Текст книги "Воспоминания"

Автор книги: А. Аллилуева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава тридцать восьмая

Большевики, конечно, победят – и мы не сомневались в этом. Мы знали, что на Выборгской стороне, там, где продолжал жить дядя Ваня и куда мы часто заходили, рабочие открыто требуют передачи власти партии Ленина.

Мы видели, как кипел наш Сампсониевский. Там слушали только большевистских ораторов. Меньшевикам лучше было там не показываться.

– Вот скоро появится Ленин, – говорят на Выборгской. – Тогда все будет иначе…

Но Ленин еще не мог вернуться в Питер. Мы знали, что из Разлива он уехал в Финляндию. Уже перед самым Октябрьским переворотом как-то днем в квартиру позвонили. Я пошла открыть.

На пороге стоял невысокий человек в черном пальто и финской шапке. Безбородое лицо с короткими усами мне показалось незнакомым.

– Кого вам? – недоумевая, спросила я.

– Сталин дома?

И тут по голосу я узнала Ленина.

– Боже мой! Да вы, Владимир Ильич, настоящий финн!

– Здорово, правда? – Ильич рассмеялся. – Сталин дома? – еще раз спросил он.

В переднюю выглянула мама. Она не могла удержать радостного возгласа:

– Да как же я рада! Владимир Ильич!.. Здравствуйте!

Ильич обнял ее, они расцеловались.

Сталин был дома и уже выходил в переднюю. Он из комнаты услышал голос Ильича. Мама пригласила обоих в столовую, предлагала поесть чего-нибудь.

Ленин отказался. После короткой беседы он вместе со Сталиным ушел из дома.

В напряженной предоктябрьской жизни Смольного Сходились нити того, что свершилось в вечер осеннего дня 25 октября; Ленин, еще не показываясь открыто, невидимо присутствовал при выполнении своих указаний.

Сталина я видела в Смольном: домой он приходил еще реже. Иногда звонил нам по телефону, который был внизу в подъезде.

– Зайду сегодня, – говорил он кому-нибудь из нас, кто спускался вниз на вызов швейцара, – может, удастся пораньше. Дома будете? – спрашивал он.

– Заходите обязательно, – просили мы его, догадываясь, что он не спал уже несколько ночей. – Приходите скорей.

– Постараюсь. Через час, может, буду. Через час ему зайти не удавалось, но мы не расходились спать, поджидая его.

Он был доволен, если заставал всех нас в столовой. Дома, с нами, Сталин был по-обычному общителен, спокойно насмешлив.

– А мы уже волновались, – встречала его мама. – Почему вас так долго не было? Ведь время-то какое – не знаешь, что и думать.

Иосиф Виссарионович не упускал случая подтрунить.

– Зачем же волноваться, – притворно серьезно отвечал он. – Это я должен беспокоиться, Ольга Евгеньевна. Какие вы там речи произносите в госпитале!

Керенский вас давно должен схватить.

– Вы все шутите, – не успокаивалась мама, – а вот посмотрите на себя, как похудели… Так тоже нельзя.

Но он продолжал отшучиваться, и под общий смех мама безнадежно махала рукой.

Часто Сталин говорил о замечательных, простых людях-питерцах – рабочих, моряках, солдатах, – с которыми встречался. Он находил в них черты большого человеческого мужества, простоты, скромного героизма. Он рассказывал о поразившем его поступке или словах кого-нибудь из этих людей, повторяя:

– С такими людьми можно совершить все… Он умел и осуждать. Трусов, неверов, предателей он клеймил короткими, жесткими определениями. Я помню, как он пришел домой накануне Октября. Скинув с себя в передней кожаную куртку, – эту куртку и такую же фуражку он носил с начала осени, – Сталин прошел к нам. Все были дома.

– А, Иосиф! – обрадовались мы.

Мама торопилась покормить его. Придвинув стакан чая, Сталин заговорил с отцом о том, что происходит в городе. Он выслушал отца, а потом сказал очень спокойно:

– Да, все готово! Завтра выступаем. Все части в наших руках. Власть мы возьмем…

После Октября, после того, как усилиями Ленина и его соратников была установлена народная власть, Сталин пришел домой такой же спокойный. О событиях 25 октября он рассказывал, восхищаясь мужеством людей, смелостью, величием совершенного ими.

Он подробно рассказал, как заняли телефонную станцию балтийские моряки.

– Шли, как железные… Из окон по ним палят юнкера, пули косят одного за другим, а они идут, не дрогнут. Молодцы, молодцы! Вот это настоящие русские люди Рассказывал о моряках еще и еще. О горсточке кронштадтцев, завладевших броневиком.

– Из броневика строчит пулемет, команда оттуда рвется напролом, – так передавал он этот эпизод, – а матросы не отступают – окружили машину, гремят:

«Ура, ура!» В броневике растерялись. И сдались. Вся команда сдалась в плен. И опять повторил:

– Молодцы, молодцы!

В Смольный сообщали: к Зимнему, где засело временное правительство, идут вооруженные рабочие, движутся части питерского гарнизона. Штурм Зимнего начинался.

А вечером в Смольном должен открыться 2-й съезд советов. Уже известно, что большинство делегатов съезда – большевики. Б Смольный они прибывают отовсюду, – это все рабочий люд и крестьяне. Я смотрю на делегатов, говорю с ними, указываю, куда им пройти. Внутреннее мое волнение переходит в уверенность:

мы победим. Я уже знаю, что Ленин в Смольном. Он выступает на фракции большевиков.

В Смольный на открытие съезда я обещала взять Надю. Я должна пробраться домой и с Надей вернуться обратно. В сумерках мне удается выбраться на улицу. Я бегу, сжимая в кармане пропуск для Нади. Удивляюсь спокойствию улиц, их тишине и безлюдию. Моросит дождь. Осенний питерский ветер пронизывает насквозь.

Дома застаю Надю одну. Я тороплю ее. Наскоро что-то ем, и мы выходим.

Промозглая ночная тьма кажется непроницаемой. Фонари не горят. Мы идем по трамвайным путям, дождь сменился снегом, и мокрые хлопья падают на нас.

Кроме нас, на улице ни одного прохожего. Мы отходим уже далеко, когда впереди вырастает тень. Обгоняем ее. Это какой-то старик, он шагает по рельсам.

С ним рядом понуро плетется собака. Палка старика гулко стучит по мостовой.

– Не укусит нас ваша собака? – спрашиваем мы, обрадовавшись неожиданному попутчику.

– Не бойтесь, – говорит старик, – она не кусается. Куда же это вы, девушки, в этакой темноте? Неспокойно ведь в городе… У Зимнего, сказывают, бой идет…

– По делу мы, дедушка, по делу…

Старик сворачивает в сторону, и в непроницаемой темноте мы опять остаемся одни. Но вот мелькают огни. Мы близко от площади Смольного. Видны уже его окна, ярко освещенные изнутри.

Показываем наши пропуска часовому и входим. Сразу ослепляет свет, ошеломляет шум и движение людской толпы. Пробираемся к залу заседаний. Ищем знакомые лица. По возбужденным голосам, по громким восклицаниям мы угадываем, что произошло что-то очень большое.

И неожиданно в толпе, движущейся нам навстречу, узнаем Сталина. Он идет, окруженный товарищами. Мы решаемся окликнуть его. Сталин останавливается и кивает нам.

– А, вы!.. Хорошо, что пришли! Слышали? Только что взят Зимний! Наши уже вошли в него!

А на другой день, вечером 26 октября, в Смольном, на 2-м заседании съезда советов, я увидела Ильича. Как и накануне, шумели, гудели голосами залы и коридоры. В Колонном зале Смольного, где шло заседание, люди сидели повсюду, у дверей и в проходах стояли стеной.

Меньшевики еще пытались выступать. Но зал не слушал их. Делегаты кричали с мест:

– Уходите, не мешайте!

Но вот Ленин, такой обычный, знакомый, в черном своем стареньком костюме, показывается на трибуне.

– Ленин, Ленин! – рукоплещут исступленно делегаты.

Лица у всех радостно преображаются. Ведь они встречают Ленина после долгого его отсутствия, после того, как все, предуказанное им, они свершили.

Наступает тишина. Ленин, своим неповторимым жестом вытягивая вперед руку, начинает:

– Пролетарская революция в России свершилась!..