Текст книги "Искатель. 1991. Выпуск №1"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Джон Кризи,Евгений Сыч
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Новое зрение вообще его раздражало. Скелеты раздражали тем, как они ходили по улицам, топтались в дверях учреждений и магазинов, сидели на скамейках и в креслах, ели и пили. Он опускался совсем низко и пытался всматриваться в людские лица, но не мог разобрать ничего. Лишь изредка видел смутные огоньки в черепной коробке, красный – желания, зеленый – ненависти, синий – страха.

У двоих, что в постели, не было огоньков. Даже желания, видно, не было. «Жизнь, – подумал о них Юрка, – ну и жизнь».

Вдруг он услышал вопль над головой, потом мелкое злое хихиканье. Юрка поднял глаза и увидел, как из окна торпедой выскочил тот, черный, сжимая в когтях трепещущую и пищащую душу.

– Ты! – неожиданно для себя взмыл следом Юрка. – А ну отпусти!

Черный взглянул на него зло и удивленно.

Двигай себе, блаженный, – посоветовал черный, – это мой. По вашим же законам.

На суде про законы объяснишь, – буркнул Юрка и, длинно вытянув руку, ухватил черного за локоть. Черный в шоке выпустил трепещущую душу, но немедленно выхватил откуда-то двузубое раскаленное копье. Юрка ушел вбок, не задумываясь, будто драться в воздухе было для него привычным делом, бесстрашно перехватил оружие одной рукой за раскаленный конец, другой за древко и рванул на себя, крутанувшись. Черный взвыл, вмазавшись в вертикальную металлическую конструкцию, и выпустил копье. Юрка немедленно устремился за черным, чтобы догнать и пронзить. Найти наконец реального врага было для него в радость. Можно взять и допросить. Или расспросить.

Черный не стал дожидаться Юрку, а устремился прочь, лавируя между крышами невысоких домов.

– Куда! – Юрка сделал «горку» и спикировал ногами вперед на черную фигуру так, что у черного захрустел позвоночник – или что там у него под шкурой? Черный рухнул вниз, Юрка вместе с ним, и не отпустил даже, когда накрыл их серой тенью то ли троллейбус, то ли автобус, беззлобный человеческий транспорт.

– Отпусти, – захрипел черный.

– Как же! – пообещал Юрка, – Копьем он будет драться!

Ты, молодой, – прошипел черный, – отпусти, говорю. За что калечишь? Он был мой. По закону.

Теперь новый закон вышел, – объяснил Юрка, ломая поверженного. И, прочно перехватив черное горло рукой, спросил: – А ты кто?

– Кто, кто, – хрипя, удивился тот, – дьявол, вот кто.

– Дьявол? – обидно захохотал Юрка. – Какой же ты дьявол? Ты бес.

Юрка вдруг осознал смысл сказанного и выпустил черного. Они поднялись с земли, и бес обиженно произнес:

– Эта сволочь наша была, точно. Знал бы ты, дурак, кого спасал, не лез бы небось.

Кого? – насторожился Юрка, – Убийцу, вот кого.

Какого еще убийцу?

Профессионального.

Ну да, – не поверил Юрка. – Наемные убийцы только на Диком Западе водятся. Или в Италии, Ты, наверное, бес, все перепутал.

Перепутал? А певца, совесть вашу, не он, что ли, убил? Поэта, который песни сочинял и пел? То и дело его гитару в магнитной записи слышу. До сих пор поете, кумиром сделали, а – убили.

Он сам умер, – удивился Юрка. – Он пил, говорили. У него сердце.

Пил, пел... Не убили бы, так не умер. Тот и убил, которого я сегодня на бабу загнал. Я его нарочно загнал и мужа на них навел. Только ты мне праздник испортил.

Подожди, – Юрка расстроился очень сильно, – расскажи мне путем, верно ли знаешь, что поэт не своей смертью умер? _____

Чего ж не знать? Своими глазами видел. Одни его к креслу привязали, чтоб не куражился якобы, и ушли, а убийца пришел попозднее. Так и договорено у них было. Приехал, машину во дворе оставил за два дома. Квартиру ключом открыл, ключи от этой квартиры много у кого имелись. Поэт-то увидел и даже обрадовался вначале, что хоть кто-то пришел. А этот, мерзавец, надел ему на голову и грудь пакет такой большой, полиэтиленовый, и на шее слегка веревочкой перетянул, чтобы следов не осталось. И все. Без воздуха долго ли задохнуться? И получаса не прошло, как дыхание кончилось. Тогда он мешок снял, веревочку-шнурочек в карман сунул, дверь закрыл и уехал.

Зачем? – почти заорал в отчаянии Юрка.

Как – зачем? Ему велели, он и выполнил. Работа такая. Теперь по вашей линии аллилуйю будет петь.

Может, разберутся? – понадеялся Юрка. – Кому следует, должны разобраться.

Знаю я эти разбирательства, – махнул когтистой лапой бес, – вот к нам бы попал, там бы надежно. Сидел бы уже в смоле по брови.

А если вернуть? – завелся вдруг Юрка. – Вернуть его можно?

Мне не по силам. Может, ты? – засомневался бес.

Давай вместе! – позвал Юрка. – Где его сейчас искать, как думаешь?

Ясно где: убийцу обязательно на место преступления тянет.

Тогда пошли. Поможешь?

Да уж попытаюсь, – ответил бес, набирая скорость. Летел он плохо, устало, что ли, и вообще был мелковат, вроде пожилого и прокуренного дворового хулигана, изрядно потрепанного жизнью.

В квартире, куда они прилетели, было полно скелетов, то есть людей. Скелеты толпились, группировались, общались друг с другом, переходили из угла в угол. А за письменным столом у окна, в кресле у стола, скорбно сложив то, что у живых считается лицом, невидимая, сидела душа убийцы. Грустила, не обращая на экскурсантов вокруг никакого внимания.

Музей сделали, – не то уважительно, не то презрительно обернулся к Юрке бес.

Бери! – толкнул беса вперед Юрка. Бес проворно цапнул убийцу за плечо. Призрак дернулся, испуская истошные волны ужаса. Почуяв недоброе, шарахнулись скелеты-экскурсанты, как голые сучья в лесу под порывом ветра. Юрка поспешно сгреб одной рукой убийцу, другой беса и сквозь перекрытия старого кирпичного дома протащил наверх: разбираться, судить.

Ты что здесь делал? – спросил он убийцу.

Я не виноват, мне приказали, – задергался тот.

Убить приказали? Кто? – настаивал Юрка.

Одиннадцатый, – выразительно скосил глазом вверх убийца.

Здрасте, приехали! А одиннадцатый – это кто?

Откуда мне знать. Одиннадцатый – он и есть одиннадцатый. Звание такое. Шифр, – честно глядя на Юрку, доложил убийца.

Прячутся! – возмутился Юрка. – Бандиты – те за кличками, а эти, значит, за цифрами. Потом цифры сложат в архив, архив засекретят на полста лет или на сто. Ищи его потом! Кто одиннадцатый? – спросят, а окажется – когда кто. Сегодня – один, завтра, может, другой. Ну-ка, давай к нему!

К одиннадцатому? – засомневался убийца.

А чего? – поддержал неожиданно Юрку бес. – Нам-то он не указ.

Троица впорхнула в огромный служебный кабинет, как летний ветерок – в открытую форточку.

Там, в кабинете за монументальным столом сидел широченный скелетина и мучительно чесал голый череп концом шариковой ручки. Его стол был не столько стол, сколько сейф – стальной, с хитрыми запорами. «Эй!» – гаркнул скелету Юрка.

Тот даже не поморщился и продолжал чесать череп, уставя в потолок пустые глазницы.

С ним не так, с ним по-другому надо, – оживился бес и посмотрел выжидательно на Юрку.

Ну, – одобрил Юрка, – давай, как умеешь.

Бес подскочил к сидящему и запустил когтистую лапу между нижними ребрами. «Душа-то у него запрятана тут довольно надежно, – пояснил бес, копаясь, как слесарь в сантехнике, – жиром подзаплыла. За душу его так сразу не проймешь. А мы его за нутро».

Неожиданно скелет уронил ручку и скорчился. Попытался подняться, но бес царапнул его за коленку, и он рухнул, треснувшись черепом о край металлического стола.

– Поставь того гада в угол, – почти скомандовал бес Юрке. Юрка заинтересованно подчинился.

Когда начальственный скелет приподнялся и открыл глаза, в углу в максимально жалобной позе стоял убийца. Убийца был что надо: глаза белые, подкатаны вверх – одни белки. На трикотажной майке на груди выходные отверстия: оскорбленный муж палил ему в спину из служебного «Макарова», так что отверстия выглядели весьма впечатляюще. Одиннадцатый, или как там его звали, повел в угол взглядом и застыл. Бес ковырнул в его ушной раковине. Скелет взвыл. Как он воет, к сожалению, слышно не было: Юрка воспринимал человеческую речь только в электромагнитном диапазоне или уж на телепатическом уровне, в прямом диалоге. Вопля он не слышал, но вид был впечатляющий: скелет встал на четвереньки, запрокинул череп, разинул пасть, блестя металлическими зубами, и зашелся в крике. «Хорошо, – удовлетворенно произнес бес. – Достало».

– Иди к нему! – скомандовал Юрка убийце. Убийца шагнул к своему бывшему начальнику. Шаг, другой. Не закрывая пасти, тот перебежал в дальний угол кабинета и влип в стенку. Дальше бежать было некуда.

Ближе, – подтвердил Юрка.

Ближе, ближе, – поддержал его бес.

Убийца медленно шел на начальника. Похоже, ситуация его устраивала. Наверное, не в первый раз он вот так приближался, внушая страх, к затравленному и напуганному. Ухмыльнувшись, он протянул руки к шейным позвонкам одиннадцатого. Скелет дернулся и упал.

Душу вынимать будешь? – деловито спросил бес.

А я могу?

– А кто не может? Ты – ангел смерти. Ты что, не знал? Нет, – искренне ответил Юрка. – Я ведь совсем недавно умер. Меня, кажется, тоже убили. Как же я – и вдруг ангел? И зачем мне чужая душа?

Ну, его душу можешь заодно мне отдать, – деловито присоветовал бес. – Так-то он мне не по чину, сам прав таких не имею. Только подкараулить, если концы отдаст случайно, или подстроить совпадение. А просто душу отнять – нет. Но ты можешь. Твоя воля.

Да конечно, бери себе эту мразь, – сказал Юрка небрежно._А скажи мне, бес, кто меня убил? Не знаешь?

Бес не ответил. «Ангел смерти!» – прогремело в кабинете. Юрка ошеломленно оглянулся. В широком проеме окна стоял огромного роста крылатый ангел, самый натуральный, не то что он, Юрка, – в белоснежном оперении и с пылающим мечом в протянутой длани, А может, это был вовсе архангел, Юрка помнил схожее изображение, виденное в детстве, когда на пасху ходил с богомольной отцовой теткой в церковь святить куличи, Окно за спиной архангела слепило голубизною. Бес и убийца одинаковым движением попятились от лежащего на полу тела. «Ангел смерти!» – перекатывалось громом под сводами кабинета.

Тут, как назло, распахнулась тяжелая, утыканная шляпками гвоздиков дверь кабинета, и в нее заглянул чей-то бодрый скелет. Заглянул, увидел недвижимого начальника, дернулся, оглянулся на окно и сразу же глазницы рукой прикрыл, словно ударило его по зрачкам или ослепило. Но, вероятно, не поверив собственным глазам, скелет склонился над лежачим.

Ангел смерти! – в третий раз воззвал к Юрке высокий глас. – Знаешь ли ты долг свой? Как смеешь ты вручать человеческую душу дьяволу? Велика вина твоя.

Ладно, ладно, – пробормотал Юрка, опасливо косясь на меч. – Долги мои пока еще здесь все, на земле. Да и человеческая ли эта душа?

Архангел шагнул вперед. Юрка растерялся – драться в данном случае было совершенно нереально. Ростом архангел был против него вдвое – как только поместился в кабинете? Но и сдаваться тоже не хотелось, поэтому, секунду помыслив, Юрка нырнул под протянутую длань и вылетел в окно. Удирая, увидел, как взлетел меч – не в него целя, в беса, – полыхнуло пламя, и искры посыпались, но бес уже выскочил в другое окно и, влача законную жертву, сквозанул понизу куда-то – Юрка за ним не следил. Сам он кинулся совсем в другую сторону, с облегчением признал станцию метро «Дзержинская» и нырнул под землю. «Пускай ищет, – думал Юрка, невидимкой пристраиваясь за массивной люстрой. – Тоже мне, слуга божий. Не зря, оказывается, архангелами полицейских звали. Ничего себе порядки завели, один с копьем, другой с мечом. Был бы автомат у меня – другой разговор».

У каждого человека есть предназначение, но не каждый об этом знает. Поэтому очень часто выступает человек не в своей, а в чужой роли, и чувствует себя в ней неуютно. Одному в карты везет, другому – в любви, а они, может, наоборот хотели бы. Смотреть бывает странно и жалко, как человек мыкается. Так куклы-марионетки, которые хоть и послушны ниткам, все-таки вольничают сколько возможно: то ноги завихляются, то руки распадутся, а то и вовсе голова задергается. И все потому, что их назначение им неведомо.

Какая, роль была уготована при жизни ему, Юрка тоже не знал. Не успел – короткая жизнь выпала.

«А почему я, собственно, должен быть именно ангелом смерти? – раздумывал он, давая кругаля по подземным переходам в поисках выхода наружу, – Значит, и другие ангелы есть?

Я ведь вовсе не рвался в ангелы. И опыта у меня нет. Никакого опыта, ни ангельского, ни людского. Сейчас бы со своим курсом как раз на картошку ехал – опыта набираться. Интересно, почему студентов всегда на картошку отправляют для начала?..»

Сгоряча он пролетел пару лишних остановок по тоннелям, пока сориентировался. Посидел еще на неудобной, в несколько деревянных брусков скамейке у гранитной стены. Наверное, ангелы так себя не ведут, на скамейках пыльных не сидят, но к положению своему новому Юрка пока не привык, потому легче было придерживаться знакомого образа жизни, человеческого.

А чем, интересно, положено заниматься ангелу? Ангелу смерти?

Убивать?

Впервые Юрка убил человека, когда его и еще десяток салаг бросили на точку после учебки. Там из кишлака душманов вышибали и, в общем-то, вышибли еще до их приезда, они прибыли на готовенькое. «Деды», усталые, но взвинченные, словно бы под кайфом, устроили новоприбывшим проверочку. Позвали Юрку, подвели, показали: «Вон – «дух»! Давай, зарежь». —«Да ну!» – замотал головой Юрка. «Еще кочевряжится, – оскорбились «деды», – всю работу за него сделали, поймали, привязали, режь – не хочу, салажня небитая». Ругались они лениво, и побили Юрку лениво, но жестоко, чтобы не было охоты пререкаться дальше. Поставили на ноги, Юрка поплевал кровью, ему всунули в руку нож – местный обоюдоострый кинжал. Подтолкнули: «Иди». «Дух» стоял привязанный. Юрка приблизился, стараясь не смотреть в лицо, видя только клочковатую редкую бороду и ощущая горько-сладкий привкус крови во рту. Он хотел убить его скорее, чтоб не мучился, и ткнул ножом слева, но нож непослушно скользнул по ребрам и распорол живот. Живот как-то разом распался и, прежде чем хлынула кровь, Юрка увидел переплетения внутренностей. Его затошнило. Он стал бить ножом в грудь, в горло, заливаясь чужой кровью и собственной блевотиной, ничего не слыша, будто уши заложило, будто по уши уже в крови. Казалось, человек, которого он должен был убить не умрет никогда.

Потом весь вечер и всю ночь Юрку колотило. Ребята успокаивали: «Все правильно. Мы должны знать, с кем идем в бой». А он знал – их всех потом будут судить. Соберут и устроят суд. Армия эта, век бы в ней не служить. Афган, будь он проклят. Красивые были бы места, если б меньше там стреляли.

А ведь, как ни стреляли, жив остался! Смех один – Афган прошел, а дома убили. Там все мечтали об одном: уцелеть и живым домой вернуться. Вот и вернулся. А сколько ребят не вернулось, там полегло... Он вспоминал погибших в восемнадцать, девятнадцать лет, до его возраста не доживших, н не успокаивался. Несправедливость судьбы к нему самому не казалась менее горькой от того, что к другим эта капризная дама была еще более несправедлива. Так только со стороны кажется, что несправедливость по отношению к другим как-то уравновешивает, несправедливость по отношению к тебе. Ни черта она не уравновешивает, только тяжелее становится.

Помянув черта, Юрка вспомнил нового знакомца беса, а с ним и одиннадцатого, начальника, брошенного на произвол судьбы, «Поискать, что ли, поговорить?» Юрка сорвался со скамейки, окончательно покинув метро, но порхать над столицей ему не хотелось. Напрягшись, он постарался представить, где может находиться этот треклятый одиннадцатый. Действительно увидел: в медпункте того самого учреждения, где они с бесом уже побывали, в белой палате. «Так даже удобнее», – решил Юрка, хотя почему так удобнее, едва ли мог объяснить.

В белой палате он оказался сразу, безо всяких полетов, удивившись и обрадовавшись своему умению. Скелет начальника теперь был чуток – сразу повернул к нему пустые глазницы, «За мной пришел?» – спросил он Юрку беззвучно. «За тобой», – подумал-ответил Юрка, ангел смерти.

Слов ни тот, ни другой не произносили, да слова были и не нужны. Мыслями переговаривались, так получалось проще.

Значит, все кончено. Обидно. Рановато мне еще.

Тебе – рановато? – возмутился Юрка. – Ребята втрое тебя младше в земле лежат, а ты? Не ты ли их на смерть посылал?

Я-то? Я всегда был честным и добросовестным. Мне приказывали, я выполнял. Я – одиннадцатый, а не первый и не третий. Звено в цепи.

Вас бы самих на цепь посадить, – сказал Юрка, – поэта за что убили?

«Все поэты будут на кол надеты». Это народ сочинил. Народ так считает. Поэтам когда-то языки вырывали, но потом додумались, достаточно – вот тут – связочки голосовые подрезать, и все, уже ничего никогда не скажет. И дети потом безголосые родятся. Да, дети немые – научиться-то им не у кого. Кричать еще могут, а петь – нет, никогда.

Не увиливай! – прервал Юрка. – Будешь темнить – отдам твою душу дьяволу.

А разве дьявол есть? Лично я верю только в маленького– маленького личного Бога. В того, который опекает, подсказывает иногда, нашептывает. Это и не Бог даже, а Боженька, внутренний голос мой. Поскольку он был со мной, я понимал, что я лучше других людей. Ведь не дурак. Не урод. Не негр. Или, например, женщина, – ей хуже. Или – житель развивающейся страны. Симпатичное словцо – развивающаяся? Раньше говорили: отсталая. Иногда надо отстать, отойти назад, чтобы разбежаться для прыжка вперед.

Ладно, поговорили. По делу отвечай. Поэта ты приказывал убить? – не отставал Юрка. – Нечего мне зубы заговаривать. На меня смотри, а не на стенку, что надеешься на ней увидеть? Бога своего личного, карманного? Не увидишь, убогое ты безбожье, потому что утерял его в пути. Перочинный ножик потеряешь, и то жалко, а Бога?

Я не приказывал. Я только передавал. Это было нужно в высших целях, в целях государственной безопасности. Ему не удалось перерезать связки, его голос знали слишком хорошо. Если бы он спел против Афганистана, пришлось бы кончить, еще не начав. Я никого не убивал сам. Знал свой долг, своё место. Мне даже нравились его песни. Некоторые из них.

Тогда скажи, – потребовал Юрка, приближаясь вплотную к лежащему, – от кого поступали приказы? Кто решает за всех?

Звезда, конечно, – не задумываясь, ответил одиннадцатый, и Юрка понял, что выпытал у него чистую правду, как на исповеди – последнюю правду.

Какая звезда? Где она? – но умирающий уже выдохся, мысли смешались, в них не было стройности ответов. «Надо бы с семьей попрощаться», – мелькнуло осмысленное среди неясных обрывков.

Кончается, – хрипловатым дискантом подтвердил неведомо откуда появившийся рядом знакомый бес, – Так что, я беру его себе?

– Фигу тебе, бес, – озлился вдруг Юрка. Он махнул рукой, душа, невзрачная и хилая, юркнула суетливо в рукав.

А ведь договаривались, – заскулил бес, – словно на ветер кидаешь.

Ну, ты своего не упустишь, и так подметки режешь на лету. Лучше скажи мне, звезда – это что?

А вот то, – ответил бес. – Около ямы три хвоя вялы, на хвои стану, хвои достану.

Не понял, – сказал Юрка.

Ладно, – махнул лапой бес. – Пошутил я. Между прочим, если интересуешься, девять дней тебе сегодня.

Что значит – девять дней?

Как преставился – или у вас теперь дней не считают?

Считают, – сказал Юрка. – Дома, наверное, поминают, выпивают-закусывают. Если им про меня, конечно, сообщили. Слушай, а не махнуть ли нам в тот ресторан, где все началось? Название-то я помню. Вот дом, в котором все кончилось, совсем не помню.

Некоторое время он разыскивал ресторан, сразу очутиться в нем не получилось, мало оставалось примет. Но все же нашел и влетел в широченное окно.

Время оказалось подходящее, самый разгар угара. Скелеты музыкантов наяривали, скелеты посетителей приплясывали, скелеты официантов сгибались профессионально – обслуживали. Но узнать кого-либо в толпе Юрка не мог: лиц не видел, души не просвечивали – какие у пьяных души? Мигали только однообразно, то там, то сям, зеленые, как у такси, огоньки желания. Юрка вспомнил, что на груди у Ирочки видел заковыристую такую цацку, поискал на скелетах. Цацки не было. «Научиться бы как-то различать этих сволочей, – подумал Юрка с тоской. – По расположению металла, что ли. Пломбы всякие, значки специфические». Не получилось. Здесь даже опыта не хватало. Опыт везде нужен.

Бес, – позвал Юрка, напрягшись, – пойди сюда. Явись!

И бес явился.

– Ты знаешь, кто меня убил? – не утерпел, спросил напрямую Юрка.

Нет, – соврал бес. Видно было, что соврал, а как докажешь?

Узнать можешь? – прикинулся Юрка.

Попробую, поспрошаю, посоветуюсь. Да найдем, – бес почувствовал себя в своей стихии и оживился, обнаглел. – А может, давай на пару работать? Меня-то всякий обидит, а ты всех вот здесь держать сможешь, – показал бес гладкое место на черной заросшей ладони. – Ты, я смотрю, по справедливости, убийцу не зажал. Мог бы, конечно, и одиннадцатого мне уступить, ну да тут на твое усмотрение. Будем сходиться у изголовья, ты справа, я слева, и определять примерно, по чьему ведомству этот грешник проходит, по вашему или по нашему.

А как же высший суд? – слабо засопротивлялся Юрка.

Суд? Суд, когда дело темное. Что, с тем убийцей, что ли, неясно было? И твоих убийц я выведу потом тебе на промокашку, а ты мне их отдашь,

– Посмотрим, посмотрим, – нетерпеливо сказал Юрка. – Главное – найди.

– Эх, – сказал бес, – повеселимся. А сюда мы что, зря пришли, что ли? – И пошел-пошел танцующей походочкой по обеденному залу. Лягнул кого-то по пальцам, хоть не дотронулся, но тот сморщился и оступился. Указал растопыренными пальцами на другого, и другой скорчился, схватившись костяшками пальцев за ребра. Третий сам угодил вилкой соседу в череп. И-ии! – взвыл дурным голосом электроорган, и а-аа! – вплелась нездешняя визгливая нота в фонограмму. Бес вился по залу, кто-то тыкал горящим окурком в чужой, легко воспламеняющийся наряд, кто-то смахнул со стола тарелку с салатом, еще кто-то на эту тарелку наступил и упал. Зазвенел, ударяясь о стойку, оброненный поднос официанта. Уже замахивались друг на друга, целя костяшками пальцев в треугольник носа. Битый летел на накрытый столик. Из органа сыпались искры. Бес перехватил микрофон, зарычал в него так, что с высокого потолка посыпалась штукатурка и задрожали бесчисленные лампочки в люстре. Задрожали и начали палить, перегорая одна за другой. Из-за столиков побежали ужинавшие, сметая официантов, предъявляющих безумные счета. «Как таракашки, – сиял навстречу Юрке веселый бес, уже не скрывавший свой лик, а приплясывающий на эстраде. – Знай наших – тризну справляем. Хочешь – гостиницу наверху подпалим, и из валютных номеров будут... в розовых комбинашках прыгать?» – заботливо спросил он у Юрки. Последние лампочки еще раз полыхнули и погасли, вырубив замыканием электричество во всем районе.

И тогда в наступившей темноте возник немыслимо-яркий луч. Опять архангел в светлых доспехах спускался по этому лучу.

Ангел смерти! – призвал он голосом негромким и вроде бы даже заспанным. – Иди за мной. Зовут тебя.

Сам иди, – посоветовал Юрка, – иди, откуда пришел. – Но, помедлив и пожав плечами, последовал все же за архангелом. Бес опять растворился бесследно. «Как безобразничать, так вместе, а как отвечать, так мне одному, – подумал о нем Юрка беззлобно. – Чего от него ожидать, бес, он бес и есть».

Они летели по радужным тоннелям, нечувствительно переходящим один в другой. Юрка оказался впереди, архангел сзади, сопровождал. Когда казалось, что стенки очередного тоннеля вот-вот сомкнутся, архангел затверженно-величественным жестом устранял тупиковое препятствие. Юрке в принципе ничего не оставалось, как лететь впереди.

«Вот ведь гадская система, – негодовал про себя Юрка, – воспитали: сам на свою беду лечу. А может, как раз и не надо лететь». Хотелось повернуть назад, но останавливали два соображения. Во-первых, далеко уже залетел и обратной дороги не знает. Во-вторых, интересно, кто встретит.

Чем ближе подлетали они к неведомому, тем чище становились цвета вокруг. Радужная пестрота отступала. И провожатый смотрел все суровей. Он уже пытался одним движением бровей руководить Юркой, на что Юрка отвечал умышленной небрежностью полета, так что тоннелям приходилось изгибаться и даже несколько менять свои очертания. В конце пути, когда сиреневый цвет сменился благородно-серым, отставший было архангел сократил разрыв и попытался взять Юрку за локоток, даже сжать локоток, чтобы предстать перед Неведомым в роли не просто провожатого, а конвоира. Юрка в ответ на это скорость свою резко увеличил, конвоир тоже вынужденно увеличил. Тогда Юрка резко тормознул и согнулся, сколько возможно было, так что сопровождающий перелетел через его спину в врубился прямо в ноги Всевышнему.

– Ангел смерти, – предостерегающе обратился к Юрке Всевышний, плавным жестом отстраняя кувыркающегося архангела. Тот вроде бы даже в росте уменьшился и застыл поодаль, выражая всем своим видом, что он-де привел и теперь его дело сторона.

Юрка поднял глаза на Всевышнего. Присутствие Бога явственно ощущалось. Но это был не тот Бог, что на иконах, не тот, за которым церкви, религия, попы и псалмы. Это был тот, чьего имени не знал никто, но каждый называл привычными для себя псевдонимами. Тот, который Бог-с-тобой, и Не-дай-Бог, и С-нами-Бог.

Почему? – спросил Юрка у Бога.

А почему бы и нет? – ответил Всевышний, посмотрев сквозь Юрку. – Ведь ты убивал и был убит.

Я убивал по необходимости, а убит без вины.

По необходимости, – вздохнул Всевышний и протянул Юрке нечто вроде газовой зажигалки. Пояснил: – Огненный меч. Убивай и впредь.

Господи, – взмолился Юрка. – Я не готов.

А я? – ответил Бог и исчез.

Юрка повертел меч справа налево, покосился на архангела, но тот стоял, обиженный, и смотрел в сторону, чистил белоснежные перышки.

«Это, наверное, надо так, – подумал Юрка о мече, и меч спрятался в ладонь. – И так!» – меч полыхнул в руке, как язык огнемета.

В следующий раз, – обратился он к архангелу, – стучать надо, когда входишь. А сейчас обратно сопроводи, хожалый.

Сам дойдешь. Вниз не вверх, —совсем уж обиделся архангел.

Юрка безнадежно махнул в сторону архангела рукой и провалился по направлению к земле, скользя по все более радужным разноцветным каналам.

Совершенно неожиданно для себя он вынырнул не над столицей, а там, где вовсе не собирался оказываться ни в прошлой жизни, ни в нынешней, но куда приводила его судьба или рок – с постоянством, достойным лучшего применения.

Внизу по дороге, пыля, ехала набитая солдатами, как горошинами, бурбухайка. По ней палили. Над кипящим ущельем в клубах дыма и пламени раскаленной брони метался, злорадно хохоча, местный пестрый ангел. Вспархивающие души он когтил, мял и швырял парящему сбоку, пониже, черному Шайтану или, может, Иблису.

Два взвода зажал в ущелье Гаюр, лупя сверху, с господствующих высот из крупнокалиберных пулеметов. Грамотно зажал, впрок пошла Гаюру выучка в Рязани или в Казани, где он там воевать обучался. Хотя одной выучки здесь было мало. Эти горы были для него родные. На кладбище лежали предки Гаюра, те, что трепали еще войска Александра Македонского, били римлян и англичан. Зеленое знамя пророка овевало горы, и Юрка почувствовал, что здесь, под чужим небом, на чужой земле, он бессилен.

Посреди ущелья, где ребята пытались занять круговую оборону, рвались реактивные снаряды. Кто-то отчаянно вызывал помощь по радио. Им спешили на помощь – навстречу собственной смерти, по шоссе – под безоткатки, с воздуха – под стингеры и зенитные пулеметы. Над ущельем все так же летал и хохотал пестрый местный ангел.

Задохнувшись на секунду от негодования, Юрка кинулся на пестрого. Тот, не глядя, отшвырнул его локтем. Снизу вынырнул черный и ухватил Юрку за ноги. Юрка дернулся раз-другой, вырвал ногу, съездил черного пяткой по зубам и вспомнил про меч. Меч полыхнул в его руке, как факел над скважиной, горы треснули по разлому, и такая волна ненависти хлынула из земли, из чрева гор, что Юрку этой волной просто смыло, закружило, завертело и вышвырнуло куда-то, очень далеко. А за его спиной погибали наши ребята.

Юрка огляделся по сторонам: куда же его отнесло. Вокруг была та же жара, тот же песок, но он почему-то лежал в пыли, а перед глазами его торчал диагонально-полосатый пограничный столб. От расстройства Юрка даже, казалось, летать разучился. Сидел на гудроне шоссе и не двигался с места. По шоссе, крепко задев невидимого ангела боком, полз танк. Танк ехал домой, сминая гудрон. Танк пыхнул на битого ангела соляркой. За первым танком накатывался второй, и Юрка, опасаясь, как бы встреча с ним не вышла бедой дембелям, кое-как приподнялся, оторвался от шоссе и полетел в ту же сторону.

На этот раз он не спешил, летел себе помаленьку, со скоростью среднего самолета, и земля под ним расстилалась, открывая взгляду пески и заболоченные поймы, коптящие небо заводы и неухоженные поля.

«Если я ангел смерти, что же все-таки это означает? – думал Юрка мучительно. – И что может меч в моих руках? Оружие это или просто знак отличия, вроде удостоверения? Глазное – посоветоваться не с кем, совсем не с кем поговорить».

Конечно, лучше всего было бы посоветоваться с кем-то своего ранга, только где же такого взять? А еще считается, что у каждого, так их сколько было б! «Может, не надо мне убивать, а просто заняться какой-нибудь охраной? Для охраны тоже оружие нужно, меч нужен. Кого бы мне выбрать, чтобы охранять? А если – маму?» – Но, додумавшись до этого. Юрка только сильнее расстроился. Он знал почему-то, что быть маминым ангелом-хранителем – не его удел. Он и явиться-то матери боялся. Не за себя, за нее боялся. Хотя мама-то как раз все могла понять и нашла бы, что посоветовать.

С архаягелами же связываться Юрке не хотелось. «Господи!» – позвал он осторожно, но не получил ответа. Ясно, не до того Всевышнему, чтобы каждому его права и обязанности толковать.

Й тут донесся до Юрки звук, резкий сначала, а потом громкий, раскатистый, отличный от других, Юрка полетел на этот звук, будто поймали его на крючок и потянули за леску. Звук нарастал, наполнялся цветом. Из всех шумов эфира он один был живым и манящим.

Пели колокола. Юрка сделал круг над этим красным звоном и спланировал к высокой соборной колокольне.

Красный звон обволакивал приднепровский пейзаж. Осенним пламенем горели задумчивые акварели.

Звон был воскресный.

На колокольне Юрка увидел не скелет, но что-то вроде фигуры звонаря, истово раскачивающегося. И внизу, у собора, среди привычных уже скелетов, овеянных легкой дымкой, оказались вполне вещественные тела. Не страхом, болью или желанием веяло от этих немногих людей в толпе костяков, а незнакомым дыханием веры. Что-то подсказывало Юрке, что тут его смогут увидеть, и он предстал перед одним из тех, кого сам видел во плоти – перед высоким сутуловатым мужчиной средних лет, стоящим в отдалении от основной массы, в боковом приделе. Мужик не рухнул на колени, а опустился медленно, будто сел, и заговорил шепотом, но не с ужасом, а, кажется, даже с радостью.