Текст книги "Королева великого времени"

Автор книги: Адриана Триджиани (Трижиани)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Путь домой кажется короче, чем в город. А по дороге я поняла, что не единственная из семьи Кастеллука мечтаю жить в городе.

– В какую церковь вы ходите? – спросила меня Четти, когда мы возвращались в школу после завтрака. Вот уже месяц я прихожу к ним и помогаю с малышами, ее мама так мне благодарна, что кормит завтраком – больше не приходится таскать с собой корзинку. – Разве вы не католики?

– Католики, – подтвердила я и покраснела. Наша семья выбирается в церковь только на Рождество и Пасху. Мы не можем позволить себе каждую неделю ездить всей семьей в город, к тому же по воскресеньям мы работаем.

– Но надо же ходить в церковь! Почему бы тебе не ходить со мной туда?

– В ту большую, на холме? – спросила я.

– Ага. Она называется церковь Богородицы на Маунт-Кармель. Совсем новая.

– Здорово. – Как бы мне хотелось пойти в церковь вместе с Четти! – У нас на ферме в Делаболе все не так. Тихо, спокойно, в гости никто не заходит. Неделями не видишь никого, кроме своих родственников.

– Нет, здесь все по-другому. Каждый вечер после ужина все выходят гулять. Это называется Lа Passeggiata.

– Это, должно быть, замечательно.

– Конечно, замечательно. Тогда-то и узнаешь все сплетни, вроде: кто завел себе любовницу или какая из домохозяек тратит слишком много денег в мясной лавке.

– Как ты думаешь, ты здесь всю жизнь проживешь?

– Да, потому что я старшая. Старшие должны присматривать за родителями. Настоящее проклятие родиться первой. Я бы хотела быть младшей.

Вот это мне и нравится в Четти: можно сказать ей все, что угодно, и она всегда здраво рассудит. Ее не мучают несбыточные мечты или неосуществимые надежды. Я вдруг решила рассказать ей, что влюбилась в Ренато. Вот и начинаю:

– Ты когда-нибудь влюблялась?

– Нет пока, – смеется она. – Ну, мне так кажется. Мне, правда, нравится один мальчик – Энтони Маруччи, но он не обращает на меня внимания.

– Почему?

– Потому что ему больше нравятся девочки из Бангора.

– А чем они лучше?

– Не лучше. Просто более... как бы это сказать... ласковые, чем девочки из Розето. Но когда доходит до дела, местные ребята женятся на нас. А тебе кто-то нравится?

– Я его видела только один раз.

– Один раз? Он из нашего класса?

– Нет, он гораздо старше.

– Гораздо старше? – Четти прищурилась.

– На семь лет, – тихо говорю я.

– На семь лет? Значит, ему двадцать один. Это много. А как его зовут?

– Ренато Ланзара.

– Ты влюбилась в Ренато Ланзару? – с улыбкой переспрашивает Четти.

– А что? Ты его знаешь?

– В него влюблены все девчонки Розето. А может быть, и все девчонки Бангора тоже. Ты выбрала популярного парня.

– Конечно. Только от этого еще хуже.

– Так, ты обязательно должна пойти со мной в церковь!

– Чтобы помолиться?

– Нет! Чтобы увидеть его. Ренато иногда поет в хоре. И голос у него ангельский!

Сегодня мне особенно жаль, что у меня нет денег на трамвай. Мисс Чилиберти выставила нам оценки: у меня самые лучшие. В жизни я так собой не гордилась!

Пока мы с Ассунтой добрались до фермы, уже стемнело. Еще поднимаясь по ступенькам, мы услышали смех в кухне.

В дверях появляется Елена:

– Скорее! У папы хорошие новости!

Мы с Ассунтой проходим в кухню.

– Что за новости? – спрашивает Ассунта отца, опуская свою сумку на пол.

– Я сегодня подписал договор с «Хеллертаун маркетс». У них четыре магазина, и я буду поставлять им молоко и яйца.

– Поздравляю, папочка! – Я бросаюсь ему на шею.

Папе больше не придется таскаться со своим фургоном от дома к дому и уговаривать людей купить его продукты.

– Они нам установят новую технику, – продолжает папа. Мама улыбается. – Работы будет много, но в итоге мы и доход получим. Может быть, даже придется нанять работников.

– Пап, у меня тоже хорошие новости. Нам выставили оценки, – гордо объявляю я родителям. – Я лучше всех в классе!

– Вот и отлично. – Мама изучает мой табель. – Посмотри-ка, отец.

– Может, когда-нибудь мы сможем давать тебе денег на трамвай, – говорит отец и лукаво улыбается.

– Мне только по воскресеньям надо.

– По воскресеньям?

– Я хочу ходить в церковь.

– В церковь? – переспрашивает папа.

– Что, сам не слышал? – Мама шутя шлепает папу по голове моим табелем с отметками. – Она хочет ходить в церковь. Умница! – говорит она мне.

Решив помогать семье, я объявляю папе, что и в церковь буду ходить пешком, а деньги пусть он экономит.

– Только в церковь я с тобой таскаться не стану, – вмешивается Ассунта. – Придется тебе подкупить кого-нибудь другого. Я и так пять дней в неделю хожу до города и обратно, хватит с меня!

– Давай я буду с тобой ходить, – предлагает Елена.

– Ходите вдвоем. Только в это воскресенье, пока будут устанавливать оборудование, вы мне нужны, – говорит папа. – А на следующие две недели я ухожу в каменоломню, им там срочно требуются рабочие.

– Я не хочу, чтобы ты опять шел в шахту. – Мама кладет руку папе на плечо.

Он ласково берет ее ладонь и улыбается:

– На Пасху приедет Алессандро. Надо накопить денег на свадьбу. Ты же хочешь, чтобы пришли гости, чтобы у Ассунты было красивое платье? Значит, придется работать. – Папа достает из шкафа вино и стаканы. – Надо выпить за удачу. – Он наливает вино и раздает нам стаканы. – За удачу! – объявляет он и залпом выпивает.

Мы тоже поднимаем стаканы и пьем.

– Надо благодарить Бога, – говорит мама, глядя на меня.

Я вдруг оказалась религиозным центром семьи. Если бы только мама знала, что я хочу ходить в церковь не из-за Бога, а из-за Ренато Ланзары!..

Весна 1925 года выдалась удивительно красивой. Как только снег сошел, земля покрылась нежной зеленью, а Голубые горы снова стали голубыми, когда исчезла серая дымка, окутывавшая их целую зиму.

Вся семья у нас радуется, потому что Ассунта получила от Алессандро письмо. В нем говорилось, что 15 марта он приезжает в Филадельфию. За прошедшую неделю мама три раза перемыла весь дом.

Вчера папа сел на поезд и поехал в Филадельфию встречать Алессандро. Ассунта сегодня спит с нами, потому что ее комнату приготовили для Алессандро. Снова все пятеро в одной комнате. Мне вспоминаются холодные зимние ночи, когда мы прижимались друг к другу, чтобы согреться.

Я лежу в кровати рядом с Ромой и смотрю в потолок. Ассунта, конечно, вредная и вечно командует, но я буду скучать по ней, когда она выйдет замуж и уедет от нас. Все-таки она была частью нашей семьи. Надеюсь, Алессандро окажется хорошим человеком. И еще надеюсь, что у Ассунты хватит сил создать свою собственную семью, где она будет счастлива, если только счастье предназначено судьбой Ассунте Кастеллуке.

На следующее утро Рома с криком вбегает в гостиную:

– Они там разговаривают! И смеются! Он выше папы!

Я выглядываю в окно и вижу папу и Алессандро Паджано. Они идут по дорожке к дому. Алессандро точно такой же, как на фотографии. Ассунта, стоящая в дверях кухни, в простом белом платье и с маминым медальоном кажется очень красивой. Ее черные блестящие волосы спускаются до пояса.

– Ассунта, иди к себе, – велит мама.

– Но...

– К себе.

Ассунта поднимается на второй этаж.

– Девушке неприлично ждать мужчину.

Открыв дверь, папа пропускает вперед Алессандро.

– Мистер Паджано, это моя жена – миссис Кастеллука.

– Рад познакомиться, – отвечает он и достает из сумки какой-то сверток. – Это вам от вашей сестры Елены.

Слезы появляются у мамы на глазах, когда она разворачивает сверток и видит там множество кружевных салфеток.

– Ну-ну, Селеста, – успокаивает ее папа, – не плачь. Мистер Паджано проделал длинный путь и проголодался.

– Уже пора звать Ассунту? – спрашиваю я.

– Нет еще, – сердито смотрит на меня мама. – Идемте, Алессандро. Давайте мы вас сначала накормим, а уж потом покажем вам нашу красавицу Ассунту.

За обедом, который кажется нам всем бесконечным, мама одно за другим предлагает Алессандро свои фирменные блюда. Мы с Еленой прислуживаем ему, как герцогу. Он умеет вести себя за столом, и с дороги у него отличный аппетит. Он съедает апельсиновые ломтики, приправленные перцем и оливковым маслом, прошутто с пармезаном, салат из маслин и одуванчиков, тортеллини на курином бульоне, свежий хлеб с маслом и окороком и запивает все это вином.

Мне он кажется красивым. Правильные черты лица, крупный нос, полные губы. Черные как смоль волосы расчесаны на прямой пробор.

– Елена, иди позови свою сестру, – велит мама.

Я смотрю на Алессандро: он глубоко дышит. Громкие шаги Елены на лестнице кажутся тиканьем огромных часов. Наконец Ассунта появляется в дверях.

– Алессандро! Это моя дочь Ассунта, – громко и торжественно начинает папа, но голос его дрожит.

Мама заплакала. Алессандро смотрит на девушку, с которой его давно сговорили. Видно, что она ему нравится. Наша Ассунта, которая никогда не улыбается, вся сияет. Она смотрит на него так, будто в жизни не видела мужчины красивее, чем он. От этого она и сама становится такой красивой, что даже трудно поверить. От любви люди меняются.

Глава третья

Ассунта Мария Кастеллука и Алессандро Аньелло Паджано поженились 12 апреля 1925 года. Они выбрали этот день в знак уважения к нашим родителям: 12 апреля – годовщина свадьбы мамы и папы.

В своем сияющем платье цвета слоновой кости, с венком из белых роз Ассунта кажется очень красивой.

Ассунта и Алессандро встают на колени перед отцом Импечато, суровым священником с длинным лицом и тонкими губами, а я вспоминаю тот момент, когда они впервые увидели друг друга.

На мне розовое ситцевое платье простого покроя с широким поясом на бедрах. Его сшила мама. Мне уже пятнадцать, и я бы предпочла юбку и блузку с рукавами «летучая мышь», как у других девочек, но маму было не переубедить.

После того как Алессандро и Ассунта дали брачный обет, Ассунта подошла к статуе Богоматери и положила свой букет к ее ногам. Она задержалась на минуту у статуи, орган заиграл «Ave Maria», и тут с хоров раздался чистый мужской голос. Такой прекрасный, что я повернулась посмотреть на певца. И увидела Ренато Ланзару – впервые с ноября. Надеясь встретить Ренато, мы с Четти не раз проходили мимо парикмахерской его отца на Гарибальди-стрит. А с тех пор, как мы с Еленой начали ходить в церковь, я все время высматривала его – но до этого самого момента так ни разу и не увидела.

Может быть, виноват был золотой свет, лившийся на хоры через узкие окна, а может быть, особый тембр голоса Ренато, но я смотрела на него не отрываясь, пока Елена не толкнула меня. Пришлось отвернуться.

Алессандро и Ассунта вышли из церкви и на ступенях поцеловались. Самой восхитительной частью свадебного торжества всегда бывает шествие, во главе которого идут жених и невеста. За ними следуют жители Розето в самых лучших своих нарядах: женщины в платьях пастельных цветов и шляпах с перьями и мужчины в парадных костюмах – все идут в «Пинто Холл» на праздничный ужин.

Под потолком «Пинто Холла» висят гирлянды: они пересекаются в середине комнаты, и из точки их пересечения свисают серебряные колокольчики. Вдоль стен стоят круглые столы, накрытые белыми скатертями. В центре каждого возвышается гора маминых свадебных пирожных. На серебряных блюдах выложены воздушные крастелли, посыпанные сахарной пудрой, шарики из кокосовой стружки и квадратные куски инжирного торта.

Постепенно зал наполняется. Папа выводит маму на середину зала. Они кружатся под колокольчиками и выглядят совершенно счастливыми.

– Нелла, если я не ошибаюсь? – раздается мужской голос за моей спиной.

Я резко оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с Ренато Ланзарой. Он кажется мне еще красивее, чем тогда у нас на ферме. На нем черный костюм и жемчужно-серый жилет.

– Да, это я. Привет. Только я вот не знаю, как тебя зовут, – лгу я.

– Ренато.

– Рада тебя видеть. Ты хорошо пел.

– Спасибо. Правда, я давно не практиковался, потому что уже несколько месяцев не появлялся в церкви.

– Да? – Разумеется, я и сама это знаю. Ради того, чтобы его увидеть, мне пришлось даже выучить катехизис, получить святое причастие и пройти конфирмацию. – А почему?

– Я ездил учиться в Италию. А заодно посмотреть на деревню, в которой вырос мой отец, чтобы написать о ней.

– Ты пишешь?

– Да, стихи.

Ну конечно, он поэт! По его виду можно было догадаться. Он должен быть романтиком, как Китс, и Шелли, и мой любимый Роберт Браунинг.

– Надо, наверное, танцевать... – Он оглядывает девочек в зале. – Ты любишь танцевать?

– Я бы лучше просто поговорила, – признаюсь я.

Он насмешливо смотрит на меня:

– И о чем бы ты хотела поговорить?

– О тебе. Ты говорил, что учишься в колледже?

– Да, в июне заканчиваю.

– А мне не терпится в колледж. Как там?

– Трудно. Надо все время учиться.

– Это ничего. Я все готова сделать, лишь бы стать учительницей. Мне кажется, что учить ребенка читать – это самое благородное занятие на свете.

– Только девочки редко идут в колледж.

– Ну и дуры. – Я кивком указываю на девочек в зале, а он смеется. – А каково это, жить в колледже, где тебя окружают люди с такими же представлениями и идеалами, как у тебя?

Ренато улыбнулся:

– Вот именно этим мне и нравится колледж. Мне нравятся люди, которых я там встречаю, нравится, что они, так же как я, любят учиться. Но зато потом, когда приезжаешь домой, чувствуешь, что никуда не вписываешься.

– Быть не может!

– Сама посмотри. Розето – город шахтеров, фермеров и фабричных рабочих. Кому тут нужен поэт?

– Неправда! Если мы целыми днями трудимся, это еще не значит, что мы не умеем мечтать. Нам нужна поэзия – в ней мы находим отражение своих чувств, нам нужна музыка – она возносит нас над обыденной жизнью. Итальянцы всегда находили прекрасное в повседневном.

Ренато молча смотрит на меня.

– Извини, что так разболталась...

– Да нет, что ты, наоборот... – говорит он, но вид у него какой-то кислый.

Наверное, он считает меня дурой, решаю я и, заметив Четти в другом конце зала, бросаюсь к ней, даже не попрощавшись с Ренато. К чему? Вряд ли ему еще когда-нибудь захочется говорить с всезнайкой из Делабола. И тут кто-то берет меня за руку. Секунду назад я направлялась к своей подруге, но вдруг оказываюсь в руках Ренато Ланзары, который вертит меня в танце. Он ловко танцует, а я это делаю в первый раз. Мы кружимся, и я замечаю Четти, Елену и миссис Риччи – они смотрят на меня и улыбаются.

– Спасибо, – говорит Ренато, когда мелодия заканчивается, оставляет меня на том же месте, откуда увел танцевать, и исчезает в толпе.

Когда снова заиграла музыка и по залу закружились пары, я высматриваю в толпе Ренато, но не нахожу его.

Как и мечтала Ассунта, Алессандро купил полдома на Дьюи-стрит. И, как она и велела, я прихожу к ней помогать по дому. Ассунта легко перенесла переезд в город. Алессандро удалось договориться с крупнейшими магазинами Аллентауна и Истона, и теперь он поставляет им орехи и сладости. Алессандро неплохо зарабатывает, а Ассунта легко находит применение его деньгам: она превратила их дом в настоящий дворец.

Ассунта бросила работать на фабрике, так что у нее хватает времени, чтобы обращать внимание на то, как стоят чашки в буфете: ручками влево или ручками вправо. Время от времени ее прежняя вредность дает о себе знать. Когда Ассунта срывается, это удивляет и озадачивает Алессандро.

Я убрала в кладовую персиковый пирог, который Ассунта приготовила к ужину. Она не смогла придумать мне никакой работы, поэтому рано отпустила домой.

Просто счастье, что папа заключил договор с магазинами в Хеллертауне. Он установил в сарае машину, которая будет сама доить коров: такой моторчик со шлангами, – так что нам не придется это делать самим. Чтобы поставлять в магазины больше молочных продуктов, он решил купить еще коров, поэтому снова отправился – без маминого согласия – в каменоломню.

В доме тихо. Погода чудесная – как раз для сбора ягод. Как только я увидела, что дома никого нет, то сразу поняла, где их искать.

Клубники видимо-невидимо. Куда ни глянь, везде красные ягоды. Рома запихивает ягоду в рот.

– Не ешь слишком много, а то живот болеть будет, – предупреждаю я.

Рома не обращает на меня внимания.

Наконец мама говорит:

– Ну, хватит. Идемте варить варенье.

Елена берет ведра. Мои руки покраснели от сока – будто в крови. Хотя я стараюсь не думать об этом, мне кажется, что это плохой знак. Елена бросает взгляд на мои руки и тут же догадывается, о чем я думаю.

– Идем, помоем у колодца.

Мы шагаем по дорожке вслед за мамой и малышами. У дома останавливается старый спортивный «форд» Алессандро. Из него выскакивает Ассунта и с криками бросается к нам:

– Мама! С папой случилось несчастье! Идем скорее!

Но мама застыла. Она не может пошевелиться.

Ассунта в отчаянии смотрит на меня. Мы берем маму за руки и усаживаем в машину. Девочки забираются сами. Алессандро нажимает на газ.

– Пожалуйста, пусть он будет жив, – молюсь я. – Господи, не дай моему папе умереть.

Алессандро останавливается у больницы в Истоне. Ассунта помогает маме выйти, и мы все бросаемся к двери. Мы не знаем, к кому можно обратиться, но Ассунта указывает на медсестру за стойкой. Мы подходим.

– Miу marito ha avuto un incidente, – говорит мама.

Мы с Еленой переглядываемся. Почему по-итальянски? Мама же прекрасно знает английский.

Я гляжу на медсестру. К ее халату прикреплена золотая табличка: «JI. Андерсон». Она оглядывает нас, и я вижу в ее глазах такое презрение, что мне становится стыдно.

– Мы собирали клубнику, – говорю я, чтобы объяснить наш вид. – Моего отца зовут Сальваторе Кастеллука. Он работал в шахте в Пен-Аргиле. Там вроде как случилась авария.

– Был взрыв. Сейчас ваш отец в отделении интенсивной терапии. Это все, что я вам могу сказать на данный момент. Я предупрежу доктора, что вы здесь.

Она собралась уходить.

– Мисс Андерсон!

Она обернулась и с удивлением посмотрела на меня.

– Пожалуйста, возьмите маму с собой. Ее зовут Селеста Кастеллука. Она очень хочет видеть папу. Пожалуйста.

Мама начинает плакать. От ее слез даже ледяное сердце медсестры оттаяло.

– Хорошо, следуйте за мной.

Мама и медсестра скрываются за дверью.

– Идемте, девочки, – говорю я сестрам.

Мы все, кроме Ассунты – она осталась с Алессандро, – входим в женский туалет. Елена поднимает Диану на раковину. Я сажаю рядом Рому. Мы открываем краны и, набрав в ладони воду, моем с мылом руки младших сестренок, потом вытираем им лица. Наконец умываемся и сами.

– Мы же не можем пойти к папе грязными, – говорит Елена девочкам. – А вы молодцы: вели себя хорошо. – Она по очереди их обнимает.

Елена берет Диану за руку, я беру Рому, мы выходим в приемную и садимся рядом с Ассунтой и Алессандро.

Вдруг двери распахиваются: Четти ведет свою мать под руку. Я подбегаю к ним, но миссис Риччи смотрит сквозь меня, ничего не замечая.

– Миссис Риччи! Это я, Нелла!

Я смотрю на Четти. Кажется, что ее лицо раскололось от плача на тысячи кусочков.

– Четти, что случилось?

Она только качает головой. Я понимаю – ее отец умер.

– Кто остался с детьми? – тихо спрашиваю я.

– Миссис... – мама Четти плачет, – миссис... миссис Спадони. Лавиния. Мы приехали на трамвае.

– Я отвезу вас всех домой. – У меня за плечом стоит Алессандро.

– Спасибо, – говорю я ему.

Впервые, с тех пор как он женился на моей сестре, я чувствую, что он действительно член нашей семьи. Он кладет руки на плечи Четти и ее матери, чтобы увести их.

– Идемте, – ласково говорит он.

Миссис Риччи тихо стонет.

– Идем, мама. – Четти крепко держит мать.

Я думаю о том, что, если Четти хоть на секунду ее отпустит, миссис Риччи упадет. Алессандро открывает для них дверь и помогает выйти.

Рома берет меня за руку:

– А наш папа тоже умрет?

– Главное – молись, – говорю я и целую ее в лоб.

Но сама я не могу молиться. Потому что не знаю, слышит ли меня Бог. Если Бог слышит наши молитвы, то почему он оставил семью Риччи? Они хорошие люди, я отлично знаю, насколько они хорошие.

– Мама! – Ассунта бросается к матери, появившейся в дверях. – Как он?

Елена помогает маме сесть.

– Он выздоровеет... – начинает она. Мы обнимаем ее, потом друг друга. – Но не скоро.

– А что случилось? – спрашиваю я.

– Папа, мистер Риччи и еще двое были в шахте... Рядом взорвался динамит. Мистер Риччи был ближе, чем отец. Отцу задело ногу.

– А двое других?

– С ними все в порядке. Папу ранило, когда он пытался спасти мистера Риччи. – Мама плачет.

– Мама... мистер Риччи... – Ассунта пытается рассказать маме, но та перебивает ее:

– Я знаю. Уже знаю. Не представляю, как они теперь будут. Столько детей...

Солнце поднимается из-за сарая и заливает желтым светом кукурузное поле. Я всегда любила лето, но в этом году оно выдалось трудным. Папа лежит в больнице, и нам приходится много работать. Не искупаешься в речке, не полазаешь по деревьям. Играть некогда – дел очень много.

Алессандро с Ассунтой переехали на ферму на то время, пока папа будет в больнице. Не знаю, что бы мы делали, если бы у Алессандро не было машины. Три раза в неделю он отвозит маму навестить отца.

Доктор сказал, что у папы раздроблена кость и ему придется ходить в гипсе, пока кость не срастется, а на это может потребоваться много месяцев. На ферме папа не сможет работать до следующей весны. А пока мы стараемся изо всех сил, и Алессандро нам помогает.

– Можно мы пойдем на речку? – спрашивает Рома.

– Такая жара! – Диана обмахивается.

– Идите, но ненадолго, – разрешаю я.

– Позови, когда пора домой, и мы придем! – кричит Рома, убегая вслед за Дианой к реке.

Я выхожу на крыльцо и слышу, как сигналит из своей машины Алессандро.

Он останавливается у ворот и выскакивает из машины.

– Нелла, у меня хорошая новость. Папу выписывают.

– Идем в дом, скажешь маме. – Я открываю ворота, и мы направляемся к крыльцу. – Спасибо, что помогаешь нам. Этим летом мы бы без тебя не справились.

– Вы же теперь моя семья, – улыбается он.

В эти выходные начинается недельное празднество в честь Богоматери. Его называют «Великое время», потому что это самый большой праздник в Розето. Будет карнавал, вдоль Гарибальди-авеню выставят палатки с итальянскими вкусностями, а напротив кафе «У Тони» – целый ряд со сладостями. В этом году впервые выберут королеву. Она возложит тиару на статую Святой Марии, которую затем понесут по улицам. Рядом будет идти священник, а за ним прихожане, читающие молитвы.

Глава четвертая

Первый вечер праздника просто чудесен. Огромная полная луна – кажется, что до нее можно дотянуться с чертова колеса. На темно-синем небе нет ни единого облачка.

Нью-йоркские оркестранты в красных шляпах с перьями начинают играть, и со всех сторон на церковную площадь собираются люди. Они стекаются сюда из переулков, с автостоянок, с трамвайных остановок.

– Сегодня торговля должна пойти хорошо, – говорю я Алессандро.

– Надеюсь, – улыбается он.

Мы рады, что можем хоть как-то отблагодарить Алессандро за все, что он сделал для нашей семьи. Ассунта сшила нам белые фартуки и вышила на них букву П, чтобы всем сразу было понятно: мы работаем на фирму «Паджано: сладости, орехи, сухофрукты». Наша палатка стоит в самом лучшем месте: как раз напротив входа в церковь.

Рядом с нами продают сандвичи с колбасой и перцем. Мы смотрим, как ребята жарят перец и лук в оливковом масле и переворачивают колбасу, пока она не станет золотисто-коричневой. Люди приезжают издалека, ради того чтобы поесть этих сандвичей.

– Королева! – Елена указывает на проходящую мимо симпатичную девушку со светлыми волосами, одетую в простое белое платье.

– Это Мигелина де Франко, – говорю я. – В этом году она окончила школу в Розето.

– Ты же знаешь, почему она стала королевой? – шепотом спрашивает Ассунта.

– Потому что самая красивая в Розето?

– Нет. Потому что продала больше всего билетов. Чтобы стать королевой, надо ходить по домам и собирать деньги для церкви. Побеждает та, которая продаст билетов больше всех.

Алессандро смотрит на меня и подмигивает:

– Почему бы вам, девочки, не отдохнуть и не прокатиться на чертовом колесе?

– У нас нет билетов, – грустно говорит Рома.

Из кармана рубашки Алессандро вытаскивает четыре желтых билетика.

– Теперь есть. Вы хорошо поработали. Бегите.

– Спасибо! – говорит Елена и берет за руки Рому и Диану.

Ассунта бросает на мужа сердитый взгляд, но, прежде чем она успевает что-нибудь сказать, мы исчезаем в толпе.

– Ассунта опять в плохом настроении.

– Ей это можно простить, – говорит Елена. – У нее скоро будет ребенок.

– Да ну? – Мне стыдно, что я не знала об этом.

– Я слышала, как она говорила маме. – Елена прикладывает палец к губам: надо говорить потише, чтобы маленькие не услышали. – Она плохо себя чувствует.

– Зачем она тогда работает? Она же провела весь день на жаре. Ей же, наверное, нельзя так.

– Им нужны деньги. Она хочет остаться в доме на Дьюи-стрит, а им еще предстоит кредит выплачивать. Поскольку Алессандро все лето помогал нам на ферме, он не смог заработать столько, сколько обычно.

Мы пробираемся сквозь толпу. Елена ведет за руку Диану, а та держит Рому.

Очередь на чертово колесо двигается быстро. Служитель опускает огромный рычаг, останавливает карусель, и закончившая кататься пара спускается на помост. Наконец очередь дошла и до нас. Рома и Диана подбегают к кабинке и залезают на крутящиеся сиденья.

– С этой, маленькой, должен сесть кто-то из взрослых, – указывает служитель на Рому.

– Я сяду. – Елена взбирается на помост. Она сажает Рому в середину и обхватывает за плечи.

Я машу им, мол, езжайте без меня. Все равно в кабинке нет места для четвертого. Служитель застегивает цепочку.

– А как же ты? – кричит Диана.

Я поднимаюсь и сажусь одна в следующую кабинку. Служитель собирается застегнуть цепочку и у меня, но тут я вижу в очереди Ренато Ланзару и решаюсь помахать ему.

– Подождите секундочку, – прошу я служителя.

Ренато подходит, садится рядом со мной, и я чувствую, что краснею.

– Не могу парить над Розето одна, – объясняю я.

Служитель закрепляет цепочку у нашей кабинки и поднимает рычаг. Чертово колесо вздрагивает, и мы едем. Я приглаживаю волосы – Елена заплела мне аккуратную косичку – и замечаю, что поверх моих блузки и юбки все еще надет фартук. Ну почему каждый раз, когда я встречаю Ренато, я одета как-то по-детски?

– Что-то не так? – спрашивает он.

Я смотрю на него. Он очень хорошо выглядит: загорелый, в чистой белой рубашке и бежевых льняных брюках.

– Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, я выгляжу по-идиотски.

– Ты о чем?

– Да вот, о фартуке. Детский сад какой-то.

– А мне нравится. Что значит буква П?

– Паджано. Это фамилия мужа моей сестры. Он продает сладости. Мы стоим возле сандвичей с колбасой и перцем.

Как только я это сказала, то тут же поняла, что от меня, должно быть, пахнет колбасой. Ужас!

– Обожаю сандвичи с колбасой и перцем.

– Да, мне они тоже нравятся.

Мы поднимаемся все выше, и мне становится немного страшно. Я хватаюсь за поручень.

– Боишься? – спрашивает Ренато.

– Ну, я не умею летать, поэтому, если что...

Ренато обнимает меня за плечи. У меня внутри все холодеет. И я знаю, что это не от страха, а от счастья: мы очень близко друг к другу. Мне кажется, что еще никогда в жизни я не была настолько счастлива. И вдруг карусель остановилась. Мы оказались на самом верху.

– Как твой отец? – спрашивает Ренато.

– Нам повезло: он ходит уже гораздо лучше.

Мысль о папе заставила меня переложить руку Ренато с моего плеча на его колено.

– Фермерская жизнь – тяжелая штука. Не думаю, что я бы мог так жить.

В голосе Ренато мне послышалась какая-то снисходительность. Вообще-то я его понимаю. Если бы можно было выбирать, я бы ни за что не согласилась родиться в семье фермера. Но папа любит животных, и землю, и маму, и тишину. Как объяснить это образованному человеку? Я не стала даже пытаться, только ядовито заметила:

– Ну, тебе и не придется.

Ренато почувствовал мою злость:

– Я не хотел тебя обидеть.

– Но обидел. Я бы тоже предпочла жить в городе. Но я все равно ничего не могу изменить: я девушка с фермы, и с этим ничего не поделаешь.

– Не надо стыдиться своего происхождения.

– Я и не стыжусь.

Я всегда говорю Ренато то, что думаю, потому что, хотя и стесняюсь его – он такой взрослый, опытный, – уверена, что мне нечего терять.

– Можно спросить тебя? – Я поворачиваюсь к нему.

Снизу кричит служитель:

– Сохраняйте спокойствие! Я сейчас все починю!

Я воспринимаю это как знак свыше. Мне суждено провести несколько лишних минут с Ренато.

– Почему ты все время исчезаешь?

– Ты о чем? – невинно спрашивает он.

– Мы встречаемся, а потом ты пропадаешь на несколько месяцев. Я что-то делаю не так? Чем-то тебя обижаю?

– Нет, что ты, – поспешно отвечает он.

– Тогда в чем дело?

– Ты для меня слишком маленькая, Нелла.

– Мне уже пятнадцать.

– А мне двадцать два. В моем возрасте нехорошо ухаживать за такими, как ты.

– У тебя есть девушка?

– Есть кое-какие.

– То есть не одна?

– Я же молодой парень, – говорит он, пожимая плечами.

– Не такой уж молодой. Мой папа женился в двадцать.

Он смеется:

– Ты очень честная и смелая.

– Ты ведь тоже со мной честен, и мне это нравится. Ты прав, я, наверное, слишком маленькая для тебя. И очень жаль.

Ренато берет меня за руку:

– Ну, ты скоро вырастешь.

Он смотрит на меня так, что я краснею.

– Знаешь, Нелла, ты особенная. У тебя есть и ум и красота – редкое сочетание.

– Почему ты считаешь меня красивой?

– Давай посмотрим. – Ренато берет мое лицо в ладони и пристально разглядывает. – У тебя ровный носик. Неплохой. А глаза вообще замечательные. Они меняют цвет. Сейчас они темно-карие, но на солнце становятся зеленоватыми. Почти изумрудными.

Я уже хочу, чтобы карусель скорее починили и это мучение закончилось. Я не хочу влюбляться в Ренато еще сильнее. Он никогда не будет моим. Он сказал мне, что я красивая – мне этого никто никогда не говорил. Вот и достаточно.

Я смотрю ему в глаза. Он обнимает меня, наклоняется и целует в нос. Я пытаюсь что-то сказать и не могу. Если бы я была приличной девушкой, я бы велела ему прекратить. Я всегда думала, что я приличная девушка. Но, видимо, нельзя об этом судить, пока не узнаешь вкус настоящего поцелуя. Он улыбается и целует меня в щеку. Потом покрывает поцелуями мои губы. Я хочу оттолкнуть его и не могу. Поцелуи слишком сладкие – слаще, чем я думала.

– Все в порядке. Поехали! – кричит снизу служитель.

Мой первый поцелуй закончился слишком быстро. Мы начинаем медленно опускаться. Если бы только я могла навсегда остаться в воздухе, высоко над землей, где мое сердце бьется так громко, что, должно быть, весь Розето слышит его стук.

Мы идем в толпе молящихся по Гарибальди-авеню. Торжественная воскресная процессия началась. Во главе вышагивает Мигелина де Франко в белом платье и плаще. Она возложила на голову статуи Святой Марии тиару с драгоценными камнями – каждая женщина города дала по камню для этой тиары.