Текст книги "Любовь по правилам и без (СИ)"

Автор книги: Агата Озолс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Колись, – в очередной раз пристал ко мне Васька, – зачем ты это сделала?

– Господи, – я театрально вздохнула и, отпив сока, ответила: – я же тебе уже все объяснила. Уезжаю я, Василий. К тете, в Париж.

– Прямо вот навсегда? – не поверил Васька.

– Пока на время, – ответила честно. – А там видно будет.

– А чего так неожиданно и срочно? – не успокаивался Васька. – Что-то с тетей?

– С тетей? – не поняла я, а когда до меня дошло, ответила: – Нет, бог с тобой. С Полин все хорошо. Просто у нас планы. Ну, во Франции. Нужно спешить.

– Какие планы-то? – у Васьки от любопытства загорелись глаза. – Что-то по бизнесу?

Не любила я врать, но иногда приходилось. Вот и сейчас пришлось, иначе от Васьки не отбиться.

– У Бо, тетиного друга, освободилось место помощника. Он готов меня взять.

– А чем он занимается?

– У него собственная винодельня, – ответила честно.

В принципе, я не совсем солгала. Если бы мне пришло в голову попросить Бо, он с радостью взял бы меня на работу. Другое дело, что я совершенно не готова была ни просить, ни, тем более, работать с Бо. Нет, он классный. И тетю очень любит. Но работать с ним, это почти то же самое, что работать с родственником, а это уже катастрофа. Во всяком случае, для меня. Я не представляла себе, как это вообще возможно, работать с кем-то близким, и на работе старалась личных отношений не заводить.

– Платить будет хорошо? – деловым тоном поинтересовался Васька.

Господи, ну ему-то что за дело? Можно подумать, это его касается.

– Нормально будем платить, – ответила спокойно, про себя прикидывая, как бы уже закончить ужин и смыться по своим делам.

Васька заметил мои мучения, все же дураком он не был, и спросил прямо:

– Торопишься, что ли?

– Тороплюсь, – ответила честно. – Сам понимаешь, дел невпроворот.

– Ладно, – он милостиво кивнул, соглашаясь меня отпустить, – иди тогда.

Очень хотелось съехидничать на тему того, что его разрешение для меня особенно ценно. Но Васька такой человек, привяжется, потом замучаешься его отвязывать. А у меня действительно нет ни сил, ни времени для светской беседы. Пообедали, и славненько. Пора разбегаться.

– Пойду, – сказала, поднимаясь из-за стола. – Счастливо тебе.

– И тебе, – Васька встал следом за мной, помог надеть плащ, потянулся с поцелуем.

Я перетерпела легкий чмок в щеку, вежливо улыбнулась и пошла на выход.

– Ты не пропадай, Анька, – сказал Васька.

– Не пропаду, – заверила его и вышла из зала.

Так, с фирмой развязалась, слава всевышнему. Совесть моя была чиста. Налоги я платила исправно, все заказы на момент продажи выполнила, сотрудников о предстоящей смене владельца предупредила сразу. Да Васька и не собирался никого увольнять. Знал, что лентяев и идиотов я не держу. Так что, этот вопрос я закрыла.

Следующим на повестке дня стояла продажа квартиры и машины. Возможно, эти мероприятия могли бы и затянуться на несколько месяцев, если бы не две вещи. Нет, даже три. Во-первых, квартира у меня была в хорошем районе, там всегда довольно высокий спрос на недвижимость. Во-вторых, была у меня приятельница – риэлтор. И в-третьих, имелся потенциальный покупатель на машину.

Видимо, высшие силы мне благоволили – мне удалось весьма выгодно избавиться от движимого и недвижимого имущества буквально за несколько дней. Удача сама шла мне в руки.

19

Со всеми этими хлопотами даже не заметила, как шло время. Да что там шло, бежало. Я старалась не думать о Ромке. Днем мне это удавалось. Ну, почти удавалось, если быть совсем уж откровенной. А вот по вечерам приходилось тяжко.

Беременные они такие… беременные. Хочется любви, ласки и заботы. И чтобы отец малыша был рядом. Я, конечно, запрещала себе о нем думать, но выключить голову полностью не удавалось. Нервничала, понятное дело. Переживала, в сотни раз прокручивая наши отношения. Мусолила свои тяжкие думы. Пока не довела себя до того, что с трудом стала засыпать, кололо что-то в груди.

Врач, к которому пришла на прием, осмотрев меня, отругал.

– Вы что себе думаете, мамочка? Решили угробить и себя, и ребенка?

Тут-то я и напряглась. Стало очень страшно.

– А что случилось? – давя в себе панику, спросила у врача.

– Сердечный ритм у вас мне не нравится. Нервничаете много?

– Бывает, – ответила, боясь сознаться, что нервничаю практически постоянно.

А как может быть иначе? Беременность незапланированная, расставание с Ромкой, вся эта кутерьма с отъездом. Да еще двое из ларца, снующие за мной. Они, прямо скажу, напрягали не сильно, да и ездили за мной как-то вяло, без огонька. И в ряду всех причин, по которым стоило беспокоиться, стояли на последнем месте.

– Вам нужно успокоиться, – строго сказал врач. – Больше гулять на свежем воздухе, соблюдать режим, правильно питаться. Кофе много пьете?

– Пью, – ответила честно.

– Категорически запрещаю. Исключить кофе и зеленый чай, никакого кофеина.

Я поморщилась, трудно расстаться с любимым эспрессо. Йеменская арабика, м-м-м-м!

– Вам нужно больше думать о себе, – прервал мои мечты о кофе врач. – И о ребенке.

– Я стараюсь.

– Плохо, значит, стараетесь.

– Как умею, – развела я руками.

– Учитесь. И запомните: сами себя не побережете, никто не побережет. Ни муж, ни родные. Если вы плохо к себе относитесь, почему другие должны относиться к вам лучше?

– Нет у меня мужа, – сообщила я врачу.

– Вот и хорошо, что нет. Значит, одной головной болью меньше.

– Вы думаете? – удивилась я.

– Уверен. Женщины обычно начинают переживать: а вдруг муж ее разлюбит? Ведь она скоро станет толстой, некрасивой и так далее. Сами себя накручивают. Иногда доходит до того, что нужно ложиться на сохранение.

Я внимательно его слушала. Интересная точка зрения, под таким углом я на проблему не смотрела. А может быть, зря? Вон другие, оказываются, как мучаются.

– Выпишу вам витамины, нужно пропить курс. Аллергии у вас нет?

– Бог миловал.

– Вот и славно, – он протянул мне бумажку с названием витаминов. – Покажитесь через месяц.

Прикинула по времени и поняла, что через месяц я буду уже далеко. И врач у меня будет другой.

– Не смогу, извините, – и, поймав удивленный взгляд, пояснила: – Я уезжаю.

– Далеко? Надолго? Учтите, в вашем положении нельзя резко менять климат.

– Нет, с климатом полный порядок. Я просто решила сменить место жительства.

– Тогда вам нужна будет выписка?

– Да, будьте любезны.

– Хорошо. Давайте сделаем так, – предложил врач, – медсестра все подготовит, а вы зайдете завтра. В первой половине дня вас устроит?

– Очень устроит.

– Тогда всего вам хорошего.

– И вам, – от души пожелала я.

Вышла из клиники, привычно огляделась в поисках своей свиты. Стоят, голубчики. Интересно, надолго их наняли?

Села в машину, вспоминая, что еще должна была сделать сегодня.

В последнее время что-то странное творилось у меня с памятью. Ничего не держалось в голове. Я утешала себя, что это из-за беременности. Другие мел едят или огурцы соленые, а я ничего не могу запомнить. Но если и дальше так пойдет, то к моменту родов я рискую забыть собственное имя.

Завела двигатель, решив заехать в какое-нибудь кафе и перекусить. Потом нужно в аптеку, купить выписанные витамины. Вдруг они помогут?

В кафе искушающее пахло кофе. С трудом подавила в себе желание заказать большую кружку запрещенного доктором напитка, остановив свой выбор на ромашковом чае.

Когда мне принесли заказ и этот самый чай, сунула нос прямо в чашку. Светло-желтая жидкость пахла веником, если бы мне вдруг пришло в голову его замочить в кипятке. Бе-е-е-е, гадость.

Я ела салат, все не решаясь попробовать полезный ромашковый чай. Вот не лежала у меня к нему душа, хоть и понимала, что надо. И когда я уже совсем было решилась на дегустацию бледно-желтого напитка, зазвонил мой мобильный.

Я обрадовалась предоставленной отсрочке, достала телефон и ответила на вызов.

– Слушаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Добрый день, Анна. Это Сергей Карлович Валишевский, – раздалось из трубки.

«Приятный» сюрприз.

– Добрый день, – повторила я за ним.

Хотела добавить, что очень рада его слышать, потом опомнилась и мысленно стукнула себя по голове.

Какое там, рада?! Да век бы его не слышать и не видеть. Правда, тетя Полин утверждала, что такая фраза, про радость, это просто формула вежливости. Мол, воспитанный человек всегда так говорит. Ничего, побуду немного невоспитанной. Я переживу, а тетя и не узнает.

– Нам нужно встретиться и поговорить, – сообщил отец Романа.

И вот тут-то воспитание, данное тетей, дало трещину. Потому что вежливость требовала согласиться, а здоровый эгоизм, привитый мне той же Полин, настаивал на том, что бы послать Валишевского – старшего в пеший эротический тур. Ну, не прямым текстом, конечно, но все же.

– Я могу подъехать к вам вечером? – спросил Сергей Карлович.

Вроде как спросил, на самом деле он сообщил мне, что приедет, а я должна буду спуститься к нему по звонку.

– Не стоит, – стараясь не нервничать, ответила я.

– Завтра?

Глупо было играть в словесные прятки, поэтому я честно сказала:

– Не думаю, что нам с вами есть, о чем говорить.

Секундная пауза, и уверенное:

– Я так не считаю.

Я начала закипать и излишне резко ответила:

– Это ваше право, но у меня другое мнение.

– Вы не хотите со мной разговаривать?

– Не хочу.

– Но я считаю, что нам есть, о чем поговорить, – веско сказал Сергей Карлович.

«Доктор запретил мне волноваться», – напомнила себе, а вслух произнесла:

– Сергей Карлович, мы с вами обо всем уже поговорили. Больше я не вижу тем для бесед.

– Вы продали свои активы, – сообщил мне Валишевский.

Боже мой, слово-то какое «активы»! На миг я почувствовала себя прямо крутой бизнеследи из списка Форбс.

– Вы собираетесь уехать из Москвы? – поинтересовался Валишевский.

– Собираюсь, – призналась честно. – И не только из Москвы.

– Даже так?

– Именно.

– Вы знаете, а вы мне нравитесь, – заявил Ромкин отец.

– Я это сразу поняла, как только вы запретили своему сыну общаться со мной, – ответила я колко.

– Бросьте, Анна. Ничего я ему не запрещал. Как вообще можно запретить что-либо взрослому человеку?

– Значит, надавили на него, – не сдавалась я.

Мне необходимо было думать, что Ромка бросил меня, потому что на него надавили, а не потому, что он сам так решил.

– Глупости, – твердо сказал Валишевский. – Вы сами-то в это верите?

Не дождался моего ответа и продолжил:

– Ни я, ни другие члены моей семьи ничего не запрещали Роману и никак на него не давили. Это было его решение.

– Я вам не верю, – пролепетала в трубку.

– Да ради бога, это ваше право: верить или нет. Я говорю, как было.

– Но почему он тогда….?

Я замолчала, не в силах произнести «бросил меня» и, чувствуя, как выступают предательские слезы.

– Так поступил? – продолжил за меня Сергей Карлович. – Я не знаю, Анна.

– Что тогда произошло между вами и Романом? О чем вы говорили?

– Об ответственности. О том, что ему пора взрослеть, учиться принимать решения и отвечать за свои слова. Роман был помолвлен до встречи с вами, Анна. Он позволил себе увлечься вами, это я понимаю. Но он позволил и вам ответить ему взаимностью. Не скрою, я не готов был видеть вас членом своей семьи. София Шлезвиг в роли жены моего единственного сына нравилась мне значительно больше. Но выбор оставался за Романом. Об этом я и сказал ему. А еще о том, что он вырос совершенно безответственным мужчиной, и я сильно разочарован в нем.

– Он мог отказаться от помолвки? – прошептала я в трубку.

– Мог.

– Но он выбрал ее. И даже ничего мне не объяснил. Не позвонил. Не извинился.

– Мне жаль, что так получилось, – в его голосе сквозило едва заметное сожаление. – И, тем не менее, это правда.

– Зачем вы просили Лизу поговорить со мной?

– Хотел убедиться, что с вами все в порядке. Что вы не замышляете никаких публичных скандалов с привлечением прессы. И не собираетесь травиться.

– Убедились?

– Убедился, – согласился Валишевский.

– Тогда зачем вы звоните сейчас?

– Узнал, что вы все продали. Понял, что вы собираетесь уехать из Москвы.

– Вы правы, – ответила коротко, на большее у меня не было сил.

Мысль о том, что Ромка сам, по собственной воле, так со мной поступил, придавила меня, словно мельничные жернова.

– Анна, я должен вас предупредить, – из его голоса ушли сочувствующие нотки, он опять стал твердым и властным, – вы расстались с моим сыном. Не по своей воле, очень некрасиво, но расстались. И я не потерплю никакого вашего вмешательства в его жизнь. Слышите, абсолютно никакого.

Я молчала. Просто молчала, не в силах что-либо ответить.

А Валишевский продолжал:

– Вы не будете ему писать, звонить или искать с ним встречи. Вы ничего и никому не будете рассказывать об отношениях, вас связавших. Никаких интервью. Никаких откровений с посторонними или с Софией Шлезвиг. Ни с кем. Это понятно?

– Я и не собиралась, – невесело усмехнулась я в трубку.

– Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. И еще один вопрос. Поскольку Роман виноват в вашем нынешнем состоянии, я хочу компенсировать ваши потери.

В моем состоянии??? Компенсировать потери??? Это он о чем?!

– Я не понимаю вас.

– Вы наверняка потеряли деньги при продаже бизнеса и недвижимости, – пояснил Валишевский. – Я компенсирую разницу и оплачу ваши расходы на переезд. Куда вы намерены уехать?

Это было чересчур.

– Спасибо большое, – с трудом сдерживаясь, сказала ему, – но я хорошо зарабатываю и не нуждаюсь ни в каких компенсациях с вашей стороны.

– Я настаиваю, – заявил Валишевский.

– Можете настаивать сколько угодно, мне это неинтересно. Я обещаю вам, что никогда, слышите, никогда не потревожу ни вашего сына, ни его семью, и никому не расскажу о нашей с ним связи. Со своей стороны я надеюсь, что вы также оставите меня в покое, и ваши люди больше не будут преследовать меня.

– Мои люди? О чем вы?

– О тех двоих, что таскаются за мной по пятам.

– Значит, Швезвиг все же кого-то нанял, – задумчиво произнес Сергей Карлович.

– Мне все равно кто и кого нанял. Я просто хочу, чтобы это прекратилось.

– Хорошо, я поговорю с ним. Надеюсь, он меня послушает.

– Я тоже на это надеюсь.

– В этой ситуации даже хорошо, что вы уезжаете. Кстати, вы так и не ответили, куда, – напомнил Валишевский.

– Не ваше дело, – грубо ответила ему. – Хватит с вас и того, что я уезжаю из страны.

– Знаете, – неожиданно заметил Валишевский, – мой сын настоящий болван.

– Это уже не мои проблемы, – отрезала я.

– И все-таки я хотел бы оплатить ваш переезд.

– Спасибо, но не стоит. Я прекрасно справлюсь сама. Прощайте.

Не желая больше продолжать этот мучительный для меня разговор, я нажала на отбой. Нет, телефон отключать не стала, была уверенна, что Сергей Карлович не будет беспокоить меня звонками. И оказалась права.

Он не перезвонил, оставив меня в одиночестве переваривать весь наш разговор. А переваривать было столько, что я рисковала получить заворот мозгов.

Ужасно, когда любимый мужчина выбрал не тебя. Но еще ужаснее осознавать, что у него не хватило смелости сказать о своем выборе в тебе лицо.

В принципе, Сергея Карловича я понимала. Знакомая семья, неплохая (наверное) девушка, все у них ладненько да складненько, обо все договорились. И вдруг, как черт из табакерки, появляюсь я.

Кто такая? Неизвестно. Ни имени, ни семьи, ни состояния. Какой отец придет в восторг от такой кандидатки в жены единственного сына? Что я могла предложить его кровиночке?

Любовь? Ну, допустим, это аргумент. Но, видимо, для Ромки не достаточно существенный, если он предпочел мне другую. А может, и не было у него никакой любви? Кто в двадцать пять не увлекался? И почему Валишевский – старший должен был проникнуться симпатией ко мне, если Валишевский – младший плюнул и даже не попрощался? Хотя бы по телефону, да хоть коротким сообщением.

Душа рвалась на части, плакала и умоляла ее не бросать. Но меня, как обычно, спасла голова. Все-таки, мозги из-за беременности не совсем отключились.

Я вспомнила, что сижу в кафе, кругом люди, и вряд ли похоронное выражение моего лица здесь уместно.

Взяла в руку чашку и выпила ненавистный ромашковый чай. Одним махом, стараясь не морщиться.

Гадость, конечно. Но я смогла. Значит, смогу и все остальное.

Попросила счет и, расплатившись, поехала дальше по своим делам.

Уже в машине на меня напал приступ смеха. Чай из ромашки, это же в моей ситуации ужас, как смешно? Или это у меня истерика?

Насмеявшись так, что на глаза выступили слезы, поехала в аптеку. Куплю чудо – витамины, прописанные врачом, а там, глядишь, и жизнь наладится.

Сделка по квартире уже совершена, мне надо было освободить ее в течение двух недель, как только зарегистрируют договор. Значит, у меня в запасе чуть больше четырнадцати дней. Машину я тоже продала и по городу разъезжала уже на арендованной.

Сумма, которую удалось выручить от продажи всего-всего, была не астрономической, конечно, но вполне себе крупной. На покупку квартиры в районе Оберкампф не хватит, но ничего страшного. Остановлюсь пока у тети, присмотрюсь и решу что-нибудь. В конце концов, буду арендовать. Весь Париж арендует, чем я хуже?

Оставалось лишь забронировать себе билет и разобрать вещи.

Как там говорят: один переезд равен пяти пожарам и сколько там наводнениям?

Я решила не заморачиваться с вещами. То, что не носила больше года, отправлялась в коробки. Потом найду какой-нибудь сайт, пристрою нуждающимся. Посуда, мебель, бытовая техника – все это нужно продавать. Пусть недорого, но выбрасывать жалко. Тем более что у меня все хорошее, рабочее. Ах, да! Мне еще нужно выписаться из квартиры, но, надеюсь, много времени это не займет.

Заботы опять закрутили настолько, что мыслям о моей несчастной судьбе просто не хватило места в голове. В этом мне, прямо, скажем, повезло.

И вот настал день, когда вещи были разобраны, багаж упакован, мебель и техника нашла новых хозяев, а мне надо было освободить квартиру. До отъезда в Париж оставалось несколько дней, их я собиралась прожить в арендованных апартаментах.

Я огляделась вокруг и поняла – все дела переделаны. И что теперь? Чем заняться в ожидании дня вылета? И я решила посвятить это время Москве и … воспоминаниям. В конце концов, мы расстаемся. Кто знает, свидимся ли?

Я гуляла. Много. Целыми днями. Вспоминала родителей, детство. Школу и институт. Своих кавалеров и подружек. Ромку….

Объездила все места, где мы с ним бывали. Давясь слезами, съела бургер в том самом торговом центре, где прошло наше первое свидание.

Зачем я себя мучила? А не знаю. Мне хотелось выдавить всю боль, сидящую внутри меня. Боль, что он мне причинил. Чтобы больше никогда, никогда ее не чувствовать. Ведь я верила ему. Верила, что у нас есть будущее. Из-за этой веры противозачаточные пила так, на глаз плюс лапоть. Решила, пусть все идет, как идет. Мне тридцать пять. И я встретила мужчину, которого полюбила. И он полюбил меня. И если уж так сложится судьба, то буду рожать. Жаль только, что ума не хватило подумать, как я буду жить в такой вот ситуации….

Я шла по Рождественке, в сторону Детского мира, когда на перекрестке зацепилась глазами за знакомый белый Мерседес. Мне даже на номера смотреть не надо было, что бы понять: Ромкина машина.

Сердце забилось, грозя сломать ребра и вырваться наружу. Я замерла на углу испуганным сусликом, прижав ладонь к груди, сама поражаясь, как театрально выглядит и мой жест, и вся моя поза.

Надо было просто пройти мимо или вернуться на Рождественку, но я продолжала стоять, жадно разглядывая Мерседес. Глупо себя обманывать – я ждала. Ждала, когда появится Ромка. А в том, что он появится, я почему-то нисколечко не сомневалась. Минуты текли медленно, вязко. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу, как бедная родственница, чувствуя, как вязну в своем никому не нужном ожидании. Зачем мне все это?

Но уйти сил не было, и я продолжала мяться, мысленно называя себя тряпкой и ничтожеством.

Не знаю, сколько времени прошло, но мое упорство было вознаграждено: Ромка появился откуда-то сбоку, видимо вышел из какого-то кафе или паба поблизости.

Я затаила дыхание, разглядывая отца своего будущего ребенка. Именно так я сейчас его воспринимала. Ни любовником, с которым так жарко проводила дни и ночи совсем недавно, ни возлюбленным, которого никак не могу забыть, несмотря на то, что он так подло со мной поступил, а именно отцом моего малыша. Я жадно пялилась на него, впитывала его черты, уже понимая, что через несколько месяцев буду искать их в своем сыне. Или дочке, тут уж, как получится.

Пока я смотрела на Ромку, он остановился и оглянулся. Я отмерла и перевела свой взгляд туда, куда смотрел Ромка. Там, действительно у входа в кафе, стояла компания. Три парня и две девушки. Они звали Ромку обратно и громко смеялись. Ромка не спешил к ним, мотал головой и отнекивался. Но ему тоже было весело. Похоже, всем в этом городе весело. Всем, кроме меня.

Именно их смех, веселый и беззаботный, стал окончательным приговором для меня. Если до этого я еще сомневалась, мучалась и придумывала причины, пытаясь оправдать Ромку, то вот в эту минуту поняла: все, больше ничего не будет. И да, я безоговорочно поверила словам его отца.