Текст книги "Блуждающая в Пустоте"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Но я могу…

– Хватит. Трон Пламенеющий, вот почему Вандред сошел с ума. Распри. Грызня. Когти убивают друг друга ножами во тьме. Я не желал восходить на этот идиотский пьедестал, куда поместили меня мои братья, но сейчас я на нем, Дельтриан. «Эхо проклятия» – мой корабль. Мы можем бежать, может, мы обречены, но я не собираюсь умирать без боя, и я не закончу свои дни, попустительствуя этому отвратительному унижению. Ты меня понял?

Конечно же, Дельтриан его не понял. Все это звучало слишком по-человечески для его аудиорецепторов. Всякое действие, основанное на эмоциях или химических процессах смертных, зачищались и игнорировались.

– Да, – произнес он.

Талос рассмеялся, но его хохот прозвучал лишь как горький удивленный смешок на фоне воплей дредноута.

– Ты ужасный лжец. Сомневаюсь, что ты помнишь каково это – кому-то доверять и кого-то понимать.

Повернувшись к жрецу спиной, он взобрался на саркофаг, цепляясь одной рукой. Силовой меч потрескивал и гудел, задевая стазис-поля.

Талос посмотрел на платиновый лик Малхариона – его господина, его истинного господина задолго до времени правления Вандреда, – чье величие в тот древний миг славы было запечатлено навеки.

– Если бы только ты выжил, – произнес Талос, – все могло бы быть иначе.

– Не делай этого, – Дельтриан вокализировал свое возражение. – Подобные действия нарушают положения моей присяги Восьмому Легиону.

Талос не обратил на него внимания.

– Простите меня, капитан, – сказал он высеченному изображению и поднял клинок.

– Подожди.

Талос обернулся в удивлении от того, чей голос он только что услышал. Он остановился на полпути к бронированной оболочке дредноута, приготовившись перерубить силовые кабели, соединяющие саркофаг с системами жизнеобеспечения.

– Подожди, – повторил Узас. Повелитель Ночи не спешил вставать на ноги. От стучал лезвием своего топора по палубе: тук-тук… тук-тук… тук-тук… – Я кое-что слышу. Пульс. Пульс среди хаоса.

Талос повернулся к Дельтриану.

– О чем он говорит?

Техноадепт был настолько озадачен этим диалогом, что чуть было не пожал плечами. Вместо этого, решив, что это слишком по-человечески, он разразился тирадой бранного кода.

– Необходимо разъяснение. Ты спрашиваешь меня о значении сказанного твоим братом, как если бы я имел какое-то представление.

– Я тебя понял, – сказал Талос. Он спрыгнул с саркофага, с глухим стуком приземлившись на палубу. – Узас. Поговори со мной.

Узас все еще стучал топором, отбивая звенящий ритм.

– За криками. Слушай, Талос. Слушай пульс

Талос посмотрел на Дельтриана.

– Адепт, ты не мог бы просканировать, о чем он говорит? Я слышу только крики.

– У меня запущено шестнадцать вспомогательных процессов постоянной диагностики.

Узас наконец поднял взгляд. Кровавый отпечаток ладони на лицевом щитке отразил тусклый свет помещения.

– Пульс все еще бьется, Талос.

– Какой пульс?

– Пульс, – произнес Узас. – Малхарион жив.

Талос повернулся к саркофагу.

– Уважаемый адепт, не угодно ли вам будет объяснить мне, что в сущности представляет из себя этот ваш ритуал воскрешения?

– Эти знания запретны.

– Конечно. Тогда объясните хотя бы в общих чертах.

– Эти знания запретны.

Пророк чуть было не рассмеялся.

– Это как выжимать кровь из камня. Работай со мной, Дельтриан. Мне нужно знать, что ты проделываешь с моим капитаном.

– Комбинация синаптически усиленных импульсов, электрокардиостимуляции, введение химических стимуляторов и психических стабилизаторов.

– Как много времени минуло с тех пор, как ты был апотекарием, – по тону Узаса можно было понять, что тот ухмыляется. – Мне пойти найти Живодера?

Вопреки своему желанию Талос улыбнулся шутке своего потерянного брата.

– Очень похоже на некоторые из методов, которые мы применяем при пытках, Дельтриан.

– Это так. Субь… Малхарион всегда вызывал много беспокойства, и его пробуждение требует нестандартного уровня концентрации и подхода.

– Но он же уже пробужден, – сказал Талос. – Он проснулся. Зачем продолжать ритуал?

Дельтриан издал рассерженный звук.

– Что во имя бесконечной бездны варпа это было? – спросил Талос.

– Демонстрация нетерпения, – ответил адепт.

– Как это по-человечески с твоей стороны.

Дельтриан снова издал звук, на этот раз громче.

– При всем моем уважении, ты говоришь по неведению. Ритуалы воскрешения не прекращены потому, что субъект пробудился лишь физически. Его разум не осознает окружения. Мы пробудили к жизни его физическую оболочку, позволив ему соединиться со священной боевой машиной. Но его разум все еще блуждает. Ритуал производится для того, чтобы наполнить энергией и возродить его сущность.

– Его… что?

– Его чувство самосознания и способность реагировать на раздражители. Его сознание как воплощение его живого духа.

– Ты имеешь ввиду, его душу. Его разум.

– Как скажешь. Мы вернули к жизни его мозг и тело, а не душу и разум. Вот в чем разница.

Талос сквозь зубы втянул спертый переработанный воздух.

– Когда-то у меня была собака. Ксарл частенько тыкал ее палками.

Дельтриан замер. Хоть его глазные линзы оставались неподвижными, процессоры работали на полную, пытаясь найти хоть какой-то смысл в этом разговоре.

– Собака, – произнес он вслух. – Четвероногое млекопитающее. Семейство Псовые, род Волки, отряд Хищные.

Талос снова взглянул на саркофаг, слушая крики.

– Да, Дельтриан. Собака. Еще до того, как Нострамо сгорел, до того, как Ксарл и я присоединились к Легиону. Мы были детьми, и большую часть ночей проводили на улицах, мало зная о том, что существует беззаконное безумие, овладевавшее миром за пределами нашего города. Мы думали, что жили в самом сердце бандитских войн. Со временем это заблуждение кажется забавным.

Талос продолжил тем же голосом:

– Это была бродячая собака. Я ее покормил и после этого она везде ходила за мной. Это была злобная псина, всегда готовая показать зубы. Ксарл любил тыкать ее палкой, когда она спала. Ему нравилось смотреть, как собака просыпалась, лая и щелкая челюстями. Однажды он продолжил тыкать ее, даже когда она уже проснулась. Он дразнил ее несколько минут и она попыталась вцепиться ему в глотку. Он вовремя подставил руку, но она все равно разодрала ему ладонь и предплечье.

– Что случилось с собакой? – спросил Узас и в его голосе, удивив Талоса, прозвучало любопытство.

– Ксарл убил ее. Размозжил ей голову монтировкой, пока она спала.

– После этого она уже точно не могла проснуться с лаем, – подметил Узас всем тем же странным тихим голосом.

Дельтриан замешкался.

– Актуальность этой беседы ускользает от меня.

Талос наклонил голову к саркофагу.

– Я говорю о том, что он уже проснулся, Дельтриан. А что ты делал с того момента, как это произошло? Ты говорил, что его состояние необходимо стабилизировать, но факт остается фактом: он проснулся. И что ты делал?

– Проводил ритуалы воскрешения. Как заявлено: комбинация синаптически усиленных импульсов, электрокардиостимуляции, введение химических стимуляторов и психических стабилизаторов.

– Итак, ты накачиваешь смертельно раненого воина дурманящими химикатами и мучаешь его электричеством. При этом он уже продемонстрировал, что его единение с саркофагом проходит нестандартно.

– Но…

– Он проснулся, и, обезумев, пытается броситься тебе в лицо. Ты тыкаешь его палкой, Дельтриан.

Дельтриан задумался над этим.

– Обработка… Обработка…

Талос все еще вслушивался в крики.

– Обрабатывай быстрее. Вопли моего капитана не услаждают мой слух, Дельтриан.

– Ни на одном из этапов у субъекта не были зарегистрированы когнитивные функции на приемлемом уровне. В противном случае ритуалы были бы немедленно прекращены.

– Но ты сказал, что пробуждение Малхариона никогда не происходило по стандартным схемам.

– Я, – Дельтриан впервые за многие века усомнился в своих выводах. – Я… Обработка…

– Вот и обработай это, – сказал Талос, удаляясь. – Порой, Дельтриан, стоит делиться своими секретами с теми, кому можешь доверять. И это не всегда проклятье – мыслить как смертный.

– Существует вероятность ошибки, – вокализировал Дельтриан, все еще наблюдая за столбцами вычислений, бегущими в его глазах. – Твое предположение, основанное в первую очередь на эмоциях, нарушает установленный наисвятейший ритуал. Если твои предположения окажутся неверными, физической оболочке субъекта может быть нанесен непоправимый вред.

– Думаешь, меня это волнует? ВОЛНУЕТ ЛИ МЕНЯ ЭТО?

По всей длине золотого клинка затанцевали молнии, когда Талос приблизился к главной консоли управления. Он взглянул на нее, на целую армаду клавиш, экранов сканнеров, датчиков температуры, рычагов и переключателей. Вот что накачивало тело его капитана болью и ядом.

– Выруби это, – произнес воин.

– Отказ. Я не могу позволить произойти подобному на основании предположения смертного и метафоры, сконцентрированной вокруг прерванного сна четвероногого млекопитающего. Талос. Талос, ты слышишь меня? Милорд, пожалуйста, отключите свой меч.

Талос занес клинок, и Узас засмеялся.

– НЕТ! – Дельтриан издал пронзительный звуковой импульс, который оглушил бы любого смертного и вывел бы его из боя. Шлем Талоса делал его неуязвимым к подобной показухе. Он и сам несчетное количество раз использовал оглушающий крик как оружие, чтобы поддаться ему сейчас.

– ТАЛОС, НЕТ!

Клинок опустился, и соприкосновение силового поля и тонкой аппаратуры консоли породило взрыв, расшвырявший обломки по всему помещению.

Талос поднялся на ноги в последовавшей за взрывом тишине и ужаснулся первой посетившей его мысли: Узас больше не теребил триггер цепного топора. Сквозь дым он увидел брата, стоявшего у стены, и Дельтриана в центре зала.

Стазис-поля, сковывавшие конечности дредноута, были все еще активны, и от издаваемого ими гудения у пророка заныли зубы. Но крики прекратились. В стерильном помещении теперь остро ощущалось их отсутствие, как после грозы в воздухе ощущается запах озона.

Талос смотрел на возвышающуюся перед ним боевую машину, прислушиваясь и ожидая, напрягая все свои чувства, чтобы уловить хоть малейшие изменения.

– Талос, – позвал Узас.

– Брат?

– Как звали твою собаку?

"Кеза", – подумал он.

– Помолчи, Узас, – слетело с его языка.

– Хмммм, – ответил другой Повелитель Ночи.

Дредноут не сдвинулся с места, не произнес ни слова – он безмолвно стоял, наконец-то, мертвый окончательно и бесповоротно.

– Ты убил Малхариона… – произнес Узас, приблизившись. – Ты всегда намеревался это сделать. Все твои слова… Ты просто хотел помочь ему наконец-то умереть, чтобы ты ни говорил.

Победа была пустой и безвкусной. Талос сглотнул, прежде чем открыть рот.

– Если бы он выжил, то так тому и быть. Если бы он умер, то его мучения закончились и мы наконец исполнили бы его последнее желание. В любом случае, я хотел покончить с этим.

Дельтриан кружил вокруг испорченной консоли, развернув вспомогательные конечности и подбирая ими с пола дымящиеся обломки.

– Нет, – повторял он, – Недопустимо. Просто недопустимо. Нет, нет, нет.

Талос не смог сдержать неловкую, горькую улыбку.

– Дело сделано.

Облегчение было почти осязаемым.

– Талос, – произнес гортанный голос, столь громкий, что сама палуба задрожала.

В этот момент двери зала с лязгом открылись, и в них вошел Сайрион. Он подбрасывал в воздух череп и ловил его. Очевидно, это был один из черепов с его брони: цепь, на которой он висел, была порвана и теперь звенела при ходьбе.

Он остановился, осматривая представшую перед его глазами сцену: стоящие вместе, смотрящие на дредноут Талос и Узас и развернувший все свои вспомогательные конечности Дельтриан, смотрящий туда же.

– Талос, – повторил раскатистый измененный воксом голос. – Я не могу пошевелиться.

Сайрион рассмеялся, услышав голос.

– Капитан Малхарион снова пробудился? Разве эта весть не достойна того, чтобы огласить ее на весь корабль?

– Сайрион… – попытался прошептать Талос. – Сайрион, постой.

– Сайрион, – прозвучал модулированный голос дредноута. – Ты все еще жив. Мир полон чудес.

– Рад снова видеть вас, капитан, – Сайрион подошел к шасси дредноута, глядя снизу вверх на прикованный к бронированной нише саркофаг. Он снова подкинул и поймал череп.

– Итак, – сказал он, обращаясь к колоссальной боевой машине, – с чего мне начать? Тут столько всего произошло, пока вы спали…

XXI
Бремя

Последние воины десятой и одиннадцатой рот собрались в зале военного совета «Эха проклятия». За семь часов никто из них не шевельнулся – все они стояли рядом с пророком и мудрецом войны. Время от времени кто-то из воинов начинал говорить, добавляя свои воспоминания к тем, о которых рассказывал Талос.

Наконец Талос испустил долгий протяжный вздох.

– И после этого вы проснулись, – произнес он.

Дредноут издал скрежещущий звук, похожий на тот, что издает переключающий передачи танк. Талосу было интересно, был ли этот звук ругательством, ворчанием или же просто Малхарион прочищал горло перед тем, как заговорить, при том, что прочищать ему было уже нечего.

– Ты хорошо справился.

Талос едва не вздрогнул от внезапного заявления.

– Ну да, – сказал он лишь потому, что нужно было сказать хоть что-то.

– Кажется, ты удивлен. Ты думал, я разгневаюсь?

Талос остро осознавал, что все взгляды в помещении были обращены на него.

– В лучшем случае я рассчитывал вас убить, в худшем – пробудить. Ни в том, ни в другом случае, я и подумать не мог о вашем гневе.

Малхарион был единственным в зале, кто был действительно неподвижен: хоть все остальные и стояли на месте, время от времени они шевелились, наклоняли головы или обменивались тихими репликами со своими товарищами по Когтю. Малхарион был монументален в своей неподвижности, не дыша и не шевелясь.

– Мне стоит убить этого проклятого техножреца, – проворчал он.

Сайрион усмехнулся на другом конце зала. Убедить Малхариона не уничтожать Дельтриана за болезненное и мучительное пробуждение стоило двум братьям немало времени. Дельтриан в свою очередь был смертельно огорчен неудачей в проводимых им ритуалах воскрешения, хоть и по-своему – незаметно и безэмоционально.

– Но эльдары… – Талос не знал, как закончить мысль.

– Ты достаточно долго смог сохранить наши жизни, при том, что у тебя нет офицеров, Талос. Захват «Эха проклятия» тоже прекрасен. Эльдарская ловушка не имеет значения. Единственный способ избежать ее – продолжить выживать, ничего не достигая и не имея никакого значения для галактики. Сколько миров погрузились во тьму от твоего психического вопля?

Воин покачал головой, не зная конкретных данных.

– Десятки. Может быть, сотни. Невозможно узнать наверняка, не имея доступа к имперским архивам. Даже когда на каждом из этих миров осядет пыль – мы все равно никогда не узнаем.

– Это больше чем все, чего достиг Вандред, пусть даже и не на поле брани. Не стыдись сражаться разумом, а не когтями. Империум знает, что здесь что-то произошло. Ты посеял семена легенды для всего субсектора: ночь, когда сотни миров погрузились во тьму. Одни будут безмолвствовать месяцы, другие затеряются в варп-штормах на годы, а об иных не замолвят и слова. Несомненно, Империум прибудет и обнаружит их лишенными жизни благодаря стаям вырвавшихся демонов. Должен признать, Талос, ты куда более хладнокровен, нежели я мог себе представить. Уготовить такую судьбу…

Талос попытался сменить тему разговора.

– Вы говорите – Империум узнает о том, что здесь что-то произошло. Но эльдары уже знают. Их ведьмы, должно быть, заглянули в будущее и узрели что-то в волнах своих ксенопророчеств, – вот почему они отреагировали так быстро.

Впервые за все время дредноут пошевелился, повернувшись на оси и оглядев собравшихся Повелителей Ночи.

– И это вас беспокоит?

Одни воины кивнули, другие ответили:

– Да, капитан

– Я знаю, о чем вы все сейчас думаете.

Повелители Ночи посмотрели на заключенного в громадный корпус капитана – на монумент жизни, прожитой в преданном служении.

– Вы не желаете умирать. Эльдары согнали вас для решающей битвы, а вы страшитесь зова могилы. Вы думаете лишь о бегстве, о том, чтобы прожить еще день и сохранить свои жизни ценой чего бы то ни было.

Люкориф зашипел, прежде чем заговорить.

– Звучит так, будто ты считаешь нас трусами.

Малхарион повернулся к раптору, скрипя бронированными суставами.

– Ты изменился, Люк.

– Время все меняет, Мал, – голова раптора дернулась в сторону с жужжанием сервомоторов. – Мы были первыми на стенах при Осаде Терры. Мы были клинками одиннадцатой, потом стали Кровоточащими Глазами. И мы не трусы, капитан десятой роты.

– Вы позабыли Урок Легиону. Смерть ничто в сравнении с отмщением.

Раптор отрывисто каркнул. Для него это было смехом.

– Смерть – по-прежнему тот конец, которого я предпочел бы избежать. Лучше преподать урок и прожить еще один день, чтобы преподать его снова.

Дредноут выдал громоподобный рык в ответ.

– Значит, ты плохой ученик, если тебе нужно преподавать его дважды. Хватит ныть. Мы встретимся с этими чужаками лицом к лицу, а потом уже будем думать о смерти.

– Хорошо, что вы снова с нами, капитан, – сказал Сайрион.

– Тогда перестань хихикать, как дитя грудное! – ответил дредноут. – Талос. Каков твой план? Пусть он будет грандиозным, брат. Я хочу, чтобы моя третья смерть стала особенно славной.

Некоторые из собравшихся легионеров обменялись мрачными смешками.

– Это была не шутка, – прорычал Малхарион.

– Мы так и поняли, капитан, – ответил Меркуциан.

Пророк включил тактический гололит. Над поверхностью проекционного стола распростерлось плотное поле астероидов, и плотнее всего оно было над разбитой сферой. В самом сердце скопления пульсировала руна «Эха проклятия»

– В астероидном поле Тсагуальсы мы в безопасности.

Малхарион снова заскрежетал механизмами.

– Откуда в этой области такое плотное астероидное поле? Даже принимая во внимание дрейф, это сильно разнится с тем, что помню я.

Люкориф указал на гололит.

– Талос разнес в клочья пол-луны.

– Ну, – Сайрион прочистил горло, – быть может, пятую часть.

– Да ты неплохо поработал, Ловец Душ.

– Сколько раз еще я буду вытаскивать вас из могилы и повторять, что хватит называть меня так? – Талос ввел другие координаты. Гололит уменьшился, показывая изображение самой Тсагуальсы и множество других мерцающих рун, окружавших планету и ее раненую луну.

– Вражеский флот собрался по периметру поля. Они не торопятся идти сквозь него за нами, а также не стремятся напасть и разделаться с несколькими тысячами душ на самой планете, которых мы оставили в живых. На данный момент, похоже, что они намереваются ждать, но это на данный момент. Петля затянулась. Мы попытались убежать, но они вынудили нас отступить. Они знают, что у нас нет иного выбора, кроме как сразиться. Мы стоим спиной к стене.

Он оглядел зал военного совета, посмотрев в глаза каждому их последних выживших братьев. Воины десятой и одиннадцатой рот были сгруппированы в четыре последних когтя.

– У тебя есть план, – прогудел Малхарион, и на этот раз это был не вопрос.

Талос кивнул.

– Они затянули петлю, чтобы навязать нам бой, это так. У них, несомненно, достаточно огневой мощи, чтобы уничтожить «Эхо проклятия». С каждым часом прибывает все больше и больше их кораблей, но мы все еще можем преподнести им сюрприз. Они ждут, что мы выскочим из нашего укрытия и дадим последний бой в пустоте, но у меня есть идея получше.

– Тсагуальса, – произнес один из Повелителей Ночи. – Ты, наверное, шутишь, брат. В пустоте наши шансы выжить больше.

– Нет, – Талос перефокусировал гололит, – не больше. И вот почему.

Мерцающее изображение показало полюс Тсагуальсы и острые выступы развалин крепости, чьи башни когда-то пронзали своими шпилями небеса. Несколько легионеров тихо заговорили или недоверчиво покачали головами.

– Наша крепость едва стоит, – произнес Талос, – десять тысяч лет не пощадили ни стен, ни шпилей. Но под ней все еще остались…

– Катакомбы, – прорычал Малхарион.

– Так точно, капитан. Данные ауспекса показывают, что по большей части катакомбы не изменились. Они по-прежнему простираются на многие километры во всех направлениях, и целые их секции в состоянии выдержать орбитальную бомбардировку. Бой на наших условиях. Если эльдары так хотят нас – пусть спускаются во тьму. И мы поохотимся на них, как они охотились на нас.

– Сколько мы там протянем? – спросил Люкориф трещащим вокс-голосом.

– Часы или дни, все зависит от того, сколько их десантируется, чтобы преследовать нас. Даже если они пошлют целую армию и наводнят тоннели, мы потреплем их куда сильнее, чем в честном бою. Часы и дни это куда больше нежели пара минут. Пожалуй, я знаю, что выбрать.

Воины приблизились, держа руки на оружии. Атмосфера изменилась, и осторожность как ветром сдуло. Талос продолжил, обращаясь к когтям:

– «Эхо проклятья» вряд ли выдержит даже короткий полет к атмосфере планеты. Как только мы покинем самую плотную область астероидного поля, эльдары накроют нас как вторая кожа. Все, кто намерен выжить, должны приготовиться к эвакуации с корабля.

– А экипаж? Сколько душ на борту?

– Мы не знаем наверняка. Как минимум тридцать тысяч.

– Мы не можем эвакуировать так много, не можем и позволить важным членам экипажа покинуть свои посты. Что ты им скажешь?

– Ничего, – ответил Талос. – Пусть горят вместе с «Эхом». Я останусь на мостике до последнего, так что командующему составу и в голову не придет, что Легион бросает их умирать.

– Хладнокровно.

– Необходимо. Это наш последний бой и будь мы прокляты, если будем сдерживать себя. Первый Коготь останется со мной, чтобы подготовить эльдарам прощальный сюрприз. Остальные высадятся на поверхность в десантных капсулах и на «Громовых ястребах» как можно скорее. Как окажетесь на Тсагуальсе, рассредоточьтесь под землей и будьте готовы к тому, что произойдет после. Запомните, если мы это переживем, за нами придет Империум. Они найдут оставшихся выживших в Убежище и услышат историю о наших деяниях. Эльдарам же нет дела до смертного населения – они жаждут нашей крови.

Фал Торм из вновь собранного Второго когтя злобно усмехнулся.

– И тут внезапно ты заговорил о выживании. Каковы наши реальные шансы на выживание, брат?

Талос ответил особенно неприятной улыбкой.

Часом позже пророк и Живодер прогуливались по его личному апотекариону. Это было весьма специфичное место, и там было намного меньше путающихся под ногами рабов и сервиторов.

– Ты осознаешь, – спросил Вариель, – сколько работы мне придется просто выкинуть?

«Просто выкинуть, подумал Талос. А Малхарион еще называет меня хладнокровным.»

– Поэтому я и пришел к тебе, – сказал воин. Он провел рукой по манипулятору хирургической машины, воображая, как она двигается, выполняя свою священную работу. – Покажи мне свою работу.

Вариель повел Талоса к камерам в задней части апотекариона. Два воина заглянули внутрь и увидели пациентов Вариеля, прикованных к стенам пустых клеток ошейниками и дрожащих от холода.

– Похоже, им холодно, – подметил Талос.

– Вполне вероятно. Я держу их в асептических камерах, – Вариель указал на первого ребенка. Мальчик был не старше девяти лет, и на его коже еще розовели шрамы от недавних хирургических вмешательств вдоль спины, груди и горла.

– Сколько их у тебя?

Вариелю не нужно было сверяться с нартециумом, чтобы назвать точные цифры.

– Шестьдесят один от восьми до пятнадцати лет. Они хорошо переносят разные стадии имплантации. Еще сто девять подходящего возраста, но еще не созрели для имплантации. К настоящему моменту умерло более двухсот.

Талос знал, что значат подобные цифры.

– Это очень хорошие показатели выживаемости.

– Я знаю, – голос Вариеля звучал почти раздосадовано. – Я мастер своего дела.

– И поэтому мне нужно, чтобы ты продолжал.

Вариель зашел в камеру, где один из детей лежал ничком и не двигался. Живодер перевернул его носком бронированного сапога, и на него уставились мертвые глаза.

– Двести тринадцать, – произнес он и жестом указал сервитору унести тело мальчика. – Сжечь.

– Повинуюсь.

Талос не обратил внимания на сервитора, выполнявшего свой погребальный труд.

– Брат, выслушай меня.

– Я слушаю, – Вариель не перестал нажимать клавиши на запястье, внося новые данные.

– Тебе нельзя быть с нами на Тсагуальсе.

Услышав это, он остановился. Вариель медленно поднял свой стерильный льдисто-голубой взгляд и посмотрел в черные глаза Талоса.

– Хорошо пошутил, – сказал Живодер без всякого веселья.

– Я не шучу, Вариель. В твоих руках ключ к значительной части будущего Легиона. Я отправлю тебя отсюда перед битвой. Корабль Дельтриана способен на варп-перелеты, и ты отправишься с ним вместе со своим оборудованием и работой.

– Нет.

– Это не обсуждается, брат.

– Нет, – Вариель сорвал кусок содранной кожи с наплечника, скрывавший крылатый череп. Символ Восьмого Легиона уставился на Талоса пустыми глазницами.

– Я ношу крылатый череп Нострамо также, как и ты. И я буду сражаться и умру вместе с тобой на этой бесполезной маленькой планетке.

– Ты ничего мне не должен, Вариель. Больше ничего.

Впервые за все время Вариель выглядел ошеломленным.

– Должен? Должен тебе? Так вот каким тебе видится наше братство? Череда услуг и одолжений. Я ничего тебе не должен. И я встану рядом с тобой, потому что мы оба из Восьмого Легиона. Мы братья, Талос. Братья до самой смерти.

– Не в этот раз.

– Ты не можешь…

– Я могу все чего пожелаю. Капитан Малхарион согласен со мной. На корабле Дельтриана нет места для более чем десяти воинов, и даже оно отведено для реликвий, которые надлежит вернуть Легиону. Ты и плоды твоей работы должны быть сохранены прежде всего.

Вариель вздохнул.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, как часто ты перебиваешь тех, с кем разговариваешь? Эта твоя привычка раздражает почти так же как и Узас, постоянно облизывающий зубы.

– Я это запомню, – ответил Талос, – и посвящу те многие отведенные мне годы борьбе с этим страшным изъяном моего характера. Итак, ты будешь готов? Если я дам тебе двенадцать часов времени и столько сервиторов сколько пожелаешь, ты можешь заверить меня в том, что твое оборудование будет погружено на корабль Дельтриана?

Вариель обнажил зубы в несвойственной ему злобной улыбке.

– Будет сделано.

– Я не видел, чтобы ты выходил из себя со времен Фриги.

– На Фриге были особые обстоятельства. Как и сейчас, – Вариель помассировал пальцами закрытые глаза. – Ты многого просишь от меня.

– Как и всегда. И к тому же, мне нужно чтобы ты еще кое-что сделал.

Апотекарий снова встретил взгляд пророка, чувствуя тревогу в голосе Повелителя Ночи.

– Проси.

– Когда ты уйдешь, я хочу чтобы, ты нашел Малека из Атраментар.

Вариель вскинул бровь.

– Я никогда не вернусь в Мальстрим, Талос. Гурон снимет мою голову.

– Я не верю, что Малек остался там, как и в то, что Атраментар могли бы по своей воле присоединиться к Кровавому Корсару. Если они высадились на судно Корсаров, у них были на то иные причины. Не знаю, какие именно, но я доверяю ему, несмотря на то, что произошло. Отыщи его, если сможешь, и скажи, что его план сработал. Малхарион выжил. Мудрец войны взял на себя командование и снова вел Десятую роту в ее последние ночи.

– Это все?

– Нет. Передай ему мои благодарности.

– Я сделаю все, если ты того желаешь. Но корабль Дельтриана не улетит далеко без дозаправки. Он слишком мал для долгих перелетов, и мы оба это знаем.

– Ему не обязательно улетать далеко, просто нужно выбраться отсюда.

Вариель недовольно заворчал.

– Эльдары могут пуститься в погоню за нами.

– Да, могут. Еще на что-нибудь пожалуешься? Ты тратишь то немногое время, что я могу тебе дать.

– Что насчет Октавии? Как мы поплывем по морю душ без навигатора?

– Тебе не придется, – ответил Талос. – И поэтому она отправится с тобой.

Он мог бы догадаться, что она среагирует менее тактично, нежели Вариель. Если бы он потрудился предсказать ее реакцию, то оказался бы прав.

– Я думаю, – сказала она, – меня достало делать то, что ты мне говоришь.

Талос не смотрел на навигатора – он ходил вокруг ее трона, глядя на бассейн, вспоминая его прежнюю обитательницу. Она умерла в грязи, разорванная на части болтерами Первого Когтя. И, хотя его память была близка к абсолютной, Талос поймал себя на том, что не может припомнить имени создания. Как удивительно.

– Ты вообще слушаешь меня? – спросила Октавия. Ее изысканно вежливый тон голоса заставил воина обратить на нее внимание.

– Да.

– Хорошо.

Октавия сидела на троне, одной рукой прикрывая увеличившийся живот. Ее истощение делало беременность все более заметной.

– Каковы шансы, что корабль Дельтриана окажется в безопасности?

Талос не видел смысла лгать ей. Он смотрел на нее тяжелым долгим взглядом, позволяя секундам бежать вместе с ритмом ее сердца.

– Твой шанс выжить удивительно мал. Но все же шанс есть.

– А Септим?

– Он наш пилот и мой раб.

– Он отец.

Талос предупреждающе поднял руку.

– Осторожней, Октавия. Не стоит ошибочно полагать, что меня могут пробрать преисполненные эмоций просьбы. Знаешь ли, я свежевал детей на глазах у их родителей.

Октавия стиснула зубы.

– Значит, он остается. – Она не знала, зачем произнесла это, тем не менее, слова вырвались сами. – Как бы то ни было, он отправится за мной. Ты не сможешь удержать его здесь. Я знаю его лучше тебя.

– Я пока еще не решил его судьбу, – ответил Талос.

– А что насчет твоей «судьбы»? Как насчет тебя?

– Не говори со мной таким тоном. Здесь не имперский двор Терры, ваше маленькое высочество. Меня нисколько не впечатляет и не внушает благоговейного страха твой заносчивый тон, так что остынь.

– Прости, – сказала она. – Я… просто злюсь.

– Понятно.

– Так что ты будешь делать? Ты собираешься позволить им просто убить вас?

– Нет конечно. Ты видела, что произошла, когда мы попытались бежать, как мы разбивались о блокаду за блокадой. Они не позволят нам сбежать в Великое Око. Петля стала затягиваться, когда я запустил психический вопль. Мы займем оборону здесь, Октавия. Если мы будем медлить дальше – мы упустим наш последний шанс выбрать, где разразится эта война.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Мы все умрем. – Талос указал на стену мониторов, каждый из которых под разными углами показывал пространство снаружи корабля: каждый был подобен глазу, смотрящему на миллионы дрейфующих в пустоте обломков скалы. – Как мне еще яснее выразиться? Разве это не очевидно? За этим астероидным полем корабли чужаков только и ждут, когда мы сдвинемся с места. Мы – трупы, Октавия. Вот и все. Поэтому убедись, что готова покинуть корабль. Бери все что пожелаешь, мне до этого нет дела. У тебя одиннадцать часов, и больше я не желаю тебя видеть.

Он развернулся и ушел, отпихнув в сторону двух ее слуг, которые не успели быстро убраться с дороги. Октавия проводила его взглядом, ощутив вкус свободы впервые с момента ее пленения и уже не уверенная, был ли он таким приятным, каким она его помнила.