Текст книги "Место назначения неизвестно"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 2

– Майор Глидр? – Джессоп чуть поколебался, перед тем как произнести имя. – Не тушуйтесь, выговорить мое имя сложновато, – ответил посетитель с добродушным пониманием. – Ваши соотечественники во время войны называли меня Глайдр. А в Штатах я изменю свою фамилию на Глин, что мне кажется наиболее подходящим во всех отношениях.

– Вы приехали из Штатов?

– Неделю назад. Вы, прошу прощения, мистер Джессоп?

– Я – Джессоп.

Посетитель с интересом взглянул на него.

– Ясно, – сказал он. – Я наслышан о вас.

– В самом деле? От кого?

Тот улыбнулся:

– Мне кажется, мы немножко забегаем вперед. Перед тем как вы позволите мне задать вам несколько вопросов, я дам вам прочесть письмо из посольства США.

Письмо протянуто с легким кивком. Джессоп взял его, прочел несколько строк вежливых рекомендаций и отложил в сторону. Он окинул посетителя оценивающим взглядом. Высокий мужчина, держится молодцом, лет тридцати или около того. Светлые волосы коротко подстрижены по европейской моде. Речь медленная и осторожная, с явным иностранным акцентом, хотя грамматически безукоризненная. Джессоп обратил внимание, что посетитель совершенно не нервничает и полностью уверен в себе. Необычно! Большинство людей, посещавших этот кабинет, вели себя нервно, возбужденно или встревоженно. Иногда были хитрыми, иногда – яростными.

Майор Глидр полностью владел собой; его бесстрастное лицо свидетельствовало о том, что он знает, что делает и зачем делает. И что не просто будет перехитрить его и заставить сказать больше, чем он сам намерен. Джессоп проявил добродушие:

– И чем же мы можем вам помочь?

– Пришел узнать, есть ли у вас какие-нибудь новые известия о Томасе Беттертоне, исчезнувшем недавно, в некоторой степени сенсационным образом. Нельзя, конечно, верить всему, что пишут в газетах, поэтому ищу, где можно получить надежную информацию. Мне сказали – у вас.

– Очень жаль, но мы не имеем никакой определенной информации о Беттертоне.

– Может быть, его отправили с каким-нибудь заданием за границу? – Посетитель помолчал, потом добавил довольно странным тоном: – И держат все в строгой тайне…

– Мой дорогой сэр, – Джессоп скривился как от боли. – Беттертон был ученым, а не дипломатом или тайным агентом.

– Виноват. Но ярлыки не всегда соответствуют действительности. Вам должно быть интересно, почему меня занимает это дело. Томас Беттертон стал моим родственником после женитьбы.

– Насколько я понимаю, вы племянник покойного профессора Маннгейма.

– А, так вы уже знаете! Вы здесь хорошо осведомлены.

– Люди заходят и рассказывают нам кое-что, – пробормотал Джессоп. – У меня была жена Беттертона. Она и ввела в курс. Вы написали ей письмо.

– Да, чтобы выразить свои соболезнования и узнать, нет ли каких-нибудь новостей.

– Все правильно.

– Моя мать – единственная сестра профессора Маннгейма. Они были очень привязаны друг к другу. В Варшаве, будучи ребенком, я проводил очень много времени в доме моего дяди, а его дочь, Эльза, была для меня как родная сестра. Когда мои родители умерли, дом дяди и Эльзы стал мне родным домом. Счастливое время! Потом началась война, трагедии, ужас… Об этом не будем говорить. Мой дядя и Эльза бежали в Америку. Сам я остался в подпольном Сопротивлении и, когда война окончилась, получил постоянную работу. Один раз съездил в Америку навестить дядю и двоюродную сестру, вот и все. Но наступило время, когда срок моего договора в Европе подошел к концу. Я решил перебраться на постоянное место жительства в Штаты. Буду жить, надеялся, рядом с дядей, двоюродной сестрой и ее мужем. Но увы! – майор развел руками. – Я приехал туда, а дядя мертв, двоюродная сестра – тоже, ее муж переехал в Англию и женился во второй раз. И у меня опять нет семьи. Потом я прочитал об исчезновении известного ученого Томаса Беттертона и приехал сюда, чтобы узнать, не могу ли чем помочь. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на Джессопа.

Джессоп ответил ему невозмутимым взглядом.

– Почему он исчез, мистер Джессоп?

– Это, – ответил Джессоп, – именно то, что мне тоже хотелось бы узнать.

– Может, вы уже и знаете?

С легким интересом Джессоп подумал о том, как быстро они могут поменяться ролями. В этом кабинете он привык задавать людям вопросы. А теперь следователем стал его посетитель.

Продолжая спокойно улыбаться, Джессоп ответил:

– Уверяю вас, что не знаем.

– Но у вас есть подозрения?

– Возможно, – не терял осторожности Джессоп, – что события развиваются по определенному плану… Подобные происшествия случались и раньше.

– Случались! – Майор быстро перечислил с полдюжины случаев. – И все с учеными, – со значением подытожил он.

– Да.

– Все они скрылись за «железным занавесом»?

– Возможно, но мы не знаем.

– Но уехали хоть по своей доброй воле?

– Даже это трудно утверждать, – ответил Джессоп.

– Вы думаете, мне не следует совать нос?

– О, прошу вас!..

– Вы правы. Я интересуюсь этим только лишь из-за Беттертона.

– Извините, – сказал Джессоп, – но я не совсем понимаю ваш интерес. В любом случае Беттертон ведь не кровный ваш родственник, вы не знакомы.

– Оно так. Но для нас, поляков, семейные узы очень крепки. Существует чувство долга. – Он встал и коротко кивнул: – Сожалею, что злоупотребил вашим временем, и благодарю вас за любезность.

Джессоп тоже поднялся.

– Жаль, что нам нечем помочь вам, – промолвил он, – но заверяю вас, что находимся в полном неведении. Если что-нибудь прояснится, как с вами связаться?

– Меня можно будет найти через посольство США. Благодарю вас.

И еще один официальный кивок.

Джессоп нажал на кнопку. Майор Глидр вышел из комнаты. Джессоп поднял трубку телефона:

– Попросите полковника Уортона зайти ко мне в кабинет.

Когда Уортон вошел, Джессоп сказал:

– Дело сдвинулось наконец.

– Как?

– Миссис Беттертон хочет поехать за границу.

Уортон присвистнул:

– Собирается присоединиться к муженьку?

– Надеюсь. Она пришла, обзаведясь соответствующим письмом от своего врача. Нуждается в полном покое и перемене обстановки.

– Звучит правдиво!

– И может оказаться правдой, – добавил Джессоп.

– Мы никогда не рассматривали такую возможность, – сказал Уортон.

– Нет. Должен признать: она играет свою роль весьма убедительно. Ни разу не ошиблась.

– Еще что-либо удалось у нее узнать?

– Слабый намек на ту Спидер, с которой Беттертон обедал в Дорсете.

– И что?

– Он не рассказал жене об этом обеде.

– Вот как? – Уортон задумался. – Вы считаете, это имеет отношение к делу?

– Может быть. Кэрол Спидер привлекалась к ответственности Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Она была оправдана, но все же… да, все же ее репутация подмочена. Или считалось так. Она могла быть возможным контактом. По крайней мере, единственным, который мы обнаружили в связи с Беттертоном.

– А как насчет контактов миссис Беттертон? Может, она встречалась с кем-нибудь в последнее время, кто мог спровоцировать желание съездить за границу?

– Личных контактов никаких. Вчера она получила письмо от одного поляка – двоюродного брата первой жены Беттертона. Он только что приходил ко мне сюда расспрашивать о подробностях и так далее.

– И что он из себя представляет?

– Какой-то ненатуральный. Весь очень иностранный и корректный, напичкан нереальной, как и вся его личность, информацией.

– Думаете, он вошел с ней в контакт, чтобы передать какие-то сведения?

– Возможно. Но я не знаю. Он озадачил меня.

– Собираетесь установить за ним слежку?

Джессоп улыбнулся:

– Да. Я нажал кнопку дважды!

– Ах, вы старый паук… со своими штучками. – Уортон понял, о какой кнопке речь, и снова принял деловой вид. – Ну, и кто ею займется?

– Дженет, как обычно. В Испании или Марокко.

– Не в Швейцарии?

– На этот раз нет.

– Я думал, Испания или Марокко окажутся нашим противникам не по зубам!

– Нам нельзя их недооценивать.

Уортон с отвращением щелкнул ногтем по секретному досье.

– Чуть ли не единственные две страны, где Беттертон не был обнаружен, – с досадой произнес он. – Что ж, теперь мы всеми силами обрушимся на них! Господи, если мы провалимся и на этот раз…

Джессоп откинулся на спинку стула.

– Давненько уже я не был в отпуске, – вздохнул он. – И мне порядком надоел этот кабинет. Думаю, я заслужил небольшую поездку за границу.

ГЛАВА 3

I

– Рейс 108 в Париж. Эр-Франс. Сюда, пожалуйста.

Пассажиры в зале ожидания аэропорта Хитроу начали подниматься со своих мест. Хилари Крейвен подхватила свой небольшой крокодиловой кожи чемодан и вслед за остальными направилась к выходу на посадку. Ветер обжигал холодом после нагретого воздуха зала ожидания.

Хилари поежилась и поплотнее, запахнулась в меха. Она шла за остальными пассажирами к ожидавшему самолету. Наконец-то она улетает, спасается! Прочь от серости, холода, смертельных страданий! Вперед к солнечному свету, голубому небу и новой жизни! Она оставит здесь весь этот груз, смертельный груз страданий и разочарований.

Она поднялась по трапу, вошла в самолет, слегка наклонив голову, и заняла указанное стюардом место. Впервые за несколько месяцев у нее появилось чувство наслаждения от ощущения уходящей боли, которая была настолько острой, что почти переходила в физическую. «Я спасусь, – с надеждой говорила она себе. – Я обязательно спасусь!»

Рев и грохот двигателей самолета еще более взволновали ее. В них слышалась стихийная дикость. «Цивилизованные страдания – худший вид страданий, – думала она. – Серые и безнадежные. – Но теперь я спасусь».

Самолет мягко вырулил на взлетную полосу. Стюардесса объявила:

– Пристегните ремни, пожалуйста.

Самолет сделал полуразворот и остановился, ожидая разрешения на взлет. Хилари испугалась: «Может быть, самолет разобьется… Может быть, он никогда не взлетит. Тогда это будет конец, это будет решением всех проблем». Казалось, уже целую вечность они ждут на взлетной полосе. Ожидая сигнала старта к освобождению, Хилари предавалась нелепым размышлениям: «Мне никогда не убежать от этого, никогда. Я так и останусь здесь пленницей…»

Ох, наконец.

Решительный рев двигателей, и самолет устремился вперед. Быстрее, быстрее, во весь опор! Хилари все еще боялась: «Он не взлетит. Не сможет… Это конец». Ох, кажется, колеса уже не касаются земли. Не то чтобы самолет поднимался вверх, скорее земля уходила вниз, падала, всасывая в себя все проблемы, крушения надежд и разочарования, все оставалось под этим существом, так гордо рвущимся вверх в облака. Они поднимались, разворачивались, аэродром внизу казался уже смешной детской игрушкой. Смешные маленькие дороги, странные железнодорожные пути с игрушечными паровозиками. Смешной несерьезный мир, в котором люди любят, ненавидят и разбивают друг другу сердца. Но все это не имеет никакого значения, потому что они такие смешные, такие прелестно маленькие и незначительные. Теперь под самолетом были облака, плотная серовато-белая масса. Должно быть, полет уже проходит над Ла-Маншем. Закрыв глаза, Хилари откинулась на спинку кресла. Свобода. Спасение. Она покинула Англию, покинула Найджела, покинула маленький печальный холмик, под которым была могила Бренды. Все позади. Она открыла глаза, с глубоким вздохом закрыла их Опять. Она спала…

II

Когда Хилари проснулась, самолет шел на посадку. «Париж», – подумала она, сев в кресле ровнее и потянувшись за сумочкой. Но это был не Париж. Стюардесса вошла в салон и бодрым тоном гувернантки, который особенно раздражает путешественников, объявила:

– Наш самолет совершает посадку в Бовэ, так как в Париже очень густой туман.

Интонация ее голоса говорила: «Ну, не чудесно ли это, детки?» Хилари взглянула вниз через маленькое пространство расположенного рядом с ней иллюминатора. Ей мало что удалось рассмотреть. Как оказалось, Бовэ тоже был окутан туманом. Самолет делал круги над аэродромом и только через некоторое время наконец приземлился. Пассажиров повели сквозь холодный сырой туман в грубое деревянное сооружение с несколькими стульями и длинной деревянной стойкой.

Хилари охватило уныние, но она постаралась отогнать ее прочь. Мужчина рядом с ней пробормотал:

– Старый военный аэродром. Ни отопления, ни других удобств. К счастью, это французы, они предложат нам что-нибудь выпить!

И действительно, почти тут же появился некто со связкой ключей, и вскоре пассажирам были предложены различные виды алкогольных напитков для поднятия боевого духа. Это было большое подспорье для поддержания энергии пассажиров в долгом и раздражающем ожидании.

Прошло уже несколько часов, но ничего не изменилось. Появлялись из тумана и совершали посадки самолеты, также не принятые Парижем. Маленькая комнатка уже переполнена озябшими и раздраженными людьми, ворчащими по поводу задержки.

Хилари все происходящее казалось нереальным. Как будто, милосердно оберегаемая от контактов с действительностью, она продолжала смотреть сон. Неудобства задержки – всего лишь вопрос времени. Хилари по-прежнему как бы в пути – в пути к освобождению. Она избавляется от всего прошлого, направляясь туда, где жизнь начнется сначала. И хорошее настроение не оставляло ее на протяжении всей длительной и изнурительной задержки, не оставило и в момент полного беспорядка, когда уже после наступления темноты было объявлено, что прибыли автобусы, чтобы отвезти путешественников в Париж.

Возникла ужасная суматоха. Пассажиры, служащие аэропорта, носильщики тащили багаж, входили и выходили, спешили и сталкивались в темноте. В конце концов Хилари, с ледяными от холода ногами, оказалась в автобусе, медленно пробирающемся сквозь туман по направлению к Парижу.

Долгая, утомительная поездка отняла четыре часа. Была уже полночь, когда они прибыли в гостиницу, где для Хилари было забронировано место, и она была благодарна судьбе, что ее поездка наконец завершена. Она слишком устала, чтобы есть, сил хватило лишь на горячую ванну, после чего сразу рухнула в постель.

Самолет в Касабланку должен был вылететь из аэропорта Орли в десять тридцать на следующее утро. Но по прибытии в Орли стало известно, что расписание полетов перепуталось. Самолеты были вынуждены пережидать парижский туман, приземлившись в каком-либо из городов Европы, прилет их задерживался. Впрочем, так же, как и отправление.

Изможденный служащий отдела вылетов только пожал плечами и произнес:

– Для мадам невозможно полететь рейсом, на который у нее заказан билет! Постараемся что-нибудь предпринять. Если мадам присядет всего лишь на минутку, возможно, все прояснится.

Наконец ее пригласили и сказали, что есть одно место в самолете, отправляющемся в Дакар, который обычно не садится в Касабланке, но на этот раз сядет.

– Вы прилетите лишь на три часа позже, только и всего, мадам.

Хилари молча кивнула, не выразив никакого протеста, чем удивила и явно обрадовала служащего.

– Мадам и представления не имеет о тех трудностях, с которыми мне пришлось столкнуться этим утром, – пожаловался он. – Enfin[2]2
  В конце концов.


[Закрыть], они неблагоразумны, мсье путешественники! Это не я нагнал туман! Конечно, он причинил неудобства. Но нужно же обладать и чувством юмора! Я всегда это говорю, когда, как ни прискорбно, приходится менять планы! Après tout[3]3
  В конце концов.


[Закрыть], мадам, задержка на час, два или даже три, стоит ли обращать на нее внимание? Разве имеет значение, на каком самолете прилететь в Касабланку?

Однако в данный конкретный день это имело гораздо большее значение, чем мог предположить маленький француз. Стоило Хилари наконец завершить полет и ступить на раскаленную солнцем бетонную взлетную полосу, как носильщик, следовавший за ней со своей доверху нагруженной багажом тележкой, заявил:

– Вам сказочно повезло, мадам, что вас не оказалось на предыдущем самолете, который выполняет регулярные рейсы в Касабланку!

Хилари спросила:

– Что случилось?

Носильщик нерешительно посмотрел по сторонам, но решил, что в любом случае новость недолго останется тайной, и, заговорщически понизив голос, наклонился к ее уху.

– Mauvaise affaire![4]4
  Скверное дело!


[Закрыть] – пробормотал он. – Он разбился… При посадке. Летчик и штурман погибли, большинство пассажиров – тоже. Четверо или пятеро остались в живых, и их отвезли в больницу. Некоторые из них ранены очень тяжело.

Первой реакцией Хилари было что-то, похожее на ослепляющую злость. В голове сами собой возникли мысли: «Почему меня не было в этом самолете? Если бы я была там, все уже было бы кончено – я уже была бы мертва и меня бы ничего не касалось. Никаких болей в сердце, никаких страданий. Люди в том самолете хотели жить. А я… мне все равно… Почему это была не я?»

Она прошла таможню, подвергнувшись небрежному досмотру, и, забрав багаж, поехала в гостиницу. Стоял яркий восхитительный день, солнце только начало клониться к закату. Чистый воздух и золотой свет – все было таким, как представлялось в воображении. Наконец она здесь! Позади остался туман, холод и мрачность Лондона, позади страдания, колебания и несчастья. Здесь ключом била жизнь, яркие краски и солнечный свет.

Она прошла через спальню и, распахнув ставни, выглянула на улицу. Да, все было именно таким, как она представляла. Хилари медленно отвернулась от окна и присела на край кровати. Спаслась; спаслась! Это постоянно звучало у нее в голове с тех самых пор, как она покинула Англию. И теперь она поняла с ужасающей, ошеломляющей ясностью, что спасения просто не существовало!

Все здесь оставалось точно таким, каким было и в Лондоне. Сама она, Хилари Крейвен, осталась та же. Это от Хилари Крейвен пыталась она спастись, а Хилари Крейвен в Марокко была точно такой, как Хилари Крейвен в Лондоне. Очень тихо она сказала себе:

– Какая я была дура… какая же дура! Почему мне взбрело в голову, что я буду чувствовать себя по-другому, если только улечу из Англии?!

Могила Бренды, маленький трогательный холмик, осталась в Англии, и Найджел скоро женится на своей новой подруге тоже в Англии. Почему Хилари решила, что здесь все боли утихнут? Желанные мечты, и только! Что ж, теперь миражи позади. Она снова взглянула в лицо действительности. И увидела, что в состоянии вынести, что – нет. Все можно вытерпеть, пока есть причины и цели, требующие терпения. Она пережила собственную долгую болезнь, пережила измену Найджела и всю ту жестокость и безжалостность, которой измена сопровождалась. Хилари пережила все, потому что у нее была Бренда. Потом началась долгая, медленная и безнадежная борьба за жизнь девочки, и она была проиграна. Теперь у Хилари не осталось никого, ради кого стоило бы жить. И нужно было совершить путешествие в Марокко, чтобы самой убедиться в этом. В Лондоне у нее было странное, необычное чувство, что стоит ей только уехать куда-нибудь, как забудется все, что было раньше, и начнется жизнь сначала. Она преднамеренно предприняла свою поездку в такое место, которое не имело никакого отношения к ее прошлому. Место, совершенно ей незнакомое, но обладающее всеми теми качествами, которые она так любила: обилием солнца, чистым воздухом и необычностью новых лиц и пейзажа. Здесь, мечтала она, все будет по-другому. Но ничего не изменилось. Многое осталось тем же. Факты были совершенно просты и неизбежны. У нее, Хилари Крейвен, больше не было желания продолжать жить.

Если бы не вмешался туман, если бы она летела на самолете, на который у нее был зарезервирован билет, тогда к этому времени все проблемы уже были бы решены. Она могла бы лежать сейчас в каком-нибудь французском морге с разбитым и изуродованным телом, но дух ее был бы умиротворен и избавлен от страданий.

Ладно, Хилари сама сможет достичь того же результата, правда, для этого придется приложить кое-какие усилия.

Все было бы так просто, если бы у нее было с собой снотворное. Она вспомнила, как просила его у доктора Грея, который с довольно странным выражением лица ответил ей:

– Значительно лучше научиться засыпать естественным образом. Сначала будет сложно, но потом получится.

У доктора было странное выражение лица. Знал ли он уже тогда или только подозревал, что до снотворного дойдет?

Ладно, приобрести то, что требуется, несложно. Она решительно поднялась с кровати. Нужно сейчас же отправиться в аптеку.

Ill

Хилари всегда думала, что за границей очень просто купить снотворное. И, к большому своему удивлению, обнаружила, что это далеко не так. Первый аптекарь, к которому она обратилась, продал ей только две упаковки. Если она хочет купить больше, сказал он, необходимо иметь рецепт врача. Она поблагодарила его, беззаботно улыбнувшись, и поспешила покинуть аптеку, столкнувшись в дверях с высоким и каким-то торжественно-серьезным молодым мужчиной, который извинился перед ней по-английски. Она слышала, как он интересовался у аптекаря зубной пастой.

В какой-то степени это даже позабавило ее. Зубная паста – так смешно, так нормально, так буднично. И сразу же ее пронзила резкая боль, так как зубная паста, которую он спросил, была та, которую предпочитал Найджел. Она перешла улицу и вошла в аптеку напротив. Затем заглянула еще в четыре аптеки, прежде чем вернуться в гостиницу.

И опять ее развлекло то, что в четвертой аптеке она вновь столкнулась с тем же похожим на сову мужчиной, настойчиво спрашивающим одну и ту же зубную пасту, которая явно не была широко известна аптекарям Касабланки.

Хилари чувствовала себя почти беззаботно, переодевая платье и подкрашиваясь, перед тем как спуститься в ресторан к обеду. Она намеренно откладывала время обеда, насколько было возможно, так как очень не хотела встретиться с кем-нибудь из своих попутчиков или из команды самолета. Впрочем, встреча была маловероятной, поскольку самолет уже продолжил свой рейс в Дакар. Хилари даже думала, что оказалась единственной пассажиркой, вышедшей в Касабланке.

Когда она спустилась вниз, ресторан был почти пуст. Лишь тот самый англичанин с совиным лицом заканчивал обедать за столиком у стены. Он читал французскую газету и, казалось, был полностью поглощен ею.

Хилари заказала богатый обед и полбутылки вина. Испытывая какое-то безрассудное, пьянящее возбуждение, подумала: «В конце концов, не закончились ли мои приключения?» Затем она заказала бутылку минеральной воды «Виши» себе в номер и, выйдя из ресторана, сразу же отправилась наверх.

Официант принес «Виши», открыл бутылку, поставил на столик и, пожелав ей спокойной ночи, вышел из комнаты. Хилари облегченно вздохнула и, когда официант закрыл за собой дверь, повернула ключ в замочной скважине. Из ящика ночного столика она достала четыре маленьких пакетика, приобретенных в аптеках, и развернула их. Затем положила таблетки на стол и налила в стакан «Виши». Поскольку снотворное было в виде таблеток, ей нужно будет всего лишь проглотить их и запить минеральной водой.

Хилари разделась, завернулась в халат, тут же вернулась к столу и присела. Сердце ее забилось быстрее. Теперь она испытывала что-то вроде страха, но страх был каким-то очаровывающим, а не тем парализующим, какой заставил бы ее отказаться от своего плана. На сей счет она была абсолютно спокойна и решительна. Вот и освобождение, настоящее освобождение! Она взглянула на письменный стол, размышляя, стоит ли оставлять записку. И решила не делать этого. У нее не осталось ни родных, ни близких или друзей, у нее не осталось никого, кому она хотела бы сказать последнее «прощай». Что касается Найджела, то его она не хотела обременять ненужными угрызениями совести, даже если ее записка найдет адресата. Возможно, Найджел прочтет в газете, что некая Хилари Крейвен умерла в Касабланке от чрезмерной дозы снотворного. Наверное, сообщению посвятят совсем маленький абзац. «Бедняжка Хилари… – скажет Найджел, – ей не повезло». Возможно, втайне он почувствует облегчение. Потому что, как она догадывалась, Найджела все же немного мучила совесть, а он был из тех мужчин, которые любят чувствовать себя спокойно.

Уже сейчас Найджел казался очень далеким и удивительно безразличным для нее. Теперь уже ничего не поделаешь. Она проглотит таблетки, ляжет в постель и уснет. И уже не проснется. Она не испытывала страха перед Богом, по крайней мере ей так думалось. Вера в Бога ушла со смертью Бренды. Так что больше нечего было принимать во внимание. Хилари опять была путешественницей, как и в аэропорту Хитроу, путешественницей, ожидающей отправления в неизвестное место назначения, не обремененная багажом, безучастная к прощаниям. Впервые в своей жизни она была свободна, абсолютно свободна. Прошлое для нее уже не существовало. Долгие болезненные страдания, которые так мучили ее, теперь остались позади. Легкая, свободная, ничем не обремененная, готовая отправиться в новое путешествие!

Хилари протянула руку к первой таблетке. В дверь раздался тихий, осторожный стук. Она нахмурилась, продолжая сидеть с протянутой вперед рукой. Кто это может быть? Горничная? Нет, постель уже расстелена. Может быть, кто-нибудь насчет документов, паспорта? Она пожала плечами, решив не открывать дверь. Ради чего беспокоиться? Кто бы там ни был, пусть зайдет как-нибудь в другой раз.

Стук в дверь повторился, причем чуть громче. Но Хилари не двинулась с места. Кто бы это ни был, пусть убирается восвояси.

Она смотрела на дверь, и вдруг ее глаза широко раскрылись от удивления. Ключ в замочной скважине сам собой медленно поворачивался и тут же резко выскочил из замочной скважины, с металлическим стуком упал на пол. Ручка повернулась, открылась дверь, и в комнату вошел мужчина. Она узнала в нем того торжественного молодого человека с совиным лицом, который покупал зубную пасту. Хилари в недоумении уставилась на него. Она была слишком напугана, чтобы что-нибудь сказать или сделать. Молодой человек повернулся к ней спиной, закрыл дверь, поднял с пола ключ, вставил его в замочную скважину и повернул. После этого он прошел к ней в комнату, уселся на стул с другой стороны стола и заговорил. Его слова показались ей невероятно неуместными.

– Меня зовут Джессоп.

Краска моментально залила лицо Хилари. Она наклонилась вперед и с ледяной злостью произнесла:

– Могу я поинтересоваться; что вы здесь делаете?

Он строго посмотрел на нее и… подмигнул.

– Смешно, но я пришел сюда, чтобы тоже спросить вас об этом. – Коротко кивнув головой в сторону, он указал на приготовленные на столе таблетки. Хилари резко отпарировала:

– Не понимаю, о чем вы?

– О, еще как понимаете.

Хилари замолчала, подыскивая слова. Она хотела сказать так много! Выразить свое негодование. Приказать ему убраться из номера. Но странным было то, что на этот раз верх взяло любопытство. Вопрос соскользнул с ее губ настолько естественно, что, казалось, она задала его, почти не отдавая себе отчета.

– Ключ, как это он сам повернулся?

– Ах, это! – Джессоп внезапно по-мальчишески ухмыльнулся, что сразу изменило его лицо. Он сунул руку в карман и, вынув оттуда какой-то металлический инструмент, дал его ей рассмотреть.

– Прошу вас, – сказал он. – Очень удобное приспособленьице. Вставляете в замочную скважину с обратной стороны, и он захватывает ключ и поворачивает. Этим пользуются грабители.

– Вы грабитель?

– Помилуйте, миссис Крейвен. Я ведь стучал, вы же слышали. А грабители не стучат. Потом, когда мне показалось, что вы не собираетесь меня впускать, пришлось воспользоваться этим.

– Но зачем?

Опять ее гость окинул взглядом стол с таблетками.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – кивнул он на таблетки. – Вы думаете, что вы просто заснете и больше не проснетесь. Но произойдет не совсем так. Не исключены всевозможные неприятные последствия. Иногда бывают судороги, омертвение кожи. Если у вас сопротивляемость к снотворному, то нужно будет долго ждать, пока оно начнет действовать, а за это время кто-нибудь сумеет прийти вам на помощь, вот тогда и начнутся всякие неприятности. Промывание желудка. Касторовое масло, горячий кофе, шлепки и надавливания. И все очень унизительно, уверяю вас.

Хилари откинулась на спинку стула и прищурилась. Она слегка сжала кулаки и выдавила, из себя улыбку.

– Какой вы смешной, – сказала она. – Вы что, решили, что я собираюсь покончить жизнь самоубийством? Или что-нибудь в таком роде?

– У меня не просто предположение, уверенность, – возразил Джессоп. – Я был в той аптеке, помните, когда вы вышли. Покупал зубную пасту, между прочим. Ну а там не было моего любимого сорта, поэтому я направился в другую. И там снова встретил вас, и вы опять покупали снотворное. Мне это показалось немного странным, и я пошел за вами. И в разных аптеках вы продолжали покупать снотворное. Все свидетельствовало только об одном.

Его тон был дружеским, бесцеремонным, но совершенно уверенным. Посмотрев на него, Хилари Крейвен перестала притворяться.

– Не находите, что с вашей стороны непозволительная дерзость пытаться остановить меня?

Минуту-другую он размышлял, потом покачал головой:

– Нет. Вы намерены сделать одну из тех вещей, которые не следует делать.

Хилари страстно заговорила:

– Вы можете остановить меня сейчас, забрать у меня таблетки, выбросить их в окно или куда-нибудь еще, но вы не сможете помешать мне снова купить их завтра, не сможете помешать мне выброситься из окна последнего этажа этого здания или броситься под поезд!

Джессоп подумал над ее словами.

– Да, – согласился он. – Я действительно не смогу помешать вам сделать что-нибудь этакое. Вопрос лишь в том, захотите ли вы это сделать. Я имею в виду, завтра.

– Полагаете, что завтра я буду чувствовать себя по-другому? – спросила Хилари со слабой горечью в голосе.

– Всякое бывает, – ответил Джессоп извиняющимся тоном.

– Возможно. – Она задумалась. – Но если решаешься с холодным расчетом, в состоянии отчаяния, тогда совсем другое дело. Видите ли, мне не для чего жить.

Джессоп наклонил свою совиную голову набок и моргнул.

– Интересно, – заметил он.

– Не очень. Совсем не интересно. Я не очень интересная женщина. Мой муж, которого я любила, бросил меня, мой единственный ребенок умер в муках от менингита. У меня нет ни родных, ни близких. У меня нет никакого призвания. У меня нет тяги ни к искусству, ни к ремеслу, нет никакого занятия, которое я бы любила.

– Сурово! – оценивающе выдавил Джессоп. Потом добавил, довольно нерешительно: – Вы не находите это э… ненормальным?

Хилари возбужденно возразила:

– Почему это должно быть ненормальным? Речь о моей жизни, которой я имею право распоряжаться по своему усмотрению.

– Да-да, – поспешно согласился Джессоп. – Нельзя сказать, что я сам очень добродетелен, но есть люди, видите ли, которые считают, что ваша жизнь ненормальна.

Хилари ответила:

– Я к таким не отношусь.

– Безусловно! – как-то невпопад согласился мистер Джессоп.

Он рассматривал ее, задумчиво прищурившись.

Хилари продолжила:

– Итак, может быть, теперь, мистер э…