Текст книги "Тайны Сан-Пауло"

Автор книги: Афонсо Шмидт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Афонсо Шмидт
Тайны Сан-Пауло

Часть I
Шарманщик

38-е кафе

На проспекте Пенья, в 38-м кафе, примыкающем к кинотеатру, по-вечернему многолюдно. Вот входит некто с тростью, в темных очках и берете и заказывает обычную «медиа» – большую чашку кофе с молоком. Следовательно, сейчас пять часов пятьдесят пять минут пополудни. Человек пьет кофе и вытирает губы рукавом залатанного пиджака. Где-то рядом по радио звучат слова молитвы «Ave Maria».

Буфетчик Марио спрашивает Фирмино, парня, который готовит кофе:

– Где же Бимбо? Ему пора заступать. Хочу пойти подкрепиться, а то ведь, знаешь, пустой мешок не стоит…

Фирмино, открывавший и закрывавший краны громадного кофейника из белого металла с желтыми медными украшениями, – чтобы проверить, достаточно ли в нем воды, – разевает рот от удивления.

– Разве вы еще ничего не знаете, Куика?[1]1
  Куика – бразильский музыкальный инструмент, издающий резкие, неприятные звуки. Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть] Это все потому, что вы витаете в облаках…

– Я уже повторял вам тысячу раз, что меня зовут Марио.

– Не вижу никакой разницы, Куика. Так вот… Бимбо повздорил с хозяином из-за своей потаскушки, потребовал расчет, сунул в карман монеты и смотался… Сказал, что его нога никогда не переступит порога этого заведения…

– Куда же он ушел?

– Разве я знаю, приятель? Я не сыщик. Для меня чужая жизнь…

Эта новость поразила Марио настолько, что он даже позеленел. Каково? Не потому ли Нисия, которую Бимбо пытался у него отбить, так старательно отшивала его, Марио? Он не находил другого объяснения. Фирмино, к этому времени наполнивший кофейник кипятком, счел себя обязанным поделиться новостью до конца.

– Вместо Бимбо сеньор Леонардо нанял Бигоде, его недавно уволили из кафе Батисты, и он шлялся сюда в поисках работы. Вы помните его?… Да вот он… легок на помине… Поглядите…

Бигоде, в превосходном костюме, с красивым галстуком, появился в дверях, заглянул внутрь, улыбнулся, снял шляпу и направился к кассе, украшенной коробками сигарет и конфетными обертками, где Леонардо казался пленником в клетке.

– Добрый вечер, хозяин!

Шеф поднял голову с тщательно зализанными к лысине редкими волосками и не замедлил откликнуться:

– Пошел за стойку, бродяга!

Бигоде, покачиваясь, прошел к стойке и шмыгнул в дверцу в углу. Повесив шляпу на вешалку, он сбросил пиджак, накинул его на спинку хромоногого стула, засучил рукава своей плохо выстиранной сорочки, надел белую куртку с номером кафе, вышитым красными нитками над верхним карманом, поправил берет, – он был готов поступить в распоряжение Фирмино, олицетворявшего верховную власть по эту сторону стойки. Бигоде проделал все механически, как автомат, словно уже давно служил здесь: сказывалась большая практика.

Марио показал ему ряд кофейников, высотой в сорок сантиметров каждый, и квадратный котел с водой, – все это стояло на широкой электрической плите; алюминиевый бачок на краю цинковой стойки – в нем мыли посуду. Над погруженными в кипяток десятками чашек, блюдец и ложек поднимался пар.

– Посуда ждет вас…

Новый буфетчик пренебрежительно повел плечом, как бы желая сказать, что для него это пустяк. И, чтобы уверить своих новых коллег, что он в превосходном настроении, взял щипцы, ловко выхватил чашку с широкой каемкой и, демонстрируя ее присутствующим, засмеялся:

– Да это просто забава!

Фирмино понравилось, что новичок не растерялся, а Марио не обратил на это внимания: его мысли были заняты другим. Переодевшись, он юркнул в дверцу со скрипевшими петлями и оказался по другую сторону стойки. Бросив беглый взгляд на украшавшее стену зеркало, грязное от намалеванных на нем белилами скабрезных словечек, он увидел свое лицо, как ему показалось, – лицо преступника. Не оглядываясь, Марио поспешно вышел на улицу, где уже зажигались огни.

– Но что же, в конце концов, замышляет этот бездельник Бимбо?…

Марио шел по широкому тротуару и, сам того не замечая, останавливался перед афишами, машинально прочитывал названия фильмов и искаженные фамилии иностранных артистов. Он знал, что в этот час трамваи переполнены, а об автобусе нечего было и думать: у остановок толпилось множество людей, стать в очередь значило поздно добраться домой. Поэтому Марио, как он это часто делал, зашагал к церкви, где останавливался грузовик, перевозивший в часы «пик» многочисленных пассажиров.

Темный, с брезентовым верхом, облепленный людьми, грузовик был виден еще издали. Марио ускорил шаг в надежде захватить место в кузове, уже заполненном пассажирами.

Идти было недалеко. Марио прошел вдоль очереди на автобус, она тянулась до угла и заворачивала на соседнюю улицу – в ней стояло не меньше двухсот человек. Одни читали вечерние газеты – больше всего там привлекала уголовная хроника; этот отдел занимал немало места, так как не проходило и дня без происшествий, а когда оказывалось, что они недостаточно ужасающи, сообщения о преступлениях импортировались из-за границы, где они всегда были в избытке и на все вкусы. Другие, отупевшие от долгого ожидания, выглядели безучастными ко всему, они, казалось, спали с открытыми глазами. По улице с серыми от пыли чахлыми деревцами и рытвинами, наполненными зловонными отбросами, непрерывно двигалась разноликая толпа, выливавшаяся из фабрик, контор и учреждений. Кое-где она образовывала узкие потоки, которые, встречаясь, отталкивались друг от друга. Неожиданно послышались крики:

– Вор! Держите вора!

Толпа расступилась. В образовавшемся пустом пространстве открылись две фигуры: крестьянин, одетый в холщовую рубаху, с панамой на голове, и паренек со спадающими на лоб волосами, в синей куртке и рубашке спортивного покроя. Крестьянин цепко держал его за руку. Паренек отчаянно дрыгал ногами, стараясь вырваться.

– Это не я! Ей-богу, не я! Обыщите! Может, это тот самый тип, что убежал. Да вон он идет, по той стороне улицы! Держите его!

Марио подошел к толпе зевак. Среди них стоял старик с тростью, в берете и в темных очках. Это был посетитель 5.55; он пытался что-то сказать, но его никто не слушал. Опасаясь, что его могут привлечь в качестве свидетеля, Марио осторожно приблизился. Крестьянин кричал во весь голос:

– Это он самый! Он сунул руку ко мне в карман и вытянул бумажник с двенадцатью конто. Я сам видел!.. Мои двенадцать конто! Весь урожай кукурузы!..

Посетитель 5.55 в надвинутом на лоб берете и в очках, которые придавали ему важный вид, опираясь на трость, приводил веские аргументы в защиту паренька:

– Вы заблуждаетесь, мой друг, могу вас уверить. Я случайно оказался сзади и все видел. Мальчуган шел рядом с вами и, должно быть, думал совсем о другом. А жулик, вытаскивая бумажник, толкнул на вас этого малого, чтобы вы, сеньор, заподозрили его. Именно так и действуют эти мошенники… Поняли?

Говоря, он вытягивал вперед правую руку, как-то необычайно выворачивая ее. Вначале этот жест удивил Марио, но потом он решил, что это следствие какой-то болезни или увечья.

Выслушав все эти доводы, потрясенный крестьянин отпустил паренька, который, почувствовав себя на свободе, стал всхлипывать и делать вид, будто вытирает слезы. Вокруг толпились прохожие, оживленно – кто с недоверием, кто с насмешкой – обсуждавшие происшествие. Девушка, стоявшая рядом со стариком, отошла прочь, проворчав:

– Никто теперь не может жить в безопасности: карманники совершенно обнаглели!

Какая-то молодящаяся сеньора преклонных лет с крашеными волосами присоединилась к мнению старика:

– Бедный мальчик, он тут ни при чем!

Сеньор с хорошими манерами, стыдливо лизавший эскимо, в знак одобрения закивал головой, показывая, что сн полностью разделяет мнение почтенной сеньоры.

В это самое время какой-то коренастый негр с детским выражением лица пробрался через толпу зевак и спросил, что случилось. На нем был серый костюм, винного цвета башмаки и надетая набекрень коричневая шляпа; широкий кожаный пояс стягивал начинающий расти живот. Сзади, справа, угадывался револьвер. Подойдя ближе, он заговорил тонким голоском ученика начальной школы, никак не соответствовавшим его огромному росту:

– Где вор? Вон тот проходимец? Новая личность в нашем районе… Ну и свирепая у него физиономия!.. А ты, простофиля, чего уши развесил? – обратился он к крестьянину. – Я уже понял, в чем дело… Приплелся из провинции, продал муку, положил выручку в бумажник и по наивности не спрятал его как следует… А ловкач выследил, и… пропали твои денежки!

Он расхохотался, показав свои красивые зубы. Его веселый смех был подхвачен зеваками. Затем он перевел взгляд на старика в очках.

– А это что за птица с лицом грызуна? На чью мельницу воду льете?

– Я… Я был рядом и все видел…

– Свидетель? Вот и расскажете об этом прямехонько самому начальнику…

Старик заупрямился, но агент полиции не был сторонником полумер. Он решительно схватил паренька за руку, и все его попытки освободиться от железной хватки негра оказались безуспешными – бедняга вынужден был подчиниться. Жертва и свидетель волей-неволей последовали за агентом полиции. Только когда они скрылись из виду, Марио вспомнил, куда и зачем направлялся, и ускорил шаг. Через несколько минут он был у церкви. Грузовик уже ушел, набитый до отказа. Другой, еще пустой, стоял У тротуара. Марио бегом бросился к машине. К ней уже со всех сторон устремлялись люди, Посадка превратилась в настоящий штурм, подходили все новые и новые пассажиры. Марио схватился рукой за задний борт, ступил на подвесную ступеньку и впрыгнул в кузов. Грузовик, как всегда, переполненный, подбрасывая и сотрясая свою жалкую человеческую поклажу, вез ее в новый район города, возникавший на месте старого захолустья. Марио прижали к боковому борту. Сдавленный людьми, швыряемый из стороны в сторону, он спрашивал самого себя: «Подлый бездельник!.. Что этот Бимбо замышляет?…»

Не обращая внимания на то, что его толкают, наступают на ноги, в этой темной и скрипучей коробке, набитой людьми, Марио думал о ней, о Нисии…

Тыковка

Уже много месяцев Марио работал в кафе, расположенном между захудалым кинотеатром и жилым домом с магазинами в первом этаже. В это кафе обычно заходили после сеанса, здесь же бывали модисточки *из трех-четырех ателье мод ближайших кварталов.

Раньше, обслуживая этих веселых посетительниц, упиравшихся острыми локотками в цинковую стойку, буфетчик рисовал в своем воображении идиллические картины, какие видел вокруг себя, мечтал о том, как бы завести интрижку с одной из этих девиц. Однако впоследствии Марио пришел к выводу, что он ничтожный человек, попираемый всеми, и не смеет даже думать о чем-нибудь подобном.

Марио не обладал никакими талантами; его внешность вызывала у окружающих только улыбку, поэтому, всегда небритый и неряшливый, он был неразговорчив, сторонился людей. Он ненавидел тех, кто пытался сблизиться с ним. Кроме того, это прозвище «Куика» мешало ему жить. Почему? Ему казалось, будто на лацкан его пиджака привесили зеленую тыковку.[2]2
  «Тыквой» в странах португальского языка называют робкого, боязливого, не верящего в свои силы человека.


[Закрыть] С подобным «брелоком», раскачивающимся на груди, Марио видел себя вечным неудачником. Разве мог он завоевать женскую любовь? В глубине его сознания таилась твердая уверенность, что рискни он вымолвить хоть одно нежное словечко, его избранница презрительно засмеется ему в лицо. Она даже может встретить его такой убийственной фразой: «Не забывайся! Ничтожество!.. Куика… Поди прочь…»

Страшась рисовавшихся в его воображении возможных последствий такого необдуманного шага, Марио продолжал швырять на цинковый прилавок блюдца с дымящимися на них чашками кофе и, почти не глядя, разрывал и бросал желтые бумажные жетончики, которые посетители получали в кассе у Леонардо.

Самое большее, на что он осмеливался, была загадочная фраза, которую он изредка выкрикивал громким голосом:

– А кассочка-то пуста!.. А кассочка-то пуста!..

Он имел в виду блюдце на стойке, предназначенное для чаевых, где лежали три-четыре монетки по десять сентаво. По воскресеньям Фирмино бросал туда серебряную монету в одно крузейро и предупреждал:

– Не забывайте, что это моя монета. Я положил ее туда для приманки… Вот так-то!

Хозяин кафе Леонардо казался только выпирающей из клетушки частью кассового аппарата. Он притворялся рассеянным, но время от времени отпускал замечания вроде:

– Куика, сахарница слева пуста!..

Когда стойку окружали посетители, Марио оборачивался назад, хватал один из кофейников, которые Фирмино выстраивал в линию на плите, и с высоты наполнял чашку за чашкой, изредка проливая немного кофе на блюдце, а иногда и на праздничный костюм щеголеватого клиента, главным образом из числа футбольных знаменитостей местного спортивного клуба, приходивших в кафе в надежде встретиться с какой-нибудь Лавинией, Кармелой или Консейсаной. Это было со стороны Марио своеобразной местью. Он испытывал наслаждение, когда эти молодцы, удрученные, умоляли дать тряпку, чтобы вытереть облитый кофе рукав…

Однажды вечером – это произошло несколько месяцев тому назад – две женщины, выйдя из кинотеатра, зашли в кафе. Обе были более или менее известны в квартале: Людмила, перезрелая незамужняя женщина из ателье «Моды Ривьеры», увешанная безделушками из ракушек, и вторая, блондиночка, немного застенчивая, как показалось Марио после нескольких брошенных в ее сторону незаметных взглядов, очевидно, сбившаяся с пути под влиянием подруги.

Разглядывая посетительниц, Марио снова почувствовал, будто на его груди раскачивается невидимая тыковка – символ его ничтожества; он часто испытывал подобное ощущение, когда начинал всматриваться в клиенток. Однако на этот раз, наполняя чашки с необычайной осторожностью, чтобы не пролить кофе и не обрызгать платья посетительниц, Марио заметил, что взор Нисии (так звала Людмила свою подружку) неотступно возвращается к его жалкой фигуре. Первой мыслью Марио было: «Похоже, что она восхищается моей тыковкой».

Когда же их глаза встретились, он подумал, что этот многообещающий взгляд предназначен другому.

И, желая убедиться в этом, Марио обернулся назад; Бимбо, который слыл неотразимым покорителем женщин, в этот момент вышел, а Фирмино, наливавший молоко в бак, вовсе к таким не относился. Будь там Бимбо, бесспорно, взгляд посетительницы предназначался бы ему.

Марио не без оснований опасался Бимбо – румяного весельчака с бархатными глазами, иссиня-черными, тщательно причесанными волосами и коротенькими усиками., В довершение всего он носил расстегнутую на груди спортивную рубашку и кожаную куртку, что делало его похожим на летчика. Одним словом, Бимбо был украшением кафе. Чтобы показать свою золотую коронку, он много и заразительно смеялся. Его разговор со всеми без исключения женщинами был сплошным излиянием восторгов. Он умел пленять их своим красноречием, и не одна брюнетка, благоухающая мускусом, уже выпив свой кофе, задерживалась, у стойки, как бы ощупывая красавца-буфетчика жадными глазами.

Однако на этот раз дело было не в Бимбо. Обманув хозяина, он должно быть, стоял теперь на углу у церкви и своим нежным, как флейта, голосом беспечно болтал с вдовой, жившей на третьем этаже. Но и тут, когда Марио понял, что нежный взгляд девушки относится именно к нему, жалкий, маленький человечек, таившийся в нем, продолжал думать о тыковке, не верил собственным глазам. Может ли случиться что-нибудь подобное? Нет, это исключено! Разве найдется женщина, которой понравится человек с зеленой тыковкой, подвешенной к лацкану пиджака, там, где другие прикалывают розу, гвоздику или букетик фиалок?

Тремя днями позже, когда в соседнем кинотеатре показывали новый фильм, по окончании восьмичасового сеанса обе женщины снова зашли в кафе. В этот час в заведении было многолюдно, и лысина Леонардо, казалось, излучала сияние. Посетители заключали между собой пари в связи с предстоящим футбольным матчем, в котором участвовала команда «Коринтианс», выпивали чашечку кофе и уходили. Влюбленные, которые словно собирались тут же свить себе гнездышко, кокотки, ищущие богача с собственной машиной «Шкода», футбольные знаменитости из местного спортивного клуба, не занятые на дежурстве агенты полиции и занятые своей работой воры, выискивающие глазами ротозея, чтобы стянуть у него бумажник, – все они казались старыми знакомыми. Только и слышалось:

– Алло, дружище!

– А где возлюбленная?

– Послушайте, старина, вам везет в любви!..

В этом шуме, который дополнялся ревом радио, комментировавшего события дня, черные, с длинными ресницами, нежные глаза Нисии вновь настойчиво остановились на покрытом щетиной лице Марио. Наклонившись над стойкой, он ловко, словно жонглер, кидал чашки на блюдца и швырял в них сахар. Этот взгляд был так приятен, что, выхватывая щипцами чашку из чана с кипятком, Марио нашел в себе смелость спросить:

– Хотите, я остужу чашку?…

– Да. Благодарю. Вы очень предупредительны.

Людмила, видя, какой «угрожающий» оборот принимает разговор, поспешила удалиться и, пройдя к телефону, в другой конец зала, в течение нескольких долгих минут с кем-то разговаривала. Она объяснялась на самом примитивном, предельно обедненном языке, состоявшем всего из трех слов. Однако тон ее голоса варьировал их до бесконечности:

– Дорогуша!.. Колоссально!.. Дорогуша!.. Кошмар!.. Дорогуша!.. Колоссально!.. Дорогуша!.. Кошмар!..

Пока толстушка без умолку болтала по телефону, как треснувшая пластинка, повторяющая одно и то же, Марио, сделав над собой усилие, решился и робким голосом спросил:

– Вы придете сюда завтра?

Нисии он показался глупым, более того, воплощением глупости, и у нее даже пробудилось к нему чувство жалости.

– Зачем мне приходить, Куика? Лучше вы ждите меня ровно в шесть у ателье «Моды Ривьеры». Знаете, где это?…

Взволнованная, с раскрасневшимися щеками, вернулась Людмила и поспешила поделиться с подругой своими опасениями:

– Нисия… К сожалению, я говорила громко о совершенно безумных вещах… Наверное, кто-нибудь слышал, о чем я говорила?…

И обе женщины направились к выходу, провожаемые жадными взглядами посетителей, смотревших на них глазами ковбоев из боевиков Голливуда.

На следующий день, в час вечерней молитвы, когда по радио запускали пластинку с «Angelus», буфетчик Марио, надев шляпу и серый пиджак, отправился на свидание. Он попытался незаметно прошмыгнуть через служебную дверцу, однако Фирмино, который не носил глаз в кармане, съязвил:

– Приятель, вы сегодня просто неотразимы!

Леонардо, заворачивавший столбики серебряных монет, чтобы потом обменять их, поднял свою лысую голову. Марио не оставалось ничего иного, как срочно придумать уважительную причину своего преждевременного ухода:

– Сеньор Леонардо, я хотел бы уйти сегодня чуть раньше: мне необходимо купить дегтярную микстуру…

– От кашля?

– О нет, сеньор, от перхоти.

И он опрометью выбежал на улицу, где столкнулся лицом к лицу со стариком в берете и очках по прозвищу 5.55. Бедняга тащил на спине шарманку и клетку для попугая.

Увидев его, Марио вернулся назад и попросил Фирмино:

– Не в службу, а в дружбу, намажьте старику побольше маргарину, он душевный человек. Хорошо, Фирмино?

Старик ровно в 5 часов 55 минут вошел в кафе, прислонил в углу свою необычную ношу и с приторно сладкой улыбкой обратился к буфетчику:

– Спасибочко, Куика!

Фирмино рассеянно спросил:

– А где же попугай?

– Издох, бедняга, такова судьба…

Марио посочувствовал:

– Как же теперь?…

– Теперь обучаю другого, но он совсем безмозглый, никак не может вызубрить урок. Чтобы пройти весь курс, понадобится много времени, и пока эта тварь не станет гадалкой, мне придется довольствоваться чашкой кофе да стаканом воды.

И старик отрывисто засмеялся. Его покрытый прыщами нос загибался к заросшему щетиной подбородку. Посетители хохотали. Леонардо закашлялся, и те, кто не знал, что в кассе сидит хозяин, подумали, что даже кассовый аппарат отозвался на слова шарманщика.

Марио выбежал из кафе и исчез в наступивших сумерках. Подойдя к ателье «Моды Ривьеры», он услышал голос уличного певца, распевавшего что-то на немецком языке. Марио остановился на углу.

Первой из ателье вышла Людмила. За ней попарно стали появляться девушки, без умолку щебеча и громко хихикая. Пройдя вместе несколько шагов, они прощались и расходились в разные стороны.

Немного спустя показалась Нисия. Нагнувшись, она выскользнула из двери и огляделась по сторонам. Увидев Марио, который стоял у столба, она задорно улыбнулась и решительно направилась к нему. Однако сразу же поняла, что у бедняги не было практики покорителя сердец. Буфетчик выглядел настолько оробевшим и растерянным, что ей пришлось ободрять незадачливого кавалера, взять его под руку. Однако и это не подействовало, он был просто невыносим. После неловкого молчания Марио пригласил свою новую знакомую зайти в кино – там показывали голливудский фильм самого низкого пошиба – или в одну из ближайших кондитерских, где они смогут поговорить.

– Послушайте, бросьте прикидываться наивным!

– Что вы хотите этим сказать, моя дорогая?

– Я не из тех, которые выдают себя за святош… понимаете?

И без всякого стеснения Нисия пригласила его проводить ее домой, она жила где-то на задворках одной из окраинных улиц. Они шли пешком, нежно взявшись за Руки, и щебетали друг другу всякие глупости.

Так они наконец добрались до цели. Прошли по коридору с цементным полом, где дети с дурными наклонностями рассматривали детективные книжки с картинками и упражнялись в стрельбе из самодельных пистолетов. Нисия отыскала в кармане ключ, открыла дверь, и они вошли в комнату, убранство которой выглядело каким-то ненастоящим. Только кровать была самая обычная, что же касается остальной мебели: табуреток, стола, даже маленькой книжной полки с лежавшими на ней журналами мод, – вся она состояла из ящиков, покрытых дешевой узорчатой тканью.

Нисия зажгла единственную лампочку и открыла единственное окно, чтобы проветрить комнату, где пахло плесенью и дешевыми духами, купленными у бродячего торговца.

Сновавшие по коридору соседки едва не просовывали головы в дверь, желая смутить Нисию и ее гостя.

Сели поболтать. Нисия с дымящейся сигаретой, зажатой в губках, накрашенных сердечком, бесстрастными и обдуманными словами рассказывала Марио, что она вовсе не из тех девочек, что убегают из приютов, а хуже, гораздо хуже…

– А много у вас было мужчин?

– В моей жизни встречались только принцы!

– А!.. – выдавил униженный Марио.

– Однако, – пояснила она, – в последний раз меня постигло горькое разочарование, и теперь я ищу честного, трудолюбивого человека, пусть он даже не из аристократов. Человека, способного понять, что в глубине моей души скрыты несметные сокровища ласки.

– Жизнь в одиночестве все равно, что могила, не так ли?

– Именно. Вы даже не представляете себе, мой дорогой!

Марио встал, чтобы закрыть окно.