Текст книги "Хельсрич"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Код эволюционировал. Он реагировал на вмешательство, словно живое существо, его древний дух сражался против манипуляций магистра кузни. «Какое прекрасное творение», – думал Юризиан, не прекращая работать. Проклятие, зачем Гримальд поручил ему это!

Сервиторы стояли за его спиной с пустыми глазами, разинув рты и медленно умирая от истощения.

Юризиан не обращал на них внимания.

Ему предстояло уничтожить шедевр.

ГЛАВА XI
Первый день

Поступь титана давно не заботила Асавана Тортеллия.

Само его присутствие было честью и тем, за что он ежедневно благодарил Механикус в своих молитвах. За одиннадцать лет службы он привык к тому, как дрожали от огня орудий стены его монастыря. К чему Тортеллий так никогда и не смог привыкнуть, так это к Щиту.

Во многих смыслах Щит заменил небо. Асаван родился на Джирриане – малозначительном мире в незначительном подсекторе в средней удаленности от Святой Терры. Если о Джирриане можно было сказать, что у него есть какая-то отличительная черта, то это был климат его экваториальной зоны. Небо над городом Хандра-Лай было столь насыщенного, глубокого голубого цвета, что поэты тратили массу времени, пытаясь описать его словами, а художники переводили тонны красок, чтобы увековечить в картинах. В мире утомительной традиции и серости бесконечного социального равенства – где все были в одинаковой степени бедны – небо над трущобами улья Хандра-Лай было единственным аспектом его молодости, достойным воспоминаний.

Щит отобрал у него это. Конечно, у Асавана все еще оставались воспоминания. Но с каждым годом они все больше тускнели, словно само присутствие Щита заставляло их блекнуть.

Не то чтобы Щит обладал каким-то определенным цветом. Нет, цвета у него не было. И не то чтобы он как-то особенно подавлял. Нет, такого тоже не было.

Б о льшую часть времени он даже не был виден, и в лучшие времена он даже не был там.

И все же в некотором смысле он был всегда. И подавлял. И всегда был там. Он обесцвечивал небо. Его существование выдавало резкое электрическое шипение в воздухе. Статическое электричество потрескивало между пальцами и металлическими поверхностями. Спустя какое-то время начинали болеть зубы. Это раздражало сильнее всего.

Раздражало осознание того, что Щит может быть включен в любой момент. Даже чужие небеса не доставляли удовольствия, и все это из-за Щита. Он уничтожал истинное наслаждение от созерцания небес. Даже будучи дезактивированным, Щит всегда угрожал внезапно появиться и без предупреждения отрезать Тортеллия от всего остального мира.

В моменты битвы Щит был скорее красивым, чем угрожающим. Он рябил, словно об него разбивались волны, и все цвета радуги проносились по небу, переливаясь, как в луже масляной краски под ливнем. Запах Щита после попаданий был смесью озона и меди, и если кто-нибудь отваживался постоять в это время на укреплениях монастыря, то спустя какое-то время от этого запаха начинала кружиться голова. В такие минуты Тортеллий считал обязательным оказаться вне пределов монастыря, но вовсе не из-за будоражащих эффектов насыщенного электричеством Щита – он находил мрачное удовольствие в выходе за пределы темницы, вернее, в избавлении от страха ожидания невидимого гнета.

Иногда Асаван даже задавался вопросом – а может, он смотрел в тайной надежде, что Щит падет? Если так случится… тогда что? Неужели он действительно хотел подобного? Нет. Нет, конечно нет.

Глядя на раскинувшийся внизу город, Тортеллий обдумывал все, что касалось ксеносов. Зеленокожие были грязными и жестокими тварями, их интеллект обычно описывали как рудиментарный, а если точнее, то звериный.

Могущественный «Герольд Шторма», инструмент божественной воли Бога-Императора, остановился. Тортеллий заметил это только потому, что смолкла громоподобная поступь гиганта.

Монастырь, бывший частью собора из шпилей и укреплений, украшавших мощные плечи титана, оставался безмолвным. Асаван слышал, как внизу, в пятидесяти метрах, в ноге титана стреляли турели, истребляя ксеносов. Исключением были орудия на куполах – покрытых гранитными горгульями и высеченными из камня образами подобных ангелам примархов, благословенных павших сынов Бога-Императора, – они только готовились открыть огонь.

Тортеллий провел пальцами по редеющим волосам (проклятие, причиной которого он считал неприятные электростатические заряды Щита) и вызвал свой сервочереп. Тот поплыл вдоль укреплений к хозяину, миниатюрные суспензоры позволяли ему парить в воздухе. Сам по себе череп был человеческим, отшлифованным до приятной гладкости. После отделения от трупа его изменили, добавив имплантированные камеры и активируемый голосовой командой инфопланшет для записывания проповедей.

– Привет, Тарвон, – произнес Тортеллий. Череп когда-то принадлежал Тарвону Ушану, его любимому слуге. Какая замечательная судьба – даже после смерти служить Экклезиархии. Сколь же счастливым должен быть дух Тарвона в вечном свете Золотого Трона!

Череп-зонд ничего не ответил. Гравитационные суспензоры жужжали, пока он балансировал в воздухе.

– Записывай, – велел Тортеллий.

Череп испустил мелодичный звук в знак согласия, когда встроенный в его расширенный лоб инфопланшет – не больше человеческой ладони – замерцал.

Ветерок, проникавший сквозь Щит, был слишком слабым, чтобы охладить покрытое потом лицо Тортеллия. Солнце Армагеддона не могло сравниться со звездой, озарявшей экваториальный Джирриан, но и от него было достаточно жарко и душно. Тортеллий вытер темный лоб надушенным платком.

«В этот первый день осады улья Хельсрич захватчики вторглись в город в невероятном, невиданном ранее количестве. Нет, постой. Командное слово „пауза“. Удали „невиданном ранее“. Замени на „несметном“. Командное слово „далее“. Небо заволокло облаками грязного дыма, выбрасываемого промышленностью планеты, залпов зенитных орудий оборонных систем улья и дыма пожаров, терзающих далекие районы, уже захваченные врагом.

Я верю, что хоть несколько хроник этой войны сохранятся и попадут в имперские архивы. Сейчас я делаю эти записи не из тщеславного желания возвысить и увековечить свое имя, а для того, чтобы описать каждую деталь священного кровопролития этого масштабного Крестового Похода».

Здесь он помедлил. Тортеллий искал слова, и когда покусывал нижнюю губу, раздумывая над драматичным описанием, монастырь под его ногами вновь вздрогнул.

Титан снова задвигался.

«Герольд Шторма» шел через город, не встречая сопротивления.

Три вражеские машины – развалюхи-шагатели, называемые ксеносами гаргантами, – уже погибли от его орудий. В своей прозрачной тюрьме, заполненной жидкостью, Зарха чувствовала, как культя начала пульсировать тупой горячей болью.

«Когда-то, – подумала она с угрюмой усмешкой, – у меня были руки».

Следующие слова она произнесла уже не про себя.

Аннигилятор перегревается.

–  Аннигилятор перегревается.

– Понял, мой принцепс, – отозвался Кансомир. Он дернулся на троне, получая данные о состоянии оружия напрямую от систем в сердце титана. – Подтверждено. Отсеки с третьего по шестнадцатый демонстрируют рост температуры и давления.

Зарха повернулась в молочном саркофаге, интуитивно чувствуя титана лучше любого на борту: люди нуждались в показаниях на мониторах или в медлительных проводных соединениях. Она смотрела, как Кансомир опять дернулся, чувствуя, как пульсируют через его разум приказы, посредством одной только силы воли достигая когнитивных рецепторов в центре титана.

– Поток хладагента, интенсивность умеренная, – сказал он. – Начнется через восемь секунд.

Зарха вытянула правую руку, чувствуя боль в несуществующих пальцах.

– Выпуск хладагента, – сказал ближайший адепт, склонившийся над вмонтированной в стену контрольной панелью.

Немедленно пришло блаженное облегчение, словно обожженную солнцем руку опустили в ведерко со льдом. Зарха отключила прием света фоторецепторами, погрузившись в приятную тьму, струившуюся через ее руку.

Спасибо, Валиан.

–  Спасибо, Валиан.

Зрение вновь вернулось, когда она реактивировала бионику. Потребовалось мгновение, чтобы изменить восприятие, фильтруя картинки окружающего мира. Вдохнув, Зарха посмотрела на город глазами богомашины.

Враг, подобно муравьям, роился на улицах вокруг ее лодыжек. Зарха подняла одну ногу, чувствуя одновременно и порыв воздуха на металлической коже, и бурление жидкости вокруг своей лишенной ступни культи. Орки бросились врассыпную от грозившей опасности. Один из танков был раздавлен в лепешку.

Вспомогательный огонь из укреплений на ногах «Герольда Шторма» выплеснулся на улицу, целыми ватагами поражая орков.

– Мой принцепс. – Секунд-модератус Лонн дернулся на троне, его мышцы сводило спазмами в ответ на прилив импульсов из соединения с титаном.

Говори, Лонн.

–  Говори, Лонн.

– Мы рискуем без поддержки скитариев.

Зарха не была слепой, чтобы этого не видеть. Она пожала плечами, чувствуя, как напряглись и дрожат мышцы, и двинулась вперед.

Я знаю. Я чувствую… что-то.

–  Я знаю. Я чувствую… что-то.

Жилые башни по обе стороны от шагающего титана были покинуты: этот квартал был одним из немногих счастливчиков, из которых легко было добраться до подземных бункеров.

Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.

–  Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.

– Да, мой принцепс.

Этот сектор, Омега-юг-девятнадцать, был одним из первых занятых врагом, когда рухнули стены. Ксеносы много часов пробирались через эту территорию, но значительного количества гаргантов здесь пока не наблюдалось. Такая ситуация давала отличную возможность уничтожать целые легионы врагов, пока их титаны были заняты где-то в другом месте.

В ее голове усилилось навязчивое, острое чувство, громыхая в сплетениях вен в мозгу. Ничего подобного она не слышала многие, многие десятилетия.

Кто-то кричал в агонии.

Зарха почувствовала, как открылся рот, когда чувство расцвело и пустило корни. Оно стало более резким и грубым, ядовито пульсируя в черепе.

– Мой принцепс?

Сначала она не услышала.

– Мой принцепс?

Да, Валиан.

–  Да, Валиан.

– Мы получаем сигнал от «Безжалостного». Мой принцепс, он умирает.

Я знаю… Я чувствую это.

Через мгновение Зарха осознала, как все чувства словно оцепенели. Предсмертный крик бушевал в ее подсознании подобно урагану. «Безжалостный» погибал. Его принцепс, Ясен Верагон, вопил, когда ксеносы облепили труп гиганта, карабкаясь по металлической коже.

Как его смогли убить?

И вот нашелся ответ. В крике боли была память, которую она искала. Искажавшийся образ того, как машину боевого класса «Грабитель» повергли на колени. Чувство приводящей в ярость беспомощности. Он был богом… Как такое могло случиться? Почему его конечности больше не двигаются?

Вокруг были только обломки и дым, которые не давали что-либо разглядеть.

Теперь крик утихал. Сердце-реактор «Безжалостного», сосуд кипящей плазмы, остывало.

– Мы потеряли контакт, – сообщил Валиан, почувствовавший это вслед за Зархой.

Она плакала, хотя соленые капли, вытекавшие из слезных каналов, немедленно растворялись в окружавшей ее жидкости.

Лонн закрыл глаза, получая доступ к гололитическому дисплею когнитивной связи.

– «Безжалостный» был в районе Омега-запад-пять. – Его темные глаза открылись, блеснув. – Рапорты показывают, что район такой же, как этот: эвакуированные жилые башни, минимальное присутствие гаргантов.

Адепт с похожим на скарабея динамиком вместо рта, управлявшийся со сканирующим экраном, выпалил через рубку серию машинных кодов.

– Подтверждено, – сказал Кансомир. – Мы поворачиваем ауспик на юг. Значительные показатели тепла. Почти наверняка вражеская машина.

Зарха не расслышала почти ничего из этих слов. Картина смерти «Безжалостного» стояла перед ее искусственными глазами. Она еще раз всхлипнула, сердце болело, готовое разорваться от такой муки. Но, услышав о том, что враг поблизости, она задвигала конечностями, имитируя ходьбу.

Титан вздрогнул и сделал шаг.

– Мой принцепс? – позвали одновременно оба модератуса.

Я отомщу.Даже в собственном сознании она едва ли слышала свои слова. Механические нотки добавились к ее мыслям – и защищались с непреодолимой яростью. Я отомщу.

–  Мы отомстим.

Титан проходил мимо высоток, задевая их плечами.

– Мой принцепс, – начал Кансомир. – Я рекомендую, чтобы мы остались здесь и подождали, пока скитарии разведают район впереди.

Нет. Я буду мстить за Ясена.

–  Нет, – раздался из вокса резкий голос. – Мы отомстим за «Безжалостного».

Не видя разницы между мыслями и вырывавшимися словами, Зарха дернулась вперед. Голоса не смолкали, но от них она могла отмахнуться усилием воли. Никогда прежде принцепсу не было так легко пренебречь дребезжащими низшими голосами ее меньших родичей. Другое дело голос Валиана, доносившийся из отсека мостика, а не по когнитивной связи.

– Мой принцепс, мы получаем прошения о мессе.

Никакой мессы. Я охочусь. Месса с Легио может состояться вечером.

–  Никакой мессы. Мы охотимся. Месса с Легио может состояться вечером.

Валиан с усилием повернулся в ограничителях трона. Кабели, змеившиеся из разъемов в черепе, последовали за ним, словно хвосты причудливого животного.

– Мой принцепс, принцепс Верагон мертв, и Легио требует мессу. – В его голосе отчетливо слышалось беспокойство – без намека на панику или страх.

Остальные члены боевой группы жаждали моментального разделения внимания и цели – единство принцепсов и душ их машин, – что было традицией после подобных потерь.

Легио подождет. Я жажду битвы.

–  Легио подождет. Мы жаждем битвы.

Вперед. Главные орудия к бою. Я даже отсюда чувствую вонь ксеносов.

Ее голос заглушило шумом помех, но «Герольд Шторма» продолжил движение.

Кансомир не был чересчур эмоционален, но что-то холодное и неудобное промелькнуло в мыслях, когда он повернулся обратно, чтобы посмотреть на город через гигантские глаза титана.

Он не был так тесно соединен с пылающим сердцем «Герольда Шторма», как принцепс, но его собственные узы с богоподобной машиной не были лишены некоторой дружеской близости. Через связи с менее чувствительным центром машины Кансомир ощущал всю глубину ярости, которая была сродни наркотику в своей всеохватывающей чистоте. Страсть эта перерастала через эмпатическую связь в мрачную раздраженность, и Валиану пришлось сопротивляться желанию обругать за неэффективность всех вокруг, пока он двигал титана вперед. И осознание причин этого раздражения совсем не утешало.

Правая нога титана ступила на угол улицы, превратив грузовик в лепешку. «Герольд Шторма» медленно и величественно повернулся, и встроенные в корпус пикт-приемники показали широкую улицу. Утреннее солнце заблистало на полированной металлической коже титана. Валиан всего на мгновение погрузился в прилив внешних изображений, пришедших через мысленную связь. Сотни пикт-приемников, каждый из них демонстрировал чистую серебристую кожу или плотную броню, покрытую трещинами и царапинами от огня легкого стрелкового оружия.

Впереди, в конце широкой улицы, виднелась вражеская машина, мерцавшая на ауспик-сканерах мостика размазанным красным пятном. Валиан вздрогнул при виде его, глубоко вдыхая насыщенный специфическими запахами воздух. Как и всегда, жизнь внутри «Герольда Шторма» была пропитана машинным маслом, ритуальным фимиамом и сильным жгучим потом экипажа – они работали изо всех сил, хотя их тела неподвижно покоились на тронах.

Вражеский титан был нелепым до такой степени, что одним своим видом внушал отвращение. Его массивная, словно собранная из металлолома конструкция не внушала ни благоговения, ни уважения. Металлические кости «Герольда Шторма» были трижды благословлены техножрецами еще до того, как их собрали вместе в скелете титана. Каждый из миллиона зубцов, шестерней, заклепок и пластин брони, использованных при рождении титана класса «Император», были доведены до совершенства и благословлены прежде, чем стать частью тела гиганта.

Сейчас же воплощение безукоризненного совершенства столкнулось с полной своей противоположностью, и каждый член команды, пилотирующей титана, ощутил прилив отвращения. Вражеский гаргант был жирным, похожим на большой колокол – чтобы вмещать и войска, и боеприпасы для усеивающих тушу орудий. Они были установлены беспорядочно и казались бородавками на его отвратительном теле. Голова гарганта, в отличие от выполненного в готическом стиле механического черепа «Герольда Шторма», была мелкой и плоской, с треснувшими глазными линзами и тяжелыми челюстями. Он драчливо уставился на двигающуюся имперскую машину и заревел, бросая вызов.

Он звучал именно тем, чем являлся: военный вождь орков на мостике в голове ревел в вокс-передатчик. «Герольд Шторма» расхохотался в ответ, и его предупреждающие сирены стеной звука ударили в ответ.

В контейнере с жидкостью Зарха подняла руки, направив вперед лишенные кистей обрубки.

«Герольд Шторма» с оглушительным ревом в точности повторил ее движение.

Но гигант не выстрелил. Ловушка, грубая и примитивная, захлопнулась вокруг величественного титана.

– Ваше прошение о подкреплении принято, – протрещал голос.

Райкин опустил вокс-микрофон, вновь сжимая лазерную винтовку.

– Они в пути, – прошипел он Вантине.

Женщина прижалась спиной к стене рядом с ним. Выражение ее лица, скрытого очками и респиратором, трудно было определить, но она кивнула майору.

– Ты говорил то же самое полчаса назад.

– Знаю. – Райкин зарядил новую батарею в лазган. – Но они идут.

Стена за их спинами дрогнула под ударом очередного снаряда. С потолка на шлемы посыпалась известка.

Взвод Райкина оказался в самом неприятном положении, и как бы яростно они ни сражались, без посторонней помощи выбраться не удастся. Большинство его людей, те, кто не истек до смерти кровью, разместились у окон на разных этажах жилого дома, поливая огнем улицу снаружи. Комнаты были заставлены мебелью, оставленной семьями, которые нашли убежище в подземных бункерах.

Проблема заключалась в том, что, когда пали последние укрепления, взвод Райкина оказался отрезанным слишком быстро. Будучи арьергардом, прикрывавшим отступление, они попали в окружение и не имели возможности выбрать себе укрытие.

– Они карабкаются по стенам! – заорал вдруг кто-то.

Райкин подскочил к ближайшему окну, все так же пригибаясь, чтобы обстрелять улицу. Тут он обнаружил, что стоит лицом к лицу с зеленокожей тварью, продиравшейся через оконный проем второго этажа. От орка несло плесенью и оружейным дымом, а поросячий взгляд был исполнен воинственности.

Райкин воткнул штык в горло твари, трижды выстрелив при этом. Ксенос вылетел из окна, рухнув на сородичей.

Но те все равно продолжали взбираться по этим проклятым стенам.

Райкин приказал троим из своих людей следить за окном и понесся к лестнице, ведшей на первый этаж. Треск выстрелов здесь был даже громче.

– Подкрепление в пути! – прокричал он вниз.

– Вы это сказали полчаса назад! – ответил ему сержант Калас.

Райкин поймал взгляд сержанта. Тот двумя руками стиснул болт-пистолет, стоя на колене у окна и посылая рокочущие выстрелы в проем. Майор вернулся к ближайшему окну, добавив свой вклад в канонаду.

Вся улица была завалена зеленокожими трупами. Только самые глупые или кровожадные орки пытались перебежать дорогу и забраться на стены здания. Большинство ксеносов – и Райкин благодарил Императора за эту небольшую удачу – обладало достаточной сообразительностью, чтобы озаботиться укрытием за собственным хлам-транспортом или стрельбой из окон соседних жилых зданий. Они хохотали и глумились, пока продолжался обстрел, и раскаты свиного хохота становились еще громче, когда очередная группка ксеносов пыталась перебраться через улицу только для того, чтобы быть застреленной оборонявшимися солдатами Стального легиона. Хриплая радость от смерти своих же сородичей была варварским безумием, которую Райкин давно уже стал считать неотъемлемой чертой мерзостных ксеносов.

Нельзя было понять таких существ.

– Мы не можем продержаться здесь. – Вантина вновь спряталась в простенке, шепча краткую Литанию Преданности и перезаряжая винтовку. – Вы слышите их машины? Майор, их прибывает все больше.

– Мы вряд ли выберемся отсюда в ближайшее время. – Он произнес эти слова как горькое проклятие, опуская на лицо маску респиратора. – Так что будем держаться.

– Или умрем.

– Это не вариант, и я пристрелю тебя, если скажешь это еще раз.

Она улыбнулась под противогазом, но Райкин этого, разумеется, не увидел. Он поднялся и прильнул к стене, прижав к груди лазган, а затем рискнул выглянуть из окна. Увиденное заставило его выругаться так красочно, как никогда не приходилось слышать Вантине.

– Ну так что? – Она приблизилась к нему, занимая позицию с другой стороны окна. – Не слишком хорошие новости, да?

– Танки. Эти ублюдки гонят по дороге тяжелую технику.

Вантина сама посмотрела на улицу. Три имперских «Леман Русса», захваченные и «усовершенствованные» приклепанными кривыми листами брони и раскрашенные в несочетаемые цвета. Неровная передняя поверхность трех танков демонстрировала инопланетные символы, ничего не значащие для человеческого глаза.

– Мы покойники, – покачала она головой. – И не надо пристреливать меня. Они разрушат здание и убьют меня вместо вас.

Райкин проигнорировал ее замечание.

– Ников! – Он заставил ожить бусину вокса. – Ников, что там с пусковой установкой?

Ников был на верхнем этаже жилого блока, куда отступил с ракетной установкой минут десять назад. Оружие получило повреждение, когда прорвали прошлую баррикаду.

– Все еще заклинено. – Ответ Никова пришел через потрескивающее шипение в воксе. После длительной паузы он добавил: – Я правильно слышал, ты снова кричал о подкреплении?

– Они идут! О Трон, почему все ноют об этом?

– Думаю, потому, что мы предпочли бы не умирать, сэр.

Именно в этот момент взорвалась западная стена. Осколки разлетелись по всей комнате, наполняя ее каменной пылью. Через очки Райкин уставился на дыру в стене размером с трех взрослых человек. Большинство солдат поблизости уже поднимались с пола. Двое остались лежать.

– Заставь установку работать! – приказал Райкин, как только настал момент зловещей тишины.

Вантина с трудом поднялась на ноги и отбежала подальше от зияющей бреши в стене.

Снаружи донесся хохот ксеносов, грохот гусениц танков и далекое завывание реактивных двигателей.

– Их все больше? – позвала Вантина.

– Это не враг, – отозвался Райкин. – Не танки.

Это действительно были не они. Бусина его вокса передавала прерывающийся разговор разных каналов, но один голос все же пробился.

– Ваш запрос о подкреплении, – произнес он, будучи слишком низким, чтобы принадлежать человеку, – подтвержден.

Комнату накрыла тень десантно-штурмового корабля, с шумом пролетевшего на воющих турбинах. Челнок снизился и открыл огонь по улице. Долго лететь под углом на крейсерской скорости было невозможно, но пилот приложил максимум усилий, чтобы удержать своего «Громового ястреба».

Установленные на его крыльях и боках тяжелые болтеры плевались смертоносными снарядами в крупные группы врагов. Нечеловеческая кровь загрязняла воздух, когда десятки существ лопались от попадания разрывных снарядов. Огрызаясь, выжившие орки открыли огонь – задребезжали стабберы, пули ливнем обрушились на черный корпус, столь же безвредные для него, как град.

Другое дело танки. Первый снаряд врезался в бок челнока с силой шквала, и Райкин вздрогнул от взрыва. Корабль закрутился после попадания вокруг своей оси, поднимая во время разворота горячий ветер работающими стартовыми двигателями. В ответ на атаку птичий силуэт взмыл вверх, сделал вираж над танком и наконец сбросил свой груз.

Темные фигуры с лязгом приземлились прямо на танки, черные, словно жуки, на металлической шкуре машин.

Первый из высадившихся – фигура на башне ведущего танка – был в шлеме с серебряным черепом вместо лица и орудовал булавой со вспыхивающим силовым полем вокруг навершия в виде раскрывшего крылья орла. Оружие обрушилось ребром вниз, разбивая вдребезги орудийную башню. Ее срезало начисто, и она упала в орду столпившихся ксеносов.

– Доброе утро, реклюзиарх. – Голос Райкина прерывался от облегчения и радости.

Рыцарь ответил не сразу. Он и его знаменосец занялись зеленокожими, которые кишмя кишели у корпуса уже бесполезного танка и лезли вверх в отчаянном порыве пролить кровь черных рыцарей.

Болтер Артариона плевался смертью, сокрушая и отбрасывая тварей вниз на дорогу. В сияющей как солнце вспышке плазменный пистолет Гримальда дезинтегрировал еще две карабкающиеся твари, позволив пылающим останкам рухнуть обратно в толпу.

Второй уничтоженный танк усеяло множество следов – дым поднимался из вентиляции и трещин в броне. Храмовники швырнули внутрь него гранаты, и Райкин увидел, как два рыцаря отпрыгнули прочь, больше не обращая внимания на подбитый «Леман Русс», и набросились на толпу врагов на улице.

– Прости, что задержались, майор. – У реклюзиарха даже дыхание не сбилось. – Мы были нужны при прорыве баррикады в южном квартале девяносто два.

– Лучше поздно, чем никогда, – ответил Райкин. – Судя по последнему сообщению от центрального командования, план Саррена в этом квартале работает лучше, чем предсказывали все аналитики. Мы будем передислоцироваться для контрудара?

На башне танка Гримальд описал булавой смертоносную дугу, превращая орков в кровавое месиво.

– Ты еще дышишь, майор. Этого достаточно.

Рассвет не принес ничего, кроме продолжения ночной бойни.

Такого звука я еще никогда не слышал. За два столетия жизни мне приходилось воевать рядом с богомашинами, чьи орудия были громче, чем предсмертные крики звезд. Я противостоял многотысячным армиям, где каждое существо криками выражало свою ненависть. Я видел, как корабль размером с башню улья врезался в поверхность океана в одном из далеких миров. Фонтан воды, который он выбросил в небеса, и приливная волна, что последовала за ним, были подобны божественному суду, что пришел затопить землю и сокрыть все человечество в соленых глубинах.

Но ничто из этого не могло сравниться с защитой Хельсрича.

На улицах схлестнулись люди и ксеносы, грохот оружия и голоса смешались в громадную волну бессмысленного шума. На каждой крыше турели и многоствольные бочкообразные защитные орудия стреляли в небо, и запас их снарядов не заканчивался, ритм огня не замедлялся ни на секунду. Машинный рев сражавшихся титанов был слышен за несколько кварталов от места битвы.

Никогда прежде я не слышал, как целый город был занят войной.

Пока мы сражаемся, чтобы очистить улицы от тварей, осаждающих майора Райкина, и пока сами легионеры оставляют укрытия и присоединяются к нам в битве, я не перестаю следить за главными вокс-каналами.

Райкин не ошибся. Пока мы заняты в запланированном вооруженном отступлении по всему улью, всего лишь несколько кварталов оставлены без приказа.

Вражеские титаны уже в городе. Отчеты об уничтоженных гаргантах поступают от командиров Инвигилаты и вносят свою лепту в общий хаос вокс-сообщений, но это радостный хаос. Хельсрич остается непокоренным на тот момент, когда солнце достигает полудня.

Мои братья все так же рассеяны по городу, поддерживая самые слабые участки обороны и помогая защите там, где прилив орков особенно мощен. Как жаль, что мы не можем собраться вместе в последний раз. Эта упущенная возможность – еще одна ошибка, которую я должен искупить.

Отчеты поступают ко мне каждый час. Пока никакие потери не очернили наши списки. Я не могу ничем помочь, но задаюсь вопросами: кто из нас падет первым и как долго просуществует наша сотня, когда часы станут днями, а дни неделями?

Этот город умрет. Все, что остается, – это только выяснить, как долго мы сможем бросать вызов судьбе. И превыше всего я хочу получить оружие, погребенное в песках пустошей.

Я делаю вдох, чтобы вызвать «Громовой ястреб», когда вокс вдруг разражается паникой. Трудно хоть что-то понять из этой какофонии шума и криков, но ключевые слова я все же могу выловить: титан. Инвигилата. «Герольд Шторма».

И затем голос, гораздо более сильный, чем другие, произносит единственное слово. В нем чувствуется боль.

–  Гримальд.