Текст книги "Тени старинных замков"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Иван Тургенев,Михаил Лермонтов,Роберт Льюис Стивенсон,Марк Твен,Николай Непомнящий,Роберт Артур,Фрэнсис Мэрион Кроуфорд,Никита Кривцов,Н. Леонтьева,Гектор Дюрвилль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Заключение

Первая глава теоретически показывает, насколько сложен живой человеческий организм. «Видимое тело – только машина, орудие, приводимое в действие „невидимой силой“. Одним словом, мы представляем из себя „тело и душу“, „материю и силу“, „форму и жизнь“, „физическое и психическое тело“, „человека и его двойника“. Эта мысль изложена в основании всех религий, и вслед за греками римские философы определяли ее фразой: „Дух движет плоть“.

Теософы идут дальше. По их мнению, это жизненное начало разделяется и можно изучить независимо один от другого все три невидимых элемента, изображающих из себя одежду души на различных мировых планах. Мало того, они дают это учение не как предполагаемый вывод, но как подлинный факт, основанный на непосредственном наблюдении. Того же убеждения были древние египтяне, и теперь находятся их последователи не только в Индии, колыбели теософии, но и в современном Китае.

Глава II говорит о главных свойствах невидимых тел и дает возможность разобраться, к какому ряду или виду отнести призрак, если бы он явился.

Глава III указывает на проявления призрака, что в них бывает наиболее интересного, что повсюду главные свойства у них одни и те же и что меняются только второстепенные.

Постоянные главные черты следующие.

Физическое тело, видимо, на своем месте, и в то же время его призрак проявляется на более или менее дальнем расстоянии.

Ощущения, испытываемые призраком, отражаются на теле. Мария Д’Агреда чувствует высокую температуру тропиков.

Св. Лидвина несколько дней не может ходить вследствие растяжения жил у призрака, у нее в руке находят занозу, которой призрак уколол себе руку.

Анна Брукс, Ульяна Кокс, Торель, Биго, как все колдуны, получают раны, нанесенные их отделившемуся призраку.

Тело во время раздвоения не бывает в нормальном состоянии: мистики всегда находятся в экстазе, чародеи и почти все светские люди глубоко засыпают, медиумы впадают в транс, сомнамбулы погружаются в состояние магического сна, а умирающие или бредят, или теряют сознание. Изменяющиеся свойства раздвоения гораздо разнообразнее. Некоторые призраки говорят и действуют настолько реально, что заставляют предполагать действительное присутствие человека.

Так, будучи сам в Риме, Св. Климент освящает церковь в Пизе, служа как первоприсутствующий. Находясь в море на корабле, Франсуа Ксавье управляет затерянной шлюпкой и приводит ее обратно. Мария Д’Агреда проповедует Евангелие туземцам Новой Мексики. Отец барона Шульца идет рядом с ним и ведет продолжительную беседу. Другие пишут, но молчат, как было с Р. Бруссом. Иные, вроде Тореля, производят сильный шум или же, как г-жа Блаватская и медиумы, легкие звуки.

Одни, как, например, классная дама в Риге или религиозные мистики, видны всем, другие – Брукс, Ульяна Кокс, Торель, призрак, явившийся Брюсу, и тот, которого видел Пальграф, – показываются исключительно лицам, отличающимся особой чувствительностью. Помимо этих двух категорий, существует, без сомнения, масса призраков, которые во время сна бродят без дела или, не будучи достаточно уплотнены, никем не видимы».

Некоторые из раздвоившихся прекрасно помнят, что они видели, говорили или делали, как Мария Д’Агреда, Альфонс Лигурийский, Св. Климент, Мария Гофф, Лотта. Другие вспоминают о происшедшем с ними как во сне; барон Шульц, призрак Р. Брюса, еще и иные, их большинство, ничего не помнят. Например, Сажэ в Риге. Некоторые чрезвычайно редкие случаи, вроде способности г. Руссо, невозможно как следует объяснить.

Раздвоение не ограничивается человеком, а встречается и у животных.

Призрак человека может принять образ животного, чему примером служит Биго.

Раз мыслящее, волевое и действующее начало может отделяться еще при жизни от тела, то понятно, что оно может, и даже должно, его пережить, почему смерть нужно рассматривать как одно из звеньев бессмертия, иначе земная жизнь не имела бы никакой цели.

Таким образом, раздвоение подтверждается историей. Отсюда построили целую теорию, но без тех второстепенных подробностей, которые с философской точки зрения необходимы для создания «рациональной психологии», основанной на достоверных и неоспоримых фактах. Дело в том, что история совершенно не осветила нам местонахождение разума, воли, страстей, способностей и чувствительности; служит ли призрак для этой цели, как думают теософы, или же физическое тело.

Поэтому для опытных исследований остается обширное поле, и только опыт может, по моему мнению, основательно разрешить этот вопрос, хотя знаю, чтобы проверить лишь одни исторические факты, нужно массу времени и труда, а так как этот предмет захватывает по своей новизне и интересу, то я употреблю все усилия, чтобы довести дело до конца и доказать помимо существования призрака живого человека, что наши способности заключаются именно в нем и что он может действовать вне тела.

БАРБИ

В своем труде «Проявления сверхъестественного» доктор Ли приводит любопытный рассказ о том, как призрак помог отыскать спрятанные сокровища. По-видимому, доктор Ли ничуть не сомневается в правдивости имеющихся у него сведений. И действительно, как вскоре убедится сам читатель, все записанные доктором обстоятельства были тщательно проверены.

События, о которых пишет доктор Ли, произошли в деревне Барби, имеющей население от 600 до 700 человек. Деревня расположена в графстве Нортхэмптон, в восьми милях от города Рэгби и пяти с небольшим милях от Дэйвентри. В ней стоял дом, который, как полагали до недавнего времени, был населен привидениями.

Вот что поведал нам вышеупомянутый рассказчик.

«Миссис Уэбб, пожилая уроженка деревни, отличавшаяся необычайно высоким ростом, скончалась в два часа ночи третьего марта 1851 года в возрасте 67 лет. При жизни она была хорошо обеспечена, так как покойный супруг оставил ей значительное состояние. Но вдова отличалась страшной и неисправимой скаредностью. Она влачила на удивление убогое существование, чем, по мнению большинства односельчан, и сократила себе жизнь. Две ее соседки, Гриффин и Холдинг, ухаживали за нею во время болезни, а племянник, по имени Харт, фермер из той же деревни, снабжал тетку всем необходимым. В его пользу она и составила завещание, передав племяннику все свое имущество.

Спустя месяц после похорон соседка Холдинг, жившая вместе с дядей рядом с домом покойной (тот был наглухо заколочен досками), вдруг в страхе проснулась, разбуженная тяжелым, глухим грохотом в доме Уэбб. Было слышно, как о стену бьется дверца посудного шкафа, доносились и другие странные звуки, похожие на скрежет, производимый передвигаемой мебелью, хотя вся обстановка была вывезена и дом стоял пустой. В два часа пополуночи шум обычно усиливался.

В начале апреля семейство Экклтонов, крайне нуждавшееся в жилье, въехало со всем скарбом в дом умершей, единственный свободный дом в деревне. Мистер Экклтон с женой и десятилетней дочерью занимали комнату покойной миссис Уэбб. Девочка спала в кроватке в углу. Главы семьи часто не бывало дома. В два часа ночи вдруг раздавался неистовый шум: глухие удары, тяжелые шаги, треск – как будто предметы мебели с силой швыряли на пол.

Как-то ночью, в два часа, родителей внезапно разбудил громкий детский крик: „Мама! Мама! Тут какая-то высокая женщина! Она стоит у кроватки и качает головой!“ Родители девочки ничего не видели и попытались успокоить ее. В четыре часа утра они вновь были разбужены воплями дочери, которая опять увидела женщину. В последующие семь ночей та являлась ребенку не менее семи раз.

Когда мистер Экклтон был в отъезде, его жена пригласила ночевать свою мать. В два часа их разбудило какое-то странное свечение, залившее комнату. Миссис Экклтон совершенно отчетливо увидела дух миссис Уэбб. Призрак приближался и взывал к женщине. Ей показалось, что покойная силится сказать: „Говори! Говори!“

Точно так же являлось это привидение и другим женщинам: миссис Рэдборн, миссис Гриффин и миссис Холдинг. Они уверяли, что видели какие-то светящиеся шары, которые взмывали вверх, к ведшему на крышу коттеджа люку в потолке. Все, кто видел это, говорили, что одновременно слышали басовитые стоны, исходящие будто с того света и похожие при всей своей неестественности на предсмертные стоны миссис Уэбб.

Дело это было подвергнуто разбирательству, и миссис Экклтон предположила, что появление духа может быть связано с тем, что наверху, под крышей, схоронены деньги.

Вполне оправданная догадка, если вспомнить о скупости умершей. Миссис Экклтон поделилась этим соображением с фермером Хортоном. Тот явился в дом и с помощью хозяйки провел наверху тщательный осмотр. Здесь была кромешная тьма, и кладоискатели запалили свечу. Сперва они нашли кипу старых бумаг, а потом – объемистую суму с золотом и банкнотами. Вытащив из нее пригоршню соверенов, племянник покойной показал их миссис Экклтон. Но и после этого волнующего открытия стук, стоны и странные шумы, равно как и другие связанные с делом треволнения, не прекратились. Все это кончилось лишь тогда, когда мистер Харт обнаружил, что после тетки остались долги, и добросовестно расплатился с ними. Вот и все, что мы знаем о „доме с привидениями“ в деревушке Барби.

Сэр Чарлз Ишэм и другие достославные джентльмены, проживавшие в окрестностях, тщательнейшим образом изучили происшедшие события во всех подробностях и пришли к выводу, что изложенное полностью подтверждается имеющимися доказательствами».

М. Хотинский
О НАТУРАЛЬНОЙ МАГИИ
«Заметки скептика о темных предметах…» [6]6
  Критический взгляд М. Хотинского на тайны магии опубликован в 80-х годах XIX в.


[Закрыть]

Сэр Дэвид Брюстер в своих письмах о натуральной магии рассказывает следующее происшествие, случившееся с одной весьма почтенной и образованной английской дамой, с которой он был хорошо знаком. Эта дама убедилась сейчас приведенным способом, что привидения, являвшиеся ей, существовали только в ее воображении. Такого рода опытам она обязана советам знаменитого физика.

Госпожа М. была постоянно здорова и не замечала никаких необыкновенных видений. 26 декабря 1830 года вечером, в половине пятого, сидя перед камином, она вспомнила, что пора уже было одеваться к обеду. Боясь опоздать она встала с поспешностью, но не успела сделать двух шагов, как вдруг послышался голос ее мужа, кричавший: «Поди сюда, поди скорее!» Полагая, что муж ее за дверью, она торопливо открыла ее, но, к удивлению, не нашла там никого. В это самое время вновь послышался ей голос, повторявший те же самые призывы, за другой дверью, бывшей в той же комнате. Госпожа М. отворила и эту дверь, но не нашла и там никого. Это ей показалось до того странным, что она немного встревожилась и для успокоения вновь присела на кресло, стоявшее против камина. Но тут послышался ей вновь голос мужа; на этот раз он был громче, нетерпеливее и выражал как будто страдание, повторяя те же самые слова, как и в первые два раза. Госпожа М., не вставая со стула, громко отвечала, полагая, что муж ищет ее: «Я не знаю, откуда ты зовешь меня, я сижу у камина». Не получая на это никакого ответа и не видя мужа, дама пошла искать его по всем комнатам, но, к удивлению, не нашла его в доме. Уже полчаса спустя господин М. позвонил у входа, возвращаясь домой к обеду. Жена рассказала ему странный случай, который мы сейчас описали, и муж объявил ей, что полчаса тому назад он был еще на противоположном конце города.

К обеду явилось несколько знакомых. Случай был им рассказан и послужил предметом для веселого разговора, причем одна дама призналась, что с ней было сходное явление десять лет назад, во Флоренции, где она, возвратясь с бала, слышала голос мужа, бывшего в то время в Англии. Все это было обращено в шутку и, наверное бы, забылось как незначащий случай, если бы через четыре для после этого не произошло новое, более замечательное явление. В первый раз был обманут слух, во второй раз обманывалось зрение.

Тридцатого декабря, в 4 часа пополудни, госпожа М., возвращаясь в гостиную, из которой вышла на несколько минут, увидела мужа своего, стоящего спиной к камину. Зная, что он вышел за полчаса перед тем на прогулку, которая обыкновенно продолжалась от одного до двух часов, она с удивлением спросила у него, отчего он так рано возвратился домой. Фигура, неподвижно стоявшая перед камином и как две капли воды похожая на ее мужа, пристально посмотрела на госпожу М. с выражением задумчивости и печали на лице, но не произнесла ни слова. Дама, полагая, что муж получил неожиданно какое-то неприятное известие, подошла к нему и села на кресло перед камином, едва в двух футах от привидения, которое считала своим мужем. Видя, что тот не спускает с нее глаз, она, посидев с минуты три, обратилась к нему с вопросом, отчего он молчит, и протянула руку, чтобы приблизить его к себе. В то же самое мгновение фигура отодвинулась от нее и быстрыми шагами пошла к окну, причем, к удивлению дамы, не слышно было ни шума шагов, ни шороха платья, ни движения воздуха; подойдя к окну, фигура остановилась и продолжала смотреть на госпожу М.

Англичанка была женщина не робкого десятка, ей не раз случалось говорить с учеными о привидениях. Мгновенно мелькнула в уме мысль испытать средство, слышанное ею некогда от сэра Давида Брюстера, для отличения видений действительных от призраков воображения, состоящее из пожатия одного глаза пальцем сбоку. Но прежде чем госпожа М. собралась с духом, чтобы сделать этот опыт, привидение исчезло за занавесью окна. В недоумении, что об этом подумать, и все еще сомневаясь – не муж ли это, она бросилась к окну, но не нашла там никого. Видя невозможность для телесного существа скрыться подобным образом, дама убедилась, что привидение было результатом ее воображения, занятого мыслью о муже; а так как это была женщина весьма умная и образованная, то она нисколько не тревожилась этим видением.

Заметим, что оно случилось при дневном свете и продолжалось около пяти минут. Приведение было двойником господина М. и являлось со всеми признаками телесного существования, закрывая собой предметы, находящиеся за ним. Последнее обстоятельство очень памятно госпоже М.

Оба рассказанные нами видения случились с госпожой М. в то время, когда она была одна в комнате, но 4 января 1834 года видение повторилось при других обстоятельствах.

В упомянутый день, в десять часов вечера, господин и госпожа М. сидели вместе в своей гостиной, и первый наклонился к камину, чтобы поправить горевшие угли. В это мгновение его жена вскричала: «Кто пустил сюда эту кошку?» Муж обернулся и, видя, что жена показывает на угол возле камина, где решительно ничего не было, ударил по этому месту щипцами. «Не тронь ее! – закричала жена. – Это Китти». В доме находились две кошки, из которых одну действительно звали этим именем. «Китти, Китти, – продолжала звать госпожа М., – поди сюда! Кто пустил тебя в гостиную?» Муж, не видя ничего, уверял жену, что она ошибается и в гостиной нет кошки, но дама встала с дивана и, чтобы доказать мужу, что она права, хотела взять кошку на руки, но та будто побежала от нее спряталась под стул.

Кликнули людей, но кошки не оказалось в гостиной, и сама госпожа М. не видела ее более. Лежавшая у ног мужа собака, очень не любившая кошек, оставалась во все время видения совершенно спокойной, и вдобавок обе кошки тотчас же были найдены в комнате ключницы, где они давно уже спали. Тут только госпожа М. убедилась в том, что сцена эта была плодом видения, созданного ее воображением.

Несмотря на эти странности, М. оставалась постоянно здоровой как телесно, так и умственно.

Прошло с месяц, и уже муж начал полагать, что подобные сцены не повторятся более, как вдруг неожиданно случилось новое страшное явление.

Госпожа М., бывшая целый день на ногах, очень устала к вечеру и потому торопилась лечь в постель. Было одиннадцать часов вечера, и она убирала на ночь свои волосы, стоя перед зеркалом и думая только о том, как бы поскорее улечься и заснуть. Вдруг она вздрогнула всем телом: в зеркале увидела она, что за ней стоит один из ее родственников, бывший в то время в Шотландии. Привидение, казалось, стояло за ее левым плечом, и глаза их встретились в зеркале. Пришелец был закутан с головы до ног в саван, каким обыкновенно обертывают покойников; выражение лица было сердитое и вместе с тем печальное, а глаза, хотя и открытые, смотрели мутно, как бы лишенные жизни. Несколько минут госпожа М. находилась под влиянием того обаяния, которое отнимает у нас иногда весь произвол действий и приковывает зрение исключительно к одному предмету. Невольно смотрела она в зеркало на пришельца из могилы и могла в подробности рассмотреть даже, каким швом и покроем был сшит саван. Наконец, когда, опомнившись, она обернулась, чтобы убедиться в истинности призрака, – привидение исчезло и не появлялось более ни в зеркале, ни в комнате.

Родственник госпожи М., тень которого так ее перепугала, был в это время действительно в Шотландии, здоровым.

В начале марта случилось, что муж нашей героини провел большую часть ночи вне дома, на званом вечере. Во все это время жена его, лежа в постели, не спала и беспрерывно слышала вблизи себя не только дыхание мужа, но и повороты его в постели. Как ни старалась она уверить себя в невозможности подобного явления, оно продолжало совершаться перед ней как во мраке, так даже и тогда, когда внесена была в комнату свеча. Жена не видела своего мужа, но постоянно слышала его дыхание и его движения.

Очень часто случалось ей впоследствии слышать голос мужа в то время, когда он отсутствовал. Этот голос не только произносил отдельные фразы, но вел целые разговоры с какими-то лицами, ответы которых не были слышны. Голос мужа не отвечал на вопросы жены и вообще когда обращался к ней, то никогда не задавал вопросов. Речь ограничивалась описанием окрестных видов, рассказом слышанного или виденного или изложением разных проектов улучшения имения. Невидимый собеседник говорил, как будто он действительно был тут, никогда не делая вопросов и не отвечая на них.

Семнадцатого марта госпожа М., приготовляясь лечь в постель, взяла ножную ванну и выслала от себя горничную. За час перед тем она читала «Spectator» и теперь припомнила одну замечательную статью этого журнала. Вдруг, поднявши глаза, она увидела на кушетке сидящую фигуру, точь-в-точь похожую на ее покойную родственницу и приятельницу, сестру ее мужа. Привидение было одето в платье, которое покойница любила носить в последний год ее жизни; он сидело весьма покойно, немного развалясь и держа в руке платок. Госпожа М. заметила изысканную простоту туалета, разглядела даже все мелочи и хотела заговорить с привидением, которое пристально смотрело на нее; однако ж внутреннее волнение не позволило ей выговорить слова раньше как по прошествии минут трех. При первом звуке голоса привидение исчезло, и немедленно вслед за тем вошел в спальню муж госпожи М. Она рассказала ему все подробности видения, совершившегося, по ее словам, с необыкновенной ясностью, отличающей действительные естественные явления.

Как при этой, так и при других иллюзиях чувства зрения госпожа М. за несколько часов до видения призрака чувствовала в глазах какое-то особенное, неизъяснимое ощущение, достигавшее высшего развития во время самого видения и исчезавшее вместе с ним.

Пятого октября, ночью, госпоже М. являлось привидение ее свекрови, умершей в Париже в 1824 году. Одиннадцатого числа, в то время как у нее были гости, показалось нашей даме, что одна ее приятельница, умершая несколько лет тому назад, вдруг вошла и села в кресло против камина. Так как комната была наполнена гостями, то хозяйка, отбросив пустой страх, решилась встать с дивана и сесть на кресло, занятое привидением. Но едва только подошла она к креслу, как привидение мгновенно исчезло.

Двадцать шестого числа госпоже М. показалось, что карета, запряженная четверней, въезжала к ней на двор, и она уже хотела отойти от окна, приготовляясь принимать гостей, как вдруг полюбопытствовала взглянуть сперва, кто к ней приехал. Карета была в это мгновение прямо перед окном, и несчастная женщина с ужасом увидела, что как кучер, так и особы, сидевшие в карете, были скелеты, одетые в нарядное платье. Несколько минут она стояла, как бы окаменев от страха, и, только когда муж вошел в комнату, она собралась с силами и вскрикнула. В то же самое мгновение карета и скелеты исчезли, не оставив следа.

Сэр Давид Брюстер рассказывает еще несколько случаев о госпоже М., вроде тех, которые мы уже сообщили читателю. Он старается объяснить их естественным образом, повреждением состояния здоровья этой женщины. Нет сомнения, что все эти видения были только призраки воображения; но тем не менее едва ли Брюстеру и другим удастся объяснить удовлетворительно психологическое и физиологическое состояние человека, которому чудятся призраки среди белого дня.

Ученый английский доктор Хибберт в прекрасном сочинении своем о предмете нашей беседы доказывает, что явления приведений суть не что иное, как идеи или образы, собранные умом воедино и вследствие некоторых страданий или ненормальностей нашего физического состава делающие на мозг сильнейшее впечатление, чем действительные предметы. Здесь представляется случай, что умственный глаз видит яснее глаза телесного. Доктор Хибберт приводит этому неопровержимые доказательства; но Брюстер идет еще далее. Он стремится доказать, что умственный глаз и глаз телесный действительно тождественны и что как тот, так и другой получают впечатление от сетчатки и поэтому в обоих зрение совершается по одним и тем же законам оптики.

По словам знаменитого английского физика, это правило справедливо не только относительно явления привидений, но и относительно всех идей, воспроизводимых памятью или созданных воображением, так что его можно принять за основной закон пневматологии.

Посмотрим теперь на картину с другой точки зрения. Здесь представляется нам человек жертвой заранее обдуманного обмана, рабом собственного невежества и игралищем суеверных убеждений.

История неоспоримо доказала нам, что языческие жрецы древнего мира следовали обдуманной системе обманов, действовавших на суеверие народа, и извлекали из этого выгоды, сообразные со скрытыми целями. И не только в древности, но даже во мраке средневекового невежества повторялись в той же среде подобного рода проделки, исчезнувшие наконец перед светом науки.

По общему закону равновесия, присутствие которого повсеместно замечается как в физической, так и в нравственной природе, средства воздействия всегда соразмерялись в силе и напряжении с противостоящими им средствами противодействия. Чем невежественнее была толпа, тем легче было ее обмануть…

Невозможно сомневаться, что большая часть обманов, бывших в ходу у языческих жрецов, основывалась на оптических иллюзиях – результате знания свойств плоских и вогнутых зеркал. Мы находим у многих авторов свидетельства о том, что древние имели у себя зеркала стальные, серебряные и из белой меди, видом и составом весьма похожие на тот металлический сплав, из которого в наше время выделываются зеркала для астрономических рефлекторов. Читая Плиния, можно даже заключить, что древним небезызвестны были и стеклянные зеркала, приготовлявшиеся, вероятно, в Сидоне. Как бы то ни было, все зеркала древних, особенно вогнутые, не отличались качеством шлифовки, и предмет, отражаемый ими, требовал сильного освещения, без чего призрак был весьма тускл и неопределенен. Чтобы по возможности избегнуть этого недостатка, преимущественно употреблялись серебряные зеркала. И в самом деле, ни один металл не может спорить в этом отношении с серебром.

Зеркала древних магов были плоские и вогнутые. В первом случае они делались преимущественно с многими фацетами или многоугольные. Ясно, что такого рода зеркала употреблялись для множественности отражений единственного предмета, тогда как вогнутые служили для искаженного отражения предметов. Употребляя различные сочетания зеркал, нетрудно было достигнуть результатов, изумительных для профана.

У Авла-Геллия, между прочим, упоминается об одном качестве зеркал, которое поставило в тупик всех комментаторов, трудившихся над древними классиками. В своих «Аттических ночах» этот автор говорит, что существуют зеркала, которые, будучи поставлены на известном месте, не дают никаких изображений предметов, тогда как, поставленные в другое место, получают вновь свойство отражать образы предметов.

Евсевий Сальверт, следуя своей, заранее составленной системе, думал объяснить это явление поляризацией, но он явно забыл, что здесь дело идет о металлических, а не о каких-либо других зеркалах. Нам кажется, что все это гораздо проще. Известно, что зеркало, поставленное в сырое место, скоро тускнеет, тогда как в сухом месте оно вновь получает прежний блеск. Этого рода явление, скорее всего, присуще серебряным зеркалам, преимущественно употреблявшимися древними.

Самый простой вид волшебных зеркал состоит из двух плоских. С помощью их можно сделать так, что из двух лиц, стоящих перед зеркалом и одинаково удаленных от линии, перпендикулярной к средней, каждое будет видеть только своего соседа, а не самого себя. Но, вообще говоря, плоскими зеркалами трудно морочить людей, знакомых с зеркальным призраком: они хороши только для тех, кто еще никогда не видел зеркача, а ныне таких людей труднее найти, чем во времена языческие. Даже и в то время редко прибегали к простому плоскому зеркалу, а чаще к многогранному или еще чаще к вогнутому.

Вогнутые зеркала составляют издревле одну из важнейших принадлежностей волшебных кабинетов и магических проделок. Самая выгодная из всех форм для таких зеркал есть эллиптическая. Предмет, находящийся в одном из фокусов, отразится тогда в другом, но только в обращенном виде – призрак будет казаться висящим в воздухе и производить чрезвычайный эффект, который для невежды или суевера должен показаться сверхъестественным.

Таким образом можно заставить являться самые разнообразные привидения в величайшем разнообразии цветов, форм и движений, потому что все то, что будет помещено или будет совершаться в ближайшем к зеркалу фокусе, невидимом для зрителей, повторится с величайшей отчетливостью в более обширном виде в другом фокусе, положение которого приноравливается выгодным для зрителя образом. Являющийся при этом призрак сохранит в себе все отличительные признаки сверхъестественного привидения, потому что, представляясь глазу в самых отчетливых формах и красках, он будет ускользать, как бесплотное существо, от прикосновения зрителя.

Одно из любопытнейших видений такого рода было издавна употребляемо магиками для устрашения самых недоверчивых зрителей. Оно называлось таинственным кинжалом и заключалось в следующем.

Если кто-либо при сильном освещении с хорошо отполированным кинжалом в руке будет поставлен перед вогнутым зеркалом немного дальше главного его фокуса, то он увидит в воздухе свое собственное изображение между собой и зеркалом, только в уменьшенном и перевернутом вверх ногами виде.

Спрячьте человека, стоящего перед зеркалом и держащего кинжал, за ширму, дверь, экран или что-нибудь подобное так, чтобы его не было видно, оденьте его в черное, а руку, держащую полированный кинжал, оставьте в белом рукаве, – тогда будет видна в воздухе только рука, держащая кинжал. Введите в эту комнату человека, не знающего всех этих приготовлений, и, поставив его перед призраком, дайте тайный знак вашему сообщнику, чтобы он занес руку с кинжалом, как бы для удара. Гость ваш, наверное, с ужасом отступит назад, видя перед собой в воздухе руку, не принадлежащую никакому телу, но замахивающуюся на него кинжалом.

Эту проделку производили обыкновенно так, что человек, стоящий близ фокуса зеркала, держал в руках яблоко или другой фрукт, а кинжал был у него спрятан под рукавом или в черных ножнах. Призрак представлял, следовательно, руку с фруктом. Входящего приглашали принять волшебный плод в подарок от таинственной руки; но едва зритель протягивал руку за плодом, как по тайному знаку спрятанный человек левой рукой, обернутой черным, а потому невидимой, схватывал плод и ножны с кинжалом, которые, следовательно, исчезали, а потом замахивался обнаженным лезвием, как бы желая пронзить пришельца, отскакивающего с ужасом.

С помощью таких же вогнутых зеркал чародеи заставляли являться призраки людей, давно умерших. Для этого ставили в фокусе зеркала, но скрытно от зрителя, бюст или портрет умершего, сильно освещенный, причем покрывали черным те места картины или окружающие предметы, которых не должен был видеть зритель. Окуривали бюст или портрет дымом – можно представить призрак как бы среди облака, и появление его делается еще поразительнее.

Едва ли может существовать сомнение, что явления языческих богов среди их храмов производились иначе, как с помощью вогнутых зеркал. Впрочем, сказания древних об этом предмете довольно неопределенны относительно подробностей. В этих сказаниях находим явные следы оптических иллюзий. Так, например, в древнем храме Геркулеса, в Тире, находилось, по словам Плиния, седалище, высеченное из священного камня, с этого седалища не раз видели возносящихся кверху богов. В Эскулаповом храме, в Тарсе, бог Ямблих свидетельствует, что боги являлись по зову жрецов среди дыма ароматных курений. Всего лучше описаны эти явления у Дамасция, и тут прямо бросается в глаза сходство их с явлениями, известными у нас под именем фантасмагорий. Кажется, невозможно описать последних яснее, чем то сделал Дамасций, повествуя о явлениях языческих богов; тут даже встречаются некоторые мелкие подробности, вполне подтверждающие тождественность обоего рода явлений.

Весьма известен анекдот о византийском императоре Василии Македонянине, который, будучи погружен в глубочайшую горесть от потери любимого сына, обратился к известному в то время в Константинополе Феодору Санковарену, прося его показать ему хотя бы призрак умершего сына. В назначенное время и в условленном месте Василий увидел сына своего, скачущего к нему на коне и исчезнувшего в объятиях отца. Если только это была не галлюцинация или призрак воображения, то легко может статься, что Феодор воспользовался конным портретом умершего и свойствами выпуклого зеркала, искусно приноровленного к местности. Так объясняют этот факт новейшие исследователи натуральной магии. Мне же кажется, что весь этот факт походил на одну из тех сказок, которых так много осталось в преданиях Византийской империи.

Нам слишком мало известны подробности самых поразительных явлений богов и фантастических зрелищ, являвшихся перед изумленной толпой, во время особых торжеств в языческих храмах. Довольно того, что с одной стороны находилась невежественная толпа, а с другой – представители всех тогдашних знаний, вооруженные всеми возможными и известными в то время орудиями обмана, искусно приноровленными к местности и времени.