Текст книги "Заря над бухтой"

Автор книги: А. Чернавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

В РАБОЧЕМ СТРОЮ

– Продолжатели великого почина -

– В тридцать пятом вся страна заговорила об Алексее Стаханове. Вскоре на стройке появились сбои рекордсмены, – рассказывал один из первых стахановцев верфи Федор Андреевич Пащенко. – Помню, к примеру, Петра Ступенькова. Бригадиром-бетонщиком был. Здорово работал. Или бригада плотников: Колычев, Мельников, Меденяев, Валеулов. Мы их «интернационалистами» звали: тут и русские были, и украинцы, и чуваши. По три нормы каждый выполнял. Известны потом стали Остренко, Мочалин, Некрасов, Холкин, Пономарев, Гоба, Потехин, Суетин, Шпаков, Матюхин.

Таков был стахановский старт. Когда в ноябре тридцать пятого в Петропавловске проходил первый городской слет стахановцев, присутствовавший на нем бригадир откатчиков Вычиков так сказал своим товарищам по соревнованию: «Посоветовались мы в коллективе и решили: вместо двухсот вагонеток за смену давать четыреста. Вчера 432 дали!» А прибывшая из Краматорска группа монтажников взялась произвести монтаж конструкций цехов за 100 дней! Иными словами, на треть раньше срока.

Любопытный эпизод припомнился Александру Ивановичу Новичкову, одному из самых первых строителей: «Приходит однажды телеграмма А. И. Микояна: срочно заготовить 15 тысяч кубометров строительного леса. Он был нужен позарез для строящихся цехов. Собрались мы в комитет комсомола, как в кратчайшее время выполнить заказ, обсуждали допоздна. Было решено создать специальную бригаду, подобрать в нее достойных ребят.

Начальником лесоучастка назначили Виктора Бушко, а меня кто-то предложил выбрать комсоргом. Но тут встал Гриша Обухов и сказал: «Не пойдет, ребята. Сашка только что женился, а мы его на несколько месяцев в тайгу». Взгляды сразу на меня. А что я мог ответить? В лес, конечно. До Коряк добирались и на лошадях, и на собачьих упряжках. Обосновались в вырытых землянках. Честно скажу, спины у ребят не разгибались до потемок. Деревьев валилось с каждым днем все больше и больше. Расслабились лишь тогда, когда в штабелях было 15 тысяч кубометров».

Вот такая трудовая стахановская эстафета и была передана строителями верфи ее будущим судоремонтникам. Теперь были уже не десятки, а сотни последователей «донбассовского рекордсмена». Например, в одном из отчетов за 1944 год сообщается: «…в соревновании участвует 492 стахановца».

Со временем в коллективе появятся и многие другие формы соревнования, которые дадут нам ударников, многостаночников, «двухсотников». Однако содержание его останется прежним: трудиться творчески, максимально раскрывая свои возможности.

Особенно ярко отразилось это в родившемся в конце пятидесятых годов движении за коммунистический труд. Новизна новой формы соревнования заключалась в том, что соревнующиеся не только стремились к высоким производственным показателям, к экономии материалов, высокому качеству. Их волновала жизненная позиция человека, его моральные ценности, отношение к товарищу, поведение в быту. А энтузиастов движения за коммунистический труд на верфи нашлось немало. Опытный слесарь берет шефство над новичком, бригадир передовой бригады переходит в отстающую, рабочие осваивают смежные профессии, чтобы в любой момент заменить товарища. Люди потянулись к знаниям, пошли в школы, техникумы, институты. И, видимо, нельзя назвать случайностью, что первая бригада коммунистического труда на Камчатке родилась именно в коллективе судоремонтников верфи. В ней было четверо ребят, четверо слесарей-дизелистов, которых возглавлял бывший военный моряк Николай Руденко. К чему стремились эти люди, беря на себя ответственные обязательства? Они взяли за правило – за смену две производственных нормы, высокое качество продукции, активная общественная работа и, непременно, учеба. К примеру, комсомолец Григорий Зинарь. За плечами у этого парня было всего пять классов, но со временем он закончил десятилетку, потом пошел в школу мастеров, стал слушателем университета марксизма-ленинизма. Приняли его в партию, а сейчас он старший инженер-технолог, коммунист. Три Николая: Гаркун, Буглаев, Руденко тоже учились. Сам бригадир стал участником первого Всесоюзного совещания ударников коммунистического труда, награжден медалью «За трудовое отличие». В числе первых был и Николай Крючков. Тоже бригадир дизелистов. Его коллектив, в котором трудились Виктор Шевцов, Александр Хилов, Аркадий Цепков, Валерий Кирой, пошел той же дорогой, что и первая коммунистическая бригада. Образцовость во всем: в труде, быту, общественной жизни.

Искрой рождено было пламя. Спустя всего три года движение за коммунистический труд приобретает на верфи массовый характер. В 1960 году в числе соревнующихся уже более семидесяти процентов от общего числа работающих. Весь коллектив борется за высокое звание предприятия коммунистического труда, которое и присваивается ему в 1963 году. О популярности и массовости этого движения на заводе свидетельствуют регулярные слеты ударников и бригад коммунистического труда. Первый состоялся на верфи 11 февраля 1961 года. Их участники направляют внимание на дальнейшее улучшение работы предприятия, изыскание дополнительных резервов. Ведь, несмотря на очевидный прогресс, в цехах еще немало фиксировалось фактов небрежного отношения к металлу, электроэнергии, излишних затрат труда. Как же свести их к минимуму?

Решить такую задачу помог почин судоремонтников завода «Фреза», нашедший широкую поддержку и дальнейшее развитие на судоверфи. Речь идет о гарантийном паспорте. Первыми в этом начинании на верфи были комсомольско-молодежные коллективы Пономарева и Крючкова. Судоремонтники при сокращенном сроке ремонта добивались высокого качества работ, а рыбаки в свою очередь брали обязательство – эксплуатировать отремонтированное судно технически грамотно и добросовестно. Первым с гарантийным паспортом вышел на промысел в 1963 году СРТР «Кавача», а потом и десятки других судов. Бригады рабочих, последовавшие этому подлинно коммунистическому почину, делали большое дело. Они открывали прямой путь к значительному увеличению активного времени нахождения судов в море, на лове. Опыт коллективов Крючкова и Пономарева был обобщен и получил широкое распространение. В 1964 году, например, по этому методу работали 34 бригады, которые выдали рыбакам 204 общественных гарантии. Это означало, что каждое десятое отремонтированное судно выходило на промысел с гарантийным паспортом. А спустя четыре года на верфи было уже оформлено 3376 гарантийных паспортов на механизмы и узлы 104 судов. Их подписывали слесари, электрики, корпусники, сварщики, словом, представители всех ведущих заводских профессий. Это значило, что заключение взаимных договоров по гарантиям качества прочно вошло в жизнь коллектива завода. Сегодня этой формой соревнования охвачено 5 основных цехов, 100 бригад, в которых трудится более 600 рабочих.

Бурный рост технического прогресса вносит существенную поправку и в организацию социалистического соревнования. Работа человека сейчас оценивается комплексно. Прежде всего надо трудиться быстро. Выпускать много продукции и непременно отличного качества. Да к тому же тратить как можно меньше сырья, материалов. Вот сколько разделов в «табеле» истинного новатора, работающего на современном уровне. Больше! Лучше! Экономнее! В этих словах сконцентрировано главное требование сегодняшнего дня – целостно, во взаимосвязи решать вопросы производства, измеряя их действенность, прежде всего, экономической эффективностью.

Вспомним тяжелый и грозный 1919-й. Горстка московских большевиков и им сочувствующих решила тогда: «…Пришпорить себя и вырвать из своего отдыха еще час работы, то есть увеличить свой рабочий день на час, суммировать его и в субботу сразу отработать 6 часов физическим трудом, дабы произвести немедленную реальную ценность». Постановили так 7 мая, а три дня спустя, в субботу, десятого «немедленно произвели реальную ценность: отремонтировали 4 паровоза, 16 вагонов, погрузили и разгрузили 9300 пудов», и тем самым дали жизнь почину, который В. И. Ленин назвал великим.

А спустя полвека, в апрельскую субботу слесарь Зинарь с Петропавловской судоверфи скажет на заводском митинге: «Мы – наследники этого почина. Значит, производительность сегодня должна быть наивысшей!». Сегодня – это 12 апреля 1969 года, когда на украшенной транспарантами, лозунгами и плакатами судоверфи проходил юбилейный коммунистический субботник. Заводская летопись свидетельствует: «Ровно в восемь утра к работе приступили 2300 человек. Явка коммунистов и комсомольцев стопроцентная. Валовой продукции выпущено на сумму 49 тысяч рублей. Производительность труда на одного работающего составила 125 процентов. Особенно отличилась бригада Пономарева из слесарно-монтажного цеха и Кулешова – из корпусного. Эти коллективы сумели довести дневную выработку до 165 процентов!»

Два факта, два события, разделенные полувеком. Но сколько общего в них. Как точно подметил тогда Ильич: «Если в голодной Москве летом 1919 года голодные рабочие, пережившие тяжелых четыре года империалистической войны, затем полтора года еще более тяжелой, гражданской, войны, смогли начать это великое дело, то каково будет развитие дальше, когда мы победим в гражданской войне и завоюем мир?»

История социалистического соревнования, родоначальником которого, собственно, и стал великий почин, ярко, вдохновенно отразила и историю коллектива судоверфи[2]2
  В 1975 году в социалистическом соревновании участвовало 3012 человек. На заводе 1873 ударника коммунистического труда.


[Закрыть].

– Знакомьтесь, Кабзистов -

Он высок, строен. Под кепкой темно-русые волосы. Глаза с голубоватым отливом глядят то с серьезной задумчивостью, то вдруг засветятся улыбкой.

Евгений Кабзистов – судосборщик-корпусник, 36 лет. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Признан лучшим наставником молодежи в области. На его счету 100 рацпредложений. Но не лучше ли предоставить слово самому герою?

* * *

…Между прочим, разок-то я с Камчатки «эмигрировал». Правда, давненько это было. Свадьбу с Людой сыграли, а жилья нет. Туда-сюда, вскипел по молодости. А тут как раз письмо от дружка: валяй, дескать, сюда, поближе к Усть-Каменогорску, квартира будет и работа. Вот и махнул. А Камчатка тянула. Ночью и то, бывало, снится. Бухта, заря камчатская, вулканы. Маялся. А Люда и говорит: «Ехать, Женя, надо». Я сразу письмо. Мол, так и так, судите, ребята, а без вас не могу. Примите. Вот с тех пор и прирос здесь, корни глубокие пустил. И Люда тоже, и дети наши. Двое их у меня. Однажды спрашивает у меня новичок: «Дядя Женя, какое главное условие успеха в нашей профессии?» Я ему так ответил: «Оседлость, дружок. Летуну трудно постичь премудрости нашего ремесла. Впрочем, не только нашего».

Не знаю, кто как, а лично я в свою специальность влюбился еще юнцом. Было это в профтехучилище, тут же, при судоверфи. Увлекся незаметно, в кружках занимался, мастерить пытался. Особенно корпел на практических занятиях. Сновал по участкам, то возле одного постоишь сбоку, то возле другого, присмотришься, сам попробуешь. Словом, учебу я с успехом закончил, по старой квалификационной сетке пятый разряд присвоили. А вот когда в цех пришел, заробел. Одно ведь дело – ученик, практикант, другое – самостоятельно работать. Не клеилось поначалу. Так, наверное, с каждым бывает, когда первый самостоятельный шаг делаешь. Ну, а потом укорял себя: дескать, что я раскис. Терзания мои сразу подметил Юрий Харитонович Девликанов, плазовщик, с полгода на плазе у него проработал. Потом взялись за меня бригадир Семен Устинович Кузнецов и мастер Юрий Александрович Жидков. Собственно, они-то и утвердили во мне веру, помогли покрепче на ноги стать. На дорогу напутствовали: «Корпусник ты, Женька, по призванию. Не робей и делу своему не изменяй».

Одним словом, становление было нелегким и мучительным. С год, пожалуй, «пристреливался». И вот однажды вызывает к себе начальник цеха и говорит: «Решили мы тебя, Кабзистов, бригадиром поставить..» Я даже растерялся. Какой же из меня бригадир, если я только год на заводе. А мне говорят:

– Потянешь.

– А если не потяну?

– Снимем.

Ну, тут уж злость во мне заговорила. Как же так, еще не бригадирствовал, а уже о снятии разговор. Так и стал бригадиром. Ребята, скажу вам, в бригаде подобрались дружные, работящие, потому и дела шли хорошо. И норма, и план – все честь по чести. В газете даже как-то пропечатали. Дескать, вот с кого пример брать следует. И все же какое-то чувство неудовлетворенности жило во мне. Смотрел вокруг и думал: слишком много труда и времени тратим мы на, казалось бы, пустяковые операции. Упростить ведь их можно. И вот, помню, пришел из цеха домой, сел за стол и набросал на бумаге один чертежик. Прикинул, что к чему, рассчитал в цифрах. Голову ломал не зря. Мой способ испытания грузовых стрел признали рациональным. Затрат меньше теперь требовалось, и время экономилось.

Это и было первое рационализаторское предложение. А там за другие взялся. Вот те же, к примеру, льдодробилки. Делали мы их точно по чертежу, без отклонения от технологии. ОТК не придирался. А вот сварят их: куда все девалось. Перекосы, деформации. Снова проверят – никаких технологических нарушений. Ну, тут ясно стало: нужны какие-то конструктивные изменения.

Технологом был тогда в цехе Владимир Прибыльский. К слову сказать, замечательный человек. Приехал он из Ленинграда после техникума. В кармане диплом техника сварочных работ, а пошел простым электросварщиком. Вскоре приглядел в цехе группу ребят, они только что профтехучилище закончили, сколотил из них бригаду. Дело поставил в ней так, что через полгода весь завод заговорил о Прибыльском: нормы перевыполняли и качество хорошее давали. А ведь участок у ребят был наиответственнейший – варили подводную часть корпусов судов. Молоденький технолог, не под стать иным, оказался любознательным и смекалистым парнем. Смотришь, то с рубщиками советуется, то со сверловщиками спор затеет. А то просто подойдет к инженеру и скажет: «Мыслишка одна есть, как вы на это посмотрите?» А смотрел тот, надо сказать, положительно и с желанием. Ибо рацпредложения Прибыльекого были всегда эффективны. Поэтому, когда Володю назначили в цех уполномоченным по рационализации, никто не удивился. К месту он пришелся.

Так вот, собирали мы льдодробилки. Подходит однажды Прибыльский и говорит: «Слушай, Евгений. Что, если вот эти два соединения изменить, а? Деформация ведь может исчезнуть. Как ты думаешь?» Хорошо, покумекаю, говорю. После смены заглянул к нему в кабинет, поделился тем, что за день передумал. А он учебник по сварке открыл и сказал: «Вот если бы не эта ошибочка в твоих рассуждениях…» Что ж, пришлось ночку попыхтеть над чертежами, все примерил, сверил, рассчитал. А утром прихожу и говорю с облегчением: «Вроде докопался, посмотри-ка». Вот так родилось еще одно рацпредложение. А нынче у меня их уже за сотню перевалило.

Я знаю, что у многих моих знакомых самые различные увлечения. Рыбалка, охота, драмкружок. А вот у меня в обычном смысле такого отдыха не получается. Порой отправлюсь по грибы, а сам в мыслях всякие варианты перебираю. И то прикину, и это примерю.

Правда, не всякий понимает нашего брата – рационализатора. Помню, увлекся я одной идеей, все спешу, быстрей хочется ее осуществить. А в упрек: «Чего суетишься? Приварок получить захотел?» Не обидно ли? К примеру, те же резиновые шланги для уплотнения дверей морозильных камер. Я сам их применил в своей работе, проверил, качества отличное получалось. Но с внедрением затянули. Иду к начальству:

– Шланги, говорю, надо использовать.

– Не пори горячку, Кабзистов, успеется.

– А чего ждать? Работают по старинке, а новшество, улучшающее качество, под сукном пылится.

Или взять те же вакуум-сушильные аппараты. В них постоянно забивается зарубашечное пространство. И время варки рыбной муки увеличивается, и коррозируется, ржавеет рубашка. Предложил я установить один дополнительный «поварник» для отвода конденсата пара. А мне и говорят:

– Не положено так. Пока автор не разрешит изменить чертеж, рацпредложение недействительно.

– Ерунда, говорю, получается. Переписка с заводом-изготовителем уже год тянется, а предложение пылится.

– Прав, Кабзистов, но не положено.

Вот так порой бывает. И изобретать приходится, и «толкать» новшества.

В нашей бригаде, например, каждый второй – рационализатор. Пусть не так много на их счету предложений и не слишком увесисты они по своему экономическому эффекту, но главное в том, что ребята до истины докапываются. Это Голубев, Буянов, Шачнев, Павлов, Мельников, Тикун, Солодовников…

Меня нередко спрашивают, почему у тебя, Кабзистов, такая дружная бригада? Как-то на городском слете один товарищ отводит меня в сторону и шепотком, как бы никто не услышал: «Слушай: а выпивают они у тебя?» Смеюсь: «А как же, трезвых я в бригаду не беру». Но шутки-шутками.

Серьезно скажу так: коллектив у нас действительно дружный, живет по принципу – один за всех и все за одного. Сложился, конечно, он не сразу. Поначалу тут было всего шесть человек. Это в пятьдесят седьмом. Я только что из армии пришел. А сейчас 28. Пополнялся в основном за счет ремесленников.

С первого дня стараемся приобщить новичка к делу, поручения даем. К примеру, есть у нас такой бригадный стенд, где обязательства висят, планы и тому подобное. А на нем технический уголок. Так вот ведут его новички. Для них он вроде наглядного пособия: глянет – формулу запомнит, название. Бригада наша молодежная. Отсюда и текучесть. С год, а то и меньше парень поработал, а там пора в армию. У нас каждый через службу прошел. Недавно, к примеру, четверо из бригады в армию ушло: это братья близнецы Танины, еще Бондарев и Мотанов. По традиции собрались бригадой тут же у рабочего места. Юрий Солодовников поэтическое напутствие им прочитал, а бывалые солдаты такой наказ дали: «Кончите службу, на завод родной возвращайтесь». Это у нас всегда так. И скажу вам, возвращаются. Почему? Однозначно, конечно, не ответишь. Видимо, бригадная жизнь им по душе пришлась. Ведь важно очень, в каком, так сказать, микроклимате парень начинает свою рабочую дорогу. А потом, солдат мы тоже не забываем. Они пишут и мы. Иной раз и посылку пошлешь, в гости наведаешься. Вот служит у нас Павел Савченко. Моряк он. Недавно всей бригадой в гости к нему на корабль съездили. Знаете, как парень обрадовался. Интересуюсь у командира, как там наш Паша службу флотскую несет? Молодцом, говорит, в отличниках ходит. А когда прощались, Павел по секрету мне: «Ты, бригадир, имей в виду, с флота прямо в бригаду приду». И в производственных, и во всех иных делах мы – часть большого коллектива. Так что наш бригадный микроклимат складывается под воздействием общего психологического климата. А воспитательная работа в цехе ведется активная и разносторонняя. И по партийной линии, и по комсомольской, да и профсоюз большое дело делает. Мне, как бригадиру, главное – правильно сориентироваться тут надо, основное звено нащупать. Ведь у нас в бригаде, как и в цехе, не все гладко бывает. То опоздание, то прогул, третий задание не выполнил, кто-то брак подсунул, общественный порядок нарушил. У нас так повелось: нарушителя мы не распекаем. Даже голоса не повысим. Но ребята так к нему отнесутся, что от стыда он готов сквозь землю провалиться. Был у нас один парень. К работе равнодушен, невнимателен, рассеян. Держался как-то отчужденно. Мы его особо не тормошили, укора не делали. Просто давали одно задание, другое. Объясняли, как делать надо. Ошибется – поругаем, в чем-либо преуспеет – похвалим. Я его то по грибы приглашу, то в кино. Вот так и перековали характер. Ушел потом парень в армию, так, знаете, какие письма теплые пишет.

Или вот совсем недавний случай. Прибегает ко мне наш комсорг Игорь Павлов, взволнованный, обеспокоенный. «Слушай, – говорит, – Сергей в милицию угодил».

Поехал я к следователю, а он будто обухом по голове: «Под суд его отдадим». Понимаете, не верилось. Наш Сергей уравновешенный, флегматичный, мухи и то не обидит он, а вот на тебе, приложил кулак к одному сквернослову. Не выдержал. Правда, приговор был условным, но сколько бригада за это время пережила. Взяли его на поруки. Лично я в Сергея верю; больше не сорвется.

Словом, сучки и задоринки у нас тоже есть, как в любой бригаде. И жизнь течет по обыкновенному рабочему расписанию.

– Мастер Пронькин -

Пронькина разыскать на участке не просто. Раз пять наведывался в цех, а ответ все один: «Где-то на судне». Пока я ходил от объекта к объекту, в мыслях прикидывал, сколько же мастеру Пронькину приходится за смену вышагать километров. С десяток, никак не меньше. Суда стоят у разных причалов, а быть на них мастеру необходимо. Иногда по нескольку раз в день. Хорошо, конечно, если дело идет нормально, тогда поспокойнее на душе. Но, к сожалению, таких минут на производстве не так-то много. Вот, скажем, только мы присели с Николаем Филипповичем, приготовились с ним о житье-бытье потолковать, как вдруг входит возбужденный парень в спецовке и докладывает:

– Филиппыч, на «Тирасполе» кислорода нет. Мастер, извинившись, на некоторое время отлучился.

Возвратясь, развел руками.

– Вот так весь день, как белка в колесе. Крутись, вертись, а все равно по полочкам все не разложишь.

– Трудно, наверное?

– Знаете, не так трудно, как ответственно. Ведь что не так, стружку с мастера снимают. Ну, а коль ответственно, значит и трудно. Вот у меня на участке восемь бригад, какие они ни хорошие, а глаз нужен. Почти пятьдесят человек. Плюс ремесленники на практике. Нет, не подумайте, что мастер – это надзиратель. Он такой же производственник, как и любой член бригады.

Стать мастером у нас, конечно, каждый может. Все для этого дано. Учись, постигай. Но тут одна загвоздка бывает. Как-то в одном цехе стали подыскивать человека на эту должность. Десяток людей перебрали, а подходящей кандидатуры нет. Одни сами отказывались, другие не «дотягивали». Выходит, главная-то возможность в самом человеке заложена. Есть у него воля, упорство, трудолюбие, будет он мастером.

– Вот лично я, – рассказывал Филиппыч, – семнадцать лет мастером. Вроде, все на зубок знаю, сам все своими руками ощупал, а все равно не все премудрости трубопроводного дела постиг. Пока освоишь одно, там другая новинка. И так все время. Но, знаете, это даже и хорошо, не расхолаживается человек. А что касается обязанностей мастера, тут, пожалуй, лучше перечислить то, что не входит в его компетенцию.

Тут Филиппыч, как говорится, прав на все сто: ноша мастера нелегкая. Все нужно предусмотреть, во всем разобраться. Правильно расставить рабочих, оформить наряды, предупредить брак, проследить за технологическим процессом, новичку помочь. Уж одно это говорит о том, что мастер должен быть не только специалистом своего дела, но и административным работником на вверенном ему производственном участке. Нередко о его успехах судят именно по мастеру: хорош он, ответственно относится к своим обязанностям, значит, и участок его работает ритмично. Проведя такую параллель, начальник цеха заметил:

– У Пронькина всегда порядок. Бригады действуют слаженно, с высокой отдачей. А все потому, что мастер глубоко вникает в технологическую последовательность работ, заблаговременно оформит наряды, тщательно проверит готовность предстоящих операций, осуществит планомерный их контроль. Бригады наперед знают, чем будут заняты завтра, имеют возможность запастись необходимым материалом, инструментом, рационально использовать свое рабочее время.

В цехе то и дело слышишь: «Где Филиппыч?» То он нужен бригадиру, то слесарю, то практиканту из профтехучилища. И хотя характер у мастера не такой уж покладистый, не всегда его лицо свободно от налета хмурости, однако ж собеседник он для них всегда желанный.

В этом человеке, по-моему, два таланта рядом уживаются: во-первых, Пронькин большой мастер, так сказать, специалист, достигший высшего искусства в своем деле. Его наказ и совет всегда полезен рабочему. Но, с другой стороны, Филиппыч еще и воспитатель. По службе и долгу ответственен он за вверенных ему людей.

Пришел как-то к Пронькину Толя Ермилов. Пришел и сказал:

– Возьми, Филиппыч, к себе на участок. Не клеится там у меня.

Там – это в другом цехе. Никто ему, конечно, подножку не ставил, сам споткнулся. С дисциплиной не в ладах был. А таких-то не особенно привечают на новом месте.

– Ну, а у нас как думаешь жить? – спрашивает Филиппыч.

– Поверьте, не подведу.

– Я-то поверю, а как ребята?

Пошел мастер в бригаду Новикова. Сам упросил того взять к себе Ермилова.

– И знаете, – довольно сказал мне Пронькин, – не ошибся. Отлично работает.

Тут ничего не скажешь: тянется молодежь к Филиппычу. Возьмем тех же практикантов из заводского профтехучилища. Их мастер Альберт Францевич Гудковский говорит:

– На участок Пронькина ребята идут с большой охотой. Тут всегда приветят, отнесутся с вниманием. В бригады как равных примут. Сам Пронькин побеседует, подскажет.

– Ну, а как же иначе, – удивляется Филиппыч, – наша же это смена. Сегодня зелень, а завтра зрелый рабочий.

Но не надо думать, что новичков мастер по головке гладит. У него к каждому своя мерка строгости и требовательности.

– Пусть они не думают, что стать рабочим – простое дело. Иной полагает, что сегодня воткнул в землю яблоню, и плоды снимай. Нет, так не бывает. Прежде с ней лет семь повозиться надо. Я и сыновьям то же самое говорю.

У Филиппыча их двое: Саша и Володя. Работают здесь же в трубопроводном, где и отец. Свой путь выбрали для себя сами. Пронькин, как, впрочем, и любой родитель, хотел видеть в том же Владимире завтрашнего инженера, с дипломом. А сын по-иному рассудил.

– В цех хочу, отец. Там дело конкретное.

Пронькин вскипел:

– Ты выбрось дурь из головы, учись.

– Можно учиться и работать. Ты же в мои годы каким мастером уже был?

– Так то время какое было? Война, разруха. Ржаная краюха хлеба в радость, а тебе булка с маслом, и то нос воротишь. Чего тебе не хватает?

Нет, не уговорил Филиппыч сына. Настоял-таки тот на своем. Закончил ремесленное училище, сейчас в бригаде Новикова, на отцовском участке. Доволен ли? Филиппыч улыбается.

– Пожалуй, да. Ну, а Саша из армии вот вернулся, тоже в трубопроводном прописался.

Пронькин трудится в цехе четверть века. С пожелтевшей фотографии, которую Николай Филиппович мне потом показал, глянул на меня веселый паренек. Ершистый чуб, курносый нос, прищуренный взгляд. Снимок для первого заводского пропуска, который нынешний мастер получил в пятнадцать лет. Сейчас, конечно, от того Кольки Пронькина мало что осталось. Время сделало свое дело: резануло по лицу глубокими морщинами, чуть пригнуло спину, посеребрило виски. Ничего не поделаешь – годы. Но с ними одновременно пришло к Пронькину и другое: мастерство и признание. На груди Филиппыча – орден Октябрьской революции.

– Бригада Лушникова -

На заводских часах 7.20. Цех еще пуст. Но у верстака, на котором висит красный вымпел с надписью: «Победителю во Всесоюзном социалистическом соревновании», двое в рабочих спецовках. Первый, что повыше, уткнувшись в ватманский лист с какой-то схемой, говорит:

– Да, Николай, «сээртээмчик» этот – крепкий орешек. Помозговать тут придется.

Второй, широкоплечий, ростом пониже, в черном берете, слушает и кивает головой:

– В схемах, Борис, нам надо как следует разобраться. Вдруг слышится:

– Привет, ребята!

У верстака появился третий. Это Коля Углев, невысок, с довольным лицом. Он только что из раздевалки. В руках свежая газета.

– Завтра в «Океане» идет «Блокада». Сходим, ребята?

– Это можно, – слышится голос бригадира, – в субботу только. Ну, а теперь к делу. Ты, Углев, знаешь, чем займешься сегодня?

– Конечно.

– А как делать, тоже усвоил? Ладно, иди-ка сюда, еще разок по схеме пройдемся.

Без десяти восемь. Вся бригада у верстака. Через минуту и на причал. По пути Лушников поясняет:

– Возни тут многовато будет. Сами прикиньте: из СРТМ нужно сделать «мукомол», ну, это вроде маленького БМРТ. А что это для нас значит? Котел замени, насосы тоже, поставь туковый барабан… собственно, по новой схеме уже вести следует. Нет, помозговать здесь придется…

Четверо шагают впереди. Уверенно. Широко.

А вот и судно. Слегка покачивается на утренних волнах. По узкому трапу – на СРТМ. Сразу кто куда: Фоменко, Чувилин – на камбуз, Зозуля – в машинное отделение, Углев – в трюм.

– Ну, а вам сейчас я шахту покажу, – говорит бригадир. Знаете, что такое? Шахта – это вроде колодца, глубиной в несколько метров. А «Палтус» – поисковый прибор. Так вот, расположен он на самом днище. Мы к нему прямого отношения не имеем, но спускаться сюда трубопроводчику необходимо. То трубы парового отопления подлатать надо, то грелку заменить. На судне, между прочим, все ведь на трубах держится. Если, скажем, вытянуть их в одну прямую, получится с десяток километров. А на БМРТ и того больше. Но трубы здесь сосредоточены в основном на малых площадях, зачастую там, куда только на коленках добраться можно. Они во всех судовых закоулках, ими крепко обвязаны сотни различных механизмов. И не простое это дело, снять всю систему, отремонтировать, прочистить, а потом заново смонтировать. Слесарь-трубопроводчик должен все рассчитать, примерить, прикинуть. В иной системе по три сотни труб и каждую ведь поставь на свое место. Понятно, дается это человеку не сразу, а с годами, опытом.

Лушников уточняет:

– У нас Зозуля читает схемы грамотно, рассчитывает точно. Но опять-таки, как тут посмотреть. «Свои» трубы, которые сам снимает, Николай помнит, хорошо знает, а доведись с «чужими» столкнуться, убей, не запомнит. Вот Чувилин – другое дело. У этого опыта побольше. Запомнит и рассчитает. И свои и чужие. Со мной он еще с ремесленного знаком, практику проходил. Отслужил и снова к нам. Я на него, как на самого себя, полагаюсь. Гвардейцем пятилетки в прошлом году стал. Вскипеть, вспылить может. Лично я никак не мог подхода к нему найти. Тогда и говорю Фоменко: «Слушай, Виталь, возьми-ка в напарники Николая. У тебя характер совсем противоположный…»

Фоменко тут же, рядом с нами. Улыбается.

– Да вроде сошлись характерами.

Виталий постарше Николая. Коммунист. В бригаду Лушникова из инструментального пришел. Приметен он в коллективе своим олимпийским спокойствием, однако это не помеха в его высокопроизводительной работе. Чувилин порой загорится весь, а Фоменко ему: «Не горячись, Коля. Спокойней». Вообще сочетание, по мнению бригадира, получилось удачное. У одного опыт, прекрасная хватка, у другого – уравновешенность и рассудительность.

И, наконец, Николай Углев. С Лушниковым знаком он не первый год. Но вместе работают недавно. Точнее, сразу после того, как Виктора Гусарова проводили в армию. Бригадир отзывается о нем с похвалой, но тут же добавляет: «Коле еще учиться надо. Много учиться».