Текст книги "Разведчик Пустоты"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Абеттор косо взглянул на него.

– Как скажете, господин.

– Стой прямо, Муво. Сейчас у нас будут гости.

Когда Первый Коготь вошел в зал, их доспехи все еще были покрыты кровью защитников башни. Талос, ведущий их, сразу же бросил на стол архрегента красный шлем. По дереву побежали трещины.

– Этот стол достался мне по наследству, – заметил старик с изумительным спокойствием.

Руки архрегента даже не дрогнули, когда он откинулся в кресле. Талосу старик понравился – хотя вряд ли это хоть на йоту могло повлиять на действия легиона.

– Я так понимаю, – продолжил правитель города, – что это шлем имперского космодесантника из ордена Генезиса?

– Ты понимаешь правильно, – прорычал из вокса голос воина. – Ваши защитники пришли, чтобы помешать нашим планам в отношении этого мира. Это последняя ошибка, которую они совершили в своей жизни.

Отвернувшись, воин прошелся вдоль стеклянной стены наблюдательного купола, глядя на раскинувшийся во всех направлениях город. Наконец он вновь взглянул на архрегента. На маске череполикого шлема не читалось ни капли раскаяния, но, странным образом, не было там и следа жгучей ненависти – лишь пустой и холодный лик, никак не выдававший мыслей носившего его существа.

Архрегент выпрямился и прочистил горло.

– Я Джир Урумал, архрегент Даркхарны.

Талос склонил голову к плечу.

– Даркхарна, – повторил он без всякого выражения.

– У этой планеты не было названия в имперском каталоге. «Даркхарна» – имя первого корабля нашего флота, совершившего по…

– Эта планета называется Тсагуальса. Ты, старик, правишь иллюзией. Когда‑то у Тсагуальсы был король. Его опустевший трон стоит в сердце забытой цитадели, и ему не нужны регенты.

Пророк снова бросил взгляд на город внизу, прислушиваясь к музыке сердечного ритма обоих смертных. Сейчас их сердца забились чаще: убыстряющаяся, влажная барабанная дробь и соленый запах страха и пота начали волновать его чувства. Люди всегда пахли хуже всего, когда были напуганы.

– Я расскажу вам, отчего Империум так и не пришел за вами, – через какое‑то время сказал Талос. – Оттого же, отчего у этого мира нет имени в имперских записях. Некогда Тсагуальса служила убежищем для величайших еретиков. Это было в первые годы после войны, память о которой сейчас превратилась в легенду. Единственное, чего хочет Империум, – забыть об этом мире и о тех, кто некогда жил здесь. – Он снова обернулся к архрегенту. – Включая и тебя, Джир. Ты тоже связан с этим миром и потому запятнан.

Архрегент поочередно взглянул на каждого из них. Трофейные черепа и богато украшенное оружие; красные глазные линзы и гудящая боевая броня, питающаяся от массивных наспинных генераторов.

– А как зовут тебя? – спросил он, удивляясь тому, что голос свободно вырвался из сжавшегося горла.

– Талос, – прорычал в ответ гигантский воин. – Я Талос из Восьмого легиона, командир корабля «Эхо проклятия».

– А чего же ты надеешься здесь достичь, Талос?

– Я приведу Империум обратно к этой планете. Я ткну их носом в тот мир, который они столь страстно желали забыть.

– Мы четыре века ждали спасения от Империума. Они нас не слышат.

Повелитель Ночи мотнул головой, отчего сервосуставы его поврежденного доспеха недовольно взвыли.

– Разумеется, они вас слышат. Просто предпочитают не отвечать.

– Мы слишком далеко от Астрономикона, чтобы они решились на полет сюда.

– Хватит отговорок. Я сказал тебе, почему они бросили вас здесь.

Талос медленно перевел дыхание, тщательно взвешивая следующие слова.

– На этот раз они ответят. Я об этом позабочусь. Есть ли в вашей убогой общине лига Астропатов?

– Э… гильдия? Да, конечно.

– А другие люди с псайкерскими способностями?

– Лишь те, кто в гильдии.

– Ты не можешь солгать мне. Когда ты врешь, твое тело выдает тебя тысячей мельчайших сигналов. И каждый из них для меня словно зов боевой трубы. Что ты пытаешься скрыть?

– Время от времени среди псайкеров происходят мутации. С ними разбирается гильдия.

– Очень хорошо. Приведи ко мне членов этой гильдии. Сейчас же.

Архрегент даже не шелохнулся.

– Вы оставите нам жизнь? – спросил он.

– Посмотрим. Сколько душ в этом мире?

– Согласно нашей последней переписи, десять миллионов в семи поселениях. Жизнь недобра к нам здесь.

– Жизнь недобра повсюду. Галактика не питает любви ни к кому из нас. Я оставлю некоторым из вас жизнь и позволю влачить существование на руинах, пока вы дожидаетесь Империума. Если никто не выживет, то некому будет рассказать об увиденном. Возможно, один из тысячи доживет до прихода Империума. Необходимости в этом нет, но это внесет забавный элемент драмы.

– Как… Как ты можешь говорить о такой су…

Талос прочистил горло. Сквозь вокалайзер шлема это прозвучало так, словно танк переключал передачи.

– Я устал от этой беседы, архрегент. Выполни мои пожелания, и ты все еще сможешь стать одним из тех, кто переживет эту ночь.

Старик встал с кресла и выпрямился во весь рост.

– Нет.

– Приятно наконец‑то встретить человека со стержнем. Я восхищаюсь этим. Я это уважаю. Но сейчас не время для проявления сомнительной храбрости, и я покажу тебе почему.

Кирион шагнул вперед и сжал в кулаке жидкие волосы абеттора. Человек вскрикнул, когда его ступни оторвались от пола.

– Пожалуйста… – заикаясь, выдавил он.

Кирион, вытащив свой гладиус, с деловитым видом вспорол абеттору живот. Кровь хлынула потоком. Кишки повисли, почти выпав наружу, – их удерживали внутри лишь пальцы самого абеттора. Его мольба немедленно захлебнулась в отчаянном крике.

– Это, – обратился пророк к архрегенту, – происходит сейчас по всему тому пятну шлака, который ты зовешь городом. Это то, что мы делаем с твоими людьми.

Кирион, все еще удерживая абеттора на весу за сальные волосы, встряхнул умирающего. Последовали еще крики, перемежаемые влажными шлепками вонючей требухи, вывалившейся на палубу.

– Видишь? – взгляд Талоса не отрывался от лица архрегента. – Вы бежали в укрытия, загнав себя в безвыходную ловушку. А теперь мы с братьями найдем вас и сделаем то, что всегда делаем с трусами, бегущими, как последняя мразь.

Пророк протянул руку ко все еще живому, судорожно трепыхающемуся человеку, которого держал Кирион, и сомкнул пальцы железным кольцом вокруг его горла. Без всяких церемоний он швырнул тело на стол архрегента.

– Повинуйся мне – и один из тысячи избежит подобной судьбы. Ты будешь в их числе. Но если попробуешь бросить мне вызов, я не только не стану щадить никого из твоих людей, но и ты умрешь здесь и сейчас. Мы с братьями сдерем с тебя кожу живьем. Мы наловчились затягивать пытку, так что жертва умирает лишь через несколько часов после операции. Одна женщина протянула шесть ночей. Ее мучительные вопли длились часами, пока наконец ее не убило заражение крови.

– Лучшая твоя работа, – заметил Кирион, размышляя вслух.

Старик сглотнул. Теперь он уже не мог сдержать дрожь.

– Твои угрозы ничего для меня не значат.

Повелитель Ночи поднес руку к лицу архрегента и провел кончиками пальцев, закованных в холодный керамит, по сморщившейся коже и хрупким костям под ней.

– Нет? Когда в разуме просыпается страх, человеческое тело творит удивительные вещи. Все силы уходят на то, чтобы решить единственный вопрос: бежать или сражаться? В твоем дыхании появляется кислый запах гормонов, выделившихся в кровь. Спазм внутренней мускулатуры влияет на пищеварение, рефлексы и способность обращать внимание на посторонние вещи. Исчезает все, кроме угрозы. Тем временем влажная пульсация твоего сердца перерастает в грохот боевого тамтама. Кровь устремляется в мышцы, необходимые для бегства. У твоего пота появляется другой, более густой и пряный запах – так пахнет дрожащий от ужаса зверь, в последний раз метящий свою территорию. Уголки твоих глаз дрожат, реагируя на скрытые команды мозга, а он разрывается между двумя рефлексами: то ли смотреть прямо на источник страха, то ли закрыть глаза и не видеть того, что тебе угрожает.

Талос сжал затылок архрегента и наклонился так, что наличник его череполикого шлема оказался лишь в нескольких сантиметрах от лица старика.

– Я чувствую, как все это происходит в тебе. Я ощущаю это в каждом подергивании твоей мягкой, такой мягкой кожи. Я улавливаю это в густой вони, исходящей от твоего тела. Не ври мне, смертный. Моя угроза означает для тебя все.

– Чего… – архрегенту снова пришлось сглотнуть. – Чего ты хочешь?

– Я уже сказал тебе, чего я хочу. Приведи ко мне своих астропатов.

Пока они ждали, архрегент наблюдал за гибелью своего города.

Вражеский вождь, тот, кто называл себя Талосом, стоял у края наблюдательного купола. Он постоянно поддерживал связь со своими братьями, рассыпавшимися по всему Санктуарию. Голосом, похожим на низкий звериный рык, Повелитель Ночи оповещал отделения об их взаимоположении и отмечал прогресс на карте. Каждые несколько минут он замолкал и какое‑то время просто смотрел, как распространяются пожары.

Другой воин, тот, у которого за спиной был тяжелый громоздкий болтер, активировал ручной гололитический проектор. Он изменял картинку всякий раз, когда Талос приказывал ему принять пикт‑изображения от следующего отделения.

Абеттор Муво затих. Архрегент закрыл глаза своему другу, задыхаясь от запаха, источаемого выпотрошенным телом.

– К этому привыкаешь, – сказал один из воинов с мрачным смехом.

Архрегент обернулся к гололиту, где, несмотря на дефекты изображения, отчетливо разыгрывалась сцена гибели Санктуария. Перед ним представали закованные в броню воины, беззвучные в своем гололитическом воплощении. Они вскрывали люки убежищ и врубались в скучившиеся внутри людские массы. Архрегент видел, как захватчики за волосы вытаскивают на улицы мужчин, женщин и детей, как сдирают с них кожу и швыряют трупы сервиторам или распинают их на стенах домов в знак того, что все ближайшие убежища обнаружены и зачищены.

Он видел, как тела сбрасывают в ямы для освежеванных. Горы ободранных трупов громоздились все выше и выше – памятники из свежей плоти, воздвигнутые лишь в честь мучений и боли.

Он видел, как один из легионеров схватил за ногу младенца и размозжил его о стену дома. Сгорбленные, когтистые воины с двигателями за спиной дрались за человеческие останки, хотя картинка переключилась на другое отделение как раз в ту секунду, когда победитель начал пожирать свой трофей.

– За что? – прошептал архрегент, не осознавая, что говорит это вслух.

Талос, не оборачиваясь, по‑прежнему глядел на пожары.

– Некоторые из нас наслаждаются этим. Некоторые делают это лишь потому, что могут делать. Некоторые – потому, что это наша империя и вы, раболепствующие перед ложью, не заслуживаете того, чтобы в ней жить.

С восходом резня не прекратилась. Какая‑то примитивная, наивная часть мозга архрегента надеялась против всякой очевидности, что эти твари исчезнут с наступлением дня.

– У тебя есть связь с другими городами? – спросил Талос.

Архрегент слабо кивнул.

– Но лишь изредка, в лучшем случае. Астропаты временами ухитряются общаться с членами гильдии в других городах. Но даже это происходит нечасто.

– Нечасто, потому что они не прилагают усилий. Я с этим разберусь. У меня в команде есть адепты Механикум – они высадятся на планету и позаботятся о вашем неисправном оборудовании. Затем мы начнем передачу этих записей на другие города, чтобы они знали, что их ждет.

У архрегента пересохло во рту.

– Вы дадите им время организовать сопротивление?

Он не сумел скрыть надежду, прозвучавшую в голосе.

– Ничто в этом мире не способно сопротивляться нам, – ответил Талос. – Они могут организовать все, что им угодно.

– Что такое «Механикум»?

– Вам они известны под рабской кличкой «Адептус Механикус».

Талос практически сплюнул имя имперского культа.

– Кай?

Кирион подошел к ним, не отводя взгляда от пылающего города. Ему нестерпимо хотелось оказаться там – как и всем им, – и это было видно в движении каждой мышцы.

– Ты наслаждаешься этим, – сказал он без тени вопросительной интонации.

Талос кивнул легко, почти незаметно.

– Это напоминает мне о днях до Великого Предательства.

В его словах была правда. В ту эпоху в самых дальних и темных уголках Галактики, куда достигал Свет Императора, Восьмой легион вырезал целые города, чтобы «вдохновить» жителей других поселений планеты на подчинение Имперскому Закону.

– Мир, добытый путем правосудия, – произнес Талос. – И правосудие, основанное на страхе наказания.

– Да. Я вспоминаю о том же. Но большинство наших братьев там, внизу, делают это из чистой любви к охоте и ради удовольствия истреблять перепуганных смертных. Подумай об этом, прежде чем наряжать то, что мы творим здесь, в ложные покровы высоких идеалов.

– Я оставил эти заблуждения, – признал Талос. – Теперь я знаю, что мы такое. Но им ни к чему разделять мои идеалы для того, чтобы мой план сработал.

– А он сработает? – спросил Кирион. – Мы по ту сторону границы Империума. Они могут никогда не узнать о том, что мы тут сделали.

– Они узнают, – ответил Талос. – Поверь мне, они об этом услышат и примчатся без промедления.

– Тогда вот мой совет: когда они прибудут, нас здесь быть не должно. У нас осталось четыре Когтя, брат. Покончив с этим, мы должны вернуться в Око Ужаса и объединиться с любыми силами легиона, которые пожелают заключить с нами союз.

Талос снова кивнул, но не сказал ничего.

– Ты хотя бы меня слушаешь? – спросил Кирион.

– Просто доставь ко мне астропатов.

Их насчитывалось всего сто тридцать восемь. Астропаты ввалились в зал разобщенной группой. Они были одеты в тряпье, столь характерное для жителей Санктуария и тех человеческих отбросов, что обитали на приграничных мирах у окраин Империума.

Юрис из недавно сформированного Второго Когтя ввел их внутрь. Его доспехи были покрыты пятнами засохшей крови.

– Они оказали сопротивление, – неохотно сообщил легионер. – Мы ворвались в убежище их гильдии, и семеро астропатов погибло. Остальные пошли с нами без боя.

– Какой убогий конклав, – заметил Талос, обходя прижавшихся друг к другу пленников.

Мужчин и женщин поровну; большинство не мыты. Несколько детей. Что самое интересное, никто из них не был слеп.

– У них все еще есть глаза, – сказал Юрис, заметивший пристальный взгляд Талоса. – Сможем ли мы их использовать, если их души не связаны с Троном Ложного Императора?

– Думаю, да. Это не настоящий хор астропатов, и рабское служение Золотому Трону не увеличило их силу. На самом деле они едва ли заслуживают имени «астропаты». Они ближе к телепатам, вещунам, колдунам и ведьмам. Но полагаю, их силы все же работают так, как нам надо.

– Мы вернемся в город, – сказал Юрис.

– Как хотите. Благодарю, брат.

– Удачи, Талос. Аве доминус нокс!

Второй Коготь покинул зал разобщенной группой, ничуть не более организованной, чем приведенные ими пленники.

Талос обернулся к жалким отродьям. Сетка прицела на его шлеме переключалась от лица к лицу.

– Кто возглавляет вас? – спросил он.

Одна из женщин выступила вперед. Ее рваная мантия ничуть не отличалась от одежд остальных.

– Я.

– Меня зовут Талос из Восьмого легиона.

В тусклых глазах женщины блеснуло недоумение.

– Что такое «Восьмой легион»?

Черные глаза Талоса вспыхнули. Он склонил голову, как будто астропатка каким‑то образом доказала его правоту.

– Я сейчас не в настроении читать вам лекцию по мифологии и истории, – отрезал он, – для простоты скажем, что я один из первых архитекторов Империума. Я придерживаюсь идеалов времен его основания: человечество должно прийти к миру через повиновение. Я намереваюсь вновь привести Империум в здешние небеса. Когда‑то на этой планете мы получили урок. Мне кажется поэтичным использовать этот мир для того, чтобы преподать ответный урок.

– Какой урок? – спросила женщина.

В отличие от остальных, она почти не выказывала внешних признаков страха. Средних лет, она почти наверняка находилась на пике своих сил – псайкерский дар еще не успел иссушить ее. Возможно, поэтому она их и возглавляла. Талосу это было безразлично.

– Заблокировать двери, – передал он Первому Когтю.

Узас, Кирион, Меркуций и Вариил направились к двум выходам из зала, сжимая в руках оружие.

– Знаешь ли ты о варпе? – спросил он главу астропатов.

– Мы слышали истории, и у нас есть городские архивы.

– Позволь мне угадать: для тебя варп – это посмертие. Преисподняя, лишенная солнца, где наказывают за грехи тех, кто изменил Императору.

– Это то, во что мы верим. Согласно всем архивным запи…

– Мне плевать, насколько ошибочно вы истолковали записи. Ты сильнейшая из вашей гильдии, так ведь?

– Так.

– Хорошо.

Ее голова взорвалась фонтаном крови и обломков кости. Талос опустил пистолет.

– Закройте глаза, – сказал он. – Все вы.

Они не подчинились. Дети прижались теснее к родителям. По толпе пробежал испуганный шепот, перемежаемый всхлипываниями. Труп главы гильдии ударился о палубу с костяным стуком.

– Закройте глаза, – повторил Талос. – Обратитесь к силам, которыми владеете, любым удобным для вас способом. Освободите сознание и попытайтесь нащупать душу вашей мертвой госпожи. Те, кто все еще слышит в воздухе вокруг нас крики ее души, шагните вперед.

Повиновались трое. Взгляды у них были растерянные, ноги дрожали.

– Только три? – спросил Талос. – Какое разочарование! Мне не хотелось бы снова начинать стрельбу.

Вперед выступила еще дюжина. Затем еще несколько.

– Уже лучше. Скажете мне, когда она замолчит.

Он молча ждал, вглядываясь в лица тех, кто утверждал, что слышит голос их мертвой госпожи. Одна женщина морщилась и вздрагивала особенно сильно, словно ее мучил нервный тик. Даже когда все остальные заявили, что больше ничего не слышат, она расслабилась лишь через несколько минут.

– Теперь она ушла, – сказала женщина, огладив жидкие тусклые волосы, – слава Трону.

Вытащив свой гладиус, Талос подбросил и поймал его три раза. Когда рукоять в последний раз легла в его ладонь, воин развернулся и швырнул меч через комнату. Один из тех, кто выступил вперед, осел на палубу – беззвучно задыхаясь, с выпучившимися глазами и ртом, открывающимся и закрывающимся, как у рыбы на песке. Меч, пронзивший его грудь, тихо позвякивал о палубу при каждой судороге умирающего.

Наконец человек затих.

– Он солгал, – сказал остальным Талос. – Я прочел это по его глазам. Он не мог ее слышать, а я не люблю, когда мне лгут.

Воздух вокруг столпившихся членов гильдии теперь звенел от напряжения.

– Варп – совсем не ваша глупая преисподняя. Под слоем видимой Вселенной лежит незримое. В Море Душ обитает бесчисленное количество демонов. Даже сейчас они поглощают души ваших погибших собратьев. Варп не обладает ни разумом, ни злой волей. Он просто существует,и он реагирует на человеческие эмоции. Сильнее всего он отвечает на страдания, страх и ненависть, потому что именно в такие мгновения люди чувствуют острее и искреннее всего. Страдание расцвечивает варп, а страдание псайкера подобно маяку. Ваш Император использует такое страдание как горючее для своего Золотого Трона, чтобы зажечь свет Астрономикона.

Талос видел, что понимают его лишь немногие. Невежество затупило их разум, а страх ослепил и лишил способности воспринимать его слова. Переводя взгляд красных глазных линз с одного лица на другое, Талос ощутил мрачное веселье.

– Я использую ваши страдания, чтобы создать свой собственный маяк. Пытки и истребление жителей этого города лишь начало. Вы уже чувствуете, как на ваш разум давит бремя смерти и боли. Я знаю, что это так. Не сопротивляйтесь ему. Позвольте ему наполнить вас до краев. Вслушайтесь в вопли душ, переходящих из этого мира в иной. Пусть их мучения зреют в вас, как плод. Несите их с честью, потому что вместе вы превратитесь в орудие, ничем не отличающееся от вашего возлюбленного Императора. Вы, как и он, станете светочами в ночи, созданными из боли.

Чтобы достичь этого, я сломлю каждого из вас. Медленно, очень медленно, так что из боли зародится безумие. Я возьму вас на свой корабль и в течение следующих недель подвергну самым жестоким пыткам. Вас изувечат, с вас сдерут кожу живьем. А ваши страдающие, искалеченные тела – в которых мы искусно сохраним жизнь – я передам в тюремные лаборатории, где компанию вам составят лишь освежеванные трупы ваших детей, родителей и других жителей вашего погибшего мира.

Вашей болью, вашим тягостным и долгим страданием я переполню варп на краю Империума. Для расследования вышлют флот – в страхе, что ближайшие миры стали жертвой демонического вторжения. Империя человечества не сможет больше игнорировать Тсагуальсу и повторится урок. Недостаточно обречь преступников и грешников на изгнание. Вы должны сделать из них пример и раздавить окончательно. Милосердие, доверие, терпимость – это слабости, за которые Империуму предстоит заплатить. Империум должен был уничтожить нас здесь, когда ему выпала такая возможность. Пусть усвоят это еще раз.

Ваши жизни подошли к концу, но в смерти вы совершите нечто почти божественное. Вы так долго молились о том, чтобы покинуть этот мир. Радуйтесь, потому что я собираюсь удовлетворить вашу просьбу.

Замолчав, он увидел, как на лицах псайкеров расцветают ужас и недоверие. Они едва могли представить, о чем он говорил, но это было не важно. Вскоре они поймут.

– Не делай этого, – сказал кто‑то сзади.

Талос обернулся к архрегенту.

– Нет? Почему?

– Это… Я…

Старик растерянно замолчал.

– Странно, – покачал головой Талос. – У твоих соплеменников никогда нет ответа на этот вопрос.

XVI

КРИКИ

Септимус без особых затруднений находил дорогу в темных переходах. Пистолеты были в кобурах у него на поясе, а отлаженные лицевые бионические протезы переставали щелкать всякий раз, когда он моргал, улыбался или говорил. Аугметический глаз без усилий пронзал мрак, как и контактная фотолинза на втором, – очередное преимущество положения одного из самых ценных рабов на борту.

Однако руки у него болели, от плеч и до кончиков пальцев. Результат девяти часов проверки брони. За те три недели, что прошли с возвращения Талоса с Тсагуальсы, он сумел устранить большую часть ущерба, нанесенного доспехам Первого Когтя. Целая сокровищница запасных частей и фрагментов доспехов космодесантников из ордена Генезиса и убитых Повелителей Ночи предоставила оружейнику богатый выбор. Обмен с оружейниками, служившими другим Когтям, никогда еще не был столь легким и плодотворным.

Час назад Ирук, один из рабов Второго Когтя, выхаркнул что‑то бурое сквозь почерневшие зубы, пока они торговались за туловищные кабели.

– Боевое отделение подыхает, Септимус. Ты это чувствуешь? Это ветер перемен, парень.

Септимус постарался уклониться от разговора, но Ирук не унимался. Оружейная Второго Когтя располагалась на той же палубе, что и у Первого, и была так же завалена деталями оружия и обломками брони.

– Они все еще следуют за Талосом, – в конце концов сказал Септимус, пытаясь положить точку в их беседе.

Ирук снова сплюнул.

– Твой хозяин доводит их до безумия. Ты бы послушал, что говорит о нем лорд Юрис и другие. Лорд Талос… они знают, что у него нет качеств вождя, и все же следуют за ним. Они знают, что он теряет рассудок, и все же прислушиваются к каждому его слову. Они одинаково говорят о нем и о примархе: сломленные, порочные, но… вдохновляющие. Заставляют их вспомнить о лучших временах.

– Благодарю за обмен, – сказал Септимус. – Мне надо работать.

– О, не сомневаюсь.

Оружейнику не понравился насмешливый блеск глаз Ирука.

– Ты хочешь что‑то сказать?

– Ничего, что следует произносить вслух.

– Тогда не буду тебе мешать, – отозвался Септимус. – Уверен, что работы у тебя не меньше, чем у меня.

– Так и есть, – хмыкнул Ирук. – Но мне не приходится щупать при этом бледную задницу трехглазой ведьмы – это не входит в список моих служебных обязанностей.

Септимус впервые за последние минуты посмотрел ему прямо в глаза. Сумка с инструментами, висящая у него на плече и набитая запасными деталями, неожиданно стала тяжелее – увесистой, как оружие.

– Она не ведьма.

– Тебе следует быть осторожнее, – улыбнулся Ирук, обнажив прорехи в частоколе гнилых зубов. – Слюна навигаторов, говорят, ядовита. Но похоже, это враки? Ты все еще жив.

Повернувшись спиной к слуге Второго Когтя, Септимус шагнул прочь и треснул по механизму разблокировки дверей.

– Не принимай это так близко к сердцу, парень. Она хорошенькая – по крайней мере, для мутанта. Твой хозяин уже разрешил тебе снова залезть ей под юбку?

Пару секунд Септимус всерьез размышлял, не оглушить ли Ирука сумкой с деталями и не пристрелить ли его, когда тот свалится на пол. Что намного хуже, это казалось самым легким и вразумительным ответом на идиотские подколки старика.

Сжав зубы, он вышел из комнаты, на ходу пытаясь понять, с каких пор убийство стало самым простым способом избавиться от минутного чувства неловкости.

– Я слишком много времени провел с легионом, – сказал он в темноту.

Часом позже, оставив сервиторов доделывать нагрудник лорда Меркуция, Септимус приблизился к тому, что Октавия без улыбки называла «своими личными апартаментами». Откуда‑то издалека доносились вопли. «Эхо проклятия» назвали так не зря: его залы и палубы оглашались эхом далеких криков. Крики срывались с губ смертных и разносились во всех направлениях по воле стальных костей «Эха» и его стылого воздуха.

При этих звуках Септимус вздрогнул – он все еще не привык к тому, что здесь крики то и дело раздавались из ниоткуда. У него не было ни малейшего желания узнать, что легион делает с астропатами или каким пыткам подвергает бесчисленных людей, согнанных на корабль из городов Тсагуальсы.

Крысы или подобные им паразиты, к которым Септимус не собирался приглядываться, разбегались при его приближении по темным боковым туннелям и служебным шахтам.

– Опять ты, – послышалось спереди, от центрального люка, ведущего в покои Октавии.

– Вуларай, – приветствовал ее Септимус и кивнул двум другим. – Хирак, Лиларас.

Все три были обмотаны грязными бинтами и сжимали оружие. Вуларай положила свой легионерский гладиус на левое, покрытое плащом плечо.

– Никого не ждали, – прошипела самая низкая из фигур.

– И все же, Хирак, я здесь. Отойди.

Октавия спала на троне, свернувшись клубком на огромном сиденье и укрывшись одеялом от холода. Проснувшись от звука шагов, она инстинктивно потянулась ко лбу, чтобы проверить, не соскользнула ли бандана.

Повязка соскользнула. Октавия поспешно ее поправила.

– Тебя не должно быть здесь, – сказала навигатор своему гостю.

Септимус ответил не сразу. Он смотрел на нее и видел, как повязка закрывает третий глаз; как девушка раскинулась на троне, сделанном для путешествия по Морю Душ. Ее одежда была грязной, бледная кожа – немытой, и каждый месяц, проведенный на борту «Завета» и «Эха», состарил ее по меньшей мере на год. Темные круги, оставленные бессонницей, легли у нее под глазами, а волосы – некогда каскад черного шелка – она собрала в спутанный и облезлый крысиный хвостик.

Но она улыбалась, и она была прекрасна.

– Нам надо убираться с этого корабля, – сказал ей Септимус.

Октавия рассмеялась не сразу. А когда рассмеялась, в смехе ее было больше удивления, чем веселья.

– Нам… что?..

Он не собирался произносить это вслух. Он вряд ли даже осознавал, что об этом думает.

– У меня руки болят, – сказал он. – Болят каждую ночь. Все, что я слышу, – это стрельба, и крики, и приказы, пролаенные нечеловеческими голосами.

Она облокотилась о ручку трона.

– До того как я присоединилась к команде, тебя это устраивало.

– Теперь у меня появилось то, ради чего стоит жить. – Он прямо встретил ее взгляд. – Появилось, что терять.

– Ну надо же!

Слишком впечатленной она не выглядела, но Септимус видел таившийся в ее глазах свет.

– Несмотря на твой чудовищный акцент, это граничит с романтикой. Что, хозяин опять пробил тебе голову, и поэтому ты заговорил так странно?

Септимус, против обыкновения, не отвел взгляда.

– Послушай меня. Талосом движет что‑то, чего я понять не в силах. Он устраивает… что‑то. Какой‑то грандиозный спектакль. Ему нужно доказать что‑то очень важное.

– Как и его отцу, – заметила Октавия.

– Именно. И посмотри, что стало с примархом. Его история завершилась жертвоприношением.

Октавия отбросила в сторону одеяло и встала с трона. Ее беременность все еще не была заметна, хотя Септимусу не хватало опыта понять, должен ли живот округлиться или еще нет. В любом случае это ее, похоже, не заботило. Он почувствовал секундный укол вины и благодарности за то, что иногда ей хватало силы на них двоих.

– Ты думаешь, что он ведет нас к чему‑то вроде последней битвы? – спросила Октавия. – Звучит не слишком правдоподобно.

– Возможно, не намеренно. Но у него нет желания руководить этими воинами, и он не собирается возвращаться в Око Ужаса.

– Ты просто гадаешь.

– Возможно. Но это не важно. Неужели ты хочешь, чтобы наш ребенок родился на этом корабле, для такой жизни? Хочешь, чтобы легион забрал его и превратил в одного из своих или чтобы он вырос на этих палубах, навеки лишившись солнечного света? Нет. Октавия, нам надо выбраться с «Эха проклятия».

– Я навигатор, – отозвалась девушка, хотя в глазах ее больше не было насмешки. – Я была рождена для того, чтобы странствовать между звезд. Солнечному свету придают слишком большое значение.

– Почему ты относишься к этому так несерьезно?

Неверные слова. Септимус понял это в тот же миг, когда они вылетели у него изо рта. Глаза Октавии вспыхнули, а улыбка застыла.

– Я отношусь к этому серьезно. Просто мне не нравится твой покровительственный тон.

Никогда еще за все то время, что девушка провела на корабле, ее голос не звучал так царственно, напоминая о былой аристократке.

– Я не настолько слаба, что меня нужно спасать,Септимус.

– Я не это имел в виду.

Но в этом и заключалась проблема. Он не был уверен, что конкретно имел в виду. Он даже не собирался произносить это вслух.

– Если бы мне хотелось уйти с корабля, – сказала она, понизив голос, – как бы мы могли это сделать?

– Есть разные способы, – ответил Септимус. – Мы бы что‑нибудь придумали.

– Это слишком туманно.

Она смотрела на то, как Септимус бродит по комнате, бездумно складывая старые пищевые контейнеры и инфопланшеты, которые служители приносили ей ради забавы. Девушка наблюдала за его странным домашним ритуалом, скрестив руки на груди.

– Ты все еще не помылась, – произнес он, явно пребывая мыслями в другом месте.

– Как скажешь. О чем ты думаешь?

Септимус остановился на секунду.

– Что, если Талосу известно больше, чем он рассказывает своим братьям? Что, если он видел, как все это закончится, и теперь действует в согласии с этим планом? Возможно, он знает, что всем нам суждено умереть здесь.