Текст книги "Королева великого времени"

Автор книги: Адриана Триджиани (Трижиани)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– У меня есть для тебя подарок. Ведь чтобы читать, не обязательно ходить в колледж. – Он целует меня и начинает доставать из рюкзака книги: – Начнем с «Ада» Данте, потом прочитаем греческие пьесы: Еврипида, Эсхила, Сократа.

– Я не люблю пьесы.

– Быть не может. – Он снова целует меня. – Куда делась фермерская дочка, готовая умереть ради знаний?

– Пошла работать на фабрику, – едко отвечаю я. – И после рабочего дня она приходит страшно усталая.

Ренато открывает «Ад» Данте.

– Тебе понравится. Тут про веру.

– Думаешь, я обрету веру, если прочитаю?

– Кто знает? – Он передает мне раскрытую книгу.

– Когда-то я хотела знать все, но теперь жизнь стала слишком сложной.

– Так сделай ее проще. Кто это сказал: «Простота, простота, простота?»

– Генри Дэвид Торо в «Уолдене».

– Правильно.

Из Ренато все-таки вышел бы отличный преподаватель. Иногда он говорит совершенно учительским тоном.

– А еще он сказал: «Бойтесь любого начинания, требующего новой одежды». Я вспоминаю его слова каждый раз, когда с фабрики уезжает грузовик, полный наших блузок.

Ренато смеется. Я прячу лицо у него на плече.

– Ты не простая начальница цеха.

– Ага... я еще и твоя девушка. – Я поднимаю на него глаза. – Но ты ведь однажды уедешь? – Ренато крепче прижимает меня к себе, но ничего не отвечает. – Ладно, не хочешь говорить, тогда я скажу: я решила тебя бросить задолго до того, как ты бросишь меня. Я научилась не бояться трудностей и смело с ними бороться. Это умение, которое передается на фабрике от одного начальника цеха к другому вот уже много-много лет, с тех пор как была сшита первая блузка.

Ренато смеется. Для меня во всем мире нет звука приятнее, чем его смех. Когда я с ним, и мы счастливы, и кажется, что в мире нет ничего невозможного, – именно в эти моменты я больше всего боюсь его потерять. Меня пронизывает страх, от которого невозможно избавиться даже в этот солнечный летний день.

Я возвращаюсь домой вечером после работы. Меня встречает Елена:

– Нелла, у меня плохие новости. Сегодня умер отец Ренато.

– Я же видела его только вчера! – не могу я поверить своим ушам.

– Он умер мгновенно от инфаркта.

Не раздумывая отправляюсь в дом Ренато на Гарибальди-авеню. На крыльце собрались люди. Я здороваюсь и прохожу внутрь. Меня потрясает чистота в доме. Мать Ренато умерла много лет назад, и у него нет ни братьев, ни сестер, так что долгие годы они жили с отцом вдвоем, и тем не менее все кастрюли начищены, а на подоконниках стоят горшки с цветами. Ренато оказался в кухне.

– Ренато, это такое горе, что твой отец...

Он обнимает меня:

– Я был с ним. – У него в глазах стоят слезы. – Я благодарю Бога, что успел проститься.

Почти весь город собрался на похороны Николы Ланзары. Ренато произнес панегирик, такой трогательный, что даже те, кто при жизни не слишком хорошо знал старшего Ланзару, почувствовали себя ближе к нему. Я вместе с Ренато провела ночь у гроба его отца и сидела рядом с ним на похоронах.

Пока Ренато прощался на крыльце со своими родственниками из Филадельфии, я убрала со стола посуду. Соседи помогли приготовить обед, а Ренато вел себя как настоящий джентльмен и так ухаживал за своими гостями, как будто они были приглашены на пир, а не на похороны.

– Хватит хлопотать, отдохни, – говорит Ренато, входя в кухню.

– Зачем? Я с удовольствием все уберу.

Я подхожу к нему, обнимаю, и он начинает плакать. Он плачет все горше, а я все крепче его к себе прижимаю.

– Мне уже его не хватает, – говорит Ренато. – Я очень его любил.

– Я знаю. И он это знал.

– Теперь я остался совсем один. – Ренато отворачивается.

– Ты не один. У тебя есть я, Ренато.

– Не бойся, я справлюсь, – отвечает он, не глядя на меня.

Он выходит из кухни. Я с ужасом понимаю, что не знаю, что делать. Хочет ли он, чтобы я осталась? Или надо уйти и дать ему побыть одному? Я иду в гостиную, но его там нет. Заглядываю на лестницу и вижу свет в одной из комнат на втором этаже. Я поднимаюсь по ступенькам, вхожу в спальню. Ренато сидит на кровати, обхватив руками голову. Он весь сотрясается от рыданий – так можно плакать, только когда потерял очень близкого человека. Мне тяжело на него смотреть. Я забираюсь на кровать и обнимаю его. Он не отталкивает меня.

– Я люблю тебя, – говорю я тихо. – Разреши мне любить тебя.

Ренато качает головой, но на самом деле это не значит «нет». Я покрываю его лицо поцелуями, и постепенно он прекращает плакать. Сердце у него бешено стучит, и я осторожно целую его. Ренато успокаивается, дыхание его становится ровнее. Он тоже нежно меня целует, и в это мгновение я понимаю, что хочу отдать ему все, что у меня есть. Если бы я могла, то отдала бы ему весь мир, я сделала бы так, чтобы его отец был жив, я сделала бы так, чтобы он больше никогда не плакал. Ренато расстегивает мне платье. А я думаю: «Он не должен быть одиноким, я всегда буду с ним, всегда-всегда». Я думаю об отце Импечато, о свадьбах, о кольцах, о брачных обетах – но сейчас ничто не имеет значения. Я люблю Ренато Ланзару.

Он моя настоящая и единственная любовь.

– Как Ренато? – спрашивает меня Четти во время обеденного перерыва.

– Так себе, – признаюсь я.

С тех пор как умер его отец, Ренато от меня отдалился. Я всеми силами пытаюсь его вернуть, но он погружается все глубже в какую-то черную пропасть.

– Четти... – сдаюсь я. – Не знаю, что делать. Я уже все перепробовала. Я тянусь к нему, а он меня отталкивает.

– Просто будь рядом, – говорит она. – Это все, что ты можешь для него сделать. А когда он справится со своим горем, то сам поговорит с тобой, и у вас снова все будет хорошо.

После работы я иду домой по Гарибальди-авеню. Надо зайти к Ренато узнать, не хочет ли он пойти к нам ужинать. Подойдя к крыльцу, я замечаю, что все шторы задернуты. Стучу. Никто не открывает. Тут я замечаю конверт, засунутый между дверью и косяком. Вытаскиваю. Я узнаю почерк. Руки у меня начинают трястись. Письмо адресовано мне. С глубоким вздохом опускаюсь на ящик, в который молочник ставит бутылки с молоком.

Дорогая Нелла!

Я долго не решался написать тебе это письмо, потому что мне хотелось бы, чтобы ты меня не забывала и чтобы у тебя остались обо мне только хорошие воспоминания. Прости меня, но я должен уехать, иначе я не смогу найти себя. Я очень дорожу тем, что у нас было, но это неправильно. Я поступил с тобой нечестно, воспользовался, как утешением, когда мне было тяжело. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А я не могу дать тебе ни счастья, ни покоя.

Но я всегда буду думать о тебе с любовью.

Твой Ренато

Встаю, держась за стену. Пытаюсь успокоиться. Запихиваю письмо в карман. Сожгу потом, когда найду спички.

Это Рождество оказалось печальным для всей нашей семьи, хотя у каждого была своя причина для грусти. Мама и папа думают об Ассунте. Мне плохо без Ренато, а мои младшие сестры чувствуют, что жизнь на ферме, которая им так нравилась, долго не продлится. Алессандро хочет серьезно заняться торговлей и открыть свой магазин в городе, а без его помощи папа не справится. Алессандро уговаривает маму и папу переехать в город, но они пока раздумывают.

Елена поставила елку в гостиной на Дьюи-стрит и пригласила всех на рождественский ужин. Елена подает мне подсвечники: их надо поставить в центре стола.

– Нелла, я хочу с тобой поговорить. – Елена очень серьезна.

– Конечно. Давай.

– Я люблю Алессандро, – тихо говорит она.

– Ну да, я его тоже люблю...

– Нет, не как брата, – перебивает она.

– Ты любишь Алессандро? – громко переспрашиваю я. Смысл ее слов до меня доходит с трудом. Ведь Алессандро – муж Ассунты.

– Он предложил мне выйти за него замуж. Что ты об этом думаешь?

– Даже не знаю...

Я правда не знаю, что и думать. Мне никогда не приходило в голову, что Алессандро, муж Ассунты, и Елена полюбят друг друга. Все, кто видел Елену с малышкой, удивлялись, до чего же она ее любит. Она стала матерью для этого ребенка. Но в самом ли деле она любит Алессандро? Однажды я видела их в саду с маленькой Ассунтой: они играли с ней и смеялись. По вечерам, когда Елена мыла посуду, Алессандро сидел рядом, они разговаривали. Они казались просто хорошими друзьями.

– Я думаю... Алессандро – хороший человек. Ты действительно его любишь?

– Очень! Меня мучает только мысль об Ассунте.

– Елена, – я беру ее за руку, – я уверена, Ассунта хотела бы, чтобы ее дочь воспитывала хорошая женщина. Ты уже говорила с мамой и папой?

– Нет еще. Я боюсь. Они, наверное, решат, что это неуважительно по отношению к памяти Ассунты.

– Не думаю. Ты удивишься, но мама и папа хотят, чтобы ты была счастлива. И они любят Алессандро. Прошел уже год. Тебе не в чем винить себя, ты не сделала ничего плохого.

– Я знаю, но... – голос у нее дрожит, – как я жалею, что не встретила его первой. Чтобы он полюбил первой меня. Чтобы малышка была нашим ребенком. Когда Ассунта была жива, я всегда находилась в ее тени. И меня мучает такое чувство, что мой долг – оставаться в тени. Такова моя судьба.

– Не может быть, чтобы это была твоя судьба. Не мучь себя: ты же тут ни при чем. Так случилось.

– Ты будешь подружкой невесты на свадьбе? – с облегчением спрашивает она. Елена рада, что я не осуждаю ни ее, ни Алессандро.

– С удовольствием.

Отец Импечато обвенчал Алессандро Паджано и Елену Терезу Кастеллуку 31 декабря 1926 года. Мама рада за Елену. Папа не проронил ни слова. Не потому, что был против свадьбы, просто этот брак всегда будет ему напоминать о потерянной дочери.

Рома и Диана на зиму переехали к Елене и Алессандро. Отсюда им ближе до школы, и они могут помогать ухаживать за ребенком. В доме стало тесно, и я вернулась на ферму.

– Тут так пусто, когда ты в городе, – говорит мама. – Я рада, что ты дома.

– Я тоже, – обняла я ее. – Все, иду спать.

Я поднимаюсь наверх в ту комнату, которую делила с сестрами. Раздеваясь, думаю о том, как моя жизнь пошла вспять. Я становлюсь незамужней сестрицей, хотя никогда на эту роль не претендовала. Я вешаю платье на крючок, на который вешала штанишки и фартук, когда была маленькой.

Каждый вечер перед сном перечитываю последнее письмо Ренато, пытаясь найти в его словах какой-то новый смысл. И каждый раз даю себе честное слово, что завтра же сожгу его, и каждый раз что-то мешает мне это сделать.

От Ренато нет никаких вестей.

Я уверена, что он теперь счастлив с другой. Она, конечно, образованная и красивая, и все свое время она посвящает ему. Четти считает, что мне надо найти нового парня. Но мне никто не нужен. Никто не сравнится с Ренато.

– Мама, Я не пойду.

– Ну, пожалуйста, Нелла. Беатриче Цоллерано пригласила на ужин всю нашу семью.

– Я знаю, что вы задумали. Хотите выдать меня за Франко. Но я не хочу.

– Да не пытаюсь я ни за кого тебя выдавать! – говорит мне мама. – Просто Елене очень важно, чтобы ее приняли соседи теперь, когда она вышла за Алессандро.

– Вот пусть и идут на ужин.

– Франко хочет, чтобы ты пришла.

– Мам, я знаю, что он хочет, чтобы я пришла. Он много раз меня приглашал. И я всегда отказывалась.

– Но почему? Он такой красавец.

– Потому что... мама, я...

– Его уже нет. Он уехал. Ренато уехал и не вернется. Беатриче пригласила всю семью. И представь, как это будет выглядеть, если только одна ты не придешь.

Я сдалась. Если Елена и Алессандро хотят наладить отношения с жителями Гарибальди-авеню, я не стану им мешать.

Дверь нам открывает миссис Цоллерано.

– Входите-входите. Добро пожаловать!

Мистер Цоллерано забирает наши пальто. Из кухни выходит Франко. В руках у него поднос с бокалами. Первый бокал он протягивает моему отцу, потом раздает всем остальным. На нем синий саржевый костюм и серый шелковый галстук.

– Спасибо, что пришла, – говорит он, поравнявшись со мной, и тут же оглядывает меня с ног до головы: – Ты сегодня очень красивая.

– Спасибо. – Я беру бокал с подноса.

За столом я оказываюсь рядом с Франко. Разговор идет веселее, чем я ожидала. На угощение приготовлены курица и полента, салат, несколько видов сыра и эклеры с кремом.

Мужчины ушли курить в гостиную, а мы с Еленой предложили миссис Цоллерано помочь ей убрать со стола. Она удивляется, глядя, как быстро мы моем посуду. Когда мы уходим, Франко вызывается проводить нас.

Мы идем по Гарибальди-авеню мимо бывшего дома Ренато, и я снова вспоминаю о нем. Всю дорогу домой я молчу, а Франко разговаривает с Еленой. Наконец все заходят в дом, и мы с Франко остаемся вдвоем.

– У тебя прекрасная семья, – говорит Франко.

– И у тебя тоже. Передай спасибо своей маме: пирожные были просто чудо. Лучше чем в «Марчелле».

– Передам, – улыбается он. – А кстати...

– Только не говори, что опять хочешь пригласить меня на свидание?

– А ты опять откажешься?

– Скорее всего.

– Ну, давай я все равно попробую, а ты ответишь первое, что придет тебе в голову. Хочешь сходим как-нибудь в кино?

– Не знаю.

Франко качает головой и спускается с крыльца. Потом оборачивается и смотрит на меня.

– Ты все еще любишь Ланзару?

Его прямота застала меня врасплох.

– А что, заметно?

– Вообще-то – да. А я надеялся, что ты его уже забыла.

– Нет, не забыла и никогда не забуду.

– Никогда? – удивленно переспрашивает Франко.

– Видимо, ты никого не любил, иначе понимал бы, что любовь в две минуты не забывается.

Франко качает головой:

– Но я же не знал... Я видел вас тогда на фабрике, но не думал, что...

– Что ты не думал? И вообще, зачем ты за мной шпионил?

– Не шпионил я за тобой! Ты бы еще посреди фабрики стала с ним целоваться! Тоже мне начальница цеха!

– Что ты знаешь о моей работе? Что ты вообще знаешь об ответственности? – уже почти кричу я.

– Эй, хватит на меня орать! Это он тебя бросил, а не я!

Его слова причиняют мне боль, потому что я знаю: это правда. Я перевожу дыхание, успокаиваюсь.

– Прости меня, Франко. Прости, что я так сказала. Но ты бы тоже был злой и нервный, если бы все, чего тебе хотелось, было недоступно. Даже мелочи.

Я поворачиваюсь и собираюсь зайти в дом. Пора заканчивать этот разговор.

– А ты думаешь, у меня есть все, что я хочу? – тихо спрашивает он. – Я сегодня, между прочим, надеялся на поцелуй, но, кажется, теперь уже рассчитывать не на что.

Я гляжу на него с крыльца.

– Естественно.

Я отворачиваюсь, берусь за ручку и уже собираюсь открыть дверь, как Франко взлетает на крыльцо, притягивает меня к себе и целует. Его поцелуи не похожи на нежные поцелуи Ренато. Они такие страстные, что кажется, он мечтал об этом всю жизнь. Я не ожидала от него такой пылкости и не думала, что у него хватит смелости поцеловать меня против моей воли.

Вскоре он отпускает меня и спускается с крыльца.

– Это больше никогда не повторится! – кричу я ему вслед.

– Посмотрим, – говорит он через плечо, переходя Дьюи-стрит.

Часть вторая

1931-1966

Глава седьмая

Через несколько дней мне исполнится двадцать один год, и, хотя все подшучивают надо мной, что скоро я стану наконец совершеннолетней, больших изменений в моей жизни не предвидится.

Мама и папа теперь каждый январь уезжают в Италию, а к Пасхе возвращаются в Пенсильванию. Папа сдал ферму в аренду своим двоюродным братьям из Италии. Они платят ему ренту с земли и определенный процент от прибыли, которую приносит все хозяйство. Папе сейчас сорок восемь, а маме сорок шесть, им обоим нравится, что можно зарабатывать на жизнь, не поднимаясь на рассвете и не работая до самого вечера. В самом разгаре Великая депрессия, но, как это ни странно, наш тихий уголок она почти не затронула. Фабрика работает по-прежнему, а так как жители Розето привыкли сами выращивать фрукты и овощи, консервировать их на зиму, делать вино, привыкли держать коров и свиней, еды всем хватает.

Когда мама с папой возвращаются в Розето, они всегда рады видеть внучат: Ассунте уже исполнилось шесть, а у Алессандро и Елены появилось еще двое детей – дочка Аурелия и сын Питер. Алессандро выкупил вторую часть дома, и мы с мамой и папой живем с ними.

Я все еще не замужем, и мне это даже нравится. Работа заменяет мне мужа. Я знаю, что тружусь не зря, а когда получаю зарплату, предъявляя чек в Первом государственном банке в Бангоре, то испытываю полное удовлетворение.

– Вы хотели меня видеть? – Я сажусь в кабинете мистера Дженкинса.

– Мы меняем курс, – говорит он. – Все эти годы модели для нас придумывали Розенберги с Лонг-Айленда, но теперь Розенбергам не придется ничего придумывать. За них это будут делать другие.

– Но кто?

– Голливуд. Розенберги сейчас работают с человеком, который срисовывает одежду с той, что можно увидеть в современных фильмах. Он отдает свои рисунки Розенбергу, а тот в свою очередь делает с этих рисунков выкройки. Блузки называют по имени актрисы, которая их носила. Например, нашим первым заказом будет матроска под названием «Джоан Кроуфорд» – из фильма «Танцуйте, дураки, танцуйте». – Мистер Дженкинс бросает мне через стол набросок.

На рисунке я узнаю мисс Кроуфорд – волевой подбородок, изогнутые брови. Ее нарисовали по пояс, а в углу изображены детали выкройки.

– Ну, что ты об этом думаешь? – спрашивает он.

– Это так необычно, что может сработать. Вы хотите, чтобы покупательница пошла в кино, увидела в фильме любимую актрису в какой-то блузке, отправилась в магазин и нашла там точно такую же блузку?

– Совершенно верно. Не успеет Мирна Лой приготовить мартини, а мы уже сошьем то, что на ней надето. А готовые блузки поступят в продажу сразу после выхода фильма.

– А если этот фильм провалится?

– Мы же назовем блузку по имени актрисы. Каким бы ни был фильм, поклонницы толпами пойдут в магазин, чтобы выглядеть как их любимая звезда.

Выйдя из кабинета мистера Дженкинса, я встречаюсь с Четти в отделе готовой продукции.

– Что делаешь первого июня? – спрашивает меня Четти, не дав мне рассказать о новой идее мистера Дженкинса.

– Я занята.

– Отложи все свои занятия. Энтони Маруччи попросил моей руки, и я согласилась. Ты будешь подружкой невесты!

– Поздравляю! – Я обнимаю ее. – Я так рада за тебя!

За обедом я рассказываю Четти о новом курсе на фабрике. Она считает, что это отличная идея. Теперь мы будем работать с новыми выкройками, и нам придется кое-чему обучиться. Я часто задерживаю девушек после работы и обучаю их. Совсем скоро мы сможем выпускать новую продукцию теми же темпами, что и старую.

Новые образцы начинают поступать к нам с такой же скоростью, с какой до Розето доходят новые фильмы: «Кароль Ломбард» – блестящая блуза из шифона, «Констанс Беннетт» – шелковая туника с сатиновым воротничком, «Барбара Стэнвик» – кофта из пике с декоративным жилетом. Я знаю, что эти модели будут хорошо продаваться, по крайней мере все наши работницы горят желанием их приобрести.

На мой день рождения Четти и Энтони приглашают поехать с ними в ресторан. Прежде чем пойти домой переодеться, мне нужно еще кое-что доделать. Я читаю отчет и тихо посмеиваюсь. С тех пор как мы начали выпускать блузки по «голливудским» образцам, уровень продаж поднялся на тридцать процентов. Несмотря на то что работа в целом стала сложнее, моих работниц очень вдохновляет, что они шьют те же блузки, которые носят голливудские звезды.

В мой кабинет входит Франко:

– Я слышал, у тебя день рождения.

– Мне исполнился двадцать один. Теперь я стала совсем старой.

– А я все равно старше тебя.

– С этим я спорить не собираюсь.

Я возвращаюсь к работе. Франко стоит передо мной.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашиваю я.

– Я еду к одной девушке из Бангора.

– Прими мои поздравления. – Стараясь скрыть удивление, я возвращаюсь к работе.

– Нелла!

Я поднимаю голову.

– Я не буду приглашать тебя на свидание. Просто хочу, чтобы ты ответила мне на один вопрос. Почему ты не хочешь пойти со мной куда-нибудь?

Честно говоря, я никогда и не задумывалась, почему отказываю ему. Это как-то вошло у меня в привычку. Да, он привлекает меня физически, но и только. Мне никогда не будет так интересно разговаривать с ним, как с Ренато.

– Франко, если у тебя есть девушка в Бангоре, зачем ты спрашиваешь о нас?

– Потому что, если бы ты сказала, что дашь мне хоть один шанс, я бы никогда больше не взглянул ни на одну девушку, кроме тебя.

Я смотрю в свои бумаги. Мне нравится его настойчивость. Говоря по правде, субботними вечерами мне бывает очень одиноко. В кинотеатре показывают столько разных фильмов, а я сижу с детьми, и, хотя мне нравится возиться с ними, все же я бы хотела, чтобы у меня были свой дом и семья.

– Франко, я тебе не нужна. Я далека от совершенства.

Он смеется:

– Я тоже. Всего одно свидание. И все. Дай мне шанс.

Передо мной стоит хороший итальянский парень, который хочет сделать меня счастливой. Что плохого, если я с ним поужинаю?

– Ладно. Я согласна на свидание.

Его лицо озарилось широкой мальчишеской улыбкой.

– Когда?

– Как насчет следующей субботы?

– Отлично. Значит, в субботу.

Всю неделю, с того дня, как он меня пригласил, и до того момента, когда он должен был приехать за мной, я думаю о нем. Кое-что в нем мне нравится. С ним всегда весело, и он кажется очень привлекательным. Но я не могу себе даже представить, о чем буду с ним разговаривать.

Раздается звонок в дверь, Елена идет открывать. Я быстро брызгаю на себя духами и бросаю взгляд в зеркало. Сама не знаю почему, я очень хочу быть сегодня красавицей. Четти полагает, что в глубине души я люблю Франко, но не хочу в этом себе признаваться.

– Привет, Франко.

Моя племянница, увидев, как я спускаюсь по лестнице, восторженно присвистывает.

– Да, Ассунта, я с тобой согласен. – Франко подмигивает ей и помогает мне надеть пальто.

Мы желаем всем спокойной ночи. Когда выходим на холодный ночной воздух, я смотрю на Франко.

– Ты красивый, – говорю я ему.

Он расплывается в улыбке:

– Ты правда так думаешь?

– Я бы не стала этого говорить, если бы так не думала.

Пока мы едем по городу, болтаем о работе.

– Я подумал, что отвезу тебя в одно необычное место, – говорит он, выезжая из Розето и сворачивая с главной дороги.

Озеро возле клуба «Охотники и рыболовы» уже покрылось льдом и теперь блестит в лунном свете. Франко останавливает свой двухдверный «хадсон» у самого берега.

– Я сейчас к тебе подойду, – говорит он.

– У меня нет ботинок, – предупреждаю я его, когда он открывает мне дверь. Я смотрю на свои выходные туфли – черные атласные лодочки на каблуке – и убираю ноги в машину.

– А у меня есть для тебя подходящая обувь. – Он достает с заднего сиденья резиновые сапоги. Как принц в «Золушке», он снимает с меня туфли. Потом надевает на мои ноги в чулках резиновые сапоги и помогает вылезти из машины. Сапоги мне сильно велики, ходить в них неудобно. Я спотыкаюсь и падаю на него. Он поддерживает меня, и мы смеемся. – Подожди-ка. – Он открывает багажник и достает оттуда большую плетеную корзину. – Мы устроим пикник, – говорит он, улыбаясь.

– Здесь слишком холодно для пикника, – отзываюсь я.

– Сейчас будет теплее, – обещает он.

Франко берет меня за руку и подводит к озеру. Он, видимо, уже заезжал сюда и приготовил все для костра. Когда сухие дрова охватывает яркое оранжевое пламя, Франко вытаскивает из корзины толстое одеяло и приглашает меня присесть. Потом открывает бутыль с вином, наливает в два стакана.

– Ты мне очень нравишься. – Он смотрит на корзину. – Я не хочу, чтобы ты была со мной, если ты меня не любишь. Но еще я вижу, что ты думаешь обо мне хуже, чем я есть. Ты считаешь меня слишком примитивным.

– Я этого никогда не говорила.

– Тогда почему ты все еще мечтаешь о человеке, который уехал? Нас отличает только одно: у меня нет образования.

– У меня тоже нет образования.

– Тебе оно и не нужно. Ты и некоторых профессоров могла бы поучить.

– Ты правда так считаешь?

Я уже давно не думала об учебе. Проходят месяцы, годы, и я думаю о ней все реже и реже. Она превратилась для меня в старую мечту – когда вспомнишь о ней, то оказывается, что она уже не прельщает тебя так, как раньше.

– Забавно. Ты, конечно, можешь подумать, что я для тебя недостаточно умный, но в тебе мне больше всего нравится именно твой ум. Как шестнадцатилетняя девочка может стать начальницей цеха? Ты знаешь, ты ведь стала первой.

– А ты все замечаешь.

– Да, когда мне это интересно. А почему бы и нет? Есть то, что на поверхности, а есть то, что скрывается в глубине. То, что в глубине, и есть правда.

Франко разворачивает сандвич и протягивает его мне. Я откусываю.

Я ставлю свой стакан в снег, беру у Франко его стакан и ставлю его рядом со своим. Потом сажусь к Франко на колени и обнимаю его за шею.

Я вспоминаю, как в первый раз шла на фабрику, вспоминаю, что тогда уже знала, что никогда больше не вернусь в школу. И сейчас, в эту морозную ночь, отпуская свою старую мечту, я отпускаю вместе с ней и Ренато. Я не могу держать свое сердце взаперти до конца жизни, не могу до конца жизни любить мужчину, у которого не хватило смелости даже попрощаться со мной.

– Давай только не будем спешить.

– Как скажешь.

Франко целует меня, и на этот раз он не застает меня врасплох. На этот раз я готова.

Мама Франко теперь самая счастливая женщина на свете, если только не считать мою маму. Миссис Цоллерано счастлива потому, что ее сын Франко влюблен. А моя мама уверена: это благодаря ее молитвам мы с Франко теперь вместе.

Когда я решила быть с Франко, я тут же увидела много плюсов. Он – хороший парень из хорошей семьи. И некоторые мечты, которые были у меня в детстве, наконец сбудутся. Я уехала с фермы в Делаболе, чтобы жить там, где я очень хотела. И вот теперь, когда я выйду замуж за Франко, мы будем жить в городе.

Свадьбу Энтони и Четти я запомню не только из-за прекрасной невесты, красивого жениха и церкви, украшенной белыми гвоздиками и желтыми маргаритками, но и той потасовки, которую устроила тетка Энтони прямо у церкви после венчания.

У Энтони оказалось столько родственников, что они с трудом поместились в половине, предназначенной для семьи жениха. Одна из его тетушек обиделась из-за того, что ей пришлось сидеть в заднем ряду. Когда ее невестка прошагала по проходу под самый конец службы и уселась во второй ряд, тетка отпустила какое-то замечание. Невестка огрызнулась, они обменялись нелицеприятными выражениями, которые, к счастью, потонули в звуках органа, но, когда обе вышли из церкви, в воздухе замелькали кулаки, сумочки и полетели шляпки.

Четти повела себя правильно: не обращая на них никакого внимания, села в свадебный автомобиль с открытым верхом, и они с Энтони отправились в «Пинто Холл», где их ждал праздничный обед.

– Хорошие получились снимки, правда? – говорит Четти. Прошло три месяца, и она показывает мне свадебные фотографии.

Уже прилетел прохладный осенний ветерок, но солнце все еще светит по-летнему. Мы обедаем во дворе.

– Да, чудесные фотографии. Гляди-ка, на них не видно синяка под глазом тети Розы, – показываю я на групповую фотографию семейства Маруччи.

– Кто-то сказал, что та драка – это хороший знак. Впрочем, на свадьбу все хороший знак: дождь, солнце, потасовки, – улыбается Четти. – Надеюсь, что это и правда был хороший знак, потому что скоро везение мне пригодится.

– Почему это?

– Нелла, я жду ребенка.

– Господи! – Я крепко обнимаю Четти, зная, что она этого очень хотела.

– Я надеялась, что у нас с тобой дети родятся одновременно, – говорит она.

– Нет, кому-то надо быть первой, – отзываюсь я. – Ия рада, что первой будешь ты.

– Как ты думаешь, Франко скоро заговорит о свадьбе?

– Не знаю. Я не из тех девушек, которые сидят и ждут, когда наконец можно будет надеть белое платье. Пусть это случится тогда, когда настанет время для этого.

– Его видели в магазине Штекеля, – заговорщицки сообщает мне Четти.

В эту же минуту по ступенькам спускается Франко, держа в руках ящик с инструментами.

– О чем вы тут болтаете, девочки? – спрашивает он.

– О тебе, – отвечаю я.

– Нелла! – в ужасе кричит Четти.

– Правда? – Франко кидает ящик с инструментами в кузов грузовика.

– Тебя видели в магазине Штекеля. Ты покупал кольцо?

– Нелла! – Моя прямота шокирует Четти.

– Мне там часы чинили. – Франко садится в грузовик. – Я заеду за тобой в семь. – Он заводит двигатель и уезжает.

Звучит гудок – обеденное время закончилось.

В тот же вечер, по пути в Истон, где мы с Франко собираемся посмотреть новый фильм с Нормой Ширер «Свободная душа», я рассказываю ему о свадьбе Четти. Он рад за Четти и Энтони, но говорит мало. Может быть, он еще злится на меня за то, что я сказала ему про магазин Штекеля. Наверно, он действительно чинил часы.

Франко усаживает меня в зрительном зале и идет за попкорном. Я разглядываю парочки и гадаю, которая из них поженится, а еще думаю о том, будут ли они потом счастливы. Почему я не мечтаю о свадьбе, не мечтаю стать женой, как многие девушки?

Рядом садится Франко и передает мне пакет с промасленным попкорном, как раз как я люблю. Фильм «Свободная душа» оказывается мрачным и запутанным. Кларк Гейбл играет гангстера. Лайонел Бэрримор – адвоката, который спасает его от тюрьмы. Норма Ширер, дочь адвоката, влюбляется в Кларка Гейбла. Ее отец приходит в ужас, когда узнает, что его дочь без ума от гангстера.

– Сейчас будет самая хорошая сцена, – шепчет Франко.

– Ты что, его уже видел? – шепчу я в ответ.

Он кивает. Странно. С кем он смотрел этот фильм раньше и зачем снова пошел на него?

Кларк Гейбл заявляет Норме Ширер, что считает ее своей женщиной; Норма противится, но потом признается, что любит его и ничто теперь не может их разлучить. Франко берет меня за руку. И внезапно я чувствую что-то холодное на безымянном пальце. Он надел мне на палец кольцо! Я смотрю на изящно ограненный изумруд и вскрикиваю от радости.

– Тсс, – шепчут зрители, сидящие за мной.

Я наклоняюсь и целую Франко. Он обнимает меня и прижимает к себе. Мы целуемся.

– Ты выйдешь за меня? – шепчет он.

– Выйду! – отвечаю я.

Я хочу счастливого будущего и думаю, что Франко именно тот мужчина, с которым я смогу жить и работать.

Отец Импечато собрался на пенсию и завтра, 1 марта 1932 года, будет служить в последний раз – он обвенчает Антонеллу Маргариту Кастеллуку и Франко Даниэло Цоллерано. Елена будет подружкой невесты, а старший брат Франко – шафером. Елена сшила для меня свадебное платье с многослойными юбками из сатина цвета шампанского. Четти, у которой уже виден живот, взяла на себя организацию свадьбы.

Мы сняли двухэтажный кирпичный дом на Гарибальди-авеню, 169, – собираемся жить в нем до тех пор, пока не купим свой собственный.

Когда мы назначили день свадьбы, я тут же пошла в кондитерскую «Марчелла» и заказала свадебный торт – в десять ярусов, бисквитный, с белой глазурью. На самом верху будут красоваться марципановые иголки и катушки с нитками, символизирующие нашу профессию.

Алессандро поехал в Филадельфию за мамой и папой, которые возвращаются домой из Розето-Вальфорторе на две недели раньше. Папа написал мне чудесное письмо. Он сказал, что полностью доверяет моему выбору и что они с мамой гордятся, что я вышла замуж за Франко.