Текст книги "Дар Императора"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Ты стоишь здесь передо мной, желая убить меня. Такие деяния, такие эмоции притягивают к себе внимание Темных Богов. Ни один Серый Рыцарь пока не достался им. Вы вольны действовать безнаказанно, навеки защищенные генетической божественностью? Вы можете наслаждаться кровопролитием и грехом, зная, что вас невозможно совратить?

Он поднял палец, оборвав мой ответ.

– Или, – продолжил он, – это постоянная борьба за то, чтобы оставаться чистым в помыслах и деяниях, против безумия и злобы, которые пятнают души других людей?

Я не знал, что ответить.

– Вы задали краеугольный вопрос, лежащий в основе нашего ордена. Мы и сами часто задаем его себе, с той секунды, как впервые облачились в серое и серебро, до мгновения, когда неизбежно погибнем в бою. Философы-солдаты в наших рядах тысячелетиями писали труды на эту тему.

Киснарос кивнул.

– И у тебя есть ответ? Гиперион, что такое Дар Императора? Право делать все что угодно, оберег от всякого зла, которое терзает наш род? Или священная забота, ответственность, которую нужно всеми силами оправдывать, ежесекундное сражение за то, чтобы оставаться чище того рода, который вы поклялись защищать?

– Я не знаю. Никто из нас не знает.

Он все еще не сводил с меня глаз.

– Но как думаешь ты?

Как думал я? Хотел ли я вообще делиться этим с посторонним? Анника и сама не раз у меня спрашивала. Но я всегда менял тему разговора или просто уходил.

– Я думаю, что каждый из нас выбирает сам.

Лорд-инквизитор Киснарос шагнул ко мне и обеими руками поднял мою перчатку. Он нацелил мой штурм-болтер прямо себе в сердце. Мне стоило только сомкнуть кулак, чтобы оружие выстрелило.

– Тогда выбирай, – произнес он.

Глава двадцать пятая
НАД ШТОРМОМ

I

– Мы не можем ему доверять.

Когда Анника в чем-то была уверена, спорить с ней было бессмысленно. Галео мог убедить ее разумными аргументами, подчеркивая их многозначительным молчанием, но она редко прислушивалась к кому-то другому с такой же благосклонностью.

– Мы не можем ему доверять, – повторила она, едва выйдя из «Грозового ворона», на котором Малхадиил доставил ее. Я рассказал ей все, после чего стал ждать ее ответа.

– Мы не можем ему доверять. – Она повернулась к стоящему возле меня Киснаросу: – Мы не можем тебе доверять.

Анника никогда не стеснялась высказать все в лицо.

Шум в ангарном отсеке не позволял нормально поговорить. Ей приходилось перекрикивать грохот истребителя «Молния», который с помощью крана ставили на место. При этом улыбка Киснароса казалась такой фальшивой, словно ее нарисовали на хмуром, смуглом лице.

– Я понимаю твои опасения, Анника.

Она взглядом заставила его замолчать.

– Ты ничего не понимаешь. Ничего. Я знаю, почему ты сменил тему, Гесмей. Ты знаешь, что на флоте есть те, кто готов выступить против тебя. Ты боишься их. Поэтому теперь пытаешься уползти от судьбы, которую заслуживаешь.

Киснарос не пытался отрицать, хотя не выдал ни единого признака согласия. Судя по тому, что я ощутил в его разуме, он не собирался никого обманывать, но спорить с Анникой было так же бесполезно, как требовать от солнца не всходить.

– Моя смерть уже ничего не изменит, – сказал он.

– Нет? – бледные глаза Анники превратились в щелки. – Здесь я тоже тебе не верю.

– Анника… – предупреждающе произнес я. У нас не было времени для препираний, а если бы и было, то это не дало бы никакого результата. – Волки призвали нас для встречи с их посланником. Пойдем с нами. Говори за ордосов. Мы еще можем покончить с этой чередой нелепых стычек, которые являются позором для всех нас. Воины гордятся своими войнами – даже теми, которые вести не следовало.

Она посмотрела на меня так, словно я говорил на другом языке.

– Ты ведь понятия не имеешь, кого отправили Волки, да?

Я инстинктивно потянулся в ее разум, но она хорошо спрятала ответ.

– Нет, – признался я. – А вы?

– Догадываюсь. И надеюсь, что я права.

II

Мы встретились над штормом. Вот как высоко мы стояли.

Волки согласились встретиться на посадочной платформе у вершины Клыка, так что мы находились ниже наивысшей атмосферной точки, но намного выше уровня облаков. Я смотрел на шторм сверху – пелена угольного цвета, скрывающая целый мир под нашими ногами, – чувствуя себя немного загипнотизированным прерывистыми сполохами молний. Каждая вспышка пронзала черные небеса копьем слепящего света.

Воздух был достаточно разреженным, чтобы у меня не возникало желания проверить это. Я дышал медленно, пробуя на вкус рециркулируемый кислород доспехов. Я не снимал их с самого Армагеддона, соединительные порты керамитовой брони натирали кожу в местах соединения, внутренние запасы воздуха пропахли потом.

Хотя силовые доспехи создавали для того, чтобы носить их целыми днями, неделями и даже месяцами, это не означало, что спустя некоторое время носить их доставляло удовольствие. Уровень отходов минимизировался регулирующим поглощением, но настоящую проблему представляла сыпь на коже, которую нельзя было помыть и продезинфицировать без того, чтобы отключить и снять части доспехов, сегмент за сегментом.

Мы спустились на боевом корабле – Анника, Киснарос, я и Малхадиил в качестве пилота. Дарфорд без устали жаловался, что мы бросаем его, другие же просто пожелали нам удачи.

На воздушной платформе царил холод. Я знал это по датчику температуры на ретинальном дисплее, хотя об этом и так можно было догадаться по завывающим ветрам и слою алмазной изморози на стенах башни. Малхадиил и я не чувствовали холода в своих доспехах, как и Киснарос в анатомической броне. Анника была в ребризере, но не надела больше ничего, кроме плаща поверх тонкой нательной брони. Когда я вопросительно посмотрел на нее, она только закатила глаза.

– Я родилась здесь.

Это все объясняло.

Мы ждали на платформе, лицом к ветру, недалеко от «Грозового ворона». Мне стоило огромных усилий не напрячься, когда с гулом гидравлики начали открываться переборки башни. Ярл Гримнар никак не мог добраться до Фенриса вовремя, но посланник, отправленный вместо него, наверняка не менее упрям. Война близится, обе стороны не найдут компромисс. Киснарос говорил за Инквизицию, которой требовался лебезящий союзник, беспрекословно исполняющий все ее желания, посланник Космических Волков стал бы говорить о независимой силе, которая защищает жителей Империума, а не его законы.

Анника была права. Проще было бы убить Киснароса.

По крепости колотил град, ветер бил о крышу башни, а мы смотрели на открывающуюся переборку. Тусклый красный свет не осветил фигуру изнутри, но я понял, что это, когда она шагнула вперед. Платформа содрогнулась от ее поступи, и когда она встала под лунным светом, я безошибочно узнал клепанный, бронированный корпус.

Анника расплакалась. Я никогда раньше не видел ее такой – только что она была собранной и бросала суровые взгляды на Киснароса, а уже через секунду начала тихо всхлипывать, прижав руки к ребризеру, слезы замерзали серебристыми ручейками на ее щеках.

Я отвернулся от приближающейся машины войны и посмотрел на нее.

– Госпожа?

Все еще рыдая, она опустилась на колени, не сводя глаз с фигуры.

– Он настоящий, – прошептала она по воксу. – Ты не понимаешь? Не видишь? Он настоящий.

Дредноут подошел ближе и замер в десяти метрах от нас. Лунный свет резко очерчивал края его прочной брони. Древний, очень древний корпус покрывала племенная раскраска. Одна рука машины войны представляла собой тяжелую и громоздкую роторную пушку – нацеленную на нас. Другая же конечность больше походила на человеческую, заканчиваясь изогнутыми, злобного вида металлическими когтями.

Я посмотрел на фронтальную часть саркофага бронированного шагохода, инкрустированную изображениями волков из кости и бронзы, фенрисийские руны, а также готические письмена. Ветер трепал закрепленное на спине выцветшее знамя с изображенным на нем одиноким Волком в бледно-серых доспехах, его левая рука заканчивалась загнутыми когтями из белого огня. Воин стоял гордо, глядя на заходящее солнце, поставив ботинок на груду древних шлемов. Я узнал цвета Несущих Слово, Железных Воинов, Повелителей Ночи… самые древние враги из легионов Ока.

Анника плакала не переставая. Это был не просто плач, хотя тихие, приглушенные всхлипывания начинали уже раздражать. Это были слезы паломника, пролитые в храме в конце долгого пути.

– Вы настоящий, – прошептала она возвышающейся над ней машине войны.

– Конечно, я настоящий. – Голос дредноута раздавался бионическим грохотом: – Вставай с колен, глупая девчонка.

Киснарос переводил глаза с Анники на машину войны, его лицо за ребризером выдавало смятение. Ему отчаянно хотелось начать переговоры, но внезапно он понял, что не знает, как.

– Я – Гесмей Киснарос, – сказал он дредноуту. – Верховный лорд в Инквизиции Его Святейшего Величества.

Я следил за разговором лишь краем уха. Имя, написанное на саркофаге, не могло быть настоящим. Если же так, это значило…

Ох. Трон Терры.

– Мой лорд, – произнес я, опускаясь на одно колено.

С тихим рычанием священной механики дредноут чуть развернулся на поясном шасси.

– Довольно уже. Вставайте.

– …и должным образом назначенный представитель Бога-Императора… – заканчивал Киснарос, все еще не зная, куда ему смотреть.

– Бога-Императора? – Дредноут издал скрежет плавно провернувшихся шестеренок. Судя по грохочущему звуку, я предположил, что это смех. Или перезарядка внутренних орудийных систем: – Из-за того, что его назвали богом, и началась вся заварушка.

Киснарос опять сбился, уже третий раз за минуту.

– Что вы… я не…

– Ничего. Времена меняются, и в этом правда. – Машина войны развернулась к нам: – Итак. Что привело вас в ночное небо над Фенрисом, и почему бы мне просто не разорвать ваш крошечный флот на куски многочисленными орудиями замка?

При этих словах лорд-инквизитор выпрямился.

– Пожалуйста, назовитесь, сэр, как это сделал я. Затем переговоры могут начаться.

– Ты ослеп, маленький человечек? Оно написано на моем гробу.

Я не мог позволить этому продолжаться. Слова инквизитора были не просто богохульством, они граничили с истязанием.

+ Его зовут Бьорн, прозванный Разящая Рука. Первый Великий Волк ордена и второй верховный лорд Фенриса после ярла Русса, самого примарха. Они пробудили его, чтобы он говорил с нами. +

Киснарос не сводил глаз с бронированного корпуса и гроба из черного железа, установленного на фронтальной части.

– Вы… вы ходили в Век Императора?

Бьорн опять издал скрежещущий хохот.

– Ходил, бегал, мочился и убивал. Все это. Я встречался с Всеотцом, знаешь ли. Не раз сражался рядом с ним. Кажется, я ему нравился.

Киснарос медленно, медленно опустился на колени.

– Ох, ради… только не вы.

III

Дредноут повернулся ко мне, когда Киснарос рассказал ему историю Армагеддона.

– Это правда? – без лишних витиеватостей спросил он. – Ты сломал Черный Клинок?

Я посмотрел на саркофаг, закрепленный на фронтальной части и соединенный с корпусом адамантиевыми крепежами и трубками с жизнеобеспечивающими веществами.

– Это правда, ярл Бьорн.

– Просто Бьорн. Я больше не восседаю на тронах и ничем не правлю. Я видел Ангрона, как до Изменения, так и после. Сломать Черный Меч – не простое дело, рыцарь. Боюсь, этим подвигом ты заработал себе собственный ходячий гроб.

У меня кровь застыла в жилах.

– Я бы предпочел спать на Полях Мертвых рядом со своими братьями.

– Слова человека, полагающего, будто у него есть выбор. У героев его нет. Герои должны оставаться бессмертными, их нужно пробуждать каждые пару веков для очередной войны или чтобы поделиться древними преданиями с новым поколением.

Словно чтобы подчеркнуть свои слова, он сделал громоподобный шаг вперед. Его когти могли с легкостью охватить каждого из нас, поэтому та нежность, с которой он коснулся Анники, была очень трогательной. Машина войны с лязгом и дребезжанием повернула запястные серводвигатели, вращая когтями. Затем плоской частью остро отточенного лезвия она наклонила ее голову на одну сторону, затем на другую, разглядывая ледяные слезы на ее бледных щеках.

– Довольно слез, маленькая дева. Ты выглядишь, как морозорожденная. Какое племя, охотница?

– Сломанный Клык, Великий Волк, – пискнула она.

– Помню их. Злобные ублюдки, все до единого. Благословение, если в бою они на твоей стороне, и проклятье, когда нет. Но совершенно отвратные мореходы. Такая вот печальная правда.

Дредноут шагнул вперед, отпустив ее щеку.

– Нет лучшего зрелища на всех мирах, чем морозорожденная дева. Особенно такая черноволосая красавица. Редкое зрелище даже в те времена, когда у меня были глаза, и я уверен, что теперь такое увидишь еще реже.

Я уставился на дредноут, задаваясь вопросом, отличался ли процесс, по которому в прошлом выращивалось генетическое семя, от сегодняшних методов. Похоже, он мог определить, что Анника была привлекательной. Я не был уверен, что сам смог бы сделать это, и у меня была еще тысяча вопросов: о воинском искусстве в эпоху Ереси, о том, что он лично видел Императора, о типах кораблей, которые когда-то ходили среди звезд и теперь больше не использовались…

– Итак, – дредноут оборвал мои размышления. – Переходи к части, которая должна убедить меня не уничтожать твой маленький флот. Или я просто могу убить тебя и покончить с этим без лишних усилий.

Киснарос ощетинился, но сдержался.

– Придут другие, ярл Бьорн. Дес…

– Я же сказал. Просто Бьорн.

– Я… да. Но… десятки. Сотни. Я пришел не сжигать Фенрис, но попомните мои слова, этот мир умрет, если Волки не пойдут на компромисс. Слишком много инквизиторов видят в этом шанс урезать автономность этих знаменитых и неудобных Адептус Астартес, а также заставить раз и навсегда умолкнуть этот беспокойный голос. Волков любит население Империума, которое знает об их существовании, но институты Империума гораздо менее благожелательны к Сынам Фенриса.

Дредноут словно обдумывал сказанное.

– Маленькие люди с маленькими заботами. Переходи к сути, инквизитор.

– Покаянный крестовый поход удовлетворит Инквизицию. Может, на век… или два.

– Ты хочешь отправить целое поколение Волков к звездам, облаченными в позор, чтобы удовлетворить глупцов, которые не служат Империуму и вполовину так же старательно, как мы?

– Это единственный компромисс, который позволит сторонам разойтись без конфликта.

– Ты напоминаешь мне одного летописца, которого я когда-то знал.

– Мне не известно, кто это такие, ярл Бьорн.

– Летописцы – это паразиты, которым платят за то, чтобы они увековечивали память о чем-то. У того был змеиный язык и сердце грызуна. Он пытался убедить окружающих, что его поэмы были гениальными, а все критики слишком глупыми, чтобы оценить его. Вот кого ты мне напоминаешь. Та же непримиримость в суждениях. Поэтому попытайся еще раз.

Киснарос набрал воздуха в грудь, когда на моем ретинальном дисплее вспыхнула предупреждающая трецентийская руна в виде серпа.

– Постойте. Что-то не так.

Киснарос приложил руку к уху, перенастроив вокс-бусинку.

– Волки… они вернулись. Весь их флот только что вышел из варпа.

– Как такое возможно? – спросил я. Позади нас Малхадиил уже разогревал двигатели «Грозового ворона».

– Не знаю. Но они идут сюда и…

– И видят вражеский флот, который целится в Клык. Твой ход, инквизитор.

Глава двадцать шестая
СОБРАТЬЯ

I

Когда мы добрались до стратегиума «Надежды Корела», флот Волков был уже в пределах действия вокса. На мостике царил настоящий хаос по сравнению со степенной работой на «Карабеле», хотя я отчего-то был благодарен, что команда старалась лишний раз не раздражать меня. Слишком много людей, слишком много запахов, все слишком близко. Меня создавали не для того, чтобы красоваться перед людьми.

Даже одно мое появление перед ними в лучшем случае ставило их в очередь на выхолащивание мозга, а в худшем – на казнь. Мою кожу пощипывало всякий раз, когда на меня падал чей-то взгляд. Четыреста сервов, сервиторов, офицеров и рабов – мою кожу пощипывало непрерывно. Шум их разумов очень отвлекал, и не впервые меня посетил вопрос, испытывали ли люди более сильные чувства, чем мы. Неужели Дар Императора ослаблял нашу возможность чувствовать и ощущать, как обычные люди?

Но думать сейчас о подобном было настоящим безумием.

Киснарос сорвал с себя ребризер и схватился обеими руками за поручни центрального помоста.

– Канал открыт?

– Да, сир, – отозвался ближайший офицер.

– Говорит лорд-инквизитор Киснарос флоту Космических Волков. Переговоры уже начались. Сверните с курса и не атакуйте нас.

Ответ прозвучал утробным, мрачным грохотом.

– Я – ярл Гримнар из Волков, лорд сынов и дочерей этого мира, а также защитник Клыка. Хватит лжи, трус. Довольно уловок. Наши рунические жрецы отдали жизни, чтобы привести нас сюда и окрасить стены крепости вашей порченой кровью. Ты смеешь говорить мне не приближаться к собственному миру рождения? Ты настолько же слеп, как и глуп, слабак? Это Волчий космос, а мы и есть Волки. Проваливай отсюда, пока мы не скормили океанам ваши кости.

Киснарос бросил взгляд на капитана реквизированного линкора – дородного мужчину лет пятидесяти в безупречно сидящей форме одного из многочисленных дивизионов линейного флота Солар.

– Когда они достигнут радиуса огневого поражения?

– Меньше чем через минуту, лорд. Они идут на всех парах.

Идут на всех парах. Какое странное наречие. Мне стало интересно, откуда капитан родом.

– Почему ты такой спокойный? – спросила Анника, встав рядом со мной.

– Точно не знаю. Думаю, я смирился с тем фактом, что мы вряд ли выживем. Я осознал это еще недели назад.

Несмотря ни на что, Киснарос продолжал говорить дальше. Я видел, как его постепенно охватывает паника, секунда за секундой. Он нажал на Волков слишком сильно, привел слишком много кораблей в их небеса и уничтожил всякий шанс на мирное разрешение конфликта. Я знал это. Мы знали это. Он просто не хотел признать очевидное.

– Строй флот в защитную формацию. Пусть орудия и дальше целятся на Клык. Они должны понять, что мы откроем огонь.

– Они понимают это, – оборвал его я. – И их это уже не заботит. Инквизитор, рассейте армаду. Бегите. Все кончено.

– Нет. Нет, время пока есть, – он развернулся к свисающему с потолка на витом кабеле вокс-микрофону. – У них нет шансов против нашей армады. Уж это-то они должны понимать.

Я взошел по ступеням, чувствуя, как рука сжимается в кулак, прилагая все чертовы усилия, чтобы не поднять ее и не расстрелять Киснароса.

– Вы угрожали Клыку в присутствии верховного лорда Фенриса. У нас был шанс договориться с Разящей Рукой, но теперь? Когда на нас нацелены все силы Волков? Инквизитор, вам не покинуть эту систему живым. Остатки армады могут вырваться, но потери будут катастрофическими.

– Гиперион, – сказал он, как будто я мог ему помочь, – Гиперион…

– Сдавайтесь, лорд. Сдавайтесь, пока не пролита первая кровь.

– Они должны понять! – Киснарос находился на пределе. Я видел белки его глаз, когда он схватил вокс-микрофон. – Ярл Гримнар… Это не должно закончиться войной…

– Ты привел нас сюда, – затрещал в ответ голос. – Ты посеял семена этого урожая. Теперь пожинай его.

– Покаянный крестовый поход избавит вас от грехов, Логан. Мы можем окончить это без кровопролития…

Единственным ответом был смех. Смех, который превратился в вой.

II

Флоты столкнулись с неспешной жестокостью яростного пустотного сражения. Военные корабли столь часто перестреливались на огромных расстояниях, ведя битву точно рассчитанными орудийными залпами, что капитанам редко приходилось встречаться с судами, идущими на таран.

Только безумие командира или ненависть могли заставить корабли протаранить друг друга. Слишком многое могло пойти не так, когда не было места для маневра, не было пространства для разворота, не было надежды на спасение в непредвиденных обстоятельствах.

Непрерывно воя, Волки вошли в пределы дальности стрельбы. Они подходили ближе, ближе и ближе.

Лишь пару мгновений паника грозила захлестнуть лорда-инквизитора Киснароса, пока не отхлынула от него. Настал час настоящего испытания, дав ему шанс проявить лучшие качества. Он передавал приказы с пульта на пульт абсолютно спокойно и говорил с предельной ясностью. Корабль за кораблем, армада получала приказы.

– Пусть половина флота сосредоточится на ведении огня по крепости-монастырю. Использование ядерного и циклонного оружия запрещено, но обычная бомбардировка не должна прекращаться. Остальному флоту вести огонь по линейным кораблям.

– Так точно, лорд, – отозвалось несколько офицеров, побежавших передавать его указания.

– Переключить щиты на переменный цикл, – приказал он, уже направляясь от пульта пустотного щита к орудийной платформе. – Видите корабль Космических Волков «Врата Гарма»? Полный вперед, курс на перехват. Приказать «Елане» и «Освятителю» пойти на сближение и использовать нас как прикрытие для маневра. Мы примем атаку «Гарма» на свои щиты правого борта. Как только мы минуем его, открыть огонь из трети наших орудий правого борта по кормовой части «Гарма», по броне вокруг его основных двигателей. Затем совместно с «В сакральной истине» атаковать «Скрамасакс». Пусть эскортная эскадра «Аквилания» ведет «Скрамасакс» так, чтобы ему пришлось пройти между обоими линкорами. Мы обездвижим его лазерными батареями.

Он безостановочно мерил шагами палубу, прерывая поток приказов лишь для того, чтобы выслушать очередное обновление статуса армады.

– Прикажите «Фаруоллу» и «Кровавому ужасу» защищать «Редут», пока он снова не включит двигатели. Вы. Второй лейтенант. Прикажите «Нашему Богу» покинуть авангардную дугу и открыть огонь по Клыку.

Анника словно потерялась в творящемся хаосе, ее взгляд надолго не задерживался ни на одном из офицеров или пульте управления.

– Мы здесь в безопасности?

– «Надежда Корела» самый крупный и хорошо защищенный корабль армады, – ответил я. – Но нет, мы не в безопасности.

– Он стреляет по Клыку.

– Я знаю.

Киснарос шагнул обратно к поручням, щелкая пальцами, пока отсчитывал время.

– Сейчас, – тихо произнес он. Палуба содрогнулась, когда первое орудие выстрелило в пустоту.

Командная палуба утонула в крике. Я пытался отделить голоса друг от друга. Впрочем, один голос перекричал все остальные.

– Абордажные капсулы!

– Подробнее… – потребовал Киснарос.

Тактический гололит, проецируемый из разверзнутой пасти горгульи, изваянной на потолке, наложился на оккулюс. Корабли обоих флотов, многие из которых находились в опасной близости друг к другу, высвечивались мерцающими рунами красных и белых цветов.

– Абордажные торпеды выстрелили из всех фенрисийских кораблей.

– Прикажите всем атакуемым кораблям готовиться к отражению абордажа. Пусть Красные Охотники контратакуют каждый корабль Космических Волков, который отправил своих воинов. Они должны поочередно взять их на абордаж и уничтожить изнутри. Прикажите магистру ордена Дэмару телепортировать элитных воинов для захвата «Кербера» и «Небесного молота».

Палуба снова содрогнулась, достаточно резко, чтобы несколько членов команды потеряли равновесие.

– По нам ведут шквальный огонь, – пробормотал сервитор со своего нового места на полу. Он перекатывался из стороны в сторону, получив слишком серьезные повреждения при падении, чтобы подняться.

В оккулюсе я увидел самое неприятное зрелище из всех, которые я когда-либо имел несчастье наблюдать. Мимо нас медленно, грациозно проплыли укрепления из серого железа «Скрамасакса», бессчетные мигающие огоньки вдоль бортов и башен высвечивали злобные зевы отдельных турелей.

«Надежда Корела» негодующе заскрипела от близости другого корабля. Трон, мы были не просто достаточно близко, чтобы увидеть отдельные окна, мы были достаточно близко, чтобы коснуться истерзанной брони военного корабля.

Позвоночник корабля озарился взрывами, когда наши лазерные батареи и меньшие турели снова обратили на него нежелательное внимание. От выстрелов лэнсов на носовой части корабля палуба опять содрогнулась, почти так же сильно, как в первый раз. Впереди нас отображенный на панорамном оккулюсе и неизвестный мне корабль Космических Волков отлетел в сторону, разваливаясь на части. Наш последний лэнс-залп воспламенил его плазменное ядро, на краткий миг ослепив оккулюс ретинальным пятном болезненных расцветок.

Следующим видением стал потемневший от ожогов ударный крейсер Красных Охотников «Чистота верности», который изо всех сил пытался идти на умирающих двигателях. Я наблюдал за тем, как он дрожит и распадается на части, сгорая в атмосфере Фенриса. Из его корпуса обреченными семенами посыпались спасательные капсулы.

На оккулюсе возникло еще одно изображение. Наш корабль, крейсер Серых Рыцарей «Торжественность», покидал армаду, выходя из формации. Атаковавшие его корабли убрались у него с пути, и в это время огонь открыли башенные орудия Клыка, когда «Торжественность» попала в пределы их досягаемости.

– Щиты? – услышал я крик Киснароса. – Щиты?

Они упали. Я мог определить это по тому, как мы содрогались под орудиями «Скрамасакса». Снаряды мощных турельных батарей прорывались сквозь защиту и рвали нас на части.

Киснарос также это понял.

– Щиты! Я хочу поднять их прежде…

Командная палуба озарилась второй слепящей вспышкой. Первая полыхнула снаружи, от нее мы просто отвернулись. Но на этот раз нам так не повезло. Она произошла достаточно близко, чтобы ее ощутить, и это чувство было мне знакомо.

III

Никогда не видел воина, бегущего в терминаторском облачении. Он несся сквозь пламенный туман телепортационной бури без единого намека на неуклюжесть, которую я испытывал на Армагеддоне. Каким бы невозможным зрелищем это ни казалось, клянусь, я слышал громыхание его ботинок и вопль протестующих сервосочленений сквозь рев разваливающегося вокруг нас корабля. Из-под каждого его стремительного шага вырывались искры.

Я даже представить себе не могу силу и гнев, необходимые для того, чтобы заставить терминаторскую броню действовать подобным образом. Я выстрелил в него. Малхадиил выстрелил в него. Наши штурм-болтеры взревели и загрохотали, вырывая куски керамита без всякого, казалось бы, видимого эффекта.

На полдороге серый воин выскочил на пульт управления, сокрушив его бронированным ботинком, и, оттолкнувшись, запрыгнул на центральную часть мостика. Несмотря на скорость, в его движениях не было ни грации, ни ловкости, только злость и неудержимая сила, которые напрягали сочленения его доспехов до абсолютного предела прочности освященного керамита.

Малхадиил и я двигались в идеальном единстве тех, чьи разумы переплелись. За один удар сердца секира Волка повалила Мала на землю, отрубив ему ноги. Я крутанул посохом, чтобы парировать оружие, которого там уже не оказалось. Лезвие огромной секиры размытым пятном мчалось ко мне совершенно под другим углом и врезалось мне в шлем с такой силой, что я полетел с платформы. Я почувствовал, как треснула лицевая кость, после чего перевалился через поручень. Пролетев шесть метров, я рухнул на палубу занемевшей грудой.

Я посмотрел вверх, наполовину ослепленный кровью и дезориентированный настолько, что потерял чувство равновесия. Даже на то, чтобы просто подняться на ноги, мне не хватало сил, и я сомневался, что смогу победить. Мое лицо опять было разбито. Череп разрывался от боли.

Слабый лазерный огонь оставлял ожоги на доспехах старого воина, на что тот не обращал совершенно никакого внимания. Несколько лазерных лучей даже смогли угодить в цель, задев плоть под слоями брони, хотя воин уделил им не больше внимания, чем остальным.

Трое флотских силовиков, сжимавших лазерные винтовки, погибли один за другим. В грудь первому и второму угодили болтерные снаряды, в лицо третьему вонзился архаичный метательный топор, и силовик повалился на палубу, дергаясь, будто сломанный робот.

Анника оскалилась, перезаряжая болтер.

«Айя! За верховного ярла! За Этт!»

Киснарос встал перед старым воином, безоружный и облаченный лишь в церемониальные силовые доспехи. Он ничего не говорил. Ему даже не дали шанса прошептать прощальные слова.

Секира старого воина не замедлилась, проходя сквозь тело. Голова лорда-инквизитора Киснароса слетела с плеч и покатилась по ступеням. Тело повалилось секундой позже, рухнув обратно на командный трон.

Стоящий посреди горящего мостика Логан Гримнар одной рукой воздел секиру Моркаи и взревел. Из всех членов команды, которые потянулись к личному оружию, два десятка офицеров бросили свои посты и ринулись к спасательным капсулам.

+ Гиперион. Гиперион, помоги. +

+ Мал. +

Я поднялся на ноги и посмотрел на ступени. Малхадиил, оставшись без бионических ног, полз по палубе. Его керамитовый нагрудник скреб по решетчатому покрытию.

Ярл Гримнар подошел к нему.

+ Мал! +

Он перекатился, поднимая штурм-болтер, но секира, став серебряным пятном, отсекла ему руку. Конечность заскользила по палубе, а с ней и болтер.

Я открыл огонь. Я палил из штурм-болтера, пока не израсходовал все снаряды, недоверчиво смотря, как они разрываются на лезвии секиры-реликвии. Я потратил семь болтов ради жалкой победы – чеканные позолоченные волки покрылись черной гарью.

Ярл Гримнар занес секиру, прижав ботинком грудь Малхадиила. Я сорвался на бег.

– Так будет с каждым сыном предательской змеи из вашего бесчестного ордена.

Нет. Нет. Я потерял Галео. Потерял Думенидона. Потерял Сотиса именно из-за своей слабости. Энцелад лежал в коме и, вероятно, никогда больше не очнется. Я не потеряю еще и Мала. Он был последним, моим единственным братом, единственным шансом не нарушить клятву, данную мной во имя нерушимого братства. Энергетические батареи на ранце затрещали и стали плеваться колдовскими молниями в ответ на мою бессильную злость.

Анника выбежала передо мной. Я отшвырнул ее в сторону волной кинетической силы, приложив спиной о горящую стену. Другие Волки – воины, которых я даже не заметил, когда они телепортировались на борт – открыли по мне огонь от стен зала, откуда они расстреливали команду. При каждом попадании я шатался, задыхаясь в дыму умирающих доспехов. Я закричал, когда секира опустилась, издав бессловесный, лихорадочный вопль постыдного отрицания.

В ту же секунду я бросился в ад за реальностью.

IV

Секира опустилась.

Мы стояли с ярлом Гримнаром лицом к лицу, оскалившись друг на друга. Его секира задрожала, лезвие было крепко заблокировано древком черного посоха. Я чувствовал, как призрачное пламя наполняет глазницы, обесцвечивая и выжигая все цвета. Даже сквозь блеклое пламя я заметил в мрачном взгляде Великого Волка тревогу.

+ Нет. +

Скрипнув клыками, он заворчал. Если это ответ, то довольно неубедительный.

+ Нет. +

Старый воин напрягся, надавил сильнее, и его лицо скривилось в хищном оскале. Мой посох – трецентийские руны на его черном древке пылали раскаленно-белым цветом – задрожал, когда его стало пригибать к палубе. Я не мог выстоять против терминаторской брони. Я почувствовал, как огонь, полыхающий у меня в глазах, начал остывать.