствую, как снова начинают аллеть щеки.
Признаться, это мой третий танец после дебюта. Первый я танцевала с братом, второй с каким-то прыщавым юношей, который не переставал самозабвенно вещать о себе. И для разнообразия поинтересовался давно ли я в городе, и нравится ли мне здешняя погода. Поэтому этот танец, а нам попался ни что иное как вальс, можно смело назвать моим первым танцевальным опытом с незнакомым мужчиной. Внешне чем-то даже притягательным.
– Постите Нору, она иногда забывает границы, что выглядит несколько бестактно, – начинаю неловко разговор, пытаясь извиниться за подругу.
– Бестактность в данном случае проявил я, рассказав нелицеприятные подробности. Особенно в столь юном дамском обществе.
– Простите, но мне просто показалось, что вы её хотели поставить на место.
За что я всё время извиняюсь? Вот он и не подумал просить прощение, хотя тоже признаётся в своей бестактности. И вообще зачем продолжаю этот разговор? Видно же, что он на него не настроен. Или просто всерьёз не воспринимает дебютанток? В любом случае со мной пошёл танцевать, выбрав из двух зол меньшее.
Почему-то близость с ним меня крайне смущает. Вероятно, сказывается моя неопытность. И меня страшит ощущающаяся в нём скрытая сила.
– Разве я имею на это право? – изгибает он бровь, что очень похоже на Грега, – Нисколько. Миледи хотела услышать правду, она её получила. И если Вам столь неуютно в чьем-либо обществе, то не проще его сменить, чем постоянно извиняться и за кого-то краснеть?
Прямой взгляд глаза в глаза.
И меня вдруг накрывает, я тону в этой небесной синеве. На какой-то миг время замирает. В его глазах я успеваю уловить скрытую боль, усталость и что-то ещё, что я не понимаю. Пока не разрывается наш зрительный контакт. Пока граф первым не отводит взгляд.
– Как говорит ваш кузен, "пока ещё чувствуется запах пороха и гремят в ушах разрывы снарядов, давайте хоть глазам и уму дадим спокойной и мирной пищи".
Смотрит на меня уже с лёгкой улыбкой. Я жалко улыбаюсь в ответ.
Я напряжена. Натянута как струна. Или тетева лука. Мы молчим. Я лихорадочно ищу, о чем бы его ещё спросить, но не нахожу тем для разговора. Граф мне в этом не помогает. А потом я понимаю, что надо расслабиться. Возможно, Сторендж уже устал от разговоров, устал от необходимости подбирать слова, дабы не нанести ненароком оскорбление, говорить на ничего незначащие ни для кого темы. и просто хочет потанцевать. Так давайте, лорд Маркус, потанцуем.
Я расслабляюсь. Мы легко кружим по залу в незамысловатых па.
Когда возвращаемся, ловлю на себе гневный взгляд Миранды. Но делаю вид, что я его не заметила.
Глава 3.
Настоящие дни. Королевство Картелия.
Графство Сторендж. Замок графа Маркуса Оушен Сторенджа.
– Маркус, – лицо свекрови вмиг проясняется, глаза увлажняются, когда в столовую въезжает её сын на каталке. Только ради этого ему уже стоило уступить, – как я рада, что ты наконец-то решил присоединиться к нам.
Она чуть ли не подпрыгивает на месте от возбуждения. Быстро велит слуге убрать стул во главе стола и принести дополнительные приборы.
– На этот раз все лавры Поль и твоей настойчивости, – Марк добирается до своего места, берёт нож с вилкой, – С вашего позволения, – бросает короткий взгляд на нас и приступает к трапезе.
Маман загибает бровь, ожидая разъяснений.
– Вы хотели мужчину в своей компании, вы его получили, – отвечает на немой вопрос матери.
О том, что мы заключили между собой договор, муж, видимо, не торопится сообщить матери. Что ж, я тоже не намерена. Если захочет, скажет ей позже.
Предложенный мной год он категорично уменьшил до шести месяцев. На протяжении которых я буду стараться привести его здоровье и наши отношения в норму. Если мне это не удастся, то я сдаюсь и уезжаю. Я от всего сердца пообещала ему, что в скором времени после своего отъезда, если всё провалится здесь, выйду замуж за герцога, нарожаю ему кучу детей и буду счастлива. На что Марк лишь усмехнулся.
Непробиваем!
Он же пока обязуется идти мне навстречу. И первым пунктом, который я отстаивала с пеной у рта, было возвращение в наш замок "полоумного", как называет его Марк между нами, доктора Сварта.
Сварт прибыл часа через три после обеда.
– Мой лорд желает меня видеть? – нарушает гнетущую тишину спальни его скрипучий голос. Доктор худощав, чуть ниже меня, спину его уродует внушительный горб, а голова венчается белоснежной шапкой пребывающих в лёгком беспорядке волос. Несмотря на специфический внешний вид, с приятного морщинистого лица взирают внимательные и проницательные чёрные глаза.
Марк как обычно сидит в своём кресле у окна.
– Да, Бром, – бесстрастно, – моя жена искренне надеятся, что вы поставите меня на ноги в ближайшие полгода, и я смогу как прежде бегать, – и чуть насмешливо, – и танцевать с ней на балах. Женщинам свойственно скучать, а я понимаете ли, сейчас не в лучшей форме, чтобы веселить. Миледи считает, это нужно исправить.
– Танцы – это хорошо, мой лорд, – Сварт берёт стул, ставит напротив Марка. Прищуривается, садясь, – Как понимаю, Вы человек деловой и хотели бы слышать неприукрашенную правду? – дождавшись кивка, продолжает, – Скажу честно, полное выздоровление не обещаю. Можно? – достаёт папиросу и после очередного кивка, чиркает спичкой и прикуривает, – Я не смущаю даму? – поворачивается ко мне. Я стою поодаль, в противоположной от окна стороне, возле массивного письменного стола. Волнуясь, перекладываю предметы на его поверхности, имитируя наведения порядка.
– Нисколько, продолжайте, – отвечаю. Что он тянет? Что он так тянет?!
Бром Сварт задумчиво покручивает рукой усы. Собирается с мыслями. Или подыскивает правильные слова?
– Но оно может быть. Полное выздоровление. Всё зависит от того, насколько затронут жгут в спинном канале. Первые несколько недель или даже месяцев бывает полный швах, как говаривала моя бабка. Как у Вас сейчас. Но потом станет видно. На мой взгляд хорошо, что вы уже можете сидеть. С прошлой нашей встречи это большое достижение. Вы тренируете свои ноги и руки? – получив отрицательный ответ, Сварт вздыхает, – а это плохо, но поправимо. Наши мускулюс не любят длительного покоя, – смотрит пристально на Маркуса, – Только для того, чтобы стало видно, Вам придётся изрядно попотеть, мой лорд. Вы готовы?
– Что Вы под этим подразумеваете?
– Движения, мой лорд, движения. Изо дня в день. Сначала буду двигать Вас я. Отдельно пальцы, колени, всю ногу. Если мадам пожелает, обучу её правильно растирать ваши ноги. Потом двигаться будете Вы сами. После того, как я вас поставлю. Искренне надеюсь в этом на пособничество вашихт слуг. Где-то поддержать, кое-что соорудить. В итоге Ваши конечности вспомнят, как ходили, и пойдут. Но не обольщайтесь. Может случиться так, что одна нога не захочет двигаться или вовсе обе. Вы должны это знать, прежде, чем мы будем с вами заниматься.
