355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Агата Лель » Хамелеон. История одной любви (СИ) » Текст книги (страница 8)
Хамелеон. История одной любви (СИ)
  • Текст добавлен: 18 апреля 2020, 14:30

Текст книги "Хамелеон. История одной любви (СИ)"


Автор книги: Агата Лель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Кинув в кружки по чайному пакетику, и взяв со стола пару засохших печенюшек, я направилась обратно в комнату. Открыв ногой дверь, я обнаружила развалившегося на кровати Савву. Только сейчас я заметила, что в полный рост он на ней не умещался. Ноги были подогнуты в коленях, но все равно упирались в стенки.

– Завтрак в постель? Не в раю ли я? – он театрального вознёс руки к небу.

– Кто-то сейчас договорится, – я улыбнулась, и аккуратно поставила кружки на стул. – Тебя не учили, что опасно шутить с женщинами с кипятком в руках?

Все утро моросил мелкий противный дождь.

Двенадцать тел, натянув на голову капюшоны, уныло бродили по участку, словно в кино про зомби-апокалипсис, уничтожая следы вчерашнего буйства. «Потрудились» мы вчера на славу. Повсюду валялись смятые пластиковые тарелки и стаканы, половина саженцев были безнадёжно втоптаны в землю. Разбросанные салфетки, остатки еды, перевёрнутый стол прямо в куст крыжовника. Пират, высунув нос из своей будки, злорадно наблюдал за сием действом. Если бы он умел улыбаться, он бы не скрывал веселья: «так вам и надо, людишки безмозглые», – читалось в его глазах.

– Так человеки, реще! Предки скоро приедут, достанется всем, гарантирую! – пригрозил Глеб, стараясь разобрать покореженный мангал.

– А с баней что делать? – кивнул в ту сторону Савва.

– Вот умеешь ты, братан, испортить настроение с утра! Придумаю что-нибудь. Но только не сейчас, башка трещит… Пивка бы… – Глеб скривился и приложил руку к затылку.

– Катька, – ко мне присоседилась Лерка, изображая вид бурной деятельности. – Ну так было у вас с Савкой что, или нет?

– Лер, ну вот тебе-то какая разница? – пытаясь возродить к жизни саженцы огурцов, огрызнулась я.

– Не, ну интересно же! Я бы Савке точно дала! Ой… – она прикрыла рот ладонью, и глупо хихикнула. – Нет, я имею ввиду, если бы Глеба не было, конечно! Ну и тебя, разумеется…

– Ну-ну, – не глядя на неё пробурчала я.

– Ну и что? Ну не томи, – не унималась она.

Я выпрямилась и пристально посмотрела ей в глаза.

– Всё у нас было. Три раза. И утром ещё один, – развернувшись, я пошла на другую часть участка.

Распахнув глаза, и раскрыв рот от удивления, Лерка проводила меня взглядом. Она что-то сказала, но что именно, я не расслышала.

С самого утра в наших с Саввой отношениях что-то невесомо изменилось. Мы стали будто ближе, словно ночью между нами действительно что-то было. Куда то ушла последняя скованность, мы перекидывались заговорщицкими взглядами и много улыбались.

– Так, и когда свадьба? – спросил Мишка, когда мы позже сидели за столом и отогревались горячим чаем. – Весело вам там вчера было, мы всёёё слышали!

По ходу Лерка уже разнесла «пикантную новость», и она мгновенно стала обрастать новыми, не существующими подробностями. Вот так, на ходу, рождаются сплетни.

– Не волнуйся Миш, ты будешь в числе приглашённых, – криво ухмыльнулся Савва, отхлебывая чай. Уловив мой взгляд, он хитро подмигнул. Пусть думают что хотят. Главное, что мы сами знаем правду.

День тянулся медленно. Не смотря на сильный ветер, тучи даже и не думали рассеиваться, наоборот, лишь плотнее прижимались друг к другу, словно люди в переполненном автобусе. Дождь прекратился, но вот-вот грозился грянуть вновь. Мерзкая погода. Но мне было хорошо, и совершенно не хотелось домой. Мне было тепло рядом с Саввой, над нами словно висело собственное, невидимое никому облако счастья.

Все надеялись, что ввиду нелетной погоды родители Глеба не приедут, но он поспешил всех разочаровать, сообщив, что мама не упустит подобное мероприятие, и обязательно примчится посмотреть на все собственными глазами. Ну и произвести форменный нагоняй, если потребуется. Услышав эту «радостную» новость, у всех сразу появились срочные воскресные дела, и, под разными предлогами, в мгновение ока народ рассосался. Остались только мы четверо: Глеб с Леркой, Савва и я.

Часть 23

Когда все разъехались, на даче остались мы вчетвером: Глеб с Леркой, Савва и я. Так даже лучше, концентрация перегара на квадратный метр стала в разы меньше. Евгения Васильевна, как и обещал Глеб, не заставила себя долго ждать.

Около трёх часов дня мы услышали как к калитке подъехала машина, и, щебеча что-то неразборчивое, женщина, втянув плечи, спасаясь таким образом от дождя, вбежала в дом. Видимо из-за непогоды гнездо на её голове немного скукожилось и приобрело неряшливый вид.

– Здравствуй Катя, привет Лерочка. Глеб! – с совсем другой, негодующей, интонацией произнесла она. – Что здесь творилось? Кто дверь у сарая сломал? А грядки? Вы что, потоптали все мои грядки?

– Ма, ну чё ты сразу начинаешь, – обороняясь, повысил голос Глеб, – тут знаешь град какой был, нас самих чуть не прибило. Еле ноги унесли!

– Град? – Евгения Васильевна несколько раз выразительно моргнула. – Но в городе не было никакого града.

– Ну то в городе мам, а то тут!

– А про баню скажи, что молния ударила, – шепнул Савва, еле сдерживая смех.

– Привет, молодёжь! – счищая налипшую грязь с ботинок о коврик, на пороге появился отец Глеба. Я узнала его баритон. Здоровый, метра два точно. Похоже, в их семье все гиганты. Включая псину. В руках мужчина держал две авоськи с чем-то съестным. – Лерка, а ну иди матери помоги пакеты разобрать, – добродушного поторопил он будущую невестку. – А ты что сидишь? – обратился он ко мне, и я в недоумении на него уставилась. – Иди тоже, на кухне лишних рук не бывает. Офигевшая, я послушно поплелась в коридор, который отныне именовался кухней. «Баритон» снял защитного цвета ветровку, больше напоминающую по размеру плащ-палатку, и, скрепя половицами, направился в большую комнату.

– Савка, рюмки ещё не все побили? Тащи давай! Я тут коньячку генеральского на пробу привёз.

– Серёжа! Какой коньяк, они же дети! – запричитала Гнездо.

– Да какие дети, Женя, у пацанов уже нога больше моей вымахала. И похмелье у них, что, не видишь? Савка, неси стопки, кому говорю! А вы, – он заглянул в кухню, – нам лучше закусочки наколдуйте. Да поживее.

Мы сидели в комнате за маленьким столом, и уминали жаренную картошку с наскоро порубленным овощным салатом. Сергей Петрович заливал стопку за стопкой, травя байки из весёлой армейской жизни. Было так уютно, по-домашнему… Подкоптившуюся баню пока никто не заметил, и я надеялась, что это произойдет после того, как мы с Саввой смотаемся. Мне нравилась их семья, хорошие, веселые люди. Хотелось верить, что родители Саввы такие же. Тогда я поймала себя на мысли, что хочу быть частью их дружного клана. Гнездо частенько задавала нам провокационные вопросы, и Савва, как настоящий мужчина, отстаивал меня как мог, переводя все в шутку, при этом нежно приобнимая за плечи. Лерка расстилалась как персидский ковер, сладко да гладко, производя впечатление хорошей хозяюшки, не пила и не курила, тарелочки мыла. Прям мечта, а не невестка! Мне стало обидно, что эти люди, сами того не зная, пригрели на груди змею.

Плавно наступил вечер, нам с Саввой пора было уезжать. Расцеловавшись на прощание с родителями Глеба, и пообещав, что мы ещё не раз непременно соберемся вот так за одним столом, мы с Саввой, запахнув поплотнее ветровки, и стряхнув с сиденья капли дождя, запрыгнули на мотоцикл и покинули ставшее уже таким родным садовое товарищество. Мне стало очень грустно. Почему-то меня гложило ощущение, что больше я сюда не вернусь.

Дома все прошло шито-крыто. Я позвонила в дверь аккурат по времени прибытия последнего автобуса, для достоверности рассказала несколько баек из жизни скучных деревенских выходных, и раскланявшись, отчалила в свою комнату. Там я плакала в подушку, вспоминая проведённое время. Но то были слёзы радости и тоски.

Я так привыкла к Савве за эти два неполных дня, он словно стал моей неотъемлемой частью… Я не хотела его отпускать, целую вечность обнимая и страстно целуя за углом многоэтажки. Я желала быть с ним каждую минуту, но было нужно идти домой, и разыгрывать перед родителями послушную девочку, хотя сердце моё было совсем в другом месте. Ну почему нельзя плюнуть, и жить так, как хочется тебе, а не по навязанным родителями и обществом законам? Почему юность так жестока? Именно такие мысли посещали меня, когда я погружалась в глубокий сон. Я мечтала, что проснувшись, я снова увижу рядом с собой его… Как в это пасмурное утро на даче. Когда-нибудь, мы каждое утро будем просыпаться вместе… Он снова будет спать на спине, крепко прижавшись к моему бедру и слегка приоткрыв пухлые губы.

Все у нас будет хорошо. Я уверена.

Незаметно пролетел сладкий май… Наступило долгожданное лето.

Вместе с лишней одеждой исчезли последние комплексы. Все дни напролёт мы проводили вместе с Саввой: купались на речке, гоняли на мотоцикле, устраивали пикники с друзьями, много пели и играли на гитаре, слонялись допоздна по улицам города и целовались, целовались, целовались… Мы часто заигрывались, позволяя себе немного больше, вдоль и поперёк исследовав тела друг друга, но самого главного у нас все ещё не было. А возможности представлялись. Мы часто зависали дома у Глеба, а однажды я там даже ночевала, когда родители были на даче. В ту ночь могло бы все случиться, но… не случилось. Снова я струсила в самую последнюю минуту. Да-да, так я и оставалась сыкухой. Савва поддерживал меня, зацеловывая с головы до ног, и обещал, что будет ждать столько, сколько потребуется. У нас вся жизнь впереди, куда торопиться. И мы не торопились, нам было хорошо и так.

Моя мама была не в восторге от нашего романа, в частности её не устраивал его возраст, не по годам брутальный вид и мотоцикл. Но покажите мне хоть одну влюбленную девочку-подростка, которая слушала родителей в шестнадцать лет? Каждый день, вопреки всем родительским запретам, он ждал меня на углу дома, и дав по газам мы мчались навстречу ветру и приключениям.

Хорошее было время. Время музыки, страсти и свободы. Счастливое время.

Так же незаметно июнь сменился июлем…

Всем нам было когда-то шестнадцать, и, наверное, все в этом возрасте были влюблены. Помните эти томные взгляды, жаркие прикосновения, поцелуи… Ты растворяешься в человеке, для тебя существует только он.

С его образом я ложилась, с его образом просыпалась. Его имя ласкало слух, а глаза-хамелеоны сводили с ума! Савва часто признавался мне в любви, но никогда не требовал ответа. Признавался красиво, неожиданно и очень чувственно, в песнях, на ухо, в записках… А я не могла произнести эти слова. Я боялась даже признаться самой себе, насколько сильно я была привязана к этому человеку. Конечно, я его любила. И конечно, мне казалось, что мои чувства были в стократ сильнее…

Сладкое время. Время иллюзий.

Я беспечно строила планы, всерьез предполагая, что как только мне исполнится восемнадцать, и я выпорхну из-под родительской опеки, мы наконец сможем быть вместе. Совсем, полностью, до конца. Я дико хотела стирать его грязные носки и готовить его любимые пересоленные щи. Я представляла, какими красивыми и высокими будут наши дети. С глазами-хамелеонами. И несомненно талантливыми, несомненно…

– Кать, а ты замуж за меня пойдёшь? – спросил он как-то в один из летних вечеров, чем сильно меня развеселил.

– Когда? Прямо сейчас что ли? – я принялась весело хохотать.

– Ну зачем сейчас, потом. Сейчас тебя мама до двенадцати гулять еле отпускает, какой уж там замуж.

– Пойду Сав, ты только не забудь позвать, когда наступит это «потом».

– А как же ты пойдёшь, ты же меня даже не любишь, – он хитро улыбался, ожидая моего ответа.

– Если я этого не говорю, это не значит, что я этого не чувствую… – смотря куда-то под ноги, смущенно пробормотала я.

– Да я знаю Кать, знаю… – он обнял меня, и поцеловал в макушку. – Решено. Значит женимся! – и заметив мой удивленный взгляд добавил. – Потом.

Вот такие были разговоры в его неполные девятнадцать и мои шестнадцать с половиной. И мне не казалось это шуткой, я всерьёз предполагала, что так и будет. Я верила, что так и будет.

Это было в июле, а в начале августа мои мечты рухнули.

Часть 24

В начале месяца Савва сообщил мне новость: он хотел попробовать поступить в институт. В Москве. Институт телевидения и радиовещания.

– Какое телевидение, Савва? – ходя по кругу в его небольшой комнате, чуть ли не прокричала я. – Ты же уже учишься, в техникуме… Сдался тебе этот институт!

– Если я поступлю, то брошу технарь. Это бред Кать, ты сама понимаешь! Куда я потом, на завод? Мне нужна профессия. Нормальная!

– А я тебе не нужна??

– Ну причём здесь ты и моя учеба..?

– А при том! Ты сам себя слышишь? Ты же уедешь! Надолго… Это не год, и не два… Это пять лет. ПЯТЬ долбаных лет!!! – я опустилась на диван, уткнувшись лицом в ладони. Он сел рядом и крепко меня обнял.

– Ну и что? Это же не вся жизнь. Я буду приезжать… Мне нужно думать о будущем, понимаешь? К тому же, в следующем году ты тоже можешь поступить в Москву. Ты же хотела, на журналиста. Будем учиться вместе, жить…

– Какая Москва, Савва? – я подняла на него мокрое от слёз лицо. – У моих родителей нет такой возможности, и ты это прекрасно знаешь! Мы из разного теста. У тебя связи, у тебя деньги, у тебя вообще может быть всё что ты захочешь…

– Это все решаемо, Кать, ну пожалуйста, – он гладил меня по голове, как маленького ребёнка, – к тому же еще не факт, что я поступлю. Скорее всего я с треском провалюсь. Ну не плачь ты так, прошу тебя.

– Ты поступишь, Сав, я знаю, – зарыдав еще сильнее, я уткнулась ему в плечо.

Через три дня я проводила его на поезд.

Он поступил.

После того, как он позвонил мне на городской телефон и сообщил эту новость, я рыдала несколько дней, ясно осознавая, что теряю его. Всё. В отношения на расстоянии я не верила. К тому же сроки исчислялись не днями, неделями или месяцами – годами…

Москва. Огромный мегаполис, новые знакомства, новые возможности, куча пафосных девчонок. Куда уж мне до них. Тогда не было никаких соцсетей, да что уж там – мобильников не было. Писать письма пять лет?? Что за нелепость! Мне казалось, что он предаёт меня, кидает на произвол судьбы. Мои юные влюбленные мозги не осознавали, что действовал он в верном направлении, в отличии от дурочки меня.

Пока он гостил у родителей в Москве, я не выходила из дома, полностью погрузившись в своё горе. Я оплакивала наше с ним не состоявшееся счастливое будущее. Я была неопытна и слишком импульсивна. Дура.

На пятый день его отъезда, прорыдавшись как следует в Риткину жилетку, и выпив полбутылки папиной наливки, мы, дабы отвлечься, пошли тусоваться в центр на дискотеку. Там мы встретили нашу прежнюю компанию.

Мой бывший Сашка расстилалась передо мной, как бдительный пастух не покидая ни на секунду, очаровывая своим неоспоримым обаянием которое никуда не делось. Я не забывала о Савве, но так же я помнила о том, что он меня предал! Он уедет. В Москву. Всё кончено. Я согласилась, чтобы Сашка проводил меня до дома. Сама не знаю зачем…

Он явно хотел возобновить отношения, рассказывая, что после меня у него ни с кем ничего не клеится.

Мы два часа проговорили в подъезде, я рыдала у него на плече, оплакивая такой бесславный конец нашего с Саввой романа. Сашка меня успокаивал, и шептал, что непременно все будет хорошо. Но я знала, что хорошо уже не будет никогда. В тот вечер мы разошлись с ним по-дружески, не было ни объятий, ни поцелуев, но я снова прорыдала пол ночи, чувствуя себя предателем.

Через два дня вернулся Савва, и взахлеб начал рассказывать мне о новом институте, о возможностях, которые даст ему выбранная профессия. Говорил о нас, о том, что через год, вместе с родителями, постарается помочь мне поступить в московский ВУЗ.

– У отца хорошие связи, и квартира у нас большая, первое время мы можем пожить там, а потом если захочешь, снимем отдельное жилье. Кать, не бойся, все хорошо будет.

А я (повторюсь – я была полной дурой!), я обозвала его предателем, и отправила ко всем чертям, зачем-то ляпнув, что снова встречаюсь с Сашкой. Я не знаю, зачем это сказала, что двигало мной в тот момент. Наверное, потому, что боялась быть брошенной в скором времени. Тогда я решила, что так будет правильнее.

Савва был в шоке, он не мог поверить моим словам. Он курил одну за другой, и все выяснял, как давно я решила с ним порвать. Мне хотелось выглядеть гордой и самодостаточной, и я плела какую-то чушь по разность взглядов, словами повзаимствоваными из умных книг. Я говорила, а сама мечтала броситься ему на шею.

Врала я очень убедительно.

В конце концов он услышал то, что я так настойчиво ему доносила, развернулся и ушел, бросив на прощание, что когда я одумаюсь он ждет моего звонка. Но я не позвонила, и он уехал. Совсем. Мотоцикл он продал. Мы даже не попрощались.

Конечно, ни о каких отношениях с Сашкой не могло быть и речи, и после отъезда Саввы я впала в затяжную депрессию…

Целую неделю я не ела и не пила, сидя дома и проклиная свой дурацкий характер. Море горьких слёз было пролито в то время. Как-то ко мне забежал Глеб, узнать как дела, но у меня не хватило смелости спросить московский номер Саввы. Мне не хотелось выглядеть полной дурой в его глазах.

Первое время Савва звонил мне сам, а я, беззвучно рыдая, бесхребетно слушала его голос, до тех пор пока он так и не дождавшись ответа клал трубку… Я считала, что поступаю правильно, освобождая нас обоих от обязательств, которые так и не будут выполнены. Я действительно страдала, но время шло, и жизнь на этом не остановилась. Я старалась отпустить этого человека, старалась как могла, выдирая с корнями и кровью его образ из сердца. Я пыталась забить свою голову чем и кем угодно, лишь бы поменьше думать о нём… И у меня это получилось. Практически. Время действительно лечит.

Когда я, встречаясь уже с другим человеком, в минуты минора вспоминала дни проведенные с Саввой, я сильно жалела, что все закончилось именно вот так. Нелепо. Глупо. Незавершенный гештальт – это именно о нем. Меня это гложило и не давало покоя. Уже не нарывало, но фантомные боли остались.

Вот если бы судьба дала мне шанс исправить хоть что-то…

И судьба дала мне этот шанс.

Спустя два с половиной года нам суждено было встретиться вновь.

Часть 25. Говорят, под Новый Год, что не пожелается…

Мне было девятнадцать. С момента нашего с Саввой расставания утекло много воды.

После него в моей жизни был один короткий роман-таблетка, больные двухгодичные отношения, затем ещё одно помутнение рассудка, которое я малодушно приняла за любовь. Я больше не думала о нём, все осталось в далёком прошлом. Но я его помнила. Помнила все. Просто не думала. А смысл? Разные города, разные жизни. Я изменилась. От меня прежней осталось только… Да ничего не осталось. Я стала другой.

Конец декабря. Народ бегает по магазинам, докупая недостающие продукты к праздничному столу и создавая огромные очереди. Все куда-то спешат, утопая в снегу мужчины тащат на плечах мохнатые ели. Повсюду мигают разноцветные огоньки, кажется, даже сам воздух пропитан радостью, счастьем и надеждой… Даже самые черствые сухари начинают верить в волшебство. Все в предвкушении. Каждый ждёт своего личного чуда…

Последние деньки декабря – самая горячая пора для студентов. Это страшное слово – сессия! Все как оголтелые носятся по коридорам с конспектами в руках, зубрят стоя у кабинетов, шуршат пакеты с презентами, любыми способами избавиться от хвостов – задача каждого учащегося, тащить старые долги в новый год плохая примета.

Я особо не суетилась. Учёба вообще не мой конёк. Я никогда не корпела над учебниками и мне было плевать на отметки. Ритка, для которой каждый предмет давался с завидной лёгкостью, практически все делала за меня. Она писала конспекты, она сдавала за нас обеих курсовые, за нас обеих посещала пары. Так уж повелось ещё со школы. В технаре (кстати, в котором когда-то учился Савва) я оказалась от безысходности, поэтому мне было всё равно сколько трояков будет красоваться в моём дипломе.

– Ритка, ну если будете соображать Петровне на принтер, ты мне набери, ладно? – затолкав рот последний кусок сосиски в тесте, и отряхнув руки, я поднялась из-за стола.

– А ты куда? – с набитым ртом спросила Ритка, и матернулась. Кто-то, проходя мимо, толкнул её руку, и она разлила чай себе на джинсы. В студенческой столовой было не протолкнуться. Только за нашим столиком на четверых поместились семеро.

– А я домой сваливаю, бесполезно тут топтаться. К зачету все равно не готова. И нам с Серегой ещё за вином топать, ты забыла?

– А, ну давай. Мне красное, не забудь! И кальмаров возьмите! – крикнула Ритка мне в догонку.

Забирая дубленку из раздевалки, я думала о предстоящем празднике. Этот Новый Год мы планировали отмечать у меня дома. Родители великодушно уступили нам квартиру, и народу должно было собраться прилично, некоторых я даже ни разу не видела. Ну знаете же как оно бывает? Ты приглашаешь друга, а он тащит с собой брата, который тащит своего друга… А, по фигу. Лишь бы закуски хватило. На счёт алкоголя я не волновалась, его всегда с лихвой.

– Катька, я сейчас. До физрука сгоняю, и пойдём, – Серёга чуть приоткрыл пакет, – краску отдать надо. – Уже тише заговорщески шепнул он.

– А, все ясно, кругом коррупция… Я тебя на улице жду тогда. Быстрее только!

Подняв большой палец он показал мне «класс» и скрылся в толпе.

Серёга был другом Карпова, Карпов – Риткин, типа, хахаль. Динамил её по-страшному, а эта дурочка все с рук ему спускала. Любовь, мать её… Мы дружили компанией и частенько тусовались вместе. Вино, кино, домино… Парня на тот момент у меня не было, не так давно я рассталась там с одним, и была как Герасим – на все согласен, в плане, погудеть и устроить сабантуйчик. Новый Год обещал выдастся интересным. Серёга друга своего зазвал, Марата, слышала что писаной красоты молодец. Интересно было взглянуть на экземпляра. Забегая вперёд скажу – эти говнюки меня развели: Марат оказался ну просто до безобразия не симпатичным. Еще и евреем. Евреем с татарскими корнями. И жутко тупым.

Накинув дубленку я, пялясь в свой драгоценный, подаренный отцом Сименс с полифонией, вышла в морозный день. «Катька, затусим сегодня в Жаре? Я к девяти к клубу подъеду», прочла я смс от одного товарища, и ничего не отвечая, кинула телефон в карман. Ну в болото. Как банный лист, ей Богу. Несколько человек кучками курили на территории колледжа. Подняв воротники пацаны, с красными от мороза ушами и носами, обсуждали кому бы ещё дать «на лапу», чтобы получить долгожданный зачёт. Каблук на левом сапоге опасно шатался. Как всегда все не вовремя! Я стояла на ступеньках и откровенно скучала. Серёга не торопился. Скользнув взглядом по спинам пацанов, я остановилась на одном. Здоровенный парень стоял в одиночестве, отдельно от всех и неторопливо курил. Опытный глаз определил – не наш фрукт, наших всех я знала. Но было что-то невесомо знакомое в манере держать сигарету… Темно-русый, модно стриженный затылок, дубленка из чёрной кожи, синие джинсы… Сердце ёкнуло… Покажется же! Парень повернулся в профиль и меня будто ведром ледяной воды окатили.

На ступеньках ниже стоял Савва.

Я несколько раз сморгнула, но видение не исчезло.

Савва. На ступеньках. Я не видела его два с половиной года. Сколько ему сейчас, двадцать два? Он изменился. Стал ещё больше, плечи шире. Невероятно красив. Боде, какой он красивый! Тёмная щетина покрывала лицо. Цепкий прищур уверенного человека. Я стояла, и не знала как мне себя повести. Мысленно я представила свой образ со стороны: хорошо ли я выгляжу? Макияж? Причёска? Две минуты назад я мерзла без шапки и тонких капроновых колготках, сейчас же мне стало жарко. Даже ладони вспотели.

Савва. Он здесь. Я тихо подошла сзади.

– Молодой человек, сигареткой не угостите?

Он медленно обернулся. Я стояла, и чуть склонив голову на бок, улыбалась. Он остобленел. Глаза округлились, а губы растянулись в улыбке. Знакомые до боли губы, в знакомой до боли улыбке… Не сговариваясь, мы протянули друг другу руки и обнялись.

Его запах. Его. Запах. Внизу живота заныло.

– А ты все такая же… красотка.

– А твои глаза по-прежнему хамелеонят.

Мы смотрели друг на друга и улыбались.

– Ну… как ты вообще? – нарушил тишину его голос.

– Я-то? Я хорошо. Как видишь, грызу гранит науки, – я указала рукой на здание позади себя, и нервно хохотнула. Медленным шагом мы спустились со ступенек. – А ты как? Учишься..?

– Учусь. На звукорежиссёра.

– Нравится?

– Нравится…

Его глаза потемнели.

Я миллион раз представляла нашу встречу. Фантазировала. Я обыгрывала в голове наши диалоги, в своих мыслях я была дерзкой и уверенной. На деле же всё вышло иначе. Я забыла абсолютно всё. Я могла только улыбаться и жадно впитывать его образ.

– А ты тут… Ты давно… тут? – слова путались, я чувствовала что вот-вот рухну от переизбытка эмоций.

– Нет. Вчера приехал. Мы с Глебом всего на несколько дней здесь, он сейчас тоже в Москве учится. Вот, пока тут, он решил забежать к матушке в родной альма-матер.

– А, Евгения Васильевна… я иногда её вижу, у механиков наших философию преподаёт, – не зная, что ещё сказать, я замолчала. – И надолго ты? – снова спросила я.

– Послезавтра поезд.

– Так послезавтра ведь…

– Новый год. Я помню, – он улыбнулся, – мы поедем рано утром.

Я больше не знала о чём говорить, и он тоже молчал. Это чёртово неловкое молчание… Засунув руки глубоко в карманы он озирался по сторонам, а когда наши взгляды встречались, он улыбался. И смущался. Такой распрекрасный Громов – и смущается. Невероятно.

– Ну так что там… на счёт сигаретки? – напомнила я.

– Так ты теперь куришь? – его брови поползли вверх, но пачку он всё-таки достал.

– Я теперь много что делаю, чего не делала раньше…

Я пристально смотрела ему в глаза. Вызывающе пристально. Фу, как пошло! Но я это сказала.

Токи, токи, токи… Воздух, казалось, вибрировал и искрился. Мы курили молча, при этом улыбаясь как два идиота. Кто-то кинул шапку и попал в дерево, стоявшее за нашими спинами, и нас сразу же с головы до ног осыпало снегом. Это разрядило обстановку, и мы громко рассмеялись, отряхивая друг друга.

– Пардон, мадам! – первокурсник, задев меня плечом, полез за своим головным убором.

– Замуж не вышла? – выдыхая дым спросил Савва.

– Да вот, никто не зовёт, представляешь… Все говорят потом, потом…

Потом.

По взгляду я поняла, что он тоже это помнил. Снова рассмеявшись, он вдруг приобнял меня за плечо притянул ближе к себе, заставляя снова вдыхать свой животный аромат.

– Кать, а я скучал… – произнёс он полушепотом, глядя на меня с высоты своего роста.

Это прозвучало настолько интимно, что мои колени предательски подогнулись. Я в сто первый раз улыбнулась, и стряхнула с его воротника несколько налипших снежинок.

– Катька, это мрак! Этот вымогатель потребовал ещё четыре банки. Четыре! – Серёга, как всегда, появился в самый неподходящий момент. – Здарова, – они с Саввой пожали друг другу руки. – Обобрали в эту сессию в хлам! Я на мели, уже вон и так сигареты самые стрёмные курю. – Серёга выбил одну из пачки Некста, и щелкнув зажигалкой, затянулся. – Это задница. Крах! У тебя не будет пятихатки до стипендии?

– Ну… мы пойдём Сав, у нас дела ещё… – с извиняющейся улыбкой я вылезла из его объятий и взяла Серёгу под руку. – Ну пока?

Савва молча кивнул, и мы с Серегой потопали к воротам.

– Кать, а ты вечером дома? – крикнул Савва нам вдогонку.

– Дома, – обернувшись, но не останавливаясь, ответила я.

– Я забегу тогда, ладно?

– Хорошо, – я улыбнулась и помахала ему рукой.

– А это ещё кто? – спросил Серёга, ревниво оборачиваясь.

– А это, Серёженька, не твоего ума дело! – я хихикнула, натянув шапку ему на глаза, и на все дальнейшие расспросы молчала как рыба.

С этой самой минуты я уже начала ждать вечера.

Часть 26

Вечером.

Он сказал что зайдет вечером. А вечер – понятие растяжимое, поэтому марафет я навела уже в четыре часа дня.

Свежая укладка, капелька духов, чулки и новое черное платье, купленное специально в честь праздника. Я ждала его, подгоняя неторопливое время. Меня терзали бесконечные сомнения: а может ни к чему этот маскарад? А может он вовсе не придёт, а я расфуфырилась тут, как дура… Я ходила из угла в угол в своей комнате, и думала о нашей встрече. Как она пройдёт? Что мы будем говорить друг другу? Ведь столько воды утекло.

В семь тридцать в дверь позвонили.

– Я открою, я открою, я открою! – летела я со всех ног, сметая на своём пути маму, отца и кошку, накинув поверх платья атласный халат, что бы он не думал, что я так прямо уж его ждала.

Чёрные брюки, светлая рубашка, расстегнутая дубленка. Запах парфюма. Гладко выбрит. От прежнего мальчишки ничего не осталось. Мужчина.

– Как, ты ещё не собрана? – облокотившись о косяк улыбнулся он.

– А мы куда-то идем? – сделала я удивлённо лицо, жеманно хлопая ресницами.

– Могу же я пригласить свою первую любовь в ресторан?

Слегка переигрывал с удивлением я округлила глаза.

– Я жду тебя внизу.

В нашем городе был всего один приличный ресторан, и я была там лишь дважды, с одним мажористым ухажёром. Почему-то я была уверена, что мы поедем именно туда.

Расческой по волосам, немного блеска на губы, ещё одна капля духов… Я выпорхнула из подъезда словно на крыльях. Выйдя из такси, Савва галантно открыл мне дверь.

– А как же мотоцикл? – хитро улыбаясь, спросила я.

– Думаю, зимой это не самая лучшая идея, – ответил он садясь рядом.

Мы сидели в тёмном, пропахшем сигаретами салоне и практически все время молчали. По радио звучал шансон, водитель местами подпевал.

– Фальшивит, – шепнул мне Савва, и я улыбнулась.

Моя нога, обтянутая черным чулком, плотно касалась его брюк, и я могла думать только лишь об этом. Моё либидо заметно возрасло за эти годы, и я не могла справиться с дрожью, которое испытывала в его присутствии. Есть выражение – запах секса. Саваа пах именно им.

… а как хочется, незнакомых рук

и чертовски приятных и влажных губ

женской нежности, и тишины,

всю неделю… —

завывал бомбила, вторя Михаилу Кругу.

Я не знаю, о чем думал Савва, но всю дорогу он крепко сжимал мою ладонь, вглядываясь при этом в глаза. Что он хотел там увидеть – для меня осталось загадкой. Но по выражению его лица я поняла, что он это все-таки увидел…

В ресторане было немноголюдно. В маленьких городках не принято так раскошеливаться. Мы сидели за столиком на двоих у большого окна, с видом на одну из центральных улиц. Шел снег, засыпая головы спешащих по своим делам ссутулившихся прохожих. Савва заказал бутылку дорогого вина и какую-то лёгкую закуску. Посмотрев на цену, я слегка опешила.

– Все нормально, у меня хорошая стипендия. К тому же я подрабатываю на втором канале, – он улыбнулся и отложил меню.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю